Обри и Хит смотрели вслед поразительной леди, пока она решительно шла к столу. Затем, глупо улыбнувшись друг другу, пошли следом. Если весь свет сможет так же легко понимать их тайны, им нечего будет скрывать.
   Когда этой ночью они отправились в постель, Обри уютно свернулась калачиком в объятиях Остина. Теперь, когда она получила то, что хотела, у нее появилось время задуматься о последствиях. В ней рос ребенок, и эта ответственность тяжкой ношей легла на ее плечи. А если ее отец будет продолжать злиться на Хита и добьется его ареста, как она вынесет новую разлуку с ним?
   Она теснее прижалась к нему, и легкий вздох вырвался из ее груди.
   Остин устроил ее поудобнее на своем плече и накрыл ее живот ладонью.
   – Он так рано начал доставлять хлопоты?
   Обри улыбнулась, обнаружив, с какой нежностью он заботится о ней. Она с самого начала знала, что он добрый человек, вопреки обманчивой внешности. Все, чего хотел Остин – дом и семья, точно так же, как и она. Она молилась только об одном – чтобы мир оставил их в покое. Если удастся замять все скандалы в его прошлом, он остепенится и станет отличным отцом и любящим мужем.
   – Он учится, как нужно себя вести. Думаю, я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы утром отправиться в путь.
   – Вы уверены? Мы можем остаться здесь, сколько потребуется, чтобы прошла тошнота.
   Остин был встревожен. Она слишком молода, чтобы носить его ребенка. Он никогда себе не простит, если с ней что-то случится. Он никогда больше не коснется ее. Но, лежа как сейчас, обнявшись, он понял, что больше никогда ее не отпустит.
   – Тошнота может держаться неделями, а может завтра исчезнуть. Нет, я хочу домой, хочу увидеть моих любимцев, узнать, что вы сделали с аббатством, хочу дать вам возможность рассказать новости вашей матери. А потом мы вернемся к свадьбе Алекс. Ваш сын научится вести себя, я не собираюсь его баловать.
   – Я не думаю, что все эти прогулки пойдут вам на пользу, – нахмурился Остин.
   – Мое решение помните? – сонно прошептала она ему на ухо.
   – Так вот о чем вы думаете, мадам…
   Но ее ласковый смех оставил вопрос открытым.

Глава тридцать седьмая

   Облака низко нависли над землей, когда Обри верхом отправилась в поместье Сотби, но, несмотря на пронизывающий ветер, на ее губах играла улыбка. За последние недели она все больше проникалась уважением к сварливому старику и предвкушала новую встречу с Анной и Марией. Хотя она еще не обо всем сказала Остину. Они тщательно готовились ко второму дню Рождества, дню раздачи подарков слугам, арендаторам аббатства и соседям. Оставалось украсить подарки и объявить о своих планах сегодня вечером, когда Сотби приедут на обед. Остин может себе сомневаться, но Обри была преисполнена уверенности, что его друзья и соседи с радостью его поддержат.
   В конце аллеи стояла привязанная к дереву лошадь, и Обри с любопытством на нее посмотрела. Гости обычно подъезжали к дому, и парень с конюшни мог уберечь их лошадей от холода. Оставлять лошадь привязанной к дереву было признаком плохого тона, хотя, возможно, этот визитер спешил. Слуги у Сотби часто бывали небрежны, а Анна была слишком добросердечной, чтобы как надо отчитывать их.
   Грумы аббатства были заняты, и, поскольку Обри собиралась только навестить Сотби, ей в спутники отрядили маленького Майкла. Покинув неряшливый дом, он подрос и превратился в красивого стройного мальчика, обожествлявшего Обри. Но когда они подъехали к дому, он почему-то не спешился, чтобы помочь ей.
   Обри обернулась и увидела, что он смотрит па странного коня с тревогой и подозрением. Она нетерпеливо спешилась и передала поводья загипнотизированному мальчику.
