Страница:
– Дайте мне подумать хотя бы час, – взмолился потрясенный Гюнтер.
– Могу дать только пятнадцать секунд, – ответил я.
Последовало молчание. Через тринадцать секунд в трубке снова зазвучал голос Гюнтера:
– Хорошо, хорошо, мы покупаем девятипроцентные «Джипсам оф Америка» с погашением в 1995 году на два с половиной миллиона по курсу девяносто девять с половиной.
– Принято, – сказал я.
– Благодарю вас, – ответил Гюнтер. – Надеюсь на более тесное сотрудничество в будущем.
Как бы не так, подумал я, и положил трубку.
– Черт возьми, как тебе удалось заставить его раскошелиться на девяносто девять с половиной? – спросила Дебби.
– Я решил, что такая контора, как «Лейпцигер банк», может скупать эти облигации только по одной причине – если она является местным банком компании ДГБ. А раз ДГБ позарез нужно скупить облигации «Джипсам», она может себе позволить платить подороже. Ты хоть раз в жизни видела дельца, который, предлагая тебе бумаги по курсу девяносто шесть, готов заплатить за них девяносто девять с половиной? При случае напомни, чтобы впредь я не имел с ним никаких дел.
– Итак, сколько мы заработали? – спросила Дебби.
– Мы купили этих облигаций на два миллиона по курсу восемьдесят два и продали на семнадцать с половиной пунктов дороже, – прикинул я. – Значит, мы заработали триста пятьдесят тысяч долларов! Неплохо. И к тому же избавились от нашего пакета на полмиллиона. Любопытно, какой курс будет у наших акций, когда в игру вступит Нью-Йорк?
Дебби, казалось, не разделяет моего энтузиазма.
– В чем дело? – спросил я.
– Кто-то должен был знать о готовящейся продаже компании, – сказала она.
– Конечно, кто-то знал, – согласился я. – Кто-то всегда знает. Так устроен мир.
– Может быть, нам не стоило покупать эти акции, – засомневалась Дебби.
– Почему не стоило? Мы понятия не имели, что кто-то проглотит «Джипсам». Мы догадывались, но вовсе не были уверены. Мы не нарушили ни одного правила.
– Но ведь кто-то знал. Иначе почему бы курс акций так резко взлетел?
– Послушай, – возразил я, – Ты – наш юрисконсульт. Ты знаешь правила и законы. Мы их нарушили?
Дебби на минуту задумалась.
– Формально не нарушили.
– Вот и хорошо. А теперь дай мне пару бланков регистрации, я запишу результаты операции.
Следующий день, среда, получился сумасшедшим. Мне нужно было составить отчет для одного из наших клиентов, но результаты моих расчетов никак не сходились с теми цифрами, которые должны были получиться и которые я знал наизусть. Во второй половине дня я битых два часа просидел над колонками цифр, пока не нашел ошибку. Оказалось, мне дали неверные исходные данные. Проклиная себя за глупость, я отправился наверх, в административный отдел, чтобы показать его сотрудникам их ошибку. Теперь мне предстояло начинать все расчеты сначала. На это уйдет несколько часов, к тому же меня будут постоянно отвлекать торговые агенты. Значит, мне повезет, если я закончу работу до полуночи. Дебби вызвалась мне помочь, и я охотно согласился. Даже работая вдвоем, мы освободились только в восемь вечера.
Я положил готовый отчет на стол Карен. Утром его можно будет отправлять клиенту. Мы с Дебби перекинулись взглядами.
– Отметим? – предложила Дебби.
– Почему-то я был уверен, что ты предложишь что-нибудь в этом роде, – сказал я. – Куда пойдем?
– Ты был на том корабле на Темзе? Знаешь, возле станции метро «Темпл»?
– Корабль так корабль, – согласился я. – Подожди, я возьму портфель.
– О, ну хоть сегодня забудь о своем портфеле! – не вытерпела Дебби. – Дома ты его даже не откроешь и завтра снова принесешь сюда. Разве я не права?
– Э-э...
– Пойдем!
Перед уходом я осмотрелся. В офисе еще оставались Роб, игравший со своим компьютером, и Хамилтон, который неторопливо рылся в огромной кипе бумаг. Что касается Хамилтона, то его часто можно было застать в офисе в столь, позднее время, но Роб крайне редко задерживался после шести. Начинало смеркаться, и в окна операционной комнаты били почти горизонтальные красные лучи заходящего солнца. Они яркой полосой отделили серые и черные громады Сити от темнеющего неба.
– Собирается дождь... – неуверенно заметил я.
– Черт с ним, пойдем.
Дождь закапал, как только мы ступили на палубу бывшего корабля, а теперь плавучего ресторана. Мы заняли столик в главном салоне и через иллюминатор поглядывали на серые волны Темзы, бегущей к Вестминстеру. Вокруг шестов, воткнутых в дно реки рядом с кораблем, закручивались сильные водовороты. В огромном городе в конце двадцатого столетия было странно наблюдать за этой дикой, необузданной стихией. Конечно, человек научился строить каменные берега и сложнейшие барьеры, чтобы направлять поток в нужное русло, но он никак не мог остановить его.
Потом дождь полил сильней, капли разбивались о волны, река, город и небо окрасились в один темно-серый свет. Поднялся ветер, и корабль с негромким скрипом закачался на волнах.
– Бр-р-р, – поежилась Дебби. – Трудно поверить, что сейчас лето. А здесь очень уютно, правда?
Я осмотрелся. В обшитом полированным деревом неярко освещенном салоне за столиками, вытянувшимися двумя рядами, разрозненными группками сидели немногочисленные посетители. В углу собралась чуть большая компания любителей выпить. Действительно, раскачивания и скрип корабля, приглушенный шум непринужденной болтовни, влажный, но теплый воздух создавали здесь особый уют.
Мы заказали бутылку санчерре. Официант мгновенно принес вино и розлил его по бокалам. Я поднял свой.
– Твое здоровье, – сказал я. – Благодарю за помощь. Если бы не ты, я еще сидел бы за своим столом.
– Не за что, – ответила Дебби, отпив глоток. – Видишь ли, я вовсе не такая отпетая лентяйка, как обо мне думают.
– Что ж, я уверен, Хамилтон это тоже заметил.
– Пусть он катится ко всем чертям. Я вызвалась помочь тебе только по одной причине – потому что ты весь день казался мне ужасно несчастным. Ты такими словами обзывал эту выверку начисленных процентов, что вогнал меня в краску.
– Что ж, все равно я тебе очень благодарен, – сказал я.
