Алекс напечатал название - "Роман под грифом "секретно"", но немного подумав, забил слово "роман" и оставил только "Под грифом "секретно"". Удовлетворенно улыбнувшись, он напечатал: "Александр Сейдж". Что ж, начало положено. Увернув фитиль лампы, он выпил пива и пошел прогуляться перед сном по пляжу, залитому лунным светом.
На следующее утро он встал рано и приготовил себе в кастрюле нечто напоминающее кофе. Искупавшись, он вернулся в хижину, позавтракал изюмом, уселся за машинку и начал составлять характеристики действующих лиц. Несколько минут спустя Алекс почувствовал, что кто-то стоит в дверях, и обернулся.
- Буэнос диас. - Рыбак, с которым он разговаривал накануне, широко улыбаясь, протягивал ему рыбу.
- Грасьас. - Алекс лихорадочно припоминал испанские слова и желал добавить: "Вам не следовало беспокоиться". Взяв рыбу, он положил ее в импровизированный холодильник. - Грасьас.
Рыбак опять улыбнулся.
"Что же это я, - подумал Алекс, - может, рыба вовсе не подарок? Может, он хотел продать ее мне?"
- Сколько?
- Нет-нет! - Рыбак помахал поднятым пальцем. - Подарок. - Он повернулся, собираясь уйти, но Алекс предложил ему изюму. Гость покачал головой.
- Ну что ж, - сказал Алекс, - мне пора продолжить работу. Трабахо. Он указал на пишущую машинку. - Еще раз спасибо.
Рыбак кивнул, улыбнулся и, пятясь, вышел из хижины. Алекс помахал ему рукой и снова уселся за машинку.
Не прошло и нескольких минут, как он услышал под окном какие-то звуки, напоминающие сдавленный смех, и выглянул. С десяток деревенских ребятишек сидели на земле рядом с хижиной. Алекс улыбнулся и приложил палец к губам, объясняя им, что работает, но хихиканье продолжалось, а ребятишек вскоре стало вдвое больше.
Приготовив на обед рыбу, рис и салат, Алекс поделился едой со всей оравой. После обеда его голод усилился. Снова объяснив ребятишкам, что работает, он попросил их разойтись. Они подчинились, но не прошло и часа, как все вернулись и принесли ему гроздь переспевших бананов. Алекс поблагодарил их, однако дети не ушли. Расположившись на земле возле хижины, они вели себя тихо, но продолжали перешептываться и хихикать. Алексу стоило большого труда сосредоточиться на работе.
Под вечер стали подтягиваться взрослые, и Алекс понял, что поработать ему уже не удастся. Он улыбался и говорил с ними, обходясь своим скудным запасом испанских слов, но быстро утомился и решил прогуляться по пляжу. Вернувшись, Алекс с облегчением увидел, что гости ушли.
За последующие несколько недель Алексу удалось написать и прочесть гораздо меньше, чем он надеялся.
Какая парадоксальная ситуация! Он поселился на безлюдном побережье, в глухом уголке Мексики, и не знает, куда деться от дружелюбия и радушия местных жителей. До них никак не доходило, как можно оставить человека в одиночестве, сколько бы он ни объяснял, что это нужно ему для работы. Не понимая, что они мешают ему, они усаживались на земле возле хижины и молча наблюдали за красивым "американо" с выгоревшими на солнце белокурыми волосами.
К концу месяца Алекс полностью вымотался от тщетных попыток сосредоточиться на работе. Деревенские жители не оставляли его в покое, и теперь их приходило еще больше, чем прежде.
Но как ему выбраться из этого райского уголка - вот в чем проблема! Автобусные маршруты поблизости от деревни не пролегали, а туристы забредали сюда крайне редко. Чем яснее Алекс осознавал степень своей изоляции от внешнего мира, тем сильнее хотелось ему поскорее покинуть это место. Сюда он добрался на попутных машинах. Но как выбраться отсюда?
Однажды утром приунывший Алекс сидел на берегу, глядя на океанские просторы. Мимо проходил Курро - рыбак, иногда приносивший ему рыбу.
- Эй, американо! У тебя проблемы?
- Си, - ответил Алекс. За последний месяц его испанский обогатился, хотя и не настолько, чтобы поддерживать разговор. - Хочу добраться до Тикула.
- А, Тикул! - Курро улыбнулся и закивал головой.
- Туда ходят автобусы?
- Автобусы? Да. - Он назвал деревушку, расположенную милях в двадцати отсюда по побережью.
"Черт побери! Далековато для пешей прогулки", - подумал Алекс. Но пребыванием здесь он был сыт по горло.
- Спасибо, - сказал он.
Вернувшись в хижину, Алекс положил в футляр пишущую машинку и завязал в небольшой узелок свою одежду. Чемодан и прочие пожитки он отдал деревенским жителям. Опечаленные его отъездом, они принесли ему прощальные подарки - от плодов манго до живых цыплят и поросенка. С помощью жестов и скудного испанского Алекс объяснил, что путешествовать лучше налегке.
Он отправился в путь около полудня; за ним, как почетный эскорт, последовали деревенские ребятишки.
Невесть откуда появившийся Курро закричал ему "Американо!" и, размахивая руками, попытался привлечь его внимание.
- В чем дело? - спросил Алекс.
Курро, схватив его за рукав, потащил к берегу:
- Идем!
Алекс покачал головой:
- Извини, я спешу.
- У меня лодка... Я отвезу тебя.
Алекс увидел на песке маленькую рыбацкую лодчонку.
- Иди.., садись в лодку.
Алекс с сомнением оглядел утлое суденышко.
- Садись в лодку.., садись! - Курро взял у Алекса узелок с вещами и бросил его в лодку.
Алекс тяжело вздохнул, уверенный, что лодка очень скоро пойдет ко дну. Однако отказ был бы воспринят как оскорбление.
Он сел в лодку и прижал к себе машинку.
***
Лодка Курро к вечеру добралась до Фронтеры, и Алексу даже удалось, прождав около часа, сесть на рейсовый автобус, идущий, правда, в противоположном направлении. А впрочем, это уже не имело значения. Ближе к полуночи голодный и взмокший от пота Алекс вышел из автобуса в городе Оахака, жалея лишь о том, что Курро не мог доставить его в Нью-Йорк. Больше всего на свете ему хотелось утолить голод, принять душ и выспаться на настоящей кровати.
К вечеру следующего дня, проспав часов десять, Алекс снова почувствовал себя человеком и зашел в кафе на центральной площади. Заказав кока-колу и гамбургер, он стал разглядывать оживленную толпу на площади.
