Страница:
Таким образом, преп. Феодор дал Студийской киновии такую прочную и сложную административную организацию, какой восточно-византийское монашество предшествующего времени не знало. Обилие и разнообразие монастырских оффикий (должностей), их целесообразность, правильная систематизация и жизненная в них необходимость для киновии – все это было явлением новым, хотя и выросшим на основе иноческого законоположничества св. Василия Великого, но вполне оригинальным и своеобразным, поскольку возникло в ответ на местные запросы, выражало иноческие идеалы преп. Феодора Студита. Эти оффикии принципиально соответствовали задачам византийской киновии и были жизненно необходимы, поэтому институт должностных монастырских лиц, установленный преп. Феодором, привился и в дальнейшей монастырской жизни средневековой Византии явился образцом для многих других общежительных иноческих организаций православного Востока, он сделался характерной особенностью административного строя киновиального быта[367]. Жизненности этого студийского учреждения много содействовала и регламентация круга обязанностей должностных лиц (до епитимии за их нарушение), которая была установлена преп. Феодором в его специальных письменных творениях[368], главным же образом в Уставе.
Что касается Устава преп. Феодора Студита, то его существование и практическое значение не подлежат сомнению, хотя оригинальная его редакция остается и до настоящего времени неизвестной науке и затеняется его краткой записью («'Ύποτΰπωσις καταστάσεως της μονής των Στουδίου») от Х века[369]. На этот устав проливают яркий свет различные творения преп. Феодора: «Διαθήκη» («Завещание»), «Έπιτίμια» («Епитимии»), «"Ιαμβοι» («Ямбы» или «Эпиграммы»), «Κανόνες» («Правила»), особенно же его «Оглашения», которые представляют детальный комментарий к различным положениям основного канонисма святого отца. Поэтому восстановить идейную сторону устава преп. Феодора и подробности его практических предписаний представляется возможным при наличии и тех источников, которыми наука располагает в настоящее время. Эти источники не оставляют сомнения в том, что общежительный устав преп. Феодора в своей основе заимствован из аскетических творений св. Василия Великого, как это раскрывается самим преп. Феодором, а равно констатировано и в специальных научных исследованиях о нем[370]. Но теперь есть возможность указать и на другой источник Студийского устава, устанавливающий его связь с уставом Иерусалимским. В 40-м оглашении третьей части «Великого оглашения», известном нам по рукописи Патмосского монастыря (№ CXI), содержится такое важное свидетельство: «…η δίαιτα κεκανονισμένη επί τε βρώσεως και πόσεως κατα τα ύπό του αγίου Θεοδοσίου γεγραμμένα»[371].
Таким образом, сам преп. Феодор свидетельствует, что его правила о пище и питье монахов были установлены согласно с постановлениями об этом преп. Феодосия Киновиарха (ум. 529), известного устроителя киновиальной иноческой жизни в Палестине, современника и сподвижника законоположника палестинского монашества преп. Саввы Освященного (ум. 532)[372]. Значит, преп. Феодор Студит в своем уставе объединил монастырскую практику Константинополя и Иерусалима, установил внутреннюю связь между киновиями Византии и Святой Земли, создал до известной степени общий устав для всего греко-восточного монашества. Но, конечно, всякое заимствование из источников каппадокийского и палестинского, привнесенное в Устав преп. Феодора, было сделано вполне свободно, применительно к потребностям Студийского монастыря, так что этот устав представляется памятником новым и оригинальным[373].
Составив общежительный устав в соответствии со своими аскетическими воззрениями и нуждами современного монашества, преп. Феодор осуществил его и практически – на примере Студийской киновии, о высоте нравственного совершенства которой свидетельствуют как древние биографы этого законоположника монашества[374], так и сам святой отец, хотя он был в высшей степени требователен к студитам и обязывал их исполнять устав во всей его полноте[375]. Но и этот строгий и взыскательный игумен, между прочим, говорил своим ученикам: «Вы уже совершенны, исполнены всего, не нуждаетесь во многих наставлениях, вы в состоянии воспитывать себя и имеете собственные средства для научения, ибо путем Божественных чтений, евангельских оглашений и отеческих наставлений пред вами раскрылось Божественное ведение, в вашем разуме засиял и заблистал свет страха Божия»[376]. В другой раз преп. Феодор так говорил о студитах: «Радуйтесь, небесные жители, изгнанники на земле, обитатели вышнего Иерусалима, наследники Царства Небесного, не имеющие жребия и доли в земных сладостях. Радуйся, благое и богособранное братство, единодушное, единосердечное, отцелюбивое и братолюбивое собрание, ангельский на земле полк, возобновители древнего жития всесвятых отцов наших. Радуйтесь, работники Божии, трудолюбцы и мужи апостольские, которые день и ночь работают своими руками, дабы не отяготить других, и которые этим удовлетворяют не только свои нужды, но и своих слабейших братьев, а также и посторонних нуждающихся людей! Радуйся, несокрушимый строй, богосоединенный лик, которого не сокрушили ни царские угрозы, ни страх пред властями, ни даже готовая уже смерть! Радуйтесь, радующиеся друг за друга и усвояющие каждый себе отличие своего брата, в коих нет ни зависти, ни соперничества, ни недоброжелательства, а вместо этого имеются мир, любовь и согласие!»[377] «У вас, как у Ангелов, – говорил еще преп. Феодор своим ученикам, – во всем – мир и любовь, как бы единая душа, единая воля, единое дыхание и сплоченность между собою, так как уничтожены все поводы к разделениям и спорам из-за собственности, плотская дружба и родственные связи. И действительно, по благоволению Божию и по молитвам моего отца[378], у вас все это изгнано и наблюдается совершенно противоположное – общая собственность или, лучше, полное отсутствие всякой собственности и обладание всем, любовь и расположение ко всем, отрешение от плотских родителей, братьев и вообще всех сродников. В этом отношении я открыто заявляю о вашей доблести и признаю, что хотя у нас опасность и сейчас же за воротами и мы живем в этом городе как будто на войне, или в борьбе, или в душепагубных искушениях, однако вы не воспламеняетесь, не совращаетесь и не даете себя уронить; напротив, – вы делаете гораздо больше, чем страдаете, так как приносите пользу и посторонним, которые о вас слышат, и своим сподвижникам»[379].
