Страница:
Сейчас ей под тридцать, она возглавляет солидный институт, считается талантливым ученым. И до сих пор в ней живет жалкая надежда услышать слова одобрения из уст ее родителей. Сколько можно, пора наконец избавляться от этого комплекса.
Конечно, ее заключение обязательно подтвердится, и тогда к ней придет заслуженная слава. Она напишет работу о «Смуглой Даме». Но никогда в жизни, никогда не простит она Элизабет того, что мать так грубо и несправедливо отстранила ее от работы. В глубине души она не могла простить Элизабет того, что у нее была на это власть.
Ветер пробирал до костей, пошел снег. Миранда начала спускаться.
Яркий луч мощного прожектора с маяка шарил по воде, хотя в обозримых пределах не было видно ни одного судна. Он светит от заката до рассвета, год за годом, думала Миранда, безо всяких сбоев. Многие видят в маяке одну лишь романтику, для Миранды же маяк был воплощением надежности.
В отличие от людей, на которых далеко не всегда можно положиться.
Отсюда их дом казался темным и сонным, его причудливый силуэт был словно выгравирован на сером небе.
Покрытая инеем прошлогодняя трава похрустывала под ногами. Место, где когда-то был любимый бабушкой сад, казалось теперь шрамом на теле.
В этом году, пообещала себе Миранда, она соберет почерневшие листья и высохшие стебли и займется наконец садом. Сделает садоводство своим хобби – она же давно хотела заиметь себе какое-нибудь хобби.
Она с удовольствием вернулась в теплый дом. Подогрела остатки кофе и, обжигаясь, сделала несколько глотков. Миранда решила поехать сегодня в институт пораньше, пока дороги свободны.
Не женщина, а картинка, подумал он, наблюдая, как она выходит из машины. Футов шесть, не меньше. Закутана в серое пальто – не столько модное, сколько удобное и теплое. Ярко-рыжие пряди волос (такой сексуальный цвет!) упрямо выбивались из-под черной вязаной шапочки. В руках у нее был толстый, набитый бумагами портфель; походка ее была решительной и целеустремленной, она вполне подошла бы какому-нибудь боевому генералу.
Но за этой независимой поступью скрывалась неистребимая сексуальность женщины, которая убедила себя, что может обходиться без мужчин. Бедная овечка!
Даже в этом тусклом утреннем свете он узнал ее безошибочно. Такую женщину, подумал он с улыбкой, ни с кем не спутаешь.
Он сидел здесь уже около часа, развлекаясь ариями из «Кармен», «Богемы», «Женитьбы Фигаро». Вообще-то он уже сделал все, что намеревался, но теперь был рад, что дождался ее появления.
Ранняя пташка. Так любит свою работу, что приезжает холодным снежным утром раньше всех остальных. Ему нравились люди, любящие свою работу. Видит бог, он свою любил.
Какова она, доктор Миранда Джонс? Он представил, как она входит в здание, проводит пластиковой карточкой по кодовому замку, набирает свой личный шифр. Он ни минуты не сомневался, что, войдя внутрь, она аккуратно включит сигнализацию.
Во всех отчетах повторялось, что она женщина практичная и осторожная. Ему нравились практичные женщины. Их так приятно сбивать с пути.
Он мог обойтись без нее, мог воспользоваться ею. Так или иначе, свою работу он выполнит. Но с ней это будет… интереснее. Поскольку это будет его последнее дело, неплохо было бы к материальной заинтересованности прибавить и развлечение.
Надо бы познакомиться с Мирандой Джонс, побаловать себя. Прежде чем взяться за дело.
На третьем этаже зажегся свет. Сразу за работу, подумал он, увидев в окне ее силуэт.
Ему тоже пора приниматься за работу. Он завел машину, развернулся и поехал переодеваться.
Эндрю нравилось водить дружбу с художниками, развлекаться с ними, некоторым – покровительствовать (особенно если это были хорошенькие особы женского пола). Он всегда был бабником и любителем выпить, но он также был человеком щедрым, с воображением, никогда не боялся рисковать и вкладывал деньги в понравившиеся ему предметы антиквариата.
Здание института из серого гранита с его колоннами, арками и пристройками растянулось на целый квартал. Когда-то здесь располагался музей, перед которым был разбит ухоженный сад с огромными тенистыми деревьями.
Эндрю же хотелось большего. Он желал превратить институт в место, где произведения искусства будут выставлять, реставрировать, изучать, анализировать. Поэтому он велел спилить деревья, сровнял сад с землей и пристроил к основному зданию два элегантных, хотя и несколько затейливых флигеля.
Здесь располагались аудитории для студентов, с огромными светлыми окнами, прекрасно оборудованные лаборатории, просторные мастерские, бессчетное количество кабинетов. Выставочная площадь была таким образом увеличена более чем втрое.
Учиться сюда принимали только способных студентов. Те, кто мог позволить себе плату за обучение, платили дорого. Тем же, кто не мог, но кого считали перспективными, давали стипендию.
Над главным входом были выбиты слова Лонгфелло:
«Жизнь быстротечна, искусство вечно».
Изучать, сохранять, представлять искусство – вот что институт считал своей главной задачей.
Эта концепция Эндрю Джонса не претерпела изменений и спустя пятьдесят лет, когда руководить институтом стали его внуки. Исследовательская работа в институте и теперь считалась приоритетной, важнее проведения выставок и учебного процесса.
Миранда поднялась в свой кабинет на третьем этаже. Поставив портфель на большой письменный стол, она подошла к столику у окна и включила кофеварку. В эту минуту заработал факсовый аппарат. Миранда подняла жалюзи и поднесла к глазам страничку.
Добро пожаловать домой, Миранда. Как тебе понравилась Флоренция? Как жаль, что твое путешествие было так неожиданно прервано. Как ты думаешь, где ты допустила ошибку? Или ты по-прежнему уверена в своей правоте?
А теперь приготовься, тебя ждет тяжелый удар.
Ожидание было долгим, наблюдение – терпеливым. Я продолжаю наблюдать, но мое терпение на исходе.
Руки Миранды дрожали. Она стала судорожно сжимать пальцы, но дрожь не прошла.
Без подписи, без номера. Господи, да что же это такое?!
Не текст, а какое-то злобное шипение. Издевательский тон, зловещая угроза. Но почему? Кто?
