Ну, Альфонса ни с кем не спутаешь — он весь тут! Молниеносный поворот, готовность к прыжку — и сразу же вслед за этим хладнокровие и насмешка.
— Брал бы пример с меня. Надо было хотя бы галстук надеть… Впрочем, это добро здесь найдется…
— Речь идет о жизни Хопкинса…
— Гм… а она у него есть?
Это, пожалуй, и верно, — дело темное.
— Слушай, жив там он или нет, но то, что сегодня его хотят убить, это точно.
Я быстро рассказал ему все, что знал. Несколько секунд он нервно крутил в руках монокль.
— Ясно. Слушай внимательно. Я пойду вперед. Вон в той комнате куча всякого барахла. Подбери себе что-нибудь подходящее. Я буду ждать тебя в Синей комнате.
— Где это?
— Сам не знаю.
— Ладно, найду.
Комната не была освещена, но свет дуговой лампы снаружи достаточно пробивался сквозь занавеси, чтобы можно было осмотреться.
Я немедленно поспешил к плательному шкафу. Увы, сейчас в нем оставалась только военная форма — и к тому же с нашивками генерала артиллерии!
Нет! За это расстреляют наверняка. Чего ж ради Альфонсу отсиживать пожизненное заключение в одиночку? Ведь если нас поймают, ему — при его штатском маскараде — припаяют именно столько.
Есть! В углу я нашел легкий, светлый прорезиненный плащ, который офицеры накидывают поверх формы. Это да еще сапоги и фуражку… Папка для бумаг тоже пригодится… теперь можно идти…
Как можно быстрее и с суровым, озабоченным лицом — вперед! Только ни на мгновенье не задерживаться.
Направление я уже знал. Направо, все время направо!
По мере того как я приближался к огромной стеклянной двери, тихие звуки музыки становились все слышнее… Я положил руку на дверную ручку.
Ну что, Копыто? Страшновато?
Вперед!
Громадный зал, ослепительно сверкающая люстра, мраморные колонны, пронизанный ароматом духов воздух…
Я быстрыми, твердыми шагами иду дальше… Мягкий розоватый свет, лиловые и зеленые кушетки — курительная комната… Дальше…
— Погодите, постойте-ка! Приходится остановиться.
Высокий, с умным, живым лицом генерал, на груди которого сверкают высшие ордена страны…
Я чуть похолодел.
Губернатор! А рядом с ним худощавый генерал-лейтенант с седой бородкой… Где я его уже видел?!
Я продолжал стоять по стойке смирно…
Яхта. Этот генерал-лейтенант как раз и был тем высоким, седым офицером, сошедшим с яхты. С той самой яхты, на которой мы с Альфонсом нашли женщину, находившуюся под стражей! Все это промелькнуло у меня в голове в мгновение ока — генерал-лейтенант с приветливой улыбкой уже подходил ко мне…
— Добро пожаловать! Я — генерал Рубан. Главнокомандующий!… У меня перехватило дыхание.
— Здржлпсво, — пробормотал я скороговоркой.
— Из какой части? — спросил он улыбаясь. Я щелкнул каблуками.
— Дивизия Гумона…
Название это мне приходилось слышать в ротной канцелярии.
— Разыскиваете маркиза де Сюрена?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Попробуйте вон там — в Сводчатом зале.
Я снова щелкнул каблуками и поспешил удалиться… Разумеется, теперь я просто вынужден был идти в указанном мне направлении… Выходит, ту красавицу держал под арестом генерал Рубан.
Миновав Сводчатый зал, я вышел в тихий коридор, где одетый во фрак и тюрбан дипломат монголоидного вида беседовал с двумя дамами. Одна из них подняла на меня глаза.
Что же это сегодня творится?! Это же та женщина, которая была на яхте! Та самая, у которой мы с Альфонсом в такой решительной форме потребовали двести франков для спасения Хопкинса.
Минуту назад державший ее под стражей генерал Рубан, а теперь она сама.
Она подошла прямо ко мне и чуть крепче, чем принято, пожала руку… Словно подавая знак.
— Кого вы ищете?
— Одного капитана.
— С раненой головой?
— Да…
— Идите в Синюю комнату. Вот туда… Она указала направление.
— Идите спокойно. Я приду сразу вслед за вами.
Я не совсем понял ее. В таких случаях человеку ничего не остается, как щелкнуть каблуками. Женщина улыбнулась.
— Ваш друг, который по ошибке явился в резиденцию губернатора в белом смокинге, уже ждет вас!
Это мог быть только Альфонс…
Я опять — таки щелкнул каблуками и направился прямо в Синюю комнату.
Заглянул я туда без стука.
Альфонс стоял, опершись о книжный шкаф. Напротив него Чурбан Хопкинс развалился в мягком кресле с огромной сигарой в зубах. Перед ним бутылка знаменитого коньяка «Наполеон» и хрустальный бокал, совершенно, впрочем, в данном случае лишний, потому что Чурбан время от времени отхлебывал коньяк прямо из горлышка бутылки.
— Привет, Копыто! — небрежно бросил «капитан».
— Чурбан, каким чудом…
— Спокойно! — перебил меня Альфонс — Через двадцать минут мы должны стоять на посту. Нет времени на болтовню. То, что рассказал о себе Чурбан, — не так уж этого и много — я перескажу тебе потом. В эти пятнадцать-двадцать минут нам надо обсудить только самое важное.
— Самое важное то, что мы живы и здоровы. Выше голову, ребята… — проговорил Хопкинс громким, хрипловатым голосом и залпом допил остатки «Наполеона»…
— Где Ламетр? — спросил я.
— Еще не появлялся, — ответил Альфонс и вытащил из кармана «тигровое кольцо».
Знаете, что это за штука? Стальное кольцо, которое как раз помещается у человека в ладони. Если его сжать, то изнутри выступают пять тонких, кривых, похожих на когти тигра лезвий. Удар им приводит, как правило, к тяжелым, оставляющим на всю жизнь след ранам.
Красив был Альфонс, когда стоял там, сжимая в ладони тигровое кольцо. Черные густые волосы поблескивали в свете ламп. Он всегда очень тщательно ухаживал за ними.
— Мне бы не хотелось, чтобы с капитаном что-то стряслось, — сказал я. — Симпатичный парень.
— Но ведь и я очень даже мил, — заметил Хопкинс — И не хочу, чтобы меня убивали. Если он попробует это проделать со мною, я ему сам голову проломлю. И без Альфонса.
— Этот капитан словно из железа сделан. Тебе с ним не справиться, Хопкинс. Да и у тебя не так уж много шансов, Альфонс. Только я думаю, что во всем этом деле вышла какая-то ошибка.
