Бренна напомнила себе, что это не ее проблема, и не за этим она сегодня пришла сюда. Поджав губы, она обвела взглядом комнату.
   Стены выглядели ужасно. На фоне выцветших обоев бросались в глаза темные прямоугольники, оставшиеся от висевших здесь когда-то картин и еще черт знает чего, что Шон вешал на стены. Огромные дыры от гвоздей еще раз доказывали, что парень понятия не имеет, за какой конец молотка браться.
   Правда, Бренна прекрасно помнила, что каждый раз, как его мать порывалась привести эту комнату в порядок, Шон просил ее не беспокоиться. Ему нравилось так, как есть.
   Бренна оперлась о дверной косяк, уже отчетливо представляя, как превратить запущенное, чисто мужское пространство в веселую детскую.
   Джуд и Дарси стояли у окна и смотрели на море. Такие разные, подумала Бренна. Джуд, скромная, как мягкий лунный свет, с собранными в узел каштановыми волосами, и Дарси, яркая, как ослепительное солнце, с пышными смоляными кудрями, свободно струящимися по плечам и спине. Обе примерно одного роста, среднего для женщин, и, значит, на добрых три дюйма выше ее. И, хотя Дарси обладала более соблазнительными формами, чем гордилась и чего не пыталась скрывать, Джуд была не менее женственной.
   Нет, нет, Бренна им не завидовала, ни в коем случае, однако ей бы очень хотелось не чувствовать себя нескладехой, идиоткой, когда приходилось влезать в юбку и туфельки.
   И этим мыслям сейчас не время и не место, а потому Бренна сунула руки в карманы мешковатых рабочих брюк и вскинула голову.
   – Как ты решишь, чего хочешь, если будешь весь день таращиться в окно?
   Джуд обернулась с улыбкой, осветившей ее хорошенькое серьезное личико.
   – Мы наблюдаем за Эйданом. Он на пляже с Финном.
   – Парень выскочил отсюда, как испуганный кролик, не успели мы заговорить об обоях, тканях и красках, – подхватила Дарси. – Заявил, что должен дрессировать пса.
   Бренна подошла к подругам и выглянула в окно. Эйдан и подросший Финн сидели рядышком на берегу и смотрели на воду.
   – Ну, как бы то ни было, смотреть на них приятно. Сильный мужчина и красивая собака на зимнем пляже.
   – Он уже давно не шевелится. Держу пари, размышляет о предстоящем отцовстве. – Дарси бросила на брата полный любви взгляд, отвернулась от окна и подбоченилась. – А пока сильный мужчина там размышляет, слабые женщины должны заниматься прозой жизни.
   Бренна коснулась плоского живота Джуд:
   – Как мы поживаем?
   – Прекрасно. Доктор говорит, что мы оба здоровы.
   – Я слышала, тебя тошнит по утрам.
   Джуд закатила глаза.
   – Эйдан волнуется по пустякам. Можно подумать, я первая женщина, забеременевшая после Евы. Просто легкая утренняя тошнота. Скоро пройдет.
   – А я бы на твоем месте раскрутила его на всю катушку, – заявила Дарси, присаживаясь на кровать. – Заставила бы баловать с утра до ночи, потому что, когда родится ребенок, тебе некогда будет вспомнить даже собственное имя. Бренна, помнишь, когда Бетси Даффи родила своего первенца? Она два месяца подряд засыпала на воскресных мессах. Со вторым сидела как пришибленная, уставясь в пустоту безумными глазами, а уж когда она родила третьего…
   – Хватит, хватит. – Джуд рассмеялась и присела на пол у ног Дарси. – Поняла, только я пока всего лишь готовлюсь к первому. Бренна… – Джуд вскинула руки. – Эти стены!
   – М-да, неприглядное зрелище. Не переживай, Джуд, мы приведем их в порядок. – Бренна щелкнула пальцем над дыркой в стене размером с пенни. – Заделаем, покрасим в приятный цвет.
   – Я сначала подумывала об обоях, но в конце концов остановилась на краске. Какая-нибудь веселенькая. И можно будет развесить картинки. Со сказочными персонажами.
   – Лучше твои рисунки, – предложила Бренна.
   – Ой, я не очень хорошо рисую.
   – Ты забыла, что подготовила книгу со своими историями и своими иллюстрациями? По-моему, ты отлично рисуешь, и ребенку интереснее рассматривать картинки, нарисованные мамочкой.
   – Правда? – Джуд задумчиво похлопывала по губам пальцем. – Пожалуй, я закажу рамки, и посмотрим, как это будет выглядеть на стенах.
   – Рамки должны быть яркими, как леденцы. Детям нужны яркие краски, во всяком случае, моя мама так говорит.
   – Хорошо. – Джуд глубоко вздохнула. – Теперь полы. Я не хочу застилать их, так что придется отциклевать и снова покрыть лаком.
   – Без проблем. И часть плинтусов придется заменить. Я смогу сделать новые так, что от старых не отличишь.
   – Отлично. Я еще вот о чем думала. Комната большая, и мы могли бы один уголок отвести для игр. – Джуд поднялась на ноги и, жестикулируя, пересекла комнату. – Полки для игрушек по этой стене и маленький столик со стульчиком под окном.
   – Пожалуйста, но с угловыми полками ты бы лучше использовала пространство, и получилось бы уютнее, если ты понимаешь, о чем я. Если хочешь, я сделаю такие полки, что ты сможешь устанавливать их по-разному и менять интерьер.
   – Угловые… – Джуд прищурилась, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Да, мне нравится. А ты, Дарси, что скажешь?
   – Я скажу, что вы прекрасно без меня разберетесь, а мой долг – отвезти тебя в Дублин и накупить модной одежды для беременных.
   Джуд машинально приложила ладонь к животу.
   – Еще ничего не видно.
   – А зачем ждать? Одежда понадобится тебе гораздо раньше, чем малышу – полки, а ты уже о них думаешь. Поедем в следующий четверг, в мой выходной. Я и денежки отложила. Бренна, что скажешь?
   Бренна уже доставала рулетку из своего ящика.
   – Поезжайте, конечно. А я слишком занята, чтобы целый день таскаться по дублинским магазинам и смотреть, как вы вздыхаете над очередными туфлями, без которых жить не можете.
   – Тебе не помешали бы новые ботинки. Эти выглядят так, будто ты промаршировала в них до западных графств и обратно.
   – Еще послужат. Джуд, скажи Шону, пусть найдет место для своего хлама, и я займусь этой комнатой со следующей недели.
   – Это не хлам, – возразил Шон, появившись в дверях. – Я провел много счастливых ночей в кровати, на которой сейчас развалилась Дарси.
   – Теперь это хлам, и он мешает начать ремонт. – Бренна презрительно хмыкнула. – Интересно, сколько раз надо стукнуть по гвоздю, чтобы получились дыры такого размера?
   – Любую дыру все равно закроет картина.
   – Ну, при таком отношении, если вздумаешь что-нибудь повесить в коттедже, позови того, кто может отличить один конец молотка от другого. Джуд, пусть он поклянется на крови, что ничего не тронет, не то к весне от коттеджа останутся руины.
   – Я сам приведу в порядок чертовы стены, если это заставит тебя заткнуться. – Шон улыбнулся, но от прозвучавшей в его голосе угрозы сердце Бренны дрогнуло, а потому пришлось прибегнуть к сарказму:
   – Ну, конечно. Как починил раковину в пабе, когда она засорилась в прошлый раз. Мне пришлось пробираться через кухню по щиколотку в воде.
   Дарси фыркнула, но Шон лишь холодно взглянул на нее.
   – Джуд, если тебя устроит, я сегодня же вывезу все, что здесь осталось.
   Джуд бросилась спасать уязвленное мужское самолюбие.
   – Некуда спешить, Шон. Мы просто… – Комната медленно закружилась, однако упасть Джуд не успела. Шон метнулся к ней через всю комнату и подхватил на руки. Бренна только успела разинуть рот.
