Страница:
– Однако вы забываете, что Азраил или Гален знает дом не хуже вас.
Справа, к югу от дома, между ними и распространяющимся пламенем, возник силуэт: медленно надвигалось нечто громадное с факелами в обеих руках.
Ворон притушил свет.
Питер выхватил пистолет и выругался.
– Я не могу достать их, не выдав нашей позиции. – Он махнул в сторону кустов высотой по грудь. – Давай туда. Если у тебя хватит силы протащить меня через кусты, сделай это немедленно. В противном случае оставь меня, и я проберусь в дом самостоятельно.
– Ха! Уж в силе-то у меня нет недостатка!
Сын гор поднял инвалидное кресло вместе с Питером и пошел через кусты.
Он толкал кресло по лужайке, но не мог двигаться очень быстро, потому что колеса путались в высокой траве.
Питер сказал:
– Оставь меня. Я тебя задерживаю.
При этих словах Ворон расслышал легкую дрожь в его голосе, словно это было самое трудное и душераздирающее признание в жизни старого воина.
– Я… – начал было Ворон.
И тут из дома донесся вопль – голос его жены, выкликающей его имя.
– Извини, Питер! – И он умчался прочь.
– Черт тебя подери! Пистолет возьми! – выкрикнул калека.
И тут же зажал себе рот ладонью.
Перебегая лужайку к северу от дома, Ворон издавал не больше шума, чем лист, несомый ветром по траве. Он перепрыгнул низкую стену – плащ развевался за его спиной – и приземлился в саду за ней, пропав из глаз Питера.
В тени рядом с Питером произошло какое-то движение, в кустах позади зашелестело. Но напарник исчез вместе с фонариком, и он не видел, что надвигается.
В саду около ворот Ворон наткнулся на следы шести человек, шедших в одном направлении, и семерых – в другом. Здесь Азраил встретился с вожаками трех групп.
Ворон рискнул включить на секунду свет и увидел смятые окровавленные листья. Странно. Здесь были дополнительные следы, которые сходились с первыми: существа с когтистыми перепончатыми лапами или в тупоносых, не по размеру туфлях. По тому, как распределялся вес на отпечатках стоп, Ворон понял, что, чьи бы ноги ни втиснулись в эти туфли, людям они не принадлежали. Эти твари напали исподтишка на людей Азраила, подкараулив их в роще за кустами рододендрона.
Здесь также были крохотные следы, как будто посреди грунтовой дорожки побывал олень. Следы возникали вдруг, словно олень явился из ниоткуда. Ворон снова посмотрел и нашел на земле маленькие пятнышки темно-лиловой крови. Больше не было никаких следов оленя, ни в ту, ни в другую сторону. След Азраила вел прочь от места, где появился олень, но не к нему. Очередная загадка.
Охотник притушил свет, прополз вперед и раздвинул кусты.
Он увидел черную узкую тень, облаченную в кости мертвецов, воняющую могильной землей, увенчанную отсеченными кистями рук. Стоя к Ворону спиной, Кощей склонился над окровавленными освежеванными трупами шести человек, распростертыми на траве в лужах свежей крови.
Вены и мышцы людей выделялись на их ободранной плоти, и кровь скапливалась между костями и органами. Трупы застыли в позах агонии и ужаса.
В руке у Кощея светились огоньки, напоминающие мерцание огненных бабочек. Они да еще булавочные головки его глаз составляли единственное освещение жуткой сцены. Когда некромант поворачивал голову, Ворон со своего места различал двойные кружки бледного призрачного света, ласкающие тела.
Длинным когтем Кощей рассек ногу мертвеца, вытащил берцовую кость и принялся прилаживать ее к своей кирасе. Затем нагнулся и начал разрезать грудину покойника длинными плавными ударами ногтей.
– Холодно! Всегда так холодно… – бормотал про себя мрачный шипящий голос. – Зачем им тепло внутри мозговых костей? Почему это тепло никогда не передается мне? Мне нужно больше костей. Больше костей. Кости маленькой девочки Венди богаты теплом и радостью… Мне нужно их живое тепло, чтобы одеть меня в моем бесконечном, глубоком холоде…
Из-за невысоких деревьев напротив послышался другой голос:
– Ар! Ты, шакал! Ни один плащ не согреет тебя, когда твои кости – лед.
На поляну вышло человекоподобное существо с кровавым грузом на плечах. Оно было одето в старинный военно-морской мундир великолепного покроя с двойными рядами блестящих пуговиц, взбегающих по широкой груди, и скрещенными двойными поясами, на которых висели абордажная сабля и кремневый пистолет. Поверх напудренного парика красовалась адмиральская шляпа с гребнем из перьев по изгибу. Из-под нее выглядывало покрытое черной шерстью усатое лицо, мерцали влажные звериные глаза, белели острые зубы.
Тюлень сбросил свою ношу, и труп тюлененка покатился по земле.
– Тюлений царь Мананнан здесь, в том или ином обличье. Больше никому из нашего племени не дозволено убивать сородичей. Это точно он! Посмотри на отметины зубов на шее.
– Что мне в этом, похититель облика? Тюленид пнул Кощея, и призрачная тварь упала, клацнув костями, чтобы вскочить на четвереньки, словно чудовищный паук или угловатое пятно мрака.
– Хой! Ха-ха! – воскликнул лже-адмирал. – Возможно, наш добрый Мананнан не хочет, чтобы мы узнали о его присутствии здесь, гробокопатель. Ты грабишь тут тело моего друга, но где улика? Все невиновны, если нет надежных улик, – таков наш закон. По-моему, Мананнану это понравилось бы.
– Убийца Белого Оленя сказал, что Мананнан не должен участвовать в этой битве.
– Гарн! Он? Он пока лишь преодолел барьеры, а один из наших уже внутри, как я слышал. Ха-хар! У него в кармане – капля крови Северной Звезды, а он не в состоянии даже заклятие через порог бросить, если те, что внутри, не попросят его об этом.
– Барьеры всего лишь первая из трех защит Эвернесса, шкуродер.
– Заткни пасть, гробокопатель, трупоед! Те, внутри, еще не произнесли ни одного слова силы, а их там, я слышал, немного – кроме хорошенькой цыпочки, которую хочет тюлений царь. Они не знают, как пробудить молнию или заставить камни проснуться и танцевать! Они все забыли! Ха! Мы, народ сэлки, одолеем эти барьеры, вот увидишь, и станем пировать в главном зале, пока чародей скребется в окна, умоляя о приглашении! Ха-хар! Мы приготовим свой пир на кострах из волшебных книг! Сожжем книги и все записи о нас: не станет ни прошлого, ни преступлений, как только воспоминания о них исчезнут.