Но всеми своими успехами и совершенством в области аскетического созерцания и делания, равно как и образцовым устройством киновии, студиты были обязаны своему кормчему и руководителю – своему отцу и учителю преп. Феодору, который не только сам отличался высотою морального преуспеяния во всех добродетелях, но и создал в киновии наилучшую «мастерскую» иноческих доблестей, дал идеальный образец общежительного строя не только для своего, но и для всего последующего времени, регламентировав его в авторитетном для византийско-восточного монашества уставе. Справедливо поэтому преп. Феодор ставится по своим заслугам для монашества в один ряд с великим законоположником иночества св. Василием.
Глава пятая
Что касается Устава преп. Феодора Студита, то его существование и практическое значение не подлежат сомнению, хотя оригинальная его редакция остается и до настоящего времени неизвестной науке и затеняется его краткой записью («'Ύποτΰπωσις καταστάσεως της μονής των Στουδίου») от Х века[369]. На этот устав проливают яркий свет различные творения преп. Феодора: «Διαθήκη» («Завещание»), «Έπιτίμια» («Епитимии»), «"Ιαμβοι» («Ямбы» или «Эпиграммы»), «Κανόνες» («Правила»), особенно же его «Оглашения», которые представляют детальный комментарий к различным положениям основного канонисма святого отца. Поэтому восстановить идейную сторону устава преп. Феодора и подробности его практических предписаний представляется возможным при наличии и тех источников, которыми наука располагает в настоящее время. Эти источники не оставляют сомнения в том, что общежительный устав преп. Феодора в своей основе заимствован из аскетических творений св. Василия Великого, как это раскрывается самим преп. Феодором, а равно констатировано и в специальных научных исследованиях о нем[370]. Но теперь есть возможность указать и на другой источник Студийского устава, устанавливающий его связь с уставом Иерусалимским. В 40-м оглашении третьей части «Великого оглашения», известном нам по рукописи Патмосского монастыря (№ CXI), содержится такое важное свидетельство: «…η δίαιτα κεκανονισμένη επί τε βρώσεως και πόσεως κατα τα ύπό του αγίου Θεοδοσίου γεγραμμένα»[371].
Таким образом, сам преп. Феодор свидетельствует, что его правила о пище и питье монахов были установлены согласно с постановлениями об этом преп. Феодосия Киновиарха (ум. 529), известного устроителя киновиальной иноческой жизни в Палестине, современника и сподвижника законоположника палестинского монашества преп. Саввы Освященного (ум. 532)[372]. Значит, преп. Феодор Студит в своем уставе объединил монастырскую практику Константинополя и Иерусалима, установил внутреннюю связь между киновиями Византии и Святой Земли, создал до известной степени общий устав для всего греко-восточного монашества. Но, конечно, всякое заимствование из источников каппадокийского и палестинского, привнесенное в Устав преп. Феодора, было сделано вполне свободно, применительно к потребностям Студийского монастыря, так что этот устав представляется памятником новым и оригинальным[373].
