Страница:
Они считают, что, раз они не евреи, то они прекрасны, и умны, и честны. Этот Баррес заражен кокетством.
Я оправдываю Золя. Не молчание нужно организовать вокруг него, нужно кричать: "Да здравствует Золя!" И пусть этот рев исходит из самого нашего нутра.
Баррес, этот миленький раздушенный гений, такой же вояка, как Коппе. И я заявляю, между прочим, что ханжеская и подхалимская позиция Коппе могла бы отвратить нас от всякой поэзии... будь он поэтом.
Баррес, которому дали по рукам во время схватки, который сунулся было вперед, но потом присмирел, снова вылез на свет божий со своей физиономией прирученного ворона и с клювом, привыкшим копаться в деликатных отбросах; Баррес, вещающий о родине, которую он отождествляет со своим избирательным округом, и об армии, которой он не нюхал!
Какое занятное противоречие! Как писатель вы презираете толпу; как депутат - вы только ей и верите. Большой писатель, но маленький человек, который не ждет, пока народ предложит ему место в палате депутатов, а выклянчивает это место.
Коппе натягивает свои кожаные брюки чуть ли не до носа.
Баррес острит по поводу еврейских носов, хотя вполне мог бы острить насчет своего собственного. Этот превосходный писатель опускается до стиля жалких предвыборных листков.
Печальные минуты. Выкрикивают приговор. Люди задыхаются, точно бегут на край света. Слезы жалости, ярости, позора.
О, как тяжелы становятся книги!
Общественное мнение - это липкая и косматая масса.
Армия - это лубок. Офицеры, которые важничают потому, что они пестры, как райские яблочки.
1 марта. Малларме, непереводимый даже на французский язык.
8 марта. Роденбах. Грустный и какой-то искаженный смех, словно в воду, где отражается смеющееся лицо, швырнули камень.
30 марта. Ибсен. "Враг народа". Северин в прическе наподобие стружек красного дерева. Таде Натансон - полномочный представитель Ибсена. Очень ясная пьеса, где по поводу жалкой городской свалки высказываются самые прекрасные идеи. Пьеса, как бы списанная с дела Золя. Ибсену аплодируют вместо того, другого.
31 марта. Обед у Ростана.
- Скажите, Ренар, что вы на моем месте стали бы делать после "Сирано"?
- Я? Да я бы отдыхал десять лет.
...Лучше всего ему работается в поезде, даже в фиакре. Его мозг - как корзина, наполненная мыслями: тряска приводит их в движение. У него полсотни сюжетов, таких же чудесных, как "Сирано". Он любит все, что от театра, даже запахи театрального ватерклозета.
Возможно, кому-нибудь другому вечер показался бы милым, а я проскучал. И у меня о нем осталось дурное воспоминание. По-видимому, я перестаю чувствовать симпатию к людям, и в каждой улыбке мне чудятся каннибальские клыки.
1 апреля. В деревне. Грустно. Как вдове, которая глядит в окно на осенний пейзаж.
Апрель. Мне вполне хватило бы чуточку славы, как раз столько, чтобы не иметь дурацкого вида в нашей деревне.
* Солнце еще не село, и луна всходит, чтобы поглядеть на пресловутое светило, о котором столько говорят.
* "В Париже работать невозможно". "В деревне работать невозможно". Заменить эти формулы другой: "Работать можно везде".
Тишина! Я слышу все свои мысли.
* Для меня не существует разницы между луной и ее отражением в канале.
* Почтальон купил себе ослика, чтобы передвигаться медленнее.
29 апреля. Верю во французский язык. Убежден, что Боссюэ наших дней писал бы лучше, чем Боссюэ классический.
9 мая. Возможно, вдохновение - это просто радость, испытываемая нами при писании: оно вовсе не предшествует этой радости.
14 мая. Сегодня - ничего. Я встаю. Зачем? Я не способен ни читать, ни писать, ни казаться веселым, ни слушать, ни говорить. Я могу только есть, потом повалиться в кресло и спать. Если бы даже я знал, что на меня направлено дуло револьвера, я не шелохнулся бы, чтобы избежать пули.
21 мая. Человеческая глупость. Эпитет излишен, ведь глупы бывают только люди.
26 мая. Салон. Не был здесь, как и в "Опера комик", уже десять лет. Одна лишь статуя Бальзака, работы Родена, привлекла мой взгляд. На расстоянии двадцати метров, повернутая в три четверти, она производит впечатление своею позой. И эти пустые глаза, эта гримаса на лице, этот узкий лоб, халат, сковывающий, как путы, - во всем этом что-то есть. Об этой статуе можно сказать то, что мадам Викторина де Шатенэ сказала о Жубере: "Душа, которая случайно нашла себе телесную оболочку и старается как-то прожить в ней".
Но все прочее! Вся эта скульптура и вся эта живопись, все это сделано на скорую руку, как газетная статейка. Только приблизительные краски.
Даже человек несведущий невольно остановится перед статуей Родена.
После Салона - любое, на что ни взглянешь, радует взор.
28 мая. Теперь я могу писать лишь ножом на стволе дуба.
29 мая. На представлении "Ткачей" Гауптмана. Пьер Лоти. Антуан говорит с благоговейным видом: "Сегодня нас посетил Лоти".
Перстни, слишком крупная булавка в галстуке, вся в золоте. Она похожа на королевскую корону. Вид у Лоти молодой, даже чересчур молодой, но чуть-чуть потрепанный.
Он не говорит со мной о моих книгах. Конечно, только потому, что он академик и что у него в петлице орденская розетка, я говорю с ним о его книгах. Говорю, что его творчество оказало немалое влияние на мое восприятие мира. Ох!
- А какую из ваших книг вы сами предпочитаете?
- Не знаю, - говорит он. - Написав книгу, я о ней забываю. Даже ни разу не перечитал ни одной.
Он особенно настаивает, чтобы я познакомил его с "мадам Ренар". Совершенно очевидно, что для него это просто новая женщина, а от каждой новой женщины он ждет чего-то. Сконфуженная Маринетта боится поднять на него глаза. Но она сразу увидела то, чего я не видел.
Его изысканная, вымученная вежливость вынуждает меня неуклюже отвечать тем же. В усах у него несколько белых нитей. Шевелюра как у юноши. Уши большие, скорее старческие, а глаза - как их описать?
- Да он красится! Красится, как женщина, - говорит мне Маринетта, когда мы отходим от Лоти. - Ресницы начернены, глаза подмазаны, волосы в бриллиантине, а губы напомажены. Он боится закрыть рот. А белые нити в усах - это кокетство, чтобы люди думали, будто усы у него естественного черного цвета.
- А я-то ничего не заметил, братец Ив...
* Все-таки странно, что природа старается быть невеселой, дабы не контрастировать с нашей печалью.
* О самых прекрасных книгах, которыми я восхищаюсь, я говорю, что они все-таки длинноваты.
