Страница:
В противовес старейшему французскому виршеплету вызову из мрака забвения самого юного - десятилетнего Франсуа де Бушато. Он был сыном парижского актера, родился в 1645 году. Ему едва минуло пять лет, когда он уже говорил на нескольких языках, в восьмилетнем возрасте познакомился с древнегреческими и латинскими классиками. На десятом году стал балованным любимцем парижских салонов как необыкновенной легкости импровизатор. Его стихотворные импровизации записывались и печатались в тогдашних газетах. Ему прискучили многочисленные выступления в Париже, он пожелал в Англию, чтобы научиться английскому. Французский посол взял с собою в Лондон крохотную галльскую знаменитость. И в английских салонах он стал любимцем дам, они сажали его на колени и гладили, лаская. Однажды на коленях у одной прекрасной английской леди у галантного юного джентельмена вырвались такие стихи:
На коленах твоих вдохновляют боги,
Тысячи стихов мало прелесть твою воспеть,
Пока Аполлон мою лиру настраивал,
Ах, разбойник Амур стрелою успел попасть109.
Если перевод и слаб, то оригинал совсем неплох, конечно, применительно ко вкусам того времени. Сколько взрослых поэтов-академиков не могло умнее свести воедино аполлонову лютню, стрелу Амура и прочую мифологическую чепуху в этом роде.
В Англии национальным чемпионом стихотворной импровизации был Теодор Хук, который, впрочем, имел доброе имя автора пьес и романиста, редактора популярной газеты, а потому стал главным сборщиков налогов и казначеем на колониальном острове Маврикия (1788-1841). Кто слышал его импровизации, писали о нем, что не могли себе представить такого ослепительного фейерверка человеческого ума, если сами не были тому свидетелями. Он импровизировал не только стихи, но и музыкальное сопровождение на фортепиано. Тут же перед роялем он моментально слагал целые небольшие оперы в заданных публикой стихотворных формах и размерах. Однажды он развлекал целое общество в шестьдесят человек составлением нескольких эпиграмм на каждого из присутствующих с соответственным музыкальным сопровождением.
Он был в милости у герцога-регента, который и вознаградил его за доставленные удовольствия, назначив главным сборщиков налогов и казначеем на остров Маврикий с годовым окладом 2000 фунтов. Но один из его чиновников совершил растрату, а ему пришлось отвечать, его вызвали на родину и посадили в долговую тюрьму. Только годы спустя ему удалось выйти на свободу, после чего он зарабатывал на хлеб редактированием газеты.
Среди театральных творений Хука было одно и на венгерскую тематику "Tekeli or the siege of Mongratz" ("Текей или осада Монграца"). Поскольку он свершил его в шестнадцатилетнем возрасте, не стоит его упрекать в чудовищном искажении, которое он допустил в отношении имений Текей и крепости Мункач110.
Среди немецких стихотворцев-импровизаторов наиболее известным был Даниэль Шенеманн. Он также и пример тому, вместе с итальянцем Перветти, как во время импровизации впадают в транс. Шенеманн сознательно вызывал состояние транса. Когда, например, ему приходилось импровизировать о смерти, он брал в руки череп, устремлял на него глаза, при все увеличивавшемся вплоть до обморока сердцебиении импровизировал стихи, да так скоро, что их едва успевали записывать. Его расцвет приходится на 1720 год, когда ему довелось выступать даже перед прусским королем. Однажды ему надо было сложить стихи на королевского библиотекаря. Тот откликался на латинизированное имя Брунсениус. Шенеманн совершенно неожиданно восславил заслуги господина библиотекаря в десяти строках, в чем, собственно, не было бы ничего особенного, если бы первая строка не начиналась бы на букву "б", вторая на "р", третья на "у" и так далее, пока не получилось полного имени удостоенного такой чести мужа. В другой раз король возложил на него задачу воспеть великую катастрофу, случившуюся в Берлине, когда на воздух взлетела пороховая башня, случилось это как раз в том же году. Шенеманн, помолившись, впал в транс и отрубил 21 строфу об этом печальном событии.
Вне сомнения, что эти молниеносные поэты отличались необычным природным даром: ей богу, их вполне может слушать тот, кто находит удовольствие в подобных цирковых зрелищах. В цирке актеры играют на скрипке, стоя вверх ногами, этого не мог бы сделать даже Паганини. Эстетический вкус тоже повернут вверх ногами, если стихотворца-акробата венчают, как настоящего поэта. В старой Венгрии дважды побывали эдакие поэты с наскока. Для столетней давности вкусов германоговорящей части граждан характерно, что немецкий стиховыплевыватель по имени д-р Лангеншварц провел в Пеште четыре сеанса моментального стихоплетства. Через несколько лет приезжал еще один итальянец, его премьеру однако удостоило уже только сорок слушателей. Впрочем, его выступление устраивала одна знатная дама - покровительница искусств в своем особняке. Уж и не знаю, где мог находится этот особняк? Тогда Пешт был еще очень невелик; возможно, он находился поблизости от дома сапожника на улице Баштя, в котором Карой Кишфалуди нашел убежище от голодной смерти.
В "Ханмювес"111, 4-й номер за 1833 год, читаем следующий колокольный призыв:
"Д-р Лангеншварц, пиит-импровизатор. Сей 26 лет отроду великой славы человек, имея прибыть в Пешт, в здешнем малом городском танцзале в воскресенье, апреля 14 дня, представит академию112, на коих будет скоро составлять поэмы, а посему может быть величаем по-венгерски скорым стихослагателем (импровизатором)".
О случившемся стихослагании газета напишет такой отчет:
"Господин импровизатор просил задать ему три слова, на кои ему надлежало слагать приветственные поэмы в честь присутствующих дам, к тому ж на письме, затем, что их, отпечатав, на случай будущей импровизации раздавать будет, и прибавив к тому, что слова не должны быть таковыми, что уже несут некую похвалу либо красивость; тогда из многих таковых три слова избрал: Blodsinn, Schreckbar, Marodeur".
Двадцать минут истребовалось импровизатору, чтобы соответствующим образом приспособить рифмующиеся слова для воспевания дам, которые, право, более всего подходили бы для характеристики его собственной литературной деятельности. Все это время играла музыка. После декламации, когда улегся взрыв аплодисментов, пиит продолжал импровизировать на различные предложенные ему темы, например, "Влияние поедания арбузов на венгерскую историю". И с этой задачей он блестяще справился, пожав большой успех, не считая того, что смерть короля Матиаша он приписал поеданию арбуза.
