Страница:
Кэтрин испуганно встрепенулась, и Мириам нежно погладила ее руку.
— Кэтрин любит этих детей, как никто из нас. Только благодаря ей мы не потеряли Джули. А ведь было время, когда вся наша семья и ты, Фрэдди, считали ее почти чужой. Кэтрин нужны были только ее дети, она даже не сообщила тебе о Роберте, хотя ей пришлось многое пережить. — На этот раз тревожно вздрогнул граф. — Это многого стоит и не надо забывать об этом.
На несколько секунд в гостиной воцарилась напряженная тишина.
— Выход есть. И вы должны его хорошенько обдумать, каким бы неприемлемым он вам сейчас ни казался.
Две пары глаз с тревогой и надеждой смотрели на Мириам.
— Ты, Фрэдди, должен позаботиться о том, чтобы твои дети стали полноправными членами общества. — Напряжение возросло еще больше. — Но дети еще должны иметь семью, родителей, чувствовать себя любимыми и желанными.
Мириам улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок и вынесла приговор, от которого вздрогнули ее молчаливые слушатели:
— Вы должны пожениться!
— Ну уж нет!
— О Боже, нет!
Графиня еще раз улыбнулась и направилась к двери.
Глава 18
Глава 19
— Кэтрин любит этих детей, как никто из нас. Только благодаря ей мы не потеряли Джули. А ведь было время, когда вся наша семья и ты, Фрэдди, считали ее почти чужой. Кэтрин нужны были только ее дети, она даже не сообщила тебе о Роберте, хотя ей пришлось многое пережить. — На этот раз тревожно вздрогнул граф. — Это многого стоит и не надо забывать об этом.
На несколько секунд в гостиной воцарилась напряженная тишина.
— Выход есть. И вы должны его хорошенько обдумать, каким бы неприемлемым он вам сейчас ни казался.
Две пары глаз с тревогой и надеждой смотрели на Мириам.
— Ты, Фрэдди, должен позаботиться о том, чтобы твои дети стали полноправными членами общества. — Напряжение возросло еще больше. — Но дети еще должны иметь семью, родителей, чувствовать себя любимыми и желанными.
Мириам улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок и вынесла приговор, от которого вздрогнули ее молчаливые слушатели:
— Вы должны пожениться!
— Ну уж нет!
— О Боже, нет!
Графиня еще раз улыбнулась и направилась к двери.
Глава 18
— Что же ты все-таки за человек, Кэтрин? — задумчиво произнес граф, когда графиня, шелестя юбками, ушла и оставила их одних. — Что за загадка скрывается в тебе? Почему даже моя родная мать встала на твою защиту, не говоря уж о детях, которые целиком на твоей стороне?
Он стоял, небрежно облокотившись о камин, стараясь выглядеть спокойным и даже веселым. Но от Кэтрин не утаился тщательно скрываемый страх в его зеленых, как морская вода, глазах. На щеках его заиграли желваки.
— Я просто обыкновенная женщина, милорд. — Кэтрин поднялась и одернула юбку. Она примчалась в Лондон в траурном платье, в котором ходить в доме Монкрифов было бы неприлично. На ней сейчас было надето платье Мелиссы, а оно было ей коротковато. Но будь Кэтрин разодета как герцогиня, она все равно бы чувствовала себя неуверенно в присутствии Фрэдди. Почему-то его нарочитая бесстрастность вызывала у нее воспоминания о тех моментах, когда он был далеко не так холоден с ней. Она вспомнила солнечный зимний день Мертонвуде, когда они, веселые и возбужденные, словно дети, играли в снежки. Как весело они оба хохотали тогда, бросая друг в друга блестящие снежные комочки и уворачиваясь от них. На смену этой пришла другая картина: Фрэдди в ее спальне подкладывает поленья в почти погасший за ночь камин, и вдруг из-под дров показывается любопытный носик полевой мышки. Кэтрин взвизгивает и отпрыгивает в угол кровати. Испуганная мышка бежит по рукаву Фрэдди. Он хохочет, затем привычным жестом поправляет сбившиеся на лоб волосы и, сделав вид, что поймал мышь у себя на груди, возвращается в постель. Странная вещь — память. Как весело и хорошо было им тогда! Как больно сжимается сердце, когда вспоминаешь об этом сейчас.
— Нет, не обыкновенная, — произнес граф и заглянул ей в глаза. — Иначе я бы не стоял сейчас здесь, размышляя о женитьбе ради детей, которых я почти не знаю. — Он криво улыбнулся. — Нет, ты не такая простая.
— Простая — не значит простушка, Фрэдди. И ради Бога, не говори больше о своих неожиданно вспыхнувших отцовских чувствах. Мы перешли уже свой Рубикон. Я уверена, что тобою движет не любовь к детям, а желание отомстить мне.
— Пусть будет так, — улыбнулся он. — И все-таки лучшего решения, чем то, которое так красноречиво обрисовала моя матушка, похоже, действительно нет. Жаль, что женщины не могут заседать в палате лордов. Она могла бы дать много полезных советов правительству. — В шутке звучало гораздо больше сарказма, чем юмора. Фрэдди было явно не до веселья. Он покачал головой, будто удивляясь мудрости женщины по имени Мириам Латтимор, затем взглянул на Кэтрин и пожал плечами. — Если у тебя есть какие-то иные предложения, то самое время рассказать о них. Девичья сдержанность в данном случае не самая лучшая вещь.
— Вы забыли, что я уже давно не девица, милорд. И уж тем более я не такая дура, чтобы, имея с вами дело, полагаться на девичью скромность. Скорее потребуется кинжал или копье.
— Значит, мы достаточно успели узнать друг друга. Поверь, я тоже теперь хорошо знаю, сколь опасно недооценивать твои способности.
— Неужели мы должны все время наносить друг другу уколы?
Сам вопрос, а еще больше сожаление, прозвучавшее в ее голосе, озадачили Фрэдди. Такая глубина и теплота были в ее глазах, что он удержался от язвительного ответа и шутливого, развязного тона. Он молча посмотрел на нее. Она стояла перед ним утомленная, с припухшими от бессонной ночи глазами, в платье с чужого плеча, но все равно красивая и притягательная. И все-таки есть в ней какая-то тайна. Разве могла другая так решительно броситься в пургу? А жить целый год, работая день и ночь не покладая рук, и ни разу о себе не напомнить? Он никогда не думал, что женщина может обладать столь сильной и целеустремленной волей. Разве не загадочно то, что она не только решилась родить внебрачного ребенка, но и гордилась им, была уверена, что поступила правильно, и готова отстаивать свою правоту?