Алекс решил провести в Оахаке несколько дней, а затем отправиться на перешеек Техуантепек и снова попытаться сесть за работу. Прослышав о том, что в Пуэрто-Анхеле есть недорогая гостиница, он надеялся, что там к нему отнесутся иначе, чем в деревне на берегу.
Может, хоть в этом месте удастся потрудиться? Ведь не "Робинзона Крузо" он собирался писать!
Принявшись за гамбургер, Алекс заметил, что на него поглядывает хорошенькая девушка в белой хлопчатобумажной юбке и пестрой индейской блузе. Скорее всего этой белокурой загорелой американке было не более двадцати лет. На плече у нее висела дамская сумочка и фотоаппарат "Никон".
Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась и решительно подошла к его столику.
- Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
- Буду рад.
- Так значит, вы американец? Слава Богу, что не швед! Меня зовут Салли Эвери.
- А я Алекс Сейдж. Из Нью-Йорка.
- Надеюсь, я вас не шокировала. Дома я не веду себя так развязно, но для девушки путешествие по Мексике - сущее наказание. Навязчивые южные кавалеры просто проходу не дают.
Заказав кока-колу и гамбургер, Салли рассказала Алексу, что провела в Мексике уже полгода. Она приехала сюда с приятелем на летние каникулы из Нортуэстерна, но в Куэрнаваке они поссорились и расстались.
Салли решила задержаться здесь. Ей нравилась независимость, однако в поездках она старалась держаться поближе к мужчинам-американцам - в целях безопасности.
Так ей удавалось осматривать достопримечательности, не опасаясь приставаний.
- Не подумайте, что я вам навязываюсь, - рассмеялась Салли. - Просто мне нужен спутник. Я сама за себя заплачу. Если вы путешествуете один, мы могли бы какую-то часть пути проделать вместе.
- С удовольствием. А какие у тебя планы?
После обеда они прогулялись по улице, вытянувшейся вдоль открытого рынка. Салли купила там для друзей несколько индейских покрывал, потом остановилась у лотка с амулетами и сухими травами и выбрала амулет из резного дерева, по словам продавца, отгоняющий зло.
- Я куплю его для тебя, - сказала она Алексу. - В этой стране пригодится любая помощь.
- Спасибо, - сказал Алекс, - а тебе я куплю амулет, который будет отваживать назойливых кавалеров.
Взяв такси, молодые люди поехали смотреть руины в Монтальбане, а потом бродили по развалинам древнего "Города богов", основанного в 1500 году до нашей эры.
Алекс остался доволен прогулкой, да и Салли тоже.
- О, Алекс, я и не припомню, когда так хорошо проводила время!
- Я тоже.
- Видишь лоток с прохладительными напитками?
Мне нужно принять таблетку от малярии. Не принесешь ли фруктового сока?
Когда Алекс вернулся с двумя стаканчиками фруктового сока, Салли печально смотрела на прекрасную долину Оахака.
- Эй, что с тобой?
Она вздрогнула, но тут же улыбнулась:
- Я думала о людях, живших когда-то здесь, и о быстротечности жизни... Подумай, ведь исчезли целые цивилизации! - Салли взяла у Алекса стаканчик, вынула таблетку из сумочки и приняла ее.
- После такого чудесного дня не хочется уходить отсюда. Давай еще осмотрим ту пирамиду.
Они вернулись в Оахаку после семи вечера.
- Поужинаем вместе?
- Мне надо упаковать эти покрывала, отнести их в почтовое отделение и написать несколько открыток.
- Сделай это завтра.
- Нет, я хотела бы закончить с этим сегодня. К тому же я должна принять душ и переодеться.
- Ладно, но позволь мне зайти за тобой через часок?
- Договорились. Кстати, у меня в номере есть немного пейота. Говорят, он творит чудеса. Тот парень, о котором я тебе рассказывала, оставил его мне в Пуэрто-Вальярто, боясь, что его обнаружат при досмотре в аэропорту. Я приберегла его на всякий случай. Тебя это интересует?
- Пейот? Я не прикасался к этим мухоморам после колледжа, но готов составить тебе компанию.
- Хорошо. Приходи часов в восемь. Комната четыреста двадцать четыре. Мы примем зелье, а пока оно не начнет действовать, сходим на площадь. Там бывают бесплатные концерты.
Салли жила в одном из самых дорогих в городе отелей рядом с центральной площадью. Увидев, как легко она тратит деньги на вещи и на такси, Алекс решил, что девушка из богатой семьи. При этом его удивило, что богатые любящие родители отпустили дочь одну путешествовать в Мексику.
***
- Входи, Алекс, - сказала Салли, открывая ему дверь. - Я купила йогурт, чтобы легче было принимать пейот. Она разделила грибы на две порции и смешала с йогуртом. Когда они приняли пейот, девушка достала бутылку текилы и наполнила две рюмки. Над их головами на потолке, поскрипывая, крутился вентилятор.
- Сегодня и в самом деле замечательный день, - проговорила Салли. - Я рада, что встретила тебя.
- Я тоже. - Алекс выпил текилу и снова наполнил свою рюмку. - Ты уже выбрала дальнейший маршрут?
- Пока ничего не решила. Стараюсь жить одним днем.
- А как же колледж? Ты не собираешься туда возвращаться?
Она пожала плечами:
- Не думаю, что мне так уж необходима учеба в колледже. - Салли села на постель и, поджав под себя ноги, откинулась на подушку.
- А что говорят об этом твои родители?
- Они умерли. Для меня оставлен доверительный фонд. Назначен опекун. Но я, черт возьми, не собираюсь возвращаться в Шейкер-Хайтс!
Алекс рассмеялся:
- Я тебя хорошо понимаю. У меня такое же отношение к Далласу. Моя мать и отчим хотят, чтобы я вернулся домой и поступил на так называемую "приличную работу".
- И оставил Нью-Йорк и драматургию? Ох, Алекс, не делай этого! - Она подняла свою рюмку. - Налей мне еще текилы, пожалуйста.
Вечер был теплый, а от текилы и пейота им вскоре стало еще теплее. Некоторое время они делились впечатлениями о дорожных приключениях. У Салли в Мексике не возникало проблем с провозом наркотиков: ее не подвергали досмотрам, потому что она останавливалась в лучших отелях и, путешествуя по стране, не пользовалась ни попутными машинами, ни местными рейсовыми автобусами. Заботясь о своей безопасности, девушка принимала собственные меры предосторожности. По ее словам, она подошла к Алексу, инстинктивно почувствовав к нему доверие.
