Дарья встала и размяла занемевшие от долгого лежания члены тела. Костер уже догорел, даже угли не тлели. Близился рассвет.
— Кар-р-р! — услышала она.
Ворон по-прежнему сидел рядом с ней. Сознание девушки уже не было раздвоенным, но ощущение невидимой связи между ней и птицей сохранилось. Она наклонилась и погладила ворона по перьям.
— Спасибо тебе, Граф!
Птица потерлась головой об ее руку и, каркнув напоследок, улетела, оставив Дарью в одиночестве.
Пора было собираться домой. Девушка разыскала поблизости дупло и спрятала туда вещи, которые принесла с собой: чугунок, нож, ступку, миску и спички. Приметив это место, она поспешила домой в надежде, что ее долгое отсутствие не было замечено…
VII
VIII
— Кар-р-р! — услышала она.
Ворон по-прежнему сидел рядом с ней. Сознание девушки уже не было раздвоенным, но ощущение невидимой связи между ней и птицей сохранилось. Она наклонилась и погладила ворона по перьям.
— Спасибо тебе, Граф!
Птица потерлась головой об ее руку и, каркнув напоследок, улетела, оставив Дарью в одиночестве.
Пора было собираться домой. Девушка разыскала поблизости дупло и спрятала туда вещи, которые принесла с собой: чугунок, нож, ступку, миску и спички. Приметив это место, она поспешила домой в надежде, что ее долгое отсутствие не было замечено…
VII
На выстрелы сбежались все его товарищи, вооруженные кто чем. У кого-то были винтовки, председатель сельсовета Михаил Атаманчуков сжимал в руке наган. В свое время, когда в окрестностях хутора хозяйничала банда, они сколотили отряд самообороны. И хотя давно уже никто не тревожил их, оружие держали при себе. На всякий случай…
Теперь все бойцы его отряда собрались около хаты. Иван рассказал им, что произошло. Разные были суждения, но сходились все в одном…
— Кулаков дело! — настаивал Иван.
— Это точно! — поддержал его Атаманчуков. — Никак не угомонятся!
— Перетрясти надо всех ублюдков! — слышались голоса. — Доколе будут сидеть на шее у трудового народа! Заарестовать всех и в ГПУ отправить!
— Погодьте! — остановил их Иван. — Надобно разобраться, что к чему.
— А чего разбираться! — сказал кто-то. — Давить их надо, гадов! Ясно, кто постарался…
— Судя по следам, здеся было не менее трех человек, — заметил Семен Беспалов, славившийся своим умением распутывать любые следы. — Один палил в Андреича, двое лежали на стреме и поджидали, когда он выскочит, чтоб завалить его.
— Ежели мы будем их всех обыскивать, они подымут бучу, — сказал Иван. — Надо вызывать из района следователя.
— Погодь вызывать, Андреич, — остановил его Беспалов. — Того, кто в тебя шмалил, я, пожалуй, могу тебе назвать.
Все присутствовавшие удивленно посмотрели на него. А он, как ни в чем не бывало, продолжал:
— Гляньте-ка на следы. Видите, какая подошва от сапога, и каблук подбит подковкой? Сапоги явно не нашенские. А у кого у нас на хуторе такие обутки?
Люди, собравшиеся у Ивана, хорошо поняли, о ком он вел речь. Только у одного человека на хуторе были такие уникальные сапоги. И ходил в них Степан Прокопьевич Гришин, вызывая зависть у многих казаков. Эти сапоги он добыл на германской войне, сняв с немецкого офицера. Теперь они выдали его…
— Не могет этого быть! — решительно заявил Иван. — Не такой человек Степан Прокопьич!
— Да брось ты, Иван! — сказал Атаманчуков. — Мы ж все знаем, что он угрожал тебе! Надобно пойтить и пошуровать на его базу. Поди, не успел еще сховать ружьишко-то…
— А ежели успел? — высказал сомнение Беспалов. — Доказательствов у нас никаких, окромя энтих следов!
— Ежели мы будем тута препираться, то как раз и не успеем, — заметил Атаманчуков. — Ребяты, пошли к Гришиным!..
Тут прибежала Алена, вся в слезах, и бросилась Ивану на шею. Она его гладила, обнимала, целовала и все говорила, говорила, говорила…
— Миленький мой, живой!.. А я услыхала пальбу, и доразу все оборвалось в нутрях! Думала, убили тебя! Слава богу, ты живой!..
— Ну, что ты, что ты? — пытался успокоить ее смущенный Иван, гладя по голове. — Все обошлось.
— Ванечка, а у нас ить беда приключилась! — сказала вдруг она, заглядывая в его глаза. — Кто-то всех курей перебил! И следов никаких, и замок цельный!
— Иван, ты идешь? — услышал он голос Атаманчукова. — Дорога каждая минута!
— Зараз иду! — ответил Иван и сказал Алене. — Погодь, Алена, надобно мне тут одно дельце уладить. А потом разберемся с твоими курями…
Он поцеловал ее напоследок и побежал за своими…
Дарья осторожно пробралась в хату в надежде, что родители еще спят. Но ее уже ждали…
Ее встретил рассерженный отец.
— Ты где была?
— Да чтой-то не спалось. Вышла, прогульнулась, — сказала Дарья, пряча глаза.
Врать было неловко. Но какое-то подсознательное чувство говорило ей, что правду лучше скрыть.
— И куды ж ты гуляла? — поинтересовался Степан Прокопьевич.
— В степь ходила.
Отец нахмурился.
— Вот что, Дашка… Больше ты никуда по ночам ходить не будешь.
— Почему? — удивилась девушка.
— Хватит с нас одной ведьмы! Я не позволю тебе заниматься этой гадостью!
— Какой гадостью? Я просто гуляла!
— Не спорь с отцом!
— А я и не спорю, — заупрямилась Дарья. — Не пойму, чего это ты, батя, накинулся на меня.
— А будешь упрямиться, стану запирать тебя на ночь на замок в твоей комнате! — пригрозил Степан Прокопьевич.
Дарья вспыхнула от обиды. Она хотела что-то сказать, но в этот момент по ступенькам крыльца загрохотали сапоги, а дверь сотряслась от ударов.
— Эй, хозяева, отворяйте! — услышали они голоса.
Аксинья выглянула в окно.
— Батюшки святы! Тама Востряков со своими дружками! Они с оружием…
Степан Прокопьевич нахмурился, но дверь открыл. В хату ввалился Иван, следом протиснулся Михаил Атаманчуков, сжимавший в руке наган, и Семен Беспалов с кавалерийским карабином на плече.
— Здорово живете! — поздоровался Атаманчуков, обшаривая комнату взглядом.
— Слава богу! — ответил Степан Прокопьевич. — Какая нужда привела вас в мою хату?
— В Ивана ночью ктой-то стрелял, — ответил Михаил.
— А я тут при чем?
— Подозреньице у нас имеется, что это ты хотел спровадить Ивана на тот свет.
Степан Прокопьевич побагровел от гнева.