Составив общежительный устав в соответствии со своими аскетическими воззрениями и нуждами современного монашества, преп. Феодор осуществил его и практически – на примере Студийской киновии, о высоте нравственного совершенства которой свидетельствуют как древние биографы этого законоположника монашества[374], так и сам святой отец, хотя он был в высшей степени требователен к студитам и обязывал их исполнять устав во всей его полноте[375]. Но и этот строгий и взыскательный игумен, между прочим, говорил своим ученикам: «Вы уже совершенны, исполнены всего, не нуждаетесь во многих наставлениях, вы в состоянии воспитывать себя и имеете собственные средства для научения, ибо путем Божественных чтений, евангельских оглашений и отеческих наставлений пред вами раскрылось Божественное ведение, в вашем разуме засиял и заблистал свет страха Божия»[376]. В другой раз преп. Феодор так говорил о студитах: «Радуйтесь, небесные жители, изгнанники на земле, обитатели вышнего Иерусалима, наследники Царства Небесного, не имеющие жребия и доли в земных сладостях. Радуйся, благое и богособранное братство, единодушное, единосердечное, отцелюбивое и братолюбивое собрание, ангельский на земле полк, возобновители древнего жития всесвятых отцов наших. Радуйтесь, работники Божии, трудолюбцы и мужи апостольские, которые день и ночь работают своими руками, дабы не отяготить других, и которые этим удовлетворяют не только свои нужды, но и своих слабейших братьев, а также и посторонних нуждающихся людей! Радуйся, несокрушимый строй, богосоединенный лик, которого не сокрушили ни царские угрозы, ни страх пред властями, ни даже готовая уже смерть! Радуйтесь, радующиеся друг за друга и усвояющие каждый себе отличие своего брата, в коих нет ни зависти, ни соперничества, ни недоброжелательства, а вместо этого имеются мир, любовь и согласие!»[377] «У вас, как у Ангелов, – говорил еще преп. Феодор своим ученикам, – во всем – мир и любовь, как бы единая душа, единая воля, единое дыхание и сплоченность между собою, так как уничтожены все поводы к разделениям и спорам из-за собственности, плотская дружба и родственные связи. И действительно, по благоволению Божию и по молитвам моего отца[378], у вас все это изгнано и наблюдается совершенно противоположное – общая собственность или, лучше, полное отсутствие всякой собственности и обладание всем, любовь и расположение ко всем, отрешение от плотских родителей, братьев и вообще всех сродников. В этом отношении я открыто заявляю о вашей доблести и признаю, что хотя у нас опасность и сейчас же за воротами и мы живем в этом городе как будто на войне, или в борьбе, или в душепагубных искушениях, однако вы не воспламеняетесь, не совращаетесь и не даете себя уронить; напротив, – вы делаете гораздо больше, чем страдаете, так как приносите пользу и посторонним, которые о вас слышат, и своим сподвижникам»[379].
Но всеми своими успехами и совершенством в области аскетического созерцания и делания, равно как и образцовым устройством киновии, студиты были обязаны своему кормчему и руководителю – своему отцу и учителю преп. Феодору, который не только сам отличался высотою морального преуспеяния во всех добродетелях, но и создал в киновии наилучшую «мастерскую» иноческих доблестей, дал идеальный образец общежительного строя не только для своего, но и для всего последующего времени, регламентировав его в авторитетном для византийско-восточного монашества уставе. Справедливо поэтому преп. Феодор ставится по своим заслугам для монашества в один ряд с великим законоположником иночества св. Василием.
Глава пятая
Богословско-литературная деятельность преподобного Феодора Студита
Преп. Феодор Студит не только был выдающимся церковно-общественным деятелем, оставившим заметный след в истории Византии, но и ознаменовал свою практическую деятельность разносторонними и учено-литературными трудами, которые и сохраняют за ним почетное место среди представителей богословского просвещения византийской эпохи. Получив свыше талант мудрости за преизбыток нравственной чистоты[380], преп. Феодор в своих литературных творениях проповедовал присущую ему истинную мудрость, озаренную светом Божественного ведения и освященную Божественной благодатью[381]. Эти творения отражали практическую деятельность святого отца, дополняли ее и разъясняли, являлись равноценной его заслугой перед Церковью в защите Евангелия, канонов и законов, сделались неумолчными свидетелями его великих деяний в области монашеской жизни и навсегда остаются для читателей богатейшим источником поучающей и просвещающей святоотеческой мудрости. К сожалению, не все творения св. Феодора сохранились и изданы в печати, некоторые остаются и теперь в рукописях, но то, что опубликовано, может быть разделено по своему содержанию и характеру на несколько групп.