Очередной всплеск лающего смеха. Затем тюленид прислушался:
– Харк! Не девичий ли это визг? Ручаюсь, там тюлений царь. Он не из тех, кто нежен в любовных играх, и может покусать девку, прежде чем взять ее, ха-ха!
Ворон снова услышал голос Венди, высокий и испуганный, выкликающий его имя. У него не было оружия, и он не знал, как попасть в дом из этой части сада. Ему нужен был Питер, чтобы показывать дорогу.
Бесшумный, подобно мимолетной тени, сын гор отполз, скользнул обратно через стену и с разрывающимся от страха и ярости сердцем бросился туда, где оставил Питера.
Там никого не было.
Следы колес не скроешь. Ворон нагнулся к траве, рискнул мигнуть фонариком и побежал.
Он вернулся к главной аллее, куда ноги в ботинках оттащили кресло, выключил свет и пошел вперед. Затем проскользнул на четвереньках сквозь живую изгородь рядом с парадными дверями западного крыла и затаился. Здесь охраняла двери группа из четырех человек в шлемах, в громоздких бронежилетах, вооруженная автоматическими винтовками. У одного был фонарь.
Ворон опустил голову и подполз поближе. Слышал он хорошо, но листья загораживали обзор.
Изнутри доносился топот обутых в тяжелые ботинки ног, треск разбиваемого дерева и звон стекла, хриплые выкрики.
Питер был здесь и ругался.
– Какая еще Федеральная военная полиция? Нет такой штуки… Ага… Ладно, где ваш ордер?.. Ах, у вас нет ордера? Да? За что арестован?.. Он не был спрятан, я, черт подери, держал его в руке! Кроме того, с каких пор это государственное преступление?.. Я скажу, что поговорю с вашим начальством! И с моим конгрессменом, а то и с вашим хозяином! Ладно! Ваши имена!.. Я гражданин США и задаю законный вопрос! Откуда я знаю, что вы не просто переодетые хулиганы, если вы не показали мне какое-нибудь чертово удостоверение личности!
Затем Ворон различил, как старый вояка вполголоса произнес:
– Морфей! Духи мира, будьте свидетелями, они сдали мне свои имена! Выруби их!
И когда Ворон поднялся, он увидел Питера, нагнувшегося с кресла и забирающего винтовки из рук людей, без сознания храпящих на земле вокруг него.
Ворон видел распростертые на земле четыре посапывающие фигуры. Теперь он разглядел тяжелую черную униформу для уличных боев с полосами кевлара на груди и спине. На вооружении у них имелись М-16. Шлемы были голубые. Буквы на спине курток складывались в аббревиатуру СВОР. Ни бейджей, ни нашивок с именами, ни шевронов, ни каких-либо иных опознавательных знаков. Странное дело, из нагрудных карманов курток у всех солдат торчали пожухлые коричневые листья, а у одного на шее красовался целый венок.
– Что это за люди? – спросил бородач. – Спецподразделение полиции для разгона демонстраций? Солдаты?
– Нет. Психи какие-то переодетые. Это Америка. Солдаты не арестовывают гражданских на территории США. Смотри, здесь, сразу под ключицей, где рубашка не закрывает. Видишь?
– Ожог?
– Ведовское клеймо. Кое-что из той чертовщины, которую давным-давно вдолбил мне мой папаша. Для каждого типа клейм существует собственный маленький стишок. Как бы то ни было, это знак из тех, что ставятся, когда человек присягает чародею.
– То есть? Что это значит, а?
– Это значит, что они пошли добровольцами. Подписали договор кровью. На. Знаешь, как такими пользоваться?
– Нет, но я знаю пистолеты. Питер бросил ему пистолет.
– Лови! И сними с того парня ожерелье из листьев – это, должно быть, некая разновидность магического ОДВ.
Ворон понюхал.
– Я знаю этот запах. Как вы это назвали? О-дэ-вэ? Это же табак.
– Определитель «друг-враг». Как пароль. Лист табака снимает заклятие.
Ворон втащил Питерово кресло по ступеням и через разбитые двери внутрь. Поставив его на пол, он снова взялся за ручки, и они помчались, гремя колесами, через огромный холл, украшенный мечами и копьями.
– Питер! Вы знаете, как пробудить три защиты Эвернесса, да?
– Черт, нет. Одна для земли, одна для воздуха, одна для огня. Это все, что я помню. Думаю, воздушная – это магия, которая удерживает тех образин снаружи.
Они попали в зал, из которого выходило множество дверей и коридоров. Некоторые коридоры оказались декоративными – неглубокими иллюзиями, утопленными в стену всего на несколько дюймов. Света не хватало – до восхода еще оставалось минут пятнадцать – двадцать.
– Куда?
– Глянь наверх! Следуй любому морскому мотиву: чайки, корабли, и всякое такое. Он приведет нас в восточное крыло.
– Чудовища не попадут внутрь, пока барьеры не рухнут.
– Проклятые чудища меня не волнуют. Меня беспокоит эта ложная пехота. Может, они и самозванцы, но некоторая выучка у них имеется, они передвигаются и прикрывают друг друга, словно…
Грохот орудийного выстрела раскатился по дому. Ворон припустил быстрее, толкая перед собой кресло. Питер приговаривал:
– Черт! Это же тридцать шестой калибр! У пехоты такого не было; значит, другая группа. Тяжелый снаряд прошьет эти стены, как нечего делать!
Он по очереди снял с предохранителей отобранные у солдат автоматические винтовки и взял по одной в каждую руку. Третья лежала у него поперек колен, запасные магазины он рассовал по карманам рубашки.
Они добрались до лестницы, ведущей вверх мимо окон на площадке к следующей двери.
– Не останавливайся! – прокричал Питер.
– Держитесь за кресло! Я вас отнесу наверх!
– Ты не сможешь! Вместе с креслом я вешу тонну!
– Смотрите!
Ворон опустился на колени, отклонился назад, взялся за подлокотники кресла, наклонился вперед и встал. Лицо у него потемнело от напряжения, глаза сверкали, зубы казались проблеском молнии во мраке бороды.
– Не уверен… О черт! Черт! Голову береги! Сын гор повернулся и побежал вверх по ступеням огромными тяжелыми шагами, неся Питера на спине.
Внезапно сверху донесся рокот, и лучи факельного света снаружи заиграли на стенах.
Питер крикнул:
– Что-то в окне за нами! Осторожно!
Но Ворон не замедлил своего бега. Грохот выстрелов в футе над ухом оглушал его, а от отдачи кресло на плечах брыкалось и подпрыгивало. Питер отстреливался короткими, сдержанными очередями. Стекло разлеталось, факелы погасли, снаружи раздавались вопли.