   – Отведи Звезду на конюшню, Майкл, и погрейся, пока я не пошлю за тобой. Я могу задержаться.
   Он посмотрел на свою повелительницу и, энергично тряхнув головой, отказался принять поводья.
   – Нет, миледи. Не ходите туда. Он там.
   – Кто? – недоуменно спросила Обри.
   – Сквайр, миледи. Он нехороший человек. Пожалуйста, не ходите туда. Мы можем вернуться.
   – Хорошо, если он плохой человек, я прогоню его. Анна хорошо умеет отваживать незваных гостей.
   Бросив обеспокоенному парню поводья, Обри решительно развернулась и зашагала к дому.
   Дверь распахнулась от легкого прикосновения руки, и Обри мгновение помедлила на пороге. Что-то здесь было не так. У Сотби не было армии слуг, но обычно на стук выходила служанка. Казалось очень странным, чтобы в середине декабря дверь была не заперта.
   Но потом она услышала громкие голоса, спорившие о чем-то в гостиной, и отбросила сомнения. Наверное, такому старому слепому человеку, как господин Сотби, порядком надоели невоспитанные гости. Вряд ли он когда-нибудь еще встанет со своего кресла. Болезнь сделала его раздражительным, но это не оправдывало его поведения.
   Сжав затянутой в перчатку рукой стек, Обри вихрем ворвалась в дом, ориентируясь по звуку голосов. Она была достаточно хорошо знакома с домом и поняла, что голоса раздаются из той комнаты, где обычно собиралась вся семья. Этим утром они наверняка ожидали ее. Она тихо отворила дверь гостиной и вызывающе посмотрела на нарушителя домашнего спокойствия. Высокий смуглый мужчина со шрамом, обезобразившим половину лица, обернулся, чтобы взглянуть на нее. Его глаза озарило неожиданное облегчение, которое, однако, не изменило угрожающей манеры поведения.
   – Беги, Обри, – торопливо выкрикнула Мария, прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово.
   Но было уже поздно. Обри поняла это еще до того, как пришелец заговорил. Дьявольский блеск пистолета, нацеленного в седую голову господина Сотби, сказал ей все. Вид служанки, скорчившейся на полу в углу, подтвердил это. Она не сможет убежать от бандита.
   – Я не советовал бы этого, леди Обри, – назидательно произнес незнакомец, жестом приказывая ей закрыть за собой дверь. – У меня и в мыслях нет причинять кому-нибудь вред, но на карту поставлена моя жизнь, и я не могу допустить, чтобы опрометчивый поступок девчонки отправил меня на виселицу. Входите, садитесь и расскажите своим друзьям, как глупо они поступают.
   Обри медленно, не отрывая глаз от оружия в его руке, подчинилась. Господин Сотби со спокойным достоинством слушал эти угрозы, и только побелевшие костяшки его пальцев предательски дрожали. Любое резкое движение могло заставить налетчика спустить курок.
   – Не думаю, что мы представлены друг другу, – спокойно заметил он, садясь рядом с Марией и непринужденно беря ее за руку. – Прошло так много времени с тех пор, как я нуждался в хороших манерах, что совершенно их позабыл. Простите меня. Я кузен Джеффри, Гарри Эверсли. – Его улыбающееся лицо превратилось в злобный оскал. – Я немного тороплюсь, так что если вы убедите ваших друзей поступить разумно, мы исчезнем с вашего пути.
   Он поглядел на Анну, которая, казалось, окаменела рядом с отцом. Яркая копна волос была откинута со лба, лицо побелело и заострилось, когда она взглянула на человека с пистолетом.
   – Я уже говорила вам, – Анна говорила так тихо, что в напряженной тишине ее слова почти не были слышны, – что выйду за вас замуж, но не вижу, зачем впутывать сюда моего отца и Марию. Позвольте им вместе с леди Обри уйти, и я сделаю то, чего вы хотите.