   – Ничего страшного. – Комната перестала кружиться, и Джуд похлопала Шона по плечу. – Просто голова закружилась. Бывает иногда.
   – Немедленно в постель, – заявил Шон, выходя из комнаты с Джуд на руках. – Дарси, позови Эйдана.
   – Нет, нет. Все в порядке. Шон, не…
   – Позови Эйдана, – повторил он, хотя Дарси уже вскочила с кровати и бежала к двери.
   Бренна застыла на месте с рулеткой в руке. Будучи старшей из пяти детей, она не раз видела, как беременная мама падала в обморок, и не особо встревожилась. Гораздо больше удивила ее мгновенная реакция и неожиданная сила Шона. Парень подхватил Джуд как пушинку.
   И где все это пряталось?
   Бренна тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли, и поспешила в главную спальню. Шон как раз осторожно опускал Джуд на кровать и укрывал пледом.
   – Шон, это смешно. Я…
   – Лежи! – Он погрозил Джуд пальцем, и она повиновалась. – Я звоню врачу.
   – Не нужен ей врач, – возразила Бренна, чуть не съежившись под его гневным взглядом. Но она увидела в его глазах чисто мужской страх, и это ее тронуло. – Обычное дело с беременными. – Бренна подошла к кровати, присела и погладила руку Джуд. – Моя мама бывало растягивалась прямо на кухонном полу, особенно, когда носила Эллис Мей.
   – Я прекрасно себя чувствую.
   – Разумеется, но пока просто отдохни. Шон, пожалуйста, принеси Джуд воды.
   – Я все же думаю, что ей нужен врач.
   – Хватит с нее Эйдана. – Бренна с сочувствием взглянула на притихшую Джуд. – Не горюй, подруга. Мама говорит, что, когда была беременна мной, папочка вел себя точно так же, а потом привык. Мужчина имеет право на панику. Он же не знает, что происходит внутри тебя, правда? Шон, ты наконец принесешь воду?
   – Сейчас. Только не позволяй ей вставать.
   – Со мной все в порядке.
   – Конечно. Румянец вернулся, и глаза прояснились. – Бренна сжала руку Джуд. – Хочешь, я попробую успокоить Эйдана?
   – Если ты думаешь… – Джуд умолкла, услышав хлопок входной двери и топот на лестнице. – Слишком поздно.
   Не успела Бренна встать, как в комнату ворвался Эйдан.
   – Она в полном порядке. Чуть голова закружилась. С беременными случается. Она… – Эйдан, не слушая, проскочил мимо, и Бренна вздохнула.
   – Как ты? Ты теряла сознание? Кто-нибудь вызвал врача?
   – Пусть сама его успокаивает. – Вытеснив в коридор прибежавшую вслед за Эйданом Дарси, Бренна закрыла дверь.
   – Ты уверена? Она была такая бледная.
   – Поверь мне, все нормально. И, сколько бы она ни спорила, Эйдан не позволит ей встать до вечера.
   – Мало того, что беременные раздуваются, как коровы, так еще каждое утро обнимай унитаз и падай в обморок без предупреждения. – Дарси покачала головой. – А вы… – Она ткнула пальцем в Шона, вернувшегося со стаканом воды… – Все вы получаете удовольствие, потом девять месяцев прохаживаетесь с важным видом, и, заполучив младенца, курите вонючие сигары.
   – Это только доказывает, что бог – мужчина, – улыбнулся Шон.
   Дарси недовольно фыркнула:
   – Я заварю Джуд чай и сделаю тосты.
   Она удалилась, а Шон продолжал смотреть на закрытую дверь спальни. Бренна взяла его за руку и потянула к лестнице.
   – Пусть побудут вдвоем.
   – Разве я не должен отнести ей воду?
   – Выпей сам. – Пожалев его, Бренна коснулась рукой его щеки. – Ты белый, как мел.
   – Она укоротила мою жизнь лет на десять.
   – Я вижу. Но ты молодец, успел подхватить ее, ты все сделал правильно. – Бренна вошла в будущую детскую и, найдя рулетку, приступила к необходимым измерениям. – В ее организме столько всего происходит, а она мало отдыхает. Ее жизнь слишком быстро и слишком круто изменилась.