Я подумал, что едва ли мог найти такие слова, которые вогнали бы Дебби в краску, но здесь, в прокуренной, насыщенной парами алкоголя атмосфере, ее щеки и впрямь зарумянились.
– Похоже, последние дни ты работаешь ненормально много, – заметил я. – Ты уверена, что у тебя все в порядке?
Действительно, на работе Дебби почти не отрывала голову от стола.
– Может быть. Но ведь это ты дал мне на просмотр гору проспектов, так что благодарить нужно тебя. – Она нахмурилась. – Впрочем, кое-что меня и в самом деле тревожит, сильно тревожит.
– Что, например? – заинтересовался я. Дебби с минуту подумала, потом покачала головой.
– Нет, забудь об этом. Сегодня я достаточно провозилась с этими чертовыми проспектами, мои проблемы могут подождать до завтра. У нас еще будет возможность поболтать и о них.
Я и сам видел, что Дебби расстроена, а расстроить Дебби. могло только что-то из ряда вон выходящее. Но сейчас она определенно не настроена была обсуждать свои проблемы, поэтому я сменил тему.
– Ты знаешь трейдеров «Блумфилд Вайс», не так ли?
– Да, а зачем тебе они?
– А того, кто продает облигации «Джипсам», тоже знаешь?
– Да. Это Джо Финлей. Он торгует в «Блумфилд Вайс» бумагами всех американских корпораций. Очень хорош. Говорят, он – лучший корпоративный трейдер на «стрите», умеет делать деньги и на покупке и на продаже. Трейдеры из других фирм стараются поддерживать с ним хорошие отношения.
– Почему?
– Он законченный мерзавец.
Дебби сказала это так убежденно, что я подумал, уж не пришла ли она к такому выводу на собственном опыте. Что-то в ее тоне помешало мне попросить объяснений.
– Он честен?
Дебби рассмеялась.
– Трейдер из «Блумфилд Вайс»? Думаю, это крайне маловероятно, ты согласен? А почему ты спрашиваешь?
– Я просто не могу понять, почему «Блумфилд Вайс» так заинтересовался этими облигациями за день до сообщения о поглощении компании «Джипсам».
– Ты хочешь сказать, что Джо знал об этом заранее? Я бы нисколько не удивилась.
Я снова наполнил наши бокалы.
– На что ты собираешься потратить деньги «Джипсам»? – с изрядной долей иронии поинтересовалась Дебби.
– Ты имеешь в виду доход от купленных нами акций? Не знаю. Думаю, просто положу в банк.
– Зачем? На черный день? – не унималась Дебби, кивнув в сторону иллюминатора, за которым стало совсем темно. Дождь лил как из ведра.
Я улыбнулся, почувствовав себя отчасти дураком.
– Видишь ли, мне не на что их тратить. Моя квартира меня вполне устраивает. «Де Джонг» дал мне автомашину. Похоже, что даже в отпуск уехать у меня не будет времени.
– Что тебе действительно нужно, так это очень дорогая любовница, – посоветовала Дебби. – Такая, на которую ты смог бы потратить свои нечестно заработанные деньги.
– Прошу прощения, но сейчас у меня нет любовницы.
– Что? У молодого финансиста, такого завидного кандидата в мужья? Не верю, – сказала Дебби с деланным удивлением. – Конечно, иногда ты бываешь грубоват, да и нос у тебя мог бы быть более классическим. И к парикмахеру ты давно не заглядывал, да? В общем, твои проблемы мне понятны.
– Благодарю за лестную оценку. Не знаю, мне кажется, у меня просто не хватает времени.
– Слишком много работы?
– Слишком много работы, слишком много тренировок.
– Типичная ситуация. Так кто же ты? Труженик-девственник?
– Ну, не совсем, – улыбаясь, ответил я.
– Ах, так? Расскажи, как это у тебя было.
Дебби, вся внимание, подалась вперед.
– Это не твое дело, – нерешительно попытался отказаться я.
– Конечно, не мое, – согласилась Дебби. – Расскажи.
Не сводя с меня умоляющего взгляда сверкающих глаз, Дебби уперлась локтями в стол. Рассказывать мне совсем не хотелось, но я не мог разочаровывать Дебби.
– Понимаешь, в университете у меня была одна девушка. Ее звали Джейн, – начал я. – Она была очень хорошенькой. И очень терпеливой.
– Терпеливой?
– Да. Тренировки отнимали у меня почти все свободное время. Я бегал не меньше сорока миль в неделю, и это не считая спринтерской подготовки и упражнений с отягощениями. И еще я хотел получить диплом с неплохими оценками. На все остальное у меня просто не оставалось времени.
– И она все это терпела?
– Какое-то время. Мне трудно было ее в чем-то упрекнуть. Она приходила на все соревнования, а иногда даже на тренировки.
– Должно быть, она тебя очень любила, – сделала вывод Дебби.
– Наверно. Но в конце концов ее терпение лопнуло. Или я, или легкая атлетика, сказала она. Можешь догадаться, что я выбрал.
– Бедная Джейн.
– Я не уверен, что она такая уж бедная. Без меня она только выиграла. Через два месяца она встретила Мартина, а еще через год они обвенчались. Наверно, у нее сейчас двое детей и счастливая семейная жизнь.
– И с тех пор у тебя никого не было?
– Иногда появлялась девушка. Но всегда ненадолго, – ответил я.
Каждое мое увлечение очень скоро превращалось в борьбу между легкой атлетикой и девушкой, а я вовсе не был склонен жертвовать спортом. Иногда я сожалел о своем решении, но оно всегда было частью той цены, которую мне приходилось платить за путевку на Олимпийские игры. Честно говоря, я всегда был готов платить такую цену.
– Ладно, а теперь что тебя останавливает? – спросила Дебби.
– Останавливает перед чем?
– Ну, завести девушку.
– Не могу же я просто пойти куда-то и, как ты говоришь, «завести», – запротестовал я. – Я хочу сказать, это не так просто. С этой работой и всем прочим у меня просто нет времени.
Дебби засмеялась.
– Но ты мог бы выкроить полчаса от девяти до девяти тридцати по вторникам и четвергам. Этого должно быть достаточно, правда?
Я пожал плечами и тоже улыбнулся.
– Да, ты права. Я просто вышел из формы. Я немедленно исправлю ошибку. Ровно через неделю я представлю на твой суд сразу трех женщин.