— Никакой, — ответил Хопкинс — Поменяйся мы с ним местами, я бы тоже убил его. Меня допрашивали как свидетеля защиты по его делу, а я, естественно, ничего не мог ответить. Сказал, что все забыл после раны в голову. Никогда не знал, что при случае такое ранение может здорово пригодиться человеку. Жаль, что я так повредил ему, но если бы я сказал правду: что я не капитан, что понятия не имею, как очутился в военном госпитале и что по-настоящему меня зовут Чурбан Хопкинс — долго бы мне пришлось отсиживать. А я страшно не люблю тюремные нары.
Девушка с яхты вошла тоже без стука.
— Он был здесь? — спросила она у Альфонса.
— Еще нет.
— Почему же нет?
Перед нами стоял капитан Ламетр. Он был в моей форме и вышел из-за шторы, закрывавшей балконную дверь.
Альфонс, не вынимая руку из кармана, сжал кулак. Тигровое кольцо было наготове. Хопкинс взялся за горлышко бутылки, но, не считая этого, продолжал сидеть спокойно, дымя своей сигарой. Я сделал шаг вперед.
Капитан обвел взглядом нас троих. Судя по лицу, с некоторым уважением.
— Виктор… — прошептала девушка и подошла к нему. Капитан долго глядел на нее.
— Этот… человек… сказал только что… — она показала на Альфонса.
— Необычные люди. — Капитан обернулся к нам. — Можете не тревожиться. Я все слышал из-за шторы. Я был на балконе другой комнаты и видел, как вошел сюда этот ваш «капитан». Тогда я перебрался на ваш балкон, чтобы покончить с ним. Сейчас, однако, я знаю уже, что этот человек не тот, который мне нужен. Глупая, несчастная случайность, но моего положения она, по сути дела, не меняет. Если настоящего капитана Мандера нет в городе, все напрасно.
— Вы бежали?… — спросила девушка.
— Нет. Меня отпустили на пару часов.
— Но почему вы… не бежите?…
— Не могу, да и не хочу… Скажите только одно, Люси: вы верите во все это?
— Нет! — не раздумывая и твердо ответила девушка. Капитан обнял ее.
— Только это и важно. Спасибо.
— Прошу прощения… — вмешался Альфонс — Здесь, в комнате, три человека, которых смело можно считать одними из самых отчаянных парней в мире… Не могли бы мы чем-то помочь вам?
— Нет. Я вижу, что вы — храбрые ребята, но со своим делом я должен справиться сам.
— Возвращайтесь в тюрьму, капитан, а мы высвободим вас оттуда, — предложил я с энтузиазмом.
— Спасибо. Полагаю, что вы способны и на это, но я не могу выбирать между честью и жизнью.
— Занятно, — пробормотал Хопкинс и, поднеся горлышко бутылки к левому глазу, просто так — без всякой надежды — заглянул внутрь.
Девушка с выражением тревожного, полного отчаяния ожидания переводила взгляд с одного из нас на другого. На бледном лице капитана мелькнула улыбка.
— Да хранит вас господь, ребята. Может, вы и не принадлежите к почтенному обществу, но вы — смелые, благородные, славные парни. Ты тоже, толстяк, хоть и наглец, но нравишься мне, и я не сержусь на тебя. А теперь нам надо спешить. Через пять минут вы должны быть на своих постах. Спасибо.
— Виктор…
— Не надо, Люси. Эти двое ребят попадут под полевой суд, если опоздают к смене караула, а мне пора возвращаться в тюрьму…
— Я буду рядом с тобой… Виктор… Я напишу президенту республики.
— Нельзя. Ты должна думать о своем отце. Мне ты не поможешь, а только сыграешь на руку де Сюре ну… А вам, толстяк, советую исчезнуть отсюда, потому что все может кончиться тем, что вы заработаете пулю…
Капитан и девушка взялись за руки и секунду стояли, глядя в глаза друг другу, так что у меня горло сжалось, будто стянутое веревкой.
Потом девушка вышла.
— Идемте.
— Стой!
В дверях стоял сержант Потриен.
Глава пятая
Глаза сержанта выкатились так, что казалось — вот-вот и они выскочат из орбит. Больше всего он был поражен элегантным видом Альфонса.
— Как вы очутились здесь, вы…
Альфонс, вновь сунув руку в карман, встал перед ним.
— Почему вы шумите здесь?… Вы, сержант! Я — тайный советник Равердан!
— Что?! Вы думаете, что такими… — голос его стал крякающим, как у утки. — Вас расстреляют.
— Gardez vous!
Это был Чурбан. Он с возмущенным видом остановился перед Потриеном.
— Почему не приветствуете? Как вы попали сюда? Сержант замер, как громом пораженный.
— Разрешите доложить, господин капитан… эти два рядовых самовольно ушли… сюда… из караульного помещения…
— Вы что — рехнулись? Вы говорите о маркизе Равердане?…
— Разрешите доложить, но на посту… мне показалось… — сержант замялся, — что эти господа…
— Пойдемте… Я вместе с вами проверю посты. Подождите здесь, маркиз, и вы тоже, — обратился он ко мне. — За мной, сержант…
Как только они вышли, мы лихорадочно принялись за дело.
Мне нужно было только обменяться одеждой с Ламетром, а Альфонс свою форму оставил совсем в другой комнате!
Я только потом узнал, как проходил осмотр постов Хопкинсом и Потриеном. Выйдя вместе с сержантом, Хопкинс в каждой комнате задерживался, чтобы перекинуться с кем-нибудь парой слов.
Сержант был как на иголках. Однако капитан съел в буфете пару бутербродов, а затем — уже на лестничной клетке — попросил сержанта напомнить ему слова песенки «Мари — девчонка белокурая»… Сержант не знал этой песни.
В холле нервно расхаживал с места на место какой-то генерал, забывший в буфете свои очки.
Хопкинс мгновенно приказал сходившему с ума от нетерпения Потриену:
— Немедленно принесите очки господина генерала! Потриен бросился бегом по лестнице и наткнулся на какого-то лейтенанта.
— Стой!
— Прощу прощения, господин лейтенант!
— Как вы ходите по лестнице, а? Вы что думаете, это конюшня?
Последовало краткое наставление насчет очевидного, бросающегося в глаза различия между конюшней и резиденцией губернатора.
Пять минут.
Сержант побежал дальше. У буфета стояла группа офицеров. О том, чтобы проталкиваться, не могло быть и речи — пришлось ждать, пока они наконец отойдут.
Поскорее вниз с очками! В холле был один лишь капитан.
— Бегом в канцелярию губернатора! Господин генерал звонит оттуда по телефону, отнесите ему очки.
Генерал разговаривал по междугородному телефону с Тулоном, и надо было подождать.
Десять минут… Наконец он закончил.
— Ваши очки, господин генерал.
— Спасибо, сержант.
Когда они вышли, смена постов уже закончилась.