   – Никогда! – взревел господин Сотби, вцепившись в подлокотники. – Ни одна из моих дочерей не выйдет замуж за чудовище. Застрели меня, Эверсли, моя жизнь, ничего не стоит.
   Обри с ужасом заметила, как в жестких глазах Эверсли сверкнуло мрачное удовлетворение. Когда-то он был красив, но рассеянный образ жизни изуродовал его лицо. Немытый и небритый, он больше не мог претендовать на звание джентльмена, даже если бы захотел.
   – Застрелить вас я смогу, если будет необходимо, и ваша дочь все-таки будет моей, по я предпочитаю жизнь полегче, чем у беглеца. Пока крики и вопли не улягутся, нужно будет на время сменить климат, но потом мы сможем вернуться и зажить припеваючи, как-вы сейчас, Вы должны мне дочь, Сотби. Анна никогда не заменит Луизу, но она старшая. Принято, чтобы старшая выходила замуж, первой. Обри прервала этот монолог.
   – Но Анна уже помолвлена. – Она запнулась, отчаянно пытаясь придумать подходящего достойного молодого лорда. – Лорд Эдмонт будет крайне разочарован, если исчезнет его невеста, а поскольку приданое уже оговорено… я. думаю, что вам следовало бы обратить внимание на юридические последствия этого.
   Остин наверняка крайне умилился бы ее совершенно фантастической юридической выдумке, но Остина здесь не было. Обри отчаянно хотелось, чтобы он оказался здесь. Атмосфера в комнате была слишком напряженной, чтобы кто-то другой смог оценить ее шутку, но, казалось, сквайр отнесся к ее заявлению всерьез.
   – Эдмонт? У ног сельской старой девы? Но у него полно денег. Приданое должно быть существенным. – Эверсли посмотрел на свою пленницу. – Почему вы сразу мне этого не сказали? Эдмонт только виконт, но однажды он унаследует титул от дяди. Такой родственничек может пригодиться.
   Анна выглядела слегка озадаченной. Мария крепко сжала руку Обри, и они с проблеском надежды уставились на человека, захватившего их в плен. Обри хотела каким-то образом обезоружить его, но не могла придумать ничего, что не грозило бы господину Сотби. Действительно, если она сможет затянуть время, может войти слуга или кто-то еще. Тогда его внимание на мгновение отвлечется. Она должна придумать, как это использовать.
   – Ему достался неплохой улов, – согласилась Обри. – И он совершенно очарован Анной. Но у меня на примете есть леди, которая может вам подойти, господин Эверсли. Я люблю заниматься сватовством. Она дочь маркиза, к слову сказать. Я не посвящена в подробности, но полагаю, ее ждет неплохое наследство. Вам стоит серьезно об этом подумать.
   На этот раз сквайр не обратил внимания на ее лепет. Его взгляд обратился к Марии, которая в отчаянии вцепилась в Обри, когда поняла, куда он смотрит. Обри покрепче ухватилась за стек, спрятанный под юбкой, моля бога, чтобы этот человек забыл о его существовании.
   – Думаю, Мария больше похожа на Луизу, – решил Эверсли, проходясь взглядом по веснушчатому, но привлекательному лицу и ее стройной фигуре. – Я хочу быть уверен, что она получит одинаковое с Анной приданое, а лучше – большее, поскольку полагаю, что не буду вашим любимым зятем, и у меня мало шансов на наследство. Перья на столе. Леди Обри, если вы передадите чернила, мы можем приступить к формальностям.
   Обри знала, что говорит с сумасшедшим, но не представляла, что он собирается делать после подписания брачного контракта, если это произойдет. Вполне возможно, что Сотби откажется что-либо подписать, тем самым подписывая свой смертный приговор. Она должна тянуть, чтобы выиграть время для размышлений.
   Спрятав стек за подушкой на софе, Обри встала и принялась искать поднос для чернильницы.
   – Конечно, вы понимаете, господин Эверсли, что лорд Эйлертон с ума сходит от любви к Марии. Это очень вспыльчивый молодой человек.