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — напомнил он. Фрэдди отошел от камина, сделал несколько бесшумных грациозных шагов по дорогому ковру и подошел почти вплотную к Кэтрин.
Кэтрин пристально посмотрела на него и — в который уже раз! — подумала о том, что она знает почти каждый дюйм его тела и почти ничего о нем самом. Лишь сегодня, да и то от Мириам, она узнала одну из тайн его жизни. Что еще скрывается в его прошлом? Чего он хочет в будущем? Он так же упорно скрывает от посторонних свою жизнь, как скупец свои сокровища. Но что бы ни задумал этот человек, он обязательно этого добьется, если не прямыми действиями, то благодаря упорству и умению ждать. Это она знала наверняка.
Фрэдди изменился за последний год. Похудел, лицо его от этого немного вытянулось. Вокруг глаз появилось множество морщинок, а губы сделались прямее и тоньше. Кэтрин, преодолевая нестерпимое желание провести рукой по его груди, сделала шаг назад. Фрэдди подумал, что она просто не хочет стоять близко к нему, и нахмурился.
— Я самая обыкновенная, — повторила Кэтрин. — Как и всем, мне хочется жить спокойно. И я хочу жить так, как считаю нужным. Мне не нужно каких-то особых привилегий, но я никому не позволю помыкать собой. Мне нравится желтый цвет. Я не умею рисовать и не слишком хорошо танцую. Да, еще я не умею и не люблю шить, я даже не могу как следует заштопать свою одежду. Самое дорогое, что у меня есть сейчас, — Роберт и Джули. Вот такая я. Ты узнал, что хотел, Фрэдди?
Вместо ответа граф шагнул к ней и привлек к себе. Кэтрин напряглась и резко подняла голову, но встретившись с его глазами, вырываться не стала. Он смотрел на нее с грустью и мольбой. Видит Бог, этот тигр не был таким уж хищным!
— И я тоже хочу мира, Кэтрин, и дорожу своей свободой. Еще я пытаюсь помочь другим живущим в этом мире и уже нашел свой способ. Люблю книги, музыку и умные беседы. Из цветов предпочитаю небесно-голубой. Рисовать даже никогда не пытался, а вот танцую неплохо и практику в этом деле имел большую. Шить не умею, и когда моя рубашка приходит в негодность, я ее просто выбрасываю. — Фрэдди улыбнулся, кончиками пальцев приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. Кэтрин не стала вырываться: глупо сопротивляться, когда уже угодила в лапы к тигру. — Теперь ты знаешь обо мне гораздо больше, чем многие из моих друзей и близких. Ты удовлетворена?
Она осторожно выскользнула из его объятий и, заметив взгляд Фрэдди, направленный на ее руки, с удивлением обнаружила, что ее пальцы сжаты в кулаки.
— Это ничего не меняет, милорд, — произнесла она, с трудом выговаривая слова. — Я не принимаю это предложение.
— Вот уж никогда не думал, что после того, как двенадцать лет я бежал прочь при одном намеке на свадьбу, буду умолять кого-то выйти за меня замуж! — с неподдельным удивлением сказал Фрэдди. — Но давай поступим так: скажи, что тебе во мне больше всего не нравится, а я честно отвечу, смогу ли исправиться. Пойми, я не отдам тебе детей! Как я понимаю, ты тоже. Что еще, кроме брачных уз, может удержать нас от ненужной борьбы? Предложи иной вариант, и я покорно, как марионетка, сделаю то, что ты захочешь.
Последние слова он произносил, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не перейти на крик.
— Самый лучший выход, который я могу предложить тебе, — это оставить меня и моих детей в покое. — Она разжала кулаки и, положив ладони на бархатный пояс юбки, с надеждой в голосе продолжила: — Ты сможешь время от времени приезжать к нам в гости.
— А как, по-твоему, я объясню лондонскому обществу тот факт, что дети богатого и влиятельного графа Монкрифа проживают в какой-то дыре?
Дыре? Кэтрин с трудом сдержала готовую уже сорваться с губ гневную отповедь. Да домик Берты — одно из лучших мест, которое она видела в своей жизни. Конечно, это не такое большое и шикарное жилище, как графский дом в Мертонвуде, но ей и детям места там вполне хватало.
— Тогда сам выбери подходящее, на твой взгляд место, Фрэдди. Купи небольшой дом.
Больше всего выводило из себя графа то, что она прямо светилась при мысли о том, что можно разрешить ситуацию, не выходя за него замуж. Неужели брак с ним действительно так неприятен этой женщине?
— Послушай меня, маленькая милая чудачка. — Фрэдди склонился еще ближе к ней. Кэтрин почувствовала его дыхание на своей коже и так резко подняла голову, что чуть не разбила ему нос. Во избежание нового удара, он сжал непокорную голову в своих огромных ладонях. — Предлагая это, ты не учитываешь одной немаловажной детали, Кэтрин. Мои дети не имеют какого-либо законного статуса. С точки зрения закона они незаконнорожденные изгои. Изменить это можно, лишь поженившись. В этом случае Джули со временем станет не только одной из самых красивых, но из самых знатных и богатых невест Англии, а Роберт, помимо всего прочего, унаследует графский титул.
— А мне казалось, что твоим наследником является Джереми?
— Да какой он наследник, если у меня имеется замечательный сын! Подумай, Кэтрин. Если ты действительно так любишь детей, ты должна делать прежде всего то, что пойдет на пользу им.
— Это напоминает шантаж.
— Ты говорила, что способна на все ради моих детей. Собственно, ты уже доказала, что способна на жертвы во имя их. Дело во мне? Так есть ли более надежный способ извести меня, чем стать моей женой?
Он улыбнулся, и Кэтрин на этот раз не поняла, скрывается ли за этой улыбкой раздражение или он искренне готов посмеяться и над собой. Захотелось проверить.
— Так речь идет о жертве? — как бы раздумывая произнесла она, одновременно отходя в противоположный угол комнаты, — прикоснуться к графу сейчас было никак нельзя. Слишком сильное и странное воздействие оказывает на нее каждое такое прикосновение. — Что ж, стоит подумать. Но женитьба, милорд… Мне до сих пор представлялось, что это нечто достаточно постоянное.
— Я тоже так думаю.
— Значит, ты готов отказаться от многих своих привычек?
Кэтрин, задав этот вопрос, сама удивилась не меньше графа. Конечно, она думала о том, как могла бы сложиться их с Фрэдди семейная жизнь, но она не собиралась говорить об этом вслух.