Мать? Миранде стало стыдно за то, что именно о матери она подумала в первую очередь. Хотя, конечно же, женщина с таким характером и положением, как Элизабет, не опустится до подобных анонимных посланий.
Она и так уже нанесла Миранде жестокую обиду. Дальше некуда.
А может, это какой-нибудь обиженный сотрудник в «Станджо» или в институте; кто-нибудь, кого не устраивает ее руководство или еще что-то?
Да, скорее всего именно так. Миранда попыталась взять себя в руки. Может, это лаборантка, получившая выговор, или студент, недовольный оценкой. Несомненно, ее хотят вывести из себя. Нет уж, не на ту напали – ничего не выйдет.
Миранда лихорадочным движением сунула листок в ящик стола и повернула ключ.
Постаравшись выкинуть это странное послание из головы, Миранда приступила к работе. Она составила список обязательных дел – просмотр почты, ответы, необходимые телефонные звонки.
В дверь постучали.
– Миранда?
– Да, заходи. – Бросив взгляд на часы, она убедилась, что ее секретарша, как всегда, пунктуальна.
– Я увидела твою машину на стоянке. Я не знала, что ты вернулась.
– Да… это произошло несколько неожиданно.
– Как там во Флоренции? – Лори быстро двигалась по кабинету: сложила разбросанные бумаги, поправила жалюзи.
– Тепло, солнечно.
– Как хорошо. – Удовлетворенная тем, что все теперь лежит на своих местах, Лори села, положив на колени блокнот.
Секретарша Миранды была хорошенькой миниатюрной блондинкой с кукольным личиком; разговаривала она энергично и деловито.
– Рада, что ты приехала, – улыбнулась она.
– Спасибо. – Зная, что слова эти искренни, Миранда улыбнулась в ответ. – Я тоже рада, что вернулась. Надо наверстывать упущенное. В данный момент меня интересует, как продвигаются дела с «Обнаженной» Карбело и с реставрацией картины Бронзино.
Рабочий день начался. Дел было так много, что на ближайшие два часа Миранда и думать забыла обо всем, кроме работы. Наконец, оставив Лори договариваться о встречах и переговорах, Миранда отправилась в лабораторию.
По дороге она решила заглянуть к Эндрю. Его кабинет был в противоположном крыле, поближе к помещениям, открытым для посетителей. Сферой Эндрю было устройство выставок, покупка новых работ – все, что требовало внешних контактов. Миранда же предпочитала держаться в тени.
Она торопливо шла по коридору.
Какая-то секретарша, шедшая ей навстречу с пачкой бумаг в руках, бросила на Миранду затравленный взгляд, смущенно пробормотала: «Доброе утро, доктор Джонс» – и поскорее прошмыгнула мимо с видимым облегчением.
«Я что, такая страшная? – подумала Миранда. – Меня боятся?» Она вспомнила о факсе, обернулась и посмотрела в спину удалявшейся женщине.
Миранда замедлила шаги. Она, конечно, не идеал, и персонал, возможно, не пылает к ней большой любовью, как к Эндрю, но все же она не… не внушает неприязни. Или она заблуждается на свой счет?
Неужели ее внутренняя сдержанность воспринимается окружающими как холодность, огорченно подумала Миранда.
Ведь именно так воспринимают люди ее мать.
Нет, не может быть. Тот, кто знает ее лучше, так не думает. У нее прекрасные отношения с Лори, они почти дружат с Джоном Картером. А уж ее лаборатория совсем не похожа на казарму, где никто не смеет пошутить или высказать собственное суждение.
Пожалуй, она не припомнит случая, чтобы она посмеялась над какой-нибудь шуткой своих подчиненных.
Ты начальница, тут же сказала она себе. Это нормально.
Миранда пошевелила плечами, чтобы расслабиться. Совсем расклеилась: из-за какой-то застенчивой секретарши устроила себе сеанс психоанализа.
Сегодня у Миранды не было назначено никаких деловых встреч, поэтому она пришла на работу в тех же брюках и свитере, в которых выходила пройтись рано утром. Собранные назад волосы заплела в косу, но непослушные волосы уже растрепались.
В Италии сейчас середина дня. Значит, бронзовую статуэтку усиленно исследуют. Миранда снова почувствовала тревогу.
Она вошла в приемную. Массивный викторианский стол, два неудобных стула с прямыми спинками, серые шкафы с картотекой; и посреди всего этого неуютного, но определенно делового мирка – его хозяйка.
– Доброе утро, мисс Пердью.
Секретарше Эндрю – аккуратной, как монашка, и такой же строгой – было под пятьдесят. Прямые волосы цвета соли с перцем она собирала в неизменный узел и всегда была одета в безликий темный костюм и белоснежную накрахмаленную блузку.
Никогда не меняющаяся мисс Пердью.
Секретарша кивнула, сняла пальцы с клавиатуры и сложила руки перед собой.
– Доброе утро, доктор Джонс. Я не знала, что вы вернулись из Италии.
– Я приехала вчера. – Миранда изобразила улыбку. Если уж надо быть поприветливее с подчиненными, почему бы не начать прямо сейчас? – Так непривычно было вернуться в наш холод. – Мисс Пердью отреагировала коротким сухим кивком, и Миранда с облегчением отказалась от идеи немного поболтать. – Мой брат у себя?
– Доктор Джонс спустился вниз встретить гостя. Он сейчас вернется. Вы подождете или ему что-нибудь передать?
– Нет, ничего. Я зайду позже.
С лестницы донеслись мужские голоса. Если бы не наблюдавшая за ней мисс Пердью, Миранда поспешила бы уйти, лишь бы не встречаться с посетителем.
Не надо было сюда заходить, злилась Миранда. Тем не менее она торопливо откинула волосы, упавшие на лицо, и изобразила вежливую улыбку.
На пороге появился брат, за ним следовал высокий мужчина – его гость.
– Миранда, как кстати! – просиял Эндрю. Миранда окинула его быстрым взглядом: никаких следов вчерашних излишеств. – А я собирался тебе звонить. Разреши представить тебе Райана Болдари из галереи Болдари.
Мужчина шагнул вперед, взял руку Миранды и поднес к губам.
– Рад наконец познакомиться с вами.
Его красивое, с крупными чертами лицо словно сошло с одного из портретов, висевших в залах института. Энергичный блеск темных глаз слегка приглушался серым, изысканного покроя костюмом и безупречно завязанным шелковым галстуком. Густые, черные как смоль волосы лежали красивыми волнами. Смуглое лицо с высокими скулами, с интригующим маленьким шрамом в виде полумесяца над левой бровью.
В темно-карих глазах, смотревших на Миранду, поблескивали золотые искорки. Красивый, сейчас улыбающийся рот, несомненно, заставлял женщин задуматься: а каков он в поцелуе?
Миранда вдруг осознала, что вместо того, чтобы ответить дежурной фразой, она продолжает внимательно изучать Райана Болдари, и поспешила стряхнуть с себя это наваждение.
– Добро пожаловать в наш институт, мистер Болдари.
– Спасибо.
Он продолжал держать ее руку в своей, потому что ее это явно смущало. Но она вежливо улыбалась, хотя между бровей появилась сердитая морщинка.
Ей хотелось отнять руку, но потом она решила, что это будет как-то очень по-детски.
– Проходите в мой кабинет. – Явно не замечая того, что творится перед его носом, Эндрю распахнул дверь. – Миранда, у тебя есть немного времени?
– Вообще-то я собиралась…
– Я был бы вам очень признателен, доктор Джонс, если бы вы уделили нам немного времени. – Райан ослепительно улыбнулся и взял Миранду под локоть. – У меня есть предложение к вашему брату, и, уверен, вас оно тоже заинтересует. Ваша специальность – эпоха Возрождения, не так ли?
Озадаченная Миранда дала ввести себя в кабинет:
– Верно.
– Великолепный период, наполненный красотой и гениями. Вам знакомо имя Джорджо Вазари?
– Конечно. Поздний Ренессанс, маньерист, типичное для той эпохи стремление к элегантности.
– У Райана есть три Вазари. – Эндрю жестом пригласил всех сесть на стулья, которые благодаря стараниям мисс Пердью были освобождены от обычно громоздившихся на них книг и папок.
– Правда?
Миранда села и снова вежливо улыбнулась. Кабинет Эндрю был намного меньше, чем ее, но его это устраивало. Повсюду вперемешку лежали разные безделушки, черепки, осколки. Милый, уютный беспорядок. Миранда предпочла бы вести этот разговор на своей территории – в холодной сдержанности ее строгого кабинета.
– Да. – Прежде чем опуститься на стул с высокой кожаной спинкой, Райан поддернул брюки, чтобы не смялась складка. – Вы не находите его работы несколько неестественными? Слишком нарочитыми?
– Типично для его школы, – пожала плечами Миранда.
– Согласен, – обезоруживающе улыбнулся Райан. Он махнул рукой – сильной, красивой формы рукой, отметила Миранда. Широкая ладонь, длинные пальцы.
То, что она это заметила, ее рассердило. Но она чуть не вспыхнула от стыда, когда на одно-единственное мгновение представила, как эта рука касается ее кожи.
Она отвела взгляд от его рук и тут же встретилась с ним глазами. Он снова улыбнулся, взгляд его из сдержанно-доброжелательного стал насмешливым.
Ледяным тоном Миранда спросила:
– Так что же вы намерены предложить нашему институту?
Он посмотрел ей прямо в глаза и с удовлетворением увидел, как ее щеки медленно наливаются румянцем. Женщины, способные краснеть, нечасто встречаются в наши дни.
Поразительная женщина. Тело богини, манеры ханжи, одевается как беженка, в синих глазах – очаровательное смущение.
Интересно, как она выглядит в этих очках в тонкой металлической оправе, которые сейчас висят на цепочке на ее свитере?
Весьма возвышенно и сексуально.
– Я познакомился с вашим братом несколько месяцев назад в Вашингтоне на благотворительном аукционе для женщин-художниц. Насколько я знаю, отправиться туда должны были вы.
– Да, я не смогла вырваться.
– У Миранды было дел по горло в лаборатории, – хмыкнул Эндрю. – А я не такой незаменимый. – Он развалился в кресле. – Райана интересует наша «Мадонна» Челлини.
Миранда подняла брови:
– Это один из наших самых ценных шедевров.
– Она действительно великолепна. Мы с вашим братом уже успели поговорить об условиях.
– Челлини? – Она метнула на брата удивленный и одновременно сердитый взгляд. – Эндрю, как это понимать?
– Речь идет не о продаже, – торопливо вмешался Райан, не пытаясь скрыть усмешки: его развеселил ее испуг. – Трехмесячный обмен – к нашей взаимной выгоде. Я планирую устроить в нашей нью-йоркской галерее выставку работ Челлини, и, если вы дадите нам напрокат «Мадонну», для меня это будет большая удача. А вашему институту на те же три месяца достанутся три моих Вазари.
– Ты сможешь сделать выставку «Три эпохи Ренессанса». Ты давно о ней говоришь, – торопливо вставил Эндрю.
Это и вправду была ее давняя мечта.
Она молчала в раздумье, но в душе ее все пело от восторга.
– Да, пожалуй. – Сердце колотилось как сумасшедшее, но в голосе ее звучали сдержанно-холодные нотки, когда она обратилась к Райану: – Подлинность Вазари должна быть подтверждена документально, господин Болдари.
Райан согласно наклонил голову, и они оба сделали вид, что не слышали громкого стона, который издал Эндрю.
– Да, разумеется. Вы получите копии документов, прежде чем мы подпишем договор. А вы покажете мне документы на Челлини.
– Я сегодня же сделаю для вас копии. Моя секретарша пришлет их вам в гостиницу.
– Замечательно.
– Что ж, оставлю вас проработать все детали.
Но вместе с ней поднялся Райан и снова взял ее за руку.
– Не откажите мне в любезности – проведите для меня экскурсию. Эндрю сказал, что лаборатория и реставрационные мастерские – ваши владения. Мне бы очень хотелось их увидеть.
– Я…
Прежде чем она успела промямлить вежливый отказ, подошедший Эндрю легонько стиснул ее локоть.
– Лучшего экскурсовода вам не найти. Увидимся через пару часов, Райан. А потом – обещанный суп из креветок.
– Мои галереи носят чисто функциональный характер, – заговорил Райан, поддерживая Миранду под руку, когда они шли по коридору в другое крыло здания. – В них выставляются произведения искусства. В исследовательской и научной сфере я не силен. Как вам только удается сочетать исследования и проведение выставок?
– Одно без другого невозможно. – Ответ прозвучал резковато. Этот мужчина нервировал ее до такой степени, что она не могла этого скрыть. А это было не в ее характере. Миранда всегда гордилась своей выдержкой. – Институт и создан для того, чтобы сочетать и развивать оба направления.
– Я всегда был отстающим студентом, – сказал он с такой очаровательной улыбкой, что Миранда невольно улыбнулась в ответ.
– Значит, у вас есть другие сильные стороны.
– Я надеюсь.
Как наблюдательный человек, он замечал все: расстояние между противоположными крыльями здания, расположение лестниц, кладовок, окон. И, конечно же, глазки видеокамер. Все в точности соответствовало полученной им информации. И все же надо будет потом записать результаты своих наблюдений. А сейчас он просто все запоминал, наслаждаясь нежным ароматом ее духов.
В ней нет ничего напоказ. Она не стремится казаться женственной. И этот лесной запах, столь ей подходящий, скорее похож на свежий запах дорогого мыла, чем на аромат духов.
В конце коридора Миранда свернула направо, остановилась, вставила пластиковую карточку в щель в массивной стальной двери. Раздался щелчок. Райан бросил быстрый взгляд на камеру в углу.
– У нас надежная система безопасности, – объяснила Миранда, заметив его взгляд. – В эту часть здания никто не может пройти без специального пропуска или сопровождения. Мы должны думать о таких гарантиях безопасности предметов искусства, ведь мы часто делаем независимую экспертизу для частных лиц и различных музеев.
Они вошли в лабораторию. Сотрудники работали за компьютерами, склонились над микроскопами, деловито проходили в соседнее помещение. У всех на белых халатах были таблички с фамилиями.
Миранда подошла к лаборанту, работавшему с заскорузлым горшком, приглашая Райана следовать за ней.
– Стенли, что вы можете о нем сказать?
– Ваш отец прислал это с раскопок в Юте, вместе с другими находками. Возможно, это племя анасази, двенадцатый век. Горшок использовался для приготовления пищи.
Стенли кашлянул, быстро взглянул на Миранду и, заметив ее легкий одобрительный кивок, уверенно продолжил:
– Главное – он почти целый, только крошечные щербинки по краям.
– А почему вы решили, что он использовался для приготовления пищи? – поинтересовался Райан.
– Форма, размер, толщина, оттенок, – заморгал глазами лаборант.
– Спасибо, Стенли. Ну что ж, господин Болдари…
Миранда повернулась и чуть не налетела на Райана – так близко он стоял. Она резко отпрянула, но успела заметить, что он на добрых два дюйма выше ее. И еще заметила яркий дразнящий блеск в его глазах – не просто чувственный, а явно сексуальный.
Минутная слабость лишила Миранду возможности продолжить, но, справившись с ней, она громче обычного уверенно произнесла:
– Прежде всего нас интересует искусство, но, поскольку мой отец занимается археологическими раскопками, у нас есть и секция археологии. Но я этим не занимаюсь. А теперь…
Миранда подошла к одному из шкафов и достала маленький коричневый ящичек. Вынув пинцетом крошечные кусочки краски из одной из ячеек и перенеся их на стеклышко, положила его под микроскоп.
– Взгляните, – пригласила она Райана. – Скажите, что вы видите?
Он послушно наклонился к окуляру.
– Что-то цветное, яркое, неопределенное – совсем как на картине Поллока. – Он выпрямился и обратил к ней свои глаза. – А на что я смотрел, доктор Джонс?
– На пробу краски с картины Бронзино, которую мы реставрируем. Краска, безусловно, шестнадцатого века. Мы берем образцы краски до начала работ и после их завершения. Таким образом мы можем быть уверены, что получаем у владельца подлинник и, соответственно, его же и возвращаем.
– А откуда вы знаете, что это краски шестнадцатого века?
– Вы хотите прослушать лекцию, мистер Болдари?
– Зовите меня Райан – тогда и я смогу называть вас по имени. Миранда – такое красивое имя. – Он произнес это так, что Миранде стало не по себе. – Я с удовольствием послушаю лекцию, которую читает такой замечательный специалист.
– Тогда вам следует записаться в группу.
– Неспособным ученикам лучше все объяснять один на один. Поужинаете сегодня со мной?
– Из меня вряд ли выйдет хороший учитель.
– Все равно давайте вместе поужинаем. Поговорим о науке и искусстве, я расскажу вам о своих Вазари. – Ему ужасно хотелось потрогать выбившийся из ее прически рыжий завиток. «Она, наверное, отпрыгнет в сторону, как перепуганный кролик», – подумал он вдруг. – Назовем это деловым ужином, если вам так станет легче.
– Я не больна, чтобы мне стало легче.
– Вы правы, я выразился неудачно. Я заеду за вами в семь. Знаете, – сказал он, снова намереваясь взять ее под руку, – мне бы очень хотелось взглянуть на Бронзино. Меня всегда восхищала аскетическая строгость его линий.
Миранда еще только прикидывала, как бы ей высвободиться, а Райан уже сжал ее локоть и уверенно повел к двери.
6
Конечно, ее заключение обязательно подтвердится, и тогда к ней придет заслуженная слава. Она напишет работу о «Смуглой Даме». Но никогда в жизни, никогда не простит она Элизабет того, что мать так грубо и несправедливо отстранила ее от работы. В глубине души она не могла простить Элизабет того, что у нее была на это власть.
Ветер пробирал до костей, пошел снег. Миранда начала спускаться.
Яркий луч мощного прожектора с маяка шарил по воде, хотя в обозримых пределах не было видно ни одного судна. Он светит от заката до рассвета, год за годом, думала Миранда, безо всяких сбоев. Многие видят в маяке одну лишь романтику, для Миранды же маяк был воплощением надежности.
В отличие от людей, на которых далеко не всегда можно положиться.
Отсюда их дом казался темным и сонным, его причудливый силуэт был словно выгравирован на сером небе.
Покрытая инеем прошлогодняя трава похрустывала под ногами. Место, где когда-то был любимый бабушкой сад, казалось теперь шрамом на теле.
В этом году, пообещала себе Миранда, она соберет почерневшие листья и высохшие стебли и займется наконец садом. Сделает садоводство своим хобби – она же давно хотела заиметь себе какое-нибудь хобби.
Она с удовольствием вернулась в теплый дом. Подогрела остатки кофе и, обжигаясь, сделала несколько глотков. Миранда решила поехать сегодня в институт пораньше, пока дороги свободны.
* * *
Сидя в тепле взятого напрокат «Мерседеса», он наблюдал, как «Лендровер» плавно проехал по заснеженной улице и свернул к месту парковки Новоанглийского института истории искусств. Прямо как танк в наступлении.Не женщина, а картинка, подумал он, наблюдая, как она выходит из машины. Футов шесть, не меньше. Закутана в серое пальто – не столько модное, сколько удобное и теплое. Ярко-рыжие пряди волос (такой сексуальный цвет!) упрямо выбивались из-под черной вязаной шапочки. В руках у нее был толстый, набитый бумагами портфель; походка ее была решительной и целеустремленной, она вполне подошла бы какому-нибудь боевому генералу.
Но за этой независимой поступью скрывалась неистребимая сексуальность женщины, которая убедила себя, что может обходиться без мужчин. Бедная овечка!
Даже в этом тусклом утреннем свете он узнал ее безошибочно. Такую женщину, подумал он с улыбкой, ни с кем не спутаешь.
Он сидел здесь уже около часа, развлекаясь ариями из «Кармен», «Богемы», «Женитьбы Фигаро». Вообще-то он уже сделал все, что намеревался, но теперь был рад, что дождался ее появления.
Ранняя пташка. Так любит свою работу, что приезжает холодным снежным утром раньше всех остальных. Ему нравились люди, любящие свою работу. Видит бог, он свою любил.
Какова она, доктор Миранда Джонс? Он представил, как она входит в здание, проводит пластиковой карточкой по кодовому замку, набирает свой личный шифр. Он ни минуты не сомневался, что, войдя внутрь, она аккуратно включит сигнализацию.
Во всех отчетах повторялось, что она женщина практичная и осторожная. Ему нравились практичные женщины. Их так приятно сбивать с пути.
Он мог обойтись без нее, мог воспользоваться ею. Так или иначе, свою работу он выполнит. Но с ней это будет… интереснее. Поскольку это будет его последнее дело, неплохо было бы к материальной заинтересованности прибавить и развлечение.
Надо бы познакомиться с Мирандой Джонс, побаловать себя. Прежде чем взяться за дело.
На третьем этаже зажегся свет. Сразу за работу, подумал он, увидев в окне ее силуэт.
Ему тоже пора приниматься за работу. Он завел машину, развернулся и поехал переодеваться.
* * *
Новоанглийский институт истории искусств был построен прадедом Миранды. Но только ее дед, Эндрю Джонс, развернул дело в полную силу. Он всегда испытывал живейший интерес к искусству и даже почитал себя художником. Во всяком случае, он довольно прилично владел карандашом и кистью для того, чтобы убеждать молоденьких моделей позировать ему обнаженными.Эндрю нравилось водить дружбу с художниками, развлекаться с ними, некоторым – покровительствовать (особенно если это были хорошенькие особы женского пола). Он всегда был бабником и любителем выпить, но он также был человеком щедрым, с воображением, никогда не боялся рисковать и вкладывал деньги в понравившиеся ему предметы антиквариата.
Здание института из серого гранита с его колоннами, арками и пристройками растянулось на целый квартал. Когда-то здесь располагался музей, перед которым был разбит ухоженный сад с огромными тенистыми деревьями.
Эндрю же хотелось большего. Он желал превратить институт в место, где произведения искусства будут выставлять, реставрировать, изучать, анализировать. Поэтому он велел спилить деревья, сровнял сад с землей и пристроил к основному зданию два элегантных, хотя и несколько затейливых флигеля.
Здесь располагались аудитории для студентов, с огромными светлыми окнами, прекрасно оборудованные лаборатории, просторные мастерские, бессчетное количество кабинетов. Выставочная площадь была таким образом увеличена более чем втрое.
Учиться сюда принимали только способных студентов. Те, кто мог позволить себе плату за обучение, платили дорого. Тем же, кто не мог, но кого считали перспективными, давали стипендию.
Над главным входом были выбиты слова Лонгфелло:
«Жизнь быстротечна, искусство вечно».
Изучать, сохранять, представлять искусство – вот что институт считал своей главной задачей.
Эта концепция Эндрю Джонса не претерпела изменений и спустя пятьдесят лет, когда руководить институтом стали его внуки. Исследовательская работа в институте и теперь считалась приоритетной, важнее проведения выставок и учебного процесса.
Миранда поднялась в свой кабинет на третьем этаже. Поставив портфель на большой письменный стол, она подошла к столику у окна и включила кофеварку. В эту минуту заработал факсовый аппарат. Миранда подняла жалюзи и поднесла к глазам страничку.
Добро пожаловать домой, Миранда. Как тебе понравилась Флоренция? Как жаль, что твое путешествие было так неожиданно прервано. Как ты думаешь, где ты допустила ошибку? Или ты по-прежнему уверена в своей правоте?
А теперь приготовься, тебя ждет тяжелый удар.
Ожидание было долгим, наблюдение – терпеливым. Я продолжаю наблюдать, но мое терпение на исходе.
Руки Миранды дрожали. Она стала судорожно сжимать пальцы, но дрожь не прошла.
Без подписи, без номера. Господи, да что же это такое?!
Не текст, а какое-то злобное шипение. Издевательский тон, зловещая угроза. Но почему? Кто?
Мать? Миранде стало стыдно за то, что именно о матери она подумала в первую очередь. Хотя, конечно же, женщина с таким характером и положением, как Элизабет, не опустится до подобных анонимных посланий.
Она и так уже нанесла Миранде жестокую обиду. Дальше некуда.
А может, это какой-нибудь обиженный сотрудник в «Станджо» или в институте; кто-нибудь, кого не устраивает ее руководство или еще что-то?
Да, скорее всего именно так. Миранда попыталась взять себя в руки. Может, это лаборантка, получившая выговор, или студент, недовольный оценкой. Несомненно, ее хотят вывести из себя. Нет уж, не на ту напали – ничего не выйдет.
Миранда лихорадочным движением сунула листок в ящик стола и повернула ключ.
Постаравшись выкинуть это странное послание из головы, Миранда приступила к работе. Она составила список обязательных дел – просмотр почты, ответы, необходимые телефонные звонки.
В дверь постучали.
– Миранда?
– Да, заходи. – Бросив взгляд на часы, она убедилась, что ее секретарша, как всегда, пунктуальна.
– Я увидела твою машину на стоянке. Я не знала, что ты вернулась.
– Да… это произошло несколько неожиданно.
– Как там во Флоренции? – Лори быстро двигалась по кабинету: сложила разбросанные бумаги, поправила жалюзи.
– Тепло, солнечно.
– Как хорошо. – Удовлетворенная тем, что все теперь лежит на своих местах, Лори села, положив на колени блокнот.
Секретарша Миранды была хорошенькой миниатюрной блондинкой с кукольным личиком; разговаривала она энергично и деловито.
– Рада, что ты приехала, – улыбнулась она.
– Спасибо. – Зная, что слова эти искренни, Миранда улыбнулась в ответ. – Я тоже рада, что вернулась. Надо наверстывать упущенное. В данный момент меня интересует, как продвигаются дела с «Обнаженной» Карбело и с реставрацией картины Бронзино.
Рабочий день начался. Дел было так много, что на ближайшие два часа Миранда и думать забыла обо всем, кроме работы. Наконец, оставив Лори договариваться о встречах и переговорах, Миранда отправилась в лабораторию.
По дороге она решила заглянуть к Эндрю. Его кабинет был в противоположном крыле, поближе к помещениям, открытым для посетителей. Сферой Эндрю было устройство выставок, покупка новых работ – все, что требовало внешних контактов. Миранда же предпочитала держаться в тени.
Она торопливо шла по коридору.
Какая-то секретарша, шедшая ей навстречу с пачкой бумаг в руках, бросила на Миранду затравленный взгляд, смущенно пробормотала: «Доброе утро, доктор Джонс» – и поскорее прошмыгнула мимо с видимым облегчением.
«Я что, такая страшная? – подумала Миранда. – Меня боятся?» Она вспомнила о факсе, обернулась и посмотрела в спину удалявшейся женщине.
Миранда замедлила шаги. Она, конечно, не идеал, и персонал, возможно, не пылает к ней большой любовью, как к Эндрю, но все же она не… не внушает неприязни. Или она заблуждается на свой счет?
Неужели ее внутренняя сдержанность воспринимается окружающими как холодность, огорченно подумала Миранда.
Ведь именно так воспринимают люди ее мать.
Нет, не может быть. Тот, кто знает ее лучше, так не думает. У нее прекрасные отношения с Лори, они почти дружат с Джоном Картером. А уж ее лаборатория совсем не похожа на казарму, где никто не смеет пошутить или высказать собственное суждение.
Пожалуй, она не припомнит случая, чтобы она посмеялась над какой-нибудь шуткой своих подчиненных.
Ты начальница, тут же сказала она себе. Это нормально.
Миранда пошевелила плечами, чтобы расслабиться. Совсем расклеилась: из-за какой-то застенчивой секретарши устроила себе сеанс психоанализа.
Сегодня у Миранды не было назначено никаких деловых встреч, поэтому она пришла на работу в тех же брюках и свитере, в которых выходила пройтись рано утром. Собранные назад волосы заплела в косу, но непослушные волосы уже растрепались.
В Италии сейчас середина дня. Значит, бронзовую статуэтку усиленно исследуют. Миранда снова почувствовала тревогу.
Она вошла в приемную. Массивный викторианский стол, два неудобных стула с прямыми спинками, серые шкафы с картотекой; и посреди всего этого неуютного, но определенно делового мирка – его хозяйка.
– Доброе утро, мисс Пердью.
Секретарше Эндрю – аккуратной, как монашка, и такой же строгой – было под пятьдесят. Прямые волосы цвета соли с перцем она собирала в неизменный узел и всегда была одета в безликий темный костюм и белоснежную накрахмаленную блузку.
Никогда не меняющаяся мисс Пердью.
Секретарша кивнула, сняла пальцы с клавиатуры и сложила руки перед собой.
– Доброе утро, доктор Джонс. Я не знала, что вы вернулись из Италии.
– Я приехала вчера. – Миранда изобразила улыбку. Если уж надо быть поприветливее с подчиненными, почему бы не начать прямо сейчас? – Так непривычно было вернуться в наш холод. – Мисс Пердью отреагировала коротким сухим кивком, и Миранда с облегчением отказалась от идеи немного поболтать. – Мой брат у себя?
– Доктор Джонс спустился вниз встретить гостя. Он сейчас вернется. Вы подождете или ему что-нибудь передать?
– Нет, ничего. Я зайду позже.
С лестницы донеслись мужские голоса. Если бы не наблюдавшая за ней мисс Пердью, Миранда поспешила бы уйти, лишь бы не встречаться с посетителем.
Не надо было сюда заходить, злилась Миранда. Тем не менее она торопливо откинула волосы, упавшие на лицо, и изобразила вежливую улыбку.
На пороге появился брат, за ним следовал высокий мужчина – его гость.
– Миранда, как кстати! – просиял Эндрю. Миранда окинула его быстрым взглядом: никаких следов вчерашних излишеств. – А я собирался тебе звонить. Разреши представить тебе Райана Болдари из галереи Болдари.
Мужчина шагнул вперед, взял руку Миранды и поднес к губам.
– Рад наконец познакомиться с вами.
Его красивое, с крупными чертами лицо словно сошло с одного из портретов, висевших в залах института. Энергичный блеск темных глаз слегка приглушался серым, изысканного покроя костюмом и безупречно завязанным шелковым галстуком. Густые, черные как смоль волосы лежали красивыми волнами. Смуглое лицо с высокими скулами, с интригующим маленьким шрамом в виде полумесяца над левой бровью.
В темно-карих глазах, смотревших на Миранду, поблескивали золотые искорки. Красивый, сейчас улыбающийся рот, несомненно, заставлял женщин задуматься: а каков он в поцелуе?
Миранда вдруг осознала, что вместо того, чтобы ответить дежурной фразой, она продолжает внимательно изучать Райана Болдари, и поспешила стряхнуть с себя это наваждение.
– Добро пожаловать в наш институт, мистер Болдари.
– Спасибо.
Он продолжал держать ее руку в своей, потому что ее это явно смущало. Но она вежливо улыбалась, хотя между бровей появилась сердитая морщинка.
Ей хотелось отнять руку, но потом она решила, что это будет как-то очень по-детски.
– Проходите в мой кабинет. – Явно не замечая того, что творится перед его носом, Эндрю распахнул дверь. – Миранда, у тебя есть немного времени?
– Вообще-то я собиралась…
– Я был бы вам очень признателен, доктор Джонс, если бы вы уделили нам немного времени. – Райан ослепительно улыбнулся и взял Миранду под локоть. – У меня есть предложение к вашему брату, и, уверен, вас оно тоже заинтересует. Ваша специальность – эпоха Возрождения, не так ли?
Озадаченная Миранда дала ввести себя в кабинет:
– Верно.
– Великолепный период, наполненный красотой и гениями. Вам знакомо имя Джорджо Вазари?
– Конечно. Поздний Ренессанс, маньерист, типичное для той эпохи стремление к элегантности.
– У Райана есть три Вазари. – Эндрю жестом пригласил всех сесть на стулья, которые благодаря стараниям мисс Пердью были освобождены от обычно громоздившихся на них книг и папок.
– Правда?
Миранда села и снова вежливо улыбнулась. Кабинет Эндрю был намного меньше, чем ее, но его это устраивало. Повсюду вперемешку лежали разные безделушки, черепки, осколки. Милый, уютный беспорядок. Миранда предпочла бы вести этот разговор на своей территории – в холодной сдержанности ее строгого кабинета.
– Да. – Прежде чем опуститься на стул с высокой кожаной спинкой, Райан поддернул брюки, чтобы не смялась складка. – Вы не находите его работы несколько неестественными? Слишком нарочитыми?
– Типично для его школы, – пожала плечами Миранда.
– Согласен, – обезоруживающе улыбнулся Райан. Он махнул рукой – сильной, красивой формы рукой, отметила Миранда. Широкая ладонь, длинные пальцы.
То, что она это заметила, ее рассердило. Но она чуть не вспыхнула от стыда, когда на одно-единственное мгновение представила, как эта рука касается ее кожи.
Она отвела взгляд от его рук и тут же встретилась с ним глазами. Он снова улыбнулся, взгляд его из сдержанно-доброжелательного стал насмешливым.
Ледяным тоном Миранда спросила:
– Так что же вы намерены предложить нашему институту?
Он посмотрел ей прямо в глаза и с удовлетворением увидел, как ее щеки медленно наливаются румянцем. Женщины, способные краснеть, нечасто встречаются в наши дни.
Поразительная женщина. Тело богини, манеры ханжи, одевается как беженка, в синих глазах – очаровательное смущение.
Интересно, как она выглядит в этих очках в тонкой металлической оправе, которые сейчас висят на цепочке на ее свитере?
Весьма возвышенно и сексуально.
– Я познакомился с вашим братом несколько месяцев назад в Вашингтоне на благотворительном аукционе для женщин-художниц. Насколько я знаю, отправиться туда должны были вы.
– Да, я не смогла вырваться.
– У Миранды было дел по горло в лаборатории, – хмыкнул Эндрю. – А я не такой незаменимый. – Он развалился в кресле. – Райана интересует наша «Мадонна» Челлини.
Миранда подняла брови:
– Это один из наших самых ценных шедевров.
– Она действительно великолепна. Мы с вашим братом уже успели поговорить об условиях.
– Челлини? – Она метнула на брата удивленный и одновременно сердитый взгляд. – Эндрю, как это понимать?
– Речь идет не о продаже, – торопливо вмешался Райан, не пытаясь скрыть усмешки: его развеселил ее испуг. – Трехмесячный обмен – к нашей взаимной выгоде. Я планирую устроить в нашей нью-йоркской галерее выставку работ Челлини, и, если вы дадите нам напрокат «Мадонну», для меня это будет большая удача. А вашему институту на те же три месяца достанутся три моих Вазари.
– Ты сможешь сделать выставку «Три эпохи Ренессанса». Ты давно о ней говоришь, – торопливо вставил Эндрю.
Это и вправду была ее давняя мечта.
Она молчала в раздумье, но в душе ее все пело от восторга.
– Да, пожалуй. – Сердце колотилось как сумасшедшее, но в голосе ее звучали сдержанно-холодные нотки, когда она обратилась к Райану: – Подлинность Вазари должна быть подтверждена документально, господин Болдари.
Райан согласно наклонил голову, и они оба сделали вид, что не слышали громкого стона, который издал Эндрю.
– Да, разумеется. Вы получите копии документов, прежде чем мы подпишем договор. А вы покажете мне документы на Челлини.
– Я сегодня же сделаю для вас копии. Моя секретарша пришлет их вам в гостиницу.
– Замечательно.
– Что ж, оставлю вас проработать все детали.
Но вместе с ней поднялся Райан и снова взял ее за руку.
– Не откажите мне в любезности – проведите для меня экскурсию. Эндрю сказал, что лаборатория и реставрационные мастерские – ваши владения. Мне бы очень хотелось их увидеть.
– Я…
Прежде чем она успела промямлить вежливый отказ, подошедший Эндрю легонько стиснул ее локоть.
– Лучшего экскурсовода вам не найти. Увидимся через пару часов, Райан. А потом – обещанный суп из креветок.
– Мои галереи носят чисто функциональный характер, – заговорил Райан, поддерживая Миранду под руку, когда они шли по коридору в другое крыло здания. – В них выставляются произведения искусства. В исследовательской и научной сфере я не силен. Как вам только удается сочетать исследования и проведение выставок?
– Одно без другого невозможно. – Ответ прозвучал резковато. Этот мужчина нервировал ее до такой степени, что она не могла этого скрыть. А это было не в ее характере. Миранда всегда гордилась своей выдержкой. – Институт и создан для того, чтобы сочетать и развивать оба направления.
– Я всегда был отстающим студентом, – сказал он с такой очаровательной улыбкой, что Миранда невольно улыбнулась в ответ.
– Значит, у вас есть другие сильные стороны.
– Я надеюсь.
Как наблюдательный человек, он замечал все: расстояние между противоположными крыльями здания, расположение лестниц, кладовок, окон. И, конечно же, глазки видеокамер. Все в точности соответствовало полученной им информации. И все же надо будет потом записать результаты своих наблюдений. А сейчас он просто все запоминал, наслаждаясь нежным ароматом ее духов.
В ней нет ничего напоказ. Она не стремится казаться женственной. И этот лесной запах, столь ей подходящий, скорее похож на свежий запах дорогого мыла, чем на аромат духов.
В конце коридора Миранда свернула направо, остановилась, вставила пластиковую карточку в щель в массивной стальной двери. Раздался щелчок. Райан бросил быстрый взгляд на камеру в углу.
– У нас надежная система безопасности, – объяснила Миранда, заметив его взгляд. – В эту часть здания никто не может пройти без специального пропуска или сопровождения. Мы должны думать о таких гарантиях безопасности предметов искусства, ведь мы часто делаем независимую экспертизу для частных лиц и различных музеев.
Они вошли в лабораторию. Сотрудники работали за компьютерами, склонились над микроскопами, деловито проходили в соседнее помещение. У всех на белых халатах были таблички с фамилиями.
Миранда подошла к лаборанту, работавшему с заскорузлым горшком, приглашая Райана следовать за ней.
– Стенли, что вы можете о нем сказать?
– Ваш отец прислал это с раскопок в Юте, вместе с другими находками. Возможно, это племя анасази, двенадцатый век. Горшок использовался для приготовления пищи.
Стенли кашлянул, быстро взглянул на Миранду и, заметив ее легкий одобрительный кивок, уверенно продолжил:
– Главное – он почти целый, только крошечные щербинки по краям.
– А почему вы решили, что он использовался для приготовления пищи? – поинтересовался Райан.
– Форма, размер, толщина, оттенок, – заморгал глазами лаборант.
– Спасибо, Стенли. Ну что ж, господин Болдари…
Миранда повернулась и чуть не налетела на Райана – так близко он стоял. Она резко отпрянула, но успела заметить, что он на добрых два дюйма выше ее. И еще заметила яркий дразнящий блеск в его глазах – не просто чувственный, а явно сексуальный.
Минутная слабость лишила Миранду возможности продолжить, но, справившись с ней, она громче обычного уверенно произнесла:
– Прежде всего нас интересует искусство, но, поскольку мой отец занимается археологическими раскопками, у нас есть и секция археологии. Но я этим не занимаюсь. А теперь…
Миранда подошла к одному из шкафов и достала маленький коричневый ящичек. Вынув пинцетом крошечные кусочки краски из одной из ячеек и перенеся их на стеклышко, положила его под микроскоп.
– Взгляните, – пригласила она Райана. – Скажите, что вы видите?
Он послушно наклонился к окуляру.
– Что-то цветное, яркое, неопределенное – совсем как на картине Поллока. – Он выпрямился и обратил к ней свои глаза. – А на что я смотрел, доктор Джонс?
– На пробу краски с картины Бронзино, которую мы реставрируем. Краска, безусловно, шестнадцатого века. Мы берем образцы краски до начала работ и после их завершения. Таким образом мы можем быть уверены, что получаем у владельца подлинник и, соответственно, его же и возвращаем.
– А откуда вы знаете, что это краски шестнадцатого века?
– Вы хотите прослушать лекцию, мистер Болдари?
– Зовите меня Райан – тогда и я смогу называть вас по имени. Миранда – такое красивое имя. – Он произнес это так, что Миранде стало не по себе. – Я с удовольствием послушаю лекцию, которую читает такой замечательный специалист.
– Тогда вам следует записаться в группу.
– Неспособным ученикам лучше все объяснять один на один. Поужинаете сегодня со мной?
– Из меня вряд ли выйдет хороший учитель.
– Все равно давайте вместе поужинаем. Поговорим о науке и искусстве, я расскажу вам о своих Вазари. – Ему ужасно хотелось потрогать выбившийся из ее прически рыжий завиток. «Она, наверное, отпрыгнет в сторону, как перепуганный кролик», – подумал он вдруг. – Назовем это деловым ужином, если вам так станет легче.
– Я не больна, чтобы мне стало легче.
– Вы правы, я выразился неудачно. Я заеду за вами в семь. Знаете, – сказал он, снова намереваясь взять ее под руку, – мне бы очень хотелось взглянуть на Бронзино. Меня всегда восхищала аскетическая строгость его линий.
Миранда еще только прикидывала, как бы ей высвободиться, а Райан уже сжал ее локоть и уверенно повел к двери.
6
Она и сама толком не знала, зачем согласилась на этот ужин. Хотя, прокрутив в голове их беседу, Миранда так и не вспомнила, дала ли она свое согласие. И тем не менее собиралась Миранда очень тщательно.
Он всего лишь деловой партнер, напомнила она себе. Галерея Болдари отличается элегантностью и изыском, у нее блестящая репутация. В тот единственный раз, когда Миранде удалось выделить час – в Нью-Йорке у нее всегда был очень жесткий график – для посещения этой галереи, величественность здания и экспозиции произвели на нее впечатление.
Корпорации Джонсов совсем не повредит, если Новоанглийский институт истории искусств завяжет партнерские отношения с одной из самых прославленных галерей.
Предположим, он пригласил ее на ужин, чтобы обсудить деловые вопросы. Она уверена, что сумеет удержать беседу в этих рамках. Хотя от его улыбки за милю несло похотью.
Если ему хочется с ней заигрывать – пожалуйста. Екает там у нее в груди или не екает, неважно. Она не впечатлительная самочка, в конце концов. Такие уверенные в себе мужчины, как Райан Болдари, умеют кружить голову. Довольно сомнительный талант. Но ей, Миранде Джонс, нечего беспокоиться – у нее врожденный иммунитет на подобных мужчин. Но нельзя не признать, глаза у него совершенно потрясающие. Словно он смотрит и видит только тебя одну.
Он всего лишь деловой партнер, напомнила она себе. Галерея Болдари отличается элегантностью и изыском, у нее блестящая репутация. В тот единственный раз, когда Миранде удалось выделить час – в Нью-Йорке у нее всегда был очень жесткий график – для посещения этой галереи, величественность здания и экспозиции произвели на нее впечатление.
Корпорации Джонсов совсем не повредит, если Новоанглийский институт истории искусств завяжет партнерские отношения с одной из самых прославленных галерей.
Предположим, он пригласил ее на ужин, чтобы обсудить деловые вопросы. Она уверена, что сумеет удержать беседу в этих рамках. Хотя от его улыбки за милю несло похотью.
Если ему хочется с ней заигрывать – пожалуйста. Екает там у нее в груди или не екает, неважно. Она не впечатлительная самочка, в конце концов. Такие уверенные в себе мужчины, как Райан Болдари, умеют кружить голову. Довольно сомнительный талант. Но ей, Миранде Джонс, нечего беспокоиться – у нее врожденный иммунитет на подобных мужчин. Но нельзя не признать, глаза у него совершенно потрясающие. Словно он смотрит и видит только тебя одну.