— Да вы что?! Белены объелись?
— Не кипятись, Степан Прокопьич, — сказал Беспалов. — Скажи лучше, а где твои сапоги? Чтой-то не вижу я их…
Степан Прокопьевич пожал плечами.
— А кто ж их знает. Вчерась задевались куда-то…
— Задевались, говоришь?.. — недобро усмехнулся Атаманчуков.
Тут в хату вошел один из казаков, пришедших с ними, неся в руке сапоги.
— Вот, нашли…
— Дай-ка их сюда, — Беспалов взял обувь в руки и внимательно осмотрел подошвы. — Так и есть. Землица налипла, и довольно-таки свежая…
Иван не принимал участия в разговоре. Пока его друзья разбирались с хозяином, он стоял, прислонившись спиной к стене. Но тут он подошел и обратился к Степану Прокопьевичу:
— Значится, так, хозяин… Нам нужно осмотреть хату и твой баз. Ключи от амбаров сам дашь?
— Берите, — ответил оглушенный случившимся Степан Прокопьевич. — Мне скрывать нечего… Только почто же вы так? Не стрелял я в Ваньку!
— Тогда тебе нечего и беспокоиться, — сказал на это Атаманчуков.
Хозяин дал ключи от амбаров, и все вышли на улицу. Иван шел последним. Дарья схватила его за руку, останавливая.
— Ванечка, что же это? В чем повинен отец?
— Подозрение имеется, что это он этой ночью стрелял в меня, — ответил тот.
— Неправда это! — воскликнула Дарья. — Это не он!
Иван покачал головой.
— Все указывает на него, Даша. К тому же он угрожал мне…
— Я тебе говорю, что отец не стрелял в тебя! Лучше поищите у Фролова…
— Дойдет и до него очередь, — прервал ее Иван. — А ежели твой отец не виновен, ему незачем беспокоиться…
Обыск длился недолго. К большому удивлению Степана Прокопьевича в конюшне нашли обрез. Атаманчуков осмотрел оружие, понюхал ствол и сделал заключение:
— Тот самый. Из энтого ствола нынче стреляли…
Иван подошел к хозяину и сказал:
— Собирайся, Степан Прокопьич. В район поедем…
Заголосила Аксинья, упала в ноги казакам.
— Не забирайте, не он это! Степушка-а-а!.. Всю ноченьку был со мной, никуда не ходил!
— Замолчи, мать! — оборвал ее Степан Прокопьевич. — Собери меня в дорогу. Думаю, там разберутся, что к чему. Мне пужаться нечего. Не виноватый я…
Иван сам повез Степана Прокопьевича в район. Опасаясь, что сообщники отобьют его, он взял с собой Беспалова и еще одного артельщика. Все они были вооружены…
Дарье Иван не позволил сопровождать отца. Она осталась ухаживать за матерью, которая, увидев, что ее Степу увозят, потеряла сознание. Соседи помогли занести ее в хату и уложить на кровать, а дочь принялась хлопотать, приводя ее в чувство…
Всю дорогу Ивана не покидало ощущение, что в этом деле что-то было не так. Не сходились концы с концами… Нет, конечно, Степан Прокопьевич мог и не успеть спрятать оружие понадежней. Но, с другой стороны, будь Иван на его месте, просто выбросил бы обрез где-нибудь подальше от своего дома. Ведь не мог же Степан Прокопьевич не догадываться, что после того, как он угрожал Ивану, придут, прежде всего, именно к нему! С другой стороны все свидетельствовало против него. Иван вез с собой доказательства причастности отца Дарьи к этому делу: сапоги, обрез, гильзы от него. И все же он сомневался…
В станице они проехали к зданию районного ГПУ. Оставив своих артельщиков караулить Гришина, Иван отправился прямо к начальнику.
Его встретил подтянутый мужчина в форме работника ГПУ. С начальником районного отдела этой весьма серьезной организации они были давними приятелями. Воевали в гражданскую вместе на Северном Кавказе, потом уничтожали банды в Поволжье. Они были земляками, только Иван вернулся домой и стал секретарем партячейки, а Василий Мохов возглавил районное ГПУ.
Они крепко, по-мужски, обнялись. Иван не часто бывал в станице, еще реже заходил к своему дружку, поэтому каждая встреча искренне радовала обоих.
— Ну, здорово, здорово! — сказал Мохов, отстраняясь от Ивана. — Какими судьбами занесло тебя в наши края? По делу, аль как?
— По делу, — ответил тот.
— Все дела, дела… — вздохнул начальник районного ГПУ. — Никак ты не выберешь время, чтобы зайти ко мне домой просто так, без оказии! Посидели бы, погутарили, вспомянули наше славное прошлое… Так что за дела привели тебя на этот раз в станицу? В райком приехал?
— Да нет, к тебе, — ответил Иван.
— Вон как? — нахмурился Мохов. — Ну, садись, рассказывай…
После того, как Иван поведал историю неудавшегося покушения на него, начальник районного ГПУ встал со стула и принялся расхаживать по комнате.
— А этот Гришин, откуда он взялся?
— Откуда-то с низовьев, — ответил Иван. — Решил после службы у Буденного перебраться в наши края.
— А почему? Чего ему на старом месте не сиделось?
Иван пожал плечами.
— А кто ж его знает!
Мохов задумался.
— Это плохо, что не знаешь. Просто так с насиженного места не сымаются. Надо бы послать запрос, поднять архивы ДонЧК. Может, чего и раскопаем интересненького… Плохо, что не вызвали следователя. Ну, да ничего. Направлю я туда человечка, пущай посмотрит, с людьми побеседует. Может, чего-нибудь накопает…
— Ладно, я тогда поеду, а то на хуторе делов невпроворот, — сказал Иван, поднимаясь. — Ты уж, Вася, держи меня в курсе.
— На бюро тебя ишо не звали? — вдруг поинтересовался Мохов. — Ах, да! Наверное, не успели уведомить…
— А что такое? — насторожился Иван.
— Предупреждал ить я тебя, Ванька… Ты чего до се оружие со своими орлами не сдал? Не двадцатый год, чтобы с винтарями и наганами шастать!
— Не двадцатый год, говоришь? А нынешняя попытка убрать меня? Кулакам я — кость поперек горла! У Гришина-то сообщники были. Где гарантия, что они не повторят свою попытку?
— Да я про тебя и не говорю. Но у остальных оружие надо забрать! Ты и так ужо слишком много дров наломал…
— Это все? — поинтересовался Иван.
— Нет, не все, — ответил Мохов. — Что там за история у тебя с женитьбой?
— В смысле?
— В смысле твоих отношений с бабами. Телега на тебя пришла в райком. Будто бы ты ведешь недостойный члена партии образ жизни. Девку какую-то спортил, а женишься на другой…
— Кто писал? — поинтересовался Иван, чувствуя, как по спине пробежал противный холодок.
— Доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, — ответил Мохов. — Так это правда?
— Да.
Начальник районного ГПУ крякнул от досады.