Первую группу богословско-литературных трудов преп. Феодора составляют творения догматико-полемического содержания, разъясняющие догмат иконопочитания и опровергающие иконоборческую ересь. К ним прежде всего относятся «Αόγοι αντιρρητικοί τρεις κατα εικονομάχων» («Три опровержения иконоборцев»)[382], «которые опровергают софизмы иконоборцев, теснят их, не позволяя им даже вздохнуть, и истинными догматическими доводами ниспровергают их ложь»; святой отец поразил здесь иконоборцев, как Давид Голиафа, решительно низложил чуждую истине ересь и избавил Церковь от величайшего позора[383]. Два первых «Слова» написаны в форме диалога между православным и еретиком, причем первый опровергает возражения второго. В первом «Слове» раскрывается преимущественно догматическая сторона иконопочитания, в связи с тайной воплощения Бога Слова, а во втором речь идет преимущественно о поклонении святым иконам, причем преп. Феодор, чтобы установить древность иконопочитания, обращается и к авторитету святых отцов. «Опровержение третье», состоящее из четырех глав, обосновывает истину иконопочитания логическими доводами, представляя аргументы и положительные, и отрицательные, последние – в виде возражения иконоборцев и доведения их ad absurdum. В творении «"Έλεγχος και ανατροπή τών ασεβών ποιημάτων»(«Опровержение и низложение нечестивых стихотворений»)[384] преп. Феодор критикует нечестивые стихотворные произведения еретиков-иконоборцев Иоанна, Игнатия, Сергия и Стефана, пытавшихся поколебать догмат иконопочитания. Преп. Феодор приводит здесь самые поэтические «образцы» иконоборческой музы и противопоставляет им акростихи православного, затем последовательно разбирает воззрения иконоборческих поэтов и их историческую подборку против Седьмого Вселенского Собора и в защиту собора иконоборческого 754 года; он противопоставляет этим воззрениям, с одной стороны, учение Священного Писания и отцов Церкви о почитании и поклонении святым иконам, а с другой – вероопределение Седьмого Вселенского Собора, признанного православным христианином. В творении «Προβλήματά τινα πρός εικονομάχους»(«Некоторые вопросы иконоборцам»)[385] предлагаются вопросы иконоборцам, утверждающим, будто Господь наш Иисус Христос неописуем по Своему телесному образу; эти вопросы решаются преп. Феодором в соответствии с учением Православной Церкви и на основании рассудочных доводов. В творении «Κατα εικονομάχων κεφάλαια επτά» («Против иконоборцев семь глав»)[386] преп. Феодор, опровергая иконоборцев, объясняет, что в иконопочитании нет ни обоготворения икон, ни идолопоклонства, разъясняет, почему в Евангелии не говорится прямо об изображении Христа и почему поклонение Честному Кресту совместимо с поклонением святым иконам. «Επιστολή πρός ΤΙλάτωνα περί τής προσκυνήσεως τών εικόνων» («Письмо Платону о почитании икон»)[387] раскрывает связь иконопочитания с Домостроительством нашего спасения и обосновывает догмат на основе святоотеческого учения. Известно, что преп. Феодор написал еще «Στηλιτευτικός λόγος» («Стилитевтик»)[388] и «Τετράδια»(«Тетради»)[389], в которых также представил опровержение иконоборчества, но эти творения не сохранились. Вообще в догматико-полемических своих творениях преп. Феодор разносторонне и глубоко раскрыл и обосновал догмат иконопочитания, представив веские аргументы в его пользу против иконоборцев – и библействующих, и богословствующих, и философствующих. В своих воззрениях преп. Феодор примыкал к вероопределению Седьмого Вселенского Собора, но в решении вопроса об иконопочитании обращался и к святоотеческому авторитету прежнего времени, и к теоретическим доводам proи contra своего времени в отношении этого догмата. Его мысль отличается силой и выразительностью, его логика с удивительной меткостью и основательностью показывает слабые места в силлогистике иконоборцев; путем искусных аргументов он или обращает в ничто доводы противников иконопочитания, или доводит их ad absurdum. В догматико-полемических творениях преп. Феодора с необыкновенной ясностью отобразилась и глубина библейского, святоотеческого и богословствующего ведения, и сила его философской мысли, и страстная убежденность в правоте иконопочитания.
Ко второй и самой многочисленной группе богословско-литературных трудов преп. Феодора относятся творения нравственно-аскетического содержания. Это прежде всего «Μικρα Κατήχησις»(«Малое оглашение»). Это творение состоит из 134 огласительных поучений, которые были предложены святым отцом как импровизация на тему различных обстоятельств в жизни личной и монастырской, обыкновенно служивших для него предметом собеседований с иноками. Праздники Пасхи, Вознесения Господня, Пятидесятницы и другие, смена времен года, церковные волнения, уклонения иноков от монастырского устава, болезнь и смерть братьев и т. п. – все служило поводом для беседы о монашеской жизни, ее задачах и требованиях, о совершенствовании в добродетелях, о путях и средствах духовного делания. Всегда имея в виду один предмет – аскетизм в его реальных проявлениях, преп. Феодор каждый раз рассматривает эту тему с новой точки зрения, выделяет ту или иную сторону сложного духовного процесса, каждый частный, конкретный случай решает в соответствии с Откровением и учением святых отцов, руководствуясь личным опытом и учитывая условия студийского монастырского быта. Речь святого отца отличается краткостью и простотою, местами исполнена поэтического вдохновения, согрета горячей любовью к братству и его подвигу; то увещаниями и наставлениями, то угрозами и прещениями, то отеческим советом и проповедническим убеждением преп. Феодор зовет иноков к нравственному совершенству. Оглашения «Малого катехизиса» явились ответом на запросы жизни, они говорят инокам о презрении к миру и бедствиям, о постоянстве в аскетических подвигах и вообще о том, что прилично каждому дню. Уже вскоре после смерти преп. Феодора эти оглашения прочитывали в церкви – по три поучения еженедельно, как завет отца духовным чадам о том, что им должно делать в монастыре и как проводить свою жизнь[390].
