– Ладно, Майкрофт, ты достаточно меня знаешь, чтобы понять, что, взявшись за расследование, я всегда довожу его до конца. Опасность никогда не отпугивала меня от продолжения поисков. Не вдаваясь в подробности переговоров, о которых шла речь, дай мне по крайней мере знать, кто наш враг!
Майкрофт рассмеялся:
– Имя маньяка, который уничтожил плимутский экспресс, мне неизвестно, но у меня нет ни малейших сомнений насчет его хозяев. Они обосновались совсем неподалеку – в Карлтон-Хаус-террас, если быть точным.
Я замер от удивления:
– Германское посольство? Вероятно…
– Именно так, Ватсон. Теперь у меня нет сомнений, что плимутский экспресс был пущен под откос по распоряжению разведывательной службы Его Императорского Величества кайзера Вильгельма II, или, как называют его приближенные, «Всевышнего».
– Но ведь мы не воюем и не собираемся воевать с Германией! – воскликнул я.
– Наш мир с Германией, – пояснил Майкрофт Холмс, – поддерживается лишь посредством целого комплекса весьма деликатных маневров, которые не позволяют кайзеру начать войну.
– Да ведь он – племянник короля Эдуарда, его мать британской королевской крови! – возразил я.
– Верно, доктор, верно, и пока его бабка была жива, он не представлял никакой угрозы. Возможно, если бы его матушка не скончалась вслед за королевой, с ним бы и до сих пор не было особых проблем. Однако в последние пять лет он с огромным энтузиазмом взялся за строительство военных кораблей. Его раздражают могущество нашей империи и сила нашего флота. Разве не сказано Рейли: «Кто господствует на море, тот господствует в торговле; кто господствует в мировой торговле, тот распоряжается богатством мира…»?
– «…и в конечном итоге самим миром», – закончил Холмс. – Надеюсь, однако, его амбиции не столь велики?
– Как знать, – ответил Майкрофт. – Он рассказывает королю Эдуарду, как он горд, что в нем течет кровь нашей королевской семьи, а дома всячески поносит короля и обвиняет в том, что тот строит планы окружения и уничтожения Германии. Ему нужен флот, превосходящий наш, империя, могущественнее нашей, и господство на рынках. Вместе со своими генералами он без конца строит планы, замышляя то, что они называют «Der Tag», то есть День. День, когда Германия начнет борьбу за свои интересы, за все, что, как там считают, принадлежит ей по праву.
– Означает ли наш союз с французами, что его мечты неосуществимы? – спросил я.
– Еще два года назад кайзер не сомневался, что между Британией и Францией такая давняя вражда, что если он нападет на Францию или ее союзника Россию, Британия не станет вмешиваться. Именно поэтому король приложил столько усилий к заключению «Entente Cordiale». Этот союз вывел из себя Его Императорское Величество. В прошлом году в Танжере он бросил вызов Франции, в результате мы уже были на грани войны. Упомянутые мной переговоры являются попыткой достигнуть ряда соглашений, которые даже «Всевышнему» дадут понять, что его амбиции непомерны и попытка развязать войну в Европе приведет к уничтожению Германии.
– Союз с Россией, как это ни странно, был бы весьма логичным для нас, – заметил Холмс, – но твой эмиссар следовал из Соединенных Штатов, а не из России.
– Мой эмиссар! – воскликнул Майкрофт. – Поистине, мой дорогой брат, я тебя недооценивал! Откуда ты знаешь?
Холмс лукаво улыбнулся:
– Поскольку к происшествию с плимутским поездом ты считал причастной германскую разведку, тебе пришлось использовать Борроукли и Джессона, чтобы привлечь меня. Видимо, таким образом ты пытался подтвердить свою версию и спасти себя и свое ведомство от прямого вмешательства. Плимутский поезд пострадал, насколько тебе известно, потому что якобы вез эмиссара из Соединенных Штатов, который спешил на встречу с тобой. Вряд ли переговоры с царем велись на другом берегу Атлантики. Уж не собираешься ли ты случайно спасать мир в Европе, уговорив американских кузенов отказаться от своей исторической позиции невмешательства в европейские дела?
Водянистые глаза Майкрофта надолго задержались на лице брата.
– Я вижу, ты с головой ушел в это дело, Шерлок. Не знаю, как ты обнаружил присутствие моего эмиссара в том поезде, но эти сведения не должны предаваться огласке, иначе все усилия Его Величества окажутся тщетны. Надеюсь, ты никому не сообщал о своих открытиях?
– Я объяснил, не раскрыв причин, Рэдли из Юго-западной железнодорожной компании, как произошла катастрофа, и наложил запрет на любое разглашение тайны, даже его партнерам по компании до специального на то моего разрешения.
– Прекрасно! Но ради твоего же блага настоятельно прошу теперь оставить эту проблему мне. Дело очень опасное, Шерлок!
– Я уже мерился силами с агентами «Всевышнего», Майкрофт!
– Да, брат, конечно, но на этот раз мы имеем дело не с мелкой сошкой вроде Оберштейна, занимающегося пустяками. Здесь мы боремся против их лучших и смертельно опасных агентов, которые вмешиваются в самый механизм мира на земле.
– Ты забыл, Майкрофт, что меня наняли твои друзья из железнодорожных компаний, чтобы отыскать причину трагедий. Таким образом, работа не закончена, не говоря уже о том, что самый смертоносный маньяк в Британии остается безнаказанным. Поможешь ты нам или нет, но мы с Ватсоном обязательно продолжим расследование. Выясним теперь все про эдинбургский почтовый.
– Ты же знаешь уже, как это произошло в Солсбери, стоит ли копать в Грэнтэме? – спросил Майкрофт.
– Придется, поскольку ты не сможешь убедить меня, что у германской разведывательной службы не было причин связываться с эдинбургским поездом, – сказал Холмс, вставая.
В комнате воцарилась тишина, Холмс набычившись смотрел на брата. И в конце концов нарушил молчание.
– Пойдем, Ватсон, – бросил он. – Кажется, эта бочка уже пуста.
Майкрофт вскочил на ноги, причем на удивление резво.
– Телеграмма! – воскликнул он. – Так вот каким образом вы обнаружили моего эмиссара!
Холмс засмеялся:
– От этой сидячей жизни ты теряешь остроту ума, брат. Да, кстати, не окажешь мне небольшую услугу?
– Если смогу, – отозвался Майкрофт.
– Твое ведомство имеет кое-какое влияние на главу почтового ведомства, а я бы очень хотел узнать некоторые подробности о телеграмме, посланной днем или вечером 30 июня – скорее всего из Плимута – в почтовое отделение в Тэмпл-Коумбе для доставки постояльцу местной деревенской гостиницы. Зная щепетильность управления почтовой службы и честность общественных служащих, я не стал докучать расспросами тамошнему почтмейстеру.
9
10
Майкрофт рассмеялся:
– Имя маньяка, который уничтожил плимутский экспресс, мне неизвестно, но у меня нет ни малейших сомнений насчет его хозяев. Они обосновались совсем неподалеку – в Карлтон-Хаус-террас, если быть точным.
Я замер от удивления:
– Германское посольство? Вероятно…
– Именно так, Ватсон. Теперь у меня нет сомнений, что плимутский экспресс был пущен под откос по распоряжению разведывательной службы Его Императорского Величества кайзера Вильгельма II, или, как называют его приближенные, «Всевышнего».
– Но ведь мы не воюем и не собираемся воевать с Германией! – воскликнул я.
– Наш мир с Германией, – пояснил Майкрофт Холмс, – поддерживается лишь посредством целого комплекса весьма деликатных маневров, которые не позволяют кайзеру начать войну.
– Да ведь он – племянник короля Эдуарда, его мать британской королевской крови! – возразил я.
– Верно, доктор, верно, и пока его бабка была жива, он не представлял никакой угрозы. Возможно, если бы его матушка не скончалась вслед за королевой, с ним бы и до сих пор не было особых проблем. Однако в последние пять лет он с огромным энтузиазмом взялся за строительство военных кораблей. Его раздражают могущество нашей империи и сила нашего флота. Разве не сказано Рейли: «Кто господствует на море, тот господствует в торговле; кто господствует в мировой торговле, тот распоряжается богатством мира…»?
– «…и в конечном итоге самим миром», – закончил Холмс. – Надеюсь, однако, его амбиции не столь велики?
– Как знать, – ответил Майкрофт. – Он рассказывает королю Эдуарду, как он горд, что в нем течет кровь нашей королевской семьи, а дома всячески поносит короля и обвиняет в том, что тот строит планы окружения и уничтожения Германии. Ему нужен флот, превосходящий наш, империя, могущественнее нашей, и господство на рынках. Вместе со своими генералами он без конца строит планы, замышляя то, что они называют «Der Tag», то есть День. День, когда Германия начнет борьбу за свои интересы, за все, что, как там считают, принадлежит ей по праву.
– Означает ли наш союз с французами, что его мечты неосуществимы? – спросил я.
– Еще два года назад кайзер не сомневался, что между Британией и Францией такая давняя вражда, что если он нападет на Францию или ее союзника Россию, Британия не станет вмешиваться. Именно поэтому король приложил столько усилий к заключению «Entente Cordiale». Этот союз вывел из себя Его Императорское Величество. В прошлом году в Танжере он бросил вызов Франции, в результате мы уже были на грани войны. Упомянутые мной переговоры являются попыткой достигнуть ряда соглашений, которые даже «Всевышнему» дадут понять, что его амбиции непомерны и попытка развязать войну в Европе приведет к уничтожению Германии.
– Союз с Россией, как это ни странно, был бы весьма логичным для нас, – заметил Холмс, – но твой эмиссар следовал из Соединенных Штатов, а не из России.
– Мой эмиссар! – воскликнул Майкрофт. – Поистине, мой дорогой брат, я тебя недооценивал! Откуда ты знаешь?
Холмс лукаво улыбнулся:
– Поскольку к происшествию с плимутским поездом ты считал причастной германскую разведку, тебе пришлось использовать Борроукли и Джессона, чтобы привлечь меня. Видимо, таким образом ты пытался подтвердить свою версию и спасти себя и свое ведомство от прямого вмешательства. Плимутский поезд пострадал, насколько тебе известно, потому что якобы вез эмиссара из Соединенных Штатов, который спешил на встречу с тобой. Вряд ли переговоры с царем велись на другом берегу Атлантики. Уж не собираешься ли ты случайно спасать мир в Европе, уговорив американских кузенов отказаться от своей исторической позиции невмешательства в европейские дела?
Водянистые глаза Майкрофта надолго задержались на лице брата.
– Я вижу, ты с головой ушел в это дело, Шерлок. Не знаю, как ты обнаружил присутствие моего эмиссара в том поезде, но эти сведения не должны предаваться огласке, иначе все усилия Его Величества окажутся тщетны. Надеюсь, ты никому не сообщал о своих открытиях?
– Я объяснил, не раскрыв причин, Рэдли из Юго-западной железнодорожной компании, как произошла катастрофа, и наложил запрет на любое разглашение тайны, даже его партнерам по компании до специального на то моего разрешения.
– Прекрасно! Но ради твоего же блага настоятельно прошу теперь оставить эту проблему мне. Дело очень опасное, Шерлок!
– Я уже мерился силами с агентами «Всевышнего», Майкрофт!
– Да, брат, конечно, но на этот раз мы имеем дело не с мелкой сошкой вроде Оберштейна, занимающегося пустяками. Здесь мы боремся против их лучших и смертельно опасных агентов, которые вмешиваются в самый механизм мира на земле.
– Ты забыл, Майкрофт, что меня наняли твои друзья из железнодорожных компаний, чтобы отыскать причину трагедий. Таким образом, работа не закончена, не говоря уже о том, что самый смертоносный маньяк в Британии остается безнаказанным. Поможешь ты нам или нет, но мы с Ватсоном обязательно продолжим расследование. Выясним теперь все про эдинбургский почтовый.
– Ты же знаешь уже, как это произошло в Солсбери, стоит ли копать в Грэнтэме? – спросил Майкрофт.
– Придется, поскольку ты не сможешь убедить меня, что у германской разведывательной службы не было причин связываться с эдинбургским поездом, – сказал Холмс, вставая.
В комнате воцарилась тишина, Холмс набычившись смотрел на брата. И в конце концов нарушил молчание.
– Пойдем, Ватсон, – бросил он. – Кажется, эта бочка уже пуста.
Майкрофт вскочил на ноги, причем на удивление резво.
– Телеграмма! – воскликнул он. – Так вот каким образом вы обнаружили моего эмиссара!
Холмс засмеялся:
– От этой сидячей жизни ты теряешь остроту ума, брат. Да, кстати, не окажешь мне небольшую услугу?
– Если смогу, – отозвался Майкрофт.
– Твое ведомство имеет кое-какое влияние на главу почтового ведомства, а я бы очень хотел узнать некоторые подробности о телеграмме, посланной днем или вечером 30 июня – скорее всего из Плимута – в почтовое отделение в Тэмпл-Коумбе для доставки постояльцу местной деревенской гостиницы. Зная щепетильность управления почтовой службы и честность общественных служащих, я не стал докучать расспросами тамошнему почтмейстеру.
9
ИСЧЕЗНУВШИЙ ГОСПОДИН
На следующий день мы с Холмсом остановились в гостинице Грэнтэма, где Холмс в очередной раз постарался тщательно подготовиться к нашим изысканиям. Борроукли снабдил нас документами своей компании, касающимися катастрофы в Грэнтэме, а также крупномасштабными картами железнодорожных путей и схемами станций. Поздним утром Холмс получил две телеграммы и со смехом передал мне. Первая, из Гринвичской обсерватории, гласила:
НИКАКОГО ЗНАЧИТЕЛЬНОГО ЛУННОГО ИЛИ АСТРОНОМИЧЕСКОГО ЯВЛЕНИЯ ВИДИМОГО В СОМЕРСЕТЕ НА 30 ИЮНЯ 1 ИЮЛЯ НЕ ПРИХОДИТСЯ ТЧК СООБЩИТЕ ПРИЧИНУ ВАШЕГО ЗАПРОСА ТЧК
Вторая была от Майкрофта:
ПОЧТМЕЙСТЕР ТЭМПЛ-КОУМБА ПОДТВЕРЖДАЕТ ПОЛУЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕГО ПОСЛАНИЯ ИЗ ПЛИМУТА 30 ИЮНЯ ДЛЯ МИЛЛЕРА ПОВТОРЯЮ МИЛЛЕРА В ТЭМПЛ-КОУМБЕ А ИМЕННО ЛУНА СЛЕДУЕТ НЕ ПОБЕРЕЖЬЕМ ТЧК ПОДГОТОВЬСЯ К ЗАТМЕНИЮ НА ТВОЕМ УЧАСТКЕ ТЧК ПОДПИСЬ Z ПОВТОРЯЮ Z ТЧК НАДЕЮСЬ ЭТО ПОМОЖЕТ – М
– По всей видимости, наш астроном-экспериментатор был обманщиком, – заключил Холмс, когда я прочел обе телеграммы.
– Как вы и полагали, Холмс, – заметил я.
– Как я предполагал, Ватсон, – поправил Холмс. – Можно теоретизировать, если это не противоречит фактам, которые нам известны, но неразумно заходить слишком далеко без уточнения этих фактов. Мои знания астрономии, как вы публично заметили, ограниченны, но, думаю, мы можем положиться на заключение экспертов в Гринвиче. Сожалею, но, видимо, нам придется оставить их в неведении по поводу причины запроса не только из-за моего брата, но также потому, что они, вероятно, не поверят нашим объяснениям.
– А вторая телеграмма? – спросил я.
– Только подтверждает первую. Так называемый астроном на самом деле был германским агентом, который, находясь в Темпл-Коумбе, должен был получить информацию от сообщника в Плимуте относительно эмиссара Майкрофта. Послание облекалось в достаточно научную форму, чтобы сбить с толку телеграфных работников; далее следовало не допустить прибытия плимутского поезда в Лондон той же ночью. Теперь нам надо подождать и посмотреть, что за информация придет из Тэмпл-Коумба, прежде чем мы отправимся в Питерборо.
В полдень появился Рэдли, только что с вокзала Ватерлоо, и за ленчем изложил результаты розысков в Тэмпл-Коумбе.
– Похоже, астроном, который значится как Миллер, прибыл из Лондона во второй половине дня. Носильщик, который помог господину с багажом какой-то необычной формы, в том числе с длинным, кожаным тубусом, называет это время. Говорит, пассажир сошел с поезда со стороны Лондона.
– Нельзя ли как-нибудь уточнить? – поинтересовался Холмс.
– Я лично проверил использованные билеты пассажиров, сошедших в тот день в Тэмпл-Коумбе. Всего лишь три от Ватерлоо. Я сверил номера серий, и оказалось, что два из них выданы как раз в такое время, чтобы их владельцы могли оказаться в Тэмпл-Коумбе в полдень. Да еще, контролер в Сомерсете также припомнил человека с лондонского поезда с необычным багажом: он расспрашивал его о гостинице.
– Великолепно! – воскликнул Холмс. – Рэдли, вы поработали на славу! Итак, вдобавок к моему хозяину гостиницы и его жене, этого человека видели еще носильщик и контролер. Они могут его описать? Каков он был собой?
– Тут-то как раз собака и зарыта, мистер Холмс, – ответил Рэдли. – Все они описывают одного и того же человека среднего роста и сложения, одетого слишком шикарно для сельской местности – в светлый костюм и широкополую соломенную шляпу. Правда, относительно цвета его глаз сведения разноречивы, зато все в один голос твердят, что волосы этого человека были неопределенного цвета и носил он бакенбарды.
– Которые, конечно, могли быть фальшивыми, – закончил за него Холмс, – и мы остаемся при неопределенном цвете, среднем росте и комплекции. Немногого стоит! Каковы особенности речи? Акцент, например?
– Все они утверждают, что он разговаривал «как джентльмен», и акцент, я уверен, они бы заметили. Люди, живущие в сельской местности, очень наблюдательны.
Наконец Рэдли ушел, и я вернулся к теме нашего разговора:
– Послушайте, Холмс, если этот так называемый астроном и был тот самый маньяк, который пустил под откос плимутский поезд, то отсутствие акцента у него очень настораживает!
– Отчего же, мой дорогой Ватсон? Ведь это только в рассказах Секстона Блэйка все иностранные шпионы говорят с явным акцентом.
– Холмс, конечно, найдутся такие граждане, чья верность покупается, а порочность побуждает их служить другому народу, но ни один британец не способен на подобное преступление!
Сыщик искренне рассмеялся.
– Старый добрый друг Ватсон! – воскликнул он. – Как только мы вернемся в Фулворт, обязательно прочтите мои общие тетради. Там вы найдете заметки о самых ужасных преступлениях, совершенных обыкновенными британскими мужчинами и женщинами. Мэри Арнольд, женщина-монстр, которая ослепила своего ребенка с помощью живых жуков, помещенных под скорлупки грецкого ореха и привязанных поверх его глаз; Палмер, ваш деревенский коллега, который разделял вашу страсть к ипподрому и обеспечивал свое увлечение за счет того, что отравлял друзей; миссис Коттен, йоркширская убийца; чудовищные Барк и Хэар со своим другом Кнохом, еще одним доктором, Ватсон. Список бесконечен, старина. В нашей стране, как и в любой другой, нет ни одного преступления, которое характеризовало бы какую-то определенную нацию.
– И все же с трудом верится, что это британец.
– Посмотрим, Ватсон, посмотрим. В настоящее время мы знаем только, что он – без особых примет и увлекается астрономией.
– Так вы считаете, что он и вправду астроном?
– Было бы удивительно, если бы он им не был, – ответил Холмс. – Ведь астрономический телескоп – весьма странное приспособление, чтобы обставить выдуманную роль, если только у вас его случайно нет. Теперь давайте-ка проследуем до вокзала и поищем следы мистера Миллера в Питерборо.
В полдень мы отправились в Питерборо, и Холмс тотчас прямо в гостинице начал свои изыскания. Он объяснялся с управляющим в развернутой академической манере.
– Мне очень хотелось бы услышать что-нибудь о своем близком друге мистере Миллере. Он тоже увлекается астрономией и приезжал сюда со своим снаряжением, чтобы здесь пронаблюдать транзит Венеры. Я с таким нетерпением ожидал его сообщения – у меня просто не нашлось свободного времени для самостоятельного наблюдения, – но он не прислал ни слова. Мне стало известно, что он отправился тогда в Шотландию. Я очень беспокоюсь, не попал ли он случайно в эту ужасную железнодорожную аварию – до сих пор от него ни весточки, понимаете.
Управляющий был само терпение, но в конце концов ему удалось прервать словесный поток великого сыщика.
– Уверен, сэр, с вашим другом ничего не случилось, но как, по вашему мнению, я могу вам помочь?
– Может быть, он случайно останавливался в этом отеле? Если вы видели его здесь после катастрофы, значит, он не пострадал. Это так не похоже на него – бесконечно долго молчать.
Управляющему оставалось только со всей готовностью напрячься и припомнить «мистера Миллера» с его телескопом, однако безрезультатно. От администратора тоже не было толку, правда, он назвал нам все наиболее вероятные места, где стоило продолжить наши поиски. Остаток вечера ушел на посещение их одного за другим, и в каждом Холмс повторял свое представление. Мы побывали в четырех, и уже совсем приуныли, когда наша настойчивость наконец принесла плоды. Хозяйка тихой гостиницы для коммивояжеров припомнила нашего астронома. Оказывается, вечером он ушел вместе со своим снаряжением и вернулся очень поздно. Поднявшись на следующее утро, он заявил, что удовлетворен экспериментом, и после завтрака отбыл обратно в Лондон. В подтверждение ее рассказа в регистрационной книге за 19 сентября оказалась запись: «Фрэнсис Миллер, Лондон, Аппер-Скадейл-стрит, 19а».
Мой друг сердечно поблагодарил добрую леди, и мы вернулись в отель. Прежде чем улечься спать, я спросил Холмса:
– Теперь у вас уже есть подтверждение присутствия загадочного астронома, наверное, здесь нет необходимости в дальнейшем расследовании?
– Полагаете так, Ватсон? – откликнулся он. – Вы что, забыли как мой брат пытался уговорить меня оставить наши изыскания? Нет, Ватсон, все еще только начинается. Мы пока не имеем ни малейшего представления, почему наш астрономический маньяк напал на эдинбургский поезд.
Следующее утро мы провели на станции Питерборо, беседуя с теми, кто работал здесь в ту роковую ночь. Но очевидцы лишь подтвердили информацию, полученную нами от руководства Большой северной железнодорожной компании. Мы так бы и ушли ни с чем, если бы Холмс не поинтересовался у носильщика:
– Никто из пассажиров не привлек вашего внимания чем-нибудь примечательным?
– Только один, сэр. Высокий господин из первого класса. Он прогуливался по платформе, пока поезд стоял здесь, – разминался, я думаю.
– Не могли бы вы описать его поточнее? – с интересом спросил Холмс.
– Он был высоким, как вы, сэр, ну, может быть, чуть выше, но намного солиднее. Можно сказать, полный. Он вышагивал взад-вперед и посматривал на часы, проверял, не опаздывает ли поезд, мне кажется. Больше я его не видел, находясь в хвосте у почтового вагона до самого отхода.
– Это, должно быть, был тот, кто встречал господина в автомобиле! – внезапно воскликнул какой-то мальчишка.
– Господина в автомобиле? – удивился Холмс. – А это кто такой?
– Простите, сэр, я работаю на телеграфе, и как раз был в конторе, когда услышал шум автомобильного двигателя. Ну я и выбежал посмотреть.
Большой «мерседес» подъехал прямо ко входу, сэр. Он мчался как ветер, сэр, и я даже испугался, что он не сможет остановиться!
– Ты видел, кто находился внутри? – спросил Холмс.
– А как же, сэр! Там был шофер, сэр, но за очками и кепкой я так и не смог хорошенько его рассмотреть. Сидел и еще один господин, такой полный. У него что-то было с ногой, сэр, поскольку ему, похоже, было трудно вылезать из машины.
– Как он был одет?
– На нем был дорожный плащ, сэр, и большая широкополая шляпа.
– Ты видел его лицо?
– Нет, сэр, я разглядел только бороду и то, что он курил сигару. Он был без багажа и, выйдя из машины, тотчас махнул рукой шоферу и направился к кассам. Когда машина уехала, я вернулся на платформу и увидел их вместе – этого господина и того, о котором говорил носильщик. Высокий господин подсаживал собеседника в первый класс. Больше я ничего не видел – эдинбургский уехал сразу, как только они сели.
– Отлично! – радостно воскликнул Холмс и дал мальчишке монету. – Теперь, Ватсон, нам надо поговорить с контролером и удостовериться, что у господина в автомобиле, как его назвал наш юный друг, не было билета куда бы то ни было.
– Но у него должен был быть какой-нибудь билет! – с жаром возразил я.
– Напротив, Ватсон, чрезвычайно сомнительно, чтобы у этого господина был билет!
Выяснить так ничего и не удалось: контролера, который дежурил в ту ночь, мы не нашли и потому отправились в Грэнтэм.
Казалось, Холмс совершенно преобразился. Он мурлыкал себе под нос какие-то песенки и отказывался обсуждать дело, разглагольствуя вместо этого о мелькающих за окном сельских красотах. О, это настроение означало, что теперь мой старый друг глубоко вник в хитросплетения загадочной истории и ожидает лишь последующих событий.
На станции Грэнтэм мы разыскали сигнальщика Дэя; он подвел нас к южной сигнальной будке и описал машиниста Флитвуда и кочегара Тэлбота на площадке их обреченного на гибель локомотива.
– Они стояли по сторонам, – сказал он, – и прямо-таки прилипли к смотровым окошкам, как будто вообще не понимали, на каком свете находятся. А в следующий момент они уже пронеслись на станцию. Поезд с шумом и грохотом промчался мимо ночного дежурного Пайла, почтовых служащих, поджидавших его на платформе; почтальон Кокс был первым, кто заподозрил неладное. Мы в ужасе смотрели, как поезд мчит напролом, – продолжал он. – Локомотив выскочил со станции на красный свет, и в следующую минуту будто что-то взорвалось и все запылало.
Мы осмотрели место катастрофы, пространство под мостом, где потерявший управление поезд смел с лица земли парапет; на насыпь полетели пылающие обломки. Здесь безумец с телескопом добавил к своему адскому списку еще несколько душ.
Холмс настойчиво расспрашивал железнодорожных служащих о двух путешественниках, которых нам описали в Питерборо. Они остались в живых – какой-то носильщик припомнил, что в самый разгар сумятицы той кровавой ночи начальник станции приказал мальчику с телеграфа отвести в его контору двух джентльменов и позаботиться о них. Описание мальчика соответствовало внешности двух наших загадочных путешественников.
– Коротышка не вымолвил ни слова, сэр, – сказал он нам. – Я отвел господ в комнату начальника станции, и длинный попросил чаю. И еще он хотел имбирного печенья. Чай еще куда ни шло, но где я им возьму имбирное печенье? Так что я спросил у начальника станции, и он велел разбудить бакалейщика Робертса – почему-то было важно, чтобы эти господа получили то, что хотели. Я и пошел к бакалейщику. Он не слишком-то обрадовался, что его дергают в такое время, и еще он хотел знать, кто будет платить. Я сказал ему, что на станции только что произошла авария, но он не хотел давать мне печенье бесплатно. Уж таков он, сэр, все твердит о том, как либералы разграбили страну. Ну пришлось мне платить за имбирные орешки, сэр, но я все-таки доставил и отдал их тем двум господам, и правильно сделал – когда они уходили, длинный сунул мне аж целый соверен за мои хлопоты!
– И когда они ушли? – спросил Холмс.
– Примерно часа через два после крушения эдинбургского. Для них подогнали специальный поезд с другой стороны станции, и они уехали.
– Ха! – воскликнул Холмс. – Молодец, мой мальчик! – И дал пареньку еще один соверен. – Идемте, Ватсон. Мы, похоже, узнали здесь все, что нам нужно!
По пути в гостиницу я спросил моего друга о таинственных путешественниках.
– Ватсон! – воскликнул он. – У вас на руках все факты, но вы не можете сопоставить их друг с другом! Кто в этом деле такой же высокий, как я, но немного солиднее?
– Но… да ведь это же ваш брат Майкрофт! – изумился я. – Впрочем, вы же сами мне говорили, что он никогда не покинет свой кабинет, свои апартаменты и свой клуб без крайней необходимости. Неужели он один из этих людей с эдинбургского почтового?
– Ну а кто же еще? – спросил Холмс. – Случилось нечто такое, что даже мой вечно пребывающий в летаргии братец вынужден был спешно отправиться в Шотландию, встретившись по дороге со своим хозяином.
– Хозяином? – удивился я.
– Эдуардом VII, милостью Божьей королем Англии, императором Индии и Защитником Веры! «Мерседес» и имбирное печенье подтвердили мои догадки. Майкрофт делает совершенно неожиданный шаг: он спешно отправляется в Шотландию. Кто еще мог потребовать подобного от моего брата, как не король? В Питерборо загадочный пассажир прибывает на автомобиле, чтобы присоединиться к нему, и, несмотря на аварию, они продолжают свою поездку на специальном поезде. Что-то происходило в Шотландии такое, что вырвало их в спешке, одного из Лондона, другого из Сандринхэма.[3]
– В таком случае, мы отправляемся в Шотландию? – осведомился я.
– Вы превосходите самого себя, Ватсон. Итак, сегодня переночуем в этом исключительно скучном городишке, а завтра – в путь.
– Давненько я не бывал в Эдинбурге, – протянул я.
– И сейчас не доведется, – откликнулся Холмс, – ибо мы отправляемся в Абердин.
НИКАКОГО ЗНАЧИТЕЛЬНОГО ЛУННОГО ИЛИ АСТРОНОМИЧЕСКОГО ЯВЛЕНИЯ ВИДИМОГО В СОМЕРСЕТЕ НА 30 ИЮНЯ 1 ИЮЛЯ НЕ ПРИХОДИТСЯ ТЧК СООБЩИТЕ ПРИЧИНУ ВАШЕГО ЗАПРОСА ТЧК
Вторая была от Майкрофта:
ПОЧТМЕЙСТЕР ТЭМПЛ-КОУМБА ПОДТВЕРЖДАЕТ ПОЛУЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕГО ПОСЛАНИЯ ИЗ ПЛИМУТА 30 ИЮНЯ ДЛЯ МИЛЛЕРА ПОВТОРЯЮ МИЛЛЕРА В ТЭМПЛ-КОУМБЕ А ИМЕННО ЛУНА СЛЕДУЕТ НЕ ПОБЕРЕЖЬЕМ ТЧК ПОДГОТОВЬСЯ К ЗАТМЕНИЮ НА ТВОЕМ УЧАСТКЕ ТЧК ПОДПИСЬ Z ПОВТОРЯЮ Z ТЧК НАДЕЮСЬ ЭТО ПОМОЖЕТ – М
– По всей видимости, наш астроном-экспериментатор был обманщиком, – заключил Холмс, когда я прочел обе телеграммы.
– Как вы и полагали, Холмс, – заметил я.
– Как я предполагал, Ватсон, – поправил Холмс. – Можно теоретизировать, если это не противоречит фактам, которые нам известны, но неразумно заходить слишком далеко без уточнения этих фактов. Мои знания астрономии, как вы публично заметили, ограниченны, но, думаю, мы можем положиться на заключение экспертов в Гринвиче. Сожалею, но, видимо, нам придется оставить их в неведении по поводу причины запроса не только из-за моего брата, но также потому, что они, вероятно, не поверят нашим объяснениям.
– А вторая телеграмма? – спросил я.
– Только подтверждает первую. Так называемый астроном на самом деле был германским агентом, который, находясь в Темпл-Коумбе, должен был получить информацию от сообщника в Плимуте относительно эмиссара Майкрофта. Послание облекалось в достаточно научную форму, чтобы сбить с толку телеграфных работников; далее следовало не допустить прибытия плимутского поезда в Лондон той же ночью. Теперь нам надо подождать и посмотреть, что за информация придет из Тэмпл-Коумба, прежде чем мы отправимся в Питерборо.
В полдень появился Рэдли, только что с вокзала Ватерлоо, и за ленчем изложил результаты розысков в Тэмпл-Коумбе.
– Похоже, астроном, который значится как Миллер, прибыл из Лондона во второй половине дня. Носильщик, который помог господину с багажом какой-то необычной формы, в том числе с длинным, кожаным тубусом, называет это время. Говорит, пассажир сошел с поезда со стороны Лондона.
– Нельзя ли как-нибудь уточнить? – поинтересовался Холмс.
– Я лично проверил использованные билеты пассажиров, сошедших в тот день в Тэмпл-Коумбе. Всего лишь три от Ватерлоо. Я сверил номера серий, и оказалось, что два из них выданы как раз в такое время, чтобы их владельцы могли оказаться в Тэмпл-Коумбе в полдень. Да еще, контролер в Сомерсете также припомнил человека с лондонского поезда с необычным багажом: он расспрашивал его о гостинице.
– Великолепно! – воскликнул Холмс. – Рэдли, вы поработали на славу! Итак, вдобавок к моему хозяину гостиницы и его жене, этого человека видели еще носильщик и контролер. Они могут его описать? Каков он был собой?
– Тут-то как раз собака и зарыта, мистер Холмс, – ответил Рэдли. – Все они описывают одного и того же человека среднего роста и сложения, одетого слишком шикарно для сельской местности – в светлый костюм и широкополую соломенную шляпу. Правда, относительно цвета его глаз сведения разноречивы, зато все в один голос твердят, что волосы этого человека были неопределенного цвета и носил он бакенбарды.
– Которые, конечно, могли быть фальшивыми, – закончил за него Холмс, – и мы остаемся при неопределенном цвете, среднем росте и комплекции. Немногого стоит! Каковы особенности речи? Акцент, например?
– Все они утверждают, что он разговаривал «как джентльмен», и акцент, я уверен, они бы заметили. Люди, живущие в сельской местности, очень наблюдательны.
Наконец Рэдли ушел, и я вернулся к теме нашего разговора:
– Послушайте, Холмс, если этот так называемый астроном и был тот самый маньяк, который пустил под откос плимутский поезд, то отсутствие акцента у него очень настораживает!
– Отчего же, мой дорогой Ватсон? Ведь это только в рассказах Секстона Блэйка все иностранные шпионы говорят с явным акцентом.
– Холмс, конечно, найдутся такие граждане, чья верность покупается, а порочность побуждает их служить другому народу, но ни один британец не способен на подобное преступление!
Сыщик искренне рассмеялся.
– Старый добрый друг Ватсон! – воскликнул он. – Как только мы вернемся в Фулворт, обязательно прочтите мои общие тетради. Там вы найдете заметки о самых ужасных преступлениях, совершенных обыкновенными британскими мужчинами и женщинами. Мэри Арнольд, женщина-монстр, которая ослепила своего ребенка с помощью живых жуков, помещенных под скорлупки грецкого ореха и привязанных поверх его глаз; Палмер, ваш деревенский коллега, который разделял вашу страсть к ипподрому и обеспечивал свое увлечение за счет того, что отравлял друзей; миссис Коттен, йоркширская убийца; чудовищные Барк и Хэар со своим другом Кнохом, еще одним доктором, Ватсон. Список бесконечен, старина. В нашей стране, как и в любой другой, нет ни одного преступления, которое характеризовало бы какую-то определенную нацию.
– И все же с трудом верится, что это британец.
– Посмотрим, Ватсон, посмотрим. В настоящее время мы знаем только, что он – без особых примет и увлекается астрономией.
– Так вы считаете, что он и вправду астроном?
– Было бы удивительно, если бы он им не был, – ответил Холмс. – Ведь астрономический телескоп – весьма странное приспособление, чтобы обставить выдуманную роль, если только у вас его случайно нет. Теперь давайте-ка проследуем до вокзала и поищем следы мистера Миллера в Питерборо.
В полдень мы отправились в Питерборо, и Холмс тотчас прямо в гостинице начал свои изыскания. Он объяснялся с управляющим в развернутой академической манере.
– Мне очень хотелось бы услышать что-нибудь о своем близком друге мистере Миллере. Он тоже увлекается астрономией и приезжал сюда со своим снаряжением, чтобы здесь пронаблюдать транзит Венеры. Я с таким нетерпением ожидал его сообщения – у меня просто не нашлось свободного времени для самостоятельного наблюдения, – но он не прислал ни слова. Мне стало известно, что он отправился тогда в Шотландию. Я очень беспокоюсь, не попал ли он случайно в эту ужасную железнодорожную аварию – до сих пор от него ни весточки, понимаете.
Управляющий был само терпение, но в конце концов ему удалось прервать словесный поток великого сыщика.
– Уверен, сэр, с вашим другом ничего не случилось, но как, по вашему мнению, я могу вам помочь?
– Может быть, он случайно останавливался в этом отеле? Если вы видели его здесь после катастрофы, значит, он не пострадал. Это так не похоже на него – бесконечно долго молчать.
Управляющему оставалось только со всей готовностью напрячься и припомнить «мистера Миллера» с его телескопом, однако безрезультатно. От администратора тоже не было толку, правда, он назвал нам все наиболее вероятные места, где стоило продолжить наши поиски. Остаток вечера ушел на посещение их одного за другим, и в каждом Холмс повторял свое представление. Мы побывали в четырех, и уже совсем приуныли, когда наша настойчивость наконец принесла плоды. Хозяйка тихой гостиницы для коммивояжеров припомнила нашего астронома. Оказывается, вечером он ушел вместе со своим снаряжением и вернулся очень поздно. Поднявшись на следующее утро, он заявил, что удовлетворен экспериментом, и после завтрака отбыл обратно в Лондон. В подтверждение ее рассказа в регистрационной книге за 19 сентября оказалась запись: «Фрэнсис Миллер, Лондон, Аппер-Скадейл-стрит, 19а».
Мой друг сердечно поблагодарил добрую леди, и мы вернулись в отель. Прежде чем улечься спать, я спросил Холмса:
– Теперь у вас уже есть подтверждение присутствия загадочного астронома, наверное, здесь нет необходимости в дальнейшем расследовании?
– Полагаете так, Ватсон? – откликнулся он. – Вы что, забыли как мой брат пытался уговорить меня оставить наши изыскания? Нет, Ватсон, все еще только начинается. Мы пока не имеем ни малейшего представления, почему наш астрономический маньяк напал на эдинбургский поезд.
Следующее утро мы провели на станции Питерборо, беседуя с теми, кто работал здесь в ту роковую ночь. Но очевидцы лишь подтвердили информацию, полученную нами от руководства Большой северной железнодорожной компании. Мы так бы и ушли ни с чем, если бы Холмс не поинтересовался у носильщика:
– Никто из пассажиров не привлек вашего внимания чем-нибудь примечательным?
– Только один, сэр. Высокий господин из первого класса. Он прогуливался по платформе, пока поезд стоял здесь, – разминался, я думаю.
– Не могли бы вы описать его поточнее? – с интересом спросил Холмс.
– Он был высоким, как вы, сэр, ну, может быть, чуть выше, но намного солиднее. Можно сказать, полный. Он вышагивал взад-вперед и посматривал на часы, проверял, не опаздывает ли поезд, мне кажется. Больше я его не видел, находясь в хвосте у почтового вагона до самого отхода.
– Это, должно быть, был тот, кто встречал господина в автомобиле! – внезапно воскликнул какой-то мальчишка.
– Господина в автомобиле? – удивился Холмс. – А это кто такой?
– Простите, сэр, я работаю на телеграфе, и как раз был в конторе, когда услышал шум автомобильного двигателя. Ну я и выбежал посмотреть.
Большой «мерседес» подъехал прямо ко входу, сэр. Он мчался как ветер, сэр, и я даже испугался, что он не сможет остановиться!
– Ты видел, кто находился внутри? – спросил Холмс.
– А как же, сэр! Там был шофер, сэр, но за очками и кепкой я так и не смог хорошенько его рассмотреть. Сидел и еще один господин, такой полный. У него что-то было с ногой, сэр, поскольку ему, похоже, было трудно вылезать из машины.
– Как он был одет?
– На нем был дорожный плащ, сэр, и большая широкополая шляпа.
– Ты видел его лицо?
– Нет, сэр, я разглядел только бороду и то, что он курил сигару. Он был без багажа и, выйдя из машины, тотчас махнул рукой шоферу и направился к кассам. Когда машина уехала, я вернулся на платформу и увидел их вместе – этого господина и того, о котором говорил носильщик. Высокий господин подсаживал собеседника в первый класс. Больше я ничего не видел – эдинбургский уехал сразу, как только они сели.
– Отлично! – радостно воскликнул Холмс и дал мальчишке монету. – Теперь, Ватсон, нам надо поговорить с контролером и удостовериться, что у господина в автомобиле, как его назвал наш юный друг, не было билета куда бы то ни было.
– Но у него должен был быть какой-нибудь билет! – с жаром возразил я.
– Напротив, Ватсон, чрезвычайно сомнительно, чтобы у этого господина был билет!
Выяснить так ничего и не удалось: контролера, который дежурил в ту ночь, мы не нашли и потому отправились в Грэнтэм.
Казалось, Холмс совершенно преобразился. Он мурлыкал себе под нос какие-то песенки и отказывался обсуждать дело, разглагольствуя вместо этого о мелькающих за окном сельских красотах. О, это настроение означало, что теперь мой старый друг глубоко вник в хитросплетения загадочной истории и ожидает лишь последующих событий.
На станции Грэнтэм мы разыскали сигнальщика Дэя; он подвел нас к южной сигнальной будке и описал машиниста Флитвуда и кочегара Тэлбота на площадке их обреченного на гибель локомотива.
– Они стояли по сторонам, – сказал он, – и прямо-таки прилипли к смотровым окошкам, как будто вообще не понимали, на каком свете находятся. А в следующий момент они уже пронеслись на станцию. Поезд с шумом и грохотом промчался мимо ночного дежурного Пайла, почтовых служащих, поджидавших его на платформе; почтальон Кокс был первым, кто заподозрил неладное. Мы в ужасе смотрели, как поезд мчит напролом, – продолжал он. – Локомотив выскочил со станции на красный свет, и в следующую минуту будто что-то взорвалось и все запылало.
Мы осмотрели место катастрофы, пространство под мостом, где потерявший управление поезд смел с лица земли парапет; на насыпь полетели пылающие обломки. Здесь безумец с телескопом добавил к своему адскому списку еще несколько душ.
Холмс настойчиво расспрашивал железнодорожных служащих о двух путешественниках, которых нам описали в Питерборо. Они остались в живых – какой-то носильщик припомнил, что в самый разгар сумятицы той кровавой ночи начальник станции приказал мальчику с телеграфа отвести в его контору двух джентльменов и позаботиться о них. Описание мальчика соответствовало внешности двух наших загадочных путешественников.
– Коротышка не вымолвил ни слова, сэр, – сказал он нам. – Я отвел господ в комнату начальника станции, и длинный попросил чаю. И еще он хотел имбирного печенья. Чай еще куда ни шло, но где я им возьму имбирное печенье? Так что я спросил у начальника станции, и он велел разбудить бакалейщика Робертса – почему-то было важно, чтобы эти господа получили то, что хотели. Я и пошел к бакалейщику. Он не слишком-то обрадовался, что его дергают в такое время, и еще он хотел знать, кто будет платить. Я сказал ему, что на станции только что произошла авария, но он не хотел давать мне печенье бесплатно. Уж таков он, сэр, все твердит о том, как либералы разграбили страну. Ну пришлось мне платить за имбирные орешки, сэр, но я все-таки доставил и отдал их тем двум господам, и правильно сделал – когда они уходили, длинный сунул мне аж целый соверен за мои хлопоты!
– И когда они ушли? – спросил Холмс.
– Примерно часа через два после крушения эдинбургского. Для них подогнали специальный поезд с другой стороны станции, и они уехали.
– Ха! – воскликнул Холмс. – Молодец, мой мальчик! – И дал пареньку еще один соверен. – Идемте, Ватсон. Мы, похоже, узнали здесь все, что нам нужно!
По пути в гостиницу я спросил моего друга о таинственных путешественниках.
– Ватсон! – воскликнул он. – У вас на руках все факты, но вы не можете сопоставить их друг с другом! Кто в этом деле такой же высокий, как я, но немного солиднее?
– Но… да ведь это же ваш брат Майкрофт! – изумился я. – Впрочем, вы же сами мне говорили, что он никогда не покинет свой кабинет, свои апартаменты и свой клуб без крайней необходимости. Неужели он один из этих людей с эдинбургского почтового?
– Ну а кто же еще? – спросил Холмс. – Случилось нечто такое, что даже мой вечно пребывающий в летаргии братец вынужден был спешно отправиться в Шотландию, встретившись по дороге со своим хозяином.
– Хозяином? – удивился я.
– Эдуардом VII, милостью Божьей королем Англии, императором Индии и Защитником Веры! «Мерседес» и имбирное печенье подтвердили мои догадки. Майкрофт делает совершенно неожиданный шаг: он спешно отправляется в Шотландию. Кто еще мог потребовать подобного от моего брата, как не король? В Питерборо загадочный пассажир прибывает на автомобиле, чтобы присоединиться к нему, и, несмотря на аварию, они продолжают свою поездку на специальном поезде. Что-то происходило в Шотландии такое, что вырвало их в спешке, одного из Лондона, другого из Сандринхэма.[3]
– В таком случае, мы отправляемся в Шотландию? – осведомился я.
– Вы превосходите самого себя, Ватсон. Итак, сегодня переночуем в этом исключительно скучном городишке, а завтра – в путь.
– Давненько я не бывал в Эдинбурге, – протянул я.
– И сейчас не доведется, – откликнулся Холмс, – ибо мы отправляемся в Абердин.
10
МЕТКИЙ СТРЕЛОК
Продолжительное путешествие на Север протекало достаточно приятно. Холмс был в ударе, отчасти, как я подозреваю, потому что ему удалось обнаружить факты, которые Майкрофт от него утаил. Он, конечно же, поминутно отпускал сардонические замечания по поводу таинственности, которой окружил себя брат, и его безуспешных попыток уговорить нас прекратить расследование, но по большей части просто болтал на разные небезынтересные темы.
В Абердине мы обосновались в простой, но уютной гостинице, недалеко от знаменитых городских доков. Холмс довел до сведения хозяина, что я литератор из лондонского журнала, а он – художник. Мы прибыли на побережье, дабы подготовить иллюстрированное эссе о рыбных промыслах в этом районе. Подобные роли не создавали особых проблем с переодеванием, и свой первый выход в город я ознаменовал малореспектабельным одеянием и кепкой. Холмс же предстал в вельветовом жакете и широком галстуке, без шляпы.
Общественные здания Абердина в основном построены из местного гранита, и, хотя в пасмурную погоду они выглядели несколько мрачновато, в ясном свете осеннего утра сверкали как жемчуг, искрясь на солнце частичками слюды. Холмса, однако, более всего интересовал морской порт, и вскоре мы уже достигли складских подсобных помещений. Улицы были запружены повозками, груженными бочками, и телегами с рыбой и колотым льдом.
Усиливающийся запах рыбы и замаячившие над крышами мачты и рангоуты подтверждали правильность выбранного направления, и мы наконец вышли на мощенный булыжником причал. Все здесь находилось в непрерывном движении, поскольку несколько судов только что вернулись с уловом. Крики моряков, разгружавших суда, мешались со странными протяжными звуками с другой стороны причала, где какой-то маленький человечек вел торги прямо с бочки, продавая рыбу и выкрикивая цены с захватывающей дух быстротой, используя такие жаргонные словечки, которые вряд ли я слышал прежде. Чуть поодаль, прямо на открытом воздухе, стояли крепко сколоченные столы, рядом с которыми группки молодых женщин орудовали чудовищными ножами, кромсая рыбу так, как будто от этого зависела их жизнь, и бросая куски в бочки с рассолом. Всюду была рыба и запах рыбы, а над всем этим кружились прожорливые чайки, взрывая пронзительными криками общий гул и внезапно резко пикируя, дабы подхватить лакомый кусочек из воды или с мостовой.
– Святый Боже! – выдавил я, когда мои глаза и уши справились с этой суматохой. – И вы полагаете, что в этом месте кто-нибудь хоть на секунду остановится, чтобы что-либо нам сообщить?
Мой компаньон хмыкнул.
– В настоящий момент эти добрые люди озабочены неотложным и очень важным делом: обеспечивают бесперебойное снабжение населения копченостями и солониной, – ответил он. – Нам же следует разыгрывать свои роли. Ты должен время от времени делать кое-какие пометки в блокноте, я же запечатлею несколько сценок, а между тем мы будем внимательно присматриваться ко всем иностранным судам. Позже, когда все наконец будет разгружено, продано и упаковано, мы отыщем нужных нам очевидцев.
В Абердине мы обосновались в простой, но уютной гостинице, недалеко от знаменитых городских доков. Холмс довел до сведения хозяина, что я литератор из лондонского журнала, а он – художник. Мы прибыли на побережье, дабы подготовить иллюстрированное эссе о рыбных промыслах в этом районе. Подобные роли не создавали особых проблем с переодеванием, и свой первый выход в город я ознаменовал малореспектабельным одеянием и кепкой. Холмс же предстал в вельветовом жакете и широком галстуке, без шляпы.
Общественные здания Абердина в основном построены из местного гранита, и, хотя в пасмурную погоду они выглядели несколько мрачновато, в ясном свете осеннего утра сверкали как жемчуг, искрясь на солнце частичками слюды. Холмса, однако, более всего интересовал морской порт, и вскоре мы уже достигли складских подсобных помещений. Улицы были запружены повозками, груженными бочками, и телегами с рыбой и колотым льдом.
Усиливающийся запах рыбы и замаячившие над крышами мачты и рангоуты подтверждали правильность выбранного направления, и мы наконец вышли на мощенный булыжником причал. Все здесь находилось в непрерывном движении, поскольку несколько судов только что вернулись с уловом. Крики моряков, разгружавших суда, мешались со странными протяжными звуками с другой стороны причала, где какой-то маленький человечек вел торги прямо с бочки, продавая рыбу и выкрикивая цены с захватывающей дух быстротой, используя такие жаргонные словечки, которые вряд ли я слышал прежде. Чуть поодаль, прямо на открытом воздухе, стояли крепко сколоченные столы, рядом с которыми группки молодых женщин орудовали чудовищными ножами, кромсая рыбу так, как будто от этого зависела их жизнь, и бросая куски в бочки с рассолом. Всюду была рыба и запах рыбы, а над всем этим кружились прожорливые чайки, взрывая пронзительными криками общий гул и внезапно резко пикируя, дабы подхватить лакомый кусочек из воды или с мостовой.
– Святый Боже! – выдавил я, когда мои глаза и уши справились с этой суматохой. – И вы полагаете, что в этом месте кто-нибудь хоть на секунду остановится, чтобы что-либо нам сообщить?
Мой компаньон хмыкнул.
– В настоящий момент эти добрые люди озабочены неотложным и очень важным делом: обеспечивают бесперебойное снабжение населения копченостями и солониной, – ответил он. – Нам же следует разыгрывать свои роли. Ты должен время от времени делать кое-какие пометки в блокноте, я же запечатлею несколько сценок, а между тем мы будем внимательно присматриваться ко всем иностранным судам. Позже, когда все наконец будет разгружено, продано и упаковано, мы отыщем нужных нам очевидцев.