"Под конец, - пишет "Хонмювес", - попросил 20 слов, среди которых каждые два рифмуются, их он употреблял к четырем стихам по заданному "прощанию двух странствующих подмастерьев", притом каждый странник говорил к сотоварищу раз веселым, другой раз грустным стихом, и уж совсем вконец господин Лангеншварц на записанные 20 слов, в обратном порядке (снизу) оные прочтя, сказал на них пятое стихотворение, в коем выказал благодарность слушателям, обещав венграм вечную благодарность. Хотя среди оных 20 слов бывали и таковые, кои ему употреблять было весьма затруднительно, например, Марони-Тарони (венские содержатели кофеен на Грабене), courage-bagage, сие воистину невозможно не наградить аплодисментами за сложенные наскоро в импровизации частью шуточные, частью чувствительные стихи".
Уже упоминавшийся итальянец по имени Биндоцци в мае 1837 года удостоил венгерскую столицу своим посещением. Недостаток интереса у публики пытались восполнить своими восторгами некоторые газеты. Газета "Райзолаток" едва ли не сплела ему лавровый венок.
Достойный стихотворец получил в качестве одной из тем "вышеградские руины".
"Райзолаток" пишет: "Он с удивительной легкостью вывернулся из затруднительного положения, потому как к слову пальма подвел в пару Тальма, чуть подладив его, представив руины Вышеграда столь воодушевляющими, что они будто бы могли воодушевить самого Тальма".
Великая и прекрасная мысль, прекраснее сам Верешмарти не смог бы вывернуться. Безбедно перебрался пиит и через все трудности более легких заданий. По ходу ему пришлось изливать стихи "о непостоянстве дам". "Сие поистине прелестное задание, - пишет газета, - ко всеобщему удовлетворению он исполнил с превеликой ловкостью и капризностью".
Редактор поблагодарил его за сей усладительный душ из рифм следующими прощальными строками:
"Мы, кому его искусство доставило удовлетворение до растроганности, за кое прекрасный импровизатор может из столицы Гуннии увезти с собой память об участии и сочувствии, коими все просвещенные города Европы удостаивали его".
В те поры уже минуло двенадцать лет, как вышло в свет "Бегство Золана"113. Но, по-видимому, все еще находились такие, кого мощный вихрь языка Верешмарти загонял в защищенные от ветра уголки редакций, кокетничающих с "просвещенными городами Европы". Примером тому полный перевод на венгерский язык 18-строфной скоропалительной поэмы маэстро Биндоцци на страницах той же "Райзолаток". Итальянец тут ничего не мог поделать, на чудесном языке его родины даже самые плоские мысли звучат усладой. В ту пору наместник Йожеф только поднялся от болезни, это событие ему пришлось отразить в скорых рифмах. У анонимного переводчика этот ритмический всплеск вышел так:
Не сломлен, не ушел,
И жив среди своих.
Правдива весть, и страх
Беды огромной
Промчался тучей.
Природа кличем "Прочь!"
Изгнала злую тень.
Средь пламенных объятий
Улыбка мудреца, величие.
Героям поколенья
Господь их возвратил.
По всей земле зефиры
И тихи, нежны - рады,
Сей чудный день настал.
Обзор мой вышел длинноват, и теперь я могу только второпях упомянуть еще несколько женщин-импровизаторов. Потому что оказывались и такие. Конечно же, все они - скорые на язык итальянки. В XIX веке самой знаменитой была Джианнина Милли, о которой Манцони говаривал, что она превзошла всех живших до нее импровизаторов; Роза Таддеи была известна тем, что по желанию публики в любой стихотворной форме импровизировала стихи и тут же сочиняла к ним музыку.
В XVIII веке три женщины удостоились чести быть избранными в одну римскую литературную академию, в Аркадию. Одна из них, Тереза Бандетти, возвысилась до поэтессы из танцовщиц; другая, с очень длинным именем - Фортуната Зульгер-Фантастичи-Маркезини; третья, увенчанная и обожаемая всеми, прекрасная Мария Маддалена Морелли. Она была та самая, кто на импровизаторском турнире в Риме победила Лодовико Серио, и кого затем торжественно вознесли на Капитолий для торжественной церемонии увенчания лавровым венком. Аркадийцы в своей академии присвоили ей имя Кориллы Олимпийской. Позднее ее слава докатилась и до Венгрии. Один короткой жизни старый венгерский журнал "Кедвешкеде"114 в 3-м номере за 1824 год пишет о ней, присовокупляя к своему сообщению следующее, отнюдь не ласкающее слух замечание:
"Возможно, у нас на родине к такой славе могут стремиться Борбала Мольнар и Анна Бешшенеи, однако коих один зрелого приговора патриот от версификации к прялке поправил".
В романистике этот странный фокус от избытка сил лег на душу одному драматургу. Коцебу учинил его, может, в шутку или со скуки. Фокус этот едва ли удостоился венгерского перевода. Впрочем, один наш достойнейший актер подпевал Коцебу, это был Бенке Йожеф. Коцебу, в образном переводе Бенке, признается в своем промахе, вызвавшем появление романа как жанра:
"Я просил друзей моих предложить мне на перо любые двенадцать слов, а я постарался бы на эти двенадцать слов составить небольшой Роман. Предложены были слова: вулкан, проповедник, хрущ, страус, война небесная, рудник, океан, волк, олово, боязливость сердца, ад, подкуп".
Коцебу таки "направил" перо на указанные слова. Он разделил роман на двенадцать глав, вынес в заголовок каждой одно из заданных слов и привязал к ним содержание глав.
Заглавие романа: "История моего отца, или как вышло, что я родился".
Главы:
I. "Вулкан". Дедушке автора 70 лет, бабушке - 19. Юная жена уговаривает старого мужа поехать в Италию. С ними едет и один молодой человек - друг семьи. В Неаполе молодая жена забирается на Везувий, от напряжения неожиданно заболевает и производит на свет мальчика. "Как ты могла на восьмом месяце лезть на Везувий? - упрекает ее муж. - Вот теперь ребенок появился прежде времени". "Не прежде он," -таинственно отвечает жена.