Мы допили вино, расплатились и встали, приготовившись храбро встретить дождь и ветер. Над неспокойной водой мы прошли по закрытому трапу и остановились под навесом на тротуаре. Ни у меня, ни у Дебби не было ни плаща, ни зонтика. Мы в нерешительности всматривались в холодную сырую темноту, когда перед нами вдруг возникла фигура мужчины. Он на мгновение остановился перед Дебби, протянул руку и схватил ее за грудь.
– Скучаешь без меня, любимая? – сказал он и издал короткий сухой смешок.
Потом он повернулся ко мне, не больше секунды смотрел на меня странным, будто нетрезвым взглядом голубых глаз, изогнул уголки губ в фальшивой улыбке и тут же нырнул в дождь.
Мгновение я ошарашенно стоял, не двигаясь с места, мою реакцию замедлило вино, а потом ринулся в темноту за наглым незнакомцем. Дебби успела схватить меня за рукав.
– Не надо. Пол! Остановись!
– Но ты же видела, что он сделал, – сказал я, нерешительно стараясь освободиться от хватки Дебби.
– Пол, я тебя прошу. Не обращай внимания. Пожалуйста. Я всматривался в темноту, но незнакомец уже исчез. Дебби не сводила с меня умоляющего и теперь очень посерьезневшего взгляда. Она определенно испугалась.
Я пожал плечами и вернулся под навес. За несколько секунд я промок до нитки.
– Кто это был, черт возьми?
– Не спрашивай.
– Но нельзя же такое спускать с рук!
– Послушай меня, Пол, пожалуйста. Забудь об этом. Пожалуйста.
– Хорошо, хорошо. Давай посадим тебя в такси.
Ничего удивительного, что в такую погоду ни одного такси так и не показалось. Мы решили добираться на метро. Дебби нужно было на станцию «Эмбанкмент», мне – на «Темпл».
Поезд метро двинулся по своему бесконечному пути кольцевой линии, и я задумался о человеке, который на моих глазах оскорбил Дебби. Кто бы это мог быть? Бывший любовник? Коллега по прежней работе? Вообще незнакомый ей человек? Пьяница? Я понятия не имел. Не мог я понять и другое: почему Дебби не захотела ничего сказать о нем. Мне показалось, что она была скорее напугана, чем шокирована или оскорблена. Очень странно.
Я видел его лишь мгновение, когда он повернулся ко мне лицом. Это был худой, но крепкий мужчина лет тридцати пяти в самом обычном костюме служащего. Мне запомнились его глаза, бледно-голубые, безжизненные, с крохотными зрачками. Я поежился.
Поезд остановился на станции «Виктория». Из вагонов высыпали толпы пассажиров, а сели всего несколько человек. Поезд двинулся дальше, и мои мысли переключились на другие проблемы. Я попытался читать газету, которую держал в руках сидевший передо мной старик, но никак не мог сосредоточиться. Я вспомнил разговор о моих девушках, вернее, об их отсутствии. Честно говоря, несколько последних лет женщины меня не интересовали. Не могу сказать, что я был противником женской компании, скорее наоборот, просто столько моих романов начиналось большими надеждами, а заканчивалось полным разочарованием, что дальнейшие попытки казались бессмысленными. Наверно, мне нужно было как-то попытаться изменить положение. Дебби была права; как бы ни был я поглощен работой, следует находить время и для чего-то другого.
Мысль о Дебби заставила меня улыбнуться. Ничто не могло испортить ей настроение. Я вдруг понял, что каждый день, собираясь на работу, жду встречи с ее широкой улыбкой, с ее добродушным поддразниванием. За несколько последних месяцев я к ней очень привязался. Стоп. Что Дебби имела в виду, когда говорила, что мне нужно найти девушку? Неужели я, как обычно, проглядел весьма прозрачный намек? Нет, этого не может быть, это просто плод моего воображения. Только не Дебби. Только не я. Но почему-то мне не хотелось расставаться с этой мыслью.
Пятая глава
– Могу дать только пятнадцать секунд, – ответил я.
Последовало молчание. Через тринадцать секунд в трубке снова зазвучал голос Гюнтера:
– Хорошо, хорошо, мы покупаем девятипроцентные «Джипсам оф Америка» с погашением в 1995 году на два с половиной миллиона по курсу девяносто девять с половиной.
– Принято, – сказал я.
– Благодарю вас, – ответил Гюнтер. – Надеюсь на более тесное сотрудничество в будущем.
Как бы не так, подумал я, и положил трубку.
– Черт возьми, как тебе удалось заставить его раскошелиться на девяносто девять с половиной? – спросила Дебби.
– Я решил, что такая контора, как «Лейпцигер банк», может скупать эти облигации только по одной причине – если она является местным банком компании ДГБ. А раз ДГБ позарез нужно скупить облигации «Джипсам», она может себе позволить платить подороже. Ты хоть раз в жизни видела дельца, который, предлагая тебе бумаги по курсу девяносто шесть, готов заплатить за них девяносто девять с половиной? При случае напомни, чтобы впредь я не имел с ним никаких дел.
– Итак, сколько мы заработали? – спросила Дебби.
– Мы купили этих облигаций на два миллиона по курсу восемьдесят два и продали на семнадцать с половиной пунктов дороже, – прикинул я. – Значит, мы заработали триста пятьдесят тысяч долларов! Неплохо. И к тому же избавились от нашего пакета на полмиллиона. Любопытно, какой курс будет у наших акций, когда в игру вступит Нью-Йорк?
Дебби, казалось, не разделяет моего энтузиазма.
– В чем дело? – спросил я.
– Кто-то должен был знать о готовящейся продаже компании, – сказала она.
– Конечно, кто-то знал, – согласился я. – Кто-то всегда знает. Так устроен мир.
– Может быть, нам не стоило покупать эти акции, – засомневалась Дебби.
– Почему не стоило? Мы понятия не имели, что кто-то проглотит «Джипсам». Мы догадывались, но вовсе не были уверены. Мы не нарушили ни одного правила.
– Но ведь кто-то знал. Иначе почему бы курс акций так резко взлетел?
– Послушай, – возразил я, – Ты – наш юрисконсульт. Ты знаешь правила и законы. Мы их нарушили?
Дебби на минуту задумалась.
– Формально не нарушили.
– Вот и хорошо. А теперь дай мне пару бланков регистрации, я запишу результаты операции.