- Какая наивность, Салли! - заметил Алекс. - Взгляни на первую страницу любой газеты... Многие опасные убийцы-маньяки выглядят вполне респектабельно.
Салли усмехнулась:
- Что ж, на все воля Божья. Никто не живет вечно.
- Тебе опасно путешествовать одной. Надо найти спутника.
- Ты предлагаешь свои услуги?
- Я бы с радостью, но мне нужно работать. А для этого необходимы тишина и покой.
- Это я обеспечила бы тебе в избытке. - Салли посмотрела на него круглыми голубыми глазами. - Возьми текилу и иди ко мне. Зачем нам переговариваться через всю комнату?
Текила уже делала свое дело" начинал действовать и пейот. Алекс шел к Салли, и ему казалось, будто ковер колышется у него под ногами.
- А как же концерт на площади? Не хочешь подышать свежим воздухом?
- Думаю, лучше остаться здесь. Когда я под кайфом, толпа действует мне на нервы.
- С удовольствием составлю тебе компанию. На сегодняшний день с нас хватит местной экзотики. - Ощутив действие пейота, Алекс лег рядом с Салли, желая как можно скорее оказаться внутри ее. Он воздерживался уже больше месяца и сейчас хотел эту загорелую белокурую девушку больше всего на свете. Уж не влюблен ли он?
- Повернись, - прошептал он.
Салли повернулась к нему спиной и поставила рюмку на столик возле кровати.
Алекс расстегнул молнию на ее платье, и девушка стянула его грациозно, как змея, меняющая кожу.
- О, пейот действует волшебно! Я вижу молекулы воздуха.
- А я внимательно изучаю молекулы твоей кожи.
Удивительно, словно крошечные свечи гаснут одна за другой!
- Можно я посмотрю, нет ли их и у тебя?
Пока она расстегивала его сорочку, он как завороженный любовался ее телом. У Салли были полные груди и розовые соски, окруженные более темной кожей. Они казались ему то замками, построенными из песка, то шляпами китайских кули, а то вдруг караваями итальянского деревенского хлеба. Когда Алекс взял губами сосок, Салли расстегнула ремень на брюках.
Наркотик совершенно преобразил женские прелести. Алекс коснулся соска языком и испытал совсем новое ощущение. Он даже не заметил, как девушка стянула с него джинсы.
Когда Салли начала постанывать, он взглянул на нее, улыбнулся, медленно провел руками по ее груди, бокам, животу и поразился нежности ее тела.
- Ты прекрасна! - выдохнул он. - В самом деле прекрасна!
- Ты тоже! - Салли толкнула Алекса на подушки и посмотрела на его пенис.
- Ох! - изумилась она. - Он похож на огромный гриб. Я чувствую себя Алисой в Стране чудес и вижу на нем надпись: "Съешь меня".
- Следуй указанию.
Она провела губами вокруг головки и взяла пенис в рот.
- Как резина. - Салли подняла голову. - Твердая резина. - Она снова наклонила голову. - Или кальмар... - Девушка коснулась языком мошонки, О-о-о... а здесь яички.., очищенные крутые яички в атласном мешочке...
Они исследовали друг друга глазами, губами, пальцами - прикасаясь, облизывая, ощупывая, проникая.
Когда, наконец, Алекс вошел в нее, это было как полное слияние такое, словно они оказались вдвоем в одном теле.
Молодые люди часами занимались любовью, разговаривали, потом принимали душ и снова занимались любовью под его струями.
- Давай приготовим еще пейот, - предложила Салли. - По-моему, действие его слабеет, а мне не хочется, чтобы это кончилось.
- Он действует сильнее, чем тебе кажется.
- Прошу тебя, пожалуйста! - умоляла Салли. - Давай продлим состояние эйфории! У меня есть опиум. Он подействует быстро, мы снова займемся любовью, а потом заснем в объятиях друг друга. Ну же, прошу тебя!
Вопреки здравому смыслу Алекс позволил ей набить трубку опиумом, и они по очереди сделали несколько затяжек. Новый наркотик усилил действие предыдущего. Они с Салли снова занимались любовью, но сколько раз и долго ли, Алекс не знал, потому что потерял счет времени. Только на рассвете оба крепко заснули.
***
Когда Алекс проснулся, за окнами было темно. На столике возле постели горела лампа. Голову разрывала тупая боль. Салли еще спала. Он медленно поднялся, стараясь не двигать головой, пошел в ванную, почистил зубы и минут двадцать стоял под теплым душем.
Алексу стало лучше. Почувствовав голод, он посмотрел на часы в спальне. Половина девятого вечера! Последний раз он ел тридцать два часа назад. Одеваясь, Алекс надеялся, что Салли проснется и пойдет с ним ужинать.
Салли лежала на животе, положив голову на руку.
Ему было жаль будить девушку, но он умирал с голоду и не хотел оставлять ее одну.
- Салли, - тихо сказал он. - Пора вставать! - Алекс коснулся ее плеча и вздрогнул от ужаса.
Тело девушки было холодным.
- Салли! - крикнул он. - Проснись! - Она не шевельнулась.
Алекс перевернул ее. Казалось, она спала, но загорелая кожа побледнела. Он долго всматривался в девушку, надеясь, что она все-таки дышит.
- Салли! - Алекс хлопнул ее по щекам, потом приложился ртом к ее губам и попытался вдохнуть воздух в легкие. Тщетно! В течение десяти минут он перепробовал на ней все приемы оказания первой медицинской помощи, какие только удалось припомнить. Но Салли Эвери была мертва.
Алекса била дрожь. Голова раскалывалась. Решив позвонить в полицию, он направился к телефону, но вдруг почувствовал тошноту и едва успел добежать до ванной, как его вырвало.
Надо вызвать полицию, но что им сказать? Как все объяснить? Это было бы трудно, даже американским полицейским, а давать показания мексиканской полиции с его жалким испанским просто невозможно. Факты - упрямая вещь, а они ужасны: употребление наркотиков.., и труп девушки.
Так и не заставив себя поднять телефонную трубку, Алекс надел на Салли ночную рубашку, чтобы ее не обнаружили нагой, и прикрыл грудь простыней.
Собрав остатки пейота и опиума, он спустил все в канализацию, обыскал вещи Салли и нашел марихуану, которая тоже отправилась в унитаз. Алекс проверил содержимое сумочки Салли, где оказался пузырек с таблетками, но совсем не от малярии. Это был фенобарбитал.