— Н-да, Ванька, заварил ты кашу!.. Это будет посерьезней несдачи оружия твоими орлами. Это попахивает моральным разложением. Как же так получилось?
Иван пожал плечами.
— Я полюбил другую, вот и все.
— Вот и все!.. — фыркнул Мохов. — Ты понимаешь, чем это грозит тебе?
— Понимаю.
— Ни черта ты, брат, не понимаешь! Могут и из секретарей попереть! А то и из партии… Ты же знаешь, что секретарь райкома давно на тебя зуб точит. Ах, Ванька, Ванька!..
— Ну, уж дудки! — возмутился Иван. — Нету у них таких правов, чтобы за это из партии исключать! Да я за наше дело горой! Я ишо партии нужон!
Мохов покачал головой.
— Слишком много на тебя накопилось, Иван. С точки зрения товарища Трофимова и товарища Степанова ты перегибаешь палку. Они говорят, что своими поступками ты вредишь делу партии, их поддерживает большинство членов бюро. Вот так-то, брат!
— Это я-то вредитель делу партии? — удивился Иван. — Да они что там, белены объелись?
— Я тебя упредил, а ты делай выводы сам. Кстати, та девушка, какую ты бросил, кто она?
Иван усмехнулся.
— Дочка того самого Гришина.
Тут пришла очередь удивиться Мохову.
— Вона оно что!.. Думаешь, то, что он стрелял в тебя, связано с этим?
— Не уверен. Гришин угрожал мне, но…
— А что, есть сомнения?.. Так какого ж черта ты тогда привез его ко мне? Дождался бы следователя, тот решил бы, кого заарестовать!
— Да, понимаешь ли, все вроде бы сходится…
Мохов покачал головой.
— Запутался ты, братец, окончательно. Ладно, возвертайся обратно на хутор, там тебя, поди, ужо дожидается Степанов. Ему поручено разобраться с этими сигналами. И подумай над тем, что я тебе сказал…
Теперь все бойцы его отряда собрались около хаты. Иван рассказал им, что произошло. Разные были суждения, но сходились все в одном…
— Кулаков дело! — настаивал Иван.
— Это точно! — поддержал его Атаманчуков. — Никак не угомонятся!
— Перетрясти надо всех ублюдков! — слышались голоса. — Доколе будут сидеть на шее у трудового народа! Заарестовать всех и в ГПУ отправить!
— Погодьте! — остановил их Иван. — Надобно разобраться, что к чему.
— А чего разбираться! — сказал кто-то. — Давить их надо, гадов! Ясно, кто постарался…
— Судя по следам, здеся было не менее трех человек, — заметил Семен Беспалов, славившийся своим умением распутывать любые следы. — Один палил в Андреича, двое лежали на стреме и поджидали, когда он выскочит, чтоб завалить его.
— Ежели мы будем их всех обыскивать, они подымут бучу, — сказал Иван. — Надо вызывать из района следователя.
— Погодь вызывать, Андреич, — остановил его Беспалов. — Того, кто в тебя шмалил, я, пожалуй, могу тебе назвать.
Все присутствовавшие удивленно посмотрели на него. А он, как ни в чем не бывало, продолжал:
— Гляньте-ка на следы. Видите, какая подошва от сапога, и каблук подбит подковкой? Сапоги явно не нашенские. А у кого у нас на хуторе такие обутки?
Люди, собравшиеся у Ивана, хорошо поняли, о ком он вел речь. Только у одного человека на хуторе были такие уникальные сапоги. И ходил в них Степан Прокопьевич Гришин, вызывая зависть у многих казаков. Эти сапоги он добыл на германской войне, сняв с немецкого офицера. Теперь они выдали его…
— Не могет этого быть! — решительно заявил Иван. — Не такой человек Степан Прокопьич!
— Да брось ты, Иван! — сказал Атаманчуков. — Мы ж все знаем, что он угрожал тебе! Надобно пойтить и пошуровать на его базу. Поди, не успел еще сховать ружьишко-то…
— А ежели успел? — высказал сомнение Беспалов. — Доказательствов у нас никаких, окромя энтих следов!
— Ежели мы будем тута препираться, то как раз и не успеем, — заметил Атаманчуков. — Ребяты, пошли к Гришиным!..
Тут прибежала Алена, вся в слезах, и бросилась Ивану на шею. Она его гладила, обнимала, целовала и все говорила, говорила, говорила…
— Миленький мой, живой!.. А я услыхала пальбу, и доразу все оборвалось в нутрях! Думала, убили тебя! Слава богу, ты живой!..
— Ну, что ты, что ты? — пытался успокоить ее смущенный Иван, гладя по голове. — Все обошлось.
— Ванечка, а у нас ить беда приключилась! — сказала вдруг она, заглядывая в его глаза. — Кто-то всех курей перебил! И следов никаких, и замок цельный!
— Иван, ты идешь? — услышал он голос Атаманчукова. — Дорога каждая минута!
— Зараз иду! — ответил Иван и сказал Алене. — Погодь, Алена, надобно мне тут одно дельце уладить. А потом разберемся с твоими курями…
Он поцеловал ее напоследок и побежал за своими…
Дарья осторожно пробралась в хату в надежде, что родители еще спят. Но ее уже ждали…
Ее встретил рассерженный отец.
— Ты где была?
— Да чтой-то не спалось. Вышла, прогульнулась, — сказала Дарья, пряча глаза.
Врать было неловко. Но какое-то подсознательное чувство говорило ей, что правду лучше скрыть.
— И куды ж ты гуляла? — поинтересовался Степан Прокопьевич.
— В степь ходила.
Отец нахмурился.
— Вот что, Дашка… Больше ты никуда по ночам ходить не будешь.
— Почему? — удивилась девушка.
— Хватит с нас одной ведьмы! Я не позволю тебе заниматься этой гадостью!
— Какой гадостью? Я просто гуляла!
— Не спорь с отцом!
— А я и не спорю, — заупрямилась Дарья. — Не пойму, чего это ты, батя, накинулся на меня.
— А будешь упрямиться, стану запирать тебя на ночь на замок в твоей комнате! — пригрозил Степан Прокопьевич.
Дарья вспыхнула от обиды. Она хотела что-то сказать, но в этот момент по ступенькам крыльца загрохотали сапоги, а дверь сотряслась от ударов.
— Эй, хозяева, отворяйте! — услышали они голоса.
Аксинья выглянула в окно.
— Батюшки святы! Тама Востряков со своими дружками! Они с оружием…
Степан Прокопьевич нахмурился, но дверь открыл. В хату ввалился Иван, следом протиснулся Михаил Атаманчуков, сжимавший в руке наган, и Семен Беспалов с кавалерийским карабином на плече.
— Здорово живете! — поздоровался Атаманчуков, обшаривая комнату взглядом.
— Слава богу! — ответил Степан Прокопьевич. — Какая нужда привела вас в мою хату?
— В Ивана ночью ктой-то стрелял, — ответил Михаил.