* Как это вы можете требовать, чтобы я всегда говорил правду с абсолютной точностью? Хватит того, что я пишу ее с таким трудом.
* Изящная подпись, как завиток бича у кучера из хорошего дома.
* Иметь стиль точный, четкий, выпуклый, сжатый, такой, чтобы мог разбудить мертвеца.
2 июня. Я очень люблю Капюса. Это писатель, который лучше всех видит смешные стороны нашей эпохи. Впрочем, он приспособился к этому обществу. Он смеется над нашими государственными деятелями, но не отказался бы сыграть в покер с первым попавшимся президентом республики.
4 июня. "Трава". Я хотел бы быть им полезен, но это не так-то просто...
Их религия, их политика, священник, владелец замка; их покойный мэр (мой отец). И тот бедняга, который его сменил. Они - мои братья...
Я писал эту книгу, глядя в окно на траву возле замка... Зелень освежала мои усталые глаза. Ей я обязан своими чудесными мечтаниями. Она - богатство этого края. Ею кормят быков, которые идут в пищу этим людям.
Их депутат. Их ужас перед войной.
Прозрачная вода источника, к которому приходит скот. Охота. Рыбная ловля. Деревенские обычаи. Сделать моего отца главным героем книги. Ее финал: драма между моей матерью, отцом, покончившим самоубийством, и "чужой".
12 июня. В деревне. Слушаю кваканье жабы. Через равные промежутки времени скатывается звучащая капля, грустная нота. Не верится, что идет она с земли, скорее уж кажется, что это жалобно попискивает птица, сидящая на суку. Упорное оханье всей округи, залитой дождем. Залает ли собака, хлопнут ли дверью - и стон смолкает. Потом снова начинается: "У-у-у!" Нет, не совсем так. Перед этим "у" есть еще какая-то согласная, которую я не могу уловить, придыхание, такой звук, словно лопнул пузырек воды на стоячей глади болота.
Нет, опять не то. Скорее уж это вздох чьей-то маленькой души. Бесконечно нежный вздох.
И так как никто, ни одна робкая душа ей не отвечает, оханье прекращается.
18 июня. Секрет современного творчества - это остерегаться как слов, смысл которых стерся от употребления, так и синтаксиса недоучек.
22 июня. Мишле слишком стремится поэтизировать природу, а она в этом не нуждается. Ей плевать на его неумеренные похвалы, и она, несмотря на все усилия Мишле, ускользает от него. Попробуйте прочитать крестьянам такую фразу из Мишле: "Громкое пение жаворонка подало знак жнецам. "Пора идти, сказал отец, - слышите, запел жаворонок". Крестьяне удивились бы. Никогда никто не давал им подобного знака; никто бы не послушался его.
11 июля. Никто никогда не помешает мне испытывать волнение, когда я гляжу на поле, когда я бреду по колено в овсе, и он снова подымается позади меня. Какая мысль может быть тоньше этой травинки?
12 июля. Проветрить свое "я", которое становится затхлым.
20 июля. У Рабле "мечтание" - синоним глупости.
* Я умею плавать ровно настолько, чтобы не бросаться спасать утопающего.
* Здесь дело не только в луне. Есть еще загадочные и злые ветры, из-за которых сохнет и умирает ветка на цветущем дереве.
* Улитка и ее недвижимое имущество.
* "Трава". Я смотрю, слушаю, записываю, но среди всего этого сам я нейтрален.
* Мой стиль полон головоломных приемов, которых никто не замечает.
* Люблю одиночество, даже когда я один.
* Далекая песнь лягушки, которая сидит в траве у самых моих ног.
23 июля. Совершенно незачем вносить в сатиру преувеличение: вполне достаточно показывать вещи такими, каковы они в действительности. Они достаточно смешны сами по себе.
* В течение всего дня дерево сохраняет в своих ветвях немного ночи.
* Плевать мне на ум: я вполне бы мог удовлетвориться инстинктом.
* Смерть благотворна - она избавляет нас от мысли о смерти.
29 июля. Я ищу только редкостного. Для того чтобы добиться этого, я отказался от больших тиражей и от большой прессы, а сегодня утром прочел в каком-то жалком журналишке статью анонима, который находит, что я пишу мастерски, но пишу всегда одно и то же.
И вот я расстроен надолго.
1 августа. Один колос говорит другому:
- Смотри, как я гордо подымаю голову!
- Ничего удивительного, - отвечает другой. - Ты растерял все свои зерна, и теперь у тебя пустая голова.
* Грезы - это лунный свет мысли.
* Надо видеть правду глазами поэта.
* Вставай, земля уже полна работающими!
Крестьянин жнет рожь, быки жуют. Людские голоса подымаются к небу, где уже летает жаворонок. Маленькая девочка, отнеся завтрак отцу, возвращается домой.
* Достаточно нескольких капель росы, осевших на паутине, и вот уже готово бриллиантовое ожерелье.
8 августа. Эти литераторы, как бочка Данаид: человечество через них только протекает.
* Выйти наружу, чтобы выкурить папиросу воздуха.
* Ласточка - любимая игрушка ветра.
15 августа. Старые дубы с открытой грудью.
* Звезды - низкие, как искры, которые вылетают из трубы нашего дома.
* Даже лучший из нас имеет на совести несколько мелких убийств.
* Маленькая родина все равно большая, ведь она единственная.
* Не может быть форма - с одной стороны, а с другой - содержание. Плохой стиль - это несовершенство мысли.
* Я уезжаю с тоской на сердце, потому что смотрел на солнечный закат, слушал пенье птиц, и только несколько дней я гостил на этой земле, которую так люблю и куда сошло до меня столько усопших.
1 октября. ...Хочу ясного и трезвого лиризма.
* Один только дым знает, что дует ветер.
* Часто говорят: "Я не делаю того, что хочу". Следовало бы сказать: "не делаю того, что могу".
* Если бы истина покоилась на дне колодца, я бросился бы в этот колодец.
* Давайте признаемся: в удовлетворении, которое приносит нам работа, есть что-то блаженное. Что касается лени, то в ней содержится какая-то тревога, в которой нет ничего вульгарного и которой мы обязаны своими наиболее тонкими находками.
* Я ни разу не смотрел по-настоящему на картину. И вовсе этим не хвастаюсь. Поступал я так, пожалуй, нарочно. Я ограничиваю себя изо всех сил, я глух к музыке, слеп к живописи. Думаю, что мы родимся наделенные неким расплывчатым талантом, от которого надо уметь освободиться. Нет ничего легче, по моему убеждению, как быть знатоком всех искусств, а я стараюсь смириться, ограничившись одним.
4 ноября. Молодой - это тот, кто еще не солгал.
6 ноября. Почти о всей существующей литературе можно сказать, что она слишком растянута.
* Я хочу выработать себе стиль светлый, радующий взоры, как весеннее утро.