Отдача бросила Ворона вперед, он споткнулся на последних двух ступеньках. Кресло вырвалось у него из рук, перелетело через голову, но осталось в вертикальном положении и, прокатившись по площадке, врезалось в перила балкона.
Бородач отклеил лицо от пола.
– С вами все в порядке?
Питер, держа дымящуюся винтовку в одной руке, другой развернул колеса и выехал с разбитого балкона.
– Великолепно, приятель.
– Что за чертовщина там приключилась?
Сорванные балконные рамы внизу сверкали осколками стекла. Что бы там ни находилось, теперь оно исчезло.
– Тебе лучше не знать.
– А сейчас куда?
Перед ними лежал коридор. Слева три стеклянные двери открывались в музыкальную галерею, выходящую на громадный покой с вырезанными на стропилах звездами и лунами. Из окон первого этажа сюда проникал свет пламени, крики и вопли невидимой огромной толпы.
Свет освещал две статуи возле кровати.
– О, черт!
– Что не так, Питер?
– Кто-то завязал статуям глаза!
– Это сделал маленький эльф. Плохо?
– Это святой Георгий и, как ее, красная королева войны. Это часть защиты дома. Погоди! Вернись!
Но Ворон уже миновал двери и красивой дугой перелетал через край балкона, дабы оказаться этажом ниже. Он приземлился с кошачьей легкостью, только темный плащ громко хлопал за спиной, и метнулся через зал к статуям. В памяти у него звенели слова: «Ужас моего меча сможет отогнать ночных чудищ, если будет на то воля Божья, пока святой Георгий и Мален, красная королева войны, присматривают за мной».
Ворон сорвал повязки с глаз первой статуи, шепотом приговаривая:
– Ты снова можешь видеть, святой Георгий! Присмотри за ним еще разок!
Спящая на постели фигура, невидимая в темных тенях факелов, застонала и пошевелилась.
Ворон снова услышал крик Венди, почти прямо над головой:
– Том! Нет! Вернись!
Голос Питера с балкона на другом конце зала:
– Плохо дело.
И он услышал щелканье взводимого затвора.
Ворон обернулся.
Снаружи, прямо перед ним, через широкие окна он узрел сцену из кошмара. Толпа чудовищ и злых тварей скакала, размахивая факелами: тюлениды и суровые рыцари с мечами, с которых капала кровь, великаны и другие. Вниз с балкона по веревке спускался маленький эльф, ухватив спящее тело Лемюэля Уэйлока за воротник ночной сорочки и каким-то невозможным образом удерживая крохотной ручкой его полный вес.
Сверху и сзади Ворон услышал утробные человеческие голоса:
– Эй, смотрите! Старый хрен с ружьем! В расход его!
Ворон обернулся вовремя, чтобы посмотреть на Питера в раме балконных дверей, с винтовками в обеих руках, поливающего очередями какую-то невидимую для Ворона цель в коридоре справа от него. Оглушительный грохот выстрелов перекрыли вопли. Отдача отбросила кресло Питера назад и влево, и бородач слышал ужасный грохот падающего по ступеням инвалидного кресла вместе с хозяином.
Раздавшийся откуда-то снаружи голос Азраила де Грэя прогремел по всей округе:
– Духи мира! Лемюэль Уэйлок не спал эту ночь в назначенном месте! Его притязания на пост стража недействительны! Питер Уэйлок отказался от своих притязаний! Я, Гален Уэйлок, теперь заявляю права на все права, силы и привилегии стража! Я объявляю себя стражем Эвернесса!
Пропела труба.
Венди кричала сверху, но Ворон не мог расслышать слова.
Питер! Вы живы? – окликнул он товарища.
Голос Азраила продолжал:
– Мой первый приказ: барьеры должны пропустить идущих за мной!
Дверь распахнулась, и стадо чудовищ, размахивая факелами и выкрикивая страшные ругательства, испуская боевые кличи и возглашая гимны тьме, хлынуло в зал, где находился Ворон.
ГЛАВА 19
Когда толпа хлынула в разбитые двери, Ворон выхватил пистолет, который дал ему Питер. Красивые рыцари с печальными лицами, с истекающими кровью смрадными мечами входили строем, за ними следовали хихикающие, распевающие песни моряки со звериными лицами. Великан с безумным от ярости лицом встал на колени и просунул в комнату руку, круша окна и стены. От его факела огонь перекинулся на крышу.
Сын гор не мог заставить себя стрелять в людей, но вскинул пистолет и выстрелил в великана. Пули не оказали никакого действия.
Человек на кровати пошевелился, застонал и сел. В свете факела и пожирающего крышу пламени Ворон увидел доктора, по-прежнему облаченного в сияющие доспехи. Правая нога по колено отсутствовала, и кровоточащий обрубок был кое-как перебинтован шарфом. Обожженное лицо покрывали волдыри, глаза вытекли. Доспехи по всей левой стороне были покорежены, тело кровоточило с той стороны от плеча до стопы, а плоть вокруг раны распадалась сухими, мертвенно-бледными полосами, словно у прокаженного.
Ворон испуганно сглотнул, когда раненый доктор встал на ноги. Голос его прогремел по всему дому – сильный, ясный и властный:
– Порождения тьмы! Бегите или погибните! Ибо вы не смеете противостоять Ланселоту Дю Лаку, непобедимому воину Света!
И он со звоном выхватил меч из ножен.
Клинок испускал мягкое золотое сияние. Оно коснулось Ворона приятным теплом, словно солнце в весенний день. Однако рыцари и сэлки закрывали глаза и лица, вереща, словно их ослепили, и как безумные разбегались во все стороны.
Ланселот спрыгнул на одной ноге с кровати, приземлился на колени и взмахнул мечом, зажимая свою огромную рану левой рукой. Кровь хлынула у него между пальцами, когда он выпрямился. Он наклонил голову, прислушиваясь, и замахал мечом вокруг себя с недоступной зрению скоростью. Трое из убегающих чудищ упали и больше не поднялись.
Факел размером с дерево опустился, чтобы расплющить его. Ланселот парировал удар и откатился, снова приземлившись на колени, ударил через плечо, и еще двое убегающих тварей упали замертво. Великан с пронзенным запястьем, вопя, отдернул свою могучую руку, и комната погрузилась в темноту.
– Доктор! Это я, Ворон!
– Помоги мне подняться, добрый человек.
– Как вы можете так сражаться?
– Репутация, дорогой коллега. Вы слышали легенды, что меня нельзя победить в бою? Видите ли, легендарные существа обязаны твердо придерживаться легенд.