Следующий день, среда, получился сумасшедшим. Мне нужно было составить отчет для одного из наших клиентов, но результаты моих расчетов никак не сходились с теми цифрами, которые должны были получиться и которые я знал наизусть. Во второй половине дня я битых два часа просидел над колонками цифр, пока не нашел ошибку. Оказалось, мне дали неверные исходные данные. Проклиная себя за глупость, я отправился наверх, в административный отдел, чтобы показать его сотрудникам их ошибку. Теперь мне предстояло начинать все расчеты сначала. На это уйдет несколько часов, к тому же меня будут постоянно отвлекать торговые агенты. Значит, мне повезет, если я закончу работу до полуночи. Дебби вызвалась мне помочь, и я охотно согласился. Даже работая вдвоем, мы освободились только в восемь вечера.
Я положил готовый отчет на стол Карен. Утром его можно будет отправлять клиенту. Мы с Дебби перекинулись взглядами.
– Отметим? – предложила Дебби.
– Почему-то я был уверен, что ты предложишь что-нибудь в этом роде, – сказал я. – Куда пойдем?
– Ты был на том корабле на Темзе? Знаешь, возле станции метро «Темпл»?
– Корабль так корабль, – согласился я. – Подожди, я возьму портфель.
– О, ну хоть сегодня забудь о своем портфеле! – не вытерпела Дебби. – Дома ты его даже не откроешь и завтра снова принесешь сюда. Разве я не права?
– Э-э...
– Пойдем!
Перед уходом я осмотрелся. В офисе еще оставались Роб, игравший со своим компьютером, и Хамилтон, который неторопливо рылся в огромной кипе бумаг. Что касается Хамилтона, то его часто можно было застать в офисе в столь, позднее время, но Роб крайне редко задерживался после шести. Начинало смеркаться, и в окна операционной комнаты били почти горизонтальные красные лучи заходящего солнца. Они яркой полосой отделили серые и черные громады Сити от темнеющего неба.
– Собирается дождь... – неуверенно заметил я.
– Черт с ним, пойдем.
Дождь закапал, как только мы ступили на палубу бывшего корабля, а теперь плавучего ресторана. Мы заняли столик в главном салоне и через иллюминатор поглядывали на серые волны Темзы, бегущей к Вестминстеру. Вокруг шестов, воткнутых в дно реки рядом с кораблем, закручивались сильные водовороты. В огромном городе в конце двадцатого столетия было странно наблюдать за этой дикой, необузданной стихией. Конечно, человек научился строить каменные берега и сложнейшие барьеры, чтобы направлять поток в нужное русло, но он никак не мог остановить его.
Потом дождь полил сильней, капли разбивались о волны, река, город и небо окрасились в один темно-серый свет. Поднялся ветер, и корабль с негромким скрипом закачался на волнах.
– Бр-р-р, – поежилась Дебби. – Трудно поверить, что сейчас лето. А здесь очень уютно, правда?
Я осмотрелся. В обшитом полированным деревом неярко освещенном салоне за столиками, вытянувшимися двумя рядами, разрозненными группками сидели немногочисленные посетители. В углу собралась чуть большая компания любителей выпить. Действительно, раскачивания и скрип корабля, приглушенный шум непринужденной болтовни, влажный, но теплый воздух создавали здесь особый уют.
Мы заказали бутылку санчерре. Официант мгновенно принес вино и розлил его по бокалам. Я поднял свой.
– Твое здоровье, – сказал я. – Благодарю за помощь. Если бы не ты, я еще сидел бы за своим столом.
– Не за что, – ответила Дебби, отпив глоток. – Видишь ли, я вовсе не такая отпетая лентяйка, как обо мне думают.
– Что ж, я уверен, Хамилтон это тоже заметил.
– Пусть он катится ко всем чертям. Я вызвалась помочь тебе только по одной причине – потому что ты весь день казался мне ужасно несчастным. Ты такими словами обзывал эту выверку начисленных процентов, что вогнал меня в краску.
– Что ж, все равно я тебе очень благодарен, – сказал я.
Я подумал, что едва ли мог найти такие слова, которые вогнали бы Дебби в краску, но здесь, в прокуренной, насыщенной парами алкоголя атмосфере, ее щеки и впрямь зарумянились.
– Похоже, последние дни ты работаешь ненормально много, – заметил я. – Ты уверена, что у тебя все в порядке?
Действительно, на работе Дебби почти не отрывала голову от стола.
– Может быть. Но ведь это ты дал мне на просмотр гору проспектов, так что благодарить нужно тебя. – Она нахмурилась. – Впрочем, кое-что меня и в самом деле тревожит, сильно тревожит.
– Что, например? – заинтересовался я. Дебби с минуту подумала, потом покачала головой.
– Нет, забудь об этом. Сегодня я достаточно провозилась с этими чертовыми проспектами, мои проблемы могут подождать до завтра. У нас еще будет возможность поболтать и о них.
Я и сам видел, что Дебби расстроена, а расстроить Дебби. могло только что-то из ряда вон выходящее. Но сейчас она определенно не настроена была обсуждать свои проблемы, поэтому я сменил тему.
– Ты знаешь трейдеров «Блумфилд Вайс», не так ли?
– Да, а зачем тебе они?
– А того, кто продает облигации «Джипсам», тоже знаешь?
– Да. Это Джо Финлей. Он торгует в «Блумфилд Вайс» бумагами всех американских корпораций. Очень хорош. Говорят, он – лучший корпоративный трейдер на «стрите», умеет делать деньги и на покупке и на продаже. Трейдеры из других фирм стараются поддерживать с ним хорошие отношения.
– Почему?
– Он законченный мерзавец.
Дебби сказала это так убежденно, что я подумал, уж не пришла ли она к такому выводу на собственном опыте. Что-то в ее тоне помешало мне попросить объяснений.
– Он честен?
Дебби рассмеялась.
– Трейдер из «Блумфилд Вайс»? Думаю, это крайне маловероятно, ты согласен? А почему ты спрашиваешь?
– Я просто не могу понять, почему «Блумфилд Вайс» так заинтересовался этими облигациями за день до сообщения о поглощении компании «Джипсам».
– Ты хочешь сказать, что Джо знал об этом заранее? Я бы нисколько не удивилась.
Я снова наполнил наши бокалы.
– На что ты собираешься потратить деньги «Джипсам»? – с изрядной долей иронии поинтересовалась Дебби.
– Ты имеешь в виду доход от купленных нами акций? Не знаю. Думаю, просто положу в банк.
– Зачем? На черный день? – не унималась Дебби, кивнув в сторону иллюминатора, за которым стало совсем темно. Дождь лил как из ведра.
Я улыбнулся, почувствовав себя отчасти дураком.
– Видишь ли, мне не на что их тратить. Моя квартира меня вполне устраивает. «Де Джонг» дал мне автомашину. Похоже, что даже в отпуск уехать у меня не будет времени.
