– Аминь, – пробормотал Блатт. – Первым делом они уничтожили наш флот и нашу армию. Все пошло прахом. Пастбища сожгли, поля вытоптали. За городскими стенами мы в безопасности. Они не позволят тронуть город. По крайней мере, мы на это рассчитываем. Пройдет время, и, может быть, наши парни снова наберутся храбрости и пойдут драться, как в старые времена, вместо того чтобы сидеть на ступенях храма, дожидаясь милостыни, или пить в таверне за счет хозяина, пока их не выгонят вон. Проклятие чужакам. – Дубильщик поднял стакан, чтобы выпить за свое проклятие, и вдруг осознал, кто сидит перед ним. – Прошу простить меня, торговец. По мне, так вы не очень похожи на этих.
Маккинни задумчиво кивнул, оценивая свое затруднительное положение. На следующий день посадочный бот улетит, бросив их на планете, а он еще не продумал детали своей экспедиции. Как покинуть Джикар? За стенами города степи наводнены ордами кочевников, нападающих на всех отчаянных безумцев, кто отважится ступить на дорогу, ведущую на юг или на север. Выход из гавани стерегут пираты, их базы находятся на островах, раскинувшихся на всем протяжении огромной мелкой бухты под названием море Сулаве. Путь по воде отрезан; мерзавцы требуют от Джикара не просто выкупа, но головы всех главных мастеров Гильдии. Городу делало честь то, что никто не заикнулся о необходимости заключить сделку с пиратами, кроме пары старых мастеров, заявивших, что жить всем осталось всего несколько лет. Городской совет отказался обсуждать предложение пиратов.
Вторжение кочевников породило хаос на так называемых цивилизованных землях, которые и без того, даже в лучшие времена, не знали твердого правления. Исчезла большая часть семейных кланов, поддерживавших хотя бы иллюзию мира и порядка; воины покинули пределы города. Не осталось никого, кто взялся бы охранять крохотный отряд, вышедший из города Старой Империи, чтобы проделать путь длиной в три тысячи километров.
Империя располагала очень скудными сведениями о Батаве. В надежде найти кого-нибудь, кто побывал в Батаве и знал туда дорогу, Натан обратился к Гильдии, мастера которой правили городом, и узнал, что только горстка горожан отваживалась в разное время совершать вылазки, но отдалялись эти смельчаки в лучшем случае на несколько сот километров и погибли во время краткой и бессмысленной попытки оказать сопротивление вторжению Космофлота. Для имперских гибель трехсот девяноста местных жителей была огорчительна, но несущественна. Для Джикара она означала смертный приговор.
– Бог прогневался на нас, торговец, – сказал Хурн. – Несколько лет назад Джикар был самым оживленным портом на западном побережье. Здесь нет таких больших городов, как на восточном побережье, но у нас как-никак пять тысяч жителей и столько же в окрестностях. Торговля шла хорошо. Нам не нужно было идти на поклон к лордам и просить у них защиты. Мы были свободными людьми, никому не подчинялись и умели за себя постоять. Нами правит Гильдия, а не какие-то пустоголовые воины, которые только и знают, что махать мечом и греметь кольчугой.
– Не следует дурно отзываться о людях, закованных в сталь, – подал голос Блатт.
Вино согрело его, и он разговорился, припомнив прежние милые сердцу времена, проведенные в этой таверне. Подняв стакан из темно-синего стекла, давший название таверне, он сделал большой глоток.
– Воины умеют только сражаться, но полагаю, что своей свободой Джикар обязан болотам, которые окружают нас с востока. На нас пало проклятие, люди стали вымирать от чумы, форты пали, и степняки наводнили наши земли. Прежде нам приходилось драться лишь с редкими всадниками, которым удавалось пробраться мимо фортов, воровски, под покровом ночи. Но потом, когда кочевники ударили по нам в полную силу, мы познали их ярость.
– Мы узнали их по-настоящему, но победили! – выкрикнул Хурн. – Эх, торговец, это стоило видеть. Наши молодые парни, моряки и сыновья Гильдии, выстроились с пиками наперевес и ни на шаг не отступили под ударами варваров, которые шли волнами, одна за другой. Честь и хвала нашим парням, чья кровь обагрила землю. Тогда нам достались сотни лошадей и айков.
Лошадей и скот завезли на Макассар во времена Старой Империи. Теперь животные размножились, и, несмотря на то, что там, где их не защищал человек, лошадей активно уничтожали местные хищники, скакуны заполнили степи.