II. "Проповедник". Ребенка надо крестить, зовут проповедника. Сей поп немец по национальности, у него есть дочь. Молодая женщина, пользуясь случаем, оставляет новорожденного на попечение семьи попа.
III. "Хрущ". Новорожденный Поликарп воспитывается вместе с дочкой попа. Тринадцати лет от роду он гоняется по лесу за хрущом и попадает к разбойникам, они оставляют его у себя в лесу поваренком.
IV. "Страус". Разбойники плохо обращаются с ним. Случается, что "невинная нижняя часть тела его бывала жестокою с кнутом рукою гневно отпускаема высеченною". Отрок бежит, но попадает из огня да в полымя, к содержателю бродячего цирка, который и сманивает его с собою. Поликарпу поручают кормить страуса. Они покидают Италию и попадают в Германию.
V. "Война небесная". Поликарп, уже юноша, прослышав где-то, будто у страусов железные желудки, на пробу скармливает ему ключи от ворот. Страус подыхает. Поликарпа выгоняют. Он бредет без еды и питья, начинается буря, юноша прячется в лесной лачуге, туда же буря загоняет одного охотника. Парень рассказывает ему о своей злой судьбине.
VI. "Рудник". Про охотника выясняется, что он и есть тот самый молодой человек, который сопровождал матушку Поликарпа в Италию. "О, приди на грудь мою!" - восклицает он и устраивает Поликарпа на своем руднике. Но получается так, что Поликарп подшучивает над страшными историями про рудничного духа, за это шахтеры объявляют его безбожником и прогоняют.
VII. "Океан". Поликарп попадает к портняжке, который к тому же кропает вирши по случаю. Он и выучивает Поликарпа сочинять. Тот пишет эпическую поэму в 33-х песнях. Заглавие "Океан". Начинается так: "В глубинах под покровом серого неба, в ужасных пещерах ненасытного любострастия сломленная бродит моя странствующая душа по теням пролетевших тысячелетий, на груди вечности собирает плоды вечно цветущих пальм, клыками острыми вгрызаясь в чудеса природные, алкая колючим языком созиданья мастерских трудов". Поэму представляют великому герцогу, а поскольку никто из нее ни слова не понимает, объявляют шедевром. Поликарпа назначают хранителем герцогского парка.
VIII. "Волк". К сожалению, какой-то волк проделывает дыру в ограде и производит опустошения среди дичи. Через эту же щель проникает один кавалер и производит опустошения в добродетелях герцогской подруги. Дело получает огласку, Поликарпа бросают в тюрьму.
IX. "Олово". За неимением письменных принадлежностей он выламывает из оконной рамы кусок олова и пишет в честь герцога хвалебный гимн. Помилование. Его выпускают из тюрьмы.
X. "Боязливость сердца". В скитаниях однажды слышит он из леса призывы о помощи - два здоровенных парня хотят убить беззащитного. Поликарп нападает на них, парни трусливо убегают. Кто же жертва? Управляющий рудником!
XI. "Ад". Раны управляющего смертельны. Зовут попа. Поп так живописует перед умирающим кошмары ада, что тот от ужаса приходит в себя и открывает тайну, что Поликарп родился не на восьмом месяце, а, как положено, после девяти. То есть он и есть отец. Умирает. Поликарп единственный наследник.
XII. "Подкуп". Дочь неаполитанского проповедника, воспитавшего Поликарпа, Мими, вырастает в прекрасную девицу. Один знатный господин расставляет ей сети. В своих домогательствах он привлекает проповедника к суду по ложному обвинению. Его люди "советуют" бедному отцу подкупить обвинителя, тогда все уладится. Но чем подкупить бедняку? Честью собственной дочери! Поп решается бежать всей семьей. Бегут в Германию. Заблудившись, попадают в замок Поликарпа. Узнавание, любовь, свадьба.
Мое краткое изложение лишь конспективно представляет повороты в развитии действия в романе. Прочитанный одним махом он кажется ничуть не глупее любого из современных детективов.
Более того, начинающим писателям от этого может выйти даже некоторая польза. Автор в предисловии намекает на эту пользу и оправдывается так:
"И все же представляется мне справедливым, что таковая деятельность ума может быть полезной для молодых, желающих иметь практику Писателей, потому что учит соединять воедино Идеи и такие вещи, которые на первый взгляд кажутся такими далекими друг от друга, как небо от земли".
ПИСАТЕЛЬСКИЕ КУРСЫ И ПИСАТЕЛИ-ПРИЗРАКИ
Коцебу и не мечтал, во что выльется в XX веке его идея насчет подготовки молодых писателей. "Поэтами не рождаются, поэтами становятся," - провозглашают предприниматели, занимающиеся подготовкой писателей.
В литературной прессе Парижа появилось следующее соблазнительное объявление с очень кратким заголовком: "Devenez ecrivain!" ("Будьте писателем!")
Речь идет о том, что один оборотистый француз открыл школу писателей, настоящие курсы, на которых берутся за пару недель сделать писателя из любого. Дословно сообщаю текст этого соблазнительного объявления:
Будьте писателем!
У вас есть идеи, но вы не можете их выразить. Тема уже созрела, вы ее продумали во всех отношениях. Вы берете авторучку... И вот, перед белым листом бумаги на вас попросту нападает страх и головокруженье. Вы ощущаете, что ваш мозг так же пуст, как и белый лист бумаги. Все то, что вы так хорошо наладили в уме, вихрем пляшет вокруг вас. То, что вы считали уже схваченным, окончательно ускользает из ваших рук.
"Где же способ, - спрашиваете вы, - отразить то, что есть во мне? Как начать? Как закончить?"
Какое мучение для умной и отважившейся молодой души ощущать себя как бы замурованной заживо! И как тяжек этот груз в жизненном состязании!
Школа "А, В, С" (как изобретательно!) освободит вас от душевной тюрьмы, выведет на солнечный свет ваши дарования и приобретенные способности во всей их полноте, иными словами лучшее в вашем я. Благодаря абсолютно новой методике через пару недель вы поймете, насколько для вас стало легче то, что до сих пор казалось таким трудным. Выбор слов, необходимых для выражения мысли, их упорядочение и связь между ними - все это станет для вас игрой, которая не только приятна, но и доходна, потому что вы сможете улучшить ваше материальное положение и поднять писательский авторитет.