– Что тебе действительно нужно, так это очень дорогая любовница, – посоветовала Дебби. – Такая, на которую ты смог бы потратить свои нечестно заработанные деньги.
– Прошу прощения, но сейчас у меня нет любовницы.
– Что? У молодого финансиста, такого завидного кандидата в мужья? Не верю, – сказала Дебби с деланным удивлением. – Конечно, иногда ты бываешь грубоват, да и нос у тебя мог бы быть более классическим. И к парикмахеру ты давно не заглядывал, да? В общем, твои проблемы мне понятны.
– Благодарю за лестную оценку. Не знаю, мне кажется, у меня просто не хватает времени.
– Слишком много работы?
– Слишком много работы, слишком много тренировок.
– Типичная ситуация. Так кто же ты? Труженик-девственник?
– Ну, не совсем, – улыбаясь, ответил я.
– Ах, так? Расскажи, как это у тебя было.
Дебби, вся внимание, подалась вперед.
– Это не твое дело, – нерешительно попытался отказаться я.
– Конечно, не мое, – согласилась Дебби. – Расскажи.
Не сводя с меня умоляющего взгляда сверкающих глаз, Дебби уперлась локтями в стол. Рассказывать мне совсем не хотелось, но я не мог разочаровывать Дебби.
– Понимаешь, в университете у меня была одна девушка. Ее звали Джейн, – начал я. – Она была очень хорошенькой. И очень терпеливой.
– Терпеливой?
– Да. Тренировки отнимали у меня почти все свободное время. Я бегал не меньше сорока миль в неделю, и это не считая спринтерской подготовки и упражнений с отягощениями. И еще я хотел получить диплом с неплохими оценками. На все остальное у меня просто не оставалось времени.
– И она все это терпела?
– Какое-то время. Мне трудно было ее в чем-то упрекнуть. Она приходила на все соревнования, а иногда даже на тренировки.
– Должно быть, она тебя очень любила, – сделала вывод Дебби.
– Наверно. Но в конце концов ее терпение лопнуло. Или я, или легкая атлетика, сказала она. Можешь догадаться, что я выбрал.
– Бедная Джейн.
– Я не уверен, что она такая уж бедная. Без меня она только выиграла. Через два месяца она встретила Мартина, а еще через год они обвенчались. Наверно, у нее сейчас двое детей и счастливая семейная жизнь.
– И с тех пор у тебя никого не было?
– Иногда появлялась девушка. Но всегда ненадолго, – ответил я.
Каждое мое увлечение очень скоро превращалось в борьбу между легкой атлетикой и девушкой, а я вовсе не был склонен жертвовать спортом. Иногда я сожалел о своем решении, но оно всегда было частью той цены, которую мне приходилось платить за путевку на Олимпийские игры. Честно говоря, я всегда был готов платить такую цену.
– Ладно, а теперь что тебя останавливает? – спросила Дебби.
– Останавливает перед чем?
– Ну, завести девушку.
– Не могу же я просто пойти куда-то и, как ты говоришь, «завести», – запротестовал я. – Я хочу сказать, это не так просто. С этой работой и всем прочим у меня просто нет времени.
Дебби засмеялась.
– Но ты мог бы выкроить полчаса от девяти до девяти тридцати по вторникам и четвергам. Этого должно быть достаточно, правда?
Я пожал плечами и тоже улыбнулся.
– Да, ты права. Я просто вышел из формы. Я немедленно исправлю ошибку. Ровно через неделю я представлю на твой суд сразу трех женщин.
Мы допили вино, расплатились и встали, приготовившись храбро встретить дождь и ветер. Над неспокойной водой мы прошли по закрытому трапу и остановились под навесом на тротуаре. Ни у меня, ни у Дебби не было ни плаща, ни зонтика. Мы в нерешительности всматривались в холодную сырую темноту, когда перед нами вдруг возникла фигура мужчины. Он на мгновение остановился перед Дебби, протянул руку и схватил ее за грудь.
– Скучаешь без меня, любимая? – сказал он и издал короткий сухой смешок.
Потом он повернулся ко мне, не больше секунды смотрел на меня странным, будто нетрезвым взглядом голубых глаз, изогнул уголки губ в фальшивой улыбке и тут же нырнул в дождь.
Мгновение я ошарашенно стоял, не двигаясь с места, мою реакцию замедлило вино, а потом ринулся в темноту за наглым незнакомцем. Дебби успела схватить меня за рукав.
– Не надо. Пол! Остановись!
– Но ты же видела, что он сделал, – сказал я, нерешительно стараясь освободиться от хватки Дебби.
– Пол, я тебя прошу. Не обращай внимания. Пожалуйста. Я всматривался в темноту, но незнакомец уже исчез. Дебби не сводила с меня умоляющего и теперь очень посерьезневшего взгляда. Она определенно испугалась.
Я пожал плечами и вернулся под навес. За несколько секунд я промок до нитки.
– Кто это был, черт возьми?
– Не спрашивай.
– Но нельзя же такое спускать с рук!
– Послушай меня, Пол, пожалуйста. Забудь об этом. Пожалуйста.
– Хорошо, хорошо. Давай посадим тебя в такси.
Ничего удивительного, что в такую погоду ни одного такси так и не показалось. Мы решили добираться на метро. Дебби нужно было на станцию «Эмбанкмент», мне – на «Темпл».
Поезд метро двинулся по своему бесконечному пути кольцевой линии, и я задумался о человеке, который на моих глазах оскорбил Дебби. Кто бы это мог быть? Бывший любовник? Коллега по прежней работе? Вообще незнакомый ей человек? Пьяница? Я понятия не имел. Не мог я понять и другое: почему Дебби не захотела ничего сказать о нем. Мне показалось, что она была скорее напугана, чем шокирована или оскорблена. Очень странно.
Я видел его лишь мгновение, когда он повернулся ко мне лицом. Это был худой, но крепкий мужчина лет тридцати пяти в самом обычном костюме служащего. Мне запомнились его глаза, бледно-голубые, безжизненные, с крохотными зрачками. Я поежился.
Поезд остановился на станции «Виктория». Из вагонов высыпали толпы пассажиров, а сели всего несколько человек. Поезд двинулся дальше, и мои мысли переключились на другие проблемы. Я попытался читать газету, которую держал в руках сидевший передо мной старик, но никак не мог сосредоточиться. Я вспомнил разговор о моих девушках, вернее, об их отсутствии. Честно говоря, несколько последних лет женщины меня не интересовали. Не могу сказать, что я был противником женской компании, скорее наоборот, просто столько моих романов начиналось большими надеждами, а заканчивалось полным разочарованием, что дальнейшие попытки казались бессмысленными. Наверно, мне нужно было как-то попытаться изменить положение. Дебби была права; как бы ни был я поглощен работой, следует находить время и для чего-то другого.