Некоторые кочевники ездили на айках, местных плотоядных, похожих на лосей, покрытых длинной шерстью, с когтистыми лапами и удлиненными, как у хищников, мордами. Айки питались ульевыми крысами, теплокровными яйцекладущими с телом семифутовой длины, которые жили огромными колониями и проявляли слабую тягу к продолжению рода. Ульевые крысы были одними из самых опасных животных на Макассаре, несмотря на то, что они не были хищниками. Крысы с легкостью пожирали крепкое, как камень, местное дерево, прорывали в земле тоннели и с большим удовольствием воздавали должное питательным свойствам посаженных человеком зерновых культур. Загнанная в угол крыса сражалась; когда одну ранили, тысячи других в слепой ярости бросались на помощь. Не один человек погиб, настигнутый ульевыми крысами на открытом месте.
– Это была великая победа, – продолжал Блатт. – Победа, о которой мастер Хурн сможет рассказать вам больше, потому что в те дни он руководил Гильдией. Мы разбили их, но не могли преследовать. Множество кочевников бежало в степь. Будь у нас хотя бы сорок верховых, разгром был бы полным и варвары еще лет сто не приближались бы к нашим воротам.
– Да, – кивнул Хурн и глотнул вина. Потом улыбнулся и пожал плечами. – Согласен, воины знают ратное дело. Но я помню день, когда они отвернули от ворот нашего города. Во время битвы наши парни стояли на месте и держали пики, а железнобокие, которых нахваливает мастер Блатт, топтались на флангах, потому что боялись атаковать. После мы ничего им не заплатили.
Не успели слова Хурна затихнуть, как молодой человек, темноволосый и довольно высокий для Макассара, когда-то мускулистый, но теперь тощий, как все остальные, с надменным видом вошел в таверну, в отличие от других местных, кого видел Маккинни, гордо и высоко держа голову. Парню было около двадцати пяти земных лет, а то и меньше, и одет он был немного иначе, чем все. Штаны из той же грубой материи, что и у прочих горожан, но куртка и плащ – из тонкой ткани и изящного покроя, к тому же Натан заметил на его воротнике выцветшие полоски, словно оттуда спороли нашивки. Он припомнил, что воротники с золотым шитьем отличали мастеров Гильдии. Хозяин таверны молча подал пришедшему стакан дешевого вина и толстый ломоть хлеба, что служило в таверне ежедневным эквивалентом церковной десятины. Парень принялся за еду.
– Вот с кем вам нужно поговорить, – сказал Хурн Маккинни. – Давно следовало послать за ним. Если и есть в Джикаре человек, который расскажет вам, что за рекой и лесом, то это он. Или его друг-воин.
– Кто он такой? – спросил Маккинни.
– Его зовут Бретт, – ответил Хурн. Потом понизил голос. – Говорят, он пришел издалека, кое-кто даже считает, что с восточного побережья. Он принес сказания и песни, но о своем прошлом говорить отказывается. Мне кажется, что он рожден среди варваров-кочевников.
– Однако он знает много цивилизованных языков, – заметил мастер Блатт.
– Да. – Хурн выпятил губы и задумался. – У нас в городе варвары не появляются, поэтому мы не знаем их порядков. Но я слышал, что в местах, где степные всадники более частые гости, горожане нередко берут в плен молодых кочевников и используют их как рабов.
– И ты считаешь, что Бретт один из таких? – спросил Маккинни.
– Может быть, – кивнул Блатт. – Хотя я не завидую тому, кто был хозяином этого певца. Я бы предпочел числить такого среди друзей.
– Истинно, – согласился Хурн. – В Джикар приходили и другие трубадуры, но ни один из них не появился так, как Бретт. Все приходили пешком, Бретт же приехал на огромном боевом коне, а с ним железнобокий, в латах, кольчуге и с мечом. Воина звали Ванъянк. Изгнанный из южных земель, он, так же как Бретт, странствовал, чтобы продавать свое боевое искусство любому, кто пожелает его купить.
«Бродячий наемник, – подумал Маккинни. – Как я когда-то». Рассматривая темнокожее лицо трубадура, Маккинни с удовлетворением хмыкнул. Парень переживает черную полосу, но он не сдался. Несмотря на молодость, он больше был похож на мастеров Гильдии, чем на прихлебателей из этой таверны.
