Дункан подъехал ближе и схватил девушку за руку. Аликс попыталась вырваться, но он легко подхватил ее, посадил к себе в седло и прижал к груди. В это мгновение Аликс вдруг увидела в Дункане ту же яростную, сметающую все преграды решимость, что и в его младшем брате. Финне.
   – Дункан… нет!
   – Ты сама напросилась! – бросил он. Кай спустился ниже и закружил над ними. Лиир, ты не должен делать этого. На лице Дункана отразилась борьба совершенно противоположных чувств, но Аликс он по-прежнему сжимал в объятиях одной рукой – второй он жестко держал девушку за подбородок, но не шевелился и более ничего не делал. Аликс даже дышать перестала.
   Дункан сжал коленями бока своего коня, резко направив его к коню Аликс, и пересадил девушку в ее седло, та немедленно вцепилась в поводья и луку седла, стараясь восстановить равновесие. Опасливо взглянув через плечо, она заметила, что Дункан сумел совладать с собой – по крайней мере, внешне. Его лицо показалось ей застывшей маской:
   – Кажется, все лиир на твоей стороне.
   Сперва Сторр помешал моему рухолли: теперь Кай поступает так же со мной…
   В тебе больше силы, чем я думал, девочка.
   – Хорошо бы ты больше не забывал об этом!
   Лицо Дункана дернулось:
   – Должно быть, боги смеялись, когда они определили нам двоим вместе служить Пророчеству. Это будет нелегким делом.
   – Этого вообще не будет. Так определила я. Дункан выругался на Древнем Языке, забыв о только что обретенном спокойствии – Аликс заставила своего коня отступить на пару шагов, испуганная яростью, звучавшей в его голосе.
   Лиир! крикнул Кай. Дункан стремительно обернулся, рука его оказалась на рукояти кинжала – но трое нападавших в темном уже стаскивали его с коня.
   Чэйсули тут же оказался на ногах, сжимая клинок в руке.
   Аликс вскрикнула, внезапно ее гнев и отчаянье исчезли без следа – остался только страх за Дункана.
   Кай стрелой упал с неба – ветерок пробежал по волосам Аликс. Ястреб крикнул и, выставив когти, бросился на нападавших.
   Конь Аликс шарахнулся в сторону. Девушка взвизгнула и вцепилась жесткими пальцами в поводья и гриву, стараясь удержаться в седле. Она слишком мало знала о лошадях, никогда раньше не ездила одна, и, теперь пыталась только сдержать коня, чтобы он случайно не ударил Дункана копытом.
   Она слышала крик Дункана, но не успела понять, что с ним: ее конь взбрыкнул передними ногами и понес.
   Подковы выбивали искры из брусчатки улиц, конь скакал вперед, не разбирая дороги, перескакивая через препятствия. Аликс пыталась удержаться в седле.
   Больше она ничего не могла сделать, а потому отдалась на милость богов. В конце концов, конь поскользнулся, ноги у него разъехались, и девушка едва не вылетела из седла, Гранаты и жемчуга дождем сыпались из ее прически, волосы растрепались и в беспорядке рассыпались по плечам. Она намотала поводья на руку и потянула в сторону голову коня, пытаясь если уж не остановить его, то хотя бы замедлить его бег – и, наконец, ей это удалось, хотя она при этом потеряла плащ. Но тут конь взбрыкнул, и она вылетела из седла, больно ударившись о камни мостовой…
   Едва придя в себя, Аликс обнаружила, что что-то тянет ее за руку, и поняла, что если она немедленно не освободится от намотанных на запястье поводьев, конь просто поволочет ее за собой по улице. Освободить руку ей удалось, хотя и не сразу – голова кружилась, перед глазами все плыло, а кости, казалось, были переломаны все до одной.
   Девушка услышала легкий стук и осознала, что это стук мелких камешков драгоценная сеточка, державшая ее волосы, окончательно порвалась. Она выяснила также, что пояс ее потерян безвозвратно, а юбки испачканы и изорваны. Но она постаралась забыть об этом и приподнялась.
   Конь ее так и не сумел подняться на ноги и теперь лежал на боку, тяжело дыша. Она побоялась подойти к нему, страшась увидеть, что с ним произошло, устало поднялась на ноги, отбросила назад волосы, заправила за уши особо непокорные пряди и выяснила, что серьги чудом уцелели. Поняв, что ходить она все-таки сможет, девушка подобрала тяжелые юбки и медленно пошла назад…
***
   Дойдя до того места, где она рассталась с Дунканом, Аликс поняла, что Чэйсули там уже нет. В неверном свете факела на камнях мостовой были распростерты два тела: у одного в животе зияла ножевая рана, лоб второго был прочерчен бороздами от когтей, а из разорванного горла до сих пор текла кровь.
   Третьего нигде не было видно.
   Аликс пошатнулась и зажала рот руками, чувствуя непреодолимую тошноту.
   Напротив раскрылась дверь, Аликс осветил луч фонаря, С порога на нее смотрел старик, державший за ошейник рычащего пса. Он поднял фонарь, чтобы ярче осветить улицу, и Аликс инстинктивно отшатнулась, вжавшись в стену.
   Но старик увидел ее. Его темные глаза расширились, потом сузились, когда его взгляд упал на убитых. Голос старика царапал слух:
   – Ведьма! Ведьма-оборотень!
   Аликс поднесла к лицу дрожащую руку, впервые осознав, сколь сильна в ней кровь отца.
   – Нет, – отчетливо произнесла она. Рука, сжимавшая ошейник, ослабла, и Аликс, испугавшись, что старик спустит на нее пса, бросилась бежать, подобрав юбки.
   Она бежала и бежала, пока ей не начало казаться, что воздух разрывает ей легкие изнутри, ноги у нее подкосились, и, почти бездыханная, она упала у колодца на пересечении улиц. Потом, превозмогая режущую боль в груди и в боках, поднялась.
   Немного придя в себя и отдышавшись, девушка припала к бадье с водой. Вода приятно холодила пересохшее горло, стекала на грудь и живот, вода выплескивалась через край, заливая бархат ее когда-то изящного платья, но ей было уже все равно.
   – Не оставите ли вы немного воды для моего коня, благородная госпожа? спросил тихий голос.
   Аликс выпрямилась рывком, уронив бадью в колодец, пальцы конвульсивно стиснули бархат платья.
   Человек двигался мягко и бесшумно, он явился из тени, словно призрак.
   Темный, ниспадающий до пят плащ его был застегнут на левом плече серебряной пряжкой странной формы, но откинутая пола давала возможность видеть поблескивающую серебром рукоять меча у бедра. Хотя незнакомец и шел в темноте, с ним вместе, казалось, небольшая площадь озарилась каким-то неверным мерцающим светом.
   Лицо незнакомца было спокойным, красивые черты излучали странную завораживающую силу, какой Аликс прежде не видела пив ком, а улыбка словно бы обволакивала. Борода и волосы человека были смоляно-черными и аккуратно подстриженными. Глаза его, черные, как безлунная ночь, смотрели ласково и успокаивающе. За ним в поводу шел вороной конь.
   – Не бойтесь меня, госпожа моя. Мне нужна только вода – напоить коня, – он мягко улыбнулся, – а вовсе не женщина, чтобы пронести ночь.
   Аликс, несмотря на боль и усталость, остро ощутила насмешку незнакомца.
   Она выпрямилась и пристально взглянула на него, подыскивая слова для достойного ответа – но, встретив его взгляд, внезапно утратила весь свой боевой пыл, ощутив себя странно беспомощной перед ним.
   – Колодец ваш, мой господин, – девушка сделала слабый жест рукой.
   Незнакомец не спеша набрал воды и крепко взялся за бадью руками в перчатках, наклонив ее, чтобы коню было легче пить. На Аликс он смотрел почти отечески ласково:
   – Вам, я вижу, многое пришлось пережить этой ночью, госпожа моя, – тихо промолвил он. – Вам причинили зло?
   – Нет. Со мной все в порядке.
   – Не пытайтесь скрыть от меня правду. Мне довольно только взглянуть вам в глаза.
   Она вспомнила о своих растрепанных волосах и грязном платье.
   – На нас напали воры, мой господин.
   – Сейчас вы одна.
   – Человек, с которым я ехала, остался сражаться с грабителями. Мои конь испугался и понес. Чтобы остановить его, мне пришлось заставить его упасть на камни, – она зябко передернула плечами, вспомнив пережитой страх. – Теперь мне придется идти пешком…
   – А как же ваш сопровождающий? Аликс отвела глаза:
   – Я не знаю, господин мой. Быть может, он убит, – с неумолимой отчетливостью воображение нарисовало ей мертвого Дункана, скорчившегося на камнях мостовой, и это видение пронзило ее душу нестерпимой болью.
   – Говоря так, вы отдаете себя в мои руки, – мягко сказал незнакомец.
   По спине Аликс пробежал холодок страха, но она была слишком измученной, слишком устала, чтобы испугаться по-настоящему, ей было почти все равно.
   – Пусть так, господин мой, и что же вы станете делать со мной?
   Незнакомец снова опустил бадью в колодец и потрепал шелковистую морду своего вороного:
   – Помогу вам, госпожа, – его улыбка была такой успокаивающей, что Аликс невольно почувствовала доверие к нему. – Выйдите на свет и взгляните на меня.
   Если я покажусь вам подозрительным, вы просто уйдете. Я не стану вам мешать. Но если вы найдете мои намерения честными, то сможете пойти со мной.
   Аликс подчинилась без слов. Выглядел незнакомец человеком спокойным и благородным, а судя по тому, как он относился к своему коню, еще и добрым. Она долго смотрела ему в глаза, словно искала в них ответ.
   Наконец, девушка вздохнула:
   – Я так устала за эти день и ночь, что мне почти нет дела до ваших намерений. Куда вы направляетесь, господин мой?
   – Куда пожелает благородная госпожа. Я к вашим услугам.
   Аликс вглядывалась в лицо незнакомца, пытаясь угадать его истинные намерения, но по-прежнему видела в нем только безмятежное спокойствие. Одет богато, но без вычурной роскоши, да и ведет себя, как человек благородный…
   – Вы служите Мухаару? – с неожиданным подозрением спросила Аликс.
   Незнакомец улыбнулся – сверкнули в улыбке ровные жемчужные зубы:
   – Нет, госпожа. Я служу только богам. Это принесло Аликс огромное облегчение. Она молча вынула из ушей драгоценные серьги и протянула их незнакомцу. Однако он их не принял:
   – Мне ни к чему ваши камни, госпожа. То, что я делаю, не требует платы…
   Так куда же вы идете, госпожа моя? Я охотно отвезу вас.
   – На ферму, – тихо сказала она. – Там, в долине – около десяти лиг отсюда.
   В глазах незнакомца мелькнула еле заметная тень насмешки:
   – Вы вовсе не выглядите крестьянкой, госпожа. Я вижу в вас нечто большее… Она стиснула в руке гранатовые серьги:
   – Не унижайте меня, мой господин, в этом нет нужды. Я знаю свое место.
   Он подошел ближе – свет словно бы следовал за ним. Глаза его были ласковыми, как его голос, и темными, как глубокий колодец:
   – Знаете? Вы действительно знаете свое место?
   Аликс нахмурилась, неприятно удивленная, – и мгновенно утонула в непроглядной бархатной черноте его глаз. Незнакомец поднял правую руку, мгновение девушке казалось, что сейчас она увидит уже знакомый жест толмооры, но вместо этого из тьмы вырвалась пурпурная молния и наполнила его ладонь огнем, озарив лица девушки и незнакомца странным мистическим фиолетовым светом.
   – Итак, ты узнала о своем родстве, – задумчиво проговорил незнакомец. После всех этих лет… Я думал, что ребенок Линдир пропал, и не принимал его в расчет.
   Пламя беспокойно взметнулось в его ладони.
   – Ты значишь для Пророчества больше, чем многие из тех, кого я видел. А я наблюдал много лет… Я ждал.
   – Что вы говорите? – болезненно-резким голосом спросила Аликс.
   Черные глаза сузились – девушка все еще была под их властью:
   – Может ли быть так, что ты действительно не понимаешь? Разве Чэйсули еще не связали тебя своей толмоорой?
   – Кто ты? Он улыбнулся:
   – У меня много имен. Большинство их придумали жалкие людишки, трепещущие от страха передо мной. Прочие почитаются, как это и должно быть.
   Аликс трясло от леденящего страха:
   – Что ты за человек?
   – Я тот, кто служит богам. Она хотела уйти, но не смогла даже сдвинуться с места.
   – Чего ты хочешь от меня?
   – Ничего, – спокойно ответил незнакомец, – если ты предпочтешь и дальше останешься в неведении. Только если ты признаешь свою толмоору, я буду принужден остановить тебя. Как смогу.
   Камни серег впились ей в ладонь, так крепко она стиснула руку:
   – Ты не Чэйсули…
   – Нет.
   – И все же ты говоришь о толмооре и Пророчестве… Что это значит для тебя?
   – Это мое проклятие, – мягко ответил он. – Это конец для меня и моего народа – если Пророчество исполнится. И Чэйсули знают об этом.
   Внезапно она поняла, кто перед ней, и это осознание обожгло ее ледяным прикосновением. Девушка заставила себя расслабиться и успокоиться, потом подняла голову:
   – Я знаю тебя. Я знаю тебя, – она перевела дух, – ты – Айлини.
   – Верно.
   – Тинстар…
   Его глаза по-прежнему ласково улыбались:
   – Верно.
   – Что ты делаешь здесь? – прошептала она.
   – Это мое дело. Но вот что я тебе скажу: Беллэм уже перешел границы и вторгся в Хомейну. Хомейна падет, госпожа – скоро, очень скоро. Она будет моей, – он снова улыбнулся, – как и должно быть.
   – Шейн никогда не позволит этого.
   – Шейн глупец. Он был дураком, когда изгнал Чэйсули с их родины и приговорил их к смерти. Без них он не сможет победить. Он проиграет, и Пророчество не исполнится. Тогда править этой землей стану – я.
   – С твоими нечеловеческими способностями! – крикнула Аликс. Чародей рассмеялся:
   – У вас, моя госпожа, тоже есть некоторые нечеловеческие способности… вам нужно только учиться. Но пока вы этого не делаете, вы ничего не значите для меня, – он пожал плечами. – Потому я оставляю вам жизнь.
   – Оставляешь мне жизнь… – повторила она безжизненным голосом.
   – Пока – да, – подтвердил Тинстар.
   Над ними скользнула крылатая тень. Тинстар взглянул вверх, проследил за ней глазами, потом снова перевел взгляд на Аликс:
   – Вы призываете лиир, госпожа моя, даже не зная этого? Быть может, вы вовсе не столь наивны, как хотите казаться…
   Кай! беззвучно крикнула она ястребу.
   Рука Тинстара легла на холку вороного коня, в другой по-прежнему билось пурпурное пламя. Он улыбнулся Аликс и начертил в воздухе странную руну, вспыхнувшую в воздухе и обратившуюся в столб холодного огня. Сияние, показавшееся Аликс ослепительным в ночной темноте, заставило девушку на мгновение закрыть глаза, когда она снова открыла их, огненный столб исчез – а с ним исчез и Тинстар.
   – Аликс…
   Девушка резко обернулась – позади стоял Дункан с конем в поводу. Его левая рука была окровавлена, на щеке темнел кровоподтек, лоб пересекала узкая рана, но в остальном все было в порядке.
   Аликс молча смотрела на него. Все те гневные слова, которые она наговорила ему перед их расставанием, больше не имели значения: какое-то новое чувство затеплилось в ее душе, и она начала понимать, что это.
   – Конь ускакал, – неверным голосом вымолвила девушка.
   Дункан не отводил взгляда от Аликс:
   – Я нашел его. Хромает, но скоро поправится.
   – Я рада, что он не сильно пострадал.
   Их слова сейчас не имели значения – важнее было то, что стояло за словами.
   – Тебе придется ехать со мной, потерпишь? – спросил Дункан. – Я не могу терять время на поиски другого коня. Я нужен клану.
   Аликс медленно подошла к нему, чувствуя странную слабость, и остановилась всего в, шаге от Чэйсули.
   – Это был Тинстар.
   – Я видел его.
   Дрожащей рукой она осторожно коснулась окровавленной руки воина:
   – Дункан, я не хотела задеть тебя.
   Он чуть отстранился, но девушка поняла: не от боли. То, что этот человек отныне принадлежит ей, внезапно потрясло ее.
   – Дункан… – она смотрела в его горящие глаза, – Дункан, пожалуйста… обними меня, чтобы я поняла, что я и правда есть.
   Он что-то прошептал на Древнем Языке и сжал ее в объятиях. Аликс почувствовала, что просто тает от прикосновения воина. Странная слабость, охватившая ее, была новым для нее чувством – но чувством без сомнения приятным.
   Дункан зарылся пальцами в ее волосы и заставил ее откинуть голову:
   – Ты все еще хочешь отречься от толмооры?
   Она не ответила.

Глава 4

   Дункан нашел пещеру в горах неподалеку от Мухаары и застелил пол шкурами.
   Аликс сидела, завернувшись в красное одеяло, наблюдая за тем, как Дункан разводит огонь и пристраивает над ним куропатку.
   – Болит рука?
   – Да нет. Они не умели владеть оружием.
   – Финн сказал, вы можете лечить. Разве ты этого не сделаешь?
   – Не ради себя, тем более, из-за такой пустяковой раны. Искусством исцеления пользуются только когда это действительно нужно – и обычно ради других.
   – Финн вылечил руку Кэриллону.
   – Только потому, что Кэриллону нужно было доказать, что мы не демоны, как он думал.
   Аликс пошевелилась – болела нога, болело все тело после падения с коня:
   – Что ты сказал Кэриллону, когда мы уезжали? Мне показалось, ты говоришь так, будто все знаешь наверное.
   Дункан отпил горячего меда:
   – Я говорил так, потому что знаю Пророчество. Кэриллон в нем не называется прямо – Пророчество вообще не называет имен – но я думаю, что это именно он.
   – Объясни.
   Дункан криво улыбнулся:
   – Я не могу. Ты не знаешь Пророчества. Шар тэл расскажет тебе, и тогда ты поймешь.
   – Почему твои слова всегда так темны? Ты заставишь меня думать, что действительно замышляешь какое-то колдовство.
   – Служение богам не может быть колдовством.
   – А как же Тинстар?
   Дункан замер и ответил не сразу:
   – Тинстар служит темным богам преисподней. Он зло. Он хочет уничтожить Пророчество, прежде чем ему придет время исполниться.
   – Именно так он и сказал, – Аликс вздохнула и потерла лоб. – Куда ты ушел, когда мой конь ускакал прочь?
   – Сперва я убил двоих разбойников. Третий убежал. Я пошел искать его.
   – Почему ты просто не послал Кая? Или не принял, облик лиир?
   – Я не мог принять облик лиир. Я чувствовал присутствие Айлини, хотя и не знал, кто это. Что же до Кая… его я послал в Хомейну-Мухаар.
   – В Хомейну-Мухаар? Зачем?
   – Я думал, ты вернулась к Кэриллону, – просто ответил Дункан.
   Она ошеломленно уставилась на него, потом почувствовала, как в ней, непонятно почему, закипает смех:
   – Я могу подумать, что ты ревнуешь.
   Дункан сдвинул брови:
   – Нет, не ревную.
   Аликс удивленно улыбнулась, потом рассмеялась:
   – Итак, мне предлагается думать, что Чэйсули неспособны на такие хомэйнские чувства? Однако твой – и мой брат, похоже, вполне способен проявлять ревность.
   – Финн молод.
   – А ты – немногим старше.
   Лицо Дункана потемнело:
   – Моя юность кончилась в тот день, когда моя первая Обитель была уничтожена солдатами Мухаара. Только волей богов я остался жив, когда столь многие были убиты.
   – Прости, Дункан…
   – Ты все увидишь сама, когда мы приедем в Обитель.
   – Осталось так мало..?
   – Около пятидесяти женщин, и большинство не может иметь детей. Остальные старики и дети. И, может быть, шестьдесят воинов.
   В первый раз Аликс осознала весь ужас кумаалин.
   – Дункан…
   Воин казался постаревшим на много лет:
   – Когда-то эта земля была нашей. По Хомейне странствовали пятьдесят кланов Чэйсули – от Хондарт, что на берегах Идрийского Океана до северных гор за рекой Синих Клыков. Теперь все они уничтожены, остался только мой клан. И мы стали слабее, чем прежде.
   – Деяние Шейна…
   Он взял ее за руку, посмотрел почти умоляюще:
   – Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему мы крадем женщин и принуждаем их рожать нам детей? Аликс, это ради того, чтобы выжил наш народ. Совет увидит не тебя: твою кровь и твою молодость. Ты должна послужить своему народу, чэйсула.
   Она выпрямилась:
   – Но узнают ли они, что ты называл меня – так?
   Дункан выпустил ее руку:
   – Я буду просить о тебе. Это моя толмоора.
   Снова – знакомый жест.
   – Ты дочь Хэйла. Я думаю, мне не откажут.
   Аликс почувствовала озноб:
   – Но – могут ? Скажи, тебе могут отказать?
   Он бессильно уронил руки:
   – Да. Прежде клан должен признать тебя, дать тебе знание по старинному обряду, рассказать тебе твою родословную. Шар тэл скажет, действительно ли ты Чэйсули.
   – Но… ты же говорил!.. Дункан печально улыбнулся:
   – В этом как раз нет сомнений, малышка, это только обычай. Но ты была воспитана хомэйнами. В глазах Совета ты запятнана. До тех пор, пока шар тэл не объявит, что ты свободна от этого.
   Она прикрыла глаза. Едва появившееся у нее чувство безопасности оказалось уничтожено всего несколькими словами.
   – Они не отдадут меня Финну! На лице Дункана быстро сменялись удивление насмешливое веселье – раздумье. В конце концов, он нахмурился. Аликс внезапно испугалась:
   – Дункан, они не сделают этого! Он медленно перевернул на огне жарящуюся птицу:
   – Я вождь клана, но не единственная власть в клане. Совет решит, что будет.
   Аликс вскочила и шагнула к стене, уставившись в нее невидящими глазами, плотнее завернувшись в одеяло. Прижалась лбом к холодному камню. Внезапно она поняла, что значит для нее Дункан, и теперь сама мысль о том, что они могут и не быть вместе, больно ранила ее душу.
   Потерять его – сейчас, когда я едва успела обрести его…
   Руки Дункана легли ей на плечи:
   – Я не отпущу тебя так легко. Она дернулась, дрожа всем телом:
   – Ты разве сможешь что-то изменить, если они отдадут меня другому?
   Под смуглой кожей на скулах Дункана заходили желваки:
   – Нет.
   – Тогда как же толмоора, о которой ты все время твердишь?
   – Она моя, Аликс. Моя, не клана.
   Девушка почти беззвучно прошептала его имя. Подняла лицо и коснулась его руки:
   – А если я предстану перед Советом, когда уже буду носить твоего ребенка..?
   Его глаза вспыхнули удивлением, потом он улыбнулся уголками губ:
   – Если ты принесешь такую жертву, малыш, они вряд ли смогут отказать мне.
   Одеяло упало с плеч Аликс. Она медленно расстегнула застежки платья у шеи.
   Дункан смотрел на нее молча, тяжело дыша, но ее взгляд все еще не позволял ему сдвинуться с места.
   Расстегнутое платье упало к ногам Аликс, ее распущенные волосы были похожи на темную искрящуюся мантию.
   – Для меня это совсем ново… – прошептала она, дрожа. – Дункан… наверно, зачать не так тяжело…
   – Нет, – выдохнул он, потянувшись к ней. – Это не так тяжело…
***
   Из Хомейны Дункан привез ее в Эллас, страну, граничащую с Хомейной с востока. Аликс ехала, обнимая тонкую талию Дункана с совершенно новым чувством обладания. Но к этому чувству примешивалось сожаление – и гнев на того, кто заставил Чэйсули бежать с их родины в чужую землю.
   Когда Дункан наконец остановил коня, Аликс увидела прямо перед ними полукруг каменной стены. В проеме стояли трое воинов с их лиир – Аликс поняла, что это дозорные.
   – Обитель, – кратко вымолвил Дункан и направил коня вперед.
   Большие шатры, раздувающиеся на ветру, были окрашены в теплые цвета: тот лагерь, который она видела прежде, казались бы рядом с Обителью кукольными домиками. У каждого шатра перед дверным пологом был очаг, но по тому, что над шатрами поднимались дымки, она поняла, что и внутри тоже горели небольшие костры. На каждом шатре, какого бы цвета он ни был, были изображения зверя, по этим рисункам можно было понять, какой лиир жил здесь.
   Каменная стена подпирала скалу, края подковы уходили в лес – Обитель было нелегко обнаружить, и это было спасением Чэйсули.
   Дункан остановил коня перед зеленым шатром, вместо ястреба, которого она ожидала увидеть, на нем был изображен волк.
   – Почему мы остановились здесь? – настороженно спросила Аликс.
   – Я хочу повидать своего рухо, – тихо сказал он, спешиваясь и поворачиваясь, чтобы снять Аликс с седла.
   – Почему? Я не хочу иметь никаких дел с Финном.
   Дункан задумчиво посмотрел на нее:
   – Когда я видел его в последний раз, его лихорадило от ран, которые он получил в том бою в лесу. От ран, которые он получил, защищая тебя.
   Аликс пристыжено притихла, соскользнула с седла прямо в руки Дункана и позволила ему отвести ее в шатер.
   Финн лежал на ложе из мягких мехов, закутанный в мягкое шерстяное одеяло.
   Увидев вошедших, он приподнялся на локте и ухмыльнулся Аликс.
   – Итак, мой рухо умудрился-таки увезти тебя от сокровищ Хомейны-Мухаар… и от Кэриллона.
   Она приготовилась пожелать ему выздоровления да и вообще всего хорошего, чувствуя себя виноватой – ведь он действительно был ранен из-за нее, – но при этих словах, сопровождавшихся насмешливым взглядом, все ее добрые намерения развеялись, как дым.
   – Я ушла не без радости после того, как мой дед назвал меня ведьмой-оборотнем и угрожал убить меня.
   – Я говорил, что твое место с нами, мэйха, не в стенах дворца Шейна… и не в объятиях малютки-принца.
   – Ты вовсе не кажешься мне таким уж больным.
   Финн рассмеялся:
   – Я совершенно выздоровел, мэйха. Или почти. Как только встану на ноги, я тебе еще это докажу.
   – Для этого тебе вовсе не надо вставать на ноги! – нахмурилась Аликс. Похоже, достаточно просто моего присутствия.
   Финн снова довольно ухмыльнулся и провел рукой по волосам, глаза его были ясны, не затуманены болезнью, хотя сам он и был бледнее чем обычно. В душе она была рада, что раны Финна не так тяжелы как она опасалась, но ему она ни за что не бы призналась в этом.
   – Неужели вы не можете заключить мир? – мрачновато поинтересовался Дункан.
   – Ну, хотя бы перемирие – на время? Или мне вечно придется успокаивать вас поодиночке?