Другое аналогичное творение преп. Феодора – «Μεγάλη Κατήχησις» («Великое оглашение»). Оно состоит из трех частей, первая из которых содержит 87 огласительных поучений, вторая – 124 и третья – 40 поучений. Тогда как «Малое оглашение» представляет собой ряд ораторских импровизаций святого отца, «Великое оглашение» составлено по заранее обдуманному плану[391]. Здесь святой отец также говорит о монашеской жизни, о ее сущности и различных частных проявлениях, но мысль его глубже проникает в предмет обсуждения, он разносторонне и подробно рассматривает вопрос, полнее рисует картину монастырского быта, представляет более сложный анализ видов добродетели, главным образом касающихся общежительного иноческого строя, а вместе с тем предлагает лечение пороков. По содержанию «Великое оглашение» аналогично «Малому оглашению». Оно раскрывает основы нравственно-аскетической жизни, дает характеристику добродетельного пути, предлагает пастырско-учительное руководство в области морального совершенства. Преп. Феодора упрекали в однообразии его оглашений. «Да о чем же другом мне говорить? – отвечал он своим критикам. – Разве мы переменили начатую нами жизнь, чтобы мне ввиду этого изменить и предмет оглашений? Никоим образом. И я не перестану часто говорить и повторять одно и то же, не перестану прославлять добродетель и хулить порок»[392]. Поэтому справедливо оба «Оглашения» преп. Феодора почитались в византийскую эпоху полезнейшим и назидательнейшим чтением[393].
К этой же группе творений преп. Феодора относятся «Κεφάλαια Δ» («Четыре главы»)[394], где святой отец определяет сущность аскетической жизни и дает наставления о достойном ее прохождении, и «ΔιαΒήκη» («Завещание»)[395], в котором преп. Феодор излагает свое исповедание веры, высказывает собственный взгляд на монашество, говорит об игумене, своем преемнике по управлению Студийским монастырем, дает наставления ему и братству относительно подвигов иноческой жизни. «Завещание» знакомит с внутренней жизнью Студийского монастыря.
Третью группу творений преп. Феодора составляют памятники литургического и канонического содержания. К этой группе относится прежде всего «'Ύποτΰπωσις καταστάσεως της μονής των Στουδίου»(«Устав Студийского монастыря»), где изложены чинопоследования различных богослужений и дисциплинарные правила монастырской жизни в Студийском монастыре. «В священных монастырях, – говорит составитель «'Ύποτΰπωσις», – от древних времен утвердились многие и различные предания, и одни из этих монастырей управляются и руководятся в Царство Небесное одними уставами, другие другими. Одно из всех есть предание, которое мы приняли от великого отца нашего и исповедника Феодора, и не одни мы, но и многие из лучших монастырей избрали и содержат его как совершеннейшее, устраняющее и излишества, и недостатки. Посему и мы ныне, повинуясь отеческим приказаниям, преклонили себя к послушанию, чтобы предать его письмени в непреходящую память родам»[396]. Таким образом, «'Ύποτΰπωσις»в той редакции, которая известна в печати[397], записано не самим Феодором Студитом, но анонимным его последователем и учеником, жившим в самом Студийском монастыре и воспроизведшим в своей записи его богослужебно-дисциплинарную практику в том подлинном ее применении, которое было введено и канонизовано преп. Феодором; поэтому справедливо, что это описание порядков Студийского монастыря приписывается преп. Феодору и признается его собственным уставом. Устав Студийского монастыря содержит драгоценные сведения относительно совершения церковного богослужения на Святую Пасху и другие праздники вплоть до Пятидесятницы, а равно в Четыредесятницу святых апостолов, на Успение Богоматери и в будничные дни, говорит о богослужении Святой Четыредесятницы и Благовещения и о соразмерности в службах, содержит предписания о количестве и качестве кушаний и питий в монастыре в течение года, о благочинии в трапезе, о количестве одежды и обуви для монахов, о постели и т. п. Устав преп. Феодора Студита имел громаднейшее значение в истории монашества не только византийско-восточного, но и русского[398] и является драгоценнейшим памятником византийской богословской письменности.
