Страница:
* * *
Когда мы прибыли на место преступления, то увидали такую картину. Убитая нянька лежала с раздробленной головой недалеко от входных дверей, ведущих на черную лестницу. В ее открытых глазах застыло выражение ужаса, боли и страдания. Пряди седых волос, слипшихся от сгустков крови, падали на лицо, почти сплошь залитое кровью. Ближе к дверям, ведущим в первую комнату, по правой стене, лежал распростертый труп Костырева. Голова его также была разбита, очевидно, тем же тупым орудием, которым проломили голову старухе.В передней находился взломанный железный сундук. В третьей комнате прямо против лежанки стоял деревянный шкафчик. В нем все было перерыто, вещи и безделушки находились в страшном беспорядке. На полу около шкафа валялась маленькая деревянная копилка, тоже взломанная. В одной из печей квартиры была обнаружена груда золы, характерная для сожженной бумаги.
– Скажите,– обратился следователь к врачу, осмотревшему трупы,– сколько времени, по-вашему, могло пройти с момента совершения убийства?
– Более суток. Кровавые пятна и пятна трупные на теле убитых свидетельствуют, что прошло много времени.
– Убитые боролись, защищались?
– На Костыреве не видно никаких следов борьбы. По-видимому, он был убит врасплох. Что касается старухи Федоровой, тут картина иная. На обеих щеках, около рта, заметны синяки, кровоподтеки. Можно предполагать, что старухе с большой силой зажимали рот. Эти синяки напоминают следы пальцев.
– Ее, очевидно, душили?
– Нет, по-видимому, ей просто закрывали рукой рот, чтобы она не кричала.
В то время как следователь беседовал с врачом, агенты нашей полиции внимательно осматривали обстановку убийства. Самый тщательный осмотр не дал никаких положительных результатов.
Между тем начался допрос дворника дома, Николаева.
– Почему ты дал знать в участок о несчастье в этой квартире спустя чуть ли не двое суток? – спросил следователь.
– Раньше не знал об этом.
– А как же ты узнал, что произошло несчастье? – задавая этот вопрос, следователь не сводил пристального взгляда с Николаева.
– Я стал звонить в квартиру, звонил, звонил, смотрю – не отпирают. Я испугался и побежал в часть заявить.
– А почему же ты испугался? Разве ты знал наверняка, что Костырев и Федорова должны быть дома?
Дворник замялся.
– Нет, конечно, где же знать…
Таковы были итоги первоначального допроса. Подозрение пало на дворника.
Следствие закипело. Прежде всего стали собирать сведения о том, что делал дворник Николаев в эти дни, когда в квартире уже лежали два трупа. Оказалось, что почти все это время он пьянствовал, кутил, то и дело отлучался из дома, посещая своего приятеля Семенова, тоже дворника одного из домов по реке Фонтанке, что они вместе куда-то все ездили, посещая трактиры и портерные. Кроме того, было установлено, что к Николаеву в эти дни приходили и заявляли, что в квартире Костырева, несмотря на звонки, дверей не отпирают.
На основании этих улик Николаев и Семенов были арестованы по подозрению в убийстве с целью грабежа. К тому и другому нагрянули с обыском, но ничего подозрительного в их вещах не было найдено. Как ни вески и ни значительны были улики, собранные сыскной полицией против Николаева и Семенова, они, однако, не давали нам не только юридического, но и нравственного права считать этих лиц непременными убийцами Костырева и Федоровой. Поэтому мы постарались всеми силами поднять завесу над личностью самого убитого, собрать сведения о людях, его знавших и посещавших, словом, всесторонне осветить это мрачное и темное дело.
* * *
Мало-помалу перед нами стал вырисовываться образ убитого. Это была чрезвычайно странная, загадочная натура.Унаследовав после смерти своего отца огромное состояние, большей частью в недвижимости и наличных кредитных билетах, убитый поспешил прежде всего обратить все деньги в процентные бумаги, которые внес вкладом в Государственный банк на сумму более трехсот тысяч рублей. Казалось бы, обладая большим состоянием и молодостью, Костырев мог бы вести жизнь привольную и интересную, а между тем этот человек совершенно уединился и зажил жизнью не то отшельника, не то фанатика-схимника. Он редко куда ездил и почти никого не принимал. Ужасная скупость, вернее, алчность овладела им. О его скупости ходили анекдоты, баснословные рассказы, оказавшиеся, однако, при проверке сущей правдой.
