Джанни Родари
 
Какие бывают ошибки

Между нами, взрослыми, говоря

   Много лет приходилось мне исправлять орфографические ошибки. Сначала свои собственные – когда учился в школе, затем – чужие – когда стал учителем. И только потом я принялся придумывать свои фантазии и сказки. Некоторые из них даже включены – и это большая честь! – в учебники. Это значит, между прочим, что сама по себе мысль – поиграть с ошибками – не так уж и плоха. В самом деле, не лучше ли, чтобы ребята учились не плача, а смеясь? Ведь если собрать все слезы, что пролиты на всех пяти континентах из-за ошибок, получится такой водопад, что впору строить гидростанцию. Только я считаю, энергия эта была бы слишком дорога.
   Ошибки необходимы и полезны, как хлеб. А иногда даже красивы, как, например, Пизанская башня.
   В этой книге много ошибок. Некоторые видны невооруженным глазом, другие скрыты, как в загадках, Не все они, однако, допущены детьми, и это вполне понятно. Между нами, взрослыми, говоря, мир был бы непередаваемо прекрасен, если б ошибались в нем только дети! Вот почему эту книгу для ребят я посвящаю папам и мамам и, разумеется, школьным учителям – словом, всем, на ком лежит огромная ответственность исправлять – не ошибаясь! – самые маленькие и невинные ошибки, какие только случаются на нашей планете.
   Джанни Родари
   1964

Быть и иметь

   Учитель Грамматикус ехал как-то в поезде и слушал разговор своих соседей по купе. Это были рабочие с юга Италии, которые ездили за границу. Они долго работали там, а теперь возвращались на время домой навестить своих близких.
   – Я имел поездку в Италию пять лет назад, – сказал один из них.
   – А я имел поездку в Бельгию, работал там на угольной шахте, и это было очень трудно.
   Учитель Грамматикус слушал их некоторое время и молчал. Но если б вы присмотрелись к нему, то заметили бы, как он сердится и как похож на чайник с водой, которая вот-вот закипит. Наконец вода закипела, крышка подскочила, и учитель Грамматикус воскликнул, строго глядя на своих попутчиков:
   – «Имел поездку! Имел поездку!…» Вот опять привычка южан употреблять глагол «иметь» вместо глагола «быть»! Разве вас не учили в школе, что надо говорить «я был в Италии», а не «я имел поездку в Италию»?
   Рабочие притихли, исполненные уважения к этому почтенному седовласому синьору в черной шляпе.
   – Глагол «иметь» нельзя употреблять в таком сочетании, – продолжал учитель Грамматикус, – это грубая ошибка! Это неправильное выражение!
   Рабочие вздохнули. Потом один из них прокашлялся, как бы набираясь храбрости, и сказал:
   – Очень возможно, синьор, что вы и правы. Вы, должно быть, много учились. А я окончил только начальную школу, но и тогда мне больше приходилось пасти овец, чем сидеть над учебником. Очень возможно, что это неправильное выражение.
   – Конечно, неправильное!
   – Вот-вот! И это, наверное, очень важно, не спорю. Но мне кажется, что это еще и очень грустное выражение, очень! Ведь нам приходится искать работу в чужой стране… Приходится оставлять надолго свои семьи, детей.
   Учитель Грамматикус растерялся:
   – Конечно… В общем… Словом… Однако, как бы там ни было, все-таки надо говорить «я был», а не «имел поездку». Так говорят только немцы. А мы должны употреблять другой глагол: я был, мы были, он был…
   – Эх, – сказал рабочий, вежливо улыбаясь, – я был! Мы были!… Знаете, где бы мы больше всего хотели быть? У себя на родине! Хоть мы и имели поездку во Францию и ФРГ, больше всего мы хотели бы быть здесь, в Италии, никуда не уезжать отсюда, иметь тут работу, хороший дом и спокойно жить в нем.
   И он посмотрел на учителя Грамматикуса ясными и добрыми глазами. Учителю Грамматикусу очень захотелось ударить себя кулаками по голове. И он пробормотал про себя: «Глупец! Глупец ты, больше ничего! Ищешь ошибки… Неправильное выражение!… Ошибка-то, и куда более серьезная, совсем в другом!»