— С чего это вдруг мне придется от чего-то отказываться? — сухо поинтересовался он, полагая, что и так дает немало, предлагая женщине стать графиней и разделить с ним состояние.
То, как она посмотрела на него, не предвещало ничего хорошего. К тому же на лице Кэтрин появилась та самая улыбка, за которой, как он уже знал, неизбежно последует точный удар.
— Я готова согласиться с тем, что идея нашей женитьбы достаточно разумна. Только вот похоже, что жертвовать при этом предлагается только мне. Ты же, как и хотел, получаешь детей и спокойно продолжаешь жить точно так же, как и до этого.
Она наглядно представила Фрэдди, кутящего то в одном, то в другом злачном месте Лондона, а затем приезжающего домой в пропахшей женскими духами одежде и приветствующего ее и детей с веселой равнодушной улыбкой. Сердце неприятно кольнуло.
— Неужели ты не понимаешь, что появление в доме этого маленького чертенка и крошечного сына уже во многом изменит мою жизнь?
В вопросе слышалось искреннее недоумение.
— Со мной они вели себя вполне нормально. А вот с тобой… Ты почему-то вызываешь у людей неприязнь, они при тебе словно теряют все хорошее, что у них есть. — Граф помрачнел, и Кэтрин поняла, что несколько перегнула палку. — Мне хотелось бы знать, ты говоришь о настоящем браке или формальном?
— Конечно, о настоящем, — сухо ответил он, понимая, что означает блеск, вспыхнувший в ее темных глазах, — если ты имеешь в виду супружеские права и все, что с этим связано.
То, что он пойдет на некоторые уступки, Кэтрин не сомневалась. Вопрос заключался в том, сколь сильно он на самом деле любит детей и от чего готов отказаться ради них.
— Да, именно это. — Она посмотрела ему в глаза. — Таким образом, единственной, кто должен чем-то пожертвовать ради великой идеи, остаюсь все-таки я, милорд? Разве это справедливо?
Фрэдди вдруг захотелось убежать, куда глаза глядят. Он понимал, что Кэтрин права и сейчас пытается накинуть оковы и на него.
— Никогда не думал, Кэтрин, что брак и справедливость для тебя несовместимые понятия. — Она хмуро посмотрела ему в лицо.
— Чтобы они действительно не стали таковыми, я настаиваю на подписании нового контракта.
— Назовите ваши условия, мой достойный партнер, — попытался отшутиться граф, но это ему плохо удалось. Он видел, что Кэтрин ощутила свою силу и не собирается упускать удобный момент. Это пугало и обескураживало.
— Ни в первую брачную ночь, ни в последующие, до самой смерти, вы не тронете меня, милорд, если я письменно не выражу на то своего согласия.
— О Боже, неужели ты собираешься каждый раз обращаться ко мне с посланием?
Фрэдди потребовались серьезные усилия, чтобы не расхохотаться. Кэтрин была столь чистосердечной в желании одержать верх, столь искренне уверенной в том, что ей это удастся на этот раз, что высмеять ее сейчас было бы все равно, что обидеть ребенка.
— На этом условии я буду особо настаивать, — произнесла она почти торжественно, не подозревая, что терпение собеседника иссякает. — Мне бы не хотелось быть вашей игрушкой.
— Ты хоть сама понимаешь, что говоришь? — не смог все-таки сдержать улыбку граф. Лицо его при этом смягчилось и даже помолодело. — Ты собираешься письменно оповещать меня, когда захочешь заняться любовью. Не чересчур ли, а? Может, ты вообще собираешься прожить остаток жизни в воздержании? Или… — Голос Фрэдди вдруг похолодел. — Имей в виду, я не допущу повторения того, что выделывала моя первая жена. Если я узнаю, что у тебя есть другой или ты хотя бы помышляешь об измене, я устрою такой скандал, о котором будут вспоминать еще сто лет.
— И что же вы сделаете, милорд? Убьете ни в чем повинного беднягу?
— Нет, Кэтрин, я убью тебя.
Взгляд, которым сопровождалось это заявление, заставил ее вздрогнуть. Теперь она точно знала, что означает этот взгляд: Фрэдди постоянно ждет неприятности, скрывая свои мрачные предчувствия и боль под непроницаемой маской. Понять, что делается у него в душе, можно, только зная, что произошло с Моникой. Кэтрин мысленно одернула себя. Пора бы уже избавиться от романтизма юности и перестать приписывать этому высокомерному красавцу какие-то душевные муки. Вряд ли он способен относиться к женщине иначе, чем к предмету удовлетворения своей похоти. И все же мысль о том, что какая-то женщина могла предпочесть ему другого, не давала ей покоя. Она не могла понять, как это возможно променять его на другого мужчину? Она так задумалась что чуть было не начала расспрашивать обо всем Фрэдди. Опомнившись в последний момент, Кэтрин решила, что еще успеет узнать подробности той загадочной истории. Сейчас она ни в коем случае не должна показать, что считает его неотразимым. Пока ей это удалось. Хорошо, чтобы так было и впредь.
— Лично я никогда не дам для этого повода, милорд, — произнесла она настолько холодным тоном, насколько позволили бушующие в ней чувства. — Если мне понадобится мужчина, я дам вам знать. Скорее всего это может произойти, когда я захочу родить еще одного ребенка.
— Так… Значит, я должен дожидаться того момента, когда в тебе взыграет жажда материнства или луна будет особенно яркой, а может, когда знаки Зодиака сложатся соответствующим образом? В этих случаях меня будут приглашать в качестве жеребца-производителя?
«Боже правый, мама ошиблась, — добавил он про себя. — Здесь разыгрывается не греческая трагедия, а какой-то непристойный фарс».
— В целом вы поняли правильно, — ответила Кэтрин, чуть дрогнувшим голосом.
— В таком случае можно предположить, что, следуя условиям этого твоего нового контракта, я получаю право удовлетворять свои мужские потребности на стороне?
— Конечно, — быстро произнесла она, стараясь выглядеть безразличной, хотя сердце разрывалось от боли. — В этом плане ты волен поступать так, как посчитаешь нужным, но при двух условиях: во-первых, твои похождения не должны сопровождаться скандалами, а во-вторых, твои любовные связи не должны затрагивать нашу семью. Я имею в виду привычку оставлять слишком явные доказательства твоих связей.
Фрэдди не знал, что ему в данный момент больше хочется: немедленно свернуть этой женщине шею или зацеловать до беспамятства. Вместо того и другого он просто улыбнулся, точнее ухмыльнулся, столь хищной и предостерегающей улыбкой, что Кэтрин показалось, будто у нее приподнялись волосы на затылке.
