Страница:
нормальная жизнь, на которую он и ему подобные нелегалы в нечеловеческих
условиях зарабатывают деньги в России.
Здесь у него была возможность наконец-то поговорить с Лениным. О чем
они говорили? Наверное, о том же, о чем Ленин беседовал, к примеру, с
Николаем Валентиновым и прочими симпатичными ему революционерами. Валентинов
пересказал эти беседы.
Тема номер один - "кровавый марксизм".
"Быть марксистом, - говорил Ленин Валентинову, - это не значит выучить
формулы марксизма... выучить сможет и попугай... чтобы быть марксистом,
нужна соответствующая психология - то, что называют якобинством".
Якобинство - борьба за цель, "не исключающая никаких решительных
действий: борьба не в белых перчатках; борьба, не боящаяся прибегать к
гильотине... Именно отношение к якобинству разделяет мировое
социалистическое движение на два лагеря - революционный и реформистский".
"От ража у Ленина краснели скулы, - писал Валентинов, - глаза превращались в
маленькие точки".
И про якобинство, и про гильотину запомнит Коба. "Учимся понемногу,
учимся".
Вслед за Лениным он переезжает в Австрию. В своем вечном черном пальто
он оказывается в Вене.
В 1913 году Троцкий тоже был в Вене. Он сидел в квартире Скобелева -
сына бакинского богача и тогдашнего верного ученика Троцкого (впоследствии
его противника - министра Временного правительства). "Внезапно, - пишет
Троцкий, - без стука открылась дверь и... на пороге появилась странная
фигура: очень худой человек невысокого роста со смугло-серым отливом лица,
на котором ясно виднелись следы оспы. Во взгляде его не было ничего похожего
на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было принять
за приветствие, налил молча стакан чаю и молча вышел.
- Это кавказец Джугашвили, - пояснил Скобелев. - Он вошел в ЦК
большевиков и начинает играть у них, видимо, роль.
Впечатление было смутное, но незаурядное... априорная враждебность и
угрюмая сосредоточенность..."
Так наконец заметил его Троцкий.
А Коба вернулся со стаканом чая к прерванной работе. Это была
теоретическая работа. Ленин пригласил "национала" Кобу выступить против
"бундовской сволочи" - еврейских социалистов, требовавших
национально-культурной автономии, так и не сумевших забыть свою еврейскую
принадлежность. Хотел ли Ленин использовать для дела даже столь ненавидимый
им антисемитизм Кобы?
Коба усердно работал. Он писал о будущем мире, где восторжествует
интернационализм, где не будет жалких наций - но единый мир победившего
пролетариата. Ленин заботливо отредактировал работу.
"У нас один чудесный грузин засел и пишет большую статью", - сообщал он
Горькому.
Под этой работой Коба поставил уже свое новое партийное имя - "Сталин",
Человек из стали.
Это было модно: Скрябин стал Молотовым - громящим врагов как молот; был
большевик Броневой - твердый как броня. И так далее. Но при этом Коба не
взял имя "Сталев" - наподобие "Каменев". Нет, Сталин - чтоб звучало как
Ленин! Как и положено азиату, он был во всем - раб перед господином.
Эти наивные клички вызывали улыбку у интеллектуала Троцкого.
Из Вены Коба пишет письмо любимцу Ленина - главе фракции большевиков в
Государственной думе Малиновскому, блестящему оратору, организатору
профсоюза металлистов. Как и в случае с Кобой, именно Ленин выступил
инициатором избрания Малиновского в ЦК партии. Но одновременно с высокими
партийными обязанностями Малиновский исполнял должность... штатного
осведомителя Департамента полиции!
Таков был петербургский адресат Кобы. Судя по письму, они были коротко
знакомы. Оба из нелегалов, из тех руководителей партии, которые не
отсиживались за границей, а работали в России. В этом откровенном письме
Коба жалуется Малиновскому: "Занят вздором, чепухой". Так он определил свои
теоретические занятия... Ему скучно. Он не может быть здесь первым - он
может лишь повторять ленинские мысли.
Ленин отсылает его в Россию. Коба возвращается в Петербург - руководит
работой думской фракции. И опять ведет себя крайне осторожно.
Из воспоминаний большевички Т. Словатинской (бабушки писателя Юрия
Трифонова): "Я жила на конспиративной квартире вместе с дочерью. В одной из
комнат прятался А.Сольц - большевик, за плечами которого и ссылки, и тюрьмы.
Он жил в маленькой комнатке, предназначенной для прислуги. Однажды Сольц
сказал, что приведет товарища-кавказца, с которым хочет меня познакомить. И
тут выяснилось, что на самом деле этот кавказец уже несколько дней живет у
Сольца, не выходя из комнаты. Видно, все те же неписаные законы конспирации
не позволяли им даже мне открыться... Так я познакомилась со Сталиным. Он
показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось,
больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я
настояла, чтоб он спал в большой комнате и с бЄольшими удобствами. Уходя на
работу, я каждый раз просила его обедать с детьми... но он запирался на
целый день в комнате, питался пивом и хлебом... Его арестовали весной 1913
года на благотворительном вечере. Мы часто с каким-либо студенческим
землячеством устраивали концерты, якобы с благотворительной целью, а на деле
- чтобы собрать деньги для партии... Помню, как сейчас... он сидел за
столиком... и беседовал с депутатом Малиновским, когда заметил, что за ним
следят... Он вышел на минутку в артистическую комнату и попросил вызвать
меня... он сказал, что появилась полиция, уйти невозможно, сейчас он будет
арестован. Попросил сообщить, что перед концертом он был у Малиновского.
Действительно, как только Сталин вернулся, к его столику подошли двое
штатских и попросили его выйти с ними. О том, что Малиновский провокатор,
никто еще не знал".
ЗА КРАЕМ СВЕТА
На сей раз наказание более сурово: Кобу выслали в Турухан-ский край
сроком на четыре года.
