– Ева! – Рорк остановил ее, накрыв рукой ее руку, и заставил ее посмотреть себе в глаза.
   – Я пару ночей проспала здесь, в раскладном кресле. Не надо обо мне беспокоиться. У тебя дела, тебе надо было уехать. Я могу сама с этим справиться.
   Рорк поднес ее руку к губам.
   – У тебя были кошмары. Мне очень жаль.
   Кошмары мучили ее, причем особенно сильно, когда его не было рядом.
   – Я справляюсь. – Ева помедлила. Она поклялась себе, что унесет этот секрет в могилу, ей не хотелось, чтобы он терзался чувством вины. – Я спала в твоей рубашке. – Высвободив свою руку, она собрала со стола посуду и пояснила с нарочитой небрежностью: – Она пахла тобой, в ней мне лучше спалось.
   Он поднялся, обхватил ее лицо руками и прошептал:
   – Дорогая Ева.
   – Только не надо этих телячьих нежностей. Это всего лишь рубашка. – Ева отступила на шаг, обошла его кругом, но остановилась на пороге кухни. – Но я рада, что ты уже дома.
   Рорк улыбнулся в ответ:
   – Я тоже рад.

5

   Они разделили диски. Рорк ушел в свой кабинет, а Ева осталась у себя. Десять минут она безуспешно билась, пытаясь заставить компьютер прочитать закодированные, как оказалось, данные.
   – Он блокировал диски! – крикнула она в соседний кабинет. – Какой-то особый код для защиты частной сферы или что-то в этом роде. Мой компьютер их не читает и блок обойти не может.
   – Конечно, может, – сказал Рорк, входя в кабинет. Ева повернулась к нему и нахмурилась. Он застал ее врасплох: вошел совершенно неслышно. Он улыбнулся, подошел и начал разминать ей плечи, глядя на дисплей. – Вот, прошу.
   Быстрота его пальцев поражала воображение. Комбинация из нескольких клавиш – и вот уже блокировка обойдена. На дисплее появилось нечто похожее на текст.
   – Все равно закодировано, – указала Ева.
   – Терпение, лейтенант. Компьютер, провести дешифровку и перевод текстовых файлов. Результат вывести на экран.
   Работаю
   – Свои-то ты, конечно, уже расшифровал, – ревниво заметила Ева.
   – Данная модель оснащена декодером, мой дорогой технически отсталый коп. Тебе стоит только сказать ему, что надо делать, и…
   Задание выполнено. Текст на экране.
   – Отлично. Теперь мне все ясно. Вернее, было бы ясно, будь я медиком. Это же какая-то научная муть.
   Рорк чмокнул ее в макушку.
   – Удачи, – сказал он и ушел к себе в смежный кабинет.
   – Доступ к компьютеру он закодировал, – бормотала Ева себе под нос. – Записи на дисках зашифровал. Причины?
   Она откинулась в кресле, побарабанила пальцами по краю стола. Может, просто его педантичная натура? Одержимость. Навязчивая идея. Полная конфиденциальность между врачом и пациентом. Но Ева чувствовала: здесь кроется нечто большее.
   Сам текст был полон умолчаний. Никаких имен, отметила она. Лицо, о котором шла речь, на протяжении всего файла фигурировало исключительно как Пациент А-1.
   «Восемнадцатилетняя особа женского пола, – читала Ева. – Рост: пять футов семь дюймов. Вес: сто пятнадцать фунтов».
   Далее были перечислены основные жизненные показатели. Кровяное давление, пульс, биохимический состав крови, кардиограмма, томограмма мозга – все в норме, насколько она могла судить.
   Содержимое диска представляло собой медицинскую карту с перечислением анализов и их результатов, а также тестов и экзаменов. С проставленными оценками, догадалась Ева.
   Пациентка А-1 отличалась превосходным физическим здоровьем, высоким коэффициентом умственного развития и способностями к познанию. «Зачем ему все это нужно?» – удивилась Ева.
   Коррекция зрения: 20/20.
   Тест на остроту слуха, на стресс, еще какие-то тесты… Дыхание, плотность костной ткани.
   И опять ей пришлось остановиться в изумлении: дальше шли заметки о математических способностях, языковых навыках, художественных и музыкальных талантах, умении разгадывать головоломки.
   Целый час она читала о наблюдениях за Пациенткой А-1, продолжавшихся три года и включавших множество аналогичных тестов с комментариями результатов.
   Текст заканчивался загадочной фразой:
   А-1. Процедуры завершены. Размещение успешно.