Падающая башня

   Однажды учитель Грамматикус приехал в Пизу, поднялся на знаменитую падающую башню, подождал, пока перестанет кружиться голова, и закричал:
   – Граждане! Пизанцы! Друзья мои!
   Пизанцы посмотрели наверх и засмеялись:
   – Ого, наша башня заговорила, выступает с речью!
   Потом они увидели учителя, который между тем продолжал:
   – Знаете ли вы, почему ваша башня падает? Я скажу вам, в чем дело. Не слушайте тех, кто говорит, будто оседает фундамент или еще что-нибудь в том же духе. Все дело в том, что в фундамент действительно заложена ошибка, только совсем иного рода. Архитекторы, что строили башню, не сильны были в орфографии. Поэтому они и построили башню, которая имела не равновесие, а РАВНАВЕСИЕ. Вы меня поняли? Даже палочка не может удержаться в РАВНАВЕСИИ, не то что башня. Вот, следовательно, и решение проблемы. Надо влить в фундамент хорошую порцию буквы «о», и башня сразу же приобретет равновесие, выпрямится.
   – Не бывать этому никогда! – дружно возразили пизанцы. – Прямых башен на свете сколько угодно, куда ни глянь. А падающая есть только у нас, в Пизе. Так зачем же мы станем выпрямлять ее? Возьмите этого сумасшедшего! Отведите его на вокзал и посадите в первый же поезд, который отправляется подальше.
   Два стражника подхватили учителя Грамматикуса под руки, отвели на вокзал и посадили в первый же поезд, который направлялся в Гроссето, останавливался на всех полустанках и тратил полдня, чтобы одолеть сто километров. Так что у учителя было время поразмыслить о человеческой неблагодарности. Он чувствовал себя обиженным, как Дон Кихот после битвы с ветряными мельницами. Но не пал духом. В Гроссето он изучил расписание поездов и тайком вернулся в Пизу, решив назло пизанцам все-таки сделать башне инъекцию «о». Случайно в тот вечер светила луна. (Вообще-то не случайно, конечно, а по своему лунному расписанию.) При свете луны башня была так красива, так легко склонялась к земле, что учитель пришел в восторг и залюбовался ею. А затем подумал: «Ах, как же прекрасны бывают иногда ошибки!»