— А я тут при чем?
— Подозреньице у нас имеется, что это ты хотел спровадить Ивана на тот свет.
Степан Прокопьевич побагровел от гнева.
— Да вы что?! Белены объелись?
— Не кипятись, Степан Прокопьич, — сказал Беспалов. — Скажи лучше, а где твои сапоги? Чтой-то не вижу я их…
Степан Прокопьевич пожал плечами.
— А кто ж их знает. Вчерась задевались куда-то…
— Задевались, говоришь?.. — недобро усмехнулся Атаманчуков.
Тут в хату вошел один из казаков, пришедших с ними, неся в руке сапоги.
— Вот, нашли…
— Дай-ка их сюда, — Беспалов взял обувь в руки и внимательно осмотрел подошвы. — Так и есть. Землица налипла, и довольно-таки свежая…
Иван не принимал участия в разговоре. Пока его друзья разбирались с хозяином, он стоял, прислонившись спиной к стене. Но тут он подошел и обратился к Степану Прокопьевичу:
— Значится, так, хозяин… Нам нужно осмотреть хату и твой баз. Ключи от амбаров сам дашь?
— Берите, — ответил оглушенный случившимся Степан Прокопьевич. — Мне скрывать нечего… Только почто же вы так? Не стрелял я в Ваньку!
— Тогда тебе нечего и беспокоиться, — сказал на это Атаманчуков.
Хозяин дал ключи от амбаров, и все вышли на улицу. Иван шел последним. Дарья схватила его за руку, останавливая.
— Ванечка, что же это? В чем повинен отец?
— Подозрение имеется, что это он этой ночью стрелял в меня, — ответил тот.
— Неправда это! — воскликнула Дарья. — Это не он!
Иван покачал головой.
— Все указывает на него, Даша. К тому же он угрожал мне…
— Я тебе говорю, что отец не стрелял в тебя! Лучше поищите у Фролова…
— Дойдет и до него очередь, — прервал ее Иван. — А ежели твой отец не виновен, ему незачем беспокоиться…
Обыск длился недолго. К большому удивлению Степана Прокопьевича в конюшне нашли обрез. Атаманчуков осмотрел оружие, понюхал ствол и сделал заключение:
— Тот самый. Из энтого ствола нынче стреляли…
Иван подошел к хозяину и сказал:
— Собирайся, Степан Прокопьич. В район поедем…
Заголосила Аксинья, упала в ноги казакам.
— Не забирайте, не он это! Степушка-а-а!.. Всю ноченьку был со мной, никуда не ходил!
— Замолчи, мать! — оборвал ее Степан Прокопьевич. — Собери меня в дорогу. Думаю, там разберутся, что к чему. Мне пужаться нечего. Не виноватый я…
Иван сам повез Степана Прокопьевича в район. Опасаясь, что сообщники отобьют его, он взял с собой Беспалова и еще одного артельщика. Все они были вооружены…
Дарье Иван не позволил сопровождать отца. Она осталась ухаживать за матерью, которая, увидев, что ее Степу увозят, потеряла сознание. Соседи помогли занести ее в хату и уложить на кровать, а дочь принялась хлопотать, приводя ее в чувство…
Всю дорогу Ивана не покидало ощущение, что в этом деле что-то было не так. Не сходились концы с концами… Нет, конечно, Степан Прокопьевич мог и не успеть спрятать оружие понадежней. Но, с другой стороны, будь Иван на его месте, просто выбросил бы обрез где-нибудь подальше от своего дома. Ведь не мог же Степан Прокопьевич не догадываться, что после того, как он угрожал Ивану, придут, прежде всего, именно к нему! С другой стороны все свидетельствовало против него. Иван вез с собой доказательства причастности отца Дарьи к этому делу: сапоги, обрез, гильзы от него. И все же он сомневался…
В станице они проехали к зданию районного ГПУ. Оставив своих артельщиков караулить Гришина, Иван отправился прямо к начальнику.
Его встретил подтянутый мужчина в форме работника ГПУ. С начальником районного отдела этой весьма серьезной организации они были давними приятелями. Воевали в гражданскую вместе на Северном Кавказе, потом уничтожали банды в Поволжье. Они были земляками, только Иван вернулся домой и стал секретарем партячейки, а Василий Мохов возглавил районное ГПУ.
Они крепко, по-мужски, обнялись. Иван не часто бывал в станице, еще реже заходил к своему дружку, поэтому каждая встреча искренне радовала обоих.
— Ну, здорово, здорово! — сказал Мохов, отстраняясь от Ивана. — Какими судьбами занесло тебя в наши края? По делу, аль как?
— По делу, — ответил тот.
— Все дела, дела… — вздохнул начальник районного ГПУ. — Никак ты не выберешь время, чтобы зайти ко мне домой просто так, без оказии! Посидели бы, погутарили, вспомянули наше славное прошлое… Так что за дела привели тебя на этот раз в станицу? В райком приехал?
— Да нет, к тебе, — ответил Иван.
— Вон как? — нахмурился Мохов. — Ну, садись, рассказывай…
После того, как Иван поведал историю неудавшегося покушения на него, начальник районного ГПУ встал со стула и принялся расхаживать по комнате.
— А этот Гришин, откуда он взялся?
— Откуда-то с низовьев, — ответил Иван. — Решил после службы у Буденного перебраться в наши края.
— А почему? Чего ему на старом месте не сиделось?
Иван пожал плечами.
— А кто ж его знает!
Мохов задумался.
— Это плохо, что не знаешь. Просто так с насиженного места не сымаются. Надо бы послать запрос, поднять архивы ДонЧК. Может, чего и раскопаем интересненького… Плохо, что не вызвали следователя. Ну, да ничего. Направлю я туда человечка, пущай посмотрит, с людьми побеседует. Может, чего-нибудь накопает…
— Ладно, я тогда поеду, а то на хуторе делов невпроворот, — сказал Иван, поднимаясь. — Ты уж, Вася, держи меня в курсе.
— На бюро тебя ишо не звали? — вдруг поинтересовался Мохов. — Ах, да! Наверное, не успели уведомить…
— А что такое? — насторожился Иван.
— Предупреждал ить я тебя, Ванька… Ты чего до се оружие со своими орлами не сдал? Не двадцатый год, чтобы с винтарями и наганами шастать!
— Не двадцатый год, говоришь? А нынешняя попытка убрать меня? Кулакам я — кость поперек горла! У Гришина-то сообщники были. Где гарантия, что они не повторят свою попытку?
— Да я про тебя и не говорю. Но у остальных оружие надо забрать! Ты и так ужо слишком много дров наломал…
— Это все? — поинтересовался Иван.
— Нет, не все, — ответил Мохов. — Что там за история у тебя с женитьбой?
— В смысле?
— В смысле твоих отношений с бабами. Телега на тебя пришла в райком. Будто бы ты ведешь недостойный члена партии образ жизни. Девку какую-то спортил, а женишься на другой…
— Кто писал? — поинтересовался Иван, чувствуя, как по спине пробежал противный холодок.
— Доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, — ответил Мохов. — Так это правда?
— Да.
Начальник районного ГПУ крякнул от досады.
— Н-да, Ванька, заварил ты кашу!.. Это будет посерьезней несдачи оружия твоими орлами. Это попахивает моральным разложением. Как же так получилось?
Иван пожал плечами.
— Я полюбил другую, вот и все.
— Вот и все!.. — фыркнул Мохов. — Ты понимаешь, чем это грозит тебе?
— Понимаю.
— Ни черта ты, брат, не понимаешь! Могут и из секретарей попереть! А то и из партии… Ты же знаешь, что секретарь райкома давно на тебя зуб точит. Ах, Ванька, Ванька!..
— Ну, уж дудки! — возмутился Иван. — Нету у них таких правов, чтобы за это из партии исключать! Да я за наше дело горой! Я ишо партии нужон!
Мохов покачал головой.
— Слишком много на тебя накопилось, Иван. С точки зрения товарища Трофимова и товарища Степанова ты перегибаешь палку. Они говорят, что своими поступками ты вредишь делу партии, их поддерживает большинство членов бюро. Вот так-то, брат!
— Это я-то вредитель делу партии? — удивился Иван. — Да они что там, белены объелись?
— Я тебя упредил, а ты делай выводы сам. Кстати, та девушка, какую ты бросил, кто она?
Иван усмехнулся.
— Дочка того самого Гришина.
Тут пришла очередь удивиться Мохову.
— Вона оно что!.. Думаешь, то, что он стрелял в тебя, связано с этим?
— Не уверен. Гришин угрожал мне, но…
— А что, есть сомнения?.. Так какого ж черта ты тогда привез его ко мне? Дождался бы следователя, тот решил бы, кого заарестовать!
— Да, понимаешь ли, все вроде бы сходится…
Мохов покачал головой.
— Запутался ты, братец, окончательно. Ладно, возвертайся обратно на хутор, там тебя, поди, ужо дожидается Степанов. Ему поручено разобраться с этими сигналами. И подумай над тем, что я тебе сказал…
VIII
В сельсовете его уже действительно дожидался Степанов, председатель районной контрольной комиссии. Ему был неприятен этот одутловатый немолодой человек. Иван прекрасно помнил, как тот положил партбилет на стол, когда в районе хозяйничала банда Харламова, сославшись на слабое здоровье, а попросту — испугавшись за свою жизнь. Харламов, бывший сотник Донского казачьего войска, не щадил большевиков. Особенно издевался перед тем, как убить, над партийными работниками…
Неизвестно каким образом, но Степанов впоследствии опять оказался в партии и даже стал председателем райКК. Но это было уже после того, как отряд, сколоченный Иваном, совместно с милицией и районным ГПУ сумели заманить бандитов в ловушку и полностью перебить их. Правильно, ведь жизни больше ничего не угрожало…
Степанов сразу невзлюбил Ивана. Не мог простить ему той фразы, которую секретарь партячейки захудалого хутора бросил ему в лицо. Тогда Иван обвинил его в трусости, даже тряхнул пару раз хорошенько. И секретаря райкома партии Трофимова, прибывшего взамен прежнего, ушедшего на повышение, сумел настроить против него. Поэтому любая, даже случайная встреча на улице не приносила им радости. Вот и сейчас Иван понимал, что Степанов приехал не просто так, и что тот приложит максимум усилий, чтобы накопать на него побольше плохого…
— Ко мне, Григорий Степаныч? — поинтересовался Иван, здороваясь с председателем контрольной комиссии.
— К тебе, Востряков, к тебе, — ответил тот и перешел сразу к делу. — В райком пришло письмо. Жалуются на тебя, Востряков.
— Кто жалуется?
— Люди, Востряков, люди… Пока тебя не было, я тут побеседовал с жителями хутора. Ты что же творишь?
— А что я творю? — поинтересовался Иван.
— Подрываешь авторитет нашей партии среди населения, ведешь распутный образ жизни. Через это в тебя даже стреляли… Оскорбляешь добропорядочных граждан, угрожаешь им. Держишь при себе вооруженный отряд… В общем, придется держать тебе ответ перед партией, Востряков. Завтра в десять на бюро будет рассматриваться твое поведение. Твое присутствие обязательно!
Степанов ждал, что Иван начнет, как всегда, возражать, ввяжется в полемику, но тот лишь сказал:
— Это все?
— Пока все.
— Тогда не буду больше тебя задерживать, Григорий Степаныч. У тебя ить, наверное, ишо дела имеются?
Степанов вспыхнул от гнева. Своей фразой Иван как бы дал ему понять, что он может катиться ко всем чертям. Это было оскорблением, но председатель контрольной комиссии сдержался, решив, что завтра сполна рассчитается с наглецом за все обиды. Сухо распрощавшись, он сел в риковский автомобиль и укатил.
После его ухода Иван задумался. Ситуация складывалась пресквернейшая. Ясно было, что так просто ему не выпутаться. Кто же мог настучать на него? Кто этот таинственный «доброжелатель»?
У него было несколько вариантов. «Обиженными» были кулаки, они вполне могли состряпать анонимку в райком. Кто еще?.. Дарья… Но эту мысль он сразу же откинул. Девушка не могла с ним так поступить. Не такой был у нее характер. Она была слишком гордой для этого… Ее отец?.. Тоже вряд ли. Он мог попытаться его убить, но кляузничать… Нет, скорее всего, что это было дело рук кулаков…
Скрипнула дверь, вошел председатель сельсовета Михаил Атаманчуков.
— Ну, как, Иван? Сдал Гришина? — поинтересовался он, садясь на табурет.
— Сдал, — ответил тот.
— Что сказал Мохов?
— Будут разбираться.
Атаманчуков кивнул и поинтересовался:
— Я видел Степанова. Чего он приезжал?
— Меня вызывают на бюро, Мишка, — ответил Иван.
— По поводу?
— Письмо пришло на меня. Неизвестный «доброжелатель» настучал о моих отношениях с Дарьей.
— Та-а-а-к! — Атаманчуков хлопнул себя руками по коленям. — А ить я предупреждал тебя, Иван, что энтим дело и закончиться… Что будешь делать?
— Покуда не знаю, — ответил Иван. — Поеду на бюро, там посмотрим… Понимаешь, это не все.
— А что ишо?
— Степанов сказал, что я оскорбляю «добропорядочных граждан».
— Это кого это? — удивился Атаманчуков.
— Кого? Я думаю, Фролова и евонную компанию, — ответил Иван. — А ишо я держу в страхе весь хутор, имею вооруженный отряд для энтих целей…
— Так, мне все понятно! — прервал его председатель сельсовета. — Это дело рук нашенских кулаков. Зараз пойдем, тряхнем их хорошенько. Мы выбьем из них признание…
— Нет! — воспротивился Иван. — Это не выход.