Первой из знавших Костырева и Федорову была допрошена жена кассира губернского казначейства Морозова. Она рассказала, что покойных часто навещал меняла Шилов. На этого Шилова всегда жаловалась убитая старуха нянька, говорившая, что «пустит этот подлец Шилов Васеньку по миру, ей-ей, пустит». Оказалось, что Шилов отобрал у Костырева купонные листы от всех процентных бумаг вперед на десять лет, выдав взамен пустую расписку.
Почти то же показала и тетка убитого.
Все эти показания пролили очень мало света на мрачное двойное убийство. Они были ценны только в том отношении, что давали кое-какие сведения об имущественном положении убитого Костырева.
Таким образом, в руках сыскной полиции находились только двое – Николаев и Семенов, подозреваемые в убийстве. Прямых улик об их участии в преступлении не было, ибо обыск их имущества и жилья, как я уже говорил, не дал ничего существенного.
* * *
И вот настал памятный и знаменательный для нас день – седьмое ноября. В этот день к нам доставили для допроса дворника Семенова, запасного унтер-офицера. В начале допроса он отрицал какое бы то ни было участие в этом страшном деле. Но вдруг он побледнел, схватился руками за голову, точно стараясь закрыть глаза от каких-то видений, и голосом, полным ужаса и тоски, тихо прошептал:– Не могу… Не могу больше… Силушки моей нет!
– Что с тобой? – спросил я его.
– Вот опять… Опять стоят передо мной,– продолжал возбужденно Семенов, теперь уже с ужасом глядя перед собой широко раскрытыми глазами,– Вот она извивается… Вот я ей рот закрываю.
Он затрясся, повалился на пол, и из его побелевших губ вырвалось мучительным стоном:
– Мой грех… Берите меня, судите меня! Это я убил Костырева и старуху!
Когда он немного успокоился, то подробно рассказал о том, как они вместе с Николаевым осуществили это зверское двойное убийство.
* * *
– Эх, погубил меня Никита Николаев! – начал Семенов.– А ведь мы с ним не только давнюю дружбу водили, а близкими земляками были – оба мы из Новгородской губернии. Новгородского уезда. Двадцать восьмого октября жена у меня именины справляла. Пришел ко мне Николаев и, между прочим, говорит: «Хочешь. Федор, разбогатеть?» «Как,– говорю,– не хотеть, только каким же это манером из бедного богачом сделаться?» «А вот каким,– отвечает Николаев.Живет в нашем доме страшный богач Костырев с нянькой-старухой Федоровой. Деньжищ у него, бают, видимо-невидимо, миллионы. Помоги мне убить их. Деньги заберем, вот и разбогатеем. Мне с женой с ними не справиться. Что же, согласен?» «Нет,– говорю,– друг сердечный, за такое разбогатение дорожка одна – на каторгу. Бог с ними, с деньгами, коли за них кровь христианскую проливать надобно да ноги под кандалы подставлять».Этот отказ Семенова не обескуражил Николаева. Как злой демон-искуситель, он не отходил от Семенова, возвращаясь все к тому же разговору об убийстве богача и старухи. Он рисовал ему картины будущего привольного житья, старался всеми силами и уловками склонить Семенова на пособничество. Он, положительно, гипнотизировал его, однако Семенов не сдавался.
Настал следующий день, роковое двадцать девятое октября. Под предлогом осмотра лошадей Николаев пригласил к себе Семенова и тут, у себя в дворницкой, опять стал упрашивать помочь ему убить и ограбить Костырева. Он пригласил Семенова в трактир, они потребовали водки, чаю. Выпили по три стаканчика водки. Семенов малость охмелел. Пробыв в трактире около часа, они вернулись в дом Николаева.
– Вот что, Федя,– начал Николаев,– ты иди из ворот налево за угол и встань в подвальном помещении против квартиры Костырева, а я пойду в ту квартиру, надобно мне…
Семенов послушно направился к указанному месту. Николаев же быстро вошел в дворницкую, переоделся, оставшись в одной фуфайке красного цвета и жилете без передника, «чтоб кровью не залить его».
– Ну, Федор, слушай, как только я крикну тебе оттуда, беги ко мне.