Итак, напишите нам еще сегодня, и мы вышлем вам наш подробнейший проспект, который содержит все необходимые сведения".
О методике курсов мне не удалось узнать ничего. Немного более о результатах: в самом объявлении перечисляются имена семи неизвестных дам, воспитаниц курсов, чьи неизвестные новеллы появились в неизвестных газетах.
Больше подробностей об американских писательских курсах. Будет достаточно описания одного экзаменационного дня, который проходил на фабрике писателей в Лос-Анжелесе115.
В аудитории находилось сто двадцать слушателей. Мужчины, женщины вперемежку, по большей части от 45 до 70 лет. Старые джентельмены, матери, бабушки, а среди них хорошо известный тип женщины-Мафусаила в сплетенной из незабудок шляпке на крашеных волосах.
На черной доске преподаватель изобразил крепостную стену, посреди стены приклеил вырезанные из толстой упаковочной бумаги преогромнейшие крепостные ворота. Согласно его пояснению ворота символизируют свободный вход в крепость писательского искусства. Желающему проникнуть в крепость надо было представить "документы", то есть сочинение собственного изделия. Если преподаватель находил документы в порядке, то есть если произведение соответствовало правилам, изложенным на курсах, слушатель мог войти в символические ворота. Но если же нет - горе ему! Его обезглавливали, конечно, тоже символично, картонным мечом, которым орудовал один вызвавшийся пожилой господин.
Вышел первый слушатель, правильнее, странник. Захотел войти в крепость. Преподаватель, вернее, хозяин крепости, потребовал документов от странника, назвавшегося верной характеристикой, поскольку это была на самом деле высокая, тощая женщина в желтом платье, красной шапочке и зеленых серьгах.
Господин крепости прочитал рукопись, но нашел ее плохой и предал несчастного странника палачу, а тот обрушил свой жестокий меч на голову жертвы. Два с половиной часа продолжалось такое кровопролитие. Скатилось семь голов, однако произведения семи странников оказались столь успешными, что их авторы смогли проникнуть в крепость, к тому же в "галерею отличных".
Одно произведение настолько превосходило остальные, что преподаватель возопил от восторга. Он крикнул, чтобы послали за фотографами, дабы увековечить рождение нового таланта. Произведение блестяще решало задачу, обозначенную в учебной программе как "правильное построение драматического конфликта". В нем говорилось, что герой сидит в лодке посреди моря и читает. Поднимает глаза от книги и вдруг с носа лодки на него шипит огромная ядовитая змея. Он хочет прыгнуть в воду, но, о ужас! Рядом с лодкой плавает акула! Бегство героя и его способ остались тайной, поскольку преподаватель не позволил дочитать новеллу. Он вопил, что хватит и этого, потому что интереснее ситуации в новелле быть не может.
Теперь мы по крайней мере знаем, где выжимают лимонный сок для лимонадного потока, заливающего американские журналы.
Только не всякому хватает прилежания месяцами ходить на курсы, пока не осуществятся их писательские амбиции, и пока он не увидит свое имя под литературным произведением в печати.
Для этого существует более простой способ.
Пусть напишет другой, а он только купит произведение за наличные и поставит свою подпись.
Идея настолько хороша, что имело смысл открыть контору, чтобы сводить покупателя и продавца. Где такая контора? В Америке, конечно. Ее точный адрес: Нью-Йорк, улица Ист, 49, квартира 17. Ее обнаружил корреспондент "Нувель Литерер" и опубликовал в номере от 1 августа 1936 года. Согласно объявлению предприятие называется "Контора писателей-призраков ".
Выражение "писатель-призрак" не передает точного смысла английского "ghostwriter". Это искусственно созданное американское слово выражает, что настоящий писатель стоит призраком за своим произведением, он расстался со своей работой, как тело расстается с душой, а свои земные останки с полным на них правом собственности передал покупателю.
На французском литературном жаргоне их зовут неграми, а по-венгерски кули.
Контора поставляет все. Романы, новеллы, стихи, статьи, научные работы, ораторские выступления, доверительные письма... Всего сто двадцать сотрудников держат на учете. С помощью соответствующей картотеки можно моментально подыскать писателя, имеющего необходимые способности и профессиональные познания для написания желаемого произведения. Потому что, естественно, на контору работают и специалисты. Один разбирается в сельском хозяйстве, другой в химии, третий в фарфоре. Более того, контора в основном ищет специалистов, потому что обычных талантов оказывается в избытке. Контора не смущается, если для какого-нибудь произведения не оказывается под рукой специалиста. На такие случаи держат поднаторевших в библиотечных поисках "книжных червей". Они разыскивают источники по библиотекам, доставляют материал в контору, а там его обрабатывают ловкие "призраки".
Вознаграждение разное. За слово 1,5-6 центов. Писателя контора вознаграждает в соответствии с качеством работы. С заказчика берут сообразно его имущественного положения, с некоторых дерут по 40-50 долларов. Простой гражданин с тощим кошельком может и за пять долларов получить надгробную речь на случай похорон.
Как видите, предприятие существует на трезвой основе, ему вполне можно доверять. Его честность особенно сказывается в заказах на художественную литературу. Корреспондент поинтересовался подробностями такого рода поставок, на что директор с достойной признания деловой честностью ответил:
"Если уж мы доставляем художественную рукопись, то положа руку за ее орфографию и расстановку знаков препинания, четкость формулировок, однако мы отказываемся от всякой ответственности за все, что касается художественной ценности произведения".
На вопрос, получала ли контора письма признательные, неожиданно прозвучал ответ, что ни одного единственного. Заказчик стыдится сделки, он без слов забирает работу, платит, уходит и больше его не видят.
Совсем как призрак...
ПАРИЖСКАЯ АКАДЕМИЯ ПЛАГИАТА
Подумать только, если бы все честно, в простом магазине покупали бы себе павлиньи перья! Но мы то и дело слышим о литературных ворах, более того, каким невероятным бы ни казалось, существовали даже курсы, где слушателей обучали тому, как можно КРАСТЬ безо всяких опасений быть пойманными. Правда, курсы существовали в конце XVII столетия.