Твари бежали. Некоторые удрали через двери во внутренние части дома, другие метнулись обратно наружу. Натиск рвущихся к спасению чудовищ был столь велик, что огненного великана оттеснили от дверей и дальше, почти к самой дамбе.
Поэтому, когда Ворон подпер правым плечом Ланселота, помогая тому выбраться во двор, ни одной темной твари не оказалось под посапывающим телом Лемюэля Уэйлока, раскачивающимся на веревке, за которую цеплялся Том О'Лампкин.
Бородач бросился вперед, волоча за собой Ланселота, и поймал старика за ноги, как раз когда Том, напуганный и ослепленный мечом легендарного рыцаря, отпустил тело и юркнул по веревке обратно наверх. Ворон, потеряв равновесие от неожиданно навалившегося веса и отчаянно пытаясь предотвратить падение дедушки на каменные плиты пола, рухнул наземь так, чтобы старик упал на него сверху.
Ланселот пошатнулся, но устоял. В этот момент мужчины и женщины в лиловых сутанах, вооруженные охотничьими карабинами и обрезами, выбежали из-за угла с криками:
– Азраил! Азраил! Темный мессия грядет!
Поскольку Ворон лежал, его не застрелили, когда люди в сутанах выкрикнули: «Смерть неверному! » – и открыли огонь по Ланселоту. Обстрел, похоже, не оказывал на Дю Лака никакого действия: пули даже не касались его. Он, улыбаясь, размахивал мечом в воздухе, словно парировал удары, и сектанты смешались. Одна женщина бросила пистолет и побежала прочь.
Рыцарь на гниющем коне перепрыгнул через низкую стенку, отделяющую эту часть двора от фонтана с зодиакальными статуями. Его шлем венчали три плюмажа, а на щите красовалось обезображенное проказой лицо.
– Изменник! – выкрикнул он. – Неверный развратник и ложный друг своего господина! Повернись и сразись со мною снова! Мой меч Разложение уже пил твою кровь, теперь он выпьет твою жизнь!
Он спешился и выхватил меч. С клинка стекали кровь и слизь.
– Повернись и сразись со мной!
– Беги! – подал голос с земли Ворон.
Ланселот повернулся к злому рыцарю.
– Ах нет, мой добрый друг, – негромко ответил он. – Видите ли, чтобы легенды вас защищали, приходится по ним жить.
Лицо его, почерневшее, безглазое и покрытое шрамами, все равно казалось юным, когда он улыбался.
Двое рыцарей обменялись быстрыми ударами, и, хотя Ланселот не мог ни нападать, ни отступать, ни видеть, его мастерства и храбрости хватало, чтобы сдерживать злого рыцаря. Отравленный меч проказы пару раз оцарапал доспехи Ланселота, оставив следы вонючей крови, но не пробил их.
Ворон, лежа на спине, видел, что на крыше южного крыла появился Азраил – быстрый, словно падучая звезда, верхом на крылатом скакуне. Широкие крылья коня испускали свет.
В окне наверху показалась Венди и, перегнувшись через плечо самурайского доспеха, крикнула:
– Ворон! Где ты был? Берегись! Азраил идет!
В руке она держала белую витую палку с посеребренным концом.
Азраил хлестнул скакуна черенком от швабры, отчего на боках у животного появились новые синяки. Стройная лошадка сложила крылья и нырнула к Венди.
Азраил смотрел только на витой рог.
Он подлетел к окну, где была Венди, мельком взглянул на Ланселота, небрежно коснулся своего ожерелья и указал вниз.
– Я отзываю защиту этого дома! Сын Озера теперь полностью в явном мире и подчиняется его законам! Морфей!
Венди поникла. Волна непреодолимой усталости накатила на Ворона. Ланселот покачнулся, выронил меч и упал бы, но злой рыцарь обнял его и до упора вонзил отравленный клинок в его тело с такой силой, что металл с треском переломился, оставив добрую часть гнилого лезвия в ране.
Из последних сил сын гор поднял руку, как делал при нем Питер: сложив средние пальцы колечком и растопырив остальные. Он повторил имена, которые слышал от старого вояки:
– Аполлон! Гиперион! – Тут он зевнул и выдавил сквозь немеющие челюсти: – Гелион!..
Один из сектантов выстрелил и промахнулся, затем выстрелил другой. Пуля не коснулась злого рыцаря, но пробила кровавую дыру в левой руке Ланселота.
Ворон указал сложенными пальцами на доктора, затем на Венди. Воин Света проснулся, но злой рыцарь обхватил его, пригвоздил обе руки к телу и, оторвав искалеченное тело от земли, рванул пальцами рану в боку противника. Он крикнул сектантам:
– Избавьте его от убожества жизни!
Дю Лак поднял обожженную и окровавленную голову, вызывая:
– Сойдитесь со мной меч на меч, трусы! Или вы боитесь слепого?
Сектанты снова открыли огонь. Окровавленное тело Ланселота пролетело через двор, доспехи его рассыпались на кусочки, а злой рыцарь в туче пуль оставался нетронутым.
Венди проснулась, как раз когда Азраил, нагнувшись в окно со спины парящей лошади, схватил ее за руку.
– Отдай мне Клаваргент!
Пули свистели над головой у Ворона, а сектанты продолжали стрелять по упавшему телу легендарного воина. Он не поднимался.
Злой рыцарь стоял, глядя на поверженного врага, и бормотал какую-то благочестиво-снисходительную проповедь о мудрости смерти и греховном эгоизме желания жить.
Слабый, дрожащий и задыхающийся голос Ланселота произнес:
– Леди! Я умираю у тебя на службе… Тебе моя последняя молитва…
– Дом! Помоги мне! У меня волшебная палочка! – крикнула Венди.
Азраил сказал:
– Ты должна отдать мне его добровольно, или я сброшу тебя на камни вниз.
И он потащил ее из окна.
Пронзительный голосок с ирландским акцентом раздался у Венди за спиной:
– Красавица, призови камни подняться и защитить их землю именем рога Белого Оленя!
Камни! Как он сказал! – взвизгнула Венди.
Пустой самурайский доспех рядом с Венди выхватил катану и отсалютовал. Из двора рядом с Вороном послышались львиный рев, щелканье клешней, козлиное блеяние, пение тетивы, мычание быка, а затем стук камня о камень, словно надвигалась лавина.
Азраил расхохотался, игнорируя самурайский меч.
– Дурак! Камни не могут проливать ни кровь Эвернесса, ни кровь коней Келебрадона! Ты не можешь ударить меня!
Самурайский доспех наклонился и рассек вожжи в руках у Азраила. По самому де Грэю он не попал, только по вожжам, они-то и распались. Крылатая лошадка попятилась и, заржав, встала на дыбы, а старший Уэйлок отпустил Венди и обеими руками вцепился в белую гриву.