Он задумался на некоторое время, потом сказал:
— Значится, так. Я поеду на бюро и попытаюсь отбиться. Мохов и Давыдов, я думаю, поддержат меня.
— Ну, гляди сам, — пожал плечами Атаманчуков. — Только не думаю я, что ты так легко отделаешься.
— Поглядим…
Выйдя из сельсовета, Иван столкнулся с Дарьей. Девушка пытливо заглянула в его глаза, но он отвел свой взгляд.
— Мне нечего тебе сказать, Даша. Будет следствие, во всем разберутся. Ежели твой отец невиновен, его отпустят.
— Он невиновен, Ваня! — воскликнула та. — Это не он стрелял!
— А кто? — живо поинтересовался Иван.
Девушка смутилась.
— Я не могу тебе зараз сказать, Ванечка. Ишо не пришло время…
Востряков покачал головой.
— Эх, Дашка, Дашка!..
— Это Фролов, Курков и Бородин в тебя стреляли! — решилась Дарья.
Иван остановился, как вкопанный, и повернулся к ней.
— У тебя имеются доказательства?
— Я видала их у твоей хаты, — ответила девушка.
— А ты что делала там ночью?
— Я? — покраснела она. — Я… гуляла.
— Гуляла? Ночью? — Иван задумался. — Вот что, Дарья… Ты должна понимать, что тебе, как дочери подозреваемого, никто не поверит. Нужон ишо кто-нибудь, чтобы подтвердить твои слова. Или чтоб они сами признались…
Глаза девушки блеснули каким-то дьявольским огнем.
— Сами, говоришь?.. Хорошо, пущай будет так.
Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Иван хотел окликнуть ее, но передумал. Все-таки она стала какой-то странной в последнее время…
Она шла домой, когда ее нагнал Фролов.
— Здорово живешь, Дарья! — поздоровался он.
— Здорово, дядя Тит, — ответила нехотя девушка.
Меньше всего сейчас ей хотелось видеть этого человека. Но этот немолодой, зажиточный казак пристроился сбоку от нее и зашагал рядом.
— Слыхал о вашей беде, Дарья. Надо ж такому случиться…
Девушка ничего не ответила. Тогда Фролов продолжил:
— А я думаю, дай зайду, проведаю. Может, помощь какая надобна по хозяйству… Мы с превеликим удовольствием… Раз уж такая беда приключилась, мы не бросим своих…
Дарья резко остановилась и повернулась лицом к нему. Ее глаза пылали таким гневом и ненавистью, что Фролов невольно отшатнулся.
— Ты чего, Дашка?
— Слухай меня, дядя Тит… Я ить прекрасно знаю, кто стрелял в Ивана, и из-за кого моего отца забрали в ГПУ!
— Да ты что, белены объелась, Дарья? — сказал Фролов, немного оправившись от неожиданной ярости девушки. — Чего это ты?
— Я знаю, что это ты стрелял, а твои дружки, Бородин с Курковым, помогали тебе! И опосля этого ты ишо смеешь являться в нашу хату со всякими разными предложениями о помощи?
— Чего ты мелешь, Дарья?!
Фролов попытался разыграть возмущение, но девушка оборвала его:
— Я знаю, что говорю!
Он посмотрел на нее, его глаза недобро сверкнули.
— А раз знаешь, то помалкивай. Тебе ж никто не поверит! А будешь много болтать, так мы тебе язычок-то твой вострый подрежем малость…
— Это мы ишо поглядим! — ответила Дарья. — Слухай меня, дядя Тит… Вы пойдете в ГПУ сами и во всем сознаетесь!
— Ты что, сдурела, девка? — рассмеялся Фролов. — Кто ж по собственной воле сует голову в петлю? Нет, ищи других дураков!
Он уже совсем взял себя в руки. В самом деле, что им могла сделать эта глупая баба? Доказательств, видимо, у нее не было, иначе их бы давно уже арестовали. А раз так, значит, можно было не бояться…
— Гляди, дядя Тит, я тебя упредила, — с угрозой в голосе произнесла девушка.
— Ну, а ежели мы не пойдем? — с ехидцей поинтересовался Фролов.
— Тогда пеняйте на себя! Вы умрете страшной смертью — сначала твои дружки, потом ты! — твердо заявила Дарья.
Фролова мороз пробрал по коже. В словах девушки было столько уверенности, что он почувствовал невольный испуг. Но казак быстро унял дрожь. Что она могла сделать трем сильным мужчинам? Да ничего! Скорее всего, что грозилась она просто от бессилия…
— Поглядим! — сказал Фролов и, развернувшись, зашагал в другую сторону.
— Гляди, дядя Тит, как бы не было поздно! — крикнула ему вдогонку девушка.
Уладив все дела, Иван зашел к Алене. Девушка уже давно ждала его. Сейчас ей, как никогда, требовалось его присутствие. Алена боялась… Боялась того, что ее милый бросит ее. Того, что нечто может разлучить ее с ним. А события этой ночи подлили масла в огонь. Мало того, что Ивана чуть было не убили, так еще на подворье Кирзачевых кто-то перебил всех птиц. Не съел, не утащил с собой, а именно поубивал и бросил…
Весь день Ивану было не до Алены. Сначала поездка в станицу, потом разговор с Самохиным, встреча с Дарьей… Разговор с девушкой заставил его задуматься. В самом деле, откуда она могла знать, кто на самом деле стрелял в него? Что это было? Желание выгородить отца?.. Правда, Иван и сам не до конца был уверен, что это было делом рук Степана Прокопьевича. И, тем не менее…
Старики Кирзачевы встретили его радушно, поведали о своем горе, показали тушку убитой курицы. Иван внимательно осмотрел ее. У него сложилось впечатление, что это сделала какая-то птица: у курицы были выклеваны глаза.
— А боле вы ничего не нашли в курятнике? — поинтересовался он у хозяев.
— Так ить… — переглянулись отец Алены с матерью.
— Ну, не было там чего-нибудь ишо, окромя курей?
— Так ить мы и не искали больно-то, — ответил Мирон Григорьевич.
— Пойдем, глянем, — сказал Иван…
В курятнике он все внимательно осмотрел. Там было много крови, куриные перья валялись тут и там. И все-таки Иван нашел то, что искал. На полу среди куриного помета валялись несколько черных перьев…
Он поднял перо и внимательно осмотрел его. Перед глазами всплыл образ умного ворона, спасшего его ночью от смерти. Такая птица вполне могла пробраться в курятник и устроить там побоище. Только вот зачем? Какой смысл был в том, чтобы перебить всех птиц? Вороны не были хищниками, не охотились на куриц. Такое было бы понятно для коршуна, но коршун не мог проникнуть в запертый курятник. Так зачем ворону было убивать всех куриц?
— Ну, что? — поинтересовался Мирон Григорьевич, внимательно следивший за действиями Ивана.
— Да ничего, — ответил тот, решив не высказывать своих соображений по поводу ночного происшествия на подворье Кирзачевых. — Сам не пойму, что тут могло произойти.