Николаев подошел к квартире Костырева с черного хода, где лестница не была освещена, и позвонил. Прошло несколько секунд, потом послышался старческий шамкающий голос:
– Кто там?
– Дворник, насчет водопровода,– ответил бесстрастным тоном убийца.
Дверь открылась, Николаев быстро вошел, оставив ее открытой настежь.
В эту секунду до Семенова донеслись испуганные возгласы старухи: «Что тебе?.. Что тебе надо?..» – и ответ Николаева: «Души ваши дьявольские и деньги ваши!»
Минута, и Николаев с высоко поднятым молотком двинулся на фигуру мужчины, стоявшего позади старухи в дверях между кухней и первой комнатой. Это и был несчастный Костырев. От первого удара молотком по голове он только пошатнулся. Тогда Николаев нанес со всей силой второй удар, после которого Костырев, даже не вскрикнув, грузно упал на пол мертвым.
Обезумевшая старуха Федорова бросилась к двери. Зажженная свечка выпала у нее из рук и потухла.
– Спасите… Убивают! – вылетело из ее горла, перехваченного судорогой.
Крики были слабые, тихие и походили скорее на стоны.
– Черт! Дьявол! – раздался злобный крик Николаева.– Чего же ты стоишь, иди на помощь!
Семенов услышал отвратительное ругательство и опрометью бросился в квартиру. В дверях он наскочил на старуху и схватил ее, зажав ей рот рукой. Последовала короткая борьба. Обезумевшая старуха кричала, хрипела, извивалась, делая нечеловеческие усилия вырваться из рук убийцы. Страх придал силы этой похожей на мумию старухе.
Семенов вскрикнул – она впилась зубами в ладонь убийцы. В эту секунду подбежал Николаев и тем же молотком ударил няньку. Она упала, но была еще жива, хрипела, стонала. Семенов добил ее вторым ударом.
* * *
Убедившись, что Костырев и старуха мертвы, Николаев зажег свечку и вместе с Семеновым вошел в комнату налево от кухни. Там у стены стоял железный сундук, в котором и должны были, по словам Николаева, находиться несметные сокровища богача Костырева. Николаев с жадностью бросился к сундуку, собираясь его взломать, но, испугавшись, как бы со двора не увидели их «работающими» со свечкой в квартире Костырева, вместе с Семеновым перенес сундук в переднюю и сейчас же запер квартиру изнутри на ключ.Теперь ничто не могло помешать убийцам заняться грабежом. Но наступил тот психологический момент, который овладевает обычно грабителями: они не знали, за что им раньше приняться, и оставляли одно, бросались на другое. Пролитая ими кровь туманила рассудок. Вместо того чтобы сейчас же наброситься на сундук, взломать его и схватить «миллионы», они побежали к шкафчику, который не был заперт. С лихорадочной поспешностью стали шарить в нем. Вот копилка. С помощью лома и стамески Николаев взломал шкатулку и стал горстями класть в карманы серебряные монеты. В это время Семенов нашел в открытой шкатулке пачку кредитных билетов и стопку медной монеты. Потом Николаев погасил свечку. «Идем»,– сказал он Семенову. Тьма окутывала квартиру, не было видно ни зги. Боясь наткнуться на трупы, они снова зажгли свечки и направились к выходу.
Колеблющийся свет свечи падал на два страшных трупа с разбитыми головами, плавающих в огромных лужах крови. Николаев поднял с пола орудие убийства – молоток – и, оставив лом у железного сундука, потушил свечку. После этого они вышли из квартиры и расстались. Семенов бросился к себе домой, Николаев пошел в свою дворницкую. На другой день они, однако, увиделись. Почти весь день они разъезжали по городу, посещая то чайные, то трактиры, то портерные. Николаев все упрашивал Семенова, чтобы он пришел к нему в двенадцать часов ночи.
– Мы с тобой тогда пойдем к ним и взломаем сундук… Надо же оттуда миллионы выцарапать,– говорил он.
Семенов колебался и обещания прийти не дал. И вот тогда-то глухой ночью разыгрался эпизод, достойный самых страшных страниц любого уголовного романа.
* * *
Николаев не мог заснуть… В его разгоряченном мозгу вставали ослепительные картины сказочных сокровищ. Таинственный желтый сундук мнился ему наполненным золотом, блестящими камнями… С каким мучительно-страстным нетерпением ожидал он прихода Семенова! Вот он пришел бы, и вместе отправились бы туда, где покоятся мертвым сном две жертвы… Взломали бы сундук… Но Семенов не приходил. Тогда он разбудил жену, которой раньше уже поведал о совершенном убийстве.– Пойдем со мной… Поможешь мне…– попросил он ее.