Справа, к югу от дома, между ними и распространяющимся пламенем, возник силуэт: медленно надвигалось нечто громадное с факелами в обеих руках.
Ворон притушил свет.
Питер выхватил пистолет и выругался.
– Я не могу достать их, не выдав нашей позиции. – Он махнул в сторону кустов высотой по грудь. – Давай туда. Если у тебя хватит силы протащить меня через кусты, сделай это немедленно. В противном случае оставь меня, и я проберусь в дом самостоятельно.
– Ха! Уж в силе-то у меня нет недостатка!
Сын гор поднял инвалидное кресло вместе с Питером и пошел через кусты.
Он толкал кресло по лужайке, но не мог двигаться очень быстро, потому что колеса путались в высокой траве.
Питер сказал:
– Оставь меня. Я тебя задерживаю.
При этих словах Ворон расслышал легкую дрожь в его голосе, словно это было самое трудное и душераздирающее признание в жизни старого воина.
– Я… – начал было Ворон.
И тут из дома донесся вопль – голос его жены, выкликающей его имя.
– Извини, Питер! – И он умчался прочь.
– Черт тебя подери! Пистолет возьми! – выкрикнул калека.
И тут же зажал себе рот ладонью.
Перебегая лужайку к северу от дома, Ворон издавал не больше шума, чем лист, несомый ветром по траве. Он перепрыгнул низкую стену – плащ развевался за его спиной – и приземлился в саду за ней, пропав из глаз Питера.
В тени рядом с Питером произошло какое-то движение, в кустах позади зашелестело. Но напарник исчез вместе с фонариком, и он не видел, что надвигается.
II
В саду около ворот Ворон наткнулся на следы шести человек, шедших в одном направлении, и семерых – в другом. Здесь Азраил встретился с вожаками трех групп.
Ворон рискнул включить на секунду свет и увидел смятые окровавленные листья. Странно. Здесь были дополнительные следы, которые сходились с первыми: существа с когтистыми перепончатыми лапами или в тупоносых, не по размеру туфлях. По тому, как распределялся вес на отпечатках стоп, Ворон понял, что, чьи бы ноги ни втиснулись в эти туфли, людям они не принадлежали. Эти твари напали исподтишка на людей Азраила, подкараулив их в роще за кустами рододендрона.
Здесь также были крохотные следы, как будто посреди грунтовой дорожки побывал олень. Следы возникали вдруг, словно олень явился из ниоткуда. Ворон снова посмотрел и нашел на земле маленькие пятнышки темно-лиловой крови. Больше не было никаких следов оленя, ни в ту, ни в другую сторону. След Азраила вел прочь от места, где появился олень, но не к нему. Очередная загадка.
Охотник притушил свет, прополз вперед и раздвинул кусты.
Он увидел черную узкую тень, облаченную в кости мертвецов, воняющую могильной землей, увенчанную отсеченными кистями рук. Стоя к Ворону спиной, Кощей склонился над окровавленными освежеванными трупами шести человек, распростертыми на траве в лужах свежей крови.
Вены и мышцы людей выделялись на их ободранной плоти, и кровь скапливалась между костями и органами. Трупы застыли в позах агонии и ужаса.
В руке у Кощея светились огоньки, напоминающие мерцание огненных бабочек. Они да еще булавочные головки его глаз составляли единственное освещение жуткой сцены. Когда некромант поворачивал голову, Ворон со своего места различал двойные кружки бледного призрачного света, ласкающие тела.
Длинным когтем Кощей рассек ногу мертвеца, вытащил берцовую кость и принялся прилаживать ее к своей кирасе. Затем нагнулся и начал разрезать грудину покойника длинными плавными ударами ногтей.
– Холодно! Всегда так холодно… – бормотал про себя мрачный шипящий голос. – Зачем им тепло внутри мозговых костей? Почему это тепло никогда не передается мне? Мне нужно больше костей. Больше костей. Кости маленькой девочки Венди богаты теплом и радостью… Мне нужно их живое тепло, чтобы одеть меня в моем бесконечном, глубоком холоде…
Из-за невысоких деревьев напротив послышался другой голос:
– Ар! Ты, шакал! Ни один плащ не согреет тебя, когда твои кости – лед.
На поляну вышло человекоподобное существо с кровавым грузом на плечах. Оно было одето в старинный военно-морской мундир великолепного покроя с двойными рядами блестящих пуговиц, взбегающих по широкой груди, и скрещенными двойными поясами, на которых висели абордажная сабля и кремневый пистолет. Поверх напудренного парика красовалась адмиральская шляпа с гребнем из перьев по изгибу. Из-под нее выглядывало покрытое черной шерстью усатое лицо, мерцали влажные звериные глаза, белели острые зубы.
Тюлень сбросил свою ношу, и труп тюлененка покатился по земле.
– Тюлений царь Мананнан здесь, в том или ином обличье. Больше никому из нашего племени не дозволено убивать сородичей. Это точно он! Посмотри на отметины зубов на шее.
– Что мне в этом, похититель облика? Тюленид пнул Кощея, и призрачная тварь упала, клацнув костями, чтобы вскочить на четвереньки, словно чудовищный паук или угловатое пятно мрака.
– Хой! Ха-ха! – воскликнул лже-адмирал. – Возможно, наш добрый Мананнан не хочет, чтобы мы узнали о его присутствии здесь, гробокопатель. Ты грабишь тут тело моего друга, но где улика? Все невиновны, если нет надежных улик, – таков наш закон. По-моему, Мананнану это понравилось бы.
– Убийца Белого Оленя сказал, что Мананнан не должен участвовать в этой битве.
– Гарн! Он? Он пока лишь преодолел барьеры, а один из наших уже внутри, как я слышал. Ха-хар! У него в кармане – капля крови Северной Звезды, а он не в состоянии даже заклятие через порог бросить, если те, что внутри, не попросят его об этом.
– Барьеры всего лишь первая из трех защит Эвернесса, шкуродер.
– Заткни пасть, гробокопатель, трупоед! Те, внутри, еще не произнесли ни одного слова силы, а их там, я слышал, немного – кроме хорошенькой цыпочки, которую хочет тюлений царь. Они не знают, как пробудить молнию или заставить камни проснуться и танцевать! Они все забыли! Ха! Мы, народ сэлки, одолеем эти барьеры, вот увидишь, и станем пировать в главном зале, пока чародей скребется в окна, умоляя о приглашении! Ха-хар! Мы приготовим свой пир на кострах из волшебных книг! Сожжем книги и все записи о нас: не станет ни прошлого, ни преступлений, как только воспоминания о них исчезнут.