— Я принимаю эти условия, Кэтрин, — произнес он с легким поклоном.
— Значит, договорились, — сказала она и тревожно на него посмотрела.
У нее было полное ощущение, что она заключила договор с самим дьяволом. А с кем еще можно сравнить этого необыкновенно красивого беспринципного и самоуверенного мужчину? Кто еще обладает таким колдовским очарованием? И она теперь станет его женой, будет иметь перед ним определенные обязательства, носить его имя. Он станет ее опорой и защитой в этой жизни.
«Итак, — произнес в уме граф, глядя на стройную, налитую фигуру своей будущей супруги, — она полна решимости осуществить задуманное». Его страстная, чувственная Кэтрин забыла те их ночи, о которых он вспоминал непрестанно все это время! Она позволяет ему заботиться о себе, обеспечивать ее, быть отцом его детей. Однако попасть в ее постель он сможет лишь в том случае, если она его позовет сама. И какой это дурак придумал, что браки заключаются на Небесах?
Он стоял, небрежно облокотившись о камин, стараясь выглядеть спокойным и даже веселым. Но от Кэтрин не утаился тщательно скрываемый страх в его зеленых, как морская вода, глазах. На щеках его заиграли желваки.
— Я просто обыкновенная женщина, милорд. — Кэтрин поднялась и одернула юбку. Она примчалась в Лондон в траурном платье, в котором ходить в доме Монкрифов было бы неприлично. На ней сейчас было надето платье Мелиссы, а оно было ей коротковато. Но будь Кэтрин разодета как герцогиня, она все равно бы чувствовала себя неуверенно в присутствии Фрэдди. Почему-то его нарочитая бесстрастность вызывала у нее воспоминания о тех моментах, когда он был далеко не так холоден с ней. Она вспомнила солнечный зимний день Мертонвуде, когда они, веселые и возбужденные, словно дети, играли в снежки. Как весело они оба хохотали тогда, бросая друг в друга блестящие снежные комочки и уворачиваясь от них. На смену этой пришла другая картина: Фрэдди в ее спальне подкладывает поленья в почти погасший за ночь камин, и вдруг из-под дров показывается любопытный носик полевой мышки. Кэтрин взвизгивает и отпрыгивает в угол кровати. Испуганная мышка бежит по рукаву Фрэдди. Он хохочет, затем привычным жестом поправляет сбившиеся на лоб волосы и, сделав вид, что поймал мышь у себя на груди, возвращается в постель. Странная вещь — память. Как весело и хорошо было им тогда! Как больно сжимается сердце, когда вспоминаешь об этом сейчас.
— Нет, не обыкновенная, — произнес граф и заглянул ей в глаза. — Иначе я бы не стоял сейчас здесь, размышляя о женитьбе ради детей, которых я почти не знаю. — Он криво улыбнулся. — Нет, ты не такая простая.
— Простая — не значит простушка, Фрэдди. И ради Бога, не говори больше о своих неожиданно вспыхнувших отцовских чувствах. Мы перешли уже свой Рубикон. Я уверена, что тобою движет не любовь к детям, а желание отомстить мне.
— Пусть будет так, — улыбнулся он. — И все-таки лучшего решения, чем то, которое так красноречиво обрисовала моя матушка, похоже, действительно нет. Жаль, что женщины не могут заседать в палате лордов. Она могла бы дать много полезных советов правительству. — В шутке звучало гораздо больше сарказма, чем юмора. Фрэдди было явно не до веселья. Он покачал головой, будто удивляясь мудрости женщины по имени Мириам Латтимор, затем взглянул на Кэтрин и пожал плечами. — Если у тебя есть какие-то иные предложения, то самое время рассказать о них. Девичья сдержанность в данном случае не самая лучшая вещь.
— Вы забыли, что я уже давно не девица, милорд. И уж тем более я не такая дура, чтобы, имея с вами дело, полагаться на девичью скромность. Скорее потребуется кинжал или копье.
— Значит, мы достаточно успели узнать друг друга. Поверь, я тоже теперь хорошо знаю, сколь опасно недооценивать твои способности.
— Неужели мы должны все время наносить друг другу уколы?
Сам вопрос, а еще больше сожаление, прозвучавшее в ее голосе, озадачили Фрэдди. Такая глубина и теплота были в ее глазах, что он удержался от язвительного ответа и шутливого, развязного тона. Он молча посмотрел на нее. Она стояла перед ним утомленная, с припухшими от бессонной ночи глазами, в платье с чужого плеча, но все равно красивая и притягательная. И все-таки есть в ней какая-то тайна. Разве могла другая так решительно броситься в пургу? А жить целый год, работая день и ночь не покладая рук, и ни разу о себе не напомнить? Он никогда не думал, что женщина может обладать столь сильной и целеустремленной волей. Разве не загадочно то, что она не только решилась родить внебрачного ребенка, но и гордилась им, была уверена, что поступила правильно, и готова отстаивать свою правоту?
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — напомнил он. Фрэдди отошел от камина, сделал несколько бесшумных грациозных шагов по дорогому ковру и подошел почти вплотную к Кэтрин.
Кэтрин пристально посмотрела на него и — в который уже раз! — подумала о том, что она знает почти каждый дюйм его тела и почти ничего о нем самом. Лишь сегодня, да и то от Мириам, она узнала одну из тайн его жизни. Что еще скрывается в его прошлом? Чего он хочет в будущем? Он так же упорно скрывает от посторонних свою жизнь, как скупец свои сокровища. Но что бы ни задумал этот человек, он обязательно этого добьется, если не прямыми действиями, то благодаря упорству и умению ждать. Это она знала наверняка.
Фрэдди изменился за последний год. Похудел, лицо его от этого немного вытянулось. Вокруг глаз появилось множество морщинок, а губы сделались прямее и тоньше. Кэтрин, преодолевая нестерпимое желание провести рукой по его груди, сделала шаг назад. Фрэдди подумал, что она просто не хочет стоять близко к нему, и нахмурился.
— Я самая обыкновенная, — повторила Кэтрин. — Как и всем, мне хочется жить спокойно. И я хочу жить так, как считаю нужным. Мне не нужно каких-то особых привилегий, но я никому не позволю помыкать собой. Мне нравится желтый цвет. Я не умею рисовать и не слишком хорошо танцую. Да, еще я не умею и не люблю шить, я даже не могу как следует заштопать свою одежду. Самое дорогое, что у меня есть сейчас, — Роберт и Джули. Вот такая я. Ты узнал, что хотел, Фрэдди?