В арестантском вагоне - через Урал и Сибирь в Красноярск, а оттуда - на
край света, в Туруханский край. Его везут в лодке по бурному Енисею в село
Монастырское. Из Монастырского дальше, за край света, в поселок Костино.
Потом его переведут за Полярный круг - в поселок Курейку. Его встречают
места жуткие для жителя солнечного юга - бесконечная свирепая зима, сырое
короткое лето с тучами мошкары и тревожными белыми ночами. Время тут
остановилось. Бескрайнее ледяное небо и крохотный человек. Здесь покончил с
собой большевик Иосиф Дубровинский - соратник Ленина, здесь погибнет от
чахотки другой известный большевик - Спандарян.
Шел 1913 год - Россия праздновала трехсотлетний юбилей династии
Романовых. Строй казался незыблемым. И Ленин с печалью признавался: не
увидеть им революции при жизни...
Коба рассылает жалобные письма.
"Кажется, никогда еще не переживал такого ужасного положения. Деньги
все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усиливающимся
морозом (37 градусов холода), - пишет он думской фракции большевиков. - Нет
запасов ни хлеба, ни сахара, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова...
но нет денег. У меня нет богатых родственников или знакомых, мне
положительно не к кому обратиться. Моя просьба состоит в том, что если у
фракции до сих пор остался фонд репрессированных, пусть она... выдаст мне...
хотя бы рублей 60".
В издательство "Просвещение": "У меня нет ни гроша, все запасы вышли...
были кой-какие деньги, да ушли на теплую одежду... нельзя ли растормошить
знакомых и раздобыть рублей 20-30. Это было бы прямо спасение..."
Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они
тотчас выслали ему деньги. Впоследствии он ненавидел писать длинные письма.
Но тогда в этом страшном краю письма были единственной возможностью говорить
с близкими, а ближе этой полузнакомой семьи у одинокого Кобы никого не было:
"Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас
большая семья... Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете
присылать открытые письма с видами природы... В этом проклятом краю природа
скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы
на бумаге".
В Партархиве хранится рассказ "В пургу", написанный со слов Кобы сыном
Сергея Аллилуева - Федором. Видимо, когда он ухаживал за Надей Аллилуевой,
Коба, как шекспиров-ский Отелло, рассказывал о "мучительном прошлом"... Как
он шел в полярную ночь - добывать рыбу, которая была "вся его пища". И как
однажды чуть не погиб...
"Мороз все крепчал... голубоватый в свете луны снег и тени от торосов.
Ледяная пустыня. Но подул северный ветер, завьюжило, и скрылись звезды. Он
попал в пургу. Вешки, которыми отмечали путь, исчезли в пурге. При каждом
порыве ледяной стужи лицо немело, превратившись в ледяную маску. Саднящая
боль. Пар изо рта смерзался. Голова и грудь покрылись ледяной коркой, дышать
невозможно, обындевевшие веки слипались. Тело растеряло тепло. Но он все
шел. И дошел..."
Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать?
Однако "сапоги" (так называли паспорта для побега) ему так и не прибыли...
Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из
всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой - самой ужасной... Ничего
подобного! Он страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему?
Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы.
Помню, студентом я проходил практику в Центральном Историческом архиве
в Москве. Там я увидел картотеку Московского охранного отделения. Это была
картотека революционеров: синие - большевики, белые - кадеты, розовые -
эсеры. Более 30 000 карточек - на всех видных деятелей революции. На обороте
карточек - клички провокаторов, давших эти сведения... Здесь же была
знаменитая секретнейшая картотека Департамента полиции - в ней учитывались
революционеры-провокаторы. Завербованный ценный провокатор открывал путь
наверх для чиновника Департамента, так что они берегли своих подопечных. "Вы
должны смотреть на сотрудника как на любимую замужнюю женщину, с которой
находитесь в связи. Один неосторожный шаг - и вы ее погубите", - говорил В.
Зубатов, глава охранки.
После Февральской революции Временное правительство создало ряд
комиссий - и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти
большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном
архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была
упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать
провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший
кличку Василий, так и не был выявлен...
Слухи о том, что Коба - провокатор, появились уже в начале его
деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте
жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская - личный секретарь
председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно
же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала
высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично
заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин - провокатор. Шаумян
рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой
знал только один человек - Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса
подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять
упорный слух - Коба.
О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но
и опубликованные документы:
"Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакин-ский комитет
РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член
комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. - Э. Р.) и другие. Члены
предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором,
агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин
ответил им взаимными обвинениями. Фикус".
Этот документ хранился в секретном фонде Архива Октябрьской революции.
Под кличкой Фикус в полиции проходил Николай Ериков. Этот революционер,
проживавший нелегально под именем Бакрадзе, состоял секретным сотрудником
охранки с 1909 по 1917 год. В партии он был со дня ее основания.
И далее Фикус сообщает: "Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на
постановку большой техники (типографии. - Э. Р.)... находятся у Кузьмы, и он
пока отказывается их выдать Кобе... Коба несколько раз просил его об этом,
но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие". Именно в этот
момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка
покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет:
"На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки
денег, нет пальто и даже платья на нем".
В 1947 году, готовя второе издание "Краткой биографии", Сталин внес в
старый текст интереснейшую правку. Она сохранилась в Партархиве.
В старом тексте написано: "С 1902 до 1913 года Сталин арестовывался
восемь раз". Но Сталин исправляет - "семь".
В старом тексте - "Бежал из ссылки шесть раз". Он исправляет - "пять".
Какой-то арест его явно тревожил, и он решил его изъять.
Шатуновская считала: тот самый, когда он стал провокатором.
Я слышал рассказы Шатуновской уже в конце хрущевской оттепели. Со
страстью она сыпала именами старых большевиков, знавших о провокаторстве
Кобы: секретарь Ростовского обкома Шеболдаев, член Политбюро Косиор,
командарм Якир...
Из письма Л.Корина: "Слух о провокаторстве Сталина был известен в
Коминтерне. Мой отчим, старый большевик, рассказывал: "Как-то в Коминтерне
Радек читал вслух секретную инструкцию Департамента полиции о вербовке
провокаторов. Это делалось, чтобы научить компартии бороться с провокаторами
и самим вербовать агентов. Причем читал с неподражаемым легким сталинским
акцентом..."
Самое забавное: в фонде Коминтерна я наткнулся на эту инструкцию. Вот
несколько выдержек:
"Наибольшую пользу секретные агенты приносят охранному отделению, если
они стоят во главе партии... Если оно не в состоянии завербовать такого
агента, то охранное отделение старается провести его с низов к вершине
партии".
"Наиболее подходящие лица к заагитированию - лица, самовольно
возвратившиеся из ссылки, задержанные при переходе границы, арестованные с
уликами, предназначенные к высылке. Если секретному агенту грозит
разоблачение, то он арестовывается вместе с другими членами партии, и в том
числе с тем, от которого узнали о его провокаторстве".
Так что можно представить, как пишет Корин, что "чтение Радека имело
большой успех у посвященных слушателей".
Шатуновская рассказывала, что материалы о провокаторстве Сталина были
переданы Хрущеву. Но когда его попросили о дальнейшем расследовании, Хрущев
только замахал руками: "Это невозможно! Выходит, что нашей страной тридцать
лет руководил агент царской охранки?"
Здесь следует вспомнить все фантастические побеги Кобы, его поездки за
границу, странное благоволение полиции и бесконечные тщетные телеграммы с
требованием задержания, ареста, которые почему-то остаются без последствий.
Очередная шифрограмма начальника Московского охранного отделения А.
Мартынова в Петербургское охранное отделение: "1 ноября 1912 года.
Коба-Джугашвили направляется в Питер, и его следует задержать... перед
отъездом за границу".
Но Коба преспокойно проследовал за границу через Петербург! В очередной
раз! И участвовал вместе с Лениным в краковском совещании большевиков, на
котором, кстати, присутствовал и провокатор Малиновский.
Неужели Коба действительно был агентом охранки?
Чтобы разобраться, следует вспомнить странную историю его близкого
знакомого и адресата - Малиновского, "русского Бебеля", как называл его
Ильич. Уже с 1912 года некоторые члены партии имели серьезные подозрения
против Малинов-ского. В то время он был избран от Москвы в Государственную
думу, стал главой большевистской фракции. Когда председатель Думы узнал о
его службе в полиции, Малиновскому было предложено тихо уйти. Он уехал из
столицы. Это странное исчезновение всполошило большевиков. Вспоминаются
слухи о провокаторстве, назначается расследование, создается комиссия.
Малиновский соглашается предстать перед ней. Комиссия заслушивает всех
обвиняющих, но Малиновского упорно защищает Ленин. В результате комиссия
объявляет: "Обвинения в провокаторстве не доказаны". При этом некую личную
историю, которой Малиновский объяснял свой уход из Думы, решено не оглашать.
И в дальнейшем Ленин горой стоит за своего любимца. Когда молодой
Бухарин рьяно выступил против Малиновского, Ленин написал ему письмо на
бланке ЦК: если он будет продолжать клеветать на Малиновского, его исключат
из партии...
Реабилитированный Малиновский продолжал служить РСДРП. Во время войны
он пошел добровольцем в армию с секретной задачей - сдаться немцам и в плену
вести большевистскую пропаганду среди русских военнопленных. В Парт-архиве
существует заботливое письмо Ленина Малиновскому об отправке ему в 1915 году
теплых вещей в лагерь военно-пленных.
Однако после Февральской революции провокаторство Малиновского было
доказано. И Ленин... продолжал биться до конца! По западным источникам, он
решительно заявил комиссии Временного правительства: "Я не верю в
провокаторство Малиновского, потому что будь Малиновский провокатор, то от
этого охранка не выиграла бы так, как выиграла наша партия..."
В этом ответе Ленина, возможно, открыт ключ к удивительной ситуации.
Действительно, Малиновский принес партии куда больше пользы, чем вреда: его
зажигательные речи в Думе, существование "Правды" - газеты большевиков, где
печатались крамольные статьи, - все это властям приходилось терпеть под
нажимом охранки, покрывавшей Малинов-ского.
О том же говорит один из руководителей охранки, Висса-рионов: "Когда я
стал читать его выступления в Думе, я пришел к заключению, что более нельзя
продолжать работу с ним".
В этом заявлении слышится голос обманутого человека.
Однако документов становилось все больше, и большевикам пришлось
уступить. Имя Малиновского стало синонимом провокаторства наряду с именами
Азефа и Дегаева. И вот после Октябрьского переворота, в октябре 1918 года,
Малинов-ский... возвращается из Германии в Петроград! Его тотчас
арестовывают, переправляют в Москву. Уже 5 ноября в Кремле состоялся суд, и
Малиновский сделал странное заявление, о котором в своей книге о Ленине
пишет Луис Фишер: "Ленину должна быть известна моя связь с полицией".
Он просил очной ставки с Ильичем, но... его поторопились расстрелять.
Думая над историей Малиновского, я вспомнил свою студенческую юность. В
тот год у нас шли практические занятия в том самом Историческом архиве, где
находились уже упоминавшиеся картотеки провокаторов и революционеров. В те
годы в архив часто приходили запросы старых большевиков, хлопотавших об
установлении им пенсии за революционные заслуги.
Тогда я стал свидетелем одной истории. Очередной старый большевик
попросил справку о своей революционной деятельности. И сотрудница нашла его
имя в картотеке провокаторов.
И вот он пришел в архив за справкой. Благоволившая ко мне
руководительница практики позволила мне присутствовать при разговоре... Я
помню этого старика - высокого, с белоснежными волосами. И никогда не забуду
его усмешку, когда ему сказали об открытии.
Состоялся удивительный разговор. Передаю его, естественно, по памяти.
Но смысл, поразивший меня тогда, сохраняю в точности.