9 ноября. Любой премьер, из страха, что его кабинет может пасть, готов допустить резню тысяч людей.
* Свободен - да, ты свободен, как и я; равен мне - да, но брат - это совсем другое дело.
10 ноября. Порой я впадаю в уныние оттого, что лишен гениальности. А они не перестают меня удивлять: пишут я пишут. Я так не могу. Я ничего не нахожу, вернее, отвергаю все, что нахожу. Да, именно так. Просто-напросто я отказываюсь пользоваться той мерою таланта, которая их вполне удовлетворяет.
* Она спрашивает: "Что вы пишете? - и тут же: - А для чего это тебе?"
* Он говорит Адольфу Бриссону: "Опыт показал мне всю опасность анархии". О, прелестная фраза, особенно ее скрытый смысл. Жаль, что несколькими строками ниже читаем: "Я зашел к нему в особняк, недавно построенный на улице Спонтини возле Булонского леса". Вот вам и объяснение той прекрасной фразы! Знаем мы их отвращение к человечеству, отвращение слишком доходное. На словах они готовы изблевать из уст своих наш век, а сами строят себе особняки в строгом, изысканном, некрикливом стиле. Вот уж действительно, смешнее не придумаешь.
Но какой-нибудь Баррес сказал бы: "Если стараться жить согласно со своими принципами, куда бы это нас завело? Ведь тут предела нет".
14 ноября. Каждый вечер я загоняю обратно свою чувствительность, как стадо баранов в овчарню.
По нескольку раз на день я чувствую, что все кончено, что нет смысла жить дальше.
16 ноября. Когда пишешь что-нибудь веселое, вполне достаточно первых попавшихся слов, но для нежности требуется стиль. Существуют серьезные слова, которые звучат фальшиво, впрочем, и веселые тоже, но это как-то меньше замечают.
17 ноября. Ребель усердно складывает губы и так и этак, чтобы изобразить улыбку Джоконды. Говорят, Леонардо да Винчи работал над ней четыре года. Ребель проработает всю жизнь.
18 ноября. На берегу реки. Т-с-с! Я только что видел сирену.
25 ноября. Напишите хоть двадцать книг, критик осудит вас в двадцати строчках и возьмет над вами верх.
29 ноября. Мне всегда хочется сказать музыке: "Но это же неправда! Ты лжешь!"
23 декабря. Как гнусны буржуа! Только художники еще умеют ценить горячую, здоровую и хорошо приготовленную пищу, чистое белье, остро отточенный нож, дрова, горящие ярким пламенем, и свет лампы.
26 декабря. - На службе, - говорила одна женщина, - у нас теперь новый начальник, очень ученый человек. Он нам сказал, что люди происходят от Дарвина.
1899
1 января. Неужели вы думаете, что после Вергилия уже незачем писать историю крестьянской фермы?
2 января. Лунный свет. Вода сразу становится важной, чопорной и поджимает губы. Она замерзла, сделалась чистой, как зеркало. Ручейку хочется заключить луну в свои берега.
Водяные курочки кричат, забившись под корни, навострив клюв.
И кажется, луна желает им помочь и обрушивает весь свой холодный свет прямо в воду.
Готово, поймали! Крысы вот-вот схватят ее зубами.
Вовсе не поймали. Как и всегда, луна легко ускользает, а вода еще долго хмурится.
* Зимние деревья, нарисованные пером. Каштан угрожающе выставил свои штыки. Всклокоченная сухая шевелюра ивы.
* Чета Филиппов. Они забывают запереть дверь. Они топят печку, но все тепло выдувает. Они никого не видят и не слышат. Даже нищие не приходят больше, не звонят в звонок, не стучатся в дверь.
- Слишком уж холодно, - говорит Филипп, - и они богаче нас. Когда наступает зима, они могут ходить по замкам.
Нищие, конечно, богаче Филиппа.
* Мне хотелось бы быть равнодействующей нашей деревни.
* Она носит траур по отцу, скончавшемуся у нее на руках. Она воспользовалась этим обстоятельством, чтобы не топить дома печку, и при малейшей возможности ходит греться к соседям. Им она говорит, что не может сидеть одна. Люди считают, что это вполне естественно, и уступают ей место у очага.
* Пастух в окружении овец похож на церковь среди деревенских домиков.
5 января. Бодлер: "...Душа вина заводит песнь в бутылке". Вот она, лжепоэзия, которая старается подменить то, что существует, тем, что не существует. Для художника вино в бутылке - это нечто более подлинное и более интересное, чем душа вина и душа бутылки, ибо нет никакого резона наделять душой предметы, которые прекрасно обходятся без всякой души.
* Лев Толстой мог бы сказать Деруледу: "Пока существуют такие люди, как вы, будут существовать войны".
7 января. Синонимов не существует. Существуют только необходимые слова, и настоящий писатель их знает.
* - Что ты готовишь?
- Две-три коротенькие фразы и бесконечные мечты.
* Лафонтен. Все его животные, взятые отдельно, описаны верно, но отношения между ними неправдоподобны. Карп действительно похож на кумушку со своей старушечьей круглой спиной, но он не станет крутиться возле своей кумы-щуки: он спасается от нее, как от своего заклятого врага.
* Прислушайтесь к бубенчикам дилижанса! Он приближается к вам, как разжиревшая и пунктуальная домоправительница, позвякивающая в кармане связкой ключей.
* Приглядитесь к солнечному лучу, проникшему в темную комнату. Он полон пыли. Солнечный луч - ужасный грязнуля.
* Эмиль Пувийон. "Сезетта". Он любит свой край и хорошо его описывает, но насколько же легче увидеть пейзаж, чем крестьянина! Его пастухи и пастушки насквозь фальшивы. Гуртовщик говорит: "Ох, и вкусен шафрановый суп, жирный, питательный, елееподобный!"
* - Господа, если мои сведения точны, отечество в опасности!
15 января. Каждую минуту я сам перерезаю конский волосок, на котором висит дамоклов меч, и пронзаю собственное сердце.
* Я как раз такой писатель, которому мешает стать великим единственно вкус к совершенству.
* Теперь я читаю французскую литературу лишь в избранных отрывках. Но мне хотелось бы самому их выбирать.
11 февраля. Нередко ночью я слышу пенье петуха. Поутру спрашиваю Филиппа, слышал ли и он тоже. Он говорит, что не слышал, и это меня беспокоит.
* Нужно, чтобы слово боролось с мыслью, но не давало ей подножек.
* Чтобы описать крестьянина, не следует пользоваться словами, которых он не понимает.
* Маринетта научилась распознавать в самом зародыше мои дурные настроения, которые иначе могли бы перерасти в злобу.
* Сейчас доброта в моде; но мода продержится недолго.
21 марта. - А как поживает ваша внучка, мадам?
- Спасибо, сударь, хорошо.
- И вы по-прежнему думаете сделать из нее проститутку?