Мысль о Дебби заставила меня улыбнуться. Ничто не могло испортить ей настроение. Я вдруг понял, что каждый день, собираясь на работу, жду встречи с ее широкой улыбкой, с ее добродушным поддразниванием. За несколько последних месяцев я к ней очень привязался. Стоп. Что Дебби имела в виду, когда говорила, что мне нужно найти девушку? Неужели я, как обычно, проглядел весьма прозрачный намек? Нет, этого не может быть, это просто плод моего воображения. Только не Дебби. Только не я. Но почему-то мне не хотелось расставаться с этой мыслью.
Пятая глава
На следующий день я был занят с самого утра. Лампочки на телефонном пульте мигали непрестанно. Рынок был очень активен. Прошел слух, что Федеральный банк ФРГ собирается урезать процентные ставки, и менеджеры фондовых компаний торопились перевести немецкие марки в доллары. Биржи были застигнуты врасплох. Там быстро скупили почти все скопившиеся за долгое время еврооблигации, выпущенные ранее шведских, и многим брокерам нечего стало предлагать. Сейлсмены пытались уговорить нас продать пакеты облигаций, которые контролировала наша фирма. Но мы держались твердо. Пусть попотеют.
Дебби опаздывала, и на все звонки пришлось отвечать мне. Это была нелегкая работа.
В девять я окликнул Карен:
– От Дебби ничего не слышно?
Прошлым вечером мы выпили совсем немного; у нее должно было хватить сил, чтобы дотащиться до нашего офиса.
– Пока нет, – ответила Карен.
В половине девятого ко мне подошел Хамилтон.
– От Дебби ничего?
– Пока ничего.
– Хотя бы соблаговолила позвонить и сказаться больной, – заметил Хамилтон.
Я не стал спорить. Если нет серьезной причины, глупо просто не показываться на работе. Любое объяснение лучше молчания. Дебби часто отсутствовала на работе, но обычно она звонила и ссылалась на недомогание или придумывала другое более или менее правдоподобное объяснение.
Время шло к ленчу. Несмотря на титанические усилия Кэша, Клер, Дейвида и других, мне удалось сохранить все наши пакеты ценных бумаг.
От напряженной работы меня оторвал голос Карен. Звучавшие в нем озабоченность и даже страх привлекли внимание всех, кто был в операционной комнате.
– Хамилтон! Это из полиции. Они хотят поговорить с кем-нибудь о Дебби.
Хамилтон взял телефонную трубку. Все мы не сводили с него глаз. Уже через несколько секунд он слегка нахмурил брови. Хамилтон вполголоса говорил около пяти минут, медленно положил трубку, встал, подошел к моему столу, потом к столу Дебби и знаком подозвал всех к себе.
– Плохие новости. Дебби нет в живых. Этой ночью она утонула.
Я был потрясен. От слов Хамилтона у меня зазвенело в ушах, комната поплыла перед глазами. Я упал в кресло. Пока Хамилтон разговаривал с полицией, в моей голове пронеслись тысячи мыслей, я со страхом думал о тех несчастьях, которые могли обрушиться на голову Дебби, и все же оказался совсем не готов к жестокому удару. Я болезненно остро ощутил пустоту стола, стоявшего за моей спиной, обычно центра веселой болтовни, сплетен и смеха. Словно издалека до меня доносились слова Хамилтона:
– Ее тело обнаружили сегодня в шесть часов утра в Темзе, недалеко от Миллуолл-докс. После полудня здесь будет полиция. Меня просили проверить, кто вчера последним видел Дебби.
– Я, – сказал я. Точнее, хотел сказать. Вместо этого из моего горла вырвался лишь непонятный хрип. – Я, – повторил я на этот раз более отчетливо.
Хамилтон повернулся ко мне и серьезным тоном сказал:
– В таком случае, Пол, очевидно, полиции потребуются ваши показания.
На меня устремились вопросительные взгляды.
– Последний раз я видел ее около половины десятого вечера, – объяснил я. – Мы только зашли выпить по бокалу вина. Потом она пошла по набережной. Больше я ее не видел.
Несмотря на сумятицу чувств, мне удалось овладеть своим голосом.
– Полиции известно, как это произошло? – спросил Роб.
– Пока ничего не известно, – ответил Хамилтон. – Полицейский сказал, что они не исключают любую возможность.
Как это могло случиться? Очевидно, она упала в воду. Но обычно человек не падает в Темзу ни с того ни с сего. Это не так-то просто сделать, даже в самую отвратительную погоду. Значит, или она намеренно прыгнула в реку, или кто-то ее столкнул. Я вспомнил неподвижный взгляд и вытянутое лицо того человека, что оскорбил Дебби у выхода из плавучего ресторана. Я готов был поклясться, что без него здесь не обошлось.
На наших телефонных панелях неистово мигали лампочки. Хамилтон сказал:
– Давайте пока ответим на эти звонки.
Мы не разговаривали друг с другом. Трудно было даже представить себе, что можно сказать в такой ситуации. Каждый переживал удар по-своему. Карен тихо всхлипывала, утирая слезы платком. Роб и Гордон выискивали, чем бы заняться.
Я просто смотрел на стол Дебби.
До вчерашнего вечера я не осознавал, насколько мы сблизились за последние два-три месяца. У меня перед глазами до сих пор стояли ее пухлые щечки, веселые искорки в ее глазах. Это было всего несколько часов назад, четырнадцать часов, если уж быть совсем точным. Разве может вдруг исчезнуть человек, в котором было столько жизни? Просто прекратить существовать. Это казалось нелепым. Я почувствовал, как у меня защипало глаза. Я опустил голову па руки и замер.
Не знаю, сколько времени я так просидел, пока не почувствовал на своем плече чью-то руку. Я поднял глаза. Это был Хамилтон.
– Примите мои соболезнования, – сказал он. – Вы были очень хорошей командой.
Я выпрямился и кивнул.
– Не хотите пойти домой? – спросил Хамилтон. Я покачал головой.
– Хотите совет? – спросил Хамилтон.
– Какой? – хрипло сказал я.
– Возьмитесь за телефонную трубку и поговорите с людьми.
Хамилтон был прав. Мне нужно было занять себя безопасной ежедневной рутиной – ценами, курсами, слухами, процентами, спредами [10].