Очередной всплеск лающего смеха. Затем тюленид прислушался:
– Харк! Не девичий ли это визг? Ручаюсь, там тюлений царь. Он не из тех, кто нежен в любовных играх, и может покусать девку, прежде чем взять ее, ха-ха!
Ворон снова услышал голос Венди, высокий и испуганный, выкликающий его имя. У него не было оружия, и он не знал, как попасть в дом из этой части сада. Ему нужен был Питер, чтобы показывать дорогу.
Бесшумный, подобно мимолетной тени, сын гор отполз, скользнул обратно через стену и с разрывающимся от страха и ярости сердцем бросился туда, где оставил Питера.
Там никого не было.
III
Следы колес не скроешь. Ворон нагнулся к траве, рискнул мигнуть фонариком и побежал.
Он вернулся к главной аллее, куда ноги в ботинках оттащили кресло, выключил свет и пошел вперед. Затем проскользнул на четвереньках сквозь живую изгородь рядом с парадными дверями западного крыла и затаился. Здесь охраняла двери группа из четырех человек в шлемах, в громоздких бронежилетах, вооруженная автоматическими винтовками. У одного был фонарь.
Ворон опустил голову и подполз поближе. Слышал он хорошо, но листья загораживали обзор.
Изнутри доносился топот обутых в тяжелые ботинки ног, треск разбиваемого дерева и звон стекла, хриплые выкрики.
Питер был здесь и ругался.
– Какая еще Федеральная военная полиция? Нет такой штуки… Ага… Ладно, где ваш ордер?.. Ах, у вас нет ордера? Да? За что арестован?.. Он не был спрятан, я, черт подери, держал его в руке! Кроме того, с каких пор это государственное преступление?.. Я скажу, что поговорю с вашим начальством! И с моим конгрессменом, а то и с вашим хозяином! Ладно! Ваши имена!.. Я гражданин США и задаю законный вопрос! Откуда я знаю, что вы не просто переодетые хулиганы, если вы не показали мне какое-нибудь чертово удостоверение личности!
Затем Ворон различил, как старый вояка вполголоса произнес:
– Морфей! Духи мира, будьте свидетелями, они сдали мне свои имена! Выруби их!
И когда Ворон поднялся, он увидел Питера, нагнувшегося с кресла и забирающего винтовки из рук людей, без сознания храпящих на земле вокруг него.
IV
Ворон видел распростертые на земле четыре посапывающие фигуры. Теперь он разглядел тяжелую черную униформу для уличных боев с полосами кевлара на груди и спине. На вооружении у них имелись М-16. Шлемы были голубые. Буквы на спине курток складывались в аббревиатуру СВОР. Ни бейджей, ни нашивок с именами, ни шевронов, ни каких-либо иных опознавательных знаков. Странное дело, из нагрудных карманов курток у всех солдат торчали пожухлые коричневые листья, а у одного на шее красовался целый венок.
– Что это за люди? – спросил бородач. – Спецподразделение полиции для разгона демонстраций? Солдаты?
– Нет. Психи какие-то переодетые. Это Америка. Солдаты не арестовывают гражданских на территории США. Смотри, здесь, сразу под ключицей, где рубашка не закрывает. Видишь?
– Ожог?
– Ведовское клеймо. Кое-что из той чертовщины, которую давным-давно вдолбил мне мой папаша. Для каждого типа клейм существует собственный маленький стишок. Как бы то ни было, это знак из тех, что ставятся, когда человек присягает чародею.
– То есть? Что это значит, а?
– Это значит, что они пошли добровольцами. Подписали договор кровью. На. Знаешь, как такими пользоваться?
– Нет, но я знаю пистолеты. Питер бросил ему пистолет.
– Лови! И сними с того парня ожерелье из листьев – это, должно быть, некая разновидность магического ОДВ.
Ворон понюхал.
– Я знаю этот запах. Как вы это назвали? О-дэ-вэ? Это же табак.
– Определитель «друг-враг». Как пароль. Лист табака снимает заклятие.
Ворон втащил Питерово кресло по ступеням и через разбитые двери внутрь. Поставив его на пол, он снова взялся за ручки, и они помчались, гремя колесами, через огромный холл, украшенный мечами и копьями.
– Питер! Вы знаете, как пробудить три защиты Эвернесса, да?
– Черт, нет. Одна для земли, одна для воздуха, одна для огня. Это все, что я помню. Думаю, воздушная – это магия, которая удерживает тех образин снаружи.
Они попали в зал, из которого выходило множество дверей и коридоров. Некоторые коридоры оказались декоративными – неглубокими иллюзиями, утопленными в стену всего на несколько дюймов. Света не хватало – до восхода еще оставалось минут пятнадцать – двадцать.
– Куда?
– Глянь наверх! Следуй любому морскому мотиву: чайки, корабли, и всякое такое. Он приведет нас в восточное крыло.
– Чудовища не попадут внутрь, пока барьеры не рухнут.
– Проклятые чудища меня не волнуют. Меня беспокоит эта ложная пехота. Может, они и самозванцы, но некоторая выучка у них имеется, они передвигаются и прикрывают друг друга, словно…
Грохот орудийного выстрела раскатился по дому. Ворон припустил быстрее, толкая перед собой кресло. Питер приговаривал:
– Черт! Это же тридцать шестой калибр! У пехоты такого не было; значит, другая группа. Тяжелый снаряд прошьет эти стены, как нечего делать!
Он по очереди снял с предохранителей отобранные у солдат автоматические винтовки и взял по одной в каждую руку. Третья лежала у него поперек колен, запасные магазины он рассовал по карманам рубашки.
Они добрались до лестницы, ведущей вверх мимо окон на площадке к следующей двери.
– Не останавливайся! – прокричал Питер.
– Держитесь за кресло! Я вас отнесу наверх!
– Ты не сможешь! Вместе с креслом я вешу тонну!
– Смотрите!
Ворон опустился на колени, отклонился назад, взялся за подлокотники кресла, наклонился вперед и встал. Лицо у него потемнело от напряжения, глаза сверкали, зубы казались проблеском молнии во мраке бороды.
– Не уверен… О черт! Черт! Голову береги! Сын гор повернулся и побежал вверх по ступеням огромными тяжелыми шагами, неся Питера на спине.
Внезапно сверху донесся рокот, и лучи факельного света снаружи заиграли на стенах.
Питер крикнул:
– Что-то в окне за нами! Осторожно!
Но Ворон не замедлил своего бега. Грохот выстрелов в футе над ухом оглушал его, а от отдачи кресло на плечах брыкалось и подпрыгивало. Питер отстреливался короткими, сдержанными очередями. Стекло разлеталось, факелы погасли, снаружи раздавались вопли.