Вместо ответа граф шагнул к ней и привлек к себе. Кэтрин напряглась и резко подняла голову, но встретившись с его глазами, вырываться не стала. Он смотрел на нее с грустью и мольбой. Видит Бог, этот тигр не был таким уж хищным!
— И я тоже хочу мира, Кэтрин, и дорожу своей свободой. Еще я пытаюсь помочь другим живущим в этом мире и уже нашел свой способ. Люблю книги, музыку и умные беседы. Из цветов предпочитаю небесно-голубой. Рисовать даже никогда не пытался, а вот танцую неплохо и практику в этом деле имел большую. Шить не умею, и когда моя рубашка приходит в негодность, я ее просто выбрасываю. — Фрэдди улыбнулся, кончиками пальцев приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. Кэтрин не стала вырываться: глупо сопротивляться, когда уже угодила в лапы к тигру. — Теперь ты знаешь обо мне гораздо больше, чем многие из моих друзей и близких. Ты удовлетворена?
Она осторожно выскользнула из его объятий и, заметив взгляд Фрэдди, направленный на ее руки, с удивлением обнаружила, что ее пальцы сжаты в кулаки.
— Это ничего не меняет, милорд, — произнесла она, с трудом выговаривая слова. — Я не принимаю это предложение.
— Вот уж никогда не думал, что после того, как двенадцать лет я бежал прочь при одном намеке на свадьбу, буду умолять кого-то выйти за меня замуж! — с неподдельным удивлением сказал Фрэдди. — Но давай поступим так: скажи, что тебе во мне больше всего не нравится, а я честно отвечу, смогу ли исправиться. Пойми, я не отдам тебе детей! Как я понимаю, ты тоже. Что еще, кроме брачных уз, может удержать нас от ненужной борьбы? Предложи иной вариант, и я покорно, как марионетка, сделаю то, что ты захочешь.
Последние слова он произносил, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не перейти на крик.
— Самый лучший выход, который я могу предложить тебе, — это оставить меня и моих детей в покое. — Она разжала кулаки и, положив ладони на бархатный пояс юбки, с надеждой в голосе продолжила: — Ты сможешь время от времени приезжать к нам в гости.
— А как, по-твоему, я объясню лондонскому обществу тот факт, что дети богатого и влиятельного графа Монкрифа проживают в какой-то дыре?
Дыре? Кэтрин с трудом сдержала готовую уже сорваться с губ гневную отповедь. Да домик Берты — одно из лучших мест, которое она видела в своей жизни. Конечно, это не такое большое и шикарное жилище, как графский дом в Мертонвуде, но ей и детям места там вполне хватало.
— Тогда сам выбери подходящее, на твой взгляд место, Фрэдди. Купи небольшой дом.
Больше всего выводило из себя графа то, что она прямо светилась при мысли о том, что можно разрешить ситуацию, не выходя за него замуж. Неужели брак с ним действительно так неприятен этой женщине?
— Послушай меня, маленькая милая чудачка. — Фрэдди склонился еще ближе к ней. Кэтрин почувствовала его дыхание на своей коже и так резко подняла голову, что чуть не разбила ему нос. Во избежание нового удара, он сжал непокорную голову в своих огромных ладонях. — Предлагая это, ты не учитываешь одной немаловажной детали, Кэтрин. Мои дети не имеют какого-либо законного статуса. С точки зрения закона они незаконнорожденные изгои. Изменить это можно, лишь поженившись. В этом случае Джули со временем станет не только одной из самых красивых, но из самых знатных и богатых невест Англии, а Роберт, помимо всего прочего, унаследует графский титул.
— А мне казалось, что твоим наследником является Джереми?
— Да какой он наследник, если у меня имеется замечательный сын! Подумай, Кэтрин. Если ты действительно так любишь детей, ты должна делать прежде всего то, что пойдет на пользу им.
— Это напоминает шантаж.
— Ты говорила, что способна на все ради моих детей. Собственно, ты уже доказала, что способна на жертвы во имя их. Дело во мне? Так есть ли более надежный способ извести меня, чем стать моей женой?
Он улыбнулся, и Кэтрин на этот раз не поняла, скрывается ли за этой улыбкой раздражение или он искренне готов посмеяться и над собой. Захотелось проверить.
— Так речь идет о жертве? — как бы раздумывая произнесла она, одновременно отходя в противоположный угол комнаты, — прикоснуться к графу сейчас было никак нельзя. Слишком сильное и странное воздействие оказывает на нее каждое такое прикосновение. — Что ж, стоит подумать. Но женитьба, милорд… Мне до сих пор представлялось, что это нечто достаточно постоянное.
— Я тоже так думаю.
— Значит, ты готов отказаться от многих своих привычек?
Кэтрин, задав этот вопрос, сама удивилась не меньше графа. Конечно, она думала о том, как могла бы сложиться их с Фрэдди семейная жизнь, но она не собиралась говорить об этом вслух.
— С чего это вдруг мне придется от чего-то отказываться? — сухо поинтересовался он, полагая, что и так дает немало, предлагая женщине стать графиней и разделить с ним состояние.
То, как она посмотрела на него, не предвещало ничего хорошего. К тому же на лице Кэтрин появилась та самая улыбка, за которой, как он уже знал, неизбежно последует точный удар.
— Я готова согласиться с тем, что идея нашей женитьбы достаточно разумна. Только вот похоже, что жертвовать при этом предлагается только мне. Ты же, как и хотел, получаешь детей и спокойно продолжаешь жить точно так же, как и до этого.
Она наглядно представила Фрэдди, кутящего то в одном, то в другом злачном месте Лондона, а затем приезжающего домой в пропахшей женскими духами одежде и приветствующего ее и детей с веселой равнодушной улыбкой. Сердце неприятно кольнуло.
— Неужели ты не понимаешь, что появление в доме этого маленького чертенка и крошечного сына уже во многом изменит мою жизнь?
В вопросе слышалось искреннее недоумение.
— Со мной они вели себя вполне нормально. А вот с тобой… Ты почему-то вызываешь у людей неприязнь, они при тебе словно теряют все хорошее, что у них есть. — Граф помрачнел, и Кэтрин поняла, что несколько перегнула палку. — Мне хотелось бы знать, ты говоришь о настоящем браке или формальном?
— Конечно, о настоящем, — сухо ответил он, понимая, что означает блеск, вспыхнувший в ее темных глазах, — если ты имеешь в виду супружеские права и все, что с этим связано.
То, что он пойдет на некоторые уступки, Кэтрин не сомневалась. Вопрос заключался в том, сколь сильно он на самом деле любит детей и от чего готов отказаться ради них.