   Она отыскала чернильницу и осторожно понесла ее непостоянному сквайру. От него несло элем, но он не выглядел пьяным, скорее возбужденным.
   Она осторожно встала поодаль от его кресла и поставила на стол чернила.
   – Он забудет о ней прежде, чем мы вернемся, – безразлично заявил Эверсли. – Идите сюда, – потребовал он, когда Обри повернулась, чтобы возвратиться на свое место.
   Она обернулась и вопросительно посмотрела на него. Его глаза были бездонными и темными и пылали испугавшей ее страстью. Он знаком указал ей встать перед ним. Когда она заколебалась, он угрожающе шевельнул пистолетом.
   – Мне будет гораздо лучше, если старик умрет. Девчонки наверняка наследуют поровну, и некому будет помешать мне, если я решу забрать их обеих с собой. Не дразните меня без надобности. Идите сюда.
   – Стойте, леди Обри, – приказал Сотби. – Заберите с собой моих дочерей. Дело касается меня и этого мужлана. Пусть он делает что хочет.
   Обри поняла, что он имел в виду. Теперь она может сбежать, прихватив с собой Анну и Марию, и, может быть, им удастся очутиться в безопасности, прежде чем Эверсли их схватит, но не раньше, чем убьет Сотби. Такой вариант событий оправдывал Хита и выставлял Эверсли убийцей, но она не могла на это пойти.
   Обри храбро ступила вперед и оказалась лицом к лицу с кузеном Джеффри.
   Эверсли ударил ее в челюсть с силой, которая могла бы свалить с ног любого мужчину. Обри молча рухнула на пол. Его по: ступок вызвал у находившихся в комнате сдавленный крик ужаса.
   – Это за то, что ты подумала, что можешь меня остановить, – объявил Эверсли бесчувственной Обри. Затем, обернувшись к Марии, указал на место рядом с собой. – Стань сюда, и мы посмотрим, как твой отец умеет писать.
   Не отрывая взгляда от бесчувственной подруги, Мария выполнила приказ. Ледяная рука Эверсли обхватила ее за талию. Она вскрикнула, когда он схватил ее за грудь и шевельнул пистолетом.
   – Начинай писать, Сотби.
* * *
   Остин откинулся в кресле и положил ноги на стол, с удовлетворением оглядывая отремонтированный кабинет. Он не собирался обновлять эту комнату, но Обри настояла, убедив, что не сможет заниматься его счетами из-за страха перед мышами и пауками. Но когда в очаге запылал огонь, а перед ним был уложен толстый ковер, Остин подумал, что охотнее занялся бы с ней здесь другими вещами, а не счетоводством.
   Эта мысль вызвала у него приятные воспоминания, и он нетерпеливо посмотрел на часы. Они ждали Сотби к обеду, и он не мог понять, зачем Обри нужно ехать к ним перед тем, как они приедут сами. Тогда у них было бы время испытать ковер па мягкость, прежде чем одеваться к обеду.
   Он опустил ноги на пол и вернулся мыслями к делам, поглядывая на письмо, лежавшее перед ним. Герцог совершенно не производил впечатление умирающего. Врач, который поставил этот диагноз, выдавал желаемое за действительное. Остин посмотрел на неприязненный наклон букв на странице.
   Остин никогда – даже ради Обри – не согласился бы жить в замке Эшбрук под домашним арестом, как того требовал герцог. Он должен был каким-то образом успокоить Эшбрука, прежде чем тот пустит в ход ордер на арест. Возможно, ему придется съездить в замок с визитом, чтобы убедить ее отца, что Обри здорова и счастлива.
   Но поездка из Лондона была для нее чересчур утомительной. Остин не мог просить ее отважиться на другую, еще более дальнюю. По его мнению, при такой погоде путешествие могло угрожать Обри и ребенку. Ее отец должен понять его опасения.
   Обмакнув перо, Остин принялся писать.