С Уставом преп. Феодора связаны и некоторые другие его творения. Так, в труде «Περί εξαγορεύσεωως και τών ταύτης διαλύσεων κανόνες» («Правила об исповеди и разрешениях ее»)[399] говорится об исповеди, дана характеристика некоторых грехов (например, лжи, сребролюбия, тщеславия) и изложены правила духовного наказания за них. В творении «Περί ερωτήσεως καί τών ταύτης διαλύσεων κανόνες» («Правила по поводу некоторых вопросов и ответов»)[400] предложено решение четырех вопросов литургического и канонического содержания. В творении «Έπιτίμια»[401] преп. Феодор пишет о наказаниях должностным монастырским лицам (келарю, повару, библиотекарю, каллиграфу и т. д.), ремесленникам и вообще всем инокам за нарушение своих обязанностей и послушаний. В частности, святой отец определил, каким епитимиям, отлучениям и скольким коленопреклонениям должны подлежать те, кто запаздывает к Божественным песнопениям, или кто разбивает сосуд, или кто обидит брата, скажет в беседе лишнее слово и не сдержит языка, – всем им сообразно поступкам он назначил епитимии[402]. В житиях преп. Феодора сообщается о правилах, составленных ямбическим стихом, для всех должностных лиц монастыря[403]. В «"Ιαμβοι εις διαφόρους υποθέσεις» («Ямбы на разные темы»)[404] преп. Феодор описывает и воспевает монашескую жизнь, касаясь и общих ее оснований, и служебных дел, и монастырских предписаний. Он прославляет здесь всех, отрекшихся от мира, дает наставления игумену, его наместнику, эконому, епистимонархам, епитиритам, канонарху, таксиарху, келарю, повару, вестариям, будильщикам, больничнику, привратнику и другим должностным лицам, обращается с назиданиями к мирянам, бедным и богатым, приходящим в монастырь. «Ямбы» чужды обычной византийской риторики, отличаются содержательностью. Преп. Феодор поучает вере и благочестию, отечески увещевает избегать соблазнов мира, указывает на средства для достижения цели. В «Ямбах» он также прославляет святые иконы, полемизируя с иконоборцами, воспевает различные церкви (Богородицы, святого Петра, святого Иоанна Златоуста) и части храма (престол, алтарь, нарфик), возвеличивает древних отцов Церкви (Дионисия, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Афанасия Великого и других). «Ямбы» преп. Феодора являются примечательным памятником византийской поэзии и устанавливают связь между произведениями этого рода от VII до Х века[405].
Преп. Феодор писал и церковные песнопения, например гимны в честь [св.] патриарха Павла (IV век) и святых Евфимия, Ефрема, Феодора Сикеота, Емилиана, Василия, Афанасия, Григория Богослова, Григория Нисского, Епифания, Николая, Антония, Иоанна Златоуста[406].
Первую группу богословско-литературных трудов преп. Феодора составляют творения догматико-полемического содержания, разъясняющие догмат иконопочитания и опровергающие иконоборческую ересь. К ним прежде всего относятся «Αόγοι αντιρρητικοί τρεις κατα εικονομάχων» («Три опровержения иконоборцев»)[382], «которые опровергают софизмы иконоборцев, теснят их, не позволяя им даже вздохнуть, и истинными догматическими доводами ниспровергают их ложь»; святой отец поразил здесь иконоборцев, как Давид Голиафа, решительно низложил чуждую истине ересь и избавил Церковь от величайшего позора[383]. Два первых «Слова» написаны в форме диалога между православным и еретиком, причем первый опровергает возражения второго. В первом «Слове» раскрывается преимущественно догматическая сторона иконопочитания, в связи с тайной воплощения Бога Слова, а во втором речь идет преимущественно о поклонении святым иконам, причем преп. Феодор, чтобы установить древность иконопочитания, обращается и к авторитету святых отцов. «Опровержение третье», состоящее из четырех глав, обосновывает истину иконопочитания логическими доводами, представляя аргументы и положительные, и отрицательные, последние – в виде возражения иконоборцев и доведения их ad absurdum. В творении «"Έλεγχος και ανατροπή τών ασεβών ποιημάτων»(«Опровержение и низложение нечестивых стихотворений»)[384] преп. Феодор критикует нечестивые стихотворные произведения еретиков-иконоборцев Иоанна, Игнатия, Сергия и Стефана, пытавшихся поколебать догмат иконопочитания. Преп. Феодор приводит здесь самые поэтические «образцы» иконоборческой музы и противопоставляет им акростихи православного, затем последовательно разбирает воззрения иконоборческих поэтов и их историческую подборку против Седьмого Вселенского Собора и в защиту собора иконоборческого 754 года; он противопоставляет этим воззрениям, с одной стороны, учение Священного Писания и отцов Церкви о почитании и поклонении святым иконам, а с другой – вероопределение Седьмого Вселенского Собора, признанного православным христианином. В творении «Προβλήματά τινα πρός εικονομάχους»(«Некоторые вопросы иконоборцам»)[385] предлагаются вопросы иконоборцам, утверждающим, будто Господь наш Иисус Христос неописуем по Своему телесному образу; эти вопросы решаются преп. Феодором в соответствии с учением Православной Церкви и на основании рассудочных доводов. В творении «Κατα εικονομάχων κεφάλαια επτά» («Против иконоборцев семь глав»)[386] преп. Феодор, опровергая иконоборцев, объясняет, что в иконопочитании нет ни обоготворения икон, ни идолопоклонства, разъясняет, почему в Евангелии не говорится прямо об изображении Христа и почему поклонение Честному Кресту совместимо с поклонением святым иконам. «Επιστολή πρός ΤΙλάτωνα περί τής προσκυνήσεως τών εικόνων» («Письмо Платону о почитании икон»)[387] раскрывает связь иконопочитания с Домостроительством нашего спасения и обосновывает догмат на основе святоотеческого учения. Известно, что преп. Феодор написал еще «Στηλιτευτικός λόγος» («Стилитевтик»)[388] и «Τετράδια»(«Тетради»)[389], в которых также представил опровержение иконоборчества, но эти творения не сохранились. Вообще в догматико-полемических своих творениях преп. Феодор разносторонне и глубоко раскрыл и обосновал догмат иконопочитания, представив веские аргументы в его пользу против иконоборцев – и библействующих, и богословствующих, и философствующих. В своих воззрениях преп. Феодор примыкал к вероопределению Седьмого Вселенского Собора, но в решении вопроса об иконопочитании обращался и к святоотеческому авторитету прежнего времени, и к теоретическим доводам proи contra своего времени в отношении этого догмата. Его мысль отличается силой и выразительностью, его логика с удивительной меткостью и основательностью показывает слабые места в силлогистике иконоборцев; путем искусных аргументов он или обращает в ничто доводы противников иконопочитания, или доводит их ad absurdum. В догматико-полемических творениях преп. Феодора с необыкновенной ясностью отобразилась и глубина библейского, святоотеческого и богословствующего ведения, и сила его философской мысли, и страстная убежденность в правоте иконопочитания.