— А нам как теперича быть? — вмешалась мать Алены. — Так хоть яички были…
— Завтра решим на собрании. Думаю, артель пойдет вам навстречу, пособит…
Алена вышла провожать Ивана. За плетнем она остановила его и заглянула в глаза.
— Ванечка, мне страшно!
— Ну что ты, дуреха! — обнял он ее. — Чего боишься-то?
— Не знаю, — ответила она. — Тревожно чтой-то на душе… Поскорей бы уж сыграть свадьбу! Хочу, чтоб ты завсегда был рядом, чтоб не надо было расставаться…
— Ничего, Аленка, скоро уж, — успокоил ее Иван. — Потерпи маненько…
Откуда ему было знать, что Алена до смерти боялась, что действие колдовского снадобья вдруг возьмет и исчезнет, что ее милый опять вернется к Дарье. У нее было предчувствие, что кто-то специально поубивал у них всех куриц. Старуха-колдунья умерла, а Дарья приходилась как-никак ей внучкой. А вдруг она переняла ремесло своей бабки и теперь мстит ей? Встречаясь с ней на улице, Алена видела, с какой неприязнью смотрела на нее Дарья. От ее взгляда девушке становилось нехорошо, она спешила побыстрее пройти мимо, но все равно долго потом чувствовала, как та пристально смотрит ей вослед…
Неизвестно каким образом, но Степанов впоследствии опять оказался в партии и даже стал председателем райКК. Но это было уже после того, как отряд, сколоченный Иваном, совместно с милицией и районным ГПУ сумели заманить бандитов в ловушку и полностью перебить их. Правильно, ведь жизни больше ничего не угрожало…
Степанов сразу невзлюбил Ивана. Не мог простить ему той фразы, которую секретарь партячейки захудалого хутора бросил ему в лицо. Тогда Иван обвинил его в трусости, даже тряхнул пару раз хорошенько. И секретаря райкома партии Трофимова, прибывшего взамен прежнего, ушедшего на повышение, сумел настроить против него. Поэтому любая, даже случайная встреча на улице не приносила им радости. Вот и сейчас Иван понимал, что Степанов приехал не просто так, и что тот приложит максимум усилий, чтобы накопать на него побольше плохого…
— Ко мне, Григорий Степаныч? — поинтересовался Иван, здороваясь с председателем контрольной комиссии.
— К тебе, Востряков, к тебе, — ответил тот и перешел сразу к делу. — В райком пришло письмо. Жалуются на тебя, Востряков.
— Кто жалуется?
— Люди, Востряков, люди… Пока тебя не было, я тут побеседовал с жителями хутора. Ты что же творишь?
— А что я творю? — поинтересовался Иван.
— Подрываешь авторитет нашей партии среди населения, ведешь распутный образ жизни. Через это в тебя даже стреляли… Оскорбляешь добропорядочных граждан, угрожаешь им. Держишь при себе вооруженный отряд… В общем, придется держать тебе ответ перед партией, Востряков. Завтра в десять на бюро будет рассматриваться твое поведение. Твое присутствие обязательно!
Степанов ждал, что Иван начнет, как всегда, возражать, ввяжется в полемику, но тот лишь сказал:
— Это все?
— Пока все.
— Тогда не буду больше тебя задерживать, Григорий Степаныч. У тебя ить, наверное, ишо дела имеются?
Степанов вспыхнул от гнева. Своей фразой Иван как бы дал ему понять, что он может катиться ко всем чертям. Это было оскорблением, но председатель контрольной комиссии сдержался, решив, что завтра сполна рассчитается с наглецом за все обиды. Сухо распрощавшись, он сел в риковский автомобиль и укатил.
После его ухода Иван задумался. Ситуация складывалась пресквернейшая. Ясно было, что так просто ему не выпутаться. Кто же мог настучать на него? Кто этот таинственный «доброжелатель»?
У него было несколько вариантов. «Обиженными» были кулаки, они вполне могли состряпать анонимку в райком. Кто еще?.. Дарья… Но эту мысль он сразу же откинул. Девушка не могла с ним так поступить. Не такой был у нее характер. Она была слишком гордой для этого… Ее отец?.. Тоже вряд ли. Он мог попытаться его убить, но кляузничать… Нет, скорее всего, что это было дело рук кулаков…
Скрипнула дверь, вошел председатель сельсовета Михаил Атаманчуков.
— Ну, как, Иван? Сдал Гришина? — поинтересовался он, садясь на табурет.
— Сдал, — ответил тот.
— Что сказал Мохов?
— Будут разбираться.
Атаманчуков кивнул и поинтересовался:
— Я видел Степанова. Чего он приезжал?
— Меня вызывают на бюро, Мишка, — ответил Иван.
— По поводу?
— Письмо пришло на меня. Неизвестный «доброжелатель» настучал о моих отношениях с Дарьей.
— Та-а-а-к! — Атаманчуков хлопнул себя руками по коленям. — А ить я предупреждал тебя, Иван, что энтим дело и закончиться… Что будешь делать?
— Покуда не знаю, — ответил Иван. — Поеду на бюро, там посмотрим… Понимаешь, это не все.
— А что ишо?
— Степанов сказал, что я оскорбляю «добропорядочных граждан».
— Это кого это? — удивился Атаманчуков.
— Кого? Я думаю, Фролова и евонную компанию, — ответил Иван. — А ишо я держу в страхе весь хутор, имею вооруженный отряд для энтих целей…
— Так, мне все понятно! — прервал его председатель сельсовета. — Это дело рук нашенских кулаков. Зараз пойдем, тряхнем их хорошенько. Мы выбьем из них признание…
— Нет! — воспротивился Иван. — Это не выход.
Он задумался на некоторое время, потом сказал:
— Значится, так. Я поеду на бюро и попытаюсь отбиться. Мохов и Давыдов, я думаю, поддержат меня.
— Ну, гляди сам, — пожал плечами Атаманчуков. — Только не думаю я, что ты так легко отделаешься.
— Поглядим…
Выйдя из сельсовета, Иван столкнулся с Дарьей. Девушка пытливо заглянула в его глаза, но он отвел свой взгляд.
— Мне нечего тебе сказать, Даша. Будет следствие, во всем разберутся. Ежели твой отец невиновен, его отпустят.
— Он невиновен, Ваня! — воскликнула та. — Это не он стрелял!
— А кто? — живо поинтересовался Иван.
Девушка смутилась.
— Я не могу тебе зараз сказать, Ванечка. Ишо не пришло время…
Востряков покачал головой.
— Эх, Дашка, Дашка!..
— Это Фролов, Курков и Бородин в тебя стреляли! — решилась Дарья.
Иван остановился, как вкопанный, и повернулся к ней.
— У тебя имеются доказательства?
— Я видала их у твоей хаты, — ответила девушка.
— А ты что делала там ночью?
— Я? — покраснела она. — Я… гуляла.