   Когда дверь рывком распахнулась, чтобы пропустить пыльного, запыхавшегося мальчугана, Остин от неожиданности опрокинул чернильницу, залив, тщательно переписанное письмо. Он выругался и посмотрел на сорванца.
   – Леди Обри! Идите скорей! – выдохнул парнишка задыхаясь, постоянно подтягивая спадавшие брюки. Где-то по дороге он потерял пуговицы, но не обращал на это внимания.
   В ту же минуту Остин был на ногах и направился к двери.
   – Где она? Ее сбросила лошадь?
   Паника охватила его, и картины, представлявшиеся воображению, почти парализовали.
   – Сквайр. У Сотби!
   Испуганный тем, что он подсмотрел через окно в доме Сотби, Майкл огляделся вокруг в поисках какого-нибудь оружия. Когда оп увидел у камина железную кочергу, глаза его просветлели, и он прыгнул к ней.
   Слова мальчика подействовали на графа подобно грому. В голове промелькнуло, что упади Обри с лошади и покалечься, это было бы лучше, чем оказаться в руках Эверсли. Остин в свою очередь оглянулся в поисках оружия.
   Проклиная оптимизм, который заставил его выбросить рапиры, Остин быстро соображая. Старые ружья в оружейной комнате были бесполезным ржавым хламом, настолько давно ими пользовались. Что же касается пистолетов, то они ему никогда не нравились, даже когда приходилось стрелять из них на дуэли. Его взгляд упал на плеть, все еще висевшую на своем гвозде в углу. Обри, не решаясь трогать его собственность, оставила ее на месте. Он схватил ее и вместе с парнишкой выскочил в дверь.
   Отдав распоряжения людям на конюшне, Остин без седла запрыгнул на своего скакуна и пришпорил его, оставив поднявшуюся суматоху позади.
   Даже если бы ярость и страх за жену не подгоняли его, Остин на своем чистокровном скакуне все равно намного бы опередил любого из своих людей. Как и получилось, и им ничего не осталось, как следовать за ним в облаке пыли.
* * *
   Обри застонала и пошевелилась. Не обращая внимания на сумасшедшего за столом, Анна сорвалась со стула и обняла графиню.
   Эверсли пришлось позволить Марии пересесть за стол и писать документ, который ои диктовал. Листы, исчерканные господином Сотби, разлетелись по полу, чуть шевелясь от сквозняка, теперь, когда вожделенная цель была так близка, он с нарастающим нетерпением мерил шагами комнату. Подпись Сотби на брачных документах соединит их судьбы. Он знал одного викария в окрестностях Эксетера, который за бутылку бренди оформит брак. Лицензию он купил заранее. Этот брак продержится, пока он не уладит все юридические формальности, а затем он покончит с девчонкой.
   Он глянул на бледное лицо Марии, старательно писавшей свой приговор. Она не была Луизой, но он без проблем справится с ней в постели. Как только он приберет к рукам ее богатство, он сможет найти что-то получше.
   Его взгляд упал на иол, где Анна помогала Обри встать, и он нахмурился. С огромным удовольствием он, как мог, вредил Хитмонту, давая понять, как чувствует себя человек, у которого украли его женщину. Джефф все испортил. Но должен же быть какой-то путь…
   Обри не могла видеть задумчивого взгляда позади. Она сосредоточилась на том, чтобы прийти в себя, игнорируя нахлынувшие ярость и страх, возникшие при воспоминании о том, как она сюда попала. Если и были какие-то сомнения, кто свел в могилу первую жену Остина, синяк, расплывающийся у нее на скуле, их разрешил. Она отплатит этому чудовищу за большее, чем ее боль и унижение.
   Опасаясь привлечь внимание Эверсли, Анна не решалась заговорить. Но ее отец был настроен по-иному.
   – Миледи, за последние годы я был очень несправедлив к вашему мужу. Позвольте мне загладить мою вину. Если этот человек причинит вам вред, это убьет меня так же верно, как если бы вы были моей дочерью. Уходите, пока можете. У него только один заряд, и он бережет его для меня.