Ко второй и самой многочисленной группе богословско-литературных трудов преп. Феодора относятся творения нравственно-аскетического содержания. Это прежде всего «Μικρα Κατήχησις»(«Малое оглашение»). Это творение состоит из 134 огласительных поучений, которые были предложены святым отцом как импровизация на тему различных обстоятельств в жизни личной и монастырской, обыкновенно служивших для него предметом собеседований с иноками. Праздники Пасхи, Вознесения Господня, Пятидесятницы и другие, смена времен года, церковные волнения, уклонения иноков от монастырского устава, болезнь и смерть братьев и т. п. – все служило поводом для беседы о монашеской жизни, ее задачах и требованиях, о совершенствовании в добродетелях, о путях и средствах духовного делания. Всегда имея в виду один предмет – аскетизм в его реальных проявлениях, преп. Феодор каждый раз рассматривает эту тему с новой точки зрения, выделяет ту или иную сторону сложного духовного процесса, каждый частный, конкретный случай решает в соответствии с Откровением и учением святых отцов, руководствуясь личным опытом и учитывая условия студийского монастырского быта. Речь святого отца отличается краткостью и простотою, местами исполнена поэтического вдохновения, согрета горячей любовью к братству и его подвигу; то увещаниями и наставлениями, то угрозами и прещениями, то отеческим советом и проповедническим убеждением преп. Феодор зовет иноков к нравственному совершенству. Оглашения «Малого катехизиса» явились ответом на запросы жизни, они говорят инокам о презрении к миру и бедствиям, о постоянстве в аскетических подвигах и вообще о том, что прилично каждому дню. Уже вскоре после смерти преп. Феодора эти оглашения прочитывали в церкви – по три поучения еженедельно, как завет отца духовным чадам о том, что им должно делать в монастыре и как проводить свою жизнь[390].
Другое аналогичное творение преп. Феодора – «Μεγάλη Κατήχησις» («Великое оглашение»). Оно состоит из трех частей, первая из которых содержит 87 огласительных поучений, вторая – 124 и третья – 40 поучений. Тогда как «Малое оглашение» представляет собой ряд ораторских импровизаций святого отца, «Великое оглашение» составлено по заранее обдуманному плану[391]. Здесь святой отец также говорит о монашеской жизни, о ее сущности и различных частных проявлениях, но мысль его глубже проникает в предмет обсуждения, он разносторонне и подробно рассматривает вопрос, полнее рисует картину монастырского быта, представляет более сложный анализ видов добродетели, главным образом касающихся общежительного иноческого строя, а вместе с тем предлагает лечение пороков. По содержанию «Великое оглашение» аналогично «Малому оглашению». Оно раскрывает основы нравственно-аскетической жизни, дает характеристику добродетельного пути, предлагает пастырско-учительное руководство в области морального совершенства. Преп. Феодора упрекали в однообразии его оглашений. «Да о чем же другом мне говорить? – отвечал он своим критикам. – Разве мы переменили начатую нами жизнь, чтобы мне ввиду этого изменить и предмет оглашений? Никоим образом. И я не перестану часто говорить и повторять одно и то же, не перестану прославлять добродетель и хулить порок»[392]. Поэтому справедливо оба «Оглашения» преп. Феодора почитались в византийскую эпоху полезнейшим и назидательнейшим чтением[393].
К этой же группе творений преп. Феодора относятся «Κεφάλαια Δ» («Четыре главы»)[394], где святой отец определяет сущность аскетической жизни и дает наставления о достойном ее прохождении, и «ΔιαΒήκη» («Завещание»)[395], в котором преп. Феодор излагает свое исповедание веры, высказывает собственный взгляд на монашество, говорит об игумене, своем преемнике по управлению Студийским монастырем, дает наставления ему и братству относительно подвигов иноческой жизни. «Завещание» знакомит с внутренней жизнью Студийского монастыря.