- Да, я числился агентом, но им не был... - сказал старик. - Я работал
с согласия партии. Так мы доставали информацию. К сожалению, те, кто меня
послал в полицию, давно расстреляны Сталиным.
- Но вы же выдали... - Сотрудница назвала имена.
- Как вы понимаете, так приходилось поступать, чтобы полиция верила...
Но уверяю вас, если бы выданные мною знали об этом - они одобрили бы мои
действия. Наши жизни принадлежали партии. Для ее блага мы жертвовали и
свободой, и жизнью... Впрочем, сейчас это трудно понять: революционеры
погибли - Термидор победил.
Хорошо помню: он встал и ушел, не прощаясь.
Вспомним "Катехизис" Нечаева: все те же идеи! Известная социалистка
Анжелика Балабанова записывает поразившее ее суждение Ленина о готовности
использовать провокаторов в интересах дела: "Когда вы начнете понимать
жизнь? Про-вокаторы? Если бы я мог, я поместил бы их в лагере Корнилова".
ВЕРСИЯ
Итак, моя версия о Малиновском. Сначала полиция, узнав о его темном
прошлом (изнасилование, воровство и прочее), начала его шантажировать и
предложила стать агентом. Впо-следствии Малиновский, достигнув большого
влияния в партии, решился сообщить об этом Ленину. Как и ожидал хорошо
изучивший Ленина Малиновский, Вождь равнодушно отнесся к его прошлым
преступлениям. Они не были совершены против партии, и с точки зрения
"Катехизиса", призывавшего сотрудничать даже с разбойниками, Малиновский был
невиновен. Ленин понял: нельзя было допустить, чтобы очернили "русского
Бебеля", ибо это очернило бы партию. И вот тогда, видимо, Ленин принял
решение абсолютно в духе "Катехизиса": Малиновский должен продолжать быть
провокатором, чтобы большевики смогли использовать полицию! Конечно,
впоследствии, по ходу взаимоотношений Малиновского с полицией, приходилось
даже жертвовать "некоторыми товарищами", но отдавали самых ненужных -
"революционеров второго разряда" (говоря языком "Катехизиса"). Зато польза
делу, которую теперь приносил Малиновский, была несравненно больше.
Благодаря полиции Малиновский прошел в Думу, где беспрепятственно громил
самодержавие. Многим помог он и "Правде". Его провокаторство происходило в
обстановке обычной строжайшей секретности, и, скорее всего, никто, кроме
Вождя, не знал об этом. Вот почему, когда свершилась революция, Малиновский
вернулся в Россию. Но он забыл "Катехизис": главное - польза дела. Ленин не
мог открыто объявить о существовании уголовного крыла своей партии. И
забывчивого Малиновского расстреляли.
Но вряд ли история Малиновского была единичным явлением. Возможно, была
целая практика двойных агентов. И коварный восточный человек, как никто,
подходил для этой роли. Вероятно, чтобы вести успешнее "бомбовые дела", Кобе
и было предписано Вождем вступить в контакт с полицией. Тогда все становится
понятней: и почему он так легко бежит, и почему так мало заботится о своей
безопасности. И почему Ленина не тревожат его странно удачные побеги и
слишком легкие поездки за границу.
"Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним
отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в
дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском" (из секретной инструкции
Департамента полиции).
Но, как и в случае с Малиновским, полиция, видимо, начала догадываться
о двойной игре Кобы. Потеряв покровительство полиции, он был вынужден стать
очень осторожным. Ему пришлось перестать заниматься "эксами" и
сосредоточиться на работе с думской фракцией. Он сумел и здесь доказать свою
ценность для Ленина. Но после окончания выборов он перестал быть так уж
ценен для партии. Руководить текущей работой фракции - то есть выполнять
полученные из-за границы указания Ленина - могли и другие.
И возможно, Малиновскому позволили его выдать...
Кобе пришлось понять: его предали. Им пожертвовали. Он стал
"революционером второго разряда"!
Но понял он это не сразу. Из туруханской ссылки он шлет письма Ленину.
Он верит - его спасут, помогут бежать. Ведь теперь, без помощи полиции, ему
не сделать это одному.
"Коба прислал привет и сообщение, что он здоров", - пишет Ленин
Карпинскому в августе 1915 года. Но Кобе Ленин не ответил.
Ему не до Кобы. Пока тот гниет в Туруханском крае, начинается мировая
война. И с нею великая драка между социалистами. Большинство поддерживает
свои правительства. Но Ленин заявляет: "Наименьшим злом было бы теперь
поражение царизма".
Поражение в войне, кровь солдат, "чем хуже - тем лучше" - вот путь к
революции. Впрочем, через несколько месяцев, когда Ленин решил оживить
деятельность Русского бюро ЦК, интерес к Кобе возродился. Ленин пишет
Карпинскому: "Большая просьба, узнайте фамилию Кобы (Иосиф Дж.? Мы забыли.
Очень важно!!!)".
Ленин уже не мог вспомнить фамилию верного Кобы...
Но видимо, планы Вождя переменились. И опять молчание.
А Коба все пытается напомнить о себе. Пишет статью по национальному
вопросу: Ленин так любил, когда "чудесный грузин" Коба переписывал его
мысли. Коба отсылает статью. Но... Ленин не отвечает.
Забыли, забыли верного Кобу...
ГЛАВА 5
Новый Коба
Вскоре в Сибирь приехало пополнение. Послушные воле Ленина,
думцы-большевики отказались вотировать военные кредиты. Депутаты объезжали
Россию, агитируя против войны. Вся думская фракция большевиков была
арестована.
В разговорах с ними Коба, видимо, окончательно уяснил роль
Малиновского. И свою жалкую роль. Когда-то он потерял веру в Бога. Теперь
наступил второй страшный переворот в его душе. Он потерял веру в бога Ленина
и в товарищей.
Он мог подвести итоги. Ему 37 лет - жизнь уже повернулась к смерти. И
кто он? Член Центрального Комитета партии говорунов, большинство которых
условиях зарабатывают деньги в России.