Отдача бросила Ворона вперед, он споткнулся на последних двух ступеньках. Кресло вырвалось у него из рук, перелетело через голову, но осталось в вертикальном положении и, прокатившись по площадке, врезалось в перила балкона.
Бородач отклеил лицо от пола.
– С вами все в порядке?
Питер, держа дымящуюся винтовку в одной руке, другой развернул колеса и выехал с разбитого балкона.
– Великолепно, приятель.
– Что за чертовщина там приключилась?
Сорванные балконные рамы внизу сверкали осколками стекла. Что бы там ни находилось, теперь оно исчезло.
– Тебе лучше не знать.
– А сейчас куда?
Перед ними лежал коридор. Слева три стеклянные двери открывались в музыкальную галерею, выходящую на громадный покой с вырезанными на стропилах звездами и лунами. Из окон первого этажа сюда проникал свет пламени, крики и вопли невидимой огромной толпы.
Свет освещал две статуи возле кровати.
– О, черт!
– Что не так, Питер?
– Кто-то завязал статуям глаза!
– Это сделал маленький эльф. Плохо?
– Это святой Георгий и, как ее, красная королева войны. Это часть защиты дома. Погоди! Вернись!
Но Ворон уже миновал двери и красивой дугой перелетал через край балкона, дабы оказаться этажом ниже. Он приземлился с кошачьей легкостью, только темный плащ громко хлопал за спиной, и метнулся через зал к статуям. В памяти у него звенели слова: «Ужас моего меча сможет отогнать ночных чудищ, если будет на то воля Божья, пока святой Георгий и Мален, красная королева войны, присматривают за мной».
Ворон сорвал повязки с глаз первой статуи, шепотом приговаривая:
– Ты снова можешь видеть, святой Георгий! Присмотри за ним еще разок!
Спящая на постели фигура, невидимая в темных тенях факелов, застонала и пошевелилась.
Ворон снова услышал крик Венди, почти прямо над головой:
– Том! Нет! Вернись!
Голос Питера с балкона на другом конце зала:
– Плохо дело.
И он услышал щелканье взводимого затвора.
Ворон обернулся.
Снаружи, прямо перед ним, через широкие окна он узрел сцену из кошмара. Толпа чудовищ и злых тварей скакала, размахивая факелами: тюлениды и суровые рыцари с мечами, с которых капала кровь, великаны и другие. Вниз с балкона по веревке спускался маленький эльф, ухватив спящее тело Лемюэля Уэйлока за воротник ночной сорочки и каким-то невозможным образом удерживая крохотной ручкой его полный вес.
Сверху и сзади Ворон услышал утробные человеческие голоса:
– Эй, смотрите! Старый хрен с ружьем! В расход его!
Ворон обернулся вовремя, чтобы посмотреть на Питера в раме балконных дверей, с винтовками в обеих руках, поливающего очередями какую-то невидимую для Ворона цель в коридоре справа от него. Оглушительный грохот выстрелов перекрыли вопли. Отдача отбросила кресло Питера назад и влево, и бородач слышал ужасный грохот падающего по ступеням инвалидного кресла вместе с хозяином.
Раздавшийся откуда-то снаружи голос Азраила де Грэя прогремел по всей округе:
– Духи мира! Лемюэль Уэйлок не спал эту ночь в назначенном месте! Его притязания на пост стража недействительны! Питер Уэйлок отказался от своих притязаний! Я, Гален Уэйлок, теперь заявляю права на все права, силы и привилегии стража! Я объявляю себя стражем Эвернесса!
Пропела труба.
Венди кричала сверху, но Ворон не мог расслышать слова.
Питер! Вы живы? – окликнул он товарища.
Голос Азраила продолжал:
– Мой первый приказ: барьеры должны пропустить идущих за мной!
Дверь распахнулась, и стадо чудовищ, размахивая факелами и выкрикивая страшные ругательства, испуская боевые кличи и возглашая гимны тьме, хлынуло в зал, где находился Ворон.
ГЛАВА 19
ВОИН СВЕТА
I
Когда толпа хлынула в разбитые двери, Ворон выхватил пистолет, который дал ему Питер. Красивые рыцари с печальными лицами, с истекающими кровью смрадными мечами входили строем, за ними следовали хихикающие, распевающие песни моряки со звериными лицами. Великан с безумным от ярости лицом встал на колени и просунул в комнату руку, круша окна и стены. От его факела огонь перекинулся на крышу.
Сын гор не мог заставить себя стрелять в людей, но вскинул пистолет и выстрелил в великана. Пули не оказали никакого действия.
Человек на кровати пошевелился, застонал и сел. В свете факела и пожирающего крышу пламени Ворон увидел доктора, по-прежнему облаченного в сияющие доспехи. Правая нога по колено отсутствовала, и кровоточащий обрубок был кое-как перебинтован шарфом. Обожженное лицо покрывали волдыри, глаза вытекли. Доспехи по всей левой стороне были покорежены, тело кровоточило с той стороны от плеча до стопы, а плоть вокруг раны распадалась сухими, мертвенно-бледными полосами, словно у прокаженного.
Ворон испуганно сглотнул, когда раненый доктор встал на ноги. Голос его прогремел по всему дому – сильный, ясный и властный:
– Порождения тьмы! Бегите или погибните! Ибо вы не смеете противостоять Ланселоту Дю Лаку, непобедимому воину Света!
И он со звоном выхватил меч из ножен.
Клинок испускал мягкое золотое сияние. Оно коснулось Ворона приятным теплом, словно солнце в весенний день. Однако рыцари и сэлки закрывали глаза и лица, вереща, словно их ослепили, и как безумные разбегались во все стороны.
Ланселот спрыгнул на одной ноге с кровати, приземлился на колени и взмахнул мечом, зажимая свою огромную рану левой рукой. Кровь хлынула у него между пальцами, когда он выпрямился. Он наклонил голову, прислушиваясь, и замахал мечом вокруг себя с недоступной зрению скоростью. Трое из убегающих чудищ упали и больше не поднялись.
Факел размером с дерево опустился, чтобы расплющить его. Ланселот парировал удар и откатился, снова приземлившись на колени, ударил через плечо, и еще двое убегающих тварей упали замертво. Великан с пронзенным запястьем, вопя, отдернул свою могучую руку, и комната погрузилась в темноту.
– Доктор! Это я, Ворон!
– Помоги мне подняться, добрый человек.
– Как вы можете так сражаться?
– Репутация, дорогой коллега. Вы слышали легенды, что меня нельзя победить в бою? Видите ли, легендарные существа обязаны твердо придерживаться легенд.
Твари бежали. Некоторые удрали через двери во внутренние части дома, другие метнулись обратно наружу. Натиск рвущихся к спасению чудовищ был столь велик, что огненного великана оттеснили от дверей и дальше, почти к самой дамбе.