– Нет, нет, ни за что! – в ужасе твердила женщина, со страхом и отвращением отшатываясь от мужа.– Я не пойду с тобой, проклятый убийца…
Ночь идет. Николаева не покидает мысль о железном сундуке. Теряется самое дорогое, удобное время для взлома. Глухая ночь. Весь дом спит. Никто не услышит, как будет жалобно стонать и хрипеть железный сундук, разворачиваемый ломом.
«Так я один пойду»,– проносится в голове убийцы. Он поспешно встает и выходит из дворницкой. Тихо. Дом стоит угрюмый, безмолвный. Крадучись, подходит Николаев к квартире убитых. Сердце тревожно бьется в груди, словно хочет выскочить. Он берется за ручку двери… Дверь медленно отворяется. Холодный ужас охватывает Николаева. Что он наделал! После убийства забыл запереть дверь! А к ним звонили. Он это знает, так как ему говорили, что, несмотря на звонки, Костырев и Федорова двери не открывают. А вдруг кто-нибудь, звоня, попробовал бы нажать дверную ручку? Дверь бы отворилась, в квартиру вошли бы, заметили преступление – и все, все буквально пропало бы… Не видать ему никогда сокровищ железного сундука. А ведь ради него он и пошел-то на страшное убийство.
И тут радость, огромная животная радость, что этого не случилось, охватила его. Слава Богу, сундук тут! Все, все спасено!
Радость была так велика, что она заглушила последние всплески страха и колебаний. Николаев спокойно вошел в квартиру, запер за собой дверь, зажег свечку и стал взламывать сундук и, взломав, достал оттуда целые груды процентных бумаг! Красные, синие, желтые листы. На них огромные цифры – десять тысяч, пять тысяч… Николаев начал их сортировать. Все процентные бумаги он откладывал в одну сторону, а в другую бросал документы и разные бумаги. «Надо это сжечь, чтобы не оставалось следов, какие именно деньги были у Костырева»,– мелькнуло у него в голове.
Он бросил все бумаги в печку и сжег их дотла. После этого он схватил груду процентных бумаг и кредитных билетов, вышел с ними во двор и около мусорной ямы зарыл свои сокровища.
На другой день он поведал об этом Семенову, обещая поделиться с ним, но сделать этого ему не пришлось.
Безумная месть
Гостиница, в которой случилось это происшествие, была на особом положении. Эта громадная гостиница с массой номеров предназначалась для приезжих, но… не для тех, что прибывают по железной дороге из провинций, а для приезжающих и приходящих со всех концов столицы парочек, ищущих тихого приюта для свидания и любви. В громадном доме на пересечении двух самых оживленных улиц с двумя замаскированными подъездами, с прекрасным рестораном и «со всеми удобствами», эта гостиница пользовалась среди жуиров и боязливых любовников славой скромного и безопасного убежища. Но в ночь с шестого на седьмое августа здесь было совершено страшное, кровавое преступление.
Постоялец, полуодетый, лежал на кровати весь залитый кровью, с обезображенным лицом и перерезанным горлом.
Были посланы слуги для оповещения судебных властей.
Третий номер считался «дорогим». Он стоил пять рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три отдельные комнаты. При входе в номер тяжелые драпировки образовывали прихожую, где висела вешалка и стоял столик с графином и стаканом. На вешалке оказалось дорогое драповое пальто, под ним – кожаные галоши с буквами К. К., в углу – зонтик с ручкой из слоновой кости.
За драпировкой, прямо из передней, было что-то вроде гостиной. Ковер во всю стену, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой.
На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов, да еще лежала кожица от груши дюшес.
На одном из кресел валялась плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом – серый драповый пиджак.
За другой драпировкой располагались кровать, ночной столик и умывальник.
На столике лежали очки в золотой оправе, золотые часы с массивной цепью и портмоне.
На кровати лежал убитый. Без сапог, в черных шелковых носках, весь расстегнутый и полуобнаженный, он лежал навзничь на подушках и простынях, заскорузлых от пролитой крови. Руки были раскинуты, короткие волосатые пальцы сжаты в кулаки, голова закинута. На шее зияла широкая и глубокая рана. Лица убитого разглядеть было нельзя. Оно было исполосовано ножом и покрыто запекшейся кровью. Седеющие волосы на коротко остриженной голове и изрядная лысина свидетельствовали о том, что это был пожилой человек. Кто он? Как его зовут? Каково его звание, положение?
При убитом не оказалось ни визитных карточек, ни записной книжки, ни письма, по которым можно было бы определить его личность, только метка на тонком белье и платке с буквой К. да буквы на галошах давали слабую надежду определить личность убитого.
Врач произвел наружный осмотр. По его мнению, на жертву напали во время сна и сильным ударом ножа по горлу погрузили ее в вечный сон, после чего, вероятно, в злобе, стали обезображивать лицо убитого, нанося резаные и колотые раны.
Кто был с ним? В эту гостиницу одиночек не пускают. С кем он пришел?
Мы позвали коридорного, лакеев и взяли у них первые показания. Сразу выяснилось, что убитому была устроена ловушка.
Часов в пять или в половине шестого пришла барышня под вуалькой…
– Почему вы знаете, что барышня? Что значит «барышня»?
– То есть девица. Мы их завсегда сразу отличим от какой-нибудь барыни.
– Ну?
– Пришла это, значит, и говорит: «Мне приготовьте нумер, только хороший. Я в девять часов с господином буду». Показал я ей номера, выбрала она этот самый, заплатила и говорит: «Я тут и вино оставлю!» Оставила она эту самую бутылку и ушла. После пришли еще господин с дамой, сняли второй номер, рядом. Потом разные приходили, уходили. Я сменился, сказал про нумер Алексею и ушел. Больше ничего не видел и не знаю.
Алексей Полозов видел и знал больше.
– Через полчаса, как я сменил Егора, пришли господин, этот самый, в очках, с зонтиком, почтенный такой, и барышня. Барышня говорит: «Где наш нумер?» Я их привел…
– Лицо видели?
– Нет-с. В вуале. Высокая, тонкая и волоса будто рыжие.
– Провели… А потом?
– Потом барышня приказала дать стаканы, миндального пирожного и открыть бутылку, а господин два дюшеса заказал. Я это сделал.
– А барышня все была в вуале?
– Нет-с. Она. эту пору за драпировкой была. А может, в кровати, не могу знать потому…
– Ну, ну… сделали?
– И ушел. Часов этак в одиннадцать барышня вышла и говорит: «Барина разбуди в девять часов утра. Он заснул». И ушла. Я вошел в номер, заглянул. Вижу, лежит. Мне что? Дело обычное…
– Значит, вы входили в номер после этой барышни?
– Входил.
– Что же, он был убит?
– Не могу сказать. В комнате было темно. Вижу – лежит. Мне такое и в голову не пришло. Поглядел, окликнул… Молчит. Запер дверь и оставил, а утром пошел – и вот! – он развел руками.– Такое несчастье!
– Барышню бы эту узнали?
– Надо думать, потому что фигурой такая заметная и волос рыжий.
– Это она! Надо ее искать,– решительно заявил следователь.
Я слушал показания прислуги и в то же время с нетерпением ждал Ж. с его отчетом. И вот он показался в дверях и таинственно кивнул мне головой. Я подошел к нему. Оказалось, что он сделал действительно важные открытия и сказал:
– Дело принимает совершенно другой оборот.
– Пожалуйте опять в номер,– пригласил я всех. Следователь и товарищ прокурора снова перешли в третий номер. Я провел их в часть комнаты, представляющую гостиную, и агент торжественно указал нам на большой зеркальный шкаф.
– В чем дело?
– Дело в том, что он сдвинут! Вы видите? Шкаф действительно оказался отодвинутым от стены, что при входе в комнату сразу не было заметно.
– За шкафом,– объяснил я,– находится дверь из соседнего, второго номера.
Ж. прибавил:
– Убийцы – это господин и дама, снявшие второй номер. Они были здесь. А когда уходили, испачкали дверь кровью. Извольте посмотреть. И пол закапан стеарином.
Следом за агентом двинулись все. Шкаф был отодвинут настолько, что тучный товарищ прокурора едва смог протиснуться между ним и стеной. Они осмотрели пол и закрытую дверь. На левой половине двери виднелись кровавые отпечатки пальцев, на полу были следы стеарина.