   Ева торопливо просканировала еще пять дисков и обнаружила те же тесты, те же пометки, иногда сопровождающиеся записями о небольшом хирургическом вмешательстве. Коррекция носа, коррекция прикуса, увеличение бюста.
   Она отодвинулась от компьютера, вскинула ноги на стол и в задумчивости уставилась в потолок.
   Безымянные пациенты, все закодированные под буквами и цифрами. Никаких имен. Все – женщины, во всяком случае, в ее стопке дисков. Процедуры бывали либо завершены, либо прерваны.
   Должно быть что-то еще. Более подробные описания медицинских случаев, более детальные заметки. А если так, значит, есть еще какое-то место, где все это хранится. Кабинет, лаборатория, что-то в этом роде. Пластика лица и тела, вроде бы являвшаяся его специальностью, здесь присутствовала в минимальной степени.
   Мало кому из них требовалась «настройка».
   Судя по записям, проводилась постоянная оценка их физического состояния и способностей: умственных, творческих, познавательных.
   Размещение. Где их размещали по завершении процедур? И куда они девались в случае прерывания процедур?
   Что за исследования проводил добрый доктор? Чем он, черт побери, занимался с полусотней пациенток?
   – Эксперименты, – сказала Ева, когда Рорк снова вошел в ее кабинет. – Это похоже на эксперименты, верно? Или тебе так не кажется?
   – Лабораторные крысы, – подтвердил он. – Безымянные. И мне кажется, что это его личный краткий справочник, а не официальные медкарты.
   – Точно. Заметки для просмотра, если нужно уточнить или вспомнить какую-то деталь. Все очень туманно и тем не менее закодировано двойным шифром. А значит, что где-то существуют более подробные файлы. Но эти записи вписываются в мои оценки его характера. В каждом случае он стремится к совершенству. Но кое-что не вяжется. Телосложение, строение лица – ну, это понятно, это его профессия. Но с какой стати его интересуют их познавательные способности? Не все ли ему равно, умеют ли они играть на тубе?
   – У тебя кто-то играет на тубе?
   – Да это я так, просто для примера, – отмахнулась от него Ева. – Я хочу сказать, ему-то какая разница? Что ему за дело, умеет ли пациентка делать сложные вычисления, владеет ли она украинским языком и так далее? Насколько мне известно, он никогда не занимался исследованиями мозга. И, обрати внимание, среди них нет ни одной левши. Ни одной – это противоречит закону средних чисел. Все они женщины, что само по себе любопытно, все в возрасте от семнадцати до двадцати одного года. На этом заметки заканчиваются. А в конце либо «Размещение», либо «Процедуры прерваны».
   – «Размещение» – любопытное слово, ты не находишь? – Рорк присел на край ее стола. – Можно подумать, речь идет о трудоустройстве. Если не придерживаться более циничного взгляда на жизнь.
   – Которого ты как раз и придерживаешься. За что и ценю. Многие люди заплатили бы большие деньги за идеальную женщину. Может, торговля живым товаром была маленьким хобби доктора Айкона?
   – Не исключено. А где он брал исходный материал?
   – Я проведу поиск. Сравню даты на этих медкартах со статистикой пропавших без вести или похищенных.
   – Для начала неплохо. Но знаешь, что меня смущает? Держать столько людей под контролем, да еще держать все в полном секрете, – это требует грандиозных усилий. Ты не думаешь, что они шли на это добровольно?
   – Я добровольно соглашаюсь быть проданной тому, кто даст самую большую цену?
   Рорк покачал головой:
   – Не отвергай с порога. Молодая девушка, по каким-то причинам недовольная своей внешностью или своей судьбой или просто желающая чего-то большего. Может, он им платил? Ты зарабатываешь, пока мы делаем тебя красивой. А потом мы найдем тебе идеального партнера. У него так много денег, что он может оплатить эту услугу, он выберет тебя среди многих других. Головокружительная карьера для впечатлительных дурочек.
   – Стало быть, он фабрикует, по сути дела, профессиональных проституток с их согласия?
   – Ну почему обязательно проституток? А может, жен? Или и тех и других. Более того: и тех и других в одном лице. Гибриды.
   У Евы округлились глаза.
   – Ты хочешь сказать, как в анекдоте? В кухне кухарка, в гостиной леди, в спальне шлюха? Эротический сон любого мужчины.
   Рорк засмеялся.
   – Ты просто устала. Я думал о другом, о старом классическом сюжете. Франкенштейн.