Что за чертовщина! Оба беглеца стояли, словно статуи, по сторонам лестницы, сжимая в руках карабины.
Может быть, они переоделись… Прибежали вниз другой дорогой… Но какого черта они оказались наверху? Два болвана из караульной охраны во дворце губернатора!
Такого еще не бывало. Сержант бросился в караулку.
— Разводящий!
Меланхоличный русский капрал поднялся ему навстречу.
— Докладывайте!
— В порядке.
Слово «все» он, по своему обычаю, сэкономил.
— Где находились смененные с постов солдаты?
— Здесь.
И сейчас трое солдат вытянулись по стойке смирно при виде сержанта. На столе шашки, газеты, чай.
— Разводящий! Вы уверены, что никто из прошлой смены не покидал помещение?
— Уверен.
— Вы были здесь с ними?
— Так точно…
Сержант расстегнул верхнюю пуговицу кителя, чтобы не задохнуться от бешенства.
День выдался беспокойным. Не прошло и получаса, как вновь прозвучал голос начальника караула:
— …Zarm!
Это должно означать «aux armes» — «в ружье!». Вошел коренастый капитан.
— Все в порядке? Ну, тогда отдыхайте, ребята… Что это за ром? Напитки заграничного происхождения приносить запрещается…
— Это французский, mon commandant.
— Ну, ну… Проверим…
Он выпил для пробы с полстакана.
— Да, французский. Стало быть, английского рома у вас нет?
— Ни капли…
— Жаль. Ну, не беда… Где снаряжение караульных? А?
— Вот здесь их вещевые мешки и полевая форма. Капитан придирчиво осмотрел все вещевые мешки и вышел.
Никто не заметил, как он сунул что-то в вещи Альфонса. Все это происходило, пока мы стояли на посту.
В три часа ночи пришла наконец смена, и мы вернулись в караулку. Войдя, мы сразу же сбросили парадную форму и начали натягивать грубые полевые гимнастерки. — Погляди…
В своих вещах Альфонс нашел записку, к которой была приколота еще одна небольшая синяя бумажка.
«Немедленно приходите в „Рогатую Кошку“. Ч. Х. » Вторая бумажка была напечатана на машинке.
— Zarm!
Перед нами стоял сержант. Глаза его, словно две иглы, вонзились в нас, кончики усов были угрожающе задраны.
— Где вы были между сменами?
— В этой комнате.
— Так… Кто сказал часовому, чтобы он по временам выходил к внешней стене?… А? — он посмотрел на меня.
— Не знаю.
— Пойдете со мною.
Альфонс, вытянувшись в струнку, вмешался в разговор.
— Невозможно, господин сержант.
— Что-о-о?…
— Приказ.
Он показал сержанту синюю бумажку.
«Рядовые номер 9 и 45 выделяются для выполнения особого задания. Командир батальона.» Подпись… Печать…
Потриен глубоко-глубоко вздохнул. За этот день он пережил больше неожиданностей, чем за все годы своей службы.
— Можете быть свободны… вы и вы… Мы еще встретимся…
Бедняга Потриен не подозревал, что «капитан» разыскал на балу командующего гарнизоном и попросил, чтобы, поскольку других людей сейчас под рукой нет, в его распоряжение выделили двух сменившихся часовых. Ему необходимо побывать в порту и не хотелось бы отправляться туда в одиночку. Из-за ранения в голову…
…Наконец — то мы с Альфонсом оказались на улице.
— Теперь рассказывай, — сказал я.
— О чем?
— Кто эта женщина? Альфонс нахмурился.
— Она — дочь генерала Фредерика де ла Рубана.
Я присвистнул. Так вот как она оказалась во дворце! Имя Фредерика Рубана в армии было известно каждому. Он руководил всей огромной военной машиной Французской Африки.
— Я в Оране дольше тебя, да и о Ламетре знаю больше твоего. Капитан Ламетр помолвлен с дочерью генерал-лейтенанта Рубана, Люси де ла Рубан. Об этом я знал, когда встретился с тобой в коридоре. Я поспешил уйти, чтобы быть рядом с Чурбаном, если вдруг появится капитан, десяток шагов — и я наткнулся на ту красавицу, которую мы освободили на яхте. Тогда-то я понятия не имел, кто она такая. Можешь, однако, представить себе, что почувствовал я себя не совсем ловко. «Значит… вы лгали мне тогда, — сказала она взволнованно. — Услужливый рыцарь! Но только на услугах у маркиза де Сюрена… Вы освободили меня, чтобы скомпрометировать моего отца! Только вы ошиблись!…» — «Мадмуазель, — ответил я, — дело обстоит совсем не так. Я стою на посту у входа во дворец и пробрался сюда по одному чисто личному делу. Я говорю вам это откровенно, потому что считаю вас благородной женщиной и не боюсь, что вы выдадите меня — после того, как мы с товарищем так предупредительно обошлись с вами.»
— Ты все это просто замечательно сказал, — искренне восхитился я, потому что очень уважаю всякое красноречие.
— Не знаю почему, но я решил довериться этой девушке и откровенно рассказал ей обо всем. Когда она услыхала, что Ламетр здесь, переодетый в твой мундир, то чуть в обморок не упала. Потом она провела меня в Синюю комнату. Остальное ты знаешь и сам.
— А как она очутилась на яхте?
— Отец запер ее там, потому что она хотела, невзирая ни на что, открыто защищать своего жениха перед всем миром. Глупость, конечно. Уже после того, как мы ее освободили, отцу удалось переубедить ее.
— Ну, а как очутился в высшем свете Хопкинс? С его-то манерами?
— Он и сам не знает. Он сидел на барже и дожидался, когда ты принесешь ему одежду. Потом почувствовал удар, еще услышал звук выстрела, а когда пришел в себя, то лежал на белой постели и склонившийся над ним военный врач спрашивал: «Вам лучше, капитан?» Он был в гарнизонном госпитале. В его кармане нашли удостоверение на имя капитана Мандера. Кормежка и уход ему очень понравились, и тогда он придумал свою сказочку… Не дурак парень.
— Что еще за сказочка.
— Ну, для капитана у Чурбана слабовато с образованием и, ляпнув какую-нибудь глупость, он начинал немедленно хвататься за затылок там, где у него была рана. Он не помнил ни имен, ни откуда он взялся в Оране. Ранение в голову. Его пробовали лечить электричеством, давали лекарства — все напрасно. В конце концов пришли к выводу, что пуля задела какой-то важный нерв на затылке капитана, отчего он потерял память, а заодно и хорошие манеры.
— А каким образом он впутался в дело Ламетра?
