Еве пришлось перевести дух, чтобы голос не дрожал:
   – А как же Ренуары? Ты их так и не получил?
   – Ну почему же, получил. – Его губы изогнулись в усмешке. – Конечно, получил. Три года спустя. Кстати, за эти три года, да и после, у меня было много женщин. Я получал от них удовольствие и ни разу не причинил боли ни одной из них. Во всяком случае, преднамеренно. Я давал им то, что мог дать, и брал то, что они готовы были дать взамен. И в этом не было ничего особенного.
   – Но ты ее не забыл.
   – Ты не совсем не права, – признался Рорк. – Нет, я ее не забыл. Она оставила во мне дыру, Ева, дыру, которую я не мог заполнить. Да и не хотел. Мне не хотелось рисковать, понимаешь?
   – Она… – Еве хотелось подобрать правильные слова. – У нее была власть над тобой. Пожалуй, это часть того, что я чувствую. Часть того, что я вижу.
   – То, что она сделала, то, что я позволил ей сделать с собой, оказало влияние на меня. На то, как я стал подходить к отношениям с женщинами. Я не хочу и не стану это отрицать. Я ее не забыл, но прошло несколько недель, и я перестал о ней думать. Ты это понимаешь?
   – Да.
   – У меня была работа. Мне нравилось работать. У меня были деньги. Потом стало еще больше денег. У меня были женщины, но они доставляли минутное удовольствие, больше ничего. Я был им благодарен.
   – А она причинила тебе боль. Сильную боль.
   – Это правда. Увидев ее снова, я вспомнил, как испытывал к ней смешанные чувства и как это позволило ей причинить мне боль.
   – Мне становится легче, – с трудом проговорила Ева. – Мне становится легче, когда ты мне рассказываешь, а не отмахиваешься от меня.
   – Мне трудно в этом признаваться. Тебе, себе… Но я не лгал, когда сказал, что с этим покончено. И все же… Ладно, я и об этом расскажу. Я помню, как красивая женщина в красном платье вплыла в переполненный людьми клуб. Это воспоминание живо во мне до сих пор. Может быть, именно это я увидел – на секунду, – когда она вошла. Воспоминание о том, что могло бы быть… Я не могу стереть из памяти то, что было, Ева.
   – Нет, не можешь. Ладно. Ладно. Давай просто…
   – Это еще не все. Выслушай меня до конца. – И Рорк накрыл ее руку ладонью, словно стараясь удержать ее на месте. – Во мне была дыра, пустота. Я мог прожить с этим всю жизнь и был бы вполне доволен. Я не был несчастлив. – Он смотрел ей прямо в глаза и гладил ее руку. – А потом однажды я что-то почувствовал – покалывание, жжение в затылке. Я был на поминальной службе. Обернулся и увидел тебя. – Рорк сплел свои пальцы с ее пальцами. – Я увидел тебя, и земля дрогнула у меня под ногами. Ты была всем, чего у меня не должно было быть, всем, чего я не должен был хотеть, в чем не должен был нуждаться. Коп! Ради всего святого! И твои глаза смотрели прямо мне в душу.
   Рорк протянул руку и легко, словно шепотом, коснулся кончиками пальцев ее лица. Но это легкое прикосновение почему-то показалось ей безумно страстным, отчаянно взывающим.
   – Коп в скверном сером костюме и пальто с чужого плеча. С этой минуты дыра во мне начала затягиваться. Я не мог это остановить. Оно росло во мне, оно пустило корни. Она проделала во мне дыру, а ты заполнила ее. Вот ты говоришь, между нами есть связь, и тебя это беспокоит. Ты – часть этой связи. Ты можешь это понять? Можешь понять, что все мои чувства к ней остались в прошлом? Что бы я к ней ни чувствовал, это больше ничего не значит. Это выцвело, побледнело, ослабело, это ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе.
   Вот теперь пришли слезы. Рорк следил, как они катятся по щекам, и видел, что сама она их даже не замечает. Он снова заговорил:
   – Она была частью моей жизни. Ты и есть моя жизнь. Если я о чем и сожалею, так только о том, что ты хоть на миг могла вообразить, будто может быть по-другому. Что я позволил тебе это вообразить.