   С помощью Анны Обри поднялась с пола. Старик сидел спиной к высокому французскому окну, и слабый солнечный свет держал в тени черты его лица. Эверсли стоял за спиной Сотби, с кривой улыбкой наблюдая за Обри.
   – Если я захочу убигь тебя, старикашка, я сделаю это и без выстрела. Бегите, леди Обри. Мне нравятся движущиеся мишени.
   Мария прекратила писать и, оцепенев от ужаса, уставилась на него. Анна обняла подругу, пытаясь защитить ее.
   – Лорд Хитмонт застрелит вас как бешеную собаку, – яростно ответила она.
   Эверсли хохотнул.
   – Хитмонта повесят. Представляете, что случится, если тело леди обнаружат на дне той чертовой пропасти? Вывод будет однозначным. С Бланш не вышло. Другое дело одна из его жен…
   Сотби порывался встать, ярость исказила его лицо. Глаза всех присутствующих, кроме Обри, оказались прикованы к нему. Со своего места она через окно выглянула наружу. Она проклинала свою близорукость, но ей показалось, что в кустах кто-то шевелится. Высвободившись из объятий Анны, она подтолкнула старшую девушку к ее отцу.
   – Идите к нему, – прошептала она.
   Разрываясь между преданностью отцу и желанием защитить Обри, Анна заколебалась, но Обри снова подтолкнула ее. Она сделала шаг в сторону, заставив Эверсли повернуться к ней лицом, в сторону от окна. Между ней и сумасшедшим оказалась небольшая семейная группа, но если он опытный стрелок, он без труда ее достанет.
   – Прекрасный план, сквайр, – насмешливо проговорила Обри. – А как со служанкой? – Она показала на скорчившуюся в углу девушку. – Убедите вы ее в том, что мой муж убил меня? Или вы собираетесь взять с собой всю семью и служанку, когда уедете?
   Эверсли нахмурился, поняв, что не продумал свой план как следует, но желание сокрушить Хитмонта возобладало над здравым смыслом.
   – Я что-нибудь придумаю, – зловеще пообещал он и повернулся к Марии, прекратившей писать, – Заканчивай. Больше ни одной женщине я не позволю становиться на моем пути. Или вы находите мое прекрасное лицо слишком невыносимым, чтобы на него смотреть?
   Он усмехнулся, увидев, как Мария вздрогнула и вернулась к письму.
   Задумчиво повертев пистолет в руках, Эверсли вновь обратил внимание на Обри. Она не трепетала перед ним, и это его раздражало. Он не мог просто так убить ее. Он нуждался в какой-то реакции с ее стороны, которая оправдала бы его намерения.
   – Луиза не считала меня таким уродом, чтобы на меня не смотреть. И другие любовницы вашего мужа так не считали, миледи. – Он произнес это с презрением, внимательно следя за ее реакцией. – Они все говорили, что я храбрец, когда узнавали, как могущественный граф исковеркал мою жизнь.
   Обри больше не видела движения за окном, и ее охватило разочарование. Так или иначе, но она должна сохранить самообладание и сама со всем справиться.
   – Что бы ни сделал с вами Остин, вы наверняка это заслужили, – холодно ответила Обри.
   – У его потаскушки-сестры не было репутации, которую можно защищать! – взорвался он, словно она усомнилась в его честности. – Все знали, что она продает себя любому, у кого хватит денег. Он доказал это, выдав ее за американского недоноска. И за то, что я говорил правду, ваш муж почти ослепил меня! Он за многое должен заплатить, моя леди. Я долго этого ждал и получу то, что по праву принадлежит мне.
   Прежде чем кто-то в комнате смог понять его намерения, Эверсли навел на Обри пистолет и прицелился.