— Когда он поправился, его сразу допросили в военной прокуратуре, потому что этого самого капитана Мандера уже пару недель ждали из Юго-Западной Африки. Он должен был стать важным свидетелем в деле Ламетра. Хопкинс и там заявил, что ничего не помнит. Ламетр, который утверждает, что против него ведется организованная травля, — и это, действительно, так, — решил, что показаниями капитана руководят все те же невидимые руки. Так или иначе, последней надеждой Ламетра было то, что капитан даст показания в его защиту. Узнав, что этого не произошло, он пришел в ярость и чуть не прикончил Чурбана.
— И теперь все мы оказались в самой гуще дела, которого не знаем и к которому не имеем ни малейшего отношения.
— Поживем — увидим, что из этого получится. Пока ничего страшного нет.
— Только Чурбан влип по уши.
— Ничего — вывернется.
Мы шли по узкому, извилистому переулку глубоко в портовых кварталах.
Именно тут находилось заведение под названием «Рогатая Кошка», в котором нам была назначена встреча.
Квастич, сидевший с опухшим лицом за пианино, играл и одновременно дремал. В этом у него был немалый опыт.
Когда мы вошли, хозяин показал на занавес за стойкой:
— Туда…
Там находилась небольшая комнатка, где мы в свое время не раз встречались с наводчиками, скупщиками и прочими собратьями по ремеслу. Сейчас нас ожидал там Чурбан и…
Люси де ла Рубан!
Она, хоть и была одета в потрепанный костюм горничной, все равно резко выделялась из окружающей ее обстановки — так же как Чурбан, несмотря на сверкающую форму, совершенно не подходил к залам губернаторского дворца и к его гостям. Сейчас, впрочем, Хопкинс имел уже обычный, донельзя опустившийся вид. Сдвинутая на затылок крошечная шляпа, потухшая сигара в углу рта, на широченной груди вязаное трико, пиджак наброшен на плечи, на клетчатых брюках — треугольное зеленое пятно. Такой излишний предмет туалета, как носки, вызвал бы у него только пренебрежительную усмешку. Он сидел, опершись локтем о стол и уставившись на стакан с бренди.
— Давайте к делу, — сказал Альфонс — К рассвету мы должны вернуться, иначе Потриен подведет-таки нас под расстрел.
— О чем идет речь? — спросил я, чтобы не один Альфонс вел разговор.
— О том, что мы входим в компанию по разработке рудника алмазов. Рудник изумительно богат, только не очень известно, где он находится, — ответил Чурбан и залпом осушил стакан. — Я лично за. Всегда завидовал владельцам рудников — они здорово зарабатывают.
В этом я с ним согласен.
— Не знаю, чего я ожидаю от вас, — сказала девушка, — но ваша судьба так странно переплелась с моей, и у меня нет никого, на чье понимание и помощь я могла бы рассчитывать…
— Уверяю, мадемуазель, что мы трое будем рядом с вами как ваши рыцари или самые верные слуги. — Это сказал Альфонс. Сказал, как самый настоящий странствующий рыцарь.
— Если не ошибаюсь, — вмешался я, — капитан Ламетр сказал, что завтра его приговорят к смертной казни. Это так?
Девушка вздохнула, уголки ее губ задрожали.
— Да…
— Ему надо бежать!
— Да… если бы только Виктор согласился, он мог бы бежать в Фонги… и разоблачить тех мерзавцев. Он нашел бы следы исчезнувшей экспедиции… Он не допустил бы нового кровопролития…
Хопкинс пожал плечами.
— Значит, мы его освободим.
— Из… из военной тюрьмы?
— Это не важно… что-нибудь придумаем… Только выше голову, все будет в порядке, дядя Хопкинс все уладит.
Он осушил еще один стакан и сунул в рот потухшую сигару.
— По-моему, разумнее всего будет, — вмешался Альфонс, — если вы вкратце расскажете нам обо всем.
Глава шестая
— Ламетр был командиром канонерской лодки «Генерал дю Негрие» — одного из двух боевых кораблей легиона. Все предсказывали ему блестящее будущее. Он пользовался великолепной репутацией и стал самым молодым командиром корабля во всем флоте. Полгода назад мы отпраздновали нашу помолвку. И словно это и было причиной, с этого времени начались его несчастья. Лорд Пивброк отправился в охотничью экспедицию по Сенегалу. После того как два месяца о нем не было ни слуху ни духу, гарнизон Тимбукту получил приказ разыскать Пивброка. В конце концов лорда отыскали в Гамбии, в какой-то больнице, где его свалил тиф. Там же лежал и его спутник, капитан Мандер.
— Это тот, — заметил Чурбан, вытаскивая из кармана новый окурок сигары, — с которым я поменялся ролями.
— Да. В лицо его здесь никто не знает. Известно только, что это плотный, не без странностей мужчина — стало быть, несомненно напоминающий вас. Десять лет назад он служил на Мадагаскаре, но после того как от него ушла жена, вышел в отставку и жил отшельником в джунглях Западной Африки. Кроме своего товарища по охотничьим экспедициям, Пивброка, он не встречался ни с кем. Из-за жены.
— Тут сходство между нами кончается, — сказал Чурбан. — У меня жена спряталась бы в джунгли… Гарсон! Что-нибудь прохладительное… Можно и ром…
— Лорд Пивброк и капитан Мандер выздоровели. Из их слов выяснилось, что они наткнулись на огромное богатство. За столицей племени фонги, к северу от Тамарагды, они нашли богатый рудник алмазов. Это сообщение вызвало большой интерес у властей. Месторождения алмазов — государственная собственность. Они не могут принадлежать частному лицу, и нашедший их получает только процент от доходов. «Генерал дю Негрие» получил приказ взять на борт хорошо снаряженную и составленную из специалистов экспедицию, подняться с ними вверх по течению Сенегала так далеко, как только позволит уровень воды, и там ожидать вплоть до завершения задания. Для выполнения приказа был назначен именно Ламетр, потому что «Генерал дю Негрие» уже не раз плавал по Сенегалу, Ламетр был в хороших отношениях с местными племенами и даже подружился с главным вождем, Мимбини. Поэтому в тех местах всегда было спокойно. В среднем течении Сенегала, где живет мирное племя фонги, порядок удавалось сохранять с помощью дипломатии и переговоров, без применения силы. На этот раз, однако, контрразведка перехватила посланца, у которого была обнаружена таинственная записка. В ней стояло: «Капитан подкуплен. Мимбини разгромит экспедицию». Через неделю канонерка вернулась, и Ламетр сообщил, что получил радиограмму, в которой капитан Мандер передавал, что достиг цели и просил отвести корабль назад, потому что он вызывает тревогу у туземцев. Ламетр был немедленно взят под стражу, поскольку тем временем выяснилось, что экспедиция не прибыла в Тамарагду, не удалось установить с нею радиосвязь, а летчики не обнаружили никаких ее следов. По всей вероятности, экспедиция была уничтожена, так что перехваченная записка стала страшной уликой против Ламетра.