Здесь у него была возможность наконец-то поговорить с Лениным. О чем
они говорили? Наверное, о том же, о чем Ленин беседовал, к примеру, с
Николаем Валентиновым и прочими симпатичными ему революционерами. Валентинов
пересказал эти беседы.
Тема номер один - "кровавый марксизм".
"Быть марксистом, - говорил Ленин Валентинову, - это не значит выучить
формулы марксизма... выучить сможет и попугай... чтобы быть марксистом,
нужна соответствующая психология - то, что называют якобинством".
Якобинство - борьба за цель, "не исключающая никаких решительных
действий: борьба не в белых перчатках; борьба, не боящаяся прибегать к
гильотине... Именно отношение к якобинству разделяет мировое
социалистическое движение на два лагеря - революционный и реформистский".
"От ража у Ленина краснели скулы, - писал Валентинов, - глаза превращались в
маленькие точки".
И про якобинство, и про гильотину запомнит Коба. "Учимся понемногу,
учимся".
Вслед за Лениным он переезжает в Австрию. В своем вечном черном пальто
он оказывается в Вене.
В 1913 году Троцкий тоже был в Вене. Он сидел в квартире Скобелева -
сына бакинского богача и тогдашнего верного ученика Троцкого (впоследствии
его противника - министра Временного правительства). "Внезапно, - пишет
Троцкий, - без стука открылась дверь и... на пороге появилась странная
фигура: очень худой человек невысокого роста со смугло-серым отливом лица,
на котором ясно виднелись следы оспы. Во взгляде его не было ничего похожего
на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было принять
за приветствие, налил молча стакан чаю и молча вышел.
- Это кавказец Джугашвили, - пояснил Скобелев. - Он вошел в ЦК
большевиков и начинает играть у них, видимо, роль.
Впечатление было смутное, но незаурядное... априорная враждебность и
угрюмая сосредоточенность..."
Так наконец заметил его Троцкий.
А Коба вернулся со стаканом чая к прерванной работе. Это была
теоретическая работа. Ленин пригласил "национала" Кобу выступить против
"бундовской сволочи" - еврейских социалистов, требовавших
национально-культурной автономии, так и не сумевших забыть свою еврейскую
принадлежность. Хотел ли Ленин использовать для дела даже столь ненавидимый
им антисемитизм Кобы?
Коба усердно работал. Он писал о будущем мире, где восторжествует
интернационализм, где не будет жалких наций - но единый мир победившего
пролетариата. Ленин заботливо отредактировал работу.
"У нас один чудесный грузин засел и пишет большую статью", - сообщал он
Горькому.
Под этой работой Коба поставил уже свое новое партийное имя - "Сталин",
Человек из стали.
Это было модно: Скрябин стал Молотовым - громящим врагов как молот; был
большевик Броневой - твердый как броня. И так далее. Но при этом Коба не
взял имя "Сталев" - наподобие "Каменев". Нет, Сталин - чтоб звучало как
Ленин! Как и положено азиату, он был во всем - раб перед господином.
Эти наивные клички вызывали улыбку у интеллектуала Троцкого.
Из Вены Коба пишет письмо любимцу Ленина - главе фракции большевиков в
Государственной думе Малиновскому, блестящему оратору, организатору
профсоюза металлистов. Как и в случае с Кобой, именно Ленин выступил
инициатором избрания Малиновского в ЦК партии. Но одновременно с высокими
партийными обязанностями Малиновский исполнял должность... штатного
осведомителя Департамента полиции!
Таков был петербургский адресат Кобы. Судя по письму, они были коротко
знакомы. Оба из нелегалов, из тех руководителей партии, которые не
отсиживались за границей, а работали в России. В этом откровенном письме
Коба жалуется Малиновскому: "Занят вздором, чепухой". Так он определил свои
теоретические занятия... Ему скучно. Он не может быть здесь первым - он
может лишь повторять ленинские мысли.
Ленин отсылает его в Россию. Коба возвращается в Петербург - руководит
работой думской фракции. И опять ведет себя крайне осторожно.
Из воспоминаний большевички Т. Словатинской (бабушки писателя Юрия
Трифонова): "Я жила на конспиративной квартире вместе с дочерью. В одной из
комнат прятался А.Сольц - большевик, за плечами которого и ссылки, и тюрьмы.
Он жил в маленькой комнатке, предназначенной для прислуги. Однажды Сольц
сказал, что приведет товарища-кавказца, с которым хочет меня познакомить. И
тут выяснилось, что на самом деле этот кавказец уже несколько дней живет у
Сольца, не выходя из комнаты. Видно, все те же неписаные законы конспирации
не позволяли им даже мне открыться... Так я познакомилась со Сталиным. Он
показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось,
больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я
настояла, чтоб он спал в большой комнате и с бЄольшими удобствами. Уходя на
работу, я каждый раз просила его обедать с детьми... но он запирался на
целый день в комнате, питался пивом и хлебом... Его арестовали весной 1913
года на благотворительном вечере. Мы часто с каким-либо студенческим
землячеством устраивали концерты, якобы с благотворительной целью, а на деле
- чтобы собрать деньги для партии... Помню, как сейчас... он сидел за
столиком... и беседовал с депутатом Малиновским, когда заметил, что за ним
следят... Он вышел на минутку в артистическую комнату и попросил вызвать
меня... он сказал, что появилась полиция, уйти невозможно, сейчас он будет
арестован. Попросил сообщить, что перед концертом он был у Малиновского.
Действительно, как только Сталин вернулся, к его столику подошли двое
штатских и попросили его выйти с ними. О том, что Малиновский провокатор,
никто еще не знал".
ЗА КРАЕМ СВЕТА
На сей раз наказание более сурово: Кобу выслали в Турухан-ский край
сроком на четыре года.