   – Когда я видела тебя с ней на экране…
   – Я прощался с девушкой, которая мне когда-то нравилась, и, мне кажется, с парнем, которым я когда-то был. С парнем, которому она нравилась. Только и всего. Не плачь. Ну же, ну же. – Рорк вытер слезы с ее щек. – Не плачь.
   – Я чувствую себя такой дурой…
   – Вот и хорошо. Я тоже чувствую себя дураком.
   – Я люблю тебя. Это так страшно. – Ева опять вскочила из-за стола, но на этот раз – прямо в его объятия. – Жутко страшно!
   – Я знаю. – Ева чувствовала, как он дрожит. Он прижался лицом к ее шее. – Не бросай меня больше. Не уходи от меня!
   – Да никуда я не ухожу. Мы никуда не уходим. – Еве хотелось успокоить его, и она выжала из себя улыбку. – И потом, если бы я ушла, ты бы силой приволок меня назад.
   – Чертовски верно.
   – Может, и не сумел бы, но хоть попробовал бы… – Ева накрыла ладонями его руки и нащупала содранную кожу на костяшках пальцев. Она высвободилась и осмотрела их. – Bay! Из кого это ты выбил всю дурь?
   – Да всего лишь из робота. Тебе же помогает, когда ты на меня злишься.
   – Тебе бы следовало засадить свой научный отдел за разработку биоробота. Чтобы он регенерировался или что-то в этом роде. – Ева коснулась разбитых костяшек губами. – Надо бы их чем-нибудь обработать.
   – Ты их только что обработала. Смотри, какая ты измученная, – заметил Рорк, поглаживая ее по щеке. – Моя Ева. Сработалась до костей. И, держу пари, ты сегодня весь день не ела.
   – Я не могла. У Морриса было домашнее печенье со сливочной тянучкой. А я не смогла.
   – Мы поедим супа.
   – Я слишком устала. Не могу есть.
   – Ну ладно. Но тогда ты слишком устала, чтобы работать. Ни супа, ни работы. Будем просто спать. – Рорк обнял ее за талию. Ева тоже обвила рукой его талию, и они вместе двинулись к двери. – Ты пустишь меня обратно? В свою работу?
   А ведь она действительно отгородилась от него, сообразила Ева. Нет, они оба отгородились друг от друга. Позакрывали дверки.
   – Да, мне бы не помешала помощь. Начать хоть с системы охраны в школе.
   – Я – твой человек.
   Ева бросила на него взгляд и улыбнулась:
   – Это точно.
   Она погрузилась в сон, а потом, перед самым рассветом, погрузилась в любовь. Ее разбудили его теплые губы. Теплые, сладкие, зовущие ее. И ее губы ответили на зов. Его руки взволновали ее. Сердце Евы как будто вздохнуло с облегчением. Ощутив его жар и ритм, она раскрылась.
   В полной тишине, в мягкой, успокаивающей темноте их тела сомкнулись.
   Они искали и находили утешение. Давали друг другу безмолвные клятвы. Насыщали друг друга.
   Она уютно устроилась в сгибе его руки и задремала.
   – Надо было дать тебе поспать.
   – Мне так хорошо, что можешь не сомневаться: ты все сделал правильно. – «Все было бесподобно», – подумала она про себя. Она могла бы пролежать, свернувшись рядом с ним, до начала следующего тысячелетия. – А который час? – спросила Ева.
   – Около шести.
   – Тебе пора вставать?
   – А мне нравится быть тут.
   Ева улыбнулась в темноте.
   – Я умираю с голоду.
   – Да неужели?
   – Серьезно. Умираю с голоду. Зря я вчера не взяла это чертово печенье со сливочной тянучкой.
   – Нет, твоему организму нужно кое-что получше сливочной тянучки.
   – Если хочешь трахнуть меня еще раз, имей в виду, – сначала кофе.
   «Ну вот, – подумал он, – наконец-то мы вернулись».