— Брал бы пример с меня. Надо было хотя бы галстук надеть… Впрочем, это добро здесь найдется…
— Речь идет о жизни Хопкинса…
— Гм… а она у него есть?
Это, пожалуй, и верно, — дело темное.
— Слушай, жив там он или нет, но то, что сегодня его хотят убить, это точно.
Я быстро рассказал ему все, что знал. Несколько секунд он нервно крутил в руках монокль.
— Ясно. Слушай внимательно. Я пойду вперед. Вон в той комнате куча всякого барахла. Подбери себе что-нибудь подходящее. Я буду ждать тебя в Синей комнате.
— Где это?
— Сам не знаю.
— Ладно, найду.
Комната не была освещена, но свет дуговой лампы снаружи достаточно пробивался сквозь занавеси, чтобы можно было осмотреться.
Я немедленно поспешил к плательному шкафу. Увы, сейчас в нем оставалась только военная форма — и к тому же с нашивками генерала артиллерии!
Нет! За это расстреляют наверняка. Чего ж ради Альфонсу отсиживать пожизненное заключение в одиночку? Ведь если нас поймают, ему — при его штатском маскараде — припаяют именно столько.
Есть! В углу я нашел легкий, светлый прорезиненный плащ, который офицеры накидывают поверх формы. Это да еще сапоги и фуражку… Папка для бумаг тоже пригодится… теперь можно идти…
Как можно быстрее и с суровым, озабоченным лицом — вперед! Только ни на мгновенье не задерживаться.
Направление я уже знал. Направо, все время направо!
По мере того как я приближался к огромной стеклянной двери, тихие звуки музыки становились все слышнее… Я положил руку на дверную ручку.
Ну что, Копыто? Страшновато?
Вперед!
Громадный зал, ослепительно сверкающая люстра, мраморные колонны, пронизанный ароматом духов воздух…
Я быстрыми, твердыми шагами иду дальше… Мягкий розоватый свет, лиловые и зеленые кушетки — курительная комната… Дальше…
— Погодите, постойте-ка! Приходится остановиться.
Высокий, с умным, живым лицом генерал, на груди которого сверкают высшие ордена страны…
Я чуть похолодел.
Губернатор! А рядом с ним худощавый генерал-лейтенант с седой бородкой… Где я его уже видел?!
Я продолжал стоять по стойке смирно…
Яхта. Этот генерал-лейтенант как раз и был тем высоким, седым офицером, сошедшим с яхты. С той самой яхты, на которой мы с Альфонсом нашли женщину, находившуюся под стражей! Все это промелькнуло у меня в голове в мгновение ока — генерал-лейтенант с приветливой улыбкой уже подходил ко мне…
— Добро пожаловать! Я — генерал Рубан. Главнокомандующий!… У меня перехватило дыхание.
— Здржлпсво, — пробормотал я скороговоркой.
— Из какой части? — спросил он улыбаясь. Я щелкнул каблуками.
— Дивизия Гумона…
Название это мне приходилось слышать в ротной канцелярии.
— Разыскиваете маркиза де Сюрена?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Попробуйте вон там — в Сводчатом зале.
Я снова щелкнул каблуками и поспешил удалиться… Разумеется, теперь я просто вынужден был идти в указанном мне направлении… Выходит, ту красавицу держал под арестом генерал Рубан.
Миновав Сводчатый зал, я вышел в тихий коридор, где одетый во фрак и тюрбан дипломат монголоидного вида беседовал с двумя дамами. Одна из них подняла на меня глаза.
Что же это сегодня творится?! Это же та женщина, которая была на яхте! Та самая, у которой мы с Альфонсом в такой решительной форме потребовали двести франков для спасения Хопкинса.
Минуту назад державший ее под стражей генерал Рубан, а теперь она сама.
Она подошла прямо ко мне и чуть крепче, чем принято, пожала руку… Словно подавая знак.
— Кого вы ищете?
— Одного капитана.
— С раненой головой?
— Да…
— Идите в Синюю комнату. Вот туда… Она указала направление.
— Идите спокойно. Я приду сразу вслед за вами.
Я не совсем понял ее. В таких случаях человеку ничего не остается, как щелкнуть каблуками. Женщина улыбнулась.
— Ваш друг, который по ошибке явился в резиденцию губернатора в белом смокинге, уже ждет вас!
Это мог быть только Альфонс…
Я опять — таки щелкнул каблуками и направился прямо в Синюю комнату.
Заглянул я туда без стука.
Альфонс стоял, опершись о книжный шкаф. Напротив него Чурбан Хопкинс развалился в мягком кресле с огромной сигарой в зубах. Перед ним бутылка знаменитого коньяка «Наполеон» и хрустальный бокал, совершенно, впрочем, в данном случае лишний, потому что Чурбан время от времени отхлебывал коньяк прямо из горлышка бутылки.
— Привет, Копыто! — небрежно бросил «капитан».
— Чурбан, каким чудом…
— Спокойно! — перебил меня Альфонс — Через двадцать минут мы должны стоять на посту. Нет времени на болтовню. То, что рассказал о себе Чурбан, — не так уж этого и много — я перескажу тебе потом. В эти пятнадцать-двадцать минут нам надо обсудить только самое важное.
— Самое важное то, что мы живы и здоровы. Выше голову, ребята… — проговорил Хопкинс громким, хрипловатым голосом и залпом допил остатки «Наполеона»…
— Где Ламетр? — спросил я.
— Еще не появлялся, — ответил Альфонс и вытащил из кармана «тигровое кольцо».
Знаете, что это за штука? Стальное кольцо, которое как раз помещается у человека в ладони. Если его сжать, то изнутри выступают пять тонких, кривых, похожих на когти тигра лезвий. Удар им приводит, как правило, к тяжелым, оставляющим на всю жизнь след ранам.
Красив был Альфонс, когда стоял там, сжимая в ладони тигровое кольцо. Черные густые волосы поблескивали в свете ламп. Он всегда очень тщательно ухаживал за ними.
— Мне бы не хотелось, чтобы с капитаном что-то стряслось, — сказал я. — Симпатичный парень.
— Но ведь и я очень даже мил, — заметил Хопкинс — И не хочу, чтобы меня убивали. Если он попробует это проделать со мною, я ему сам голову проломлю. И без Альфонса.
— Этот капитан словно из железа сделан. Тебе с ним не справиться, Хопкинс. Да и у тебя не так уж много шансов, Альфонс. Только я думаю, что во всем этом деле вышла какая-то ошибка.