Италия с маленькой буквы

   Однажды вечером учитель Грамматикус проверял тетради своих учеников. Служанка сидела рядом и усердно точила ему один за другим красные карандаши, потому что учитель расходовал их невероятное множество.
   Вдруг учитель Грамматикус в ужасе вскочил из-за стола и схватился за голову.
   – Ах, Боллатти! Боллатти! – вскричал он.
   – Что еще натворил этот ученик Боллатти? – спросила служанка. Она уже давно знала всех учеников по именам, знала, кто какие любит делать ошибки, и помнила, что у Боллатти они всегда просто ужасные.
   – Он написал «Италия» с маленькой буквы! Ах! На этот раз я отдам его под суд! Я все могу простить, но только не такое неуважение к своей стране!
   – Ну уж! – вздохнула служанка.
   – Что ты хотела сказать этим своим «Ну уж!»?
   – Синьор учитель, что может сказать скромная служанка вроде меня? Карандаши вам точить умею – и то слава богу.
   – Но ты вздохнула!
   – Ну а как же тут не вздохнуть? Ведь если разобраться по существу…
   – Ну вот! – вскричал учитель. – Теперь я должен сидеть и любоваться этой строчной буквой, как будто от этого она превратится в прописную! Дай мне вон тот карандаш, и я немедленно поставлю тут единицу, историческую единицу!
   – Я только хотела сказать, – спокойно продолжала служанка, – что, может быть, Боллатти хотел лишь намекнуть…
   – Послушаем, послушаем! Теперь мы уже на что-то намекаем! Скоро докатимся до анонимных писем…
   Тут служанка, у которой была своя гордость, встала, стряхнула мусор с передника и сказала:
   – Вам нет нужды знать мое мнение. До свидания.
   – Нет, подожди! И говори. Я весь внимание. Говори же, выскажи прямо свою мысль!
   – В общем, вы не обижайтесь. А разве и в самом деле нет Италии с маленькой буквы – всеми забытой? Разве мало таких сел, где нет врача, нет телефона… Разве нет таких дорог, по которым могут пройти только мулы… И разве нет в нашей стране таких бедных семей, где дети, куры и поросята спят все вместе прямо на земле?…
   – Да о чем ты говоришь?!
   – Дайте мне закончить. Я говорю, что действительно есть Италия с маленькой буквы – страна стариков, о которых никто не заботится, детей, которые хотели бы учиться, но не могут, сел, где остались только женщины, потому что мужчины все уехали в другие города и страны на заработки…
   На этот раз учитель слушал ее не перебивая.
   – Так что, может быть, ученик Боллатти думал обо всем этом и потому не смог написать название родины с большой буквы…
   – Но в этом-то и состоит его ошибка! – рассердился учитель. – Действительно есть, есть еще Италия с маленькой буквы, но я считаю, что ее давно пора писать с большой.
   Служанка улыбнулась:
   – Ну так и сделайте – исправьте на большую букву! Но не ставьте единицу. Ведь у ученика Боллатти были самые добрые намерения, и за это его обязательно надо похвалить.
   – Неизвестно еще, были ли у него эти самые добрые намерения…
   Служанка снова села рядом и улыбнулась. Она была уверена, что спасла хорошего мальчика от плохой отметки и – кто знает? – возможно, еще и от крепкого отцовского подзатыльника.
   И она опять принялась спокойно точить красные карандаши.

Самый большой молодец на свете

   Я знаю историю про одного человека, который был самым большим молодцом на свете, но не уверен, понравится ли она вам. Так рассказать или нет? Расскажу!
   Звали его Примо. По-итальянски это значит – первый. Наверное, поэтому он еще в детстве решил:
   – Буду первым не только по имени, но и на деле. Всегда и во всем буду первым!
   А вышло наоборот – он всегда и везде был последним.
   Последним, кто пугался, последним, кто убегал, последним, кто лгал, последним, кто шалил…
   Его сверстники всегда были в чем-нибудь первыми. Один был первым вором в городе, другой – первым хулиганом в квартале, третий – первым дураком во всей округе… А он же, наоборот, был последним, кто говорил глупости, и когда наступал его черед говорить их, то просто молчал.
   Это был самый большой молодец на свете, но он был последним, кто узнал об этом. Настолько последним, что так никогда и не узнал этого.

Поменялись головами

   Марко и Мирко, эти ужасные близнецы, нисколько не уважали грамматику и терпеть не могли делать упражнения. Несчастные, они и не подозревали, к каким страшным последствиям это может привести…
   Вчера, например, у них было задание поставить рядом с именами существительными подходящие глаголы.
   И вот что они написали:
   «Кошка воет! Овцы лают! Волк пищит! Мышка мяукает! Лев блеет…»
   И тут вдруг в окне возник лев и спрыгнул прямо в комнату. Он был очень обижен. Если хотите, можно даже сказать – рассержен.
   – Ах вот как! Я, значит, блею? Бе-е-е, бе-е? Ну так я вам сейчас покажу!…
   Левой лапой он схватил голову Марко, правой – голову Мирко и стал бить их друг о друга. При этом головы ужасных близнецов остались, конечно, целы, но… поменялись местами! Голова Марко оказалась на шее Мирко. Голова Мирко – на шее Марко.
   И маме, когда та вернулась домой, пришлось немало потрудиться и истратить уйму клея, чтобы вернуть головы на место. А клей сейчас такой дорогой…