* Для того чтобы быть оригинальным, вполне достаточно подражать писателям, вышедшим из моды.
14 апреля. Для писателя, который только что кончил работать, чтение это как поездка в экипаже после утомительной ходьбы.
19 апреля. Я не могу удовольствоваться прерывистой жизнью, мне нужна жизнь сплошная.
* У меня из слоновой кости не башня, а только записная книжка.
* Эх, писать бы то, что школьники переписывают в тетради. Это значило бы стать классиком!
* Баррес. Проповедник энергии, как бывают проповедники философии. Для них не обязательно быть мудрыми.
* Созерцать природу - это все-таки полезнее, чем переводить Вергилия.
22 апреля. Романтики - люди, которые никогда не видели оборотной стороны вещей.
* Не желаю знать, что может думать о талантливых людях человек, не обладающий талантом.
* Две утки пролетают по воздуху на такой высоте, где их не может настичь наша жестокость.
23 апреля. Что такое критик? Читатель, который причиняет неприятности.
24 апреля. Ложная скромность. Пусть хоть ложная.
* У свиньи на спине белая полоска, которую ей никак не удается запачкать, валяясь в грязи.
* Записываю мысли, которые будут посмертными. При жизни они мне не нужны; я забываю даже их додумать.
* Зоологический сад. Кенгуру ходит на икрах.
А у этого нет дощечки с надписью: он еще не сказал, как его зовут.
Лама улыбается, как Сара Бернар.
Броненосец - усовершенствованная черепаха.
Слоны приближаются один к другому, переплетаются хоботами и дуют друг другу в рот, как бы спрашивая, не слишком ли у них мощное дыхание. Их вздохами можно надуть парус. Потом слон танцует - больше головой, чем ногами, в честь посетителей. И эта мягкая масса и этот маленький глаз, как дырочка в большом мешке.
1 мая. Общедоступные субботы Сары Бернар. Поэты - организаторы этих полдников - выбрали у Виктора Гюго самые трудные, самые длинные и непригодные для декламации вещи, чтобы публике было на чем поскучать.
Сара, читающая стихи, так лихорадочно взволнована, будто впервые играет "Федру". Слегка похлопали маленькому Брюле, а он, решив, что его вызывают на бис, вернулся на сцену, но никто уже не аплодировал.
Мендес изящно говорит Саша Гитри: "Вы буквально слились с прозой Жюля Ренара". Приходит Ростан. Он решительно великий человек. Подает только ту руку, в которой держит трость. Еле отвечает на вопросы. Я нахожу все это изумительно прекрасным, поскольку он потрудился прийти ради меня.
Гитри читает. Ко мне подходит Бернар. "Идите же, Ренар! Гитри вызывают третий раз!"
Сара с ледяным лицом делает вид, будто ей неизвестно, что Гитри читает мои вещи.
6 мая. Недалеко то время, когда лошадь будет такой же редкостью, как жираф.
16 мая. Смерть Сарсе. Когда умирает кто-нибудь из старшего поколения, чувствуешь себя, как на плотине: меняется уровень смерти.
Сарсе знакомил меня с театральными новинками именно так, как мне нужно. Если бы я поехал за границу, я был бы счастлив получить справки не о шикарных отелях, а о средних и удобных. По этому поводу я адресовался бы к Сарсе-путеводителю, если бы такой существовал.
14 июня. Я позирую, увы, даже тогда, когда говорю, что позирую.
20 июня. Смотреть только на жизнь, но выбирать только те факты, которые имеют значение.
* У меня есть недостатки, как и у всех людей на свете; только я не извлекаю из своих недостатков никакой выгоды.
21 июня. У Сирано де Бержерака язык еще длиннее, чем нос.
23 июня. С ветки падает лист, и это целая катастрофа: он прикрывал птичье гнездышко.
24 июня. Десятки раз в мечтах я изобретал дендрометр, аппарат для измерения роста деревьев.
* Я царапаю природу до крови.
* Голова тяжелая, как колос.
27 июня. В такие часы хочется прочитать что-нибудь совершенно прекрасное. Взгляд скользит по всем полкам, но ничего нет. Наконец решаюсь взять с полки первую попавшуюся книгу, и оказывается, что она полна прекрасных вещей.
28 июня. В тридцать лет я уже был как Гонкур в семьдесят. Мне хотелось только записывать.
29 июня. Изучаю нашу деревню, как изучают историю.
30 июня. Мой отец. Деревенские старухи помнят еще ту блузу, в которой он приезжал из Парижа во время рекрутского набора, синюю, немного выцветшую блузу с белыми кантиками и с маленькими перламутровыми пуговками, нашитыми в несколько рядов.
Я сам тоже помню его в блузе. Под блузой он носил белую накрахмаленную сорочку с пластроном. Ах, эта сорочка! Она тоже была предметом моего удивления. Отец не снимал ее даже на ночь, носил подряд целую неделю, а она была все такая же белая и никогда не мялась. Чудо, да и только.
* Ярмарка. Так и кажется, что это лубочная картинка, изображающая, как "волхвы путешествуют со звездою". Вполне вероятно, что все эти коровы, быки, люди идут поглядеть на новорожденного Иисуса. И эти свиньи, которые визжат на перекрестке, будто их все время щиплют!
Мужчины надели воскресные блузы, а женщины вырядились во все черное. Некоторые открыли и черные дождевые зонтики, чтобы защититься от солнца.
Быки, вслед которым глядят другие быки, пасущиеся на лугах. Сытые кобылы жеманно вскидывают копыта.
* В мухе есть капля человеческой крови, по-человечески алой.
5 июля. Лошади на пахоте. Так как пашня далеко, плуга совсем не видно, и еле-еле видна фигура человека. И поэтому кажется, что там, на горизонте, лошади разгуливают сами по себе вдоль и поперек поля.
10 июля. Колокола живут в воздухе, как птицы.
16 июля. Стрекозы с ослиными головами.
* Луи Пайар сказал мне, потупив глаза, с легкой краской смущения на скулах:
- Поначалу я считал, что ваш талант - это просто долготерпение, но он свободнее. Разница лишь в том, что вместо целой страницы вы ищете одну-единственную строчку, три слова. У вас встречаются коротенькие фразы, которые производят впечатление целого тома. Когда я читаю что-нибудь ваше впервые, почти все производит на меня неблагоприятное впечатление. Перечитываю - и уже лучше.
- Объясняется это, - сказал я ему, - вашей леностью, как читателя. Для того чтобы я мог понравиться, надо сделать над собой определенное усилие, надо быть в определенном состоянии духа, как бы в состоянии благодати. Все, что я пишу, доставляет мне в каждую данную минуту большую радость. Радость эта уходит, возвращается, но она существует, и она передается другому, и, очевидно, вы ее почувствовали. В какой именно момент? Не знаю. При первом, при втором чтении? Не знаю, но в том-то и дело, что вы неизбежно должны ее ощутить.
Я оправдываю Золя. Не молчание нужно организовать вокруг него, нужно кричать: "Да здравствует Золя!" И пусть этот рев исходит из самого нашего нутра.
Баррес, этот миленький раздушенный гений, такой же вояка, как Коппе. И я заявляю, между прочим, что ханжеская и подхалимская позиция Коппе могла бы отвратить нас от всякой поэзии... будь он поэтом.
Баррес, которому дали по рукам во время схватки, который сунулся было вперед, но потом присмирел, снова вылез на свет божий со своей физиономией прирученного ворона и с клювом, привыкшим копаться в деликатных отбросах; Баррес, вещающий о родине, которую он отождествляет со своим избирательным округом, и об армии, которой он не нюхал!
Какое занятное противоречие! Как писатель вы презираете толпу; как депутат - вы только ей и верите. Большой писатель, но маленький человек, который не ждет, пока народ предложит ему место в палате депутатов, а выклянчивает это место.
Коппе натягивает свои кожаные брюки чуть ли не до носа.
Баррес острит по поводу еврейских носов, хотя вполне мог бы острить насчет своего собственного. Этот превосходный писатель опускается до стиля жалких предвыборных листков.
Печальные минуты. Выкрикивают приговор. Люди задыхаются, точно бегут на край света. Слезы жалости, ярости, позора.
О, как тяжелы становятся книги!
Общественное мнение - это липкая и косматая масса.
Армия - это лубок. Офицеры, которые важничают потому, что они пестры, как райские яблочки.
1 марта. Малларме, непереводимый даже на французский язык.
8 марта. Роденбах. Грустный и какой-то искаженный смех, словно в воду, где отражается смеющееся лицо, швырнули камень.
30 марта. Ибсен. "Враг народа". Северин в прическе наподобие стружек красного дерева. Таде Натансон - полномочный представитель Ибсена. Очень ясная пьеса, где по поводу жалкой городской свалки высказываются самые прекрасные идеи. Пьеса, как бы списанная с дела Золя. Ибсену аплодируют вместо того, другого.
31 марта. Обед у Ростана.
- Скажите, Ренар, что вы на моем месте стали бы делать после "Сирано"?
- Я? Да я бы отдыхал десять лет.
...Лучше всего ему работается в поезде, даже в фиакре. Его мозг - как корзина, наполненная мыслями: тряска приводит их в движение. У него полсотни сюжетов, таких же чудесных, как "Сирано". Он любит все, что от театра, даже запахи театрального ватерклозета.
Возможно, кому-нибудь другому вечер показался бы милым, а я проскучал. И у меня о нем осталось дурное воспоминание. По-видимому, я перестаю чувствовать симпатию к людям, и в каждой улыбке мне чудятся каннибальские клыки.
1 апреля. В деревне. Грустно. Как вдове, которая глядит в окно на осенний пейзаж.
Апрель. Мне вполне хватило бы чуточку славы, как раз столько, чтобы не иметь дурацкого вида в нашей деревне.
* Солнце еще не село, и луна всходит, чтобы поглядеть на пресловутое светило, о котором столько говорят.
* "В Париже работать невозможно". "В деревне работать невозможно". Заменить эти формулы другой: "Работать можно везде".
Тишина! Я слышу все свои мысли.
* Для меня не существует разницы между луной и ее отражением в канале.
* Почтальон купил себе ослика, чтобы передвигаться медленнее.
29 апреля. Верю во французский язык. Убежден, что Боссюэ наших дней писал бы лучше, чем Боссюэ классический.
9 мая. Возможно, вдохновение - это просто радость, испытываемая нами при писании: оно вовсе не предшествует этой радости.
14 мая. Сегодня - ничего. Я встаю. Зачем? Я не способен ни читать, ни писать, ни казаться веселым, ни слушать, ни говорить. Я могу только есть, потом повалиться в кресло и спать. Если бы даже я знал, что на меня направлено дуло револьвера, я не шелохнулся бы, чтобы избежать пули.
21 мая. Человеческая глупость. Эпитет излишен, ведь глупы бывают только люди.
26 мая. Салон. Не был здесь, как и в "Опера комик", уже десять лет. Одна лишь статуя Бальзака, работы Родена, привлекла мой взгляд. На расстоянии двадцати метров, повернутая в три четверти, она производит впечатление своею позой. И эти пустые глаза, эта гримаса на лице, этот узкий лоб, халат, сковывающий, как путы, - во всем этом что-то есть. Об этой статуе можно сказать то, что мадам Викторина де Шатенэ сказала о Жубере: "Душа, которая случайно нашла себе телесную оболочку и старается как-то прожить в ней".
Но все прочее! Вся эта скульптура и вся эта живопись, все это сделано на скорую руку, как газетная статейка. Только приблизительные краски.
Даже человек несведущий невольно остановится перед статуей Родена.
После Салона - любое, на что ни взглянешь, радует взор.
28 мая. Теперь я могу писать лишь ножом на стволе дуба.
29 мая. На представлении "Ткачей" Гауптмана. Пьер Лоти. Антуан говорит с благоговейным видом: "Сегодня нас посетил Лоти".
Перстни, слишком крупная булавка в галстуке, вся в золоте. Она похожа на королевскую корону. Вид у Лоти молодой, даже чересчур молодой, но чуть-чуть потрепанный.
Он не говорит со мной о моих книгах. Конечно, только потому, что он академик и что у него в петлице орденская розетка, я говорю с ним о его книгах. Говорю, что его творчество оказало немалое влияние на мое восприятие мира. Ох!
- А какую из ваших книг вы сами предпочитаете?
- Не знаю, - говорит он. - Написав книгу, я о ней забываю. Даже ни разу не перечитал ни одной.
Он особенно настаивает, чтобы я познакомил его с "мадам Ренар". Совершенно очевидно, что для него это просто новая женщина, а от каждой новой женщины он ждет чего-то. Сконфуженная Маринетта боится поднять на него глаза. Но она сразу увидела то, чего я не видел.
Его изысканная, вымученная вежливость вынуждает меня неуклюже отвечать тем же. В усах у него несколько белых нитей. Шевелюра как у юноши. Уши большие, скорее старческие, а глаза - как их описать?
- Да он красится! Красится, как женщина, - говорит мне Маринетта, когда мы отходим от Лоти. - Ресницы начернены, глаза подмазаны, волосы в бриллиантине, а губы напомажены. Он боится закрыть рот. А белые нити в усах - это кокетство, чтобы люди думали, будто усы у него естественного черного цвета.
- А я-то ничего не заметил, братец Ив...
* Все-таки странно, что природа старается быть невеселой, дабы не контрастировать с нашей печалью.
* О самых прекрасных книгах, которыми я восхищаюсь, я говорю, что они все-таки длинноваты.
* Как это вы можете требовать, чтобы я всегда говорил правду с абсолютной точностью? Хватит того, что я пишу ее с таким трудом.
* Изящная подпись, как завиток бича у кучера из хорошего дома.
* Иметь стиль точный, четкий, выпуклый, сжатый, такой, чтобы мог разбудить мертвеца.
2 июня. Я очень люблю Капюса. Это писатель, который лучше всех видит смешные стороны нашей эпохи. Впрочем, он приспособился к этому обществу. Он смеется над нашими государственными деятелями, но не отказался бы сыграть в покер с первым попавшимся президентом республики.
4 июня. "Трава". Я хотел бы быть им полезен, но это не так-то просто...
Их религия, их политика, священник, владелец замка; их покойный мэр (мой отец). И тот бедняга, который его сменил. Они - мои братья...
Я писал эту книгу, глядя в окно на траву возле замка... Зелень освежала мои усталые глаза. Ей я обязан своими чудесными мечтаниями. Она - богатство этого края. Ею кормят быков, которые идут в пищу этим людям.
Их депутат. Их ужас перед войной.
Прозрачная вода источника, к которому приходит скот. Охота. Рыбная ловля. Деревенские обычаи. Сделать моего отца главным героем книги. Ее финал: драма между моей матерью, отцом, покончившим самоубийством, и "чужой".
12 июня. В деревне. Слушаю кваканье жабы. Через равные промежутки времени скатывается звучащая капля, грустная нота. Не верится, что идет она с земли, скорее уж кажется, что это жалобно попискивает птица, сидящая на суку. Упорное оханье всей округи, залитой дождем. Залает ли собака, хлопнут ли дверью - и стон смолкает. Потом снова начинается: "У-у-у!" Нет, не совсем так. Перед этим "у" есть еще какая-то согласная, которую я не могу уловить, придыхание, такой звук, словно лопнул пузырек воды на стоячей глади болота.
Нет, опять не то. Скорее уж это вздох чьей-то маленькой души. Бесконечно нежный вздох.
И так как никто, ни одна робкая душа ей не отвечает, оханье прекращается.
18 июня. Секрет современного творчества - это остерегаться как слов, смысл которых стерся от употребления, так и синтаксиса недоучек.
22 июня. Мишле слишком стремится поэтизировать природу, а она в этом не нуждается. Ей плевать на его неумеренные похвалы, и она, несмотря на все усилия Мишле, ускользает от него. Попробуйте прочитать крестьянам такую фразу из Мишле: "Громкое пение жаворонка подало знак жнецам. "Пора идти, сказал отец, - слышите, запел жаворонок". Крестьяне удивились бы. Никогда никто не давал им подобного знака; никто бы не послушался его.
11 июля. Никто никогда не помешает мне испытывать волнение, когда я гляжу на поле, когда я бреду по колено в овсе, и он снова подымается позади меня. Какая мысль может быть тоньше этой травинки?
12 июля. Проветрить свое "я", которое становится затхлым.
20 июля. У Рабле "мечтание" - синоним глупости.
* Я умею плавать ровно настолько, чтобы не бросаться спасать утопающего.
* Здесь дело не только в луне. Есть еще загадочные и злые ветры, из-за которых сохнет и умирает ветка на цветущем дереве.
* Улитка и ее недвижимое имущество.
* "Трава". Я смотрю, слушаю, записываю, но среди всего этого сам я нейтрален.
* Мой стиль полон головоломных приемов, которых никто не замечает.
* Люблю одиночество, даже когда я один.
* Далекая песнь лягушки, которая сидит в траве у самых моих ног.
23 июля. Совершенно незачем вносить в сатиру преувеличение: вполне достаточно показывать вещи такими, каковы они в действительности. Они достаточно смешны сами по себе.
* В течение всего дня дерево сохраняет в своих ветвях немного ночи.
* Плевать мне на ум: я вполне бы мог удовлетвориться инстинктом.
* Смерть благотворна - она избавляет нас от мысли о смерти.
29 июля. Я ищу только редкостного. Для того чтобы добиться этого, я отказался от больших тиражей и от большой прессы, а сегодня утром прочел в каком-то жалком журналишке статью анонима, который находит, что я пишу мастерски, но пишу всегда одно и то же.
И вот я расстроен надолго.
1 августа. Один колос говорит другому:
- Смотри, как я гордо подымаю голову!
- Ничего удивительного, - отвечает другой. - Ты растерял все свои зерна, и теперь у тебя пустая голова.
* Грезы - это лунный свет мысли.
* Надо видеть правду глазами поэта.
* Вставай, земля уже полна работающими!
Крестьянин жнет рожь, быки жуют. Людские голоса подымаются к небу, где уже летает жаворонок. Маленькая девочка, отнеся завтрак отцу, возвращается домой.
* Достаточно нескольких капель росы, осевших на паутине, и вот уже готово бриллиантовое ожерелье.
8 августа. Эти литераторы, как бочка Данаид: человечество через них только протекает.
* Выйти наружу, чтобы выкурить папиросу воздуха.
* Ласточка - любимая игрушка ветра.
15 августа. Старые дубы с открытой грудью.
* Звезды - низкие, как искры, которые вылетают из трубы нашего дома.
* Даже лучший из нас имеет на совести несколько мелких убийств.
* Маленькая родина все равно большая, ведь она единственная.
* Не может быть форма - с одной стороны, а с другой - содержание. Плохой стиль - это несовершенство мысли.
* Я уезжаю с тоской на сердце, потому что смотрел на солнечный закат, слушал пенье птиц, и только несколько дней я гостил на этой земле, которую так люблю и куда сошло до меня столько усопших.
1 октября. ...Хочу ясного и трезвого лиризма.
* Один только дым знает, что дует ветер.
* Часто говорят: "Я не делаю того, что хочу". Следовало бы сказать: "не делаю того, что могу".
* Если бы истина покоилась на дне колодца, я бросился бы в этот колодец.
* Давайте признаемся: в удовлетворении, которое приносит нам работа, есть что-то блаженное. Что касается лени, то в ней содержится какая-то тревога, в которой нет ничего вульгарного и которой мы обязаны своими наиболее тонкими находками.
* Я ни разу не смотрел по-настоящему на картину. И вовсе этим не хвастаюсь. Поступал я так, пожалуй, нарочно. Я ограничиваю себя изо всех сил, я глух к музыке, слеп к живописи. Думаю, что мы родимся наделенные неким расплывчатым талантом, от которого надо уметь освободиться. Нет ничего легче, по моему убеждению, как быть знатоком всех искусств, а я стараюсь смириться, ограничившись одним.
4 ноября. Молодой - это тот, кто еще не солгал.
6 ноября. Почти о всей существующей литературе можно сказать, что она слишком растянута.
* Я хочу выработать себе стиль светлый, радующий взоры, как весеннее утро.
9 ноября. Любой премьер, из страха, что его кабинет может пасть, готов допустить резню тысяч людей.
* Свободен - да, ты свободен, как и я; равен мне - да, но брат - это совсем другое дело.
10 ноября. Порой я впадаю в уныние оттого, что лишен гениальности. А они не перестают меня удивлять: пишут я пишут. Я так не могу. Я ничего не нахожу, вернее, отвергаю все, что нахожу. Да, именно так. Просто-напросто я отказываюсь пользоваться той мерою таланта, которая их вполне удовлетворяет.
* Она спрашивает: "Что вы пишете? - и тут же: - А для чего это тебе?"
* Он говорит Адольфу Бриссону: "Опыт показал мне всю опасность анархии". О, прелестная фраза, особенно ее скрытый смысл. Жаль, что несколькими строками ниже читаем: "Я зашел к нему в особняк, недавно построенный на улице Спонтини возле Булонского леса". Вот вам и объяснение той прекрасной фразы! Знаем мы их отвращение к человечеству, отвращение слишком доходное. На словах они готовы изблевать из уст своих наш век, а сами строят себе особняки в строгом, изысканном, некрикливом стиле. Вот уж действительно, смешнее не придумаешь.
Но какой-нибудь Баррес сказал бы: "Если стараться жить согласно со своими принципами, куда бы это нас завело? Ведь тут предела нет".
14 ноября. Каждый вечер я загоняю обратно свою чувствительность, как стадо баранов в овчарню.
По нескольку раз на день я чувствую, что все кончено, что нет смысла жить дальше.
16 ноября. Когда пишешь что-нибудь веселое, вполне достаточно первых попавшихся слов, но для нежности требуется стиль. Существуют серьезные слова, которые звучат фальшиво, впрочем, и веселые тоже, но это как-то меньше замечают.
17 ноября. Ребель усердно складывает губы и так и этак, чтобы изобразить улыбку Джоконды. Говорят, Леонардо да Винчи работал над ней четыре года. Ребель проработает всю жизнь.
18 ноября. На берегу реки. Т-с-с! Я только что видел сирену.
25 ноября. Напишите хоть двадцать книг, критик осудит вас в двадцати строчках и возьмет над вами верх.
29 ноября. Мне всегда хочется сказать музыке: "Но это же неправда! Ты лжешь!"
23 декабря. Как гнусны буржуа! Только художники еще умеют ценить горячую, здоровую и хорошо приготовленную пищу, чистое белье, остро отточенный нож, дрова, горящие ярким пламенем, и свет лампы.
26 декабря. - На службе, - говорила одна женщина, - у нас теперь новый начальник, очень ученый человек. Он нам сказал, что люди происходят от Дарвина.
1899
1 января. Неужели вы думаете, что после Вергилия уже незачем писать историю крестьянской фермы?
2 января. Лунный свет. Вода сразу становится важной, чопорной и поджимает губы. Она замерзла, сделалась чистой, как зеркало. Ручейку хочется заключить луну в свои берега.
Водяные курочки кричат, забившись под корни, навострив клюв.
И кажется, луна желает им помочь и обрушивает весь свой холодный свет прямо в воду.
Готово, поймали! Крысы вот-вот схватят ее зубами.
Вовсе не поймали. Как и всегда, луна легко ускользает, а вода еще долго хмурится.
* Зимние деревья, нарисованные пером. Каштан угрожающе выставил свои штыки. Всклокоченная сухая шевелюра ивы.
* Чета Филиппов. Они забывают запереть дверь. Они топят печку, но все тепло выдувает. Они никого не видят и не слышат. Даже нищие не приходят больше, не звонят в звонок, не стучатся в дверь.
- Слишком уж холодно, - говорит Филипп, - и они богаче нас. Когда наступает зима, они могут ходить по замкам.
Нищие, конечно, богаче Филиппа.
* Мне хотелось бы быть равнодействующей нашей деревни.
* Она носит траур по отцу, скончавшемуся у нее на руках. Она воспользовалась этим обстоятельством, чтобы не топить дома печку, и при малейшей возможности ходит греться к соседям. Им она говорит, что не может сидеть одна. Люди считают, что это вполне естественно, и уступают ей место у очага.
* Пастух в окружении овец похож на церковь среди деревенских домиков.
5 января. Бодлер: "...Душа вина заводит песнь в бутылке". Вот она, лжепоэзия, которая старается подменить то, что существует, тем, что не существует. Для художника вино в бутылке - это нечто более подлинное и более интересное, чем душа вина и душа бутылки, ибо нет никакого резона наделять душой предметы, которые прекрасно обходятся без всякой души.
* Лев Толстой мог бы сказать Деруледу: "Пока существуют такие люди, как вы, будут существовать войны".
7 января. Синонимов не существует. Существуют только необходимые слова, и настоящий писатель их знает.
* - Что ты готовишь?
- Две-три коротенькие фразы и бесконечные мечты.
* Лафонтен. Все его животные, взятые отдельно, описаны верно, но отношения между ними неправдоподобны. Карп действительно похож на кумушку со своей старушечьей круглой спиной, но он не станет крутиться возле своей кумы-щуки: он спасается от нее, как от своего заклятого врага.
* Прислушайтесь к бубенчикам дилижанса! Он приближается к вам, как разжиревшая и пунктуальная домоправительница, позвякивающая в кармане связкой ключей.
* Приглядитесь к солнечному лучу, проникшему в темную комнату. Он полон пыли. Солнечный луч - ужасный грязнуля.
* Эмиль Пувийон. "Сезетта". Он любит свой край и хорошо его описывает, но насколько же легче увидеть пейзаж, чем крестьянина! Его пастухи и пастушки насквозь фальшивы. Гуртовщик говорит: "Ох, и вкусен шафрановый суп, жирный, питательный, елееподобный!"
* - Господа, если мои сведения точны, отечество в опасности!
15 января. Каждую минуту я сам перерезаю конский волосок, на котором висит дамоклов меч, и пронзаю собственное сердце.
* Я как раз такой писатель, которому мешает стать великим единственно вкус к совершенству.
* Теперь я читаю французскую литературу лишь в избранных отрывках. Но мне хотелось бы самому их выбирать.
11 февраля. Нередко ночью я слышу пенье петуха. Поутру спрашиваю Филиппа, слышал ли и он тоже. Он говорит, что не слышал, и это меня беспокоит.
* Нужно, чтобы слово боролось с мыслью, но не давало ей подножек.
* Чтобы описать крестьянина, не следует пользоваться словами, которых он не понимает.
* Маринетта научилась распознавать в самом зародыше мои дурные настроения, которые иначе могли бы перерасти в злобу.
* Сейчас доброта в моде; но мода продержится недолго.
21 марта. - А как поживает ваша внучка, мадам?
- Спасибо, сударь, хорошо.
- И вы по-прежнему думаете сделать из нее проститутку?
* Для того чтобы быть оригинальным, вполне достаточно подражать писателям, вышедшим из моды.
14 апреля. Для писателя, который только что кончил работать, чтение это как поездка в экипаже после утомительной ходьбы.
19 апреля. Я не могу удовольствоваться прерывистой жизнью, мне нужна жизнь сплошная.
* У меня из слоновой кости не башня, а только записная книжка.
* Эх, писать бы то, что школьники переписывают в тетради. Это значило бы стать классиком!
* Баррес. Проповедник энергии, как бывают проповедники философии. Для них не обязательно быть мудрыми.
* Созерцать природу - это все-таки полезнее, чем переводить Вергилия.
22 апреля. Романтики - люди, которые никогда не видели оборотной стороны вещей.
* Не желаю знать, что может думать о талантливых людях человек, не обладающий талантом.
* Две утки пролетают по воздуху на такой высоте, где их не может настичь наша жестокость.
23 апреля. Что такое критик? Читатель, который причиняет неприятности.
24 апреля. Ложная скромность. Пусть хоть ложная.
* У свиньи на спине белая полоска, которую ей никак не удается запачкать, валяясь в грязи.
* Записываю мысли, которые будут посмертными. При жизни они мне не нужны; я забываю даже их додумать.
* Зоологический сад. Кенгуру ходит на икрах.
А у этого нет дощечки с надписью: он еще не сказал, как его зовут.
Лама улыбается, как Сара Бернар.
Броненосец - усовершенствованная черепаха.
Слоны приближаются один к другому, переплетаются хоботами и дуют друг другу в рот, как бы спрашивая, не слишком ли у них мощное дыхание. Их вздохами можно надуть парус. Потом слон танцует - больше головой, чем ногами, в честь посетителей. И эта мягкая масса и этот маленький глаз, как дырочка в большом мешке.
1 мая. Общедоступные субботы Сары Бернар. Поэты - организаторы этих полдников - выбрали у Виктора Гюго самые трудные, самые длинные и непригодные для декламации вещи, чтобы публике было на чем поскучать.
Сара, читающая стихи, так лихорадочно взволнована, будто впервые играет "Федру". Слегка похлопали маленькому Брюле, а он, решив, что его вызывают на бис, вернулся на сцену, но никто уже не аплодировал.
Мендес изящно говорит Саша Гитри: "Вы буквально слились с прозой Жюля Ренара". Приходит Ростан. Он решительно великий человек. Подает только ту руку, в которой держит трость. Еле отвечает на вопросы. Я нахожу все это изумительно прекрасным, поскольку он потрудился прийти ради меня.
Гитри читает. Ко мне подходит Бернар. "Идите же, Ренар! Гитри вызывают третий раз!"
Сара с ледяным лицом делает вид, будто ей неизвестно, что Гитри читает мои вещи.
6 мая. Недалеко то время, когда лошадь будет такой же редкостью, как жираф.
16 мая. Смерть Сарсе. Когда умирает кто-нибудь из старшего поколения, чувствуешь себя, как на плотине: меняется уровень смерти.
Сарсе знакомил меня с театральными новинками именно так, как мне нужно. Если бы я поехал за границу, я был бы счастлив получить справки не о шикарных отелях, а о средних и удобных. По этому поводу я адресовался бы к Сарсе-путеводителю, если бы такой существовал.
14 июня. Я позирую, увы, даже тогда, когда говорю, что позирую.
20 июня. Смотреть только на жизнь, но выбирать только те факты, которые имеют значение.
* У меня есть недостатки, как и у всех людей на свете; только я не извлекаю из своих недостатков никакой выгоды.
21 июня. У Сирано де Бержерака язык еще длиннее, чем нос.
23 июня. С ветки падает лист, и это целая катастрофа: он прикрывал птичье гнездышко.
24 июня. Десятки раз в мечтах я изобретал дендрометр, аппарат для измерения роста деревьев.
* Я царапаю природу до крови.
* Голова тяжелая, как колос.
27 июня. В такие часы хочется прочитать что-нибудь совершенно прекрасное. Взгляд скользит по всем полкам, но ничего нет. Наконец решаюсь взять с полки первую попавшуюся книгу, и оказывается, что она полна прекрасных вещей.
28 июня. В тридцать лет я уже был как Гонкур в семьдесят. Мне хотелось только записывать.
29 июня. Изучаю нашу деревню, как изучают историю.
30 июня. Мой отец. Деревенские старухи помнят еще ту блузу, в которой он приезжал из Парижа во время рекрутского набора, синюю, немного выцветшую блузу с белыми кантиками и с маленькими перламутровыми пуговками, нашитыми в несколько рядов.
Я сам тоже помню его в блузе. Под блузой он носил белую накрахмаленную сорочку с пластроном. Ах, эта сорочка! Она тоже была предметом моего удивления. Отец не снимал ее даже на ночь, носил подряд целую неделю, а она была все такая же белая и никогда не мялась. Чудо, да и только.
* Ярмарка. Так и кажется, что это лубочная картинка, изображающая, как "волхвы путешествуют со звездою". Вполне вероятно, что все эти коровы, быки, люди идут поглядеть на новорожденного Иисуса. И эти свиньи, которые визжат на перекрестке, будто их все время щиплют!
Мужчины надели воскресные блузы, а женщины вырядились во все черное. Некоторые открыли и черные дождевые зонтики, чтобы защититься от солнца.
Быки, вслед которым глядят другие быки, пасущиеся на лугах. Сытые кобылы жеманно вскидывают копыта.
* В мухе есть капля человеческой крови, по-человечески алой.
5 июля. Лошади на пахоте. Так как пашня далеко, плуга совсем не видно, и еле-еле видна фигура человека. И поэтому кажется, что там, на горизонте, лошади разгуливают сами по себе вдоль и поперек поля.
10 июля. Колокола живут в воздухе, как птицы.
16 июля. Стрекозы с ослиными головами.
* Луи Пайар сказал мне, потупив глаза, с легкой краской смущения на скулах:
- Поначалу я считал, что ваш талант - это просто долготерпение, но он свободнее. Разница лишь в том, что вместо целой страницы вы ищете одну-единственную строчку, три слова. У вас встречаются коротенькие фразы, которые производят впечатление целого тома. Когда я читаю что-нибудь ваше впервые, почти все производит на меня неблагоприятное впечатление. Перечитываю - и уже лучше.
- Объясняется это, - сказал я ему, - вашей леностью, как читателя. Для того чтобы я мог понравиться, надо сделать над собой определенное усилие, надо быть в определенном состоянии духа, как бы в состоянии благодати. Все, что я пишу, доставляет мне в каждую данную минуту большую радость. Радость эта уходит, возвращается, но она существует, и она передается другому, и, очевидно, вы ее почувствовали. В какой именно момент? Не знаю. При первом, при втором чтении? Не знаю, но в том-то и дело, что вы неизбежно должны ее ощутить.