   – Это такой урод с вытянутой головой?
   – Нет. Франкенштейн – это безумный врач, сотворивший урода.
   Ева спустила ноги со стола.
   – Гибриды… Полуробот, получеловек? Между прочим, все это совершенно незаконно. Ты думаешь, он пытался выводить людей путем скрещивания? Но это же совершеннейшая фантастика, Рорк!
   – Согласен, но такие эксперименты уже проводились. Главным образом в военной сфере. Или возьми другую область: пересадку органов. Мы видим это каждый день. Он сделал себе имя на восстановительной хирургии. В этой области часто применяются искусственные материалы, имплантация…
   – Ты хочешь сказать, что он конструировал женщин? – Ева вспомнила Долорес, сохранявшую полное спокойствие до и после убийства. – И одна из них восстает против своего творца. Одна из них недовольна своим так называемым размещением, она возвращается и убирает его. Он согласился ее принять, потому что она – его творение. Неплохо, – решила Ева. – Фантастика, но в общем и целом неплохо.
 
   Ева решила отложить дела до утра. Она проснулась так рано, что увидела, как Рорк вылезает из постели и натягивает тренировочный костюм.
   – Проснулась? Давай потренируемся и поплаваем.
   – Что-что? – Ева протерла сонные глаза. – Еще ночь на дворе.
   – Уже шестой час. – Он вернулся и вытащил ее из постели. – Это прояснит твои мысли.
   – А что, кофе нет?
   – Будет.
   Рорк втащил ее в лифт и отвез в домашний спортзал еще прежде, чем ее мозг полностью проснулся.
   – Какого черта я должна тренироваться в пять утра?
   – Вообще-то уже четверть шестого. И тебе это пойдет на пользу. – Он бросил ей шорты. – Одевайтесь, лейтенант.
   – Слушай, может, тебе опять съездить в командировку?
   Он швырнул ей в лицо футболку.
   Ева натянула одежду и настроила тренажер на пробежку по морскому берегу. Уж если тренироваться до восхода солнца, лучше сделать вид, что она на пляже. Ей нравилось ощущать песок под ногами, запах моря, шум прибоя.
   Рорк занял соседний тренажер и выбрал ту же программу.
   – После праздника мы могли бы превратить это в реальность.
   – Какого праздника?
   Ему стало смешно. Когда она прибавила скорости, он сделал то же самое.
   – Скоро День благодарения[10]. Вот как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.
   – А о чем тут говорить? Это четверг, полагается есть индейку, нравится тебе это или нет. Я знаю, что такое День благодарения.
   – Кроме того, это общенациональный праздник. Выходной. Традиционный семейный праздник. Я подумал, что как раз в такой день стоит пригласить на обед моих ирландских родственников.
   – Пригласить их в Нью-Йорк есть индейку?
   – Ну, в общем, да.
   Ева скосила на него глаза и заметила, что он слегка смущен. Нечасто ей приходилось видеть Рорка в смущении.
   – А сколько их всего?
   – Ну… около тридцати… примерно.
   Ева едва не задохнулась.
   – Тридцать?
   – Более или менее. Я точно не знаю, хотя вряд ли они все смогут приехать. Кто-то должен остаться на ферме, там работы много. И все эти дети. Но я думал, Шинед со своей семьей могла бы выкроить пару дней и приехать сюда. И мне показалось, что праздники – это как раз подходящее время. Мы могли бы пригласить Мэвис и Леонардо, Пибоди и так далее. Всех, кого захочешь.
   – Тебе понадобится чертовски крупная индейка.
   – Я думаю, еда нас меньше всего должна волновать. Как тебе сама мысль о том, что они все сюда приедут?
   – Немного чудно́, но в общем ничего. А тебе как?
   Рорк успокоился.
   – Немного чудно́, но в общем ничего. Спасибо тебе за это.
   – Только, чур, не заставлять меня печь пирог.
   – Боже сохрани!
   Пробежка действительно помогла ей прояснить мысли. Ева добавила к этому поднятие тяжестей и двадцать заплывов по бассейну. Она собиралась сделать двадцать пять, но Рорк поймал ее на двадцать первом повороте, и ей пришлось закончить тренировку упражнениями другого рода.
   К тому времени как она приняла душ и влила в себя первую чашку кофе, Ева уже ясно соображала и чувствовала себя голодной как волк. Она выбрала вафли и бросила грозный взгляд на Галахада, который норовил подобраться к ее тарелке.
   – Ему нужно место, – изрекла она.