По указанию агента мы перешли во второй номер. Там на столе у дивана стояли два стакана, бутылка белого вина, полбутылки коньяка и обгоревшая свечка в подсвечнике. В алькове за подушками оказалось засунутым полотенце, которым, видимо, вытирали вымытые руки и затирали кровавые пятна, а таз в умывальнике был полон мыльной воды, окрашенной кровью.
Агент Ж. показывал одну за другим бросающиеся в глаза детали и оживленно говорил:
– Это убийство без цели грабежа. Вероятно, какая-нибудь месть, но весь план тонко обдуман. Жертву завлекала девушка. Может быть, она подкуплена, может, она соучастница. Она завела его и опоила. Надо исследовать вино. Ведь она его принесла с собой. Опоила и подала знак в соседний номер. Там уже ждали, отодвинув шкаф и отворив дверь.
– Чем?
– Эту дверь-то! Ведь она без замка. Ее просто захлопнули и вынули ручку. Вставьте перочинный нож, толстый карандаш, еще лучше стамеску – и дверь открыта.
– Так-так! – довольным тоном воскликнул я.– Они вошли и прикончили спящего.
– Убивал он,– оживляясь, говорил агент.– Она светила и дрожала. Смотрите, как оплыла свечка. А там и подушка, и простыня закапаны стеарином. Мы найдем у нее на платье такие же следы.
– Если найдем ее!
– В этом вся и задача! Затем,– продолжал Ж.,– они вернулись в номер, закрыли дверь, задвинули шкаф… Обратите внимание на пол около шкафа – на нем видны следы от ножек. Его отодвинули от этого места! – Ж. указал на глубокие черты, оставленные на паркете, прикрытом ковром.– После этого они тщательно вымылись, оглядели платье и… уехали!
Я только одобрительно кивал головой. Этот Ж. был моим учеником. Впоследствии, да и раньше много раз, я удивлялся его сообразительности и способностям.
– Похоже на истину,– процедил следователь.
– Надо теперь расспросить снова прислугу,– сказал товарищ прокурора.
– Пришла девица, заказала третий нумер, а потом следом за ней пришли господин с дамой и заняли второй номер. Он подал им сперва весь обед, только мало кушали, а потом бутылку белого вина и полбутылки коньяка.
– Вы, значит, могли их рассмотреть?
– Ни к чему,– ответил Егор.– У нас народ что на ярмарке, и не глядишь. Опять же барыня лицо скрывали, как я войду, оне в окошко глядят и ко мне спиной.
– А барин?
– Тот такой высокий, красивый. Светлая борода и одет так шикарно, в синий пиджак и с цепочкой.
– Узнали бы вы его на улице?
Коридорный замялся.
– Может, и узнал бы…
Алексей Полозов, тот, что служил ночью, сменил Егора.
– Гости из второго номера при вас ушли?
– Точно так.
– Когда?
– Да уж под утро. Надо полагать, так часу в шестом…
– Торопились?
– Не так чтобы…
– Вы осмотрели после них номер?
– Ни к чему. Взять у нас нечего, и господа не такие. А номера убираем утром, все кряду.
Первые допросы окончились. Власти уехали. Все свидетельствовало о тонко обдуманном преступлении, концы которого были умело спрятаны в воду.
* * *
В девять часов утра дежурный коридорный Алексей Полозов, по обычаю гостиницы, постучался в третий номер, будя постояльца. Не услышав ответа, он толкнул дверь. Она оказалась незапертой. Войдя в помещение, он заглянул в альков и в паническом ужасе побежал назад, оглашая коридор криками.Постоялец, полуодетый, лежал на кровати весь залитый кровью, с обезображенным лицом и перерезанным горлом.
Были посланы слуги для оповещения судебных властей.
* * *
Спустя час я вместе со своим помощником и даровитым агентом Ж. уже производил осмотр злополучного номера, а еще через полчаса приехали товарищ прокурора, следователь и врач. Мы продолжили осмотр.Третий номер считался «дорогим». Он стоил пять рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три отдельные комнаты. При входе в номер тяжелые драпировки образовывали прихожую, где висела вешалка и стоял столик с графином и стаканом. На вешалке оказалось дорогое драповое пальто, под ним – кожаные галоши с буквами К. К., в углу – зонтик с ручкой из слоновой кости.