Он сунул пузырек обратно. В сумочке были также косметические салфетки, солнцезащитные очки, дорожные чеки, косметичка и паспорт. Алекс раскрыл его. Сара Кинкейд Эвери. Родилась 15 сентября 1954 года. Взглянув на фотографию, он дрожащей рукой положил паспорт на место и тут заметил амулет, подаренный им Салли. Сам не зная зачем, Алекс взял его и сунул себе в карман. Да уж, здорово помог ей этот амулет - ничего не скажешь!
Он долго смотрел на Салли. Она была так красива и казалась спящей. Почему эта девушка умерла - случайно или нет? Возможно, поняв, что попала в беду, Салли попыталась привлечь его внимание? Обезумевший от горя Алекс был объят таким ужасом, какого не испытывал никогда в жизни.
Кто-то постучал в дверь, потом в замочной скважине повернулся ключ.
- Криада.., горничная, - услышал он.
- Только не это! - пробормотал Алекс, увидев, как дверь приоткрылась. - Окупадо.., занято.., уходите... - крикнул он.
Горничная вышла:
- Пердонеме, сеньор.
Черт возьми! Не успела ли она разглядеть его? Не заметила ли страха в его глазах? Может, приняла Алекса за одного из непонятных гринго?
Необходимо обдумать ситуацию.., и по возможности здраво. Нельзя оставлять здесь никаких следов. Горничная обязательно скажет полицейским, что Салли была не одна.., что видела с ней какого-то светловолосого гринго с бородой.
Отпечатки пальцев! Взяв полотенце, он прошелся по комнате, вытер паспорт, стакан, бутылку текилы, душ, рукоятку сливного бачка, дверную ручку. Потом вдруг заметил ее фотокамеру. Боже! Эти снимки в Монтальбане! Он перемотал пленку, извлек катушку, сунул ее в карман и тщательно вытер камеру полотенцем.
Подойдя к кровати, Алекс сел возле Салли. По его щекам катились слезы. Они только вчера говорили о совместном путешествии! Они могли полюбить друг друга! А теперь девушка мертва. Алекс отказывался верить в это.
Убедившись, что никто его не видит, он вышел из номера Салли, спустился по лестнице и покинул гостиницу. Вернувшись к себе, Алекс быстро упаковал свои вещи и позвонил в аэропорт. В одиннадцать тридцать вылетал самолет на Мехико. Оттуда он сразу отправится в Нью-Йорк.
Алекс взял такси до аэропорта, зашел перед посадкой в туалет, сбрил бороду и укоротил волосы ножницами из армейского складного набора.
Стоя в очереди на посадку, он нервничал, опасаясь, что вид его вызывает подозрения: высокий, светловолосый, верхняя часть лица загорела сильнее, чем нижняя.
Немудрено, что пассажиры и люди в униформе с подозрением его рассматривают.
В аэропорту Мехико через зал ожидания строем прошел отряд федеральной полиции, и Алекс замер от страха. Однако полицейские не обратили на гринго никакого внимания. Услышав, что объявили посадку на его рейс, он с облегчением вздохнул и направился к выходу на летное поле.
Вдруг его окликнули:
- Сеньор.., подождите минутку!
Побледневший Алекс оглянулся. Офицер безопасности поманил его к себе.
- В чем дело?
- Машинка.., вы забыли пишущую машинку. - Офицер указал глазами туда, где только что стоял Алекс.
Пишущая машинка! Обливаясь потом, он вернулся и забрал ее.
- Грасъас, - сказал Алекс. - Большое спасибо!
Глава 26
Его рабочий кабинет не походил на офис. Вместо письменного стола здесь стоял овальный дубовый стол, возле него - удобное мягкое кресло с высокой спинкой, а рядом с другим, обитым ситцем, - торшер с изящным абажуром. На одной из стен висел яркий ковер, на другой - картина в стиле американского примитивизма, изображающая жанровую сцену из сельской жизни Новой Англии.
Прозвучал зуммер внутренней связи:
- Мистер Сейдж, не забудьте, что у вас в двенадцать тридцать встреча.
Алекс нажал кнопку переговорного устройства:
- Спасибо, Джейн. Уже выхожу. - Он посмотрел в окно. Снегопад продолжался. Надев теплое пальто, Алекс отправился на ленч в устричный бар.
Он вернулся в Нью-Йорк почти три месяца назад и два из них писал тексты для рекламного агентства "Латтимор-Давер". Тим Коркоран, его университетский приятель, работал там в бухгалтерском отделе. Алекс случайно встретил его в магазине через несколько дней после возвращения из Мексики; они вошли в бар пропустить по рюмочке, и Тим уговорил его пройти собеседование в "Латтимор-Давер". Дама, ответственная за набор кадров, была рада заполучить Александра Сейджа, выпускника Йельского университета и к тому же драматурга. "Я видела ваше "Путешествие на воздушном шаре", сказала она. - Остроумная пьеса. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?" "У меня есть кое-какие замыслы, - ответил он, - но отныне я намерен ввести писательскую деятельность в русло нормальной жизни".
Именно этого больше всего и хотелось Алексу. Нормальной жизни, спокойного, без потрясений, существования. Он отчаянно старался забыть Салли Эвери, но не мог. Мучительные воспоминания о ней преследовали его, и, чтобы избавиться от них, Алекс решил заполнить каждую минуту разнообразными обязанностями, не оставляющими свободного времени.
Ему ничуть не нравилось писать тексты для коммерческой рекламы, однако он проявил такие способности к этому, что Милт Марш, главный режиссер рекламного агентства, без устали расхваливал его. Алекс приходил на работу рано и каждый вечер засиживался допоздна.
Это лишало его досуга, зато банковский счет Алекса пополнялся за счет сверхурочных. Он, начинающий, зарабатывал невероятную сумму - пятьдесят тысяч долларов! Между тем Милт уже намекал на "существенную" прибавку ближе к лету. Сейчас был конец января.
Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули, энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня. Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось, чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.
Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье, преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?
Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей. Особенно в тюрьмах других государств.
Прилетев в Нью-Йорк, он отдал проявить пленку, отснятую Салли. Собравшись с духом, просмотрел негативы и заказал фотографию с того, где сам запечатлел Салли в Монтальбане. Теперь фотография в рамке стояла на полке в его гостиной, а возле нее лежали амулеты, купленные в тот роковой ноябрьский день. Для Алекса это был своего рода алтарь - место поклонения и покаяния. Когда-нибудь он напишет о Салли пьесу - во имя искупления грехов. А пока его пишущая машинка стояла в стенном шкафу и покрывалась пылью. Если кто-нибудь, заходя к нему, замечал фотографию Салли и спрашивал о ней, Алекс отвечал, что она была его другом. Однако его тон пресекал праздное любопытство.