Я не мог заставить себя сообщать коллегам о смерти Дебби. Впрочем, прошло совсем немного времени, но о несчастье знали уже все. Для меня наступили особенно трудные часы, когда мне пришлось сотни раз поддакивать, соглашаясь, что Дебби была чудесной, очень веселой девушкой и как это ужасно, что ее уже нет.
В обеденный перерыв пришли полицейские. Полчаса они разговаривали с Хамилтоном, потом в комнату для совещаний вызвали меня. Там уже дожидались двое мужчин в штатском. Тот, что покрупнее, представился инспектором сыскной полиции Пауэллом. Он был плотным мужчиной лет тридцати пяти в распахнутом дешевом двубортном пиджаке и ярком галстуке. По его быстрым, ловким движениям чувствовалось, что пиджак скрывает крепкие мышцы, а не жир. Он был человеком действия и в просторной комнате для совещаний компании «Де Джонг» ощущал определенную неловкость. Его коллега, констебль сыскной полиции Джонс, приготовив ручку и блокнот, держался в тени.
– Мистер Макензи говорит, что из сотрудников компании вы последний видели мисс Чейтер живой? – начал Пауэлл.
Он говорил с четким лондонским акцентом и таким тоном, что в его устах даже самый невинный вопрос звучал как обвинение. К тому же инспектор Пауэлл прямо-таки излучал нетерпение.
– Да, это так. Вчера вечером мы решили немного выпить.
Я рассказал полицейским все, что произошло накануне. Констебль старательно записывал, не упуская ни слова. Вопросы стали более настойчивыми, когда я упомянул о человеке, который напал на Дебби и потом исчез в темноте. Я ответил на добрый десяток вопросов, насколько мог точно описал незнакомца и сказал, что, если это нужно, я готов потратить время с художником на составление портрета по описанию. Потом Пауэлл резко сменил тему.
– Мистер Макензи сказал, что из всех сотрудников компании у вас с мисс Чейтер были самые близкие отношения?
– Да, думаю, так оно и было.
– Не была ли мисс Чейтер в последнее время чем-то подавлена? – спросил Пауэлл.
– Да нет, пожалуй, ничем.
– Никаких проблем с друзьями?
– Во всяком случае мне она об этом не говорила.
– Какие-нибудь неприятности на работе?
Я заколебался.
– Пожалуй, тоже нет.
– Совсем ничего? – настаивал Пауэлл, глядя мне прямо в глаза. Он уловил мою неуверенность.
– Видите ли, недавно у нее действительно были небольшие неприятности. – Я рассказал о разговоре Дебби с Хамилтоном и о нашей беседе на площади Финсбери. – Но во всяком случае она не настолько огорчилась, чтобы решиться на самоубийство, – закончил я.
– Это как сказать, сэр, – возразил Пауэлл. – Вы не представляете себе, насколько часто внешне вполне уравновешенные люди кончают жизнь самоубийством по таким поводам, которые их друзьям или родственникам показались бы пустяковыми.
– Нет, вы меня не поняли, – возразил я. – Дебби никогда не была в состоянии депрессии. Наоборот, она всегда смеялась. Она радовалась жизни.
Пауэлл, казалось, слушал меня вполуха. Он кивнул констеблю, и тот закрыл блокнот. Потом инспектор сказал:
– Благодарю вас, мистер Марри. Прошу прощения за то, что мы отняли у вас столько времени. Если у нас возникнут еще вопросы, надеюсь, мы сможем с вами связаться?
Я кивнул. Полицейские ушли.
Я с трудом дождался конца рабочего дня. Около шести часов я выключил свои машины и направился к выходу.
У двери лифта я столкнулся с Хамилтоном. В ожидании кабины мы неловко молчали. Для меня непринужденная болтовня с боссом была невозможной и в лучшие времена. Теперь же у меня просто не было сил, чтобы выдумывать что-то умное или интересное.
Наконец подошел лифт, и мы вошли в кабину. Хамилтон спросил:
– Какие у вас планы на сегодня. Пол?
– Никаких. Поеду домой, – ответил я.
Дебби опаздывала, и на все звонки пришлось отвечать мне. Это была нелегкая работа.
В девять я окликнул Карен:
– От Дебби ничего не слышно?
Прошлым вечером мы выпили совсем немного; у нее должно было хватить сил, чтобы дотащиться до нашего офиса.
– Пока нет, – ответила Карен.
В половине девятого ко мне подошел Хамилтон.
– От Дебби ничего?
– Пока ничего.
– Хотя бы соблаговолила позвонить и сказаться больной, – заметил Хамилтон.
Я не стал спорить. Если нет серьезной причины, глупо просто не показываться на работе. Любое объяснение лучше молчания. Дебби часто отсутствовала на работе, но обычно она звонила и ссылалась на недомогание или придумывала другое более или менее правдоподобное объяснение.
Время шло к ленчу. Несмотря на титанические усилия Кэша, Клер, Дейвида и других, мне удалось сохранить все наши пакеты ценных бумаг.
От напряженной работы меня оторвал голос Карен. Звучавшие в нем озабоченность и даже страх привлекли внимание всех, кто был в операционной комнате.
– Хамилтон! Это из полиции. Они хотят поговорить с кем-нибудь о Дебби.
Хамилтон взял телефонную трубку. Все мы не сводили с него глаз. Уже через несколько секунд он слегка нахмурил брови. Хамилтон вполголоса говорил около пяти минут, медленно положил трубку, встал, подошел к моему столу, потом к столу Дебби и знаком подозвал всех к себе.
– Плохие новости. Дебби нет в живых. Этой ночью она утонула.
Я был потрясен. От слов Хамилтона у меня зазвенело в ушах, комната поплыла перед глазами. Я упал в кресло. Пока Хамилтон разговаривал с полицией, в моей голове пронеслись тысячи мыслей, я со страхом думал о тех несчастьях, которые могли обрушиться на голову Дебби, и все же оказался совсем не готов к жестокому удару. Я болезненно остро ощутил пустоту стола, стоявшего за моей спиной, обычно центра веселой болтовни, сплетен и смеха. Словно издалека до меня доносились слова Хамилтона:
– Ее тело обнаружили сегодня в шесть часов утра в Темзе, недалеко от Миллуолл-докс. После полудня здесь будет полиция. Меня просили проверить, кто вчера последним видел Дебби.
– Я, – сказал я. Точнее, хотел сказать. Вместо этого из моего горла вырвался лишь непонятный хрип. – Я, – повторил я на этот раз более отчетливо.
Хамилтон повернулся ко мне и серьезным тоном сказал:
– В таком случае, Пол, очевидно, полиции потребуются ваши показания.
На меня устремились вопросительные взгляды.
– Последний раз я видел ее около половины десятого вечера, – объяснил я. – Мы только зашли выпить по бокалу вина. Потом она пошла по набережной. Больше я ее не видел.
Несмотря на сумятицу чувств, мне удалось овладеть своим голосом.
– Полиции известно, как это произошло? – спросил Роб.
– Пока ничего не известно, – ответил Хамилтон. – Полицейский сказал, что они не исключают любую возможность.
Как это могло случиться? Очевидно, она упала в воду. Но обычно человек не падает в Темзу ни с того ни с сего. Это не так-то просто сделать, даже в самую отвратительную погоду. Значит, или она намеренно прыгнула в реку, или кто-то ее столкнул. Я вспомнил неподвижный взгляд и вытянутое лицо того человека, что оскорбил Дебби у выхода из плавучего ресторана. Я готов был поклясться, что без него здесь не обошлось.
На наших телефонных панелях неистово мигали лампочки. Хамилтон сказал:
– Давайте пока ответим на эти звонки.
Мы не разговаривали друг с другом. Трудно было даже представить себе, что можно сказать в такой ситуации. Каждый переживал удар по-своему. Карен тихо всхлипывала, утирая слезы платком. Роб и Гордон выискивали, чем бы заняться.
Я просто смотрел на стол Дебби.
До вчерашнего вечера я не осознавал, насколько мы сблизились за последние два-три месяца. У меня перед глазами до сих пор стояли ее пухлые щечки, веселые искорки в ее глазах. Это было всего несколько часов назад, четырнадцать часов, если уж быть совсем точным. Разве может вдруг исчезнуть человек, в котором было столько жизни? Просто прекратить существовать. Это казалось нелепым. Я почувствовал, как у меня защипало глаза. Я опустил голову па руки и замер.
Не знаю, сколько времени я так просидел, пока не почувствовал на своем плече чью-то руку. Я поднял глаза. Это был Хамилтон.
– Примите мои соболезнования, – сказал он. – Вы были очень хорошей командой.
Я выпрямился и кивнул.
– Не хотите пойти домой? – спросил Хамилтон. Я покачал головой.
– Хотите совет? – спросил Хамилтон.
– Какой? – хрипло сказал я.
– Возьмитесь за телефонную трубку и поговорите с людьми.
Хамилтон был прав. Мне нужно было занять себя безопасной ежедневной рутиной – ценами, курсами, слухами, процентами, спредами [10].
Я не мог заставить себя сообщать коллегам о смерти Дебби. Впрочем, прошло совсем немного времени, но о несчастье знали уже все. Для меня наступили особенно трудные часы, когда мне пришлось сотни раз поддакивать, соглашаясь, что Дебби была чудесной, очень веселой девушкой и как это ужасно, что ее уже нет.
В обеденный перерыв пришли полицейские. Полчаса они разговаривали с Хамилтоном, потом в комнату для совещаний вызвали меня. Там уже дожидались двое мужчин в штатском. Тот, что покрупнее, представился инспектором сыскной полиции Пауэллом. Он был плотным мужчиной лет тридцати пяти в распахнутом дешевом двубортном пиджаке и ярком галстуке. По его быстрым, ловким движениям чувствовалось, что пиджак скрывает крепкие мышцы, а не жир. Он был человеком действия и в просторной комнате для совещаний компании «Де Джонг» ощущал определенную неловкость. Его коллега, констебль сыскной полиции Джонс, приготовив ручку и блокнот, держался в тени.
– Мистер Макензи говорит, что из сотрудников компании вы последний видели мисс Чейтер живой? – начал Пауэлл.
Он говорил с четким лондонским акцентом и таким тоном, что в его устах даже самый невинный вопрос звучал как обвинение. К тому же инспектор Пауэлл прямо-таки излучал нетерпение.
– Да, это так. Вчера вечером мы решили немного выпить.
Я рассказал полицейским все, что произошло накануне. Констебль старательно записывал, не упуская ни слова. Вопросы стали более настойчивыми, когда я упомянул о человеке, который напал на Дебби и потом исчез в темноте. Я ответил на добрый десяток вопросов, насколько мог точно описал незнакомца и сказал, что, если это нужно, я готов потратить время с художником на составление портрета по описанию. Потом Пауэлл резко сменил тему.
– Мистер Макензи сказал, что из всех сотрудников компании у вас с мисс Чейтер были самые близкие отношения?
– Да, думаю, так оно и было.
– Не была ли мисс Чейтер в последнее время чем-то подавлена? – спросил Пауэлл.
– Да нет, пожалуй, ничем.
– Никаких проблем с друзьями?
– Во всяком случае мне она об этом не говорила.
– Какие-нибудь неприятности на работе?
Я заколебался.
– Пожалуй, тоже нет.
– Совсем ничего? – настаивал Пауэлл, глядя мне прямо в глаза. Он уловил мою неуверенность.
– Видите ли, недавно у нее действительно были небольшие неприятности. – Я рассказал о разговоре Дебби с Хамилтоном и о нашей беседе на площади Финсбери. – Но во всяком случае она не настолько огорчилась, чтобы решиться на самоубийство, – закончил я.
– Это как сказать, сэр, – возразил Пауэлл. – Вы не представляете себе, насколько часто внешне вполне уравновешенные люди кончают жизнь самоубийством по таким поводам, которые их друзьям или родственникам показались бы пустяковыми.
– Нет, вы меня не поняли, – возразил я. – Дебби никогда не была в состоянии депрессии. Наоборот, она всегда смеялась. Она радовалась жизни.
Пауэлл, казалось, слушал меня вполуха. Он кивнул констеблю, и тот закрыл блокнот. Потом инспектор сказал:
– Благодарю вас, мистер Марри. Прошу прощения за то, что мы отняли у вас столько времени. Если у нас возникнут еще вопросы, надеюсь, мы сможем с вами связаться?
Я кивнул. Полицейские ушли.
Я с трудом дождался конца рабочего дня. Около шести часов я выключил свои машины и направился к выходу.
У двери лифта я столкнулся с Хамилтоном. В ожидании кабины мы неловко молчали. Для меня непринужденная болтовня с боссом была невозможной и в лучшие времена. Теперь же у меня просто не было сил, чтобы выдумывать что-то умное или интересное.
Наконец подошел лифт, и мы вошли в кабину. Хамилтон спросил:
– Какие у вас планы на сегодня. Пол?
– Никаких. Поеду домой, – ответил я.