– Позовите его за стол, – сказал он после минутного размышления.
– Эй, трубадур! – крикнул Хурн. – Просим к столу, пожалуйте! Наш благородный друг хочет поговорить с тобой.
Трубадур подошел к столу и, когда Хурн представил присутствующих, поклонился.
– Мне сказали, ты прибыл из далекого края, – сказал Маккинни. Налив вина, он подвинул стакан Бретту. – Если у тебя есть время, может быть, ты расскажешь мне о своих путешествиях?
Бретт поморщился.
– Чего-чего, а времени у меня хватает. В отличие от всего другого.
Он осушил стакан одним глотком.
– Говорят, что ты странствовал не один, трубадур? – спросил Маккинни, наливая еще вина.
– Конечно, не один. Я научил Ванъянка слагать стихи, он научил меня драться. Теперь каждый из нас может продавать оба ремесла, и мы живем лучше прежнего. – Трубадур с презрением обвел глазами таверну. – Верней, жили. Но мы не собираемся обременять мастера Блатта задачей хоронить тут наши кости.
– Значит, ты хочешь уехать из Джикара? – спросил Маккинни.
– Торговец, мы сами готовы заплатить человеку, который позволит нам сражаться за него, но только если у него будет достаточно людей, чтобы прорубиться через марис. А они останутся тут до тех пор, пока у них будет что есть и жечь в кострах, и они не так глупы, как надеется Гильдия. Они останутся тут до снега, а потом уйдут. И тогда для вас наступит благодать, мастера Гильдии.
– Это просто орды кочевников – или марис, ты, вроде, так их называешь? О какой благодати ты говоришь?
Блатт поднялся с места, его широкие плечи почти погребли под собой парня, здоровенные руки, окрепшие и загрубевшие от растворов для вымачивания кож, уперлись в бока.
– Успокойтесь, вы испугаете нашего гостя, и вина больше не будет, – тихо проговорил Бретт. Потом добавил с ноткой угрозы в голосе, чего никто здесь не позволял себе с мастерами Гильдии: – Я зову их марис, потому что они сами так себя называют. А благодать – истребление ульевых крыс. Когда марис пришли, здесь было полно крыс, по сути дела поэтому они и пришли. Айки едят крыс, оттого марис приходится кочевать по великим равнинам. Если айки не едят, марис тоже нечего есть. Кочевники сожрали в полях все ваши земные посадки, пока айки подчищали ульевых крыс.
Маккинни с интересом прислушивался.
– Значит, марис живут за счет айков?
Бретт удивленно вскинул на него глаза.
– Такого выговора мне до сих пор слышать не доводилось, – сказал он. – Ты нездешний, местные знают о марис все. Откуда же ты пришел, что там даже не слышали о кочевниках? Ага, вероятно из горных городов на севере? Так знай, северянин, что эти великие равнины такая же отрава для нас, как и большинство растений Макассара. Священники говорят, что много лет назад мы пришли сюда со звезд, и это, наверно, правда, иначе почему Бог поселил нас там, где мы ничего не можем есть? Но айки могут есть здешнюю зелень, а человек может есть айков, и пить их молоко, и даже, как марис, пить кровь своих скакунов. Лошади тоже едят на равнинах все, и некоторые марис живут только за счет своих лошадей, но айки лучше. Но одними айками не прокормишься. Если есть только айков, человек болеет и умирает, это случается часто. У себя на севере вы едите высокую траву, которую привезли с Земли, и там вы можете есть гротку. Но и вы, если не едите ничего кроме гротки и плавающих созданий из моря, тоже очень быстро умираете.
Маккинни кивнул. Имперские рассказывали ему о проблемах питания на Макассаре. Большая часть местных животных, хотя и не все, годилась в пищу, из растений можно было есть только земные формы, завезенные с другой планеты. Местные растения запасали в своих стеблях металлы, отчего приобретали невероятную жесткость и становились ядовитыми для человека. Местные животные научились выводить металлы из организма, хотя некоторые, например, ульевые крысы, которые ели не только плоды и зерно, были ядовиты. В макассарских формах жизни полностью отсутствовали необходимые витамины. Пока Маккинни слушал трубадура, его неожиданно осенило.
– Я собираюсь вернуться в северные горы, – сообщил он.