***
В устричном баре было многолюдно и, как всегда, более шумно, чем в других нью-йоркских ресторанах.
Джон Кинсолвинг, поджидая Алекса, потягивал коктейль.
На следующее утро он встал рано и приготовил себе в кастрюле нечто напоминающее кофе. Искупавшись, он вернулся в хижину, позавтракал изюмом, уселся за машинку и начал составлять характеристики действующих лиц. Несколько минут спустя Алекс почувствовал, что кто-то стоит в дверях, и обернулся.
- Буэнос диас. - Рыбак, с которым он разговаривал накануне, широко улыбаясь, протягивал ему рыбу.
- Грасьас. - Алекс лихорадочно припоминал испанские слова и желал добавить: "Вам не следовало беспокоиться". Взяв рыбу, он положил ее в импровизированный холодильник. - Грасьас.
Рыбак опять улыбнулся.
"Что же это я, - подумал Алекс, - может, рыба вовсе не подарок? Может, он хотел продать ее мне?"
- Сколько?
- Нет-нет! - Рыбак помахал поднятым пальцем. - Подарок. - Он повернулся, собираясь уйти, но Алекс предложил ему изюму. Гость покачал головой.
- Ну что ж, - сказал Алекс, - мне пора продолжить работу. Трабахо. Он указал на пишущую машинку. - Еще раз спасибо.
Рыбак кивнул, улыбнулся и, пятясь, вышел из хижины. Алекс помахал ему рукой и снова уселся за машинку.
Не прошло и нескольких минут, как он услышал под окном какие-то звуки, напоминающие сдавленный смех, и выглянул. С десяток деревенских ребятишек сидели на земле рядом с хижиной. Алекс улыбнулся и приложил палец к губам, объясняя им, что работает, но хихиканье продолжалось, а ребятишек вскоре стало вдвое больше.
Приготовив на обед рыбу, рис и салат, Алекс поделился едой со всей оравой. После обеда его голод усилился. Снова объяснив ребятишкам, что работает, он попросил их разойтись. Они подчинились, но не прошло и часа, как все вернулись и принесли ему гроздь переспевших бананов. Алекс поблагодарил их, однако дети не ушли. Расположившись на земле возле хижины, они вели себя тихо, но продолжали перешептываться и хихикать. Алексу стоило большого труда сосредоточиться на работе.
Под вечер стали подтягиваться взрослые, и Алекс понял, что поработать ему уже не удастся. Он улыбался и говорил с ними, обходясь своим скудным запасом испанских слов, но быстро утомился и решил прогуляться по пляжу. Вернувшись, Алекс с облегчением увидел, что гости ушли.
За последующие несколько недель Алексу удалось написать и прочесть гораздо меньше, чем он надеялся.
Какая парадоксальная ситуация! Он поселился на безлюдном побережье, в глухом уголке Мексики, и не знает, куда деться от дружелюбия и радушия местных жителей. До них никак не доходило, как можно оставить человека в одиночестве, сколько бы он ни объяснял, что это нужно ему для работы. Не понимая, что они мешают ему, они усаживались на земле возле хижины и молча наблюдали за красивым "американо" с выгоревшими на солнце белокурыми волосами.
К концу месяца Алекс полностью вымотался от тщетных попыток сосредоточиться на работе. Деревенские жители не оставляли его в покое, и теперь их приходило еще больше, чем прежде.
Но как ему выбраться из этого райского уголка - вот в чем проблема! Автобусные маршруты поблизости от деревни не пролегали, а туристы забредали сюда крайне редко. Чем яснее Алекс осознавал степень своей изоляции от внешнего мира, тем сильнее хотелось ему поскорее покинуть это место. Сюда он добрался на попутных машинах. Но как выбраться отсюда?
Однажды утром приунывший Алекс сидел на берегу, глядя на океанские просторы. Мимо проходил Курро - рыбак, иногда приносивший ему рыбу.
- Эй, американо! У тебя проблемы?
- Си, - ответил Алекс. За последний месяц его испанский обогатился, хотя и не настолько, чтобы поддерживать разговор. - Хочу добраться до Тикула.
- А, Тикул! - Курро улыбнулся и закивал головой.
- Туда ходят автобусы?
- Автобусы? Да. - Он назвал деревушку, расположенную милях в двадцати отсюда по побережью.
"Черт побери! Далековато для пешей прогулки", - подумал Алекс. Но пребыванием здесь он был сыт по горло.
- Спасибо, - сказал он.
Вернувшись в хижину, Алекс положил в футляр пишущую машинку и завязал в небольшой узелок свою одежду. Чемодан и прочие пожитки он отдал деревенским жителям. Опечаленные его отъездом, они принесли ему прощальные подарки - от плодов манго до живых цыплят и поросенка. С помощью жестов и скудного испанского Алекс объяснил, что путешествовать лучше налегке.
Он отправился в путь около полудня; за ним, как почетный эскорт, последовали деревенские ребятишки.
Невесть откуда появившийся Курро закричал ему "Американо!" и, размахивая руками, попытался привлечь его внимание.
- В чем дело? - спросил Алекс.
Курро, схватив его за рукав, потащил к берегу:
- Идем!
Алекс покачал головой:
- Извини, я спешу.
- У меня лодка... Я отвезу тебя.
Алекс увидел на песке маленькую рыбацкую лодчонку.
- Иди.., садись в лодку.
Алекс с сомнением оглядел утлое суденышко.
- Садись в лодку.., садись! - Курро взял у Алекса узелок с вещами и бросил его в лодку.
Алекс тяжело вздохнул, уверенный, что лодка очень скоро пойдет ко дну. Однако отказ был бы воспринят как оскорбление.
Он сел в лодку и прижал к себе машинку.
***
Лодка Курро к вечеру добралась до Фронтеры, и Алексу даже удалось, прождав около часа, сесть на рейсовый автобус, идущий, правда, в противоположном направлении. А впрочем, это уже не имело значения. Ближе к полуночи голодный и взмокший от пота Алекс вышел из автобуса в городе Оахака, жалея лишь о том, что Курро не мог доставить его в Нью-Йорк. Больше всего на свете ему хотелось утолить голод, принять душ и выспаться на настоящей кровати.
К вечеру следующего дня, проспав часов десять, Алекс снова почувствовал себя человеком и зашел в кафе на центральной площади. Заказав кока-колу и гамбургер, он стал разглядывать оживленную толпу на площади.
Алекс решил провести в Оахаке несколько дней, а затем отправиться на перешеек Техуантепек и снова попытаться сесть за работу. Прослышав о том, что в Пуэрто-Анхеле есть недорогая гостиница, он надеялся, что там к нему отнесутся иначе, чем в деревне на берегу.