Дизраэли Старший116 упоминает их в книге "Curiosities of Literature" ("Литературные курьезы"). Он пишет, что их основателя звали Ришесурс. Я засомневался в правдивости этого сообщения, уж очень оно анекдотично, тем более, что имя преподавателя в переводе означает "богатый источник". Все писавшие о нем ссылаются на Дизраэли; итак, у меня оставалось подозрение, что какой-то шутник разыграл почтенного английского автора.
На коленах твоих вдохновляют боги,
Тысячи стихов мало прелесть твою воспеть,
Пока Аполлон мою лиру настраивал,
Ах, разбойник Амур стрелою успел попасть109.
Если перевод и слаб, то оригинал совсем неплох, конечно, применительно ко вкусам того времени. Сколько взрослых поэтов-академиков не могло умнее свести воедино аполлонову лютню, стрелу Амура и прочую мифологическую чепуху в этом роде.
В Англии национальным чемпионом стихотворной импровизации был Теодор Хук, который, впрочем, имел доброе имя автора пьес и романиста, редактора популярной газеты, а потому стал главным сборщиков налогов и казначеем на колониальном острове Маврикия (1788-1841). Кто слышал его импровизации, писали о нем, что не могли себе представить такого ослепительного фейерверка человеческого ума, если сами не были тому свидетелями. Он импровизировал не только стихи, но и музыкальное сопровождение на фортепиано. Тут же перед роялем он моментально слагал целые небольшие оперы в заданных публикой стихотворных формах и размерах. Однажды он развлекал целое общество в шестьдесят человек составлением нескольких эпиграмм на каждого из присутствующих с соответственным музыкальным сопровождением.
Он был в милости у герцога-регента, который и вознаградил его за доставленные удовольствия, назначив главным сборщиков налогов и казначеем на остров Маврикий с годовым окладом 2000 фунтов. Но один из его чиновников совершил растрату, а ему пришлось отвечать, его вызвали на родину и посадили в долговую тюрьму. Только годы спустя ему удалось выйти на свободу, после чего он зарабатывал на хлеб редактированием газеты.
Среди театральных творений Хука было одно и на венгерскую тематику "Tekeli or the siege of Mongratz" ("Текей или осада Монграца"). Поскольку он свершил его в шестнадцатилетнем возрасте, не стоит его упрекать в чудовищном искажении, которое он допустил в отношении имений Текей и крепости Мункач110.
Среди немецких стихотворцев-импровизаторов наиболее известным был Даниэль Шенеманн. Он также и пример тому, вместе с итальянцем Перветти, как во время импровизации впадают в транс. Шенеманн сознательно вызывал состояние транса. Когда, например, ему приходилось импровизировать о смерти, он брал в руки череп, устремлял на него глаза, при все увеличивавшемся вплоть до обморока сердцебиении импровизировал стихи, да так скоро, что их едва успевали записывать. Его расцвет приходится на 1720 год, когда ему довелось выступать даже перед прусским королем. Однажды ему надо было сложить стихи на королевского библиотекаря. Тот откликался на латинизированное имя Брунсениус. Шенеманн совершенно неожиданно восславил заслуги господина библиотекаря в десяти строках, в чем, собственно, не было бы ничего особенного, если бы первая строка не начиналась бы на букву "б", вторая на "р", третья на "у" и так далее, пока не получилось полного имени удостоенного такой чести мужа. В другой раз король возложил на него задачу воспеть великую катастрофу, случившуюся в Берлине, когда на воздух взлетела пороховая башня, случилось это как раз в том же году. Шенеманн, помолившись, впал в транс и отрубил 21 строфу об этом печальном событии.
Вне сомнения, что эти молниеносные поэты отличались необычным природным даром: ей богу, их вполне может слушать тот, кто находит удовольствие в подобных цирковых зрелищах. В цирке актеры играют на скрипке, стоя вверх ногами, этого не мог бы сделать даже Паганини. Эстетический вкус тоже повернут вверх ногами, если стихотворца-акробата венчают, как настоящего поэта. В старой Венгрии дважды побывали эдакие поэты с наскока. Для столетней давности вкусов германоговорящей части граждан характерно, что немецкий стиховыплевыватель по имени д-р Лангеншварц провел в Пеште четыре сеанса моментального стихоплетства. Через несколько лет приезжал еще один итальянец, его премьеру однако удостоило уже только сорок слушателей. Впрочем, его выступление устраивала одна знатная дама - покровительница искусств в своем особняке. Уж и не знаю, где мог находится этот особняк? Тогда Пешт был еще очень невелик; возможно, он находился поблизости от дома сапожника на улице Баштя, в котором Карой Кишфалуди нашел убежище от голодной смерти.
В "Ханмювес"111, 4-й номер за 1833 год, читаем следующий колокольный призыв:
"Д-р Лангеншварц, пиит-импровизатор. Сей 26 лет отроду великой славы человек, имея прибыть в Пешт, в здешнем малом городском танцзале в воскресенье, апреля 14 дня, представит академию112, на коих будет скоро составлять поэмы, а посему может быть величаем по-венгерски скорым стихослагателем (импровизатором)".
О случившемся стихослагании газета напишет такой отчет:
"Господин импровизатор просил задать ему три слова, на кои ему надлежало слагать приветственные поэмы в честь присутствующих дам, к тому ж на письме, затем, что их, отпечатав, на случай будущей импровизации раздавать будет, и прибавив к тому, что слова не должны быть таковыми, что уже несут некую похвалу либо красивость; тогда из многих таковых три слова избрал: Blodsinn, Schreckbar, Marodeur".
Двадцать минут истребовалось импровизатору, чтобы соответствующим образом приспособить рифмующиеся слова для воспевания дам, которые, право, более всего подходили бы для характеристики его собственной литературной деятельности. Все это время играла музыка. После декламации, когда улегся взрыв аплодисментов, пиит продолжал импровизировать на различные предложенные ему темы, например, "Влияние поедания арбузов на венгерскую историю". И с этой задачей он блестяще справился, пожав большой успех, не считая того, что смерть короля Матиаша он приписал поеданию арбуза.