За драпировкой, прямо из передней, было что-то вроде гостиной. Ковер во всю стену, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой.
На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов, да еще лежала кожица от груши дюшес.
На одном из кресел валялась плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом – серый драповый пиджак.
За другой драпировкой располагались кровать, ночной столик и умывальник.
На столике лежали очки в золотой оправе, золотые часы с массивной цепью и портмоне.
На кровати лежал убитый. Без сапог, в черных шелковых носках, весь расстегнутый и полуобнаженный, он лежал навзничь на подушках и простынях, заскорузлых от пролитой крови. Руки были раскинуты, короткие волосатые пальцы сжаты в кулаки, голова закинута. На шее зияла широкая и глубокая рана. Лица убитого разглядеть было нельзя. Оно было исполосовано ножом и покрыто запекшейся кровью. Седеющие волосы на коротко остриженной голове и изрядная лысина свидетельствовали о том, что это был пожилой человек. Кто он? Как его зовут? Каково его звание, положение?
При убитом не оказалось ни визитных карточек, ни записной книжки, ни письма, по которым можно было бы определить его личность, только метка на тонком белье и платке с буквой К. да буквы на галошах давали слабую надежду определить личность убитого.
Врач произвел наружный осмотр. По его мнению, на жертву напали во время сна и сильным ударом ножа по горлу погрузили ее в вечный сон, после чего, вероятно, в злобе, стали обезображивать лицо убитого, нанося резаные и колотые раны.
Кто был с ним? В эту гостиницу одиночек не пускают. С кем он пришел?
Мы позвали коридорного, лакеев и взяли у них первые показания. Сразу выяснилось, что убитому была устроена ловушка.
* * *
Первое показание дал лакей, дежуривший днем, Егор Васильев.Часов в пять или в половине шестого пришла барышня под вуалькой…
– Почему вы знаете, что барышня? Что значит «барышня»?
– То есть девица. Мы их завсегда сразу отличим от какой-нибудь барыни.
– Ну?
– Пришла это, значит, и говорит: «Мне приготовьте нумер, только хороший. Я в девять часов с господином буду». Показал я ей номера, выбрала она этот самый, заплатила и говорит: «Я тут и вино оставлю!» Оставила она эту самую бутылку и ушла. После пришли еще господин с дамой, сняли второй номер, рядом. Потом разные приходили, уходили. Я сменился, сказал про нумер Алексею и ушел. Больше ничего не видел и не знаю.
Алексей Полозов видел и знал больше.
– Через полчаса, как я сменил Егора, пришли господин, этот самый, в очках, с зонтиком, почтенный такой, и барышня. Барышня говорит: «Где наш нумер?» Я их привел…
– Лицо видели?
– Нет-с. В вуале. Высокая, тонкая и волоса будто рыжие.
– Провели… А потом?
– Потом барышня приказала дать стаканы, миндального пирожного и открыть бутылку, а господин два дюшеса заказал. Я это сделал.
– А барышня все была в вуале?
– Нет-с. Она. эту пору за драпировкой была. А может, в кровати, не могу знать потому…
– Ну, ну… сделали?
– И ушел. Часов этак в одиннадцать барышня вышла и говорит: «Барина разбуди в девять часов утра. Он заснул». И ушла. Я вошел в номер, заглянул. Вижу, лежит. Мне что? Дело обычное…
– Значит, вы входили в номер после этой барышни?
– Входил.
– Что же, он был убит?
– Не могу сказать. В комнате было темно. Вижу – лежит. Мне такое и в голову не пришло. Поглядел, окликнул… Молчит. Запер дверь и оставил, а утром пошел – и вот! – он развел руками.– Такое несчастье!
– Барышню бы эту узнали?
– Надо думать, потому что фигурой такая заметная и волос рыжий.
– Это она! Надо ее искать,– решительно заявил следователь.
* * *
В то время, как мы снимали допросы в лучшем номере гостиницы, мой агент Ж. со свойственным ему терпением и внимательностью чуть не в третий раз производил осмотр третьего и соседнего с ним второго номеров.Я слушал показания прислуги и в то же время с нетерпением ждал Ж. с его отчетом. И вот он показался в дверях и таинственно кивнул мне головой. Я подошел к нему. Оказалось, что он сделал действительно важные открытия и сказал:
– Дело принимает совершенно другой оборот.