Может, хоть в этом месте удастся потрудиться? Ведь не "Робинзона Крузо" он собирался писать!
Принявшись за гамбургер, Алекс заметил, что на него поглядывает хорошенькая девушка в белой хлопчатобумажной юбке и пестрой индейской блузе. Скорее всего этой белокурой загорелой американке было не более двадцати лет. На плече у нее висела дамская сумочка и фотоаппарат "Никон".
Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась и решительно подошла к его столику.
- Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
- Буду рад.
- Так значит, вы американец? Слава Богу, что не швед! Меня зовут Салли Эвери.
- А я Алекс Сейдж. Из Нью-Йорка.
- Надеюсь, я вас не шокировала. Дома я не веду себя так развязно, но для девушки путешествие по Мексике - сущее наказание. Навязчивые южные кавалеры просто проходу не дают.
Заказав кока-колу и гамбургер, Салли рассказала Алексу, что провела в Мексике уже полгода. Она приехала сюда с приятелем на летние каникулы из Нортуэстерна, но в Куэрнаваке они поссорились и расстались.
Салли решила задержаться здесь. Ей нравилась независимость, однако в поездках она старалась держаться поближе к мужчинам-американцам - в целях безопасности.
Так ей удавалось осматривать достопримечательности, не опасаясь приставаний.
- Не подумайте, что я вам навязываюсь, - рассмеялась Салли. - Просто мне нужен спутник. Я сама за себя заплачу. Если вы путешествуете один, мы могли бы какую-то часть пути проделать вместе.
- С удовольствием. А какие у тебя планы?
После обеда они прогулялись по улице, вытянувшейся вдоль открытого рынка. Салли купила там для друзей несколько индейских покрывал, потом остановилась у лотка с амулетами и сухими травами и выбрала амулет из резного дерева, по словам продавца, отгоняющий зло.
- Я куплю его для тебя, - сказала она Алексу. - В этой стране пригодится любая помощь.
- Спасибо, - сказал Алекс, - а тебе я куплю амулет, который будет отваживать назойливых кавалеров.
Взяв такси, молодые люди поехали смотреть руины в Монтальбане, а потом бродили по развалинам древнего "Города богов", основанного в 1500 году до нашей эры.
Алекс остался доволен прогулкой, да и Салли тоже.
- О, Алекс, я и не припомню, когда так хорошо проводила время!
- Я тоже.
- Видишь лоток с прохладительными напитками?
Мне нужно принять таблетку от малярии. Не принесешь ли фруктового сока?
Когда Алекс вернулся с двумя стаканчиками фруктового сока, Салли печально смотрела на прекрасную долину Оахака.
- Эй, что с тобой?
Она вздрогнула, но тут же улыбнулась:
- Я думала о людях, живших когда-то здесь, и о быстротечности жизни... Подумай, ведь исчезли целые цивилизации! - Салли взяла у Алекса стаканчик, вынула таблетку из сумочки и приняла ее.
- После такого чудесного дня не хочется уходить отсюда. Давай еще осмотрим ту пирамиду.
Они вернулись в Оахаку после семи вечера.
- Поужинаем вместе?
- Мне надо упаковать эти покрывала, отнести их в почтовое отделение и написать несколько открыток.
- Сделай это завтра.
- Нет, я хотела бы закончить с этим сегодня. К тому же я должна принять душ и переодеться.
- Ладно, но позволь мне зайти за тобой через часок?
- Договорились. Кстати, у меня в номере есть немного пейота. Говорят, он творит чудеса. Тот парень, о котором я тебе рассказывала, оставил его мне в Пуэрто-Вальярто, боясь, что его обнаружат при досмотре в аэропорту. Я приберегла его на всякий случай. Тебя это интересует?
- Пейот? Я не прикасался к этим мухоморам после колледжа, но готов составить тебе компанию.
- Хорошо. Приходи часов в восемь. Комната четыреста двадцать четыре. Мы примем зелье, а пока оно не начнет действовать, сходим на площадь. Там бывают бесплатные концерты.
Салли жила в одном из самых дорогих в городе отелей рядом с центральной площадью. Увидев, как легко она тратит деньги на вещи и на такси, Алекс решил, что девушка из богатой семьи. При этом его удивило, что богатые любящие родители отпустили дочь одну путешествовать в Мексику.
***
- Входи, Алекс, - сказала Салли, открывая ему дверь. - Я купила йогурт, чтобы легче было принимать пейот. Она разделила грибы на две порции и смешала с йогуртом. Когда они приняли пейот, девушка достала бутылку текилы и наполнила две рюмки. Над их головами на потолке, поскрипывая, крутился вентилятор.
- Сегодня и в самом деле замечательный день, - проговорила Салли. - Я рада, что встретила тебя.
- Я тоже. - Алекс выпил текилу и снова наполнил свою рюмку. - Ты уже выбрала дальнейший маршрут?
- Пока ничего не решила. Стараюсь жить одним днем.
- А как же колледж? Ты не собираешься туда возвращаться?
Она пожала плечами:
- Не думаю, что мне так уж необходима учеба в колледже. - Салли села на постель и, поджав под себя ноги, откинулась на подушку.
- А что говорят об этом твои родители?
- Они умерли. Для меня оставлен доверительный фонд. Назначен опекун. Но я, черт возьми, не собираюсь возвращаться в Шейкер-Хайтс!
Алекс рассмеялся:
- Я тебя хорошо понимаю. У меня такое же отношение к Далласу. Моя мать и отчим хотят, чтобы я вернулся домой и поступил на так называемую "приличную работу".
- И оставил Нью-Йорк и драматургию? Ох, Алекс, не делай этого! - Она подняла свою рюмку. - Налей мне еще текилы, пожалуйста.
Вечер был теплый, а от текилы и пейота им вскоре стало еще теплее. Некоторое время они делились впечатлениями о дорожных приключениях. У Салли в Мексике не возникало проблем с провозом наркотиков: ее не подвергали досмотрам, потому что она останавливалась в лучших отелях и, путешествуя по стране, не пользовалась ни попутными машинами, ни местными рейсовыми автобусами. Заботясь о своей безопасности, девушка принимала собственные меры предосторожности. По ее словам, она подошла к Алексу, инстинктивно почувствовав к нему доверие.
- Какая наивность, Салли! - заметил Алекс. - Взгляни на первую страницу любой газеты... Многие опасные убийцы-маньяки выглядят вполне респектабельно.
Салли усмехнулась:
- Что ж, на все воля Божья. Никто не живет вечно.