Поэтому, когда Ворон подпер правым плечом Ланселота, помогая тому выбраться во двор, ни одной темной твари не оказалось под посапывающим телом Лемюэля Уэйлока, раскачивающимся на веревке, за которую цеплялся Том О'Лампкин.
Бородач бросился вперед, волоча за собой Ланселота, и поймал старика за ноги, как раз когда Том, напуганный и ослепленный мечом легендарного рыцаря, отпустил тело и юркнул по веревке обратно наверх. Ворон, потеряв равновесие от неожиданно навалившегося веса и отчаянно пытаясь предотвратить падение дедушки на каменные плиты пола, рухнул наземь так, чтобы старик упал на него сверху.
Ланселот пошатнулся, но устоял. В этот момент мужчины и женщины в лиловых сутанах, вооруженные охотничьими карабинами и обрезами, выбежали из-за угла с криками:
– Азраил! Азраил! Темный мессия грядет!
Поскольку Ворон лежал, его не застрелили, когда люди в сутанах выкрикнули: «Смерть неверному! » – и открыли огонь по Ланселоту. Обстрел, похоже, не оказывал на Дю Лака никакого действия: пули даже не касались его. Он, улыбаясь, размахивал мечом в воздухе, словно парировал удары, и сектанты смешались. Одна женщина бросила пистолет и побежала прочь.
Рыцарь на гниющем коне перепрыгнул через низкую стенку, отделяющую эту часть двора от фонтана с зодиакальными статуями. Его шлем венчали три плюмажа, а на щите красовалось обезображенное проказой лицо.
– Изменник! – выкрикнул он. – Неверный развратник и ложный друг своего господина! Повернись и сразись со мною снова! Мой меч Разложение уже пил твою кровь, теперь он выпьет твою жизнь!
Он спешился и выхватил меч. С клинка стекали кровь и слизь.
– Повернись и сразись со мной!
– Беги! – подал голос с земли Ворон.
Ланселот повернулся к злому рыцарю.
– Ах нет, мой добрый друг, – негромко ответил он. – Видите ли, чтобы легенды вас защищали, приходится по ним жить.
Лицо его, почерневшее, безглазое и покрытое шрамами, все равно казалось юным, когда он улыбался.
Двое рыцарей обменялись быстрыми ударами, и, хотя Ланселот не мог ни нападать, ни отступать, ни видеть, его мастерства и храбрости хватало, чтобы сдерживать злого рыцаря. Отравленный меч проказы пару раз оцарапал доспехи Ланселота, оставив следы вонючей крови, но не пробил их.
Ворон, лежа на спине, видел, что на крыше южного крыла появился Азраил – быстрый, словно падучая звезда, верхом на крылатом скакуне. Широкие крылья коня испускали свет.
В окне наверху показалась Венди и, перегнувшись через плечо самурайского доспеха, крикнула:
– Ворон! Где ты был? Берегись! Азраил идет!
В руке она держала белую витую палку с посеребренным концом.
Азраил хлестнул скакуна черенком от швабры, отчего на боках у животного появились новые синяки. Стройная лошадка сложила крылья и нырнула к Венди.
Азраил смотрел только на витой рог.
Он подлетел к окну, где была Венди, мельком взглянул на Ланселота, небрежно коснулся своего ожерелья и указал вниз.
– Я отзываю защиту этого дома! Сын Озера теперь полностью в явном мире и подчиняется его законам! Морфей!
Венди поникла. Волна непреодолимой усталости накатила на Ворона. Ланселот покачнулся, выронил меч и упал бы, но злой рыцарь обнял его и до упора вонзил отравленный клинок в его тело с такой силой, что металл с треском переломился, оставив добрую часть гнилого лезвия в ране.
Из последних сил сын гор поднял руку, как делал при нем Питер: сложив средние пальцы колечком и растопырив остальные. Он повторил имена, которые слышал от старого вояки:
– Аполлон! Гиперион! – Тут он зевнул и выдавил сквозь немеющие челюсти: – Гелион!..
Один из сектантов выстрелил и промахнулся, затем выстрелил другой. Пуля не коснулась злого рыцаря, но пробила кровавую дыру в левой руке Ланселота.
Ворон указал сложенными пальцами на доктора, затем на Венди. Воин Света проснулся, но злой рыцарь обхватил его, пригвоздил обе руки к телу и, оторвав искалеченное тело от земли, рванул пальцами рану в боку противника. Он крикнул сектантам:
– Избавьте его от убожества жизни!
Дю Лак поднял обожженную и окровавленную голову, вызывая:
– Сойдитесь со мной меч на меч, трусы! Или вы боитесь слепого?
Сектанты снова открыли огонь. Окровавленное тело Ланселота пролетело через двор, доспехи его рассыпались на кусочки, а злой рыцарь в туче пуль оставался нетронутым.
Венди проснулась, как раз когда Азраил, нагнувшись в окно со спины парящей лошади, схватил ее за руку.
– Отдай мне Клаваргент!
Пули свистели над головой у Ворона, а сектанты продолжали стрелять по упавшему телу легендарного воина. Он не поднимался.
Злой рыцарь стоял, глядя на поверженного врага, и бормотал какую-то благочестиво-снисходительную проповедь о мудрости смерти и греховном эгоизме желания жить.
Слабый, дрожащий и задыхающийся голос Ланселота произнес:
– Леди! Я умираю у тебя на службе… Тебе моя последняя молитва…
– Дом! Помоги мне! У меня волшебная палочка! – крикнула Венди.
Азраил сказал:
– Ты должна отдать мне его добровольно, или я сброшу тебя на камни вниз.
И он потащил ее из окна.
Пронзительный голосок с ирландским акцентом раздался у Венди за спиной:
– Красавица, призови камни подняться и защитить их землю именем рога Белого Оленя!
Камни! Как он сказал! – взвизгнула Венди.
Пустой самурайский доспех рядом с Венди выхватил катану и отсалютовал. Из двора рядом с Вороном послышались львиный рев, щелканье клешней, козлиное блеяние, пение тетивы, мычание быка, а затем стук камня о камень, словно надвигалась лавина.
Азраил расхохотался, игнорируя самурайский меч.
– Дурак! Камни не могут проливать ни кровь Эвернесса, ни кровь коней Келебрадона! Ты не можешь ударить меня!
Самурайский доспех наклонился и рассек вожжи в руках у Азраила. По самому де Грэю он не попал, только по вожжам, они-то и распались. Крылатая лошадка попятилась и, заржав, встала на дыбы, а старший Уэйлок отпустил Венди и обеими руками вцепился в белую гриву.