В арестантском вагоне - через Урал и Сибирь в Красноярск, а оттуда - на
край света, в Туруханский край. Его везут в лодке по бурному Енисею в село
Монастырское. Из Монастырского дальше, за край света, в поселок Костино.
Потом его переведут за Полярный круг - в поселок Курейку. Его встречают
места жуткие для жителя солнечного юга - бесконечная свирепая зима, сырое
короткое лето с тучами мошкары и тревожными белыми ночами. Время тут
остановилось. Бескрайнее ледяное небо и крохотный человек. Здесь покончил с
собой большевик Иосиф Дубровинский - соратник Ленина, здесь погибнет от
чахотки другой известный большевик - Спандарян.
Шел 1913 год - Россия праздновала трехсотлетний юбилей династии
Романовых. Строй казался незыблемым. И Ленин с печалью признавался: не
увидеть им революции при жизни...
Коба рассылает жалобные письма.
"Кажется, никогда еще не переживал такого ужасного положения. Деньги
все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усиливающимся
морозом (37 градусов холода), - пишет он думской фракции большевиков. - Нет
запасов ни хлеба, ни сахара, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова...
но нет денег. У меня нет богатых родственников или знакомых, мне
положительно не к кому обратиться. Моя просьба состоит в том, что если у
фракции до сих пор остался фонд репрессированных, пусть она... выдаст мне...
хотя бы рублей 60".
В издательство "Просвещение": "У меня нет ни гроша, все запасы вышли...
были кой-какие деньги, да ушли на теплую одежду... нельзя ли растормошить
знакомых и раздобыть рублей 20-30. Это было бы прямо спасение..."
Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они
тотчас выслали ему деньги. Впоследствии он ненавидел писать длинные письма.
Но тогда в этом страшном краю письма были единственной возможностью говорить
с близкими, а ближе этой полузнакомой семьи у одинокого Кобы никого не было:
"Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас
большая семья... Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете
присылать открытые письма с видами природы... В этом проклятом краю природа
скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы
на бумаге".
В Партархиве хранится рассказ "В пургу", написанный со слов Кобы сыном
Сергея Аллилуева - Федором. Видимо, когда он ухаживал за Надей Аллилуевой,
Коба, как шекспиров-ский Отелло, рассказывал о "мучительном прошлом"... Как
он шел в полярную ночь - добывать рыбу, которая была "вся его пища". И как
однажды чуть не погиб...
"Мороз все крепчал... голубоватый в свете луны снег и тени от торосов.
Ледяная пустыня. Но подул северный ветер, завьюжило, и скрылись звезды. Он
попал в пургу. Вешки, которыми отмечали путь, исчезли в пурге. При каждом
порыве ледяной стужи лицо немело, превратившись в ледяную маску. Саднящая
боль. Пар изо рта смерзался. Голова и грудь покрылись ледяной коркой, дышать
невозможно, обындевевшие веки слипались. Тело растеряло тепло. Но он все
шел. И дошел..."
Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать?
Однако "сапоги" (так называли паспорта для побега) ему так и не прибыли...
Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из
всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой - самой ужасной... Ничего
подобного! Он страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему?
Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы.
Помню, студентом я проходил практику в Центральном Историческом архиве
в Москве. Там я увидел картотеку Московского охранного отделения. Это была
картотека революционеров: синие - большевики, белые - кадеты, розовые -
эсеры. Более 30 000 карточек - на всех видных деятелей революции. На обороте
карточек - клички провокаторов, давших эти сведения... Здесь же была
знаменитая секретнейшая картотека Департамента полиции - в ней учитывались
революционеры-провокаторы. Завербованный ценный провокатор открывал путь
наверх для чиновника Департамента, так что они берегли своих подопечных. "Вы
должны смотреть на сотрудника как на любимую замужнюю женщину, с которой
находитесь в связи. Один неосторожный шаг - и вы ее погубите", - говорил В.
Зубатов, глава охранки.
После Февральской революции Временное правительство создало ряд
комиссий - и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти
большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном
архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была
упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать
провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший
кличку Василий, так и не был выявлен...
Слухи о том, что Коба - провокатор, появились уже в начале его
деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте
жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская - личный секретарь
председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно
же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала
высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично
заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин - провокатор. Шаумян
рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой
знал только один человек - Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса
подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять
упорный слух - Коба.
О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но
и опубликованные документы:
"Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакин-ский комитет
РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член
комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. - Э. Р.) и другие. Члены
предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором,
агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин
ответил им взаимными обвинениями. Фикус".
Этот документ хранился в секретном фонде Архива Октябрьской революции.
Под кличкой Фикус в полиции проходил Николай Ериков. Этот революционер,
проживавший нелегально под именем Бакрадзе, состоял секретным сотрудником
охранки с 1909 по 1917 год. В партии он был со дня ее основания.
И далее Фикус сообщает: "Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на
постановку большой техники (типографии. - Э. Р.)... находятся у Кузьмы, и он
пока отказывается их выдать Кобе... Коба несколько раз просил его об этом,
но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие". Именно в этот
момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка
покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет:
"На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки
денег, нет пальто и даже платья на нем".
В 1947 году, готовя второе издание "Краткой биографии", Сталин внес в
старый текст интереснейшую правку. Она сохранилась в Партархиве.
В старом тексте написано: "С 1902 до 1913 года Сталин арестовывался
восемь раз". Но Сталин исправляет - "семь".
В старом тексте - "Бежал из ссылки шесть раз". Он исправляет - "пять".
Какой-то арест его явно тревожил, и он решил его изъять.
Шатуновская считала: тот самый, когда он стал провокатором.
Я слышал рассказы Шатуновской уже в конце хрущевской оттепели. Со
страстью она сыпала именами старых большевиков, знавших о провокаторстве
Кобы: секретарь Ростовского обкома Шеболдаев, член Политбюро Косиор,
командарм Якир...