"Под конец, - пишет "Хонмювес", - попросил 20 слов, среди которых каждые два рифмуются, их он употреблял к четырем стихам по заданному "прощанию двух странствующих подмастерьев", притом каждый странник говорил к сотоварищу раз веселым, другой раз грустным стихом, и уж совсем вконец господин Лангеншварц на записанные 20 слов, в обратном порядке (снизу) оные прочтя, сказал на них пятое стихотворение, в коем выказал благодарность слушателям, обещав венграм вечную благодарность. Хотя среди оных 20 слов бывали и таковые, кои ему употреблять было весьма затруднительно, например, Марони-Тарони (венские содержатели кофеен на Грабене), courage-bagage, сие воистину невозможно не наградить аплодисментами за сложенные наскоро в импровизации частью шуточные, частью чувствительные стихи".
Уже упоминавшийся итальянец по имени Биндоцци в мае 1837 года удостоил венгерскую столицу своим посещением. Недостаток интереса у публики пытались восполнить своими восторгами некоторые газеты. Газета "Райзолаток" едва ли не сплела ему лавровый венок.
Достойный стихотворец получил в качестве одной из тем "вышеградские руины".
"Райзолаток" пишет: "Он с удивительной легкостью вывернулся из затруднительного положения, потому как к слову пальма подвел в пару Тальма, чуть подладив его, представив руины Вышеграда столь воодушевляющими, что они будто бы могли воодушевить самого Тальма".
Великая и прекрасная мысль, прекраснее сам Верешмарти не смог бы вывернуться. Безбедно перебрался пиит и через все трудности более легких заданий. По ходу ему пришлось изливать стихи "о непостоянстве дам". "Сие поистине прелестное задание, - пишет газета, - ко всеобщему удовлетворению он исполнил с превеликой ловкостью и капризностью".
Редактор поблагодарил его за сей усладительный душ из рифм следующими прощальными строками:
"Мы, кому его искусство доставило удовлетворение до растроганности, за кое прекрасный импровизатор может из столицы Гуннии увезти с собой память об участии и сочувствии, коими все просвещенные города Европы удостаивали его".
В те поры уже минуло двенадцать лет, как вышло в свет "Бегство Золана"113. Но, по-видимому, все еще находились такие, кого мощный вихрь языка Верешмарти загонял в защищенные от ветра уголки редакций, кокетничающих с "просвещенными городами Европы". Примером тому полный перевод на венгерский язык 18-строфной скоропалительной поэмы маэстро Биндоцци на страницах той же "Райзолаток". Итальянец тут ничего не мог поделать, на чудесном языке его родины даже самые плоские мысли звучат усладой. В ту пору наместник Йожеф только поднялся от болезни, это событие ему пришлось отразить в скорых рифмах. У анонимного переводчика этот ритмический всплеск вышел так:
Не сломлен, не ушел,
И жив среди своих.
Правдива весть, и страх
Беды огромной
Промчался тучей.
Природа кличем "Прочь!"
Изгнала злую тень.
Средь пламенных объятий
Улыбка мудреца, величие.
Героям поколенья
Господь их возвратил.
По всей земле зефиры
И тихи, нежны - рады,
Сей чудный день настал.
Обзор мой вышел длинноват, и теперь я могу только второпях упомянуть еще несколько женщин-импровизаторов. Потому что оказывались и такие. Конечно же, все они - скорые на язык итальянки. В XIX веке самой знаменитой была Джианнина Милли, о которой Манцони говаривал, что она превзошла всех живших до нее импровизаторов; Роза Таддеи была известна тем, что по желанию публики в любой стихотворной форме импровизировала стихи и тут же сочиняла к ним музыку.
В XVIII веке три женщины удостоились чести быть избранными в одну римскую литературную академию, в Аркадию. Одна из них, Тереза Бандетти, возвысилась до поэтессы из танцовщиц; другая, с очень длинным именем - Фортуната Зульгер-Фантастичи-Маркезини; третья, увенчанная и обожаемая всеми, прекрасная Мария Маддалена Морелли. Она была та самая, кто на импровизаторском турнире в Риме победила Лодовико Серио, и кого затем торжественно вознесли на Капитолий для торжественной церемонии увенчания лавровым венком. Аркадийцы в своей академии присвоили ей имя Кориллы Олимпийской. Позднее ее слава докатилась и до Венгрии. Один короткой жизни старый венгерский журнал "Кедвешкеде"114 в 3-м номере за 1824 год пишет о ней, присовокупляя к своему сообщению следующее, отнюдь не ласкающее слух замечание:
"Возможно, у нас на родине к такой славе могут стремиться Борбала Мольнар и Анна Бешшенеи, однако коих один зрелого приговора патриот от версификации к прялке поправил".
В романистике этот странный фокус от избытка сил лег на душу одному драматургу. Коцебу учинил его, может, в шутку или со скуки. Фокус этот едва ли удостоился венгерского перевода. Впрочем, один наш достойнейший актер подпевал Коцебу, это был Бенке Йожеф. Коцебу, в образном переводе Бенке, признается в своем промахе, вызвавшем появление романа как жанра:
"Я просил друзей моих предложить мне на перо любые двенадцать слов, а я постарался бы на эти двенадцать слов составить небольшой Роман. Предложены были слова: вулкан, проповедник, хрущ, страус, война небесная, рудник, океан, волк, олово, боязливость сердца, ад, подкуп".
Коцебу таки "направил" перо на указанные слова. Он разделил роман на двенадцать глав, вынес в заголовок каждой одно из заданных слов и привязал к ним содержание глав.
Заглавие романа: "История моего отца, или как вышло, что я родился".
Главы:
I. "Вулкан". Дедушке автора 70 лет, бабушке - 19. Юная жена уговаривает старого мужа поехать в Италию. С ними едет и один молодой человек - друг семьи. В Неаполе молодая жена забирается на Везувий, от напряжения неожиданно заболевает и производит на свет мальчика. "Как ты могла на восьмом месяце лезть на Везувий? - упрекает ее муж. - Вот теперь ребенок появился прежде времени". "Не прежде он," -таинственно отвечает жена.
II. "Проповедник". Ребенка надо крестить, зовут проповедника. Сей поп немец по национальности, у него есть дочь. Молодая женщина, пользуясь случаем, оставляет новорожденного на попечение семьи попа.
III. "Хрущ". Новорожденный Поликарп воспитывается вместе с дочкой попа. Тринадцати лет от роду он гоняется по лесу за хрущом и попадает к разбойникам, они оставляют его у себя в лесу поваренком.