   – По-моему, женщины быстро привыкают к переменам.
   – Возможно. Ты, наверное, помнишь, как твоя мама носила Дарси?
   – Немного. – Шон отпил воду из стакана. Он видел, что Бренна спокойна, и немного успокоился сам. Он следил за ней взглядом и заметил, как легко она движется по комнате в грубых старых ботинках, что-то измеряя, записывая цифры в блокнот, делая пометки на стене.
   Рыжие кудряшки выбились из-под ее кепки, что придало лицу Бренны задорный вид.
   – Что ты помнишь лучше всего?
   – А? – Шон очнулся и неохотно перевел взгляд с ее огненных прядей на лицо.
   – О том времени, когда твоя мама была беременна Дарси. Что ты помнишь лучше всего?
   – Я клал голову на ее живот и чувствовал, как Дарси лягается, будто хочет выскочить поскорее и задать всем жару.
   – Хорошее воспоминание. – Бренна убрала в ящик рулетку и блокнот. – Прости, что набросилась на тебя. У меня было плохое настроение.
   – Что-то частенько у тебя бывает плохое настроение. – Шон улыбнулся и дернул козырек ее кепки. – Но я привык к твоим укусам и стараюсь не обращать внимания.
   Он-то привык, а ей безумно хотелось по-настоящему укусить его, попробовать на вкус. И если бы она это сделала, Шон сам упал бы в обморок.
   – Я займусь детской в понедельник или вторник, так что можешь не спешить… только… – Бренна похлопала его по груди. – Я не шутила, когда говорила о коттедже. Попробуй забить хоть один гвоздь, и я…
   Шон рассмеялся.
   – Если мне захочется схватить молоток, – он вдруг наклонился, по-дружески чмокнул ее в щеку, и все мысли вылетели из ее головы, – я вызову О’Тул, даже не сомневайся.
   – Да. Не забудь. – Злясь на себя, Бренна шагнула к двери и столкнулась с взъерошенным Эйданом.
   – Она хорошо себя чувствует, говорит, что хорошо. Я звонил врачу, и он сказал, что причин для беспокойства нет. Просто ей нужно немного полежать и держать ноги повыше.
   – Дарси готовит ей чай.
   – Отлично. Джуд собиралась отнести цветы на могилу Старой Мод и вот теперь переживает. Я бы сам сбегал, но…
   – Оставайся с Джуд, я отнесу, – предложил Шон. – Я успею смотаться туда и вернуться к вечерней смене.
   – Я был бы тебе благодарен… я тебе благодарен. – Лицо Эйдана прояснилось. – Она рассказала, как ты подхватил ее и отнес в постель, и запретил вставать.
   – Только попроси ее больше не падать в обморок при мне. Мое сердце не выдержит.
   Шон отнес Мод цветы – лиловые и желтые фиалки, уже собранные Джуд. Он нечасто бывал на старом кладбище. Никто из его близких не был здесь похоронен, но почему бы пока не подменить Джуд? Ему это совсем не трудно.
   Когда-то умерших хоронили у источника Святого Деклана, там, где паломники, пришедшие поклониться древнему ирландскому святому, смывали пыль долгих дорог. Три каменных креста стояли рядом, словно охраняя священное место и утешая тех, кто забирался так высоко, чтобы почтить усопших.
   Даже зимой вид отсюда открывался потрясающий – серый залив словно затаился под клубящимися тучами, ритмично пульсировало протянувшееся до самого горизонта Кельтское море. Влажный, холодный воздух был пронизан музыкой воды и ветра, и пением птиц, не устрашенных зимней непогодой. Сквозь тучи едва струился белесый свет. Между камнями упрямо пробивалась трава.
   Зиме никогда не удавалось воцариться здесь надолго. Не успеешь оглянуться, и свежие зеленые ростки возвестят приход весны. Вечный, священный, умиротворяющий круговорот.
   Шон присел на землю рядом с могилой Мод Фицджералд, положил цветы у камня под высеченным словом «Провидица».