— Никакой, — ответил Хопкинс — Поменяйся мы с ним местами, я бы тоже убил его. Меня допрашивали как свидетеля защиты по его делу, а я, естественно, ничего не мог ответить. Сказал, что все забыл после раны в голову. Никогда не знал, что при случае такое ранение может здорово пригодиться человеку. Жаль, что я так повредил ему, но если бы я сказал правду: что я не капитан, что понятия не имею, как очутился в военном госпитале и что по-настоящему меня зовут Чурбан Хопкинс — долго бы мне пришлось отсиживать. А я страшно не люблю тюремные нары.
Девушка с яхты вошла тоже без стука.
— Он был здесь? — спросила она у Альфонса.
— Еще нет.
— Почему же нет?
Перед нами стоял капитан Ламетр. Он был в моей форме и вышел из-за шторы, закрывавшей балконную дверь.
Альфонс, не вынимая руку из кармана, сжал кулак. Тигровое кольцо было наготове. Хопкинс взялся за горлышко бутылки, но, не считая этого, продолжал сидеть спокойно, дымя своей сигарой. Я сделал шаг вперед.
Капитан обвел взглядом нас троих. Судя по лицу, с некоторым уважением.
— Виктор… — прошептала девушка и подошла к нему. Капитан долго глядел на нее.
— Этот… человек… сказал только что… — она показала на Альфонса.
— Необычные люди. — Капитан обернулся к нам. — Можете не тревожиться. Я все слышал из-за шторы. Я был на балконе другой комнаты и видел, как вошел сюда этот ваш «капитан». Тогда я перебрался на ваш балкон, чтобы покончить с ним. Сейчас, однако, я знаю уже, что этот человек не тот, который мне нужен. Глупая, несчастная случайность, но моего положения она, по сути дела, не меняет. Если настоящего капитана Мандера нет в городе, все напрасно.
— Вы бежали?… — спросила девушка.
— Нет. Меня отпустили на пару часов.
— Но почему вы… не бежите?…
— Не могу, да и не хочу… Скажите только одно, Люси: вы верите во все это?
— Нет! — не раздумывая и твердо ответила девушка. Капитан обнял ее.
— Только это и важно. Спасибо.
— Прошу прощения… — вмешался Альфонс — Здесь, в комнате, три человека, которых смело можно считать одними из самых отчаянных парней в мире… Не могли бы мы чем-то помочь вам?
— Нет. Я вижу, что вы — храбрые ребята, но со своим делом я должен справиться сам.
— Возвращайтесь в тюрьму, капитан, а мы высвободим вас оттуда, — предложил я с энтузиазмом.
— Спасибо. Полагаю, что вы способны и на это, но я не могу выбирать между честью и жизнью.
— Занятно, — пробормотал Хопкинс и, поднеся горлышко бутылки к левому глазу, просто так — без всякой надежды — заглянул внутрь.
Девушка с выражением тревожного, полного отчаяния ожидания переводила взгляд с одного из нас на другого. На бледном лице капитана мелькнула улыбка.
— Да хранит вас господь, ребята. Может, вы и не принадлежите к почтенному обществу, но вы — смелые, благородные, славные парни. Ты тоже, толстяк, хоть и наглец, но нравишься мне, и я не сержусь на тебя. А теперь нам надо спешить. Через пять минут вы должны быть на своих постах. Спасибо.
— Виктор…
— Не надо, Люси. Эти двое ребят попадут под полевой суд, если опоздают к смене караула, а мне пора возвращаться в тюрьму…
— Я буду рядом с тобой… Виктор… Я напишу президенту республики.
— Нельзя. Ты должна думать о своем отце. Мне ты не поможешь, а только сыграешь на руку де Сюре ну… А вам, толстяк, советую исчезнуть отсюда, потому что все может кончиться тем, что вы заработаете пулю…
Капитан и девушка взялись за руки и секунду стояли, глядя в глаза друг другу, так что у меня горло сжалось, будто стянутое веревкой.
Потом девушка вышла.
— Идемте.
— Стой!
В дверях стоял сержант Потриен.
Глава пятая
МЫ СОСТАВЛЯЕМ ЗАГОВОР
Глаза сержанта выкатились так, что казалось — вот-вот и они выскочат из орбит. Больше всего он был поражен элегантным видом Альфонса.
— Как вы очутились здесь, вы…
Альфонс, вновь сунув руку в карман, встал перед ним.
— Почему вы шумите здесь?… Вы, сержант! Я — тайный советник Равердан!
— Что?! Вы думаете, что такими… — голос его стал крякающим, как у утки. — Вас расстреляют.
— Gardez vous!
Это был Чурбан. Он с возмущенным видом остановился перед Потриеном.
— Почему не приветствуете? Как вы попали сюда? Сержант замер, как громом пораженный.
— Разрешите доложить, господин капитан… эти два рядовых самовольно ушли… сюда… из караульного помещения…
— Вы что — рехнулись? Вы говорите о маркизе Равердане?…
— Разрешите доложить, но на посту… мне показалось… — сержант замялся, — что эти господа…
— Пойдемте… Я вместе с вами проверю посты. Подождите здесь, маркиз, и вы тоже, — обратился он ко мне. — За мной, сержант…
Как только они вышли, мы лихорадочно принялись за дело.
Мне нужно было только обменяться одеждой с Ламетром, а Альфонс свою форму оставил совсем в другой комнате!
Я только потом узнал, как проходил осмотр постов Хопкинсом и Потриеном. Выйдя вместе с сержантом, Хопкинс в каждой комнате задерживался, чтобы перекинуться с кем-нибудь парой слов.
Сержант был как на иголках. Однако капитан съел в буфете пару бутербродов, а затем — уже на лестничной клетке — попросил сержанта напомнить ему слова песенки «Мари — девчонка белокурая»… Сержант не знал этой песни.
В холле нервно расхаживал с места на место какой-то генерал, забывший в буфете свои очки.
Хопкинс мгновенно приказал сходившему с ума от нетерпения Потриену:
— Немедленно принесите очки господина генерала! Потриен бросился бегом по лестнице и наткнулся на какого-то лейтенанта.
— Стой!
— Прощу прощения, господин лейтенант!
— Как вы ходите по лестнице, а? Вы что думаете, это конюшня?
Последовало краткое наставление насчет очевидного, бросающегося в глаза различия между конюшней и резиденцией губернатора.
Пять минут.
Сержант побежал дальше. У буфета стояла группа офицеров. О том, чтобы проталкиваться, не могло быть и речи — пришлось ждать, пока они наконец отойдут.
Поскорее вниз с очками! В холле был один лишь капитан.
— Бегом в канцелярию губернатора! Господин генерал звонит оттуда по телефону, отнесите ему очки.
Генерал разговаривал по междугородному телефону с Тулоном, и надо было подождать.
Десять минут… Наконец он закончил.
— Ваши очки, господин генерал.
— Спасибо, сержант.
Когда они вышли, смена постов уже закончилась.
Что за чертовщина! Оба беглеца стояли, словно статуи, по сторонам лестницы, сжимая в руках карабины.