— Гуляла? Ночью? — Иван задумался. — Вот что, Дарья… Ты должна понимать, что тебе, как дочери подозреваемого, никто не поверит. Нужон ишо кто-нибудь, чтобы подтвердить твои слова. Или чтоб они сами признались…
Глаза девушки блеснули каким-то дьявольским огнем.
— Сами, говоришь?.. Хорошо, пущай будет так.
Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Иван хотел окликнуть ее, но передумал. Все-таки она стала какой-то странной в последнее время…
Она шла домой, когда ее нагнал Фролов.
— Здорово живешь, Дарья! — поздоровался он.
— Здорово, дядя Тит, — ответила нехотя девушка.
Меньше всего сейчас ей хотелось видеть этого человека. Но этот немолодой, зажиточный казак пристроился сбоку от нее и зашагал рядом.
— Слыхал о вашей беде, Дарья. Надо ж такому случиться…
Девушка ничего не ответила. Тогда Фролов продолжил:
— А я думаю, дай зайду, проведаю. Может, помощь какая надобна по хозяйству… Мы с превеликим удовольствием… Раз уж такая беда приключилась, мы не бросим своих…
Дарья резко остановилась и повернулась лицом к нему. Ее глаза пылали таким гневом и ненавистью, что Фролов невольно отшатнулся.
— Ты чего, Дашка?
— Слухай меня, дядя Тит… Я ить прекрасно знаю, кто стрелял в Ивана, и из-за кого моего отца забрали в ГПУ!
— Да ты что, белены объелась, Дарья? — сказал Фролов, немного оправившись от неожиданной ярости девушки. — Чего это ты?
— Я знаю, что это ты стрелял, а твои дружки, Бородин с Курковым, помогали тебе! И опосля этого ты ишо смеешь являться в нашу хату со всякими разными предложениями о помощи?
— Чего ты мелешь, Дарья?!
Фролов попытался разыграть возмущение, но девушка оборвала его:
— Я знаю, что говорю!
Он посмотрел на нее, его глаза недобро сверкнули.
— А раз знаешь, то помалкивай. Тебе ж никто не поверит! А будешь много болтать, так мы тебе язычок-то твой вострый подрежем малость…
— Это мы ишо поглядим! — ответила Дарья. — Слухай меня, дядя Тит… Вы пойдете в ГПУ сами и во всем сознаетесь!
— Ты что, сдурела, девка? — рассмеялся Фролов. — Кто ж по собственной воле сует голову в петлю? Нет, ищи других дураков!
Он уже совсем взял себя в руки. В самом деле, что им могла сделать эта глупая баба? Доказательств, видимо, у нее не было, иначе их бы давно уже арестовали. А раз так, значит, можно было не бояться…
— Гляди, дядя Тит, я тебя упредила, — с угрозой в голосе произнесла девушка.
— Ну, а ежели мы не пойдем? — с ехидцей поинтересовался Фролов.
— Тогда пеняйте на себя! Вы умрете страшной смертью — сначала твои дружки, потом ты! — твердо заявила Дарья.
Фролова мороз пробрал по коже. В словах девушки было столько уверенности, что он почувствовал невольный испуг. Но казак быстро унял дрожь. Что она могла сделать трем сильным мужчинам? Да ничего! Скорее всего, что грозилась она просто от бессилия…
— Поглядим! — сказал Фролов и, развернувшись, зашагал в другую сторону.
— Гляди, дядя Тит, как бы не было поздно! — крикнула ему вдогонку девушка.
Уладив все дела, Иван зашел к Алене. Девушка уже давно ждала его. Сейчас ей, как никогда, требовалось его присутствие. Алена боялась… Боялась того, что ее милый бросит ее. Того, что нечто может разлучить ее с ним. А события этой ночи подлили масла в огонь. Мало того, что Ивана чуть было не убили, так еще на подворье Кирзачевых кто-то перебил всех птиц. Не съел, не утащил с собой, а именно поубивал и бросил…
Весь день Ивану было не до Алены. Сначала поездка в станицу, потом разговор с Самохиным, встреча с Дарьей… Разговор с девушкой заставил его задуматься. В самом деле, откуда она могла знать, кто на самом деле стрелял в него? Что это было? Желание выгородить отца?.. Правда, Иван и сам не до конца был уверен, что это было делом рук Степана Прокопьевича. И, тем не менее…
Старики Кирзачевы встретили его радушно, поведали о своем горе, показали тушку убитой курицы. Иван внимательно осмотрел ее. У него сложилось впечатление, что это сделала какая-то птица: у курицы были выклеваны глаза.
— А боле вы ничего не нашли в курятнике? — поинтересовался он у хозяев.
— Так ить… — переглянулись отец Алены с матерью.
— Ну, не было там чего-нибудь ишо, окромя курей?
— Так ить мы и не искали больно-то, — ответил Мирон Григорьевич.
— Пойдем, глянем, — сказал Иван…
В курятнике он все внимательно осмотрел. Там было много крови, куриные перья валялись тут и там. И все-таки Иван нашел то, что искал. На полу среди куриного помета валялись несколько черных перьев…
Он поднял перо и внимательно осмотрел его. Перед глазами всплыл образ умного ворона, спасшего его ночью от смерти. Такая птица вполне могла пробраться в курятник и устроить там побоище. Только вот зачем? Какой смысл был в том, чтобы перебить всех птиц? Вороны не были хищниками, не охотились на куриц. Такое было бы понятно для коршуна, но коршун не мог проникнуть в запертый курятник. Так зачем ворону было убивать всех куриц?
— Ну, что? — поинтересовался Мирон Григорьевич, внимательно следивший за действиями Ивана.
— Да ничего, — ответил тот, решив не высказывать своих соображений по поводу ночного происшествия на подворье Кирзачевых. — Сам не пойму, что тут могло произойти.
— А нам как теперича быть? — вмешалась мать Алены. — Так хоть яички были…
— Завтра решим на собрании. Думаю, артель пойдет вам навстречу, пособит…
Алена вышла провожать Ивана. За плетнем она остановила его и заглянула в глаза.
— Ванечка, мне страшно!
— Ну что ты, дуреха! — обнял он ее. — Чего боишься-то?
— Не знаю, — ответила она. — Тревожно чтой-то на душе… Поскорей бы уж сыграть свадьбу! Хочу, чтоб ты завсегда был рядом, чтоб не надо было расставаться…
— Ничего, Аленка, скоро уж, — успокоил ее Иван. — Потерпи маненько…
Откуда ему было знать, что Алена до смерти боялась, что действие колдовского снадобья вдруг возьмет и исчезнет, что ее милый опять вернется к Дарье. У нее было предчувствие, что кто-то специально поубивал у них всех куриц. Старуха-колдунья умерла, а Дарья приходилась как-никак ей внучкой. А вдруг она переняла ремесло своей бабки и теперь мстит ей? Встречаясь с ней на улице, Алена видела, с какой неприязнью смотрела на нее Дарья. От ее взгляда девушке становилось нехорошо, она спешила побыстрее пройти мимо, но все равно долго потом чувствовала, как та пристально смотрит ей вослед…