Печальный Энрико

   Энрико, печальный Энрико, – самый несчастный человек на свете. Спросите у него самого:
   – Энрико, печальный Энрико, правда ли, что ты самый несчастный человек на свете?
   И он ответит:
   – Да, синьор, это верно.
   Ну вот, слышали?
   А теперь я расскажу его историю.
   Печальный Энрико был несчастен с самого рождения. Сравните его с Гарибальди, Наполеоном, Джузеппе Верди и вы поймете почему. В книгах всюду написано, что «Гарибальди родился…», «Наполеон родился…» и «Джузеппе Верди родился…» А он же…
   – Энрико, печальный Энрико, когда и где ты родился?
   – Синьор, я РАДИЛСЯ…
   Стоп! Вот причина всех его бед. Он РАДИЛСЯ, понимаете? РАДИЛСЯ. Само появление его на свет уже было связано с ошибкой. А потом и вся его жизнь стала ошибкой. Так печальный Энрико стал ошибочным человеком.
   – Энрико, печальный Энрико, не расскажешь ли ты нам о каком-нибудь из твоих приключений?
   – Отчего же, расскажу. Помнится, я пошел в школу, когда на дворе был уже АКТЯБРЬ…
   – Ты, наверное, хочешь сказать – октябрь? [1]
   – Нет, синьор. Я хочу сказать так, как сказал. Тем более что после экзамена меня сразу отправили домой. «Тебе, – говорят, – надо бы прийти не в октябре, а в АКТЯБРЕ». И я пошел домой, но месяц АКТЯБРЬ с тех пор так и не наступил, его не было ни в том году, ни в следующие годы. Я все еще жду его.
   В детстве печальный Энрико был не очень красивым ребенком. Даже некрасивее, чем сейчас. Шея у него была тонкая, уши без мочек и походка какая-то неуклюжая. Хороший врач, назначив правильное лечение, мог бы помочь ему исправить эти недостатки. Однако его привели к ошибочному ДОКТАРУ, который и мышку не мог вылечить от страха перед кошкой. Так Энрико и остался не очень красивым. Не такая уж это беда – не всем же быть красавцами! Гораздо важнее иметь доброе сердце. У печального Энрико СЕРЦЕ было больше нормального, и от этого он становился еще печальнее.
   Пришел как-то печальный Энрико к портному, чтобы заказать костюм. Но ему всегда и во всем не везло, поэтому он попал к портному, который совсем не умел пришивать ПУГАВИЦЫ – они просто не держались на одежде. Пиджак всегда был расстегнут. Брюки сползали. Прямо беда!
   – Энрико, печальный Энрико, научился ли ты какому-нибудь ремеслу?
   – О, я столько их перепробовал, синьор! Желания у меня было много. А вот удачи – никакой. Сначала я был учеником и стал неплохим МИХАНИКОМ, но стать настоящим механиком – через «е» – мне так и не удалось. Моим вторым учителем был СТАЛЯР, но и у него была, видно, какая-то ошибка. Как же, по-вашему, он мог меня как следует обучить? Некоторое время я был ТАЧИЛЬЩИКОМ, но зарабатывал очень мало, а кроме того, мне никак не удавалось как следует ТАЧИТЬ ножи. В прошлом году я был САПОШНИКОМ. Мне казалось, я так хорошо работал. Но клиенты говорили, что мои ботинки и гроша ломаного не стоят. Теперь я живу милостыней, синьор. Но люди подают мне только ошибочные деньги. Я хочу сказать – фальшивые.
   Ничего не удавалось в жизни Энрико, печальному Энрико. Однажды ему сказали:
   – Научись хотя бы водить автомобиль. Это же все умеют делать, даже самый последний дурак.
   Самый последний дурак – да, а печальный Энрико – нет.
   Он научился водить АФТАМАБИЛЬ, АВТАМАБИЛЬ и даже АВТАМОБИЛЬ, но только не настоящий автомобиль. Он путал педаль газа с педалью тормоза, заезжал на тротуар, пугая прохожих. И его чуть не объявили опасным преступником.
   – Энрико, печальный Энрико, сколько тебе лет?
   – Двести девяносто пять, синьор.
   – Сколько?!
   – Ну да. Однажды пришла за мною смерть, и у нее уже была заготовлена могильная плита с надписью: «СКАНЧАЛСЯ во цвете лет». Я же случайно заметил ошибку и указал на нее. «Надо, – говорю, – писать скончался, а не СКАНЧАЛСЯ!» Смерти стало так стыдно, что она убежала и с тех пор больше не появлялась.
   – Но в таком случае не так уж ты несчастлив, как говорят?
   – Наверное…

