В сентябре я опять был вызван к ВЧ и уже заранее подготовил ответ, что могу отправить последний оставшийся во фронте 16-й танковый корпус (весьма слабый), но, к моему удивлению, Сталин ничего не потребовал, а стал интересоваться делами на нашем фронте и после краткого моего доклада о полном затишье задал вопрос: не скучно ли мне здесь в связи с такой обстановкой? Получив утвердительный ответ, он велел мне прибыть в Москву.
   В совершенном неведении о причинах вызова, захватив на всякий случай материал о состоянии войск, я на следующий же день на машине отправился в столицу.
   В Ставке меня принял генерал армии Г.К. Жуков. Он в общих чертах ознакомил с обстановкой, сложившейся в районе Сталинграда, а затем с задачей, которая на меня возлагалась. Предполагалось сосредоточить сильную группировку наших войск (не менее трех общевойсковых армий и несколько танковых корпусов) на фланге противника, прорвавшегося в междуречье Волги и Дона, с тем чтобы нанести контрудар примерно из района города Серафимович в южном и юго-восточном направлениях. Смелая и многообещающая идея! Мне поручалось возглавить эту группировку. В мое распоряжение прибыли генералы Козлов и Голубев, которые назначались командующими формировавшимися армиями. Третья армия уже находилась в районе, где должно было начаться сосредоточение.
   Получив задачу, я уже в Москве предпринял первые шаги. Уточнив, какие войска усиления нам будут приданы, согласовал вопрос о командных кадрах. Начальником штаба был назначен Малинин. Вместо Козлова я попросил поставить на армию генерала Батова. Но не успели мы как следует приступить к делу, меня срочно вызвал Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что в связи с тяжелым положением – врагу местами удалось прорваться к Волге – наша операция отменяется, а предназначавшиеся для нее войска направляются под Сталинград. Мне следует вылететь туда же и принять командование Сталинградским фронтом.
   – Остальные указания получите на месте от моего заместителя Жукова, который тоже вылетает под Сталинград.
   Вышел я от Верховного с невеселыми мыслями. Опять не удалось осуществить правильно задуманный контрудар. Единственным утешением была мысль, что меня посылают туда, где сейчас идут напряженные бои, а не возвращают на спокойный участок.
 
Восстановленная часть главы
 
   При появлении над полем боя вражеских самолетов мы попросили у фронта соответствующую поддержку истребительной авиацией. Просьбу удовлетворили, и вскоре в воздух появились одна за другой несколько малочисленных групп истребителей. Но радость оказалась преждевременной. Вражеские истребители, обеспечивавшие свои бомбардировщики наносившие удары, не позволяли нашим даже приблизиться к месту бол. Действуя группами по три – шесть машин тонкие, длинные и верткие «мессершмитты», подобно стае борзых собак, набрасывались на наших и отгоняли их. В этот день не было даже случая, чтобы советские самолеты вступали в бой. Они еще значительно уступали немецким по качеству и количеству.
   И все же, несмотря на сильные атаки и мощную поддержку с воздуха, противнику в этот день так и не удалось отбросить нас назад. В целом же задача, поставленная фронтом, ни нашей армией, ни соседней выполнена не была. Да она и не могла быть выполнена. Разве что врага мы все-таки здорово потрепали и напугали. До этого боя я еще не видел, чтобы немцы бросали столько авиации на такой небольшой участок, где действовала 16-я армия. Правда, наши части при этом не избежали потерь.
   В июне опять же на брянском направлении предприняли новое наступление. Сам командующий фронтом прибыл к нам для личного наблюдения за его ходом вместе с командующим фронтовой авиацией.
   В этом бою наша штурмовая авиация применила реактивные снаряды для удара по противнику. Это средство оказалось довольно эффективным, но, к сожалению, случалось, что удары наносились иногда и по своим. И мы их испытали на себе. Во время одного из таких казусов моя интуиция предохранила от беды. Наблюдая за боем, мы все находились вне окопов. И вот, увидя, что к нам с тыла подлетает девятка наших штурмовиков, я предложил спрыгнуть всем в окоп. И только мы успели это сделать, как увидели летящие на наши головы реактивные снаряды, выпущенные штурмовиками. Весь этот груз усыпал окоп спереди и сзади. Раздалась оглушительная серия взрывов, посыпались комья земли и грязи. Просвистели осколки, которые даже после разрывов падали сверху. К счастью для нас, этим все и обошлось. Но больше других «пострадал» командующий ВВС, которому сильно досталось от Жукова.
   Продвинуться вперед нашим войскам не удалось. Наступательные действия 16-й армии закончились. По приказу фронта она перешла к обороне.
   Наконец-то!.. Только все же слишком поздно. Немецко-фашистские войска к этому времени, пополнив части людьми, вооружением и техникой и подтянув свежие соединения с запада, сами перешли в наступление, взяв инициативу в свои руки. Красная Армия, истощенная непрерывными наступательными действиями зимой и весной 1942 года, не в состоянии была помешать им,
   В начале июля 1942 года меня вызвал к телефону ВЧ командующий Фронтом и сообщил, что Ставка намерена назначить меня командующим Брянским фронтом.
   К вечеру того же дня поступило распоряжение Ставки ВГК о назначении. Я срочно убыл в Москву. Там я узнал, что обстановка на Брянском фронте сложилась весьма серьезная.
   Сосредоточив крупные силы на южном крыле советско-германского фронта и воспользовавшись тяжелым поражением войск Юго-Западного фронта под Харьковом, немецко-фашистские войска 28 июня перешли в наступление на воронежском направлении. Нанеся удар на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, они прорвали нашу оборону и стали быстро продвигаться в направлении Воронежа и к Дону.
   Рядом частных операций противнику удалось срезать вклинения, образовавшиеся в его обороне в ходе весенних наступательных действий советских войск. Тем самым он обеспечил себе исходное положение для начавшейся летней наступательной операции. В результате крупных просчетов, допущенных Генеральным штабом и Ставкой ВГК, инициатива опять перешла полностью в руки противника.
   Уходил я из Генерального штаба с тяжелым чувством обиды и болью в сердце. Покоя не давало сознание того, что совершенно иначе развернулись бы события летом 1942 года, если бы Красная Армия воспользовалась завоеванной в Московской битве передышкой. Своевременно перейдя к стратегической обороне, она пополнила бы понесенные за 1941 год потери и создала бы к летней кампании крупные стратегические резервы.
   Ко времени моего прибытия Ставка решила нанести контрудар силами 5-й танковой армии по прорвавшимся на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов войскам противника, которые устремились к Воронежу. Но вместо того чтобы поставить эту задачу командующему Брянским фронтом, который для ее выполнения имел к тому времени возможность привлечь не только 5-ю танковую армию, но и другие силы, Ставка взяла на себя всю организацию, командировав к нам начальника Генерального штаба А.М. Василевского. На него возлагалось непосредственное руководство операцией. Здесь же находился и начальник оперативного управления Генерального штаба Н.Ф Ватутин. Вот почему мне не удалось встретиться ни с тем, ни с другим, когда я, будучи в Москве, посетил Генеральный штаб. Тогда меня крайне удивило это обстоятельство. В такой ответственный момент, когда на фронте назревают крупные события, начальнику Генерального штаба особенно нужно находиться в центре, где принимаются и планируются основные решения и мероприятия. И именно в этот момент он покидает свое место и выезжает для руководства операцией, подменяя, по сути дела, командующего фронтом.
   Плохо организованная и нерешительно проведенная операция по нанесению такого (заманчивого) контрудара успеха не имела. Противник сам перешел в наступление, и на этом направлении сейчас велись напряженные бои.
   А. М. Василевского я и здесь не застал. Он вместе с бывшим командующим Брянским фронтом генералом Голиковым убыл в Воронеж:
   Уместно заметить, что порой в поспешных мероприятиях, проводимых решениями Ставки, пытавшейся немедленно реагировать на происходившие на фронте события, отсутствовала дальновидностъ, необходимая для столь ответственного органа. Война, по сути дела, только начиналась, и это тоже необходимо было учитывать нашему Верховному Главнокомандованию и Генеральному штабу при планировании операций.
   Приведу примечательный пример. Уже после окончания войны во время неоднократных встреч со Сталиным доводилось от него слышать: «А помните, когда Генеральный штаб представлял собой комиссар штаба Боков?..» При этом он обычно смеялся. Да, к сожалению, так бывало. Вместо того чтобы управлять вооруженными силами, находясь в центре, куда стекаются все данные о событиях на театрах войны и где сосредоточены все нервы управления, представители Верховного Главнокомандующего отправлялись в войска. Там они, попадая под влияние «местных условий», отрывались от общей обстановки, способствовали принятию Ставкой ошибочных решений и своими попытками подменять командующих только мешали им.
 