Из письма Л.Корина: "Слух о провокаторстве Сталина был известен в
Коминтерне. Мой отчим, старый большевик, рассказывал: "Как-то в Коминтерне
Радек читал вслух секретную инструкцию Департамента полиции о вербовке
провокаторов. Это делалось, чтобы научить компартии бороться с провокаторами
и самим вербовать агентов. Причем читал с неподражаемым легким сталинским
акцентом..."
Самое забавное: в фонде Коминтерна я наткнулся на эту инструкцию. Вот
несколько выдержек:
"Наибольшую пользу секретные агенты приносят охранному отделению, если
они стоят во главе партии... Если оно не в состоянии завербовать такого
агента, то охранное отделение старается провести его с низов к вершине
партии".
"Наиболее подходящие лица к заагитированию - лица, самовольно
возвратившиеся из ссылки, задержанные при переходе границы, арестованные с
уликами, предназначенные к высылке. Если секретному агенту грозит
разоблачение, то он арестовывается вместе с другими членами партии, и в том
числе с тем, от которого узнали о его провокаторстве".
Так что можно представить, как пишет Корин, что "чтение Радека имело
большой успех у посвященных слушателей".
Шатуновская рассказывала, что материалы о провокаторстве Сталина были
переданы Хрущеву. Но когда его попросили о дальнейшем расследовании, Хрущев
только замахал руками: "Это невозможно! Выходит, что нашей страной тридцать
лет руководил агент царской охранки?"
Здесь следует вспомнить все фантастические побеги Кобы, его поездки за
границу, странное благоволение полиции и бесконечные тщетные телеграммы с
требованием задержания, ареста, которые почему-то остаются без последствий.
Очередная шифрограмма начальника Московского охранного отделения А.
Мартынова в Петербургское охранное отделение: "1 ноября 1912 года.
Коба-Джугашвили направляется в Питер, и его следует задержать... перед
отъездом за границу".
Но Коба преспокойно проследовал за границу через Петербург! В очередной
раз! И участвовал вместе с Лениным в краковском совещании большевиков, на
котором, кстати, присутствовал и провокатор Малиновский.
Неужели Коба действительно был агентом охранки?
Чтобы разобраться, следует вспомнить странную историю его близкого
знакомого и адресата - Малиновского, "русского Бебеля", как называл его
Ильич. Уже с 1912 года некоторые члены партии имели серьезные подозрения
против Малинов-ского. В то время он был избран от Москвы в Государственную
думу, стал главой большевистской фракции. Когда председатель Думы узнал о
его службе в полиции, Малиновскому было предложено тихо уйти. Он уехал из
столицы. Это странное исчезновение всполошило большевиков. Вспоминаются
слухи о провокаторстве, назначается расследование, создается комиссия.
Малиновский соглашается предстать перед ней. Комиссия заслушивает всех
обвиняющих, но Малиновского упорно защищает Ленин. В результате комиссия
объявляет: "Обвинения в провокаторстве не доказаны". При этом некую личную
историю, которой Малиновский объяснял свой уход из Думы, решено не оглашать.
И в дальнейшем Ленин горой стоит за своего любимца. Когда молодой
Бухарин рьяно выступил против Малиновского, Ленин написал ему письмо на
бланке ЦК: если он будет продолжать клеветать на Малиновского, его исключат
из партии...
Реабилитированный Малиновский продолжал служить РСДРП. Во время войны
он пошел добровольцем в армию с секретной задачей - сдаться немцам и в плену
вести большевистскую пропаганду среди русских военнопленных. В Парт-архиве
существует заботливое письмо Ленина Малиновскому об отправке ему в 1915 году
теплых вещей в лагерь военно-пленных.
Однако после Февральской революции провокаторство Малиновского было
доказано. И Ленин... продолжал биться до конца! По западным источникам, он
решительно заявил комиссии Временного правительства: "Я не верю в
провокаторство Малиновского, потому что будь Малиновский провокатор, то от
этого охранка не выиграла бы так, как выиграла наша партия..."
В этом ответе Ленина, возможно, открыт ключ к удивительной ситуации.
Действительно, Малиновский принес партии куда больше пользы, чем вреда: его
зажигательные речи в Думе, существование "Правды" - газеты большевиков, где
печатались крамольные статьи, - все это властям приходилось терпеть под
нажимом охранки, покрывавшей Малинов-ского.
О том же говорит один из руководителей охранки, Висса-рионов: "Когда я
стал читать его выступления в Думе, я пришел к заключению, что более нельзя
продолжать работу с ним".
В этом заявлении слышится голос обманутого человека.
Однако документов становилось все больше, и большевикам пришлось
уступить. Имя Малиновского стало синонимом провокаторства наряду с именами
Азефа и Дегаева. И вот после Октябрьского переворота, в октябре 1918 года,
Малинов-ский... возвращается из Германии в Петроград! Его тотчас
арестовывают, переправляют в Москву. Уже 5 ноября в Кремле состоялся суд, и
Малиновский сделал странное заявление, о котором в своей книге о Ленине
пишет Луис Фишер: "Ленину должна быть известна моя связь с полицией".
Он просил очной ставки с Ильичем, но... его поторопились расстрелять.
Думая над историей Малиновского, я вспомнил свою студенческую юность. В
тот год у нас шли практические занятия в том самом Историческом архиве, где
находились уже упоминавшиеся картотеки провокаторов и революционеров. В те
годы в архив часто приходили запросы старых большевиков, хлопотавших об
установлении им пенсии за революционные заслуги.
Тогда я стал свидетелем одной истории. Очередной старый большевик
попросил справку о своей революционной деятельности. И сотрудница нашла его
имя в картотеке провокаторов.
И вот он пришел в архив за справкой. Благоволившая ко мне
руководительница практики позволила мне присутствовать при разговоре... Я
помню этого старика - высокого, с белоснежными волосами. И никогда не забуду
его усмешку, когда ему сказали об открытии.
Состоялся удивительный разговор. Передаю его, естественно, по памяти.
Но смысл, поразивший меня тогда, сохраняю в точности.