Спелое небо

   Ребята, мой вам совет – любите качественные прилагательные! Не ведите себя, как Марко и Мирко, эти ужасные близнецы, насмехающиеся над ними.
   Вчера, например, они должны были подобрать к нескольким существительным качественные прилагательные.
   Хихикая и разбрызгивая чернила, эти разбойники написали:
   «Зерно – голубое! Снег – зеленый! Трава – белая! Волк – сладкий! Сахар – злой! Небо – спелое…»
   И тут вдруг раздался ужасный грохот:
   «Бух! Бах! Трах-тара-рах!»
   Что случилось? Ничего особенного. Просто небо, услышав, что оно уже спелое, решило: пора упасть на землю, как это делают разные там груши или сливы.
   И упало. И дом рухнул. И поднялось облако пыли…
   Ох и много же пришлось потрудиться пожарным, чтобы вытащить из-под развалин этих ужасных близнецов, а затем еще и сшить, потому что их разорвало на кусочки, и поставить небо на место, повыше, чтобы в нем могли летать ласточки и самолеты.

Черт

   Марко и Мирко без всякого уважения относятся к глаголам, даже к самым старым, кто уже совсем сед и ходит с палочкой.
   Эти ужасные разбойники должны были вчера проспрягать, как было задано на дом, некоторые глаголы и придумать с ними несколько предложений или стихи – какие-нибудь милые детские стихи.
   Вот отрывок из их упражнения:
 
Я мороженое ем,
Ты уписываешь крем.
А кому платить по счету?
Кто глупее всех, конечно,
Тот и платит бесконечно –
Это ясно даже черту!
 
   Расшалившись, они продолжали:
 
Я еду в Милан,
Ты едешь в Милан,
Он едет в Милан,
Мы едем в Милан…
Ну а этот грубиян
Едет пусть ко всем чертям!
 
   При этих словах в ушах у одного из чертей зазвенело, и он не заставил себя долго ждать. В комнате у близнецов прогремел гром, сильно запахло серой, и вот уже черт преспокойно восседает в кресле.
   – Так кто же должен ехать ко всем чертям? – строго спрашивает он, поигрывая хвостом.
   Марко от страха чуть в обморок не упал. А Мирно, всегда готовый соврать, подбежал к окну и, указывая в сторону площади, закричал:
   – Он там, ваша милость, он туда убежал!
   К счастью, черт тут же выскочил в окно, помчался на площадь и решил во что бы то ни стало унести ко всем чертям аптекаря Панелли, который стоял в дверях своей аптеки, наслаждаясь вечерней прохладой. Синьора Панелли, однако, спасла мужа. Она показала черту рекомендацию, подписанную каким-то очень важным лицом.