– Пожалуйте опять в номер,– пригласил я всех. Следователь и товарищ прокурора снова перешли в третий номер. Я провел их в часть комнаты, представляющую гостиную, и агент торжественно указал нам на большой зеркальный шкаф.
– В чем дело?
– Дело в том, что он сдвинут! Вы видите? Шкаф действительно оказался отодвинутым от стены, что при входе в комнату сразу не было заметно.
– За шкафом,– объяснил я,– находится дверь из соседнего, второго номера.
Ж. прибавил:
– Убийцы – это господин и дама, снявшие второй номер. Они были здесь. А когда уходили, испачкали дверь кровью. Извольте посмотреть. И пол закапан стеарином.
Следом за агентом двинулись все. Шкаф был отодвинут настолько, что тучный товарищ прокурора едва смог протиснуться между ним и стеной. Они осмотрели пол и закрытую дверь. На левой половине двери виднелись кровавые отпечатки пальцев, на полу были следы стеарина.
По указанию агента мы перешли во второй номер. Там на столе у дивана стояли два стакана, бутылка белого вина, полбутылки коньяка и обгоревшая свечка в подсвечнике. В алькове за подушками оказалось засунутым полотенце, которым, видимо, вытирали вымытые руки и затирали кровавые пятна, а таз в умывальнике был полон мыльной воды, окрашенной кровью.
Агент Ж. показывал одну за другим бросающиеся в глаза детали и оживленно говорил:
– Это убийство без цели грабежа. Вероятно, какая-нибудь месть, но весь план тонко обдуман. Жертву завлекала девушка. Может быть, она подкуплена, может, она соучастница. Она завела его и опоила. Надо исследовать вино. Ведь она его принесла с собой. Опоила и подала знак в соседний номер. Там уже ждали, отодвинув шкаф и отворив дверь.
– Чем?
– Эту дверь-то! Ведь она без замка. Ее просто захлопнули и вынули ручку. Вставьте перочинный нож, толстый карандаш, еще лучше стамеску – и дверь открыта.
– Так-так! – довольным тоном воскликнул я.– Они вошли и прикончили спящего.
– Убивал он,– оживляясь, говорил агент.– Она светила и дрожала. Смотрите, как оплыла свечка. А там и подушка, и простыня закапаны стеарином. Мы найдем у нее на платье такие же следы.
– Если найдем ее!
– В этом вся и задача! Затем,– продолжал Ж.,– они вернулись в номер, закрыли дверь, задвинули шкаф… Обратите внимание на пол около шкафа – на нем видны следы от ножек. Его отодвинули от этого места! – Ж. указал на глубокие черты, оставленные на паркете, прикрытом ковром.– После этого они тщательно вымылись, оглядели платье и… уехали!
Я только одобрительно кивал головой. Этот Ж. был моим учеником. Впоследствии, да и раньше много раз, я удивлялся его сообразительности и способностям.
– Похоже на истину,– процедил следователь.
– Надо теперь расспросить снова прислугу,– сказал товарищ прокурора.
* * *
Снова позвали дневного и ночного коридорных. Егор Васильев повторил показание:– Пришла девица, заказала третий нумер, а потом следом за ней пришли господин с дамой и заняли второй номер. Он подал им сперва весь обед, только мало кушали, а потом бутылку белого вина и полбутылки коньяка.
– Вы, значит, могли их рассмотреть?
– Ни к чему,– ответил Егор.– У нас народ что на ярмарке, и не глядишь. Опять же барыня лицо скрывали, как я войду, оне в окошко глядят и ко мне спиной.
– А барин?
– Тот такой высокий, красивый. Светлая борода и одет так шикарно, в синий пиджак и с цепочкой.
– Узнали бы вы его на улице?
Коридорный замялся.
– Может, и узнал бы…
Алексей Полозов, тот, что служил ночью, сменил Егора.
– Гости из второго номера при вас ушли?
– Точно так.
– Когда?
– Да уж под утро. Надо полагать, так часу в шестом…
– Торопились?
– Не так чтобы…
– Вы осмотрели после них номер?
– Ни к чему. Взять у нас нечего, и господа не такие. А номера убираем утром, все кряду.
Первые допросы окончились. Власти уехали. Все свидетельствовало о тонко обдуманном преступлении, концы которого были умело спрятаны в воду.