- Тебе опасно путешествовать одной. Надо найти спутника.
- Ты предлагаешь свои услуги?
- Я бы с радостью, но мне нужно работать. А для этого необходимы тишина и покой.
- Это я обеспечила бы тебе в избытке. - Салли посмотрела на него круглыми голубыми глазами. - Возьми текилу и иди ко мне. Зачем нам переговариваться через всю комнату?
Текила уже делала свое дело" начинал действовать и пейот. Алекс шел к Салли, и ему казалось, будто ковер колышется у него под ногами.
- А как же концерт на площади? Не хочешь подышать свежим воздухом?
- Думаю, лучше остаться здесь. Когда я под кайфом, толпа действует мне на нервы.
- С удовольствием составлю тебе компанию. На сегодняшний день с нас хватит местной экзотики. - Ощутив действие пейота, Алекс лег рядом с Салли, желая как можно скорее оказаться внутри ее. Он воздерживался уже больше месяца и сейчас хотел эту загорелую белокурую девушку больше всего на свете. Уж не влюблен ли он?
- Повернись, - прошептал он.
Салли повернулась к нему спиной и поставила рюмку на столик возле кровати.
Алекс расстегнул молнию на ее платье, и девушка стянула его грациозно, как змея, меняющая кожу.
- О, пейот действует волшебно! Я вижу молекулы воздуха.
- А я внимательно изучаю молекулы твоей кожи.
Удивительно, словно крошечные свечи гаснут одна за другой!
- Можно я посмотрю, нет ли их и у тебя?
Пока она расстегивала его сорочку, он как завороженный любовался ее телом. У Салли были полные груди и розовые соски, окруженные более темной кожей. Они казались ему то замками, построенными из песка, то шляпами китайских кули, а то вдруг караваями итальянского деревенского хлеба. Когда Алекс взял губами сосок, Салли расстегнула ремень на брюках.
Наркотик совершенно преобразил женские прелести. Алекс коснулся соска языком и испытал совсем новое ощущение. Он даже не заметил, как девушка стянула с него джинсы.
Когда Салли начала постанывать, он взглянул на нее, улыбнулся, медленно провел руками по ее груди, бокам, животу и поразился нежности ее тела.
- Ты прекрасна! - выдохнул он. - В самом деле прекрасна!
- Ты тоже! - Салли толкнула Алекса на подушки и посмотрела на его пенис.
- Ох! - изумилась она. - Он похож на огромный гриб. Я чувствую себя Алисой в Стране чудес и вижу на нем надпись: "Съешь меня".
- Следуй указанию.
Она провела губами вокруг головки и взяла пенис в рот.
- Как резина. - Салли подняла голову. - Твердая резина. - Она снова наклонила голову. - Или кальмар... - Девушка коснулась языком мошонки, О-о-о... а здесь яички.., очищенные крутые яички в атласном мешочке...
Они исследовали друг друга глазами, губами, пальцами - прикасаясь, облизывая, ощупывая, проникая.
Когда, наконец, Алекс вошел в нее, это было как полное слияние такое, словно они оказались вдвоем в одном теле.
Молодые люди часами занимались любовью, разговаривали, потом принимали душ и снова занимались любовью под его струями.
- Давай приготовим еще пейот, - предложила Салли. - По-моему, действие его слабеет, а мне не хочется, чтобы это кончилось.
- Он действует сильнее, чем тебе кажется.
- Прошу тебя, пожалуйста! - умоляла Салли. - Давай продлим состояние эйфории! У меня есть опиум. Он подействует быстро, мы снова займемся любовью, а потом заснем в объятиях друг друга. Ну же, прошу тебя!
Вопреки здравому смыслу Алекс позволил ей набить трубку опиумом, и они по очереди сделали несколько затяжек. Новый наркотик усилил действие предыдущего. Они с Салли снова занимались любовью, но сколько раз и долго ли, Алекс не знал, потому что потерял счет времени. Только на рассвете оба крепко заснули.
***
Когда Алекс проснулся, за окнами было темно. На столике возле постели горела лампа. Голову разрывала тупая боль. Салли еще спала. Он медленно поднялся, стараясь не двигать головой, пошел в ванную, почистил зубы и минут двадцать стоял под теплым душем.
Алексу стало лучше. Почувствовав голод, он посмотрел на часы в спальне. Половина девятого вечера! Последний раз он ел тридцать два часа назад. Одеваясь, Алекс надеялся, что Салли проснется и пойдет с ним ужинать.
Салли лежала на животе, положив голову на руку.
Ему было жаль будить девушку, но он умирал с голоду и не хотел оставлять ее одну.
- Салли, - тихо сказал он. - Пора вставать! - Алекс коснулся ее плеча и вздрогнул от ужаса.
Тело девушки было холодным.
- Салли! - крикнул он. - Проснись! - Она не шевельнулась.
Алекс перевернул ее. Казалось, она спала, но загорелая кожа побледнела. Он долго всматривался в девушку, надеясь, что она все-таки дышит.
- Салли! - Алекс хлопнул ее по щекам, потом приложился ртом к ее губам и попытался вдохнуть воздух в легкие. Тщетно! В течение десяти минут он перепробовал на ней все приемы оказания первой медицинской помощи, какие только удалось припомнить. Но Салли Эвери была мертва.
Алекса била дрожь. Голова раскалывалась. Решив позвонить в полицию, он направился к телефону, но вдруг почувствовал тошноту и едва успел добежать до ванной, как его вырвало.
Надо вызвать полицию, но что им сказать? Как все объяснить? Это было бы трудно, даже американским полицейским, а давать показания мексиканской полиции с его жалким испанским просто невозможно. Факты - упрямая вещь, а они ужасны: употребление наркотиков.., и труп девушки.
Так и не заставив себя поднять телефонную трубку, Алекс надел на Салли ночную рубашку, чтобы ее не обнаружили нагой, и прикрыл грудь простыней.
Собрав остатки пейота и опиума, он спустил все в канализацию, обыскал вещи Салли и нашел марихуану, которая тоже отправилась в унитаз. Алекс проверил содержимое сумочки Салли, где оказался пузырек с таблетками, но совсем не от малярии. Это был фенобарбитал.
Он сунул пузырек обратно. В сумочке были также косметические салфетки, солнцезащитные очки, дорожные чеки, косметичка и паспорт. Алекс раскрыл его. Сара Кинкейд Эвери. Родилась 15 сентября 1954 года. Взглянув на фотографию, он дрожащей рукой положил паспорт на место и тут заметил амулет, подаренный им Салли. Сам не зная зачем, Алекс взял его и сунул себе в карман. Да уж, здорово помог ей этот амулет - ничего не скажешь!