IV. "Страус". Разбойники плохо обращаются с ним. Случается, что "невинная нижняя часть тела его бывала жестокою с кнутом рукою гневно отпускаема высеченною". Отрок бежит, но попадает из огня да в полымя, к содержателю бродячего цирка, который и сманивает его с собою. Поликарпу поручают кормить страуса. Они покидают Италию и попадают в Германию.
V. "Война небесная". Поликарп, уже юноша, прослышав где-то, будто у страусов железные желудки, на пробу скармливает ему ключи от ворот. Страус подыхает. Поликарпа выгоняют. Он бредет без еды и питья, начинается буря, юноша прячется в лесной лачуге, туда же буря загоняет одного охотника. Парень рассказывает ему о своей злой судьбине.
VI. "Рудник". Про охотника выясняется, что он и есть тот самый молодой человек, который сопровождал матушку Поликарпа в Италию. "О, приди на грудь мою!" - восклицает он и устраивает Поликарпа на своем руднике. Но получается так, что Поликарп подшучивает над страшными историями про рудничного духа, за это шахтеры объявляют его безбожником и прогоняют.
VII. "Океан". Поликарп попадает к портняжке, который к тому же кропает вирши по случаю. Он и выучивает Поликарпа сочинять. Тот пишет эпическую поэму в 33-х песнях. Заглавие "Океан". Начинается так: "В глубинах под покровом серого неба, в ужасных пещерах ненасытного любострастия сломленная бродит моя странствующая душа по теням пролетевших тысячелетий, на груди вечности собирает плоды вечно цветущих пальм, клыками острыми вгрызаясь в чудеса природные, алкая колючим языком созиданья мастерских трудов". Поэму представляют великому герцогу, а поскольку никто из нее ни слова не понимает, объявляют шедевром. Поликарпа назначают хранителем герцогского парка.
VIII. "Волк". К сожалению, какой-то волк проделывает дыру в ограде и производит опустошения среди дичи. Через эту же щель проникает один кавалер и производит опустошения в добродетелях герцогской подруги. Дело получает огласку, Поликарпа бросают в тюрьму.
IX. "Олово". За неимением письменных принадлежностей он выламывает из оконной рамы кусок олова и пишет в честь герцога хвалебный гимн. Помилование. Его выпускают из тюрьмы.
X. "Боязливость сердца". В скитаниях однажды слышит он из леса призывы о помощи - два здоровенных парня хотят убить беззащитного. Поликарп нападает на них, парни трусливо убегают. Кто же жертва? Управляющий рудником!
XI. "Ад". Раны управляющего смертельны. Зовут попа. Поп так живописует перед умирающим кошмары ада, что тот от ужаса приходит в себя и открывает тайну, что Поликарп родился не на восьмом месяце, а, как положено, после девяти. То есть он и есть отец. Умирает. Поликарп единственный наследник.
XII. "Подкуп". Дочь неаполитанского проповедника, воспитавшего Поликарпа, Мими, вырастает в прекрасную девицу. Один знатный господин расставляет ей сети. В своих домогательствах он привлекает проповедника к суду по ложному обвинению. Его люди "советуют" бедному отцу подкупить обвинителя, тогда все уладится. Но чем подкупить бедняку? Честью собственной дочери! Поп решается бежать всей семьей. Бегут в Германию. Заблудившись, попадают в замок Поликарпа. Узнавание, любовь, свадьба.
Мое краткое изложение лишь конспективно представляет повороты в развитии действия в романе. Прочитанный одним махом он кажется ничуть не глупее любого из современных детективов.
Более того, начинающим писателям от этого может выйти даже некоторая польза. Автор в предисловии намекает на эту пользу и оправдывается так:
"И все же представляется мне справедливым, что таковая деятельность ума может быть полезной для молодых, желающих иметь практику Писателей, потому что учит соединять воедино Идеи и такие вещи, которые на первый взгляд кажутся такими далекими друг от друга, как небо от земли".
ПИСАТЕЛЬСКИЕ КУРСЫ И ПИСАТЕЛИ-ПРИЗРАКИ
Коцебу и не мечтал, во что выльется в XX веке его идея насчет подготовки молодых писателей. "Поэтами не рождаются, поэтами становятся," - провозглашают предприниматели, занимающиеся подготовкой писателей.
В литературной прессе Парижа появилось следующее соблазнительное объявление с очень кратким заголовком: "Devenez ecrivain!" ("Будьте писателем!")
Речь идет о том, что один оборотистый француз открыл школу писателей, настоящие курсы, на которых берутся за пару недель сделать писателя из любого. Дословно сообщаю текст этого соблазнительного объявления:
Будьте писателем!
У вас есть идеи, но вы не можете их выразить. Тема уже созрела, вы ее продумали во всех отношениях. Вы берете авторучку... И вот, перед белым листом бумаги на вас попросту нападает страх и головокруженье. Вы ощущаете, что ваш мозг так же пуст, как и белый лист бумаги. Все то, что вы так хорошо наладили в уме, вихрем пляшет вокруг вас. То, что вы считали уже схваченным, окончательно ускользает из ваших рук.
"Где же способ, - спрашиваете вы, - отразить то, что есть во мне? Как начать? Как закончить?"
Какое мучение для умной и отважившейся молодой души ощущать себя как бы замурованной заживо! И как тяжек этот груз в жизненном состязании!
Школа "А, В, С" (как изобретательно!) освободит вас от душевной тюрьмы, выведет на солнечный свет ваши дарования и приобретенные способности во всей их полноте, иными словами лучшее в вашем я. Благодаря абсолютно новой методике через пару недель вы поймете, насколько для вас стало легче то, что до сих пор казалось таким трудным. Выбор слов, необходимых для выражения мысли, их упорядочение и связь между ними - все это станет для вас игрой, которая не только приятна, но и доходна, потому что вы сможете улучшить ваше материальное положение и поднять писательский авторитет.
Итак, напишите нам еще сегодня, и мы вышлем вам наш подробнейший проспект, который содержит все необходимые сведения".
О методике курсов мне не удалось узнать ничего. Немного более о результатах: в самом объявлении перечисляются имена семи неизвестных дам, воспитаниц курсов, чьи неизвестные новеллы появились в неизвестных газетах.