   Комната взорвалась какофонией криков и бьющегося стекла. Пистолет взорвался, наполнив замкнутое пространство запахом серы, и в тот же момент зловещий свист плети рассек воздух. Когда дымящийся пистолет вылетел из руки Эверсли, Обри упала на пол. Разъяренная темная фигура Остина перешагнула через осколки стекла, его плеть хлестала взад-вперед с громким треском, которому отвечали вопли его жертвы.
   Мария и Айна вдвоем подскочили к безжизненной фигуре на полу, пока Остин вымещал свою злость на человеке, приложившем все усилия, чтобы разбить его жизнь. Крики и мольбы о пощаде Эверсли звучали музыкой для его ушей, пока плеть продолжала наносить удар за ударом, наказывая жертву за преступления против Луизы, против Обри, против бедной Бланш. Плеть пела о мести, от которой у Остина горчило во рту, когда он одним глазом поглядывал на безжизненную кучку одежды на полу.
   – Хватит! – взревел Сотби, вставая с кресла и направляясь в сторону яростного крика. – Остин! Остановитесь, чтобы потом не пожалеть об этом!
   Ошеломленный вмешательством, Остин заколебался, и Эверсли, постанывая, обмяк у камина. Багровый туман, окутывавший мозг Остина, испарился так же мгновенно, как и возник. С отвращением взглянув на своего противника, граф отбросил плеть и опустился па колени рядом с Обри.
   Двери в гостиную с шумом распахнулись, ворвался шериф, за ним Майкл и половина мужчин из прислуги Остина, наполняя комнату топотом башмаков. Остин не обратил на них никакого внимания и поднял Обри на руки.
   Видя мрачное, бледное лицо графа, шериф придержал язык и знаком велел людям расступиться, пропуская Остина с его грузом. Только Сотби, который не мог видеть всей драмы, осмелился нарушить молчание.
   – Анна! Что случилось? Где ваша сестра? А леди Обри? Анна подошла к отцу и встала рядом, утешая его.
   – С нами все в порядке, сэр.
   Леди Обри упала в обморок. Как только она это сказала, неподвижная фигура на руках Остина вернулась к жизни. Вначале вздрогнули ресницы, а затем она беспокойно зашевелилась в объятиях мужа. Вздох облегчения пронесся по комнате, когда распахнулись ее нефритовые глаза.
   Обри влюблено посмотрела на обеспокоенное лицо мужа.
   – Остин, – прошептала она, – я знала, что ты придешь…
   – Только чтобы выпороть тебя, чертова соплячка, – согласился он, скрывая за раздражением страх, переполнявший его сердце.
   – Попытайтесь, милорд. – Она руками обвила его шею и теснее прижалась к плечу. – Но не могу обещать, что преуспеете.
   Харли ворвался в двери, когда вся комната взорвалась радостным смехом. Он посмотрел на захлебывавшуюся смехом Обри и ее радостного мужа, на свою семью, объединившуюся в дружных объятиях, а затем вниз, на жалкого негодяя, который стонал, распростершись на полу под охраной Майкла с железной кочергой.
   – Во имя Юпитера! – выругался он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Опять опоздал!

Эпилог

   Стоя в стороне от веселящейся толпы, граф Хитмонт осматривал бальный зал и размышлял над изменениями, произошедшими за этот год. Гости на вечере не были так богаты, как блестящие сливки общества в Голланд-Хаус, в убранстве зала было больше остролиста и плюща, чем хрусталя и серебра, но, несмотря на это, он предпочитал общество, в котором находился сейчас.
   Крупная ладонь накрыла меньшую, и он с любовью и нежностью посмотрел на излучающую красоту женщину рядом с ним. Золотистые волосы Обри ореолом обрамляли ее нежное лицо, она радостно смотрела на толпу друзей и родственников. Золотой бархат, облегавший ее округлившиеся формы, не демонстрировал так много, как прозрачный шифон, в котором он впервые ее увидел, но когда его взгляд остановился на мягком бугорке, в котором росло их дитя, глаза Остина вспыхнули гордостью.