Он долго смотрел на Салли. Она была так красива и казалась спящей. Почему эта девушка умерла - случайно или нет? Возможно, поняв, что попала в беду, Салли попыталась привлечь его внимание? Обезумевший от горя Алекс был объят таким ужасом, какого не испытывал никогда в жизни.
Кто-то постучал в дверь, потом в замочной скважине повернулся ключ.
- Криада.., горничная, - услышал он.
- Только не это! - пробормотал Алекс, увидев, как дверь приоткрылась. - Окупадо.., занято.., уходите... - крикнул он.
Горничная вышла:
- Пердонеме, сеньор.
Черт возьми! Не успела ли она разглядеть его? Не заметила ли страха в его глазах? Может, приняла Алекса за одного из непонятных гринго?
Необходимо обдумать ситуацию.., и по возможности здраво. Нельзя оставлять здесь никаких следов. Горничная обязательно скажет полицейским, что Салли была не одна.., что видела с ней какого-то светловолосого гринго с бородой.
Отпечатки пальцев! Взяв полотенце, он прошелся по комнате, вытер паспорт, стакан, бутылку текилы, душ, рукоятку сливного бачка, дверную ручку. Потом вдруг заметил ее фотокамеру. Боже! Эти снимки в Монтальбане! Он перемотал пленку, извлек катушку, сунул ее в карман и тщательно вытер камеру полотенцем.
Подойдя к кровати, Алекс сел возле Салли. По его щекам катились слезы. Они только вчера говорили о совместном путешествии! Они могли полюбить друг друга! А теперь девушка мертва. Алекс отказывался верить в это.
Убедившись, что никто его не видит, он вышел из номера Салли, спустился по лестнице и покинул гостиницу. Вернувшись к себе, Алекс быстро упаковал свои вещи и позвонил в аэропорт. В одиннадцать тридцать вылетал самолет на Мехико. Оттуда он сразу отправится в Нью-Йорк.
Алекс взял такси до аэропорта, зашел перед посадкой в туалет, сбрил бороду и укоротил волосы ножницами из армейского складного набора.
Стоя в очереди на посадку, он нервничал, опасаясь, что вид его вызывает подозрения: высокий, светловолосый, верхняя часть лица загорела сильнее, чем нижняя.
Немудрено, что пассажиры и люди в униформе с подозрением его рассматривают.
В аэропорту Мехико через зал ожидания строем прошел отряд федеральной полиции, и Алекс замер от страха. Однако полицейские не обратили на гринго никакого внимания. Услышав, что объявили посадку на его рейс, он с облегчением вздохнул и направился к выходу на летное поле.
Вдруг его окликнули:
- Сеньор.., подождите минутку!
Побледневший Алекс оглянулся. Офицер безопасности поманил его к себе.
- В чем дело?
- Машинка.., вы забыли пишущую машинку. - Офицер указал глазами туда, где только что стоял Алекс.
Пишущая машинка! Обливаясь потом, он вернулся и забрал ее.
- Грасъас, - сказал Алекс. - Большое спасибо!
Глава 26
Его рабочий кабинет не походил на офис. Вместо письменного стола здесь стоял овальный дубовый стол, возле него - удобное мягкое кресло с высокой спинкой, а рядом с другим, обитым ситцем, - торшер с изящным абажуром. На одной из стен висел яркий ковер, на другой - картина в стиле американского примитивизма, изображающая жанровую сцену из сельской жизни Новой Англии.
Прозвучал зуммер внутренней связи:
- Мистер Сейдж, не забудьте, что у вас в двенадцать тридцать встреча.
Алекс нажал кнопку переговорного устройства:
- Спасибо, Джейн. Уже выхожу. - Он посмотрел в окно. Снегопад продолжался. Надев теплое пальто, Алекс отправился на ленч в устричный бар.
Он вернулся в Нью-Йорк почти три месяца назад и два из них писал тексты для рекламного агентства "Латтимор-Давер". Тим Коркоран, его университетский приятель, работал там в бухгалтерском отделе. Алекс случайно встретил его в магазине через несколько дней после возвращения из Мексики; они вошли в бар пропустить по рюмочке, и Тим уговорил его пройти собеседование в "Латтимор-Давер". Дама, ответственная за набор кадров, была рада заполучить Александра Сейджа, выпускника Йельского университета и к тому же драматурга. "Я видела ваше "Путешествие на воздушном шаре", сказала она. - Остроумная пьеса. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?" "У меня есть кое-какие замыслы, - ответил он, - но отныне я намерен ввести писательскую деятельность в русло нормальной жизни".
Именно этого больше всего и хотелось Алексу. Нормальной жизни, спокойного, без потрясений, существования. Он отчаянно старался забыть Салли Эвери, но не мог. Мучительные воспоминания о ней преследовали его, и, чтобы избавиться от них, Алекс решил заполнить каждую минуту разнообразными обязанностями, не оставляющими свободного времени.
Ему ничуть не нравилось писать тексты для коммерческой рекламы, однако он проявил такие способности к этому, что Милт Марш, главный режиссер рекламного агентства, без устали расхваливал его. Алекс приходил на работу рано и каждый вечер засиживался допоздна.
Это лишало его досуга, зато банковский счет Алекса пополнялся за счет сверхурочных. Он, начинающий, зарабатывал невероятную сумму - пятьдесят тысяч долларов! Между тем Милт уже намекал на "существенную" прибавку ближе к лету. Сейчас был конец января.
Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули, энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня. Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось, чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.
Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье, преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?
Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей. Особенно в тюрьмах других государств.
Прилетев в Нью-Йорк, он отдал проявить пленку, отснятую Салли. Собравшись с духом, просмотрел негативы и заказал фотографию с того, где сам запечатлел Салли в Монтальбане. Теперь фотография в рамке стояла на полке в его гостиной, а возле нее лежали амулеты, купленные в тот роковой ноябрьский день. Для Алекса это был своего рода алтарь - место поклонения и покаяния. Когда-нибудь он напишет о Салли пьесу - во имя искупления грехов. А пока его пишущая машинка стояла в стенном шкафу и покрывалась пылью. Если кто-нибудь, заходя к нему, замечал фотографию Салли и спрашивал о ней, Алекс отвечал, что она была его другом. Однако его тон пресекал праздное любопытство.
***
В устричном баре было многолюдно и, как всегда, более шумно, чем в других нью-йоркских ресторанах.
Джон Кинсолвинг, поджидая Алекса, потягивал коктейль.