   – Вчера кот сожрал полтора ирландских завтрака. Почему бы нам не повторить? Только на этот раз съедим их сами.
   – Ты тоже не ел?
   – Нет, не ел.
   Ева опять улыбнулась. Приятно было сознавать, что он тоже мучился вместе с ней. Она поднялась на локтях и нависла над ним.
   – Давай поедим. Много.
   Они поели прямо в постели, сидя по-турецки и поставив между собой тарелки. Ева поедала яйца с таким аппетитом, словно их должны были поставить под запрет с минуты на минуту.
   Рорк заметил, что она уже не так бледна. И черные круги под глазами, свидетели душевных ран, исчезли. Она взглянула на него, и он понял, что у нее еще что-то на уме.
   – Что? – спросил он.
   – Не хочу опять все портить, но еще одна вещь меня точит.
   – Ну валяй, я слушаю.
   – Красное платье.
   – Да иди ты!
   – Нет-нет. – Ева взмахнула вилкой, полная решимости пройти через этот разговор без ссоры и обид. – Просто выслушай меня, хорошо? Ты сказал, что, когда впервые ее увидел, она была в красном платье. Ты веришь в совпадения? Как это получилось, что она опять оказалась в красном платье, когда вдруг снова свалилась тебе как снег на голову?
   – Ну, вряд ли она ходила в красном все эти годы на случай, если наши пути опять пересекутся.
   – Ты не работаешь головой. У тебя все еще шоры на глазах, когда ты думаешь о ней. Только не злись.
   – Стараюсь, но мне это дается с трудом. – Рорк с раздражением насадил на вилку кусочек жареной картошки. – Что ты, собственно, пытаешься доказать?
   – Я пытаюсь доказать, что она все это подстроила. Она не случайно появилась в ресторане в тот самый момент в красном платье, Рорк. Она знала, что ты там будешь, и хотела подстегнуть твою память. «Помнишь, любимый? Помнишь меня?»
   – Да нет, откуда ей было знать…
   Его голос смолк на полуслове, и Ева увидела, что шоры спали с его глаз.
   Ей понадобилось значительное усилие воли – она с гордостью отметила, что воли ей хватило, – чтобы не вскочить на ноги и не сплясать победный танец прямо на кровати.
   – Ты сам сказал, что она была хороша в игре, а я добавлю, что с тобой она еще больше поднаторела. Ты знаком с парнем, который был с ней в тот вечер. У вас с ним общие дела. Не так уж трудно, если приложить старание, установить, где Рорк собирался поужинать в тот вечер, в каком ресторане он зарезервировал столик.
   – Да, она могла это узнать.
   – Потом она позвонила тебе домой ранним утром, потом ленч… «Мне нужен твой совет, помоги мне ради старой дружбы». Держу пари, она рассыпалась в извинениях и сокрушалась, что подставила тебя двенадцать лет назад.
   Ева замолчала, но решила, что рана загноится, если не вскрыть ее сразу.
   – И не говори мне, что она не делала тебе авансов. По крайней мере, чтобы прощупать почву.
   – Почва, – откликнулся Рорк, – оказалась неплодородной.
   – Если бы почва оказалась другой, я давно уже закопала бы ее в эту самую почву.
   – Дорогая, это так похоже на тебя.
   – Не забывай об этом, – сказала Ева. Поскольку у нее бекон уже кончился, она стянула кусочек с его тарелки. – Бьюсь об заклад, ей это не понравилось. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что она – это анти-я.
   – Прости, не понял, она – что?
   Ева покачала головой, прожевывая бекон.
   – Слишком сложно объяснять. Забудь. Но когда ты отказался от предложенных ею сисек…
   – Они у нее очень хороши, насколько мне помнится.
   – А ну заткнись. – Но когда Рорк ухмыльнулся в ответ, Еве стало тепло. – Итак, когда ты отклонил ее щедрое предложение, что она сделала?
   – Утопила свое горькое разочарование в мартини с водкой.