- Да, я числился агентом, но им не был... - сказал старик. - Я работал
с согласия партии. Так мы доставали информацию. К сожалению, те, кто меня
послал в полицию, давно расстреляны Сталиным.
- Но вы же выдали... - Сотрудница назвала имена.
- Как вы понимаете, так приходилось поступать, чтобы полиция верила...
Но уверяю вас, если бы выданные мною знали об этом - они одобрили бы мои
действия. Наши жизни принадлежали партии. Для ее блага мы жертвовали и
свободой, и жизнью... Впрочем, сейчас это трудно понять: революционеры
погибли - Термидор победил.
Хорошо помню: он встал и ушел, не прощаясь.
Вспомним "Катехизис" Нечаева: все те же идеи! Известная социалистка
Анжелика Балабанова записывает поразившее ее суждение Ленина о готовности
использовать провокаторов в интересах дела: "Когда вы начнете понимать
жизнь? Про-вокаторы? Если бы я мог, я поместил бы их в лагере Корнилова".
ВЕРСИЯ
Итак, моя версия о Малиновском. Сначала полиция, узнав о его темном
прошлом (изнасилование, воровство и прочее), начала его шантажировать и
предложила стать агентом. Впо-следствии Малиновский, достигнув большого
влияния в партии, решился сообщить об этом Ленину. Как и ожидал хорошо
изучивший Ленина Малиновский, Вождь равнодушно отнесся к его прошлым
преступлениям. Они не были совершены против партии, и с точки зрения
"Катехизиса", призывавшего сотрудничать даже с разбойниками, Малиновский был
невиновен. Ленин понял: нельзя было допустить, чтобы очернили "русского
Бебеля", ибо это очернило бы партию. И вот тогда, видимо, Ленин принял
решение абсолютно в духе "Катехизиса": Малиновский должен продолжать быть
провокатором, чтобы большевики смогли использовать полицию! Конечно,
впоследствии, по ходу взаимоотношений Малиновского с полицией, приходилось
даже жертвовать "некоторыми товарищами", но отдавали самых ненужных -
"революционеров второго разряда" (говоря языком "Катехизиса"). Зато польза
делу, которую теперь приносил Малиновский, была несравненно больше.
Благодаря полиции Малиновский прошел в Думу, где беспрепятственно громил
самодержавие. Многим помог он и "Правде". Его провокаторство происходило в
обстановке обычной строжайшей секретности, и, скорее всего, никто, кроме
Вождя, не знал об этом. Вот почему, когда свершилась революция, Малиновский
вернулся в Россию. Но он забыл "Катехизис": главное - польза дела. Ленин не
мог открыто объявить о существовании уголовного крыла своей партии. И
забывчивого Малиновского расстреляли.
Но вряд ли история Малиновского была единичным явлением. Возможно, была
целая практика двойных агентов. И коварный восточный человек, как никто,
подходил для этой роли. Вероятно, чтобы вести успешнее "бомбовые дела", Кобе
и было предписано Вождем вступить в контакт с полицией. Тогда все становится
понятней: и почему он так легко бежит, и почему так мало заботится о своей
безопасности. И почему Ленина не тревожат его странно удачные побеги и
слишком легкие поездки за границу.
"Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним
отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в
дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском" (из секретной инструкции
Департамента полиции).
Но, как и в случае с Малиновским, полиция, видимо, начала догадываться
о двойной игре Кобы. Потеряв покровительство полиции, он был вынужден стать
очень осторожным. Ему пришлось перестать заниматься "эксами" и
сосредоточиться на работе с думской фракцией. Он сумел и здесь доказать свою
ценность для Ленина. Но после окончания выборов он перестал быть так уж
ценен для партии. Руководить текущей работой фракции - то есть выполнять
полученные из-за границы указания Ленина - могли и другие.
И возможно, Малиновскому позволили его выдать...
Кобе пришлось понять: его предали. Им пожертвовали. Он стал
"революционером второго разряда"!
Но понял он это не сразу. Из туруханской ссылки он шлет письма Ленину.
Он верит - его спасут, помогут бежать. Ведь теперь, без помощи полиции, ему
не сделать это одному.
"Коба прислал привет и сообщение, что он здоров", - пишет Ленин
Карпинскому в августе 1915 года. Но Кобе Ленин не ответил.
Ему не до Кобы. Пока тот гниет в Туруханском крае, начинается мировая
война. И с нею великая драка между социалистами. Большинство поддерживает
свои правительства. Но Ленин заявляет: "Наименьшим злом было бы теперь
поражение царизма".
Поражение в войне, кровь солдат, "чем хуже - тем лучше" - вот путь к
революции. Впрочем, через несколько месяцев, когда Ленин решил оживить
деятельность Русского бюро ЦК, интерес к Кобе возродился. Ленин пишет
Карпинскому: "Большая просьба, узнайте фамилию Кобы (Иосиф Дж.? Мы забыли.
Очень важно!!!)".
Ленин уже не мог вспомнить фамилию верного Кобы...
Но видимо, планы Вождя переменились. И опять молчание.
А Коба все пытается напомнить о себе. Пишет статью по национальному
вопросу: Ленин так любил, когда "чудесный грузин" Коба переписывал его
мысли. Коба отсылает статью. Но... Ленин не отвечает.
Забыли, забыли верного Кобу...
ГЛАВА 5
Новый Коба
Вскоре в Сибирь приехало пополнение. Послушные воле Ленина,
думцы-большевики отказались вотировать военные кредиты. Депутаты объезжали
Россию, агитируя против войны. Вся думская фракция большевиков была
арестована.
В разговорах с ними Коба, видимо, окончательно уяснил роль
Малиновского. И свою жалкую роль. Когда-то он потерял веру в Бога. Теперь
наступил второй страшный переворот в его душе. Он потерял веру в бога Ленина
и в товарищей.
Он мог подвести итоги. Ему 37 лет - жизнь уже повернулась к смерти. И
кто он? Член Центрального Комитета партии говорунов, большинство которых