Реформа грамматики

   Учитель Грамматикус решил однажды провести реформу грамматики.
   – Надо кончать, – сказал он, – со всеми этими трудностями. Зачем, например, нужно различать прилагательные по всяким там категориям? Пусть категорий будет всего две – прилагательные симпатичные и прилагательные несимпатичные. Прилагательные симпатичные: хороший, веселый, великодушный, искренний, мужественный. Прилагательные несимпатичные: жадный, лживый, бесчестный и так далее. Разве не лучше?
   Служанка, слушавшая его, ответила:
   – Намного лучше!
   – Перейдем к глаголам, – продолжал учитель Грамматикус. – Я лично считаю, что их надо делить не на три спряжения, а всего на два. Первое – это глаголы, которые надо спрягать, а второе – глаголы, которые спрягать не надо, как, например: лгать, убивать, воровать. Прав я или нет?
   – Золотые слова! – вздохнула служанка.
   И если б все думали так, как эта добрая женщина, реформу можно было бы провести в десять минут.

Великий изобретатель

   Жил как-то один молодой человек, который мечтал стать великим изобретателем. Он учился день и ночь, учился много лет и наконец сказал себе:
   – Я многому научился, стал УЧОННЫМ и теперь покажу всем, на что я способен.
   Он сразу же принялся за эксперименты, и ему удалось изобрести дырки в сыре. Но потом он узнал, что они уже были изобретены.
   И тогда он начал учиться заново. Учился с утра до вечера и с вечера до утра, учился многие месяцы и наконец сказал себе:
   – Пора кончать. Теперь я уже УЧОНЫЙ… Надо посмотреть, на что же я способен.
   И все увидели – он изобрел дырки в зонтике. И все очень смеялись.
   Но он не пал духом, а снова взялся за книги, продолжил свои эксперименты и наконец сказал себе:
   – Ну вот, теперь я уверен, что не ошибаюсь, Теперь я уже просто УЧЕННЫЙ.
   Но все-таки он опять ошибался. Он придумал окрашивать корабли акварельными красками. Это было очень дорого и меняло цвет моря.
   – И все-таки я не отступлюсь! – решил отважный изобретатель, у которого голова уже покрылась сединой.
   Он снова сел за книги и занимался так много, что действительно стал УЧЕНЫМ. И тогда он смог изобретать все, что ему хотелось. Он придумал, например, машину для поездок на Луну, поезд, которому достаточно было одного-единственного зернышка риса, чтобы промчаться тысячу километров, туфли, которые никогда не снашивались, и множество других таких же интересных вещей.
   Одного только он не смог придумать – как научиться никогда не делать ошибок. И, наверное, никто никогда не придумает этого.

Кто командует?

   Я спросил одну девочку:
   – Кто командует у тебя в доме?
   Она смотрит на меня и молчит.
   – Ну так кто же командует – папа или мама?
   Она опять смотрит на меня и молчит.
   – Что же ты молчишь? Ну кто-то ведь, наверное, командует?
   Она опять смотрит на меня растерянно и молчит.
   – Не знаешь, что значит командовать?
   Да нет, она знает.
   – Так в чем же дело?
   Она смотрит на меня и молчит. Сердиться на нее? Может, она, бедняжка, немая? А она вдруг как побежит от меня… Потом остановилась, показала мне язык и прокричала со смехом:
   – Никто не командует, потому что мы все любим друг друга!

Как лису хоронили

   Однажды куры увидели на тропинке лису: лежит себе, совсем как неживая, глаза прикрыты, и хвост не шелохнется.
   – Она умерла, умерла! – закудахтали куры. – Надо похоронить ее!
   И они тут же зазвонили в колокола, облачились в траур, и петух пошел рыть яму в поле.
   Это были очень красивые похороны, и цыплята принесли цветы. Когда же подошли к яме, лиса вдруг выскочила из гроба и съела всех кур.
   Новость быстро разнеслась по всем курятникам. О ней передавали даже по радио. Но лису это нисколько не огорчило. Она затаилась на некоторое время, а потом перебралась в другое село и снова разлеглась на тропинке, прикрыв глаза.
   Пришли куры из другого села и тоже сразу закудахтали:
   – Она умерла, умерла! Надо похоронить ее!
   Зазвонили в колокола, облачились в траур, и петух пошел рыть яму на кукурузном поле.
   Это были очень красивые похороны, и цыплята пели так, что слышно было даже во Франции.
   Когда же подошли к яме, лиса выскочила из гроба и съела весь похоронный кортеж.
   Новость быстро разнеслась по всем курятникам и заставила пролить немало слез. О ней говорили даже по телевидению, но лиса ни капельки не испугалась. Она знала, что у кур короткая память, и жила себе припеваючи, притворяясь, когда надо, мертвой. А тот, кто будет поступать, как эти куры, значит, совсем не понял эту историю.

Неверное эхо

   Не вздумайте нахваливать мне чудеса эха, не поверю! Вчера меня повели знакомиться с одним из них. Я начал с простейших арифметических вопросов:
   – Сколько будет дважды два?
   – Два! – ответило эхо, даже не подумав.
   Неплохое начало, ничего не скажешь!
   – Сколько будет трижды три?
   – Три! – радостно воскликнуло глупенькое эхо.
   В арифметике оно было явно не сильно. Я решил дать ему возможность показать себя в лучшем виде и сказал:
   – Выслушай мой вопрос и подумай как следует, прежде чем ответить. Что больше – Рим или озеро Комо?
   – Комо, – ответило эхо.
   – Ну, ладно, оставим в покое географию. Перейдем к истории. Кто основал Рим – Ромул или Цезарь?
   – Цезарь! – крикнуло эхо.
   Тут я совсем рассердился и решил задать последний вопрос:
   – Кто из нас меньше знает, я или ты?
   – Ты! – невозмутимо ответило эхо.
   Нет, не вздумайте нахваливать мне чудеса эха…

Два верблюда

   Как-то раз одногорбый верблюд сказал верблюду двугорбому:
   – Я, приятель, тебе очень сочувствую. Позволь выразить тебе мое соболезнование.
   – А в чем дело? – удивился тот. – Кажется, я не ношу траура.
   – Вижу, вижу, – продолжал одногорбый верблюд, – что ты даже не понимаешь, как несчастлив. Ведь ты такой же верблюд, как я, только с недостатком – у тебя два горба вместо одного. И это, конечно, очень, очень грустно.
   – Прости меня, – ответил двугорбый верблюд, – я не хотел тебе это говорить, не хотел обижать, но раз уж ты сам заговорил об этом, так знай же, что из нас двоих ты несчастнее. Потому что это ты с дефектом. Это у тебя вместо двух горбов, как должно быть у приличного верблюда, всего один!
   Так они спорили довольно долго и даже чуть не подрались, как вдруг увидели проходящего мимо бедуина.
   – Давай спросим у него, кто из нас прав, – предложил одногорбый верблюд.
   Бедуин терпеливо выслушал их, покачал головой и ответил:
   – Друзья мои, вы оба с недостатками. Но не в горбах дело. Их вам подарила природа. Двугорбый красив тем, что у него два горба, а одногорбый красив, потому что у него только один горб. А главный недостаток у вас у обоих в голове, раз вы до сих пор не поняли этого!

Две республики

   Были когда-то две республики: одна называлась Республика Семпрония, другая – Республика Тиция. Существовали они уже очень долго, многие века, и всегда были соседями.
   Семпронские ребята учили в школе, что Семпрония граничит на западе с Тицией, и беда, если они этого не запомнят.
   Тицийские ребята учили в школе, что Тиция граничит на востоке с Семпронией, и знали, что, если они не усвоят это, их не переведут в следующий класс.
   За много веков Семпрония и Тиция, разумеется, частенько ссорились и по меньшей мере раз десять воевали друг с другом, пуская в ход сначала пики, потом ружья, затем пушки, самолеты, танки и т.д. И нельзя сказать, чтобы семпронийцы и тицийцы ненавидели друг друга. Напротив, в мирное время семпронийцы нередко приезжали в Тицию и находили, что это очень красивая страна, а тицийцы проводили в Семпронии каникулы и чувствовали себя там прекрасно.