   – Неужели? Нет, она этим не ограничилась. Пришла ко мне, навесила пару неплохих ударов. А под конец состряпала эту съемку. Мэвис сказала…
   – Мэвис?
   Ева нацепила на вилку то, что еще осталось от ее яичницы.
   – Я вчера вечером заглянула к ней. Про медвежонка совершенно забыла.
   – Про меня тоже.
   – Нет, про тебя я не забыла. Мне нужно было повидаться с Мэвис. Поговорить с ней.
   – Ну ладно. – Рорк протянул руку и коснулся ее колена. – Я этим удовлетворюсь.
   – Мэвис долгое время занималась мошенничеством. И у нее неплохо получалось. Она поняла, что задумала Магдалена, а я не поняла. Но когда Мэвис сунула мне это прямо под нос, я тоже увидела. Она подстроила эту съемку, Рорк. Если посмотришь запись, ты сам увидишь. Мэвис говорит, что она пережала – специально развернулась на камеру, чтобы ее сняли под правильным углом. Но она сделала это слишком явно. В общем, это не было случайным совпадением. Не думай, что какой-то хрен просто поймал вас двоих в объектив и сумел протолкнуть это в эфир. Продюсером была она.
   – Соммерсет тоже об этом говорил, а я от него отмахнулся. Отмахнулся, хотя в глубине души подумал: «Это точно она».
   – Она хочет тебя вернуть. – Ева яростно взмахнула вилкой. Несмотря на то, что она уже все знала, несмотря на то, что уже вернула себе мужа, эта мысль приводила ее в бешенство. – Магдалена прошла через пару богатых мужей, скопила неплохую заначку. Но ты… Она поняла, что ошиблась, главным призом был ты. А она бросила тебя ради какой-то там птицы в руке. А теперь ты… Как эта большая птица называется?
   – Страус?
   – Нет, другая какая-то.
   – А-а, журавль!
   – Точно! Ты и есть журавль в здоровущем золотом гнезде, и ей тоже хочется устроиться рядом с тобой. Надо только убрать меня с дороги. Может, если бы вы начали с того места, где расстались двенадцать лет назад…
   – Как я уже сказал, она могла намекнуть на такую возможность, но я, будучи верным мужем, отверг ее с порога. И я должен согласиться, – кивнул Рорк, – после этого она пошла повидаться с тобой, прощупать почву, посеять сомнения в твоей душе. Это было отлично сыграно, причинило нам много неприятностей и горя. Но, я тебя уверяю, я ясно дал ей понять, что мы с тобой – семья. И будем оставаться семьей.
   – А она могла подумать, что рано или поздно ей, возможно, удастся убедить тебя в обратном. Ну а пока она будет причинять нам как можно больше неприятностей и горя. Ей-то терять нечего.
   – Да, – согласился Рорк, – для нее это нечто вроде развлечения. Обыденность – или то, что она принимает за обыденность, – нагоняет на нее скуку.
   – Тем не менее в обоих своих браках она продержалась необходимый срок, чтобы получить свою долю, – заметила Ева.
   – Для нее брак был средством достижения цели. А может, и просто забавой.
   – Ну и как мне этим воспользоваться? – спросила Ева. – Как избавиться от нее?
   – Прости. Прости, что я был так слеп. Я не сразу понял.
   – Да нет, это она просчиталась. – Ева взяла его за руку.
   Рорк переплел их пальцы.
   – Да, она просчиталась.
   – И все равно мне хочется пнуть ее в зад.
   – А это будет очень неприлично, если я скажу, что хочу посмотреть?
   – Мужчинам всегда хочется посмотреть. Проблема в том, что, если мы хоть что-нибудь предпримем, это только даст пищу свиньям-сплетникам. Придется нам удовольствоваться тем, что она злится, когда ее игнорируют. Давай просто забудем о ней.
   – Согласен.
   – А пока мне нужно ответить на звонок, – сказала Ева, потому что в этот самый миг засигналила ее рация. – Блокировать видео. Даллас.
   – Опять Рио. Получила ордер на обыск у Страффо. Жуткая заноза в заднице. В качестве любезности судья сказал мне, что ордер будет действителен только после восьми утра.