Может быть, они переоделись… Прибежали вниз другой дорогой… Но какого черта они оказались наверху? Два болвана из караульной охраны во дворце губернатора!
Такого еще не бывало. Сержант бросился в караулку.
— Разводящий!
Меланхоличный русский капрал поднялся ему навстречу.
— Докладывайте!
— В порядке.
Слово «все» он, по своему обычаю, сэкономил.
— Где находились смененные с постов солдаты?
— Здесь.
И сейчас трое солдат вытянулись по стойке смирно при виде сержанта. На столе шашки, газеты, чай.
— Разводящий! Вы уверены, что никто из прошлой смены не покидал помещение?
— Уверен.
— Вы были здесь с ними?
— Так точно…
Сержант расстегнул верхнюю пуговицу кителя, чтобы не задохнуться от бешенства.
День выдался беспокойным. Не прошло и получаса, как вновь прозвучал голос начальника караула:
— …Zarm!
Это должно означать «aux armes» — «в ружье!». Вошел коренастый капитан.
— Все в порядке? Ну, тогда отдыхайте, ребята… Что это за ром? Напитки заграничного происхождения приносить запрещается…
— Это французский, mon commandant.
— Ну, ну… Проверим…
Он выпил для пробы с полстакана.
— Да, французский. Стало быть, английского рома у вас нет?
— Ни капли…
— Жаль. Ну, не беда… Где снаряжение караульных? А?
— Вот здесь их вещевые мешки и полевая форма. Капитан придирчиво осмотрел все вещевые мешки и вышел.
Никто не заметил, как он сунул что-то в вещи Альфонса. Все это происходило, пока мы стояли на посту.
В три часа ночи пришла наконец смена, и мы вернулись в караулку. Войдя, мы сразу же сбросили парадную форму и начали натягивать грубые полевые гимнастерки. — Погляди…
В своих вещах Альфонс нашел записку, к которой была приколота еще одна небольшая синяя бумажка.
«Немедленно приходите в „Рогатую Кошку“. Ч. Х. » Вторая бумажка была напечатана на машинке.
— Zarm!
Перед нами стоял сержант. Глаза его, словно две иглы, вонзились в нас, кончики усов были угрожающе задраны.
— Где вы были между сменами?
— В этой комнате.
— Так… Кто сказал часовому, чтобы он по временам выходил к внешней стене?… А? — он посмотрел на меня.
— Не знаю.
— Пойдете со мною.
Альфонс, вытянувшись в струнку, вмешался в разговор.
— Невозможно, господин сержант.
— Что-о-о?…
— Приказ.
Он показал сержанту синюю бумажку.
«Рядовые номер 9 и 45 выделяются для выполнения особого задания. Командир батальона.» Подпись… Печать…
Потриен глубоко-глубоко вздохнул. За этот день он пережил больше неожиданностей, чем за все годы своей службы.
— Можете быть свободны… вы и вы… Мы еще встретимся…
Бедняга Потриен не подозревал, что «капитан» разыскал на балу командующего гарнизоном и попросил, чтобы, поскольку других людей сейчас под рукой нет, в его распоряжение выделили двух сменившихся часовых. Ему необходимо побывать в порту и не хотелось бы отправляться туда в одиночку. Из-за ранения в голову…
…Наконец — то мы с Альфонсом оказались на улице.
— Теперь рассказывай, — сказал я.
— О чем?
— Кто эта женщина? Альфонс нахмурился.
— Она — дочь генерала Фредерика де ла Рубана.
Я присвистнул. Так вот как она оказалась во дворце! Имя Фредерика Рубана в армии было известно каждому. Он руководил всей огромной военной машиной Французской Африки.
— Я в Оране дольше тебя, да и о Ламетре знаю больше твоего. Капитан Ламетр помолвлен с дочерью генерал-лейтенанта Рубана, Люси де ла Рубан. Об этом я знал, когда встретился с тобой в коридоре. Я поспешил уйти, чтобы быть рядом с Чурбаном, если вдруг появится капитан, десяток шагов — и я наткнулся на ту красавицу, которую мы освободили на яхте. Тогда-то я понятия не имел, кто она такая. Можешь, однако, представить себе, что почувствовал я себя не совсем ловко. «Значит… вы лгали мне тогда, — сказала она взволнованно. — Услужливый рыцарь! Но только на услугах у маркиза де Сюрена… Вы освободили меня, чтобы скомпрометировать моего отца! Только вы ошиблись!…» — «Мадмуазель, — ответил я, — дело обстоит совсем не так. Я стою на посту у входа во дворец и пробрался сюда по одному чисто личному делу. Я говорю вам это откровенно, потому что считаю вас благородной женщиной и не боюсь, что вы выдадите меня — после того, как мы с товарищем так предупредительно обошлись с вами.»
— Ты все это просто замечательно сказал, — искренне восхитился я, потому что очень уважаю всякое красноречие.
— Не знаю почему, но я решил довериться этой девушке и откровенно рассказал ей обо всем. Когда она услыхала, что Ламетр здесь, переодетый в твой мундир, то чуть в обморок не упала. Потом она провела меня в Синюю комнату. Остальное ты знаешь и сам.
— А как она очутилась на яхте?
— Отец запер ее там, потому что она хотела, невзирая ни на что, открыто защищать своего жениха перед всем миром. Глупость, конечно. Уже после того, как мы ее освободили, отцу удалось переубедить ее.
— Ну, а как очутился в высшем свете Хопкинс? С его-то манерами?
— Он и сам не знает. Он сидел на барже и дожидался, когда ты принесешь ему одежду. Потом почувствовал удар, еще услышал звук выстрела, а когда пришел в себя, то лежал на белой постели и склонившийся над ним военный врач спрашивал: «Вам лучше, капитан?» Он был в гарнизонном госпитале. В его кармане нашли удостоверение на имя капитана Мандера. Кормежка и уход ему очень понравились, и тогда он придумал свою сказочку… Не дурак парень.
— Что еще за сказочка.
— Ну, для капитана у Чурбана слабовато с образованием и, ляпнув какую-нибудь глупость, он начинал немедленно хвататься за затылок там, где у него была рана. Он не помнил ни имен, ни откуда он взялся в Оране. Ранение в голову. Его пробовали лечить электричеством, давали лекарства — все напрасно. В конце концов пришли к выводу, что пуля задела какой-то важный нерв на затылке капитана, отчего он потерял память, а заодно и хорошие манеры.
— А каким образом он впутался в дело Ламетра?