   Девичья фамилия его матери была Фицджералд, так что Старая Мод ему с некоторой натяжкой родня. Он хорошо помнил Мод. Маленькая, худенькая женщина с седыми волосами и туманно-зелеными, проницательными глазами. Он помнил, как иногда она смотрела на него внимательно и спокойно. В эти минуты он не чувствовал неловкости, разве что смутное беспокойство, и все равно его тянуло к ней. Часто в детстве он сидел у ее ног, когда она приходила в паб, и с удовольствием слушал ее истории, а позже, через много лет, из некоторых ее историй родились его песни.
   – Джуд посылает вам цветы. Она сейчас отдыхает. Видите ли, она ждет ребенка, и у нее часто кружится голова. Но такое бывает, сейчас не о чем тревожиться. Ей пока надо полежать, вот я и сказал, что отнесу вам ее цветы. Надеюсь, вы не возражаете.
   Шон скользнул взглядом по надгробьям, крестам, древнему источнику.
   – Теперь в вашем коттедже живу я, а Эйдан и Джуд переехали в большой дом, как заведено у Галлахеров. Я уверен, вы это знаете. В любом случае, когда родится ребенок, им было бы тесно в коттедже. Бабушка Джуд – ваша кузина Агнес Мюррей – подарила коттедж Джуд на свадьбу.
   Шон уселся поудобнее, машинально застучал пальцами по колену в ритме моря.
   – Мне нравится жить там в тишине. Но странно, что я не видел Красавицу Гвен. Представляете, она показалась Бренне О’Тул! Вы наверняка помните Бренну, самую старшую из девочек О’Тул. Они живут недалеко от вашего коттеджа. Она рыжая… ну, О’Тулы почти все рыжие, только у Бренны волосы как языки пламени. Со стороны кажется, что можно обжечься, но они просто теплые и шелковистые.
   Шон изумленно умолк, нахмурился, откашлялся.
   – В общем, я живу там почти пять месяцев, и Гвен мне ни разу не показалась, я только иногда ее чувствую. А Бренна пришла починить плиту, и Гвен не только вышла к ней, но и заговорила.
   – Женщины – странные создания.
   Шон вздрогнул, ему показалось, что он здесь один, и, вскинув голову, он увидел мужчину с длинными темными волосами, синими глазами и насмешливой улыбкой.
   – Я сам часто так думал, – спокойно произнес Шон, хотя его сердце, ухнув, бешено забилось.
   – Но, похоже, мы не можем без них обойтись, не так ли? – Мужчина поднялся с похожего на трон валуна, возвышавшегося у трех крестов, приблизился, бесшумно ступая мягкими сапогами по траве и камням, и опустился на землю по другую сторону могилы.
   Внезапный порыв ветра взметнул его волосы, зашевелил короткую алую накидку, наброшенную на плечи.
   Зимняя серость рассеялась, яркий свет хлынул на камни, траву и цветы, размытые контуры стали более резкими. В песню моря и ветра вплелись далекие звуки труб и флейт.
   – Если и можем, то недолго, – ответил Шон, глядя незнакомцу в глаза и надеясь, что его сердце наконец успокоится.
   Мужчина сложил руки на коленях. На пальце сверкнуло серебряное кольцо с драгоценным синим камнем.
   – Ты знаешь, кто я, не так ли, Шон Галлахер?
   – Я видел картинки, которые Джуд нарисовала для своей книги. Она хорошо рисует.
   – И теперь она счастлива, не так ли? Замужем и ждет ребенка?
   – Да, вы правы, принц Кэррик.
   Властный взгляд Кэррика не оставлял сомнений в его могуществе.
   – Ты не боишься разговаривать с принцем эльфов, Галлахер?
   – Ну, я бы не хотел, чтобы меня уволокли в эльфийский дворец на следующие сто лет. Мне и здесь дел хватит.
   Кэррик откинул назад голову и расхохотался. Громко, заливисто, заразительно.
   – Я уверен, придворные дамы высоко оценили бы твою внешность и твой музыкальный дар. Однако ты мне нужен здесь, в твоем мире. Здесь ты и останешься, так что не беспокойся. – Посерьезнев, Кэррик наклонился к Шону: – Ты упомянул, что Гвен разговаривала с Бренной О’Тул. Что Гвен ей сказала?
   – Разве вы не знаете?
   Казалось, что Кэррик не шевельнулся, но он уже стоял на ногах.
   – Мне запрещено входить в коттедж или пересекать границы его сада, хотя мой дом находится под ним. Что она сказала?
   Вопрос был больше похож на просьбу, чем на приказ, и Шон невольно посочувствовал эльфу.
   – «Его сердце в его песне». Вот, что она сказала Бренне.
   – Я никогда не дарил ей музыку, – тихо произнес Кэррик. Он поднял руку, чуть шевельнул пальцами, и мелькнула молния.
   – Бриллианты, рожденные солнцем. Их я дарил ей. Их я высыпал к ее ногам, когда просил уйти со мной. Но она отвернулась от них и от меня. От своего сердца. Ты можешь представить, Галлахер, как больно, когда от тебя отворачивается единственная, кого ты любишь, единственная, кого ты будешь любить вечно?
   – Нет. Я никогда никого так не любил.
   – Мне жаль тебя, ибо, если ты не любил так сильно, то и не жил. – Кэррик поднял другую руку, и воцарилась тьма, пронизанная серебряными лучами и искрами. Над землей заклубился туман. – Даже когда по настоянию отца она вышла замуж за другого, я собрал слезы луны и высыпал их жемчужинами к ее ногам. И все равно она отказалась от меня.
   – И сокровища солнца, и слезы луны превратились в цветы, – продолжил Шон. – И она ухаживала за ними год за годом.
   – Что мне время? – нетерпеливо воскликнул Кэррик. – Что мне год? Что мне столетие?
   – Когда ждешь любимую, год кажется веком.
   Кэррик прикрыл глаза.
   – Ты пишешь красивую музыку и красивые слова. И ты прав.
   Он снова пошевелил пальцами, и вернулся солнечный свет, хотя и по-зимнему бледный.
   – И все же я ждал, долго ждал, чтобы прийти к ней в последний раз. Из синих глубин я вырвал сердце океана, бросил сапфиры к ее ногам. Все, что имел, я бросил к ногам моей Гвен. Но она сказала, что слишком стара, что слишком поздно. И заплакала. Впервые я увидел ее слезы. И еще она сказала, что если бы вместо драгоценностей и обещаний вечности и богатства я подарил ей слова, которые жили в моем сердце, ради любви она, может, и отказалась бы исполнить свой земной долг и ушла бы из своего мира за мной. Я ей не поверил.
   – Вы разгневались. – Шон слышал эту историю столько раз, что и не сосчитать. В детстве она ему даже снилась. Ему снился принц эльфов, летящий к солнцу, луне и морю на белом крылатом коне. – Вы любили Гвен и не знали, как выразить свою любовь словами.
   – Какой мужчина мог бы сделать больше? – спросил Кэррик, и Шон улыбнулся.
   – Не знаю. Но наложить заклятие, разлучившее вас на века, – не самое мудрое решение.
   Кэррик рассерженно тряхнул головой.
   – Она уязвила мою гордость, я разозлился. Трижды я просил ее, и трижды она мне отказала. Теперь мы ждем, когда любовь трижды встретится с любовью и трижды примет ее. С достоинствами и недостатками, с горестями и радостями. – Кэррик вдруг улыбнулся. – Ты дружишь со словами, Галлахер. Мне не понравится, если ты будешь так же медлить, как твой брат.
   – Мой брат?
   Глаза Кэррика запылали синим огнем.
   – Трижды любовь встретит любовь. И одна любовь уже принята.
   Шон вскочил, сжав кулаки.
   – Ты говоришь об Эйдане и Джуд? Ублюдок, ты утверждаешь, что наложил на них заклятие?
   Глаза Кэррика вспыхнули, прогремел гром.
   – Какой же ты глупец! Любовные заговоры – женские выдумки. Невозможно заколдовать сердце, ибо оно сильнее любого заклятья. Вожделение можно наслать взмахом ресниц, желание – улыбкой. Но над любовью ничто не властно. То, что нашел твой брат с Джуд Фрэнсис, так же реально, как солнце, луна и море. Даю тебе слово.
   – Тогда прошу у вас прощения, – проговорил Шон.
   – Я не держу зла на брата, заступившегося за брата. А если бы я и вправду разозлился, – добавил Кэррик с усмешкой, – ты бы уже кричал по-ослиному. Даю тебе слово.
   – Ценю ваше великодушие… – Шона осенила неожиданная догадка. – Вы что же, думаете, что я стану второй ступенью в разрушении вашего заклятья? Если так, вы не там ищете.
   – Я хорошо знаю, где искать, юный Галлахер. И ты скоро узнаешь. Узнаешь, поверь мне. – Кэррик учтиво поклонился и словно растворился в воздухе. И в то же мгновение разверзлись небеса.
   – Отлично. Оставил за собой последнее слово!
   Шон стоял под проливным дождем, рассерженный и озадаченный. И бесповоротно опоздавший на работу.

4

   Шон не любил спешку. Он предпочитал размышлять, взвешивать все «за» и «против», а потому решил никому пока не рассказывать о встрече с Кэрриком у могилы Старой Мод.
   Однако его не покидала смутная тревога. Нет, не из-за встречи с эльфийским принцем, ведь вера в магию была в его крови и в его сердце. Его беспокоила сама беседа, особенно ее неожиданное завершение.
   Будь он проклят, если выберет женщину или будет выбран женщиной и влюбится только потому, что так желает Кэррик.
   Он вообще не из тех, кто женится, обзаводится семейством. Разумеется, ему нравятся женщины. Их так много вокруг, и все такие ароматные, соблазнительные.
   Несмотря на то, что Шон по большей части сочинял любовные песни, в жизни он предпочитал избегать серьезных чувств.
   Любовь, мощным кулаком сжимающая сердце, – слишком серьезная ответственность, лишь омрачающая жизнь. Музыка, паб, друзья, родные, а теперь еще и маленький коттедж на волшебном холме – чего еще желать?
   Ну, может, чтобы привидение, обитающее в коттедже, проявило внимание к нему.
   Шон то и дело возвращался мыслями к странной встрече и продолжал заниматься своими делами – жарил рыбу, строгал картошку, готовил картофельную запеканку с мясом. За дверью кухни разгоралось обычное для субботнего вечера веселье. Музыканты из Голуэя, приглашенные Эйданом, наигрывали балладу, и тенор очень трогательно пел о любви.
   Дарси, помотавшись с Джуд по дублинским магазинам, была совершенно счастлива и без конца улыбалась. Она влетала на кухню, нараспев передавала заказы, беззаботной бабочкой упархивала к посетителям и возвращалась ровно в тот момент, когда у него все было готово. И ни одной придирки, ни одной ссоры за целый день. Пожалуй, они поставили личный рекорд.
   Когда дверь кухни в очередной раз распахнулась, Шон как раз выкладывал на тарелку большой кусок золотистой рыбины.
   – Держи последний заказ, дорогуша. Запеканка будет готова через пять минут.
   – Я попробую с удовольствием.
   Шон оглянулся через плечо и расплылся в улыбке.
   – Мэри Кейт! А я думал, Дарси. Как поживаешь, солнышко?
   – Прекрасно. – Мэри Кейт не стала придерживать дверь, и та захлопнулась за ее спиной. – А ты?
   – Точно так же. – Не сводя глаз с Мэри Кейт, Шон разложил по тарелкам жареную картошку.
   За годы учебы в университете младшая сестра Бренны расцвела необыкновенно. Ей сейчас лет двадцать, подумал Шон, и хорошенькая, как картинка. Чуть выше Бренны и покруглее в груди и бедрах. Фигурка выгодно подчеркнута темно-зеленым нарядным платьем. Пышные волосы до подбородка, более светлые и золотистые, чем у Бренны. Глаза серовато-зеленые и очень умело подкрашенные.