Судя по картам, Батав находился у подножия – противоположного по отношению к Джикару – горной гряды, берущей начало у северной границы материка и проходящей через весь огромный полуостров. Горы постепенно превращались в холмы, и тогда гряда, естественная преграда перед Великими Равнинами, поворачивала на восток.
– Ты хочешь идти на север? – спросил Бретт. – Давно ты оттуда? Хотя, возможно, ты прибыл сюда на корабле. Дорога по суше уже два года как закрыта, торговец. Великий Король Ущелья умер, остальные дерутся за его престол. Смерть может настигнуть повсюду, нигде нет ни судей, ни закона, люди выживают как могут. Если у вас достаточно денег, вы можете нанять людей и попытаться прорваться на юг. Я могу быть проводником. Мы пробьемся через марис и доберемся до города-государства и королевства Кепул. Но только не на север, торговец. Санги нам не пройти никогда.
Бретт допил вино и махнул рукой человеку чуть ниже его ростом, светловолосому и сложения совершенно не такого, как у трубадура, но с той же уверенной осанкой. Тот не торопясь подошел к их столу.
– Торговец, – представил человека Бретт. – Это Ванъянк, лучший друг, какой только бывает у бродяги, потому что он так же несчастен, как я, и так же вынужден скитаться по земле.
Не спросив разрешения, Бретт налил своему другу вина.
Ванъянк молча кивнул Маккинни и присел к столу. Полковник отметил, что воин моложе трубадура, скорее всего на пару местных лет. И тем не менее воспитание его было благородным, в то время как Бретт происходил откуда угодно, только не из деревянного форта железнобоких. Было видно, что молодых людей связывали доверие и дружба.
Мастера и трубадур объяснили воину план Маккинни.
– Но через Санги прохода нет, – закончил Бретт. – А если есть, то мне он неизвестен.
– Мне он тоже неизвестен. – Ванъянк пил вино медленно и спокойно – очевидно так же он приступал к любому делу. – Людей – столько, сколько необходимо для похода через лес – вам тоже не удастся найти. Берег закрыт. Что творится на море, мне неизвестно.
– Море, – фыркнул Бретт. – Если бы возможно было ходить по морю, половина Джикара убралась бы подальше отсюда. Пираты отказываются от золота, торговец, сколько ни предлагай, а военных кораблей в Джикаре не осталось. Вернее, корабль есть, но только один.
– Здесь есть корабль? – спросил Маккинни. – Я могу его купить?
– Не уверен, что этот корабль продается, – задумчиво ответил Хурн. – Корабль принадлежит Кузнецам. В Джикаре осталось мало такого, что не продается ни за какие сокровища, среди прочего – честь наших дочерей. Но я могу поторговаться для вас с Кузнецами и сбить цену – за небольшой процент для моей гильдии.
– Это запрещено, – уверено заметил Блатт. – Запрещено продавать человеку что-то, от чего он может принять смерть. Спустись с небес, Хурн: гильдии не станут грабить человека со звезд.
Натан отметил, каким интересом вдруг вспыхнули глаза Бретта, попытавшегося тут же скрыть этот огонек любопытства. Маккинни повернулся к Блатту.
– Я готов купить корабль, мастер. – Честность кожевника тронула его больше, чем он готов был признать. – Если мы вернемся домой с пустыми руками, мы погубим не только свои жизни, но и жизни многих других людей. Отправляйтесь вместе с гильдейским мастером Хурном и купите мне этот корабль, и мы заплатим обеим вашим гильдиям процент. Свободные граждане Бретт и Ванъянк, я заплачу вам за ваши советы в любом случае, отправитесь вы со мной или нет; но мы выведем этот корабль из гавани Джикара, даже если в море нас будут поджидать все пираты Макассара.
Глава 11
Корабельщик
Маккинни и его люди осматривали корабль, когда посадочный бот поднялся из гавани и исчез из виду в низких облаках. Провожая его глазами, Натан не испытал сожаления. У него было слишком много работы, чтобы тратить время попусту, играя роль торговца и уламывая Ренальди или пытаясь чего-то добиться от Космофлота. Оказалось, что корабль не готов немедленно выйти в море.
Повезло в другом. Гардемарин Ландри улетел вместе с Ренальди. Когда лейтенант Фарр услышал о плане Маккинни, он решил, что Космофлот не может себе позволить жертвовать даже одним младшим офицером в год, потому что, без сомнения, Маккинни не суждено было вернуться. Ландри получил приказ отправиться в следующий порт, доложиться там и получить инструкции.
Прежде чем Ренальди улетел, Фарр объяснил ему, что Космофлот крайне отрицательно относится к тому, как он поступил с Маккинни, и отметил, что как бы призрачны ни были шансы того выжить и вернуться, Ренальди должен обеспечить ему транспорт на мир Принца Самуила. В глубине души Маккинни был убежден, что лейтенант гораздо сильнее расстроен тем, что Ландри приходится тратить время впустую, чем несправедливостью и нечестностью имперских торговцев, поскольку Гриноу удалось убедить, что гардемарин будет отсутствовать всего месяц-другой. Тем не менее, Фарр гарантировал Маккинни возвращение домой, если только тому удастся добраться обратно до Джикара.
Мэри Грэхем осталась на Макассаре. Она наотрез отказалась лететь на одном корабле с Ренальди без защиты Маккинни, на что по обычаям и законам Гавани вполне имела право. Это само по себе было обузой, а то, что Мэри настояла на том, чтобы отправиться вместе с экспедицией в Батав, вообще ни в какие ворота не лезло, но как Маккинни ни старался, отговорить Мэри так и не сумел.
– Чем, по-вашему, я должна тут заниматься? – спрашивала она. – Оставаться здесь опасно.
– Фриледи, – отвечал Маккинни, стараясь сохранять спокойствие. – Гражданин Дугал включил вас в мою группу без моего согласия. Мы должны основать торговое представительство в порту Империи, и вам придется остаться здесь в качестве нашего агента.
– Но нам не нужна тут контора, – запротестовала Грэхем.
– Согласен. Однако отправиться с нами вы не можете. На борту корабля вы будете огромной обузой. Каким образом, скажите, мы сможем выделить для вас каюту? И извините за прямоту, но как быть с санитарными нуждами? Это сумасшествие.
– Сумасшествие, торговец? А не большее ли сумасшествие оставлять меня здесь, в осажденном городе? На корабле я могу быть вам полезна.
– Нет.
– Вы твердите «нет». А вы подумайте как следует. Если я, по-вашему, недостаточно надежна, чтобы отправиться с вами, почему вы рассчитываете, что я буду молчать, оставшись на год в Джикаре? Вы оставляете меня с имперскими офицерами…
– Я не говорил, что не доверяю вам.
– Оставил бы меня здесь Дугал? Подумайте. Он предпочел бы убить меня, лишь бы не рисковать.
«Точно, он так бы и сделал, – подумал Маккинни. – Что ей известно об истинной цели миссии? Я никогда с ней об этом не говорил. Клейнсту все известно. Возможно, и Лонгвею. А Мэри Грэхем? Может быть, кто-то из них сказал ей».
– Пожалуйста, торговец, – продолжала просить Мэри. – Я знаю, что эта миссия очень важна и для Гавани, и для всего мира Самуила. Почему вы отказываете мне в возможности продемонстрировать, что я – женщина Гавани – не меньше вашего обеспокоена вопросами чести и долга? Вы считаете мужчин бóльшими патриотами?
«Никогда об этом не думал, – сказал себе Маккинни. – Но куда важнее другое: действительно ли я рискну оставить ее в Джикаре? Она права, Дугал не стал бы рисковать. Не думаю, что она чем-то поможет, хотя, с другой стороны…»
– Что ж, будь по-вашему…
– Спасибо, торговец. Вы не пожалеете.
«Уже пожалел», – подумал Маккинни, но ничего не сказал.
И вот теперь Мэри с озабоченным видом ходила по доку следом за Маклином, который осматривал корабль, и торопливо записывала в блокнот замечания моряка. Толпа молодых парней, жаждущих наняться на корабль, стояла на набережной под присмотром мастера гильдии корабельщиков. Во время короткого и бессмысленного сражения с Имперским Космофлотом эта гильдия понесла огромный урон и теперь готова была позволить любому поступить на службу к Маккинни при условии, что корабельщикам выплатят надлежащую долю, а работы будут вестись под началом мастеров Гильдии. Разглядывая толпу у доков и за ними, Маккинни подумал, что наниматься на корабль явилось полгорода.
Сам корабль, всего тридцати метров в длину, не производил особенно сильного впечатления. Его вытащили из воды в сухой док чрезвычайно примитивным способом. Маккинни досталось судно небольшого водоизмещения, со скругленным днищем и небольшим килем по всей длине. Нос и корма были приподняты, на корме устроена просторная площадка, на ней – каюта. Кроме этой площадки, палубы как таковой не было, лишь вдоль бортов были устроены помосты для гребцов. Вдоль выгнутых дугой полупалуб могло усесться до двух сотен человек, но экспедиция не смогла бы нанять столько народу для долгого плавания, даже если бы все пираты подкарауливали ее у выхода из гавани. К своим людям Маккинни пока добавил только Бретта и Ванъянка, которые готовы были отправиться с ним, несмотря на то, что шансы прорваться на север были ничтожны.
После того как Маклин закончил осмотр судна, Маккинни отвел его под навес, для переговоров. Хэла Старка оставили дозорным, чтобы никто их не подслушал, и Маккинни не мешкая приступил к делу.
– Мы сможем доплыть до места? Нам необходимо попасть в Батав, даже если придется добираться туда вплавь.
Маклин попыхивал трубкой. Курение табака ничуть не пугало местных жителей, хотя в Джикаре Маккинни не заметил ни одного курильщика, а вот зажигалка Маклина, по всей видимости, была самым технологически развитым предметом на планете. Маккинни не мог взять в толк, каким образом Маклину удалось сохранить зажигалку после длительного досмотра, устроенного Ландри, перед тем, как им позволили погрузить свои вещи на посадочный бот. Попыхтев минуту-другую трубкой, Маклин ответил:
– Перед тем как отправляться в такую даль, нужно немного перестроить корабль. Из того, что я слышал, следует, что здешние воды покрыты островами, но если мы возьмем чуток к северу, то со временем с запада на четыре тысячи километров окажется открытое море. Как правило, с этой стороны приходят высокие волны. Наверняка можно ожидать дьявольски сильных штормов.
– Но мы доплывем?
Маклин кивнул, и Маккинни продолжил:
– Какая нам понадобится команда?
– Когда я перестрою корабль, нам понадобится вдвое больше людей, чем у нас есть теперь, но трудиться придется всем. Вы можете нанять несколько десятков человек и сделать из них матросов.
Я намерен превратить эту посудину в настоящее океанское судно, торговец. Та мачта, что есть, похожа на пенек. Я хочу ее снять и поставить более высокую, а для остойчивости положить на днище побольше балластного железа. Ничего, что вызвало бы возражения имперских, делать не буду. Потом хочу устроить бортовые кили.
Корабельные термины ничего не говорили Маккинни, но одно он понял.
– С высокой мачтой легче перевернуться, верно? – спросил он.
Маклин кивнул:
– Но балласт, я надеюсь, исправит дело. Шпангоуты достаточно широки, и корабль имеет нормальную остойчивость. Трюм мне понравился. Наверняка местные уже попадáли на этом корабле в хорошие шторма. Здоровенная железная баба идет от носа почти до миделя; вот единственное, что они предусмотрели в смысле балласта в киле. – Маклин еще немного пососал свою трубку. – Можете не сомневаться, мелей тут полно, а отливы и вовсе сумасшедшие, при двух-то лунах, наверняка чертовски далеко обнажают дно. Вот почему днище посудины почти плоское. На ночь, думаю, корабль обычно причаливает к берегу. Доплыть-то мы доплывем, торговец, но вот насчет пиратов – не поручусь.
Маккинни кивнул.
– Какие предложения?
– Все перестроить и переоснастить – и уповать на то, что пираты нас не догонят. Такого большого – и быстрого – судна у них наверняка нет. Это военный корабль, говорят, лучший на планете. Но пиратов чертова уйма. При неполной команде стоит только кому-нибудь взять нас на абордаж, и нам крышка.
– Согласен. Впрочем, заранее волноваться ни к чему. На сколько тут работы?
Теперь, когда имперские больше не следили за каждым шагом Натана, он обрел прежнюю уверенность, а четкая цель впереди наполняла его нетерпением и энергией. Он огляделся по сторонам, достал свою трубку и попросил у Маклина зажигалку.
– Как вы сумели это протащить? – поинтересовался он.
– А, это? – пожал плечами Маклин, взглянув на зажигалку, словно видел ее впервые. Это была обычная зажигалка с кремнем и фитилем, совсем не похожая на те элегантные беспламенные устройства, которыми пользовались имперские офицеры. – Просто вышел с ней с корабля и все. Ландри видел зажигалку, но ничего не сказал.