— Когда он поправился, его сразу допросили в военной прокуратуре, потому что этого самого капитана Мандера уже пару недель ждали из Юго-Западной Африки. Он должен был стать важным свидетелем в деле Ламетра. Хопкинс и там заявил, что ничего не помнит. Ламетр, который утверждает, что против него ведется организованная травля, — и это, действительно, так, — решил, что показаниями капитана руководят все те же невидимые руки. Так или иначе, последней надеждой Ламетра было то, что капитан даст показания в его защиту. Узнав, что этого не произошло, он пришел в ярость и чуть не прикончил Чурбана.
— И теперь все мы оказались в самой гуще дела, которого не знаем и к которому не имеем ни малейшего отношения.
— Поживем — увидим, что из этого получится. Пока ничего страшного нет.
— Только Чурбан влип по уши.
— Ничего — вывернется.
Мы шли по узкому, извилистому переулку глубоко в портовых кварталах.
Именно тут находилось заведение под названием «Рогатая Кошка», в котором нам была назначена встреча.
Квастич, сидевший с опухшим лицом за пианино, играл и одновременно дремал. В этом у него был немалый опыт.
Когда мы вошли, хозяин показал на занавес за стойкой:
— Туда…
Там находилась небольшая комнатка, где мы в свое время не раз встречались с наводчиками, скупщиками и прочими собратьями по ремеслу. Сейчас нас ожидал там Чурбан и…
Люси де ла Рубан!
Она, хоть и была одета в потрепанный костюм горничной, все равно резко выделялась из окружающей ее обстановки — так же как Чурбан, несмотря на сверкающую форму, совершенно не подходил к залам губернаторского дворца и к его гостям. Сейчас, впрочем, Хопкинс имел уже обычный, донельзя опустившийся вид. Сдвинутая на затылок крошечная шляпа, потухшая сигара в углу рта, на широченной груди вязаное трико, пиджак наброшен на плечи, на клетчатых брюках — треугольное зеленое пятно. Такой излишний предмет туалета, как носки, вызвал бы у него только пренебрежительную усмешку. Он сидел, опершись локтем о стол и уставившись на стакан с бренди.
— Давайте к делу, — сказал Альфонс — К рассвету мы должны вернуться, иначе Потриен подведет-таки нас под расстрел.
— О чем идет речь? — спросил я, чтобы не один Альфонс вел разговор.
— О том, что мы входим в компанию по разработке рудника алмазов. Рудник изумительно богат, только не очень известно, где он находится, — ответил Чурбан и залпом осушил стакан. — Я лично за. Всегда завидовал владельцам рудников — они здорово зарабатывают.
В этом я с ним согласен.
— Не знаю, чего я ожидаю от вас, — сказала девушка, — но ваша судьба так странно переплелась с моей, и у меня нет никого, на чье понимание и помощь я могла бы рассчитывать…
— Уверяю, мадемуазель, что мы трое будем рядом с вами как ваши рыцари или самые верные слуги. — Это сказал Альфонс. Сказал, как самый настоящий странствующий рыцарь.
— Если не ошибаюсь, — вмешался я, — капитан Ламетр сказал, что завтра его приговорят к смертной казни. Это так?
Девушка вздохнула, уголки ее губ задрожали.
— Да…
— Ему надо бежать!
— Да… если бы только Виктор согласился, он мог бы бежать в Фонги… и разоблачить тех мерзавцев. Он нашел бы следы исчезнувшей экспедиции… Он не допустил бы нового кровопролития…
Хопкинс пожал плечами.
— Значит, мы его освободим.
— Из… из военной тюрьмы?
— Это не важно… что-нибудь придумаем… Только выше голову, все будет в порядке, дядя Хопкинс все уладит.
Он осушил еще один стакан и сунул в рот потухшую сигару.
— По-моему, разумнее всего будет, — вмешался Альфонс, — если вы вкратце расскажете нам обо всем.
Глава шестая
ЛАВИНА ТРОНУЛАСЬ
— Ламетр был командиром канонерской лодки «Генерал дю Негрие» — одного из двух боевых кораблей легиона. Все предсказывали ему блестящее будущее. Он пользовался великолепной репутацией и стал самым молодым командиром корабля во всем флоте. Полгода назад мы отпраздновали нашу помолвку. И словно это и было причиной, с этого времени начались его несчастья. Лорд Пивброк отправился в охотничью экспедицию по Сенегалу. После того как два месяца о нем не было ни слуху ни духу, гарнизон Тимбукту получил приказ разыскать Пивброка. В конце концов лорда отыскали в Гамбии, в какой-то больнице, где его свалил тиф. Там же лежал и его спутник, капитан Мандер.
— Это тот, — заметил Чурбан, вытаскивая из кармана новый окурок сигары, — с которым я поменялся ролями.
— Да. В лицо его здесь никто не знает. Известно только, что это плотный, не без странностей мужчина — стало быть, несомненно напоминающий вас. Десять лет назад он служил на Мадагаскаре, но после того как от него ушла жена, вышел в отставку и жил отшельником в джунглях Западной Африки. Кроме своего товарища по охотничьим экспедициям, Пивброка, он не встречался ни с кем. Из-за жены.
— Тут сходство между нами кончается, — сказал Чурбан. — У меня жена спряталась бы в джунгли… Гарсон! Что-нибудь прохладительное… Можно и ром…
— Лорд Пивброк и капитан Мандер выздоровели. Из их слов выяснилось, что они наткнулись на огромное богатство. За столицей племени фонги, к северу от Тамарагды, они нашли богатый рудник алмазов. Это сообщение вызвало большой интерес у властей. Месторождения алмазов — государственная собственность. Они не могут принадлежать частному лицу, и нашедший их получает только процент от доходов. «Генерал дю Негрие» получил приказ взять на борт хорошо снаряженную и составленную из специалистов экспедицию, подняться с ними вверх по течению Сенегала так далеко, как только позволит уровень воды, и там ожидать вплоть до завершения задания. Для выполнения приказа был назначен именно Ламетр, потому что «Генерал дю Негрие» уже не раз плавал по Сенегалу, Ламетр был в хороших отношениях с местными племенами и даже подружился с главным вождем, Мимбини. Поэтому в тех местах всегда было спокойно. В среднем течении Сенегала, где живет мирное племя фонги, порядок удавалось сохранять с помощью дипломатии и переговоров, без применения силы. На этот раз, однако, контрразведка перехватила посланца, у которого была обнаружена таинственная записка. В ней стояло: «Капитан подкуплен. Мимбини разгромит экспедицию». Через неделю канонерка вернулась, и Ламетр сообщил, что получил радиограмму, в которой капитан Мандер передавал, что достиг цели и просил отвести корабль назад, потому что он вызывает тревогу у туземцев. Ламетр был немедленно взят под стражу, поскольку тем временем выяснилось, что экспедиция не прибыла в Тамарагду, не удалось установить с нею радиосвязь, а летчики не обнаружили никаких ее следов. По всей вероятности, экспедиция была уничтожена, так что перехваченная записка стала страшной уликой против Ламетра.