   – Ему мало места? – удивился Рорк, отрываясь от просмотра утренних биржевых сводок в примыкающей к спальне малой гостиной. – Да этот чертов кот рыщет по всему дому.
   – Да не коту, Айкону. Не в квартире, – пояснила Ева. – Такой поток «пациенток»… Это было бы заметно. У него где-то должна быть специальная лаборатория. Может, в клинике, может, в каком-то другом месте. Ему ни к чему афишировать эти эксперименты. Даже если его действия не противозаконны, они все равно вызывают вопросы. Стал бы он так шифровать свой компьютер и файлы, если бы мог проводить свои эксперименты в открытую?
   – В клинике места много, – начал Рорк и переключил экран с биржевых сводок на новости. – Но там очень много посторонних. Пациенты, посетители, акционеры, обслуживающий персонал. Если он был очень осторожен, мог, конечно, выделить для себя частную зону, но, мне кажется, было бы разумнее делать эту работу на стороне. Особенно если она не вписывается в рамки закона.
   – Сын наверняка знает. Если они были так близки и в личном плане, и по работе – а мне кажется, что так оно и было, – наверняка оба они – и отец, и сын – участвовали в этом… проекте. Будем называть это проектом. Мы с Пибоди нанесем младшему Айкону еще один визит, посмотрим, что можно из него выжать прямым наскоком. И надо будет поглубже покопаться в финансах Айконов. Если это реальный проект, в нем наверняка крутятся огромные бабки. Да, и я проверю недвижимость на его имя, на имя сына, невестки, внуков, филиалы клиники и все такое. Если у него есть подпольная лаборатория, я ее найду.
   – Ты захочешь их спасти. Этих девочек, – пояснил Рорк, когда она не ответила. – Ты не захочешь, чтобы их «размещали», и попытаешься этому помешать. – Он отвернулся от экрана и посмотрел на нее. – Если это какая-то школа или тренировочный лагерь, ты будешь смотреть на них как на пленниц.
   – А разве это не так?
   – Не в том смысле, в каком ты была пленницей. – Рорк взял ее за руку. – Я сильно сомневаюсь, что речь идет о чем-то подобном, но я уверен, что ты именно так все и воспримешь, что бы это ни было на самом деле. Тебе будет больно.
   – Мне всегда больно. Даже если их случай совершенно не похож на мой, все равно это бьет по мне.
   – Я знаю. – Он поцеловал ее руку. – Но некоторые случаи бьют больнее, чем другие.
   – Ты пригласишь своих родственников сюда на День благодарения, и это больно ударит по тебе. Ты будешь вспоминать свою мать и думать о том, что ее нельзя пригласить. Ты не сможешь удержаться и вспомнишь, что с ней случилось, когда ты был еще младенцем. Тебе будет больно, но это тебя не остановит, ты все равно пригласишь их сюда. Мы делаем то, что должны делать, Рорк. Мы оба.
   – Да, мы делаем то, что должны.
   Ева встала и потянулась за своей кобурой.
   – Уже уходишь? – спросил он.
   – Ну, раз уж я рано встала, могу и начать пораньше.
   – Ну, раз так, пожалуй, я прямо сейчас отдам тебе твой подарок. – Рорк проследил за сменой чувств на ее лице – удивление, досада, обреченность – и расхохотался. – А ты думала, я тебя просто так отпущу?
   – Ладно, давай сюда, и покончим с этим.
   – Как всегда, сама любезность. – К ее удивлению, он подошел к своему шкафу, извлек из него большую коробку и поставил ее на диван. – Ну, давай открывай.
   «Еще одно модное платье», – с досадой подумала Ева. Можно подумать, у нее мало этих тряпок! Да у нее их столько, что хватит на целую армию модниц. Она в этой армии никогда не служила, она сама себе выписала белый билет. Но покупка нарядов доставляла удовольствие Рорку. Ладно, пусть хоть он порадуется.
   Она открыла коробку, да так и застыла.
   – Ой! Вот это да!
   – Нетипичная реакция для вас, лейтенант, – усмехнулся Рорк.
   Ева его не слушала. Она уже выдернула из коробки длинное черное кожаное пальто и зарылась в него носом.
   – Черт! Черт!
   Она повертела пальто в руках и надела на себя, пока он наблюдал. Пальто на дюйм не доставало до щиколоток. В нем были глубокие карманы. А кожа была мягкая и блестящая, как масло.
   – Смотришься как картинка, – одобрительно заметил Рорк, чрезвычайно довольный тем, что Ева бросилась к зеркалу.