Под Сталинградом

   Перелет на Ли-2 прошел благополучно. Летели все время низко, прижимаясь к земле. Этому война научила. Нужно заметить, что врагу редко удавалось сбивать самолеты на таком вот бреющем полете.
   Сразу же после посадки мы с Жуковым отправились на ожидавших нас машинах на наблюдательный пункт командующего Сталинградским фронтом. Он находился восточнее Ерзовки. Здесь шел напряженный бой. Войска левого крыла фронта вели наступление на противника, прорвавшегося к Волге у северной окраины Сталинграда на участке Рынок, Акатовка.
   Бой шел уже третий день, но выбить противника не удавалось. Вражеские позиции господствовали над местностью. Наши части находились на виду у гитлеровцев, а те не скупились на снаряды и мины. По всему фронту, насколько хватало глаз, густо вспыхивали разрывы. Среди залегшей пехоты дымились наши подбитые танки. Стоило танку подняться на гребень ската, он немедленно вспыхивал от прямых попаданий снарядов: по-видимому, немецкая артиллерия хорошо пристрелялась.
   На этом участке действовали соединения немецкого 14-го танкового корпуса – 60-я и 3-я моторизованные дивизии, обращенные фронтом на север, а также 16-я танковая и 389-я пехотная дивизии – фронтом на юг. Они отстаивали пробитый ими коридор, который одним концом упирался в Волгу. Ширина этого коридора не превышала десяти километров. Но так как он проходил по возвышенности, мы, будучи в низине, не могли его рассмотреть на всю глубину.
   В воздухе висела вражеская авиация. Она беспрерывно бомбила наши войска и еще сильнее – город. После каждого налета над Сталинградом вздымались облака дыма. Враг задался целью разрушить город до основания.
   С нашей стороны в наступлении участвовали части 1-й гвардейской и 66-й армий, пытавшиеся соединиться с 62-й армией, сражавшейся в самом городе.
   На наблюдательном пункте я познакомился с заместителем командующего фронтом В.Н. Гордовым, которого до этого не знал. Он явно нервничал, распекал по телефону командармов, причем не очень-то выбирал слова (я уже слышал, что солдаты такое руководство метко прозвали «матерным управлением»). Жуков не вытерпел.
   – Криком и бранью тут не поможешь, – сказал он Гордову, – нужно умение организовать бой.
   Объективно оценивая сложившуюся на этом участке обстановