— Да, мальчик мой. У вас весьма необычные слуги, — поделился своими впечатлениями министр. Опираясь на руку секретаря, он уже направлялся к карете.
   — Горничная, сэр?… — бормотал Алекс, все более укрепляясь в своих подозрениях.
   — Черт побери, что ты вытворяешь?! — закричал он, обнаружив Лауру не в спальне, хотя именно там и положено было находиться графине в этот утренний час, а в Оранжевой гостиной, где она, облаченная в безобразнейшее коричневое платье, выгребала золу из камина.
   Скромно опустив глаза, Лаура вытерла ладони о лиф платья и низко поклонилась Алексу — так кланялись графу самые незаметные из его слуг.
   Алекс был в бешенстве. Его жена, графиня Кардифф, изображает служанку!
   — Чищу, милорд, — ответила она наконец.
   На крик хозяина прибежал Симонс — маска нового фасона не заглушала слова, так что дворецкий тотчас же услышал голос графа. Несколько секунд спустя явилась и миссис Седдон. Домоправительница с дворецким сразу поняли, в чем дело, однако оба хранили молчание. Им не хотелось рассказывать о том, как молодая графиня заявилась утром на кухню в самом невзрачном из платьев Мэри и, не сказав никому ни слова, принялась чистить сковородку. Впрочем, никто и не подумал ее останавливать. Никто не захотел нарушать идиллию этого часа — самого лучшего часа дня, когда можно спокойно насладиться горячим чаем и булочками с маслом.
   — У нас что, не хватает служанок, миссис Седдон? — осведомился Алекс. — Почему моя жена выполняет черную работу?
   Домоправительница не смела поднять на графа глаза. Она по-прежнему молчала, мысленно проклиная тот день, когда появилась в Хеддон-Холле.
   Лаура тем временем вернулась к своему занятию, то есть принялась выгребать золу из камина. Услышав скрежет совка, Алекс резко обернулся. В следующее мгновение граф уже тащил жену куда-то вверх по лестнице. Не выпуская ее руки, он распахнул двери и затащил Лауру в ту самую комнату, где она провела свою первую брачную ночь.
   Граф был в таком бешенстве, что Лаура сочла за благо молчать, хотя запястье ее ужасно болело в том месте, где его только что сжимали пальцы мужа.
   — В чем дело?! — загремел он так, что находившиеся внизу Симонс и миссис Седдон услышали его крик и переглянулись, — оба были очень довольны, что легко отделались.
   Лаура заметила, что шея мужа побагровела и вена на ней пульсирует. Что ж, хотя ей и пришлось провести ночь в одиночестве, она Алексу все-таки не безразлична.
   Тут он схватил ее за плечи и стал трясти. Лаура прекрасно понимала, что вопрос ставится шире — речь шла не только о том, что она снова нарядилась горничной.
   Собравшись с духом, Лаура заставила себя улыбнуться и проговорила:
   — Вы не желаете видеть меня в облике жены, милорд, вот я и решила вызвать к жизни лучшие времена, когда я была для вас всего лишь служанкой.
   — Вы хотели бы вспомнить эти времена, миледи?! — снова закричал граф.
   И в то же время он любовался ее фигурой. Она выглядела чрезвычайно соблазнительно в слишком коротком для нее и тесноватом платье; можно было даже предположить, — разумеется, граф тотчас же отбросил эту мысль, — что Лаура выбрала такое платье специально — чтобы подчеркнуть гибкость талии и обтянуть пышную грудь, так и норовившую выскочить из тесного лифа. Алекс невольно косился на шнуровку, едва удерживавшую половинки лифа.
   Лаура молча прошлась по комнате. Затем подошла к большому круглому столу.
   — Если вы хотите развлечься, леди Уэстон, — продолжал граф, — я могу предложить вам другую игру.
   Он подошел к ней вплотную, и она невольно отступила. Однако граф привлек жену к себе и принялся распускать шнуровку на ее платье. На сей раз Лаура не отступила; прикоснувшись кончиками пальцев к белой рубашке мужа, она весело рассмеялась.
   — Больше не смей надевать коричневое, — пробормотал Алекс. — Ты, должна носить белое, кремовое и изумрудное, но не унылый коричневый цвет.
   — Конечно, милорд, — сказала Лаура, взглянув на свою грудь, ее муж смотрел туда же.
   Граф подумал о том, что его жена и в лохмотьях выглядела бы как королева и была бы такой же соблазнительной, как в эти мгновения.
   Лаура вдруг отстранилась и отступила на шаг.
   — Минуточку, милорд, — сказала она, присев в реверансе. Граф возвел взор к потолку, он просил Господа не лишать его терпения.
   Лаура тем временем вымыла в тазу руки, затем вытерла их полотенцем, наконец, сняла с головы огромный уродливый чепец. Покачивая бедрами и не переставая улыбаться — в ее зеленых глазах вспыхнули огоньки, — она подошла к мужу и не торопясь расшнуровала лиф, полностью обнажив груди. Граф прикоснулся пальцем к розовому соску, и от его прикосновения сосок тотчас же отвердел и удлинился.
   Обхватив жену одной рукой за талию, Алекс прижал ее к себе и с улыбкой спросил:
   — Не это ли тебя возбуждает, моя дорогая? Не сознание ли того, что моя плоть жаждет тебя, в то время как разум призывает к осторожности?
   Он по— прежнему улыбался и по-прежнему смотрел на ее обнаженную грудь.
   Но Лаура не испытывала ни смущения, ни стыда. Ведь это был Алекс… Даже в первую ночь с ним она не чувствовала того, что должна была бы чувствовать скромница. И вообще, думая о нем, она никогда не была скромной. В то время как другие девочки мечтали о рыцаре на белом коне, Лаура всегда точно знала, чего хочет.
   Тут граф негромко рассмеялся и проговорил:
   — Если вам так нравится играть чужие роли, миледи, представьте, что вы шлюха с лондонских улиц. Ведь вам так хорошо удается притворяться… Так вот, представьте, если хотите, чтобы мы сторговались. Вы отдаетесь мне за деньги. Забавно, не правда ли?
   — Только если вы позволите мне участвовать в этой игре, милорд, — сказала Лаура.
   В следующее мгновение она запустила руку графу за ремень, словно и впрямь была опытной развратницей. Поглаживая пальцами отвердевшую мужскую плоть, Лаура смотрела на мужа и улыбалась.
   Весьма озадаченный действиями своей юной жены, граф пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. И вдруг резким движением задрал ее юбки до самой талии и провел ладонью по бедру. Затем, прикоснувшись к ее лону, с улыбкой проговорил:
   — Рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками. Садовый же источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана.
   Тут рука графа легла на живот Лауры, и она почувствовала жар его ладони.
   — Живот твой — как стог пшеницы между лилиями, — продолжал Алекс. Отступив на шаг, он посмотрел ей в глаза, затем накрыл ладонями ее груди. — Груди твои — как две юные серны, а шея — столп Соломонов. — Он принялся поглаживать пальцами соски. Потом, склонившись над ней, коснулся ее губ губами и прошептал: — И уста твои источают мед и молоко, и слаще они любого вина.
   — Библия? — изумилась Лаура. Алекс рассмеялся.
   Она вся состояла из противоречий. Искусительница — и в то же время наивная девочка. И никогда не знаешь, как она себя проявит в следующий момент.
   Вновь прикоснувшись губами к ее губам, Алекс чуть отстранился и снова заглянул ей в глаза. Затем принялся целовать ее груди. Когда он осторожно прикусил один из сосков, Лаура вздрогнула И тихонько застонала.
   — Тебе приятно? — спросил он хриплым шепотом.
   — А тебе, Алекс? — спросила она и снова принялась поглаживать его восставшую плоть.
   Граф закрыл глаза и стиснул зубы. Лаура тихо засмеялась.
   И тут он обнял ее за талию и, приподняв, усадил на стол. Она задела локтем хрустальную вазу, и та, покатившись по столу, упала на пол и со звоном разбилась. Однако они не заметили ни разбившуюся вазу, ни рассыпавшиеся по ковру розы.
   Поглаживая пальцами лоно Лауры, граф с жадностью целовал ее груди.
   — Какие они у тебя красивые, — прохрипел он. — И ты чудесный, Алекс.
   Она вновь сунула руку ему за ремень и с силой сжала мужскую плоть.
   Граф невольно застонал, и Лаура рассмеялась.
   Алекс, не удержавшись, шился поцелуем в ее губы. Наконец, чуть отстранившись, спросил:
   — Ты действительно хочешь этого, леди Уэстон?
   — Да, — кивнула она. И тут же с улыбкой добавила: — Если об этом спрашиваешь ты — всегда хочу.
   Граф снова поцеловал жену в губы. Затем распустил ремень и осторожно раздвинул ноги Лауры. В следующее мгновение он вошел в нее и тотчас же ощутил теплую влагу ее лона. Он наполнил ее собой, и она со стоном закрыла глаза.
   — Тебе предстоит ответить за множество грехов, — прошептал Алекс с улыбкой.
   — Меа culpa (Фраза, означающая раскаяние в грехах; произносится на исповеди у католиков (лат.),), — простонала она. Граф рассмеялся.
   — Ты неисправима.
   Алекс уже забыл о своем гневе и сейчас, наслаждаясь близостью с Лаурой, думал лишь о том, что его жена — удивительная женщина. Женщина, обладающая логикой отцов-иезуитов, и при этом обольстительная, как сирена. Она говорила ему то, что никто не смел говорить, и делала то, что все прочие юные леди не сделали бы ни при каких обстоятельствах. Она постоянно выходила за рамки приличий, причем исключительно ради него.
   — Неисправима? — прошептала Лаура. — Возможно. Она обхватила руками его шею, стараясь прижать к себе покрепче.
   — Ты так и осталась капризной и своенравной девчонкой, — пробормотал Алекс.
   Он попытался чуть отстраниться, но Лаура взяла его за бедра и привлекла к себе, побуждая еще глубже в нее погрузиться.
   Алекс на мгновение прикрыл глаза. Вероятно, только сейчас он понял, что его судьба уже давно была предрешена. Лaypa решила стать его женой и своего добилась.
   Она отказала ему в праве на убежище, в праве на личную жизнь, на одиночество — она ворвалась в его жизнь и обосновалась в ней с такой основательностью, что от нее уже не удастся избавиться, даже если очень захочется. Более того,)на отказывалась довольствоваться тем уголком, что он отел ей в своем сердце; она захватывала все новые территории в конце концов завоюет его целиком.
   Что может противопоставить простой смертный такому натиску?
   Все больше распаляясь, Алекс целовал свою прекрасную жену, и она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Он целовал ее — и это чувство усиливалось с каждым мгновением, — что Лаура окончательно его покорила.
   Действительно, что мог он противопоставить такой решимости?
   Он едва не закричал в момент кульминации. Лаура, задыхаясь, прошептала:
   — Алекс… Я люблю тебя, Алекс…
   Несколько секунд спустя она развязала его маску, и граф едва не закрыл лицо руками, когда маска упала на пол.
   — Я люблю тебя, Алекс, — снова прошептала Лаура, поглаживая пальчиками его ожоги и шрамы.
   — Что мне с тобой делать? — пробормотал граф, понимая, что он не только признался в своей слабости, но и капитулировал.
   Впрочем, он уже давно капитулировал. Что ж, если она не будет петь и изводить его цитатами, он, возможно, сможет иметь с ней дело.
   — Ты любишь меня? — прошептала она, касаясь его шрамов губами.
   — А разве у меня есть выбор? — спросил граф с улыбкой.
   Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Они были огромными и лучились любовью.
   — Никакого, — ответила она со смехом.
   Он тоже рассмеялся и прижался губами к ее губам.

Глава 20

   — Я думаю, что нам надо немного побыть наедине, — проговорила Лаура. Прожевав печенье, добавила: — Нам следует забыть на время обо всех обязанностях — вообще обо всем.
   — Ну, ты-то уже забыла… — с улыбкой заметил он.
   — Во всяком случае, стараюсь забыть, — заявила Лаура. — Ведь из-за тебя я заработала волдыри на руках, когда провела несколько дней на кухне. Так что теперь прекрасно знаю, что такое служба в Хеддон-Холле. Потом я была у тебя девчонкой на побегушках. А после этого, — она ласково улыбнулась, — я провела столько ужасных дней, страдая из-за тебя. Поэтому теперь мне хочется просто отдохнуть вместе с мужем и другом.
   — И другом? — спросил граф, явно удивленный. Лаура весело рассмеялась.
   — Я имею в виду тебя, Алекс. Ты мой муж и мой самый лучший друг. Ты об этом не подумал?
   Граф лишь усмехнулся в ответ. Подобная мысль действительно не приходила ему в голову. Он мог бы назвать Лауру кем угодно — мучительницей, соблазнительницей, очаровательной любовницей, толковым секретарем, веселой чертовкой, упрямой женой, — но в качестве друга ее не представлял.
   — Кроме того, мне кажется, — продолжала Лаура, — что нам пришло время узнать друг друга получше.
   — Еще осталось, что узнавать?… — Он провел ладонью по ее обнаженному бедру; на ней, кроме тонкой шелковой рубашки, ничего не было.
   Лаура снова рассмеялась.
   — Но я же не про это… — Она приподнялась на локте. — Дело в том, что я очень хорошо знаю старого Алекса, но мне хотелось бы узнать побольше про нового. Чего ты хочешь от жизни? Ты все еще любишь рисовый пудинг и недолюбливаешь баранину? Синий по-прежнему твой любимый цвет? Ты все еще играешь в шахматы или пристрастился к какой-нибудь другой игре? Кто твои любимые авторы?
   — Нет-нет, не все сразу, — запротестовал Алекс. Он улегся поудобнее и обнял жену за плечи.
   — Ну, отвечай, — потребовала Лаура.
   Граф с задумчивым видом рассматривал бархатный балдахин у себя над головой.
   — Отвечай же.
   Алекс улыбнулся и ущипнул жену за ягодицу.
   — Не мешай, — произнес он. — Дай подумать. Лаура вздохнула и потерлась щекой о плечо мужа.
   — Когда-то я хотел стать капитаном, — заговорил он наконец. — И мечтал только об одном — командовать военным кораблем. Когда же мечта моя сбылась, я уже думал лишь о том, чтобы выжить в битве. И так было от боя к бою…
   Он не сказал ей о том, что было время, когда ему и жить не хотелось. Особенно после того памятного взрыва. Каждое утро он просыпался, думая, что наконец-то очнулся от кошмара, но действительность оказывалась страшнее, чем кош-мир. Алекс полагал, что Лаура все равно не поймет его отчаяния. Она была доброй и любящей, это верно, но жизнелюбие в ней било ключом — так откуда же ей знать, что такое меланхолия?
   — Потом умер мой отец, а следом за ним Чарльз, — продолжал Алекс. — И казалось, судьба не оставила мне выбора — фатум повел меня по жизни, рок все решил за меня, и сам я уже ничего не мог решить.
   — Если бы ты не стал графом, кем бы ты был? — неожиданно спросила Лаура.
   Она пристально смотрела на него своими огромными зелеными глазами. От такого взгляда не закроешься полуправдой. Он хотел бы быть с нею честным, но не мог пренебречь своими обязательствами: ведь миссия, возложенная на него Питтом, требовала полной секретности.
   — Так как же, Алекс? Кем бы ты стал? — Лаура прикоснулась к плечу мужа.
   Помедлив еще немного, граф проговорил:
   — Видишь ли, дорогая, мне всегда очень нравилось изучать всевозможные карты и документы. То есть я не просто капитан, я еще стратег и тактик. Мне нравится готовить планы сражений. Тебя это удивляет?
   — Нет… — Лаура покачала головой. — Но я не уверена, что правильно тебя понимаю.
   — Ну… это как игра в шахматы. Но не фигурками из слоновой кости, а живыми людьми и настоящими кораблями. Да, мне нравится планировать сражения, но я не могу спокойно смотреть, как умирают люди, и видеть, как скорбят вдовы.
   — Может быть, из тебя получился бы лучший военный министр, чем тот, кто забывает о людях, — заметила Лаура.
   — Нет уж… Свои стратегические таланты я намерен использовать здесь, в Хеддон-Холле. Я не собираюсь отправлять людей на смерть.
   — И все же… — протянула Лаура. — Полагаю, что такой человек, как ты, был бы настоящим подарком для Англии.
   — Возможно, я мог бы получить этот пост. — Алекс невольно улыбнулся; ему вдруг пришло в голову, что теперь самый важный для него пост — это место рядом с Лаурой. — Да, мог бы, но не хочу. Мне не по пути с политиканами.
   — Тогда почему же Уильям Питт присутствовал на нашем венчании?
   Лаура пристально смотрела на мужа. Было очевидно, что она что-то заподозрила, во всяком случае, Алексу так казалось.
   — Видишь ли, моя дорогая… — Граф машинально поглаживал бедро жены. — Дело в том, что Уильям Питт — мой старый друг. То есть не друг, разумеется, но мы с ним в прекрасных отношениях.
   Но Лауру этот ответ явно не удовлетворил. Все так же пристально глядя на мужа, она проговорила:
   — Мне кажется, такой человек, как Уильям Питт, не стал бы отлучаться из Лондона лишь для того, чтобы почтить своим присутствием свадьбу друга.
   — Лаура, ты не понимаешь, что такое мужская дружба. Я прослужил в министерстве почти год, прежде чем отправился на войну. И Уильям Питт очень помог мне. Благодаря ему стал капитаном судна.
   Рука графа скользнула по талии Лауры. Затем ладонь его легла ей на грудь, и он вдруг почувствовал, что вот-вот утратит над собой контроль. Алекс тяжко вздохнул и, сделав усилие, чуть отстранился от жены.
   Лаура едва заметно улыбнулась:
   — Я, конечно, изучала историю, но в войнах разбираюсь не больше, чем в вышивании, а вышиваю я отвратительно.
   — Как и поешь? — Алекс рассмеялся. — Но не огорчайся, отсутствие слуха — не такой уж серьезный недостаток.
   Граф поцеловал жену в шею и тотчас же почувствовал, что снова теряет над собой контроль.
   — Да, верно, — кивнула Лаура и тоже рассмеялась.
   — Видишь ли, малышка, война — это прежде всего деньги. Все очень просто… Великие мужи объявляют войну во имя каких-либо идеалов, но все так или иначе сводится к фунтам и шиллингам.
   Лаура в задумчивости проговорила:
   — Тебе никогда не приходило в голову, что французы любят свою Францию точно так же, как мы любим Англию? И почему ты считаешь, что война — это деньги? Кстати, в парламенте говорят, что французы хотят напасть на нас. Неужели действительно нападут?
   Граф с удивлением посмотрел на жену. Впрочем, чему удивляться? Лауру воспитывали весьма образованные люди. Не исключено, что дядюшки беседовали с ней и о политике.
   — У испанцев, как и у французов, в Новом свете есть свои интересы — и те и другие вложили в Америку немалые средства. Не меньше, чем мы. Ты ведь знаешь, что Франция, как и Англия, претендует на обширные территории в Новом свете. А также в Индии. Тот, кто добьется успеха в Индии и в Новом свете, завладеет огромными богатствами. Многие страны пытаются захватить богатые колонии. Голландия, к примеру.
   — Но нельзя же воевать повсюду, на всех континентах. Неужели невозможно остановить эту войну? Когда же ей наступит конец?
   — Сейчас, моя дорогая, идет война, в которую вовлечен весь мир. Возможно, она скоро закончится. Полагаю, закончится, если Питт сумеет удержаться у власти при новом короле.
   — Ты так в него веришь?
   — Питт тщеславен и вспыльчив, но на редкость красноречив. К сожалению, у него много врагов. Своими речами он почти всех против себя настроил. Но он верит в Англию и в английский флот.
   Лаура засмеялась.
   — Тогда понятно, почему ты его так уважаешь. — Она нежно поцеловала мужа.
   — Уважаю? — переспросил граф.
   — Конечно. У вас с Питтом много общего.
   Алекс с удивлением посмотрел на жену.
   — Синий по-прежнему мой любимый цвет, — сказал он неожиданно.
   Однако Лаура на сей раз не засмеялась. Она не могла сказать, что с ней произошло, но ее вдруг словно что-то в грудь ударило — вероятно, то был голос рока, дурное предчувствие.
   — Алекс, — прошептала она, — я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.
   — Что, малышка? — спросил он, целуя ее в щеку.
   Граф надеялся, что жена не заставит его говорить о задании, которое он получил от Уильяма Питта. Теперь ему предстояло научиться читать одним глазом документы. Все документы следовало тщательнейшим образом прятать от Лауры.
   — Обещай мне, что ты всегда будешь помнить о Хеддон-Холле, обо мне и о том, что ты здесь нужен.
   Граф заглянул жене в глаза и увидел, что они полны слез. Казалось, Лаура вот-вот заплачет.
   — Дорогая, почему ты просишь меня об этом?
   — Потому что я знаю тебя. Кроме того, я прекрасно помню о том, что сказал Фукидид (Греческий историк и философ (460-400 до н.э.). Автор трудов о Пелопоннесской войне.).
   — Еще одна цитата? — улыбнулся Алекс.
   — Это могло быть сказано об Англии, хотя он говорил об Афинах, — продолжала Лаура. — Фукидид сказал: «Помни, что величие завоевано мужами храбрыми, сознающими свой долг и имеющими понятие о чести». Ты — один из таких мужей, Алекс. Ты мужественный, ответственный и честный.
   Алекс тяжко вздохнул. Оказывается, его жена обо всем догадалась. Вероятно, догадалась и о том, что он обещал молчать.
   Лаура неожиданно улыбнулась.
   — Алекс, — сказала она, — а у меня для тебя есть подарок.
   Вскочив с постели, Лаура подбежала к туалетному столику, достала из ящика шкатулку и осторожно вытащила из нее что-то завернутое в бархат.
   Граф тоже встал и подошел к столу. Выдвинув один из ящиков, он извлек инкрустированную золотом шкатулку. Лаура любовалась мужем. Пусть лицо его было в шрамах — он по-прежнему оставался мускулистым и стройным. Неожиданно халат его распахнулся, и она невольно взглянула на живот Алекса, а потом чуть ниже. Казалось, мужская плоть увеличивается под ее нескромным взором.
   Граф с улыбкой подошел к жене и протянул ей шкатулку.
   — Это мне?! — Она просияла.
   Алекс усмехнулся. В этот момент Лаура походила на избалованного ребенка, который не может дождаться, когда ему дадут подарок.
   — Знаешь, дорогая, если бы я знал, как ужасно ты поешь, то в качестве подарка пригласил бы к тебе учителя музыки.
   Она показала ему язык, и он засмеялся. В шкатулке на шелковом ложе покоилась коробочка, украшенная четырьмя рубинами и гербом Уэстонов.
   — Открой крышку, — сказал граф.
   Его жена приподняла крышку — и тотчас же зазвучала музыка. Лаура обрадовалась подарку, как дитя новой игрушке. И, как дитя, тут же исследовала шкатулку и обнаружила в ней скрытый механизм.
   — Какая прелесть! — воскликнула она.
   — Я помнил, что ты очень любила музыку, — пробормотал граф.
   Лаура поставила шкатулку на кровать и, бросившись к мужу, расцеловала его. Он смахнул пальцем слезу с ее щеки.
   — Это от счастья, — сказала Лаура. Алекс улыбнулся и обнял ее.
   — А у тебя что за подарок? — спросил он.
   Лаура потянула за тесьму и, развернув ткань, вытащила из чехла очки, которые со смехом водрузила мужу на нос. Одно стекло было очень толстое, другое — потоньше, зеленовато-янтарного цвета.
   Граф молча поправлял дужки за ушами. Лаура взяла книгу со столика и, раскрыв наугад, протянула Алексу.
   — Видишь? — спросила она. — Теперь ты можешь читать.
   Он молча снял очки и заморгал.
   — Дорогой, — она положила руку ему на плечо, — я что-то не так сделала?
   — Ты знала?
   Лаура ласково улыбнулась.
   — Да, знала. Ты не сердишься?
   — И ты все еще хочешь быть моей женой? Женой полуслепого калеки?
   Он старался не смотреть на нее.
   — Любимый, ведь ты был ранен, когда исполнял свой долг. Неужели ты думаешь, что я могу разлюбить тебя? Со своими шрамами ты все равно лучше, чем те, на которых нет ни царапины. Я люблю тебя, Алекс. Все в тебе люблю.
   Он крепко обнял ее, и она уткнулась лицом ему в грудь.
   Лаура понимала, что Алекс не страдал бы так, если бы не был слишком гордым. Но тогда он не был бы Алексом — тем, которого она любила вопреки всему. И она должна его поддерживать. Говорить ему о своей любви как можно чаще.
   Улыбнувшись мужу, Лаура погладила его по руке в перчатке. И как бы невзначай потянула за палец, а потом подняла на него глаза.
   — Ты в самом деле хочешь это видеть? — спросил он. Она молча кивнула.
   — Но это что-то вроде клешни…
   Однако любопытство жены не казалось графу оскорбительным. Более того, ему нравилась ее откровенность.
   Немного помедлив, Алекс стащил с руки перчатку, обнажив кисть. При этом он внимательно смотрел на Лауру.
   Она едва не вскрикнула, увидев изувеченную руку мужа. В ее взгляде не было отвращения — в глазах ее была лишь боль.
   Склонившись над рукой Алекса, Лаура поцеловала ее, и он, закрыв глаза, почувствовал, что на ладонь его капают слезы жены.
   — Не надо печалиться, моя милая. Все уже позади.
   — Я не могу ничего с собой поделать.
   Он снова обнял ее. Граф знал, что Лаура испытывает в эти мгновения такую же боль, как и он.
   Что ж, вероятно, с такой женой ему придется нелегко: Лаура упряма и непредсказуема; однако будет у них немало и счастливых минут, таких, как эти. И конечно же, будут дни, когда им не захочется вставать с постели, они просто не смогут этого сделать. Да, их союз не распадется: даже сейчас он чувствовал, что переполнен ею — ее запахом, ее красотой, ее любовью…
   Лаура молча смотрела на мужа, она знала, что в эти мгновения ничего говорить не надо, — такое молчание значило гораздо больше, чем самые торжественные клятвы.
   Потом они лежали в постели, и он обнимал ее обеими руками. Усталая и счастливая, Лаура чувствовала, что засыпает. Перед тем как заснуть, она поцеловала мужа в губы, потом сладко зевнула и, устроившись поудобнее, еще крепче прижалась к Алексу.
   Граф, засыпая, думал о том, что судьба перестала над ним смеяться.
   Судьба ласково улыбнулась ему и даже подмигнула.

Книга вторая

Глава 21

   — Ни за что! — Лаура весело рассмеялась. — Алекс, нельзя же быть таким…
   — Но я не вынесу этого…
   Подавшись вперед, Лаура ущипнула мужа.
   — Какой противный!
   — Неужели? — улыбнулся Алекс. — Видишь ли, я считаю, что пение должно доставлять удовольствие, а не терзать слух.
   Пальцы графа заскользили по клавишам, и Лаура узнала старинную балладу, которую очень любила.