Больше подробностей об американских писательских курсах. Будет достаточно описания одного экзаменационного дня, который проходил на фабрике писателей в Лос-Анжелесе115.
В аудитории находилось сто двадцать слушателей. Мужчины, женщины вперемежку, по большей части от 45 до 70 лет. Старые джентельмены, матери, бабушки, а среди них хорошо известный тип женщины-Мафусаила в сплетенной из незабудок шляпке на крашеных волосах.
На черной доске преподаватель изобразил крепостную стену, посреди стены приклеил вырезанные из толстой упаковочной бумаги преогромнейшие крепостные ворота. Согласно его пояснению ворота символизируют свободный вход в крепость писательского искусства. Желающему проникнуть в крепость надо было представить "документы", то есть сочинение собственного изделия. Если преподаватель находил документы в порядке, то есть если произведение соответствовало правилам, изложенным на курсах, слушатель мог войти в символические ворота. Но если же нет - горе ему! Его обезглавливали, конечно, тоже символично, картонным мечом, которым орудовал один вызвавшийся пожилой господин.
Вышел первый слушатель, правильнее, странник. Захотел войти в крепость. Преподаватель, вернее, хозяин крепости, потребовал документов от странника, назвавшегося верной характеристикой, поскольку это была на самом деле высокая, тощая женщина в желтом платье, красной шапочке и зеленых серьгах.
Господин крепости прочитал рукопись, но нашел ее плохой и предал несчастного странника палачу, а тот обрушил свой жестокий меч на голову жертвы. Два с половиной часа продолжалось такое кровопролитие. Скатилось семь голов, однако произведения семи странников оказались столь успешными, что их авторы смогли проникнуть в крепость, к тому же в "галерею отличных".
Одно произведение настолько превосходило остальные, что преподаватель возопил от восторга. Он крикнул, чтобы послали за фотографами, дабы увековечить рождение нового таланта. Произведение блестяще решало задачу, обозначенную в учебной программе как "правильное построение драматического конфликта". В нем говорилось, что герой сидит в лодке посреди моря и читает. Поднимает глаза от книги и вдруг с носа лодки на него шипит огромная ядовитая змея. Он хочет прыгнуть в воду, но, о ужас! Рядом с лодкой плавает акула! Бегство героя и его способ остались тайной, поскольку преподаватель не позволил дочитать новеллу. Он вопил, что хватит и этого, потому что интереснее ситуации в новелле быть не может.
Теперь мы по крайней мере знаем, где выжимают лимонный сок для лимонадного потока, заливающего американские журналы.
Только не всякому хватает прилежания месяцами ходить на курсы, пока не осуществятся их писательские амбиции, и пока он не увидит свое имя под литературным произведением в печати.
Для этого существует более простой способ.
Пусть напишет другой, а он только купит произведение за наличные и поставит свою подпись.
Идея настолько хороша, что имело смысл открыть контору, чтобы сводить покупателя и продавца. Где такая контора? В Америке, конечно. Ее точный адрес: Нью-Йорк, улица Ист, 49, квартира 17. Ее обнаружил корреспондент "Нувель Литерер" и опубликовал в номере от 1 августа 1936 года. Согласно объявлению предприятие называется "Контора писателей-призраков ".
Выражение "писатель-призрак" не передает точного смысла английского "ghostwriter". Это искусственно созданное американское слово выражает, что настоящий писатель стоит призраком за своим произведением, он расстался со своей работой, как тело расстается с душой, а свои земные останки с полным на них правом собственности передал покупателю.
На французском литературном жаргоне их зовут неграми, а по-венгерски кули.
Контора поставляет все. Романы, новеллы, стихи, статьи, научные работы, ораторские выступления, доверительные письма... Всего сто двадцать сотрудников держат на учете. С помощью соответствующей картотеки можно моментально подыскать писателя, имеющего необходимые способности и профессиональные познания для написания желаемого произведения. Потому что, естественно, на контору работают и специалисты. Один разбирается в сельском хозяйстве, другой в химии, третий в фарфоре. Более того, контора в основном ищет специалистов, потому что обычных талантов оказывается в избытке. Контора не смущается, если для какого-нибудь произведения не оказывается под рукой специалиста. На такие случаи держат поднаторевших в библиотечных поисках "книжных червей". Они разыскивают источники по библиотекам, доставляют материал в контору, а там его обрабатывают ловкие "призраки".
Вознаграждение разное. За слово 1,5-6 центов. Писателя контора вознаграждает в соответствии с качеством работы. С заказчика берут сообразно его имущественного положения, с некоторых дерут по 40-50 долларов. Простой гражданин с тощим кошельком может и за пять долларов получить надгробную речь на случай похорон.
Как видите, предприятие существует на трезвой основе, ему вполне можно доверять. Его честность особенно сказывается в заказах на художественную литературу. Корреспондент поинтересовался подробностями такого рода поставок, на что директор с достойной признания деловой честностью ответил:
"Если уж мы доставляем художественную рукопись, то положа руку за ее орфографию и расстановку знаков препинания, четкость формулировок, однако мы отказываемся от всякой ответственности за все, что касается художественной ценности произведения".
На вопрос, получала ли контора письма признательные, неожиданно прозвучал ответ, что ни одного единственного. Заказчик стыдится сделки, он без слов забирает работу, платит, уходит и больше его не видят.
Совсем как призрак...
ПАРИЖСКАЯ АКАДЕМИЯ ПЛАГИАТА
Подумать только, если бы все честно, в простом магазине покупали бы себе павлиньи перья! Но мы то и дело слышим о литературных ворах, более того, каким невероятным бы ни казалось, существовали даже курсы, где слушателей обучали тому, как можно КРАСТЬ безо всяких опасений быть пойманными. Правда, курсы существовали в конце XVII столетия.
Дизраэли Старший116 упоминает их в книге "Curiosities of Literature" ("Литературные курьезы"). Он пишет, что их основателя звали Ришесурс. Я засомневался в правдивости этого сообщения, уж очень оно анекдотично, тем более, что имя преподавателя в переводе означает "богатый источник". Все писавшие о нем ссылаются на Дизраэли; итак, у меня оставалось подозрение, что какой-то шутник разыграл почтенного английского автора.