   – Ничего, я это переживу. Спасибо, Рио.
   – Добудь мне что-нибудь, Даллас. Иначе Страффо поднимет скандал в прессе.
   – Я что-нибудь добуду.
   – Оливер Страффо? – спросил Рорк, когда Ева отключила связь. – Ты его подозреваешь в убийстве этого учителя?
   – Этих учителей – со вчерашнего дня. Наш главный подозреваемый был убит вчера утром.
   – Вот как?! – Рорк понял, что сильно отстал и пора бы уже нагнать. – Что ж, почему бы нам не начать день с того, чем мы так часто его заканчиваем?
   – Мне казалось, мы только что начали. Это же ты скатился с меня совсем недавно?
   – Если память мне не изменяет, это был я. Но сейчас я имел в виду не секс, лейтенант, хотя секс – прекрасный способ начать и кончить что бы то ни было. Расскажи мне о деле.
   Ева рассказала, пока они принимали душ, одевались и шли к ней в кабинет.
   На этом последнем этапе у него в кармане зазвонил телефон. Рорк взглянул на дисплей и сунул телефон обратно в карман.
   – Вот так ты собираешься ее игнорировать? – спросила Ева.
   – На данный момент. Итак, твоя теория в том, что Страффо убил Фостера, потому что Фостер знал о шашнях его жены.
   – Я не стала бы называть это теорией. Это одна из возможностей. Другая: это сделала жена Страффо по той же причине. Или это сделала Моузбли, потому что Фостер знал о ее шашнях.
   – Это не школа, а просто какой-то рассадник внебрачного секса!
   – Нельзя исключить, что все-таки Уильямс убил Фостера, чтобы сохранить свою карьеру и репутацию. А потом либо кто-то из Страффо, либо Моузбли ликвидировала Уильямса. Я собиралась прокачать вероятности вчера вечером, но пока мы толковали о том о сем.
   – И ты хочешь, чтобы я проверил, мог ли Страффо обойти школьную систему сигнализации и совершить оба убийства?
   – Если стрелка начнет указывать на него, мне хотелось бы иметь ее в кармане.
   – В колчане, – рассеянно поправил ее Рорк. – Стрелы держат в колчане. Я проверю систему, но, мне кажется, убивать Фостера – это ставить телегу впереди лошади. Во всех трех случаях первичной угрозой был Уильямс.
   – Да я и сама понимаю, но у меня нет никаких улик, указывающих на то, что Уильямс угрожал разоблачением. Он использовал эту угрозу только с Моузбли в то утро, когда его убили. Возможно, Фостер на него надавил. Уильямс говорит: «Надоел мне этот ублюдок» – и убивает его. Или…
   – Кто-то из Страффо впадает в панику и убивает Фостера. Или это делает Моузбли. – Рорк выстроил в уме всех игроков. – Слишком много индейцев, и ни одного вождя.
   – Чего-чего?
   – Куча подозреваемых, но не похоже, чтобы кто-то из них был настоящим исполнителем.
   – Верно подмечено. Это основная проблема – Фостер. Не могу найти сильный и ясный мотив для его устранения. Приходится иметь дело с мотивами туманными. Он был честным и порядочным парнем. Более того, он был человеком принципиальным. У меня есть свидетель, видевший его с Уильямсом в последний день его жизни. Они дружески болтали о кино в учительской столовой. Как мне кажется, Фостер не мог так поступить, если у него с Уильямсом были серьезные разногласия.
   – Ты говоришь, что Фостер сообщил о приставаниях Уильямса к Суарес, – напомнил Рорк.
   – Да, но для Уильямса это был всего лишь легкий шлепок по рукам. Фостер сказал ему, чтобы оставил в покое диетсестру. И он оставляет ее в покое. Конец истории. Теперь я знаю, что Фостер застукал Уильямса и Моузбли, пока они кувыркались в школьном бассейне. Фостер сказал жене, что видел Уильямса с кем-то неподобающим. Но он не сказал, с кем. Он не говорил, что собирается бросить кому-то обвинение по этому поводу.
   Обойдя доску, Рорк изучил фотографию Моузбли.
   – Внушительная женщина. Властная. Настоящая директриса. А диетсестра – вспомогательный персонал. Приставания расстраивали ее. А Арнетту Моузбли – нет.
   – Вот именно. Она утверждает, что ее изнасиловали, но это сплошной фальшак. Так зачем же ей было убивать Фостера, если он решил не вмешиваться? Зачем вызывать в любимой школе такой скандал? – Ева раздраженно покачала головой. – Приходится рассматривать месть, стремление себя защитить и просто обычную злость. Все эти картинки мне не нравятся.
   – Ничего, ты еще получишь ясную картинку. Ты была выбита из колеи.
   – Это еще мягко сказано. Ладно, посмотрим, что нам даст обыск в пентхаусе Страффо.

Глава 16

   Она не просто выбита из колеи, думала Ева, когда работала в своем кабинете, ожидая приезда Пибоди и Макнаба. Дело представлялось ей расплывчатым, мотивы – туманными.
   Вероятностные тесты разделились поровну между подозреваемыми, только Аллика Страффо опустилась в конец списка в соответствии с психологическим портретом. Но было в этой женщине что-то не то. Нечто большее, чем просто супружеская неверность. «Что она знает? – спрашивала себя Ева. – О чем думает? Что делает ее такой нервной и уязвимой?»
   Смерть ребенка. Может ли она нанести столь колоссальный вред, оставить трещины в самом основании, в фундаменте? Наверное, может, откуда Еве знать? Но Оливер Страффо, по всей видимости, научился с этим жить. Смирился с потерей.
   Может, для матери это не так просто.
   Но в доме есть другой ребенок, живой и здоровый.
   Очевидно, этого было мало, чтобы успокоить Аллику. Ребенок, преуспевающий муж, пентхаус, помощница по хозяйству… Всего этого было мало. Аллика поскользнулась, а Уильямс оказался в нужное время в нужном месте и поймал ее.
   Может быть, она поскользнулась не в первый раз?
   – Может, и не в первый, – вслух пробормотала Ева. – Ну и что? Что это дает?
   Она повернулась и увидела Рорка в дверях между двумя кабинетами.
   – Что это дает? – повторила Ева. – Если Аллика не в первый раз сходила налево, неужели такой проницательный человек, как Оливер Страффо, ничего не заметил?
   – Люди каждый день гуляют налево, и их супруги, какими бы проницательными они ни были, не всегда в курсе дела. Или делают вид, что не в курсе. А бывает, – добавил Рорк, – что они знают, но им плевать.
   – Он человек гордый. Дела семьи принимает близко к сердцу. Если бы он знал, не плевал бы. И, если это было в первый раз, стал бы он убивать ни в чем не повинного человека? Да еще в таком месте, где это могло затронуть его дочь?
   «Два больших «но», – решила Ева, покачав головой.
   – Напрямую не выстраивается, – продолжала она. – И еще: если он знал, почему согласился защищать человека, с которым ему изменила жена? А раз уж, допустим, согласился, зачем ему на следующий день делать обратный финт и убивать сукина сына?
   – Может, как раз для того, чтобы ведущий следователь по делу задавал себе этот самый вопрос.
   – Гм. Что ж, это сработало. – Обдумывая эту возможность, Ева откинулась в кресле. – В суде он скользок, как угорь, знает все ходы-выходы, знает, как манипулировать… Погоди-ка минутку. Погоди. Вот один ход. А если он согласился представлять Уильямса, чтобы гарантировать ему проигрыш в суде? Он может даже не упускать мяч, главное – сделать так, чтобы мяч не влетел в ворота.
   – Любопытно. Он ведет дело так, чтобы его клиент был признан виновным. Умно. И уличить его практически невозможно.
   – Скользкий, как угорь, я же говорила. Он пытался опротестовать ордер на обыск у Уильямса, скрыть доказательства. Но он должен был сознавать, что Рио его подкосит. То есть он начал со слабой позиции.
   Рорк взял ее кружку кофе со стола и отпил глоток.
   – Отличный способ мести.
   – Тогда зачем убивать Уильямса, если он с самого начала решил упрятать его в тюрьму?
   Поставив кружку кофе на место, Рорк протянул руку и провел пальцем по ямочке у нее на подбородке.
   – Вы ходите кругами, лейтенант.
   – Да, я хожу кругами, потому что там что-то есть, но я этого не вижу. Но там что-то есть. – Ева оттолкнулась от стола и вскочила. – Мне нужна моя доска.
   – А я все удивлялся, почему ты не обновишь ту, что здесь. – Рорк подошел к ней и обнял. – У тебя не было времени. – Он поцеловал ее в лоб, с наслаждением чувствуя, как ее гибкое тело прижимается к нему. – То, что встряло между нами, заставило тебя потерять много времени.
   – Я наверстаю. – «Мы наверстаем», – мысленно поправила себя Ева. Они были командой и пользовались всеми преимуществами командной игры. Она обвила руками его талию и заметила, как он улыбается. – Что ты думаешь насчет системы охраны?
   – Система элементарная. Ты была права. Ее легко преодолеть. – Обнявшись, они вместе повернули головы к доске и принялись ее изучать. – С орудием убийства сложнее, но ничего невозможного нет. Любой, кто хоть приблизительно знает, как действует система охраны, мог пронести его в школу и не засветиться.
   – Это уже кое-что.
   – Я просмотрю диски наблюдения, проверю, не зажал ли кто-то запись на пару секунд. Больше не понадобилось бы.
   – Макнаб собирался на это взглянуть. У тебя же есть своя работа.
   – Я тебе задолжал.
   – Ой! – послышался в дверях голос Пибоди. – Извините. Очень рада вас видеть. – Ее рот растянулся в широкой улыбке.
   – Не раздевайся, мы сейчас уходим. Увидимся позже, – повернулась Ева к Рорку.
   Он наклонился и поцеловал ее прямо в губы.
   – Ой! – повторила Пибоди.
   – Увидимся позже, лейтенант. Доброе утро, Пибоди! Привет, Макнаб!
   – Привет. Как дела?
   – Не отвечай, – приказала Ева, выходя из комнаты. – Вообще не говори с ними, а то они начнут выпрашивать сдобные булочки. Вы оба, со мной. И хватит ухмыляться. – Она двинулась вниз по лестнице впереди них. – Вдруг эти ухмылки прилипнут, и мне придется глазеть на них весь день? Ужас.
   – Мы просто счастливы. Все идет хорошо, верно?
   – Иди вперед, – велела Ева Макнабу, а сама, замедлив шаг, повернулась к напарнице. – Давай закроем это дело. Я только скажу спасибо, что выслушала, поддержала, что верила в нас.
   – А на что ж еще друзья? И напарницы?
   – Да, я знаю, но все равно спасибо. Ты иди, догоняй Макнаба, я сейчас выйду.
   Ева задержалась у столбика перил, где вчера оставила пальто. Соммерсет его убрал, но к утру, когда ей надо было на работу, снова вывесил. Она повернулась к нему, надевая пальто.
   – С ним все в порядке. С нами все в порядке. Она для него больше не проблема.
   – А для вас?
   – И для меня.
   – Я очень рад это слышать.
   – Знаю, что ты рад. Спасибо.
   – Я вывел к крыльцу плачевное средство передвижения, которое вы называете своей машиной. Полагаю, разбить его вдребезги вам еще предстоит. Надеюсь, вам недолго осталось позорить его присутствием фасад дома.
   – Поцелуй меня в зад, пугало.
   – Ну вот, – улыбнулся он, – мы и вернулись к нормальной жизни.
   У Евы вырвался краткий смешок. Не говоря больше ни слова, она вышла из дома.
 
   Оливер Страффо встретил их у дверей. Он предпочел не приглашать адвоката, хотя имел на это полное право. Гордость, решила Ева. Он был слишком горд, чтобы доверить кому-то заниматься его делами.