— Да, именно это. — Она посмотрела ему в глаза. — Таким образом, единственной, кто должен чем-то пожертвовать ради великой идеи, остаюсь все-таки я, милорд? Разве это справедливо?
Фрэдди вдруг захотелось убежать, куда глаза глядят. Он понимал, что Кэтрин права и сейчас пытается накинуть оковы и на него.
— Никогда не думал, Кэтрин, что брак и справедливость для тебя несовместимые понятия. — Она хмуро посмотрела ему в лицо.
— Чтобы они действительно не стали таковыми, я настаиваю на подписании нового контракта.
— Назовите ваши условия, мой достойный партнер, — попытался отшутиться граф, но это ему плохо удалось. Он видел, что Кэтрин ощутила свою силу и не собирается упускать удобный момент. Это пугало и обескураживало.
— Ни в первую брачную ночь, ни в последующие, до самой смерти, вы не тронете меня, милорд, если я письменно не выражу на то своего согласия.
— О Боже, неужели ты собираешься каждый раз обращаться ко мне с посланием?
Фрэдди потребовались серьезные усилия, чтобы не расхохотаться. Кэтрин была столь чистосердечной в желании одержать верх, столь искренне уверенной в том, что ей это удастся на этот раз, что высмеять ее сейчас было бы все равно, что обидеть ребенка.
— На этом условии я буду особо настаивать, — произнесла она почти торжественно, не подозревая, что терпение собеседника иссякает. — Мне бы не хотелось быть вашей игрушкой.
— Ты хоть сама понимаешь, что говоришь? — не смог все-таки сдержать улыбку граф. Лицо его при этом смягчилось и даже помолодело. — Ты собираешься письменно оповещать меня, когда захочешь заняться любовью. Не чересчур ли, а? Может, ты вообще собираешься прожить остаток жизни в воздержании? Или… — Голос Фрэдди вдруг похолодел. — Имей в виду, я не допущу повторения того, что выделывала моя первая жена. Если я узнаю, что у тебя есть другой или ты хотя бы помышляешь об измене, я устрою такой скандал, о котором будут вспоминать еще сто лет.
— И что же вы сделаете, милорд? Убьете ни в чем повинного беднягу?
— Нет, Кэтрин, я убью тебя.
Взгляд, которым сопровождалось это заявление, заставил ее вздрогнуть. Теперь она точно знала, что означает этот взгляд: Фрэдди постоянно ждет неприятности, скрывая свои мрачные предчувствия и боль под непроницаемой маской. Понять, что делается у него в душе, можно, только зная, что произошло с Моникой. Кэтрин мысленно одернула себя. Пора бы уже избавиться от романтизма юности и перестать приписывать этому высокомерному красавцу какие-то душевные муки. Вряд ли он способен относиться к женщине иначе, чем к предмету удовлетворения своей похоти. И все же мысль о том, что какая-то женщина могла предпочесть ему другого, не давала ей покоя. Она не могла понять, как это возможно променять его на другого мужчину? Она так задумалась что чуть было не начала расспрашивать обо всем Фрэдди. Опомнившись в последний момент, Кэтрин решила, что еще успеет узнать подробности той загадочной истории. Сейчас она ни в коем случае не должна показать, что считает его неотразимым. Пока ей это удалось. Хорошо, чтобы так было и впредь.
— Лично я никогда не дам для этого повода, милорд, — произнесла она настолько холодным тоном, насколько позволили бушующие в ней чувства. — Если мне понадобится мужчина, я дам вам знать. Скорее всего это может произойти, когда я захочу родить еще одного ребенка.
— Так… Значит, я должен дожидаться того момента, когда в тебе взыграет жажда материнства или луна будет особенно яркой, а может, когда знаки Зодиака сложатся соответствующим образом? В этих случаях меня будут приглашать в качестве жеребца-производителя?
«Боже правый, мама ошиблась, — добавил он про себя. — Здесь разыгрывается не греческая трагедия, а какой-то непристойный фарс».
— В целом вы поняли правильно, — ответила Кэтрин, чуть дрогнувшим голосом.
— В таком случае можно предположить, что, следуя условиям этого твоего нового контракта, я получаю право удовлетворять свои мужские потребности на стороне?
— Конечно, — быстро произнесла она, стараясь выглядеть безразличной, хотя сердце разрывалось от боли. — В этом плане ты волен поступать так, как посчитаешь нужным, но при двух условиях: во-первых, твои похождения не должны сопровождаться скандалами, а во-вторых, твои любовные связи не должны затрагивать нашу семью. Я имею в виду привычку оставлять слишком явные доказательства твоих связей.
Фрэдди не знал, что ему в данный момент больше хочется: немедленно свернуть этой женщине шею или зацеловать до беспамятства. Вместо того и другого он просто улыбнулся, точнее ухмыльнулся, столь хищной и предостерегающей улыбкой, что Кэтрин показалось, будто у нее приподнялись волосы на затылке.
— Я принимаю эти условия, Кэтрин, — произнес он с легким поклоном.
— Значит, договорились, — сказала она и тревожно на него посмотрела.
У нее было полное ощущение, что она заключила договор с самим дьяволом. А с кем еще можно сравнить этого необыкновенно красивого беспринципного и самоуверенного мужчину? Кто еще обладает таким колдовским очарованием? И она теперь станет его женой, будет иметь перед ним определенные обязательства, носить его имя. Он станет ее опорой и защитой в этой жизни.
«Итак, — произнес в уме граф, глядя на стройную, налитую фигуру своей будущей супруги, — она полна решимости осуществить задуманное». Его страстная, чувственная Кэтрин забыла те их ночи, о которых он вспоминал непрестанно все это время! Она позволяет ему заботиться о себе, обеспечивать ее, быть отцом его детей. Однако попасть в ее постель он сможет лишь в том случае, если она его позовет сама. И какой это дурак придумал, что браки заключаются на Небесах?
Глава 19
Церемония венчания пятого графа Монкрифа с обедневшей дочерью покойного барона Донегана и французской дворянки состоялась утром следующей субботы. Присутствовали на ней лишь родственники графа, несколько надежных друзей и, конечно, лица, призванные освятить и засвидетельствовать брачные узы.
Жених был подчеркнуто спокоен и вежливо улыбался присутствующим. Невеста не светилась от счастья и выглядела довольно мрачной. Кэтрин рассеянно, с вымученной улыбкой смотрела по сторонам и в который раз задавала себе вопрос, правильно ли она поступает. Единственное, что давало силы участвовать в этом фарсе, был контракт, на этот раз подписанный и засвидетельствованный в соответствии со всеми требованиями закона.
Подготовил документ Дункан, которого сначала ошеломила гигантская сумма денег, которую выделял граф в распоряжение своей жены, а затем совершенно обескуражили условия, которые предложила зафиксировать в документе Кэтрин. Составляли контракт незадолго до венчания, и времени было слишком мало, но Дункан все равно часто отрывался от этой работы, чтобы смахнуть непрошеную слезу. Даже во время церемонии в том месте, где стоял Дункан, раздавались подозрительные всхлипывания. Мириам хмуро поглядывала на него. Впрочем, беспокоило ее не столько душевное состояние друга, сколько составленная им бумага. Она уже пыталась убедить Кэтрин отказаться от этой затеи, но безуспешно.
— Но, дорогая моя, — недоуменно произнесла она в конце разговора, — семейное ложе всегда являлось неотъемлемой частью брака. Неужели ты всерьез считаешь что Фрэдди, как бы это сказать… недостаточно искусен?
Про себя она подумала, что Кэтрин и не подозревает, сколько женщин самого разного положения, от служанок до великосветских дам, завидует ей сейчас. Он притягивал их как пламя свечи мотыльков, как аромат розы пчел.
— Нет, он достаточно искусен в этом деле, — спокойно ответила Кэтрин, поправляя лиф нового голубого платья, надетого для свадебной церемонии.
На этом настояла графиня. Сама же невеста, если бы у нее хватило храбрости, с гораздо большим удовольствием вышла бы к собравшимся в черном. Кэтрин вообще не думала о нарядах. Мысли ее были заняты другим. Что бы сказала сейчас Констанция? А родители? Правда, их представить легче. Мама бы, наверное, поцеловала ее в щеку и шепнула на ухо какое-нибудь мудрое галльское напутствие, а отец сжал бы в своих медвежьих объятиях, стараясь передать ей свое мужество и обещая поддержку. Но ни Констанции, ни родителей уже давно нет на свете. Ей в одиночку приходится защищать собственных детей.
А она сумеет оградить их от опасности, если даже для того придется заключить союз с самим дьяволом.
— Проблема, дорогая Мириам, — тряхнула она головой, отгоняя мысли о прошлом, — в том, что Фрэдди убежден, стоит ему шевельнуть пальцем, и все женщины в округе, опережая друг друга, бросятся к нему. Я же не хочу быть одной из них.
— И боишься, что тоже будешь околдована его чарами, если он будет делить с тобой супружеское ложе? — смущенная собственной фривольностью, Мириам нахмурила брови.
Кэтрин резко повернула голову и посмотрела ей в глаза:
— Не знаю, может быть, и так. Иногда мне кажется, что себя я знаю еще меньше, чем Фрэдди.
— Может, тогда расскажешь мне о том, каким тебе представляется мой сын? По-моему, сейчас самое время начать этот разговор.
Кэтрин задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Каким она представляет его? Вспомнилось, как он властно впечатывал шаги в землю, проходя по двору Мертонвуда походкой уверенного в себе человека. Что еще? Непревзойденный любовник, способный одним прикосновением зажечь в ней настоящую страсть и сломить сопротивление. Вспомнилось, как он протягивал ей перстень с изумрудом, который она через несколько минут надела на свой палец. Что это означало: знак уважения или желание купить ее? А вот он стоит перед ней в день похорон Берты. Каким злым было его лицо тогда! Но какой нежностью оно светилось, когда он осторожно взял на руки своего крошечного сына! Кэтрин вопросительно взглянула на графиню, будто ожидая ответа на мучившие ее вопросы. Как отделить правду от ложных домыслов? В какой же из этих ситуаций она видела истинного Фрэдди?
— Все не так просто, — произнесла она. Графиню столь очевидная попытка уйти в сторону явно не удовлетворила.
— Жизнь вообще сложная вещь, дорогая. Она иногда путает наши планы и преподносит сюрпризы, не всегда приятные нам. Иногда кажется, что все идет хорошо, не вдруг какая-то неожиданность меняет твою судьбу. Пусть это бывает нечасто, но жизнь всегда сложнее, чем мы думаем.
«А самое сложное в этой жизни — Фрэдди с его душой и сердцем», — подумала Кэтрин. Она пожала плечами и решила просто сказать все, что думает.
— Он способен быть очень злым, даже жестоким временами, но может быть нежным и справедливым. Он умен и обладает чувством юмора. Можно назвать его упрямым, а можно упорным. Да, без сомнения, он не жаден, даже щедр, — добавила она, вспомнив об обескуражившей Дункана сумме, внесенной в контракт по настоянию графа.
— Но таких мужчин много! А чем отличается Фрэдди от них?
Как она может рассказать это его матери? Как передать словами, что каждое его прикосновение пробуждает в ней какую-то струну, исполняющую волшебную музыку, написанную для них двоих еще до их рождения? Как сказать, что один его взгляд может оставить кровоточащую рану в ее сердце, что в его присутствии ей становится жарко и она ощущает себя маленькой и беззащитной, что, лежа в кровати она мечтает о его руках и его губах? Сказать матери, что ее сын — настоящий кудесник, которого она любит и в то же время панически боится его чар?
— Мой сын, конечно, далеко не святой, — нарушил размышления Кэтрин голос Мириам. — Но он и не такой беспросветный грешник, каковым ты, скорее всего, его представляешь. Дай ему возможность лучше узнать тебя. Постарайся сама разобраться в нем. Большинство мужчин и женщин знают друг о друге куда меньше, чем вы с Фрэдди. Я не прошу тебя измениться. Будь упрямой, колючей, сердись на него, если он того заслуживает. Все это допустимо. Недопустимо только совершать глупости.
Мириам нежно обняла свою будущую невестку. Она почти не сомневалась, что здравый смысл восторжествует и в этой женщине, и в ее сыне. Их союз — единственный выход для обоих. Дай Бог, чтобы это случилось побыстрее. Сначала им будет очень нелегко. К счастью, борьба будет происходить не в ее владениях. В Монкрифе они могут сколько угодно хлопать дверьми и целыми днями ворчать друг на друга. Могут, если захотят, ходить полуголыми перед прислугой. Она постарается отсидеться в Лондоне как можно дольше. Она готова вообще не выходить из дома до конца дней, лишь бы не видеть стычек между двумя дорогими ей людьми.