Третью группу творений преп. Феодора составляют памятники литургического и канонического содержания. К этой группе относится прежде всего «'Ύποτΰπωσις καταστάσεως της μονής των Στουδίου»(«Устав Студийского монастыря»), где изложены чинопоследования различных богослужений и дисциплинарные правила монастырской жизни в Студийском монастыре. «В священных монастырях, – говорит составитель «'Ύποτΰπωσις», – от древних времен утвердились многие и различные предания, и одни из этих монастырей управляются и руководятся в Царство Небесное одними уставами, другие другими. Одно из всех есть предание, которое мы приняли от великого отца нашего и исповедника Феодора, и не одни мы, но и многие из лучших монастырей избрали и содержат его как совершеннейшее, устраняющее и излишества, и недостатки. Посему и мы ныне, повинуясь отеческим приказаниям, преклонили себя к послушанию, чтобы предать его письмени в непреходящую память родам»[396]. Таким образом, «'Ύποτΰπωσις»в той редакции, которая известна в печати[397], записано не самим Феодором Студитом, но анонимным его последователем и учеником, жившим в самом Студийском монастыре и воспроизведшим в своей записи его богослужебно-дисциплинарную практику в том подлинном ее применении, которое было введено и канонизовано преп. Феодором; поэтому справедливо, что это описание порядков Студийского монастыря приписывается преп. Феодору и признается его собственным уставом. Устав Студийского монастыря содержит драгоценные сведения относительно совершения церковного богослужения на Святую Пасху и другие праздники вплоть до Пятидесятницы, а равно в Четыредесятницу святых апостолов, на Успение Богоматери и в будничные дни, говорит о богослужении Святой Четыредесятницы и Благовещения и о соразмерности в службах, содержит предписания о количестве и качестве кушаний и питий в монастыре в течение года, о благочинии в трапезе, о количестве одежды и обуви для монахов, о постели и т. п. Устав преп. Феодора Студита имел громаднейшее значение в истории монашества не только византийско-восточного, но и русского[398] и является драгоценнейшим памятником византийской богословской письменности.
С Уставом преп. Феодора связаны и некоторые другие его творения. Так, в труде «Περί εξαγορεύσεωως και τών ταύτης διαλύσεων κανόνες» («Правила об исповеди и разрешениях ее»)[399] говорится об исповеди, дана характеристика некоторых грехов (например, лжи, сребролюбия, тщеславия) и изложены правила духовного наказания за них. В творении «Περί ερωτήσεως καί τών ταύτης διαλύσεων κανόνες» («Правила по поводу некоторых вопросов и ответов»)[400] предложено решение четырех вопросов литургического и канонического содержания. В творении «Έπιτίμια»[401] преп. Феодор пишет о наказаниях должностным монастырским лицам (келарю, повару, библиотекарю, каллиграфу и т. д.), ремесленникам и вообще всем инокам за нарушение своих обязанностей и послушаний. В частности, святой отец определил, каким епитимиям, отлучениям и скольким коленопреклонениям должны подлежать те, кто запаздывает к Божественным песнопениям, или кто разбивает сосуд, или кто обидит брата, скажет в беседе лишнее слово и не сдержит языка, – всем им сообразно поступкам он назначил епитимии[402]. В житиях преп. Феодора сообщается о правилах, составленных ямбическим стихом, для всех должностных лиц монастыря[403]. В «"Ιαμβοι εις διαφόρους υποθέσεις» («Ямбы на разные темы»)[404] преп. Феодор описывает и воспевает монашескую жизнь, касаясь и общих ее оснований, и служебных дел, и монастырских предписаний. Он прославляет здесь всех, отрекшихся от мира, дает наставления игумену, его наместнику, эконому, епистимонархам, епитиритам, канонарху, таксиарху, келарю, повару, вестариям, будильщикам, больничнику, привратнику и другим должностным лицам, обращается с назиданиями к мирянам, бедным и богатым, приходящим в монастырь. «Ямбы» чужды обычной византийской риторики, отличаются содержательностью. Преп. Феодор поучает вере и благочестию, отечески увещевает избегать соблазнов мира, указывает на средства для достижения цели. В «Ямбах» он также прославляет святые иконы, полемизируя с иконоборцами, воспевает различные церкви (Богородицы, святого Петра, святого Иоанна Златоуста) и части храма (престол, алтарь, нарфик), возвеличивает древних отцов Церкви (Дионисия, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Афанасия Великого и других). «Ямбы» преп. Феодора являются примечательным памятником византийской поэзии и устанавливают связь между произведениями этого рода от VII до Х века[405].
Преп. Феодор писал и церковные песнопения, например гимны в честь [св.] патриарха Павла (IV век) и святых Евфимия, Ефрема, Феодора Сикеота, Емилиана, Василия, Афанасия, Григория Богослова, Григория Нисского, Епифания, Николая, Антония, Иоанна Златоуста[406].