   Пальто было мужского покроя – он специально такое выбрал. Никаких вытачек, отделок, фестончиков и других женских уловок. В этом пальто она выглядела потрясающе соблазнительно и в то же время строго. Даже как будто грозно.
   – Да ладно тебе, пальто и пальто. Я его уделаю еще до конца смены, но ничего, пара-тройка боевых шрамов пойдет ему только на пользу. – Ева покружилась, и пальто взметнулось вокруг ее ног. – Классно! Спасибо!
   – Всегда рад услужить.
   Ева подошла к нему и поцеловала в губы. Рорк просунул руки под пальто и обнял ее. «Господи, до чего же хорошо вернуться домой!» – подумал он, но сказал другое:
   – Тут есть куча внутренних карманов на тот самый случай, если кому-то понадобится спрятать оружие.
   – Класс! Бакстер изойдет на дерьмо, когда я войду в этом прикиде.
   – Ну, спасибо, умеешь ты найти нужные слова.
   – А что я такого сказала? Нет, правда, классная вещь! – Ева еще раз поцеловала его. – Мне очень нравится. Ну, все, я пошла.
   – Увидимся вечером.
   Рорк проводил ее взглядом и подумал, что она похожа на древнюю воительницу.
 
   Поскольку она пришла на работу чуть ли не за час до начала смены, Ева решила сперва заглянуть в кабинет доктора Миры. Как она и ожидала, Мира была на месте, а вот ее свирепой секретарши не было.
   Ева постучала по открытой двери кабинета.
   – Извините.
   – Ева? Разве у нас назначена ранняя встреча?
   – Нет. – Ева заметила, что Мира выглядит усталой. И грустной. – Я знаю, вы обычно приходите пораньше, чтобы разобраться с бумагами до начала работы. Извините, если помешала.
   – Ничего страшного, входите. Вы по поводу Уилфрида?
   – Хотела кое-что у вас спросить. – Ева чувствовала себя паршиво оттого, что приходится вести этот разговор с Мирой. – Посоветоваться насчет отношений между врачом и пациентом. Вы храните дела?
   – Разумеется.
   – Но, помимо работы на департамент, у вас есть еще и частная практика, консультирование, лечение и так далее. Вы ведете некоторых пациентов годами.
   – Да, все так.
   – И как вы храните дела?
   – Я вас не совсем понимаю, Ева.
   – Вы кодируете свой компьютер от несанкционированного доступа?
   – Безусловно. Все файлы пациентов строго конфиденциальны. Это касается частной практики. Ну а к делам сотрудников департамента имеют доступ только те, кому положено.
   – Ну а сами дискеты с файлами? Они тоже закодированы?
   – Я ввожу дополнительный пароль для некоторых данных, если нахожу это необходимым.
   – Вы пользуетесь шифром для записей?
   – Шифром? – На этот раз Мира улыбнулась. – Это уже отдает паранойей, вы не находите? Вы опасаетесь утечек с моей стороны, Ева?
   – Нет. Ну а если это не паранойя, зачем еще врачу вводить пароль в компьютер, дополнительный пароль для дискет и кодировать сами данные на дискетах?
   Улыбка исчезла с лица Миры.
   – Я предположила бы одно из двух: либо этот врач работает на такую структуру, которая требует подобной секретности, либо сами данные являются сверхсекретными. Можно предположить, что у врача были причины подозревать кого-то в попытке получить доступ к этим данным. Или документированная на дисках работа носила строго экспериментальный характер.
   – Незаконный?
   – Я не говорила этого.
   – А вы могли бы так сказать, если бы не знали, что я говорю об Айконе?
   – Повторяю, существует множество причин, которые могли заставить его закодировать данные.
   Ева села без приглашения, чтобы ее глаза были на одном уровне с глазами Миры.
   – Он давал пациенткам номера вместо имен. Все они были женщинами, все в возрасте от семнадцати до двадцати одного. По его специальности – то есть по пластической хирургии – почти ничего. Их всех тестировали и оценивали по таким параметрам, как познавательные способности, владение языками, художественные таланты, физические данные, спортивная форма. В зависимости от их успехов и достигнутого уровня проводимые с ними процедуры – какие именно, не уточнялось – либо продолжались, либо прерывались. Если они продолжались, все заканчивалось «размещением», и на этом каждый файл обрывается. Что это может значить?
   – Не могу сказать.
   – Ну, хоть предположите.
   – Не мучайте меня, Ева. – Голос Миры задрожал. – Прошу вас.
   – Ладно. – Ева вскочила на ноги. – Еще раз извините.
   Мира лишь кивнула головой, и Ева поспешила оставить ее одну.
 
   По пути в отдел убийств Ева вытащила из кармана сотовый. Было еще довольно рано, но она решила, что у врачей, как и у копов, фиксированного расписания нет. Поэтому она без зазрения совести разбудила доктора Луизу Диматто.
   Луиза зевала вместо приветствия.
   – Есть вопросы. Можем сейчас встретиться?
   – Выходной. Спать хочу. Уйди. Далеко-далеко.
   – Я к тебе приеду. – Ева проверила время. – Через полчаса.
   – Я тебя ненавижу, Даллас.
   Изображение на экране видеотелефона дрогнуло, потом рядом с личиком Луизы появилось красивое и заспанное мужское лицо.
   – Я тоже!
   – Привет, Чарльз. – Чарльз Монро был профессиональным половым партнером, но с Луизой его связывала настоящая любовь. – Через полчаса, – повторила Ева и отключилась, пресекая дальнейшие споры.
   Она повернула обратно, решив, что будет проще подобрать Пибоди возле ее дома. Когда лицо Пибоди появилось на экране, волосы у нее были мокрые, и она прижимала к груди полотенце.
   – Заеду за тобой через пятнадцать минут, – сказала Ева.
   – Кто-нибудь умер?
   – Нет. По дороге объясню. Просто будь… – Тут она увидела Макнаба, явно вышедшего из душа, и возблагодарила бога за то, что видеоэкран режет картинку как раз на уровне его груди. – Через пятнадцать! И ради всего святого, научись блокировать видео!
   «Пибоди ухитрилась принять полную боевую готовность через пятнадцать минут», – с удовлетворением заметила Ева. Она стремительно выбежала из дома в своих дутых кроссовках, которые предпочитала всем другим видам обуви. В этот день они были темно-зелеными, под цвет куртки, в белую и зеленую полоску.
   Она села в машину, и тут ее глаза округлились от удивления.
   – Пальто! Вот это да! – ахнула Пибоди и потянулась его пощупать, но Ева шлепнула ее по руке.
   – Не смей лапать мое пальто!
   – А понюхать можно?
   – Нос не ближе дюйма от рукава. Один раз.
   Пибоди послушно потянула носом один раз и закатила глаза.
   – Рорк вернулся домой раньше обещанного, да?
   – А может, я сама его купила?!
   – А может, молочные поросята летают на стрекозиных крылышках? Ладно, если никто не умер, почему мы так рано заступили на смену?
   – Нужна медицинская консультация. К Мире я уже сунулась, но она реагирует болезненно: личные отношения с убитым. Вот я и задействовала Луизу как запасной вариант. Едем к ней.
   Пибоди извлекла из сумки губную помаду.
   – Дома не успела, – пояснила она, когда Ева покосилась на нее. – А если мы едем к Луизе, вдруг увидим и Чарльза?
   – Весьма вероятно.
   – Хочу принять товарный вид.
   – А ход расследования тебя случайно не интересует?
   – Одно другому не мешает. Могу слушать, думать, сопоставлять и принимать товарный вид. Сопоставлять и принимать, – повторила Пибоди.
   Игнорируя процесс создания товарного вида, включавший в себя накрашивание губ, расчесывание волос и опрыскивание духами, Ева изложила информацию. Одновременно она боролась с уличным движением.
   – Подпольные и, возможно, незаконные эксперименты, – задумчиво проговорила Пибоди. – Его сын должен быть в курсе.
   – Согласна.
   – Секретарша?
   – Канцелярская крыса. Никакой медицинской подготовки. Но мы снимем с нее показания под этим углом. Прежде всего мне нужно знать мнение специалиста-медика. Пусть врач взглянет на эти данные. Мире старик был по-своему дорог.
   – Вы говорите, пятьдесят с лишним пациенток. Мне кажется, он не мог справиться с таким количеством в одиночку.
   – У меня данные за пять лет, даже больше. Различные этапы тестирования, или подготовки, или как там это еще называется. Там есть какие-то подгруппы: А-1, А-2, А-3… Но нет, даже при таком расписании кто-то должен был ему помогать. Сын – да, безусловно. Возможно, лаборанты, техники, другие доктора. Если это самое «размещение» происходит на денежной основе, должны быть записи о полученных гонорарах, о доходах, кто-то должен заниматься финансовой стороной.
   – Невестка? Она была под его опекой.