Жених был подчеркнуто спокоен и вежливо улыбался присутствующим. Невеста не светилась от счастья и выглядела довольно мрачной. Кэтрин рассеянно, с вымученной улыбкой смотрела по сторонам и в который раз задавала себе вопрос, правильно ли она поступает. Единственное, что давало силы участвовать в этом фарсе, был контракт, на этот раз подписанный и засвидетельствованный в соответствии со всеми требованиями закона.
Подготовил документ Дункан, которого сначала ошеломила гигантская сумма денег, которую выделял граф в распоряжение своей жены, а затем совершенно обескуражили условия, которые предложила зафиксировать в документе Кэтрин. Составляли контракт незадолго до венчания, и времени было слишком мало, но Дункан все равно часто отрывался от этой работы, чтобы смахнуть непрошеную слезу. Даже во время церемонии в том месте, где стоял Дункан, раздавались подозрительные всхлипывания. Мириам хмуро поглядывала на него. Впрочем, беспокоило ее не столько душевное состояние друга, сколько составленная им бумага. Она уже пыталась убедить Кэтрин отказаться от этой затеи, но безуспешно.
— Но, дорогая моя, — недоуменно произнесла она в конце разговора, — семейное ложе всегда являлось неотъемлемой частью брака. Неужели ты всерьез считаешь что Фрэдди, как бы это сказать… недостаточно искусен?
Про себя она подумала, что Кэтрин и не подозревает, сколько женщин самого разного положения, от служанок до великосветских дам, завидует ей сейчас. Он притягивал их как пламя свечи мотыльков, как аромат розы пчел.
— Нет, он достаточно искусен в этом деле, — спокойно ответила Кэтрин, поправляя лиф нового голубого платья, надетого для свадебной церемонии.
На этом настояла графиня. Сама же невеста, если бы у нее хватило храбрости, с гораздо большим удовольствием вышла бы к собравшимся в черном. Кэтрин вообще не думала о нарядах. Мысли ее были заняты другим. Что бы сказала сейчас Констанция? А родители? Правда, их представить легче. Мама бы, наверное, поцеловала ее в щеку и шепнула на ухо какое-нибудь мудрое галльское напутствие, а отец сжал бы в своих медвежьих объятиях, стараясь передать ей свое мужество и обещая поддержку. Но ни Констанции, ни родителей уже давно нет на свете. Ей в одиночку приходится защищать собственных детей.
А она сумеет оградить их от опасности, если даже для того придется заключить союз с самим дьяволом.
— Проблема, дорогая Мириам, — тряхнула она головой, отгоняя мысли о прошлом, — в том, что Фрэдди убежден, стоит ему шевельнуть пальцем, и все женщины в округе, опережая друг друга, бросятся к нему. Я же не хочу быть одной из них.
— И боишься, что тоже будешь околдована его чарами, если он будет делить с тобой супружеское ложе? — смущенная собственной фривольностью, Мириам нахмурила брови.
Кэтрин резко повернула голову и посмотрела ей в глаза:
— Не знаю, может быть, и так. Иногда мне кажется, что себя я знаю еще меньше, чем Фрэдди.
— Может, тогда расскажешь мне о том, каким тебе представляется мой сын? По-моему, сейчас самое время начать этот разговор.
Кэтрин задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Каким она представляет его? Вспомнилось, как он властно впечатывал шаги в землю, проходя по двору Мертонвуда походкой уверенного в себе человека. Что еще? Непревзойденный любовник, способный одним прикосновением зажечь в ней настоящую страсть и сломить сопротивление. Вспомнилось, как он протягивал ей перстень с изумрудом, который она через несколько минут надела на свой палец. Что это означало: знак уважения или желание купить ее? А вот он стоит перед ней в день похорон Берты. Каким злым было его лицо тогда! Но какой нежностью оно светилось, когда он осторожно взял на руки своего крошечного сына! Кэтрин вопросительно взглянула на графиню, будто ожидая ответа на мучившие ее вопросы. Как отделить правду от ложных домыслов? В какой же из этих ситуаций она видела истинного Фрэдди?
— Все не так просто, — произнесла она. Графиню столь очевидная попытка уйти в сторону явно не удовлетворила.
— Жизнь вообще сложная вещь, дорогая. Она иногда путает наши планы и преподносит сюрпризы, не всегда приятные нам. Иногда кажется, что все идет хорошо, не вдруг какая-то неожиданность меняет твою судьбу. Пусть это бывает нечасто, но жизнь всегда сложнее, чем мы думаем.
«А самое сложное в этой жизни — Фрэдди с его душой и сердцем», — подумала Кэтрин. Она пожала плечами и решила просто сказать все, что думает.
— Он способен быть очень злым, даже жестоким временами, но может быть нежным и справедливым. Он умен и обладает чувством юмора. Можно назвать его упрямым, а можно упорным. Да, без сомнения, он не жаден, даже щедр, — добавила она, вспомнив об обескуражившей Дункана сумме, внесенной в контракт по настоянию графа.
— Но таких мужчин много! А чем отличается Фрэдди от них?
Как она может рассказать это его матери? Как передать словами, что каждое его прикосновение пробуждает в ней какую-то струну, исполняющую волшебную музыку, написанную для них двоих еще до их рождения? Как сказать, что один его взгляд может оставить кровоточащую рану в ее сердце, что в его присутствии ей становится жарко и она ощущает себя маленькой и беззащитной, что, лежа в кровати она мечтает о его руках и его губах? Сказать матери, что ее сын — настоящий кудесник, которого она любит и в то же время панически боится его чар?
— Мой сын, конечно, далеко не святой, — нарушил размышления Кэтрин голос Мириам. — Но он и не такой беспросветный грешник, каковым ты, скорее всего, его представляешь. Дай ему возможность лучше узнать тебя. Постарайся сама разобраться в нем. Большинство мужчин и женщин знают друг о друге куда меньше, чем вы с Фрэдди. Я не прошу тебя измениться. Будь упрямой, колючей, сердись на него, если он того заслуживает. Все это допустимо. Недопустимо только совершать глупости.
Мириам нежно обняла свою будущую невестку. Она почти не сомневалась, что здравый смысл восторжествует и в этой женщине, и в ее сыне. Их союз — единственный выход для обоих. Дай Бог, чтобы это случилось побыстрее. Сначала им будет очень нелегко. К счастью, борьба будет происходить не в ее владениях. В Монкрифе они могут сколько угодно хлопать дверьми и целыми днями ворчать друг на друга. Могут, если захотят, ходить полуголыми перед прислугой. Она постарается отсидеться в Лондоне как можно дольше. Она готова вообще не выходить из дома до конца дней, лишь бы не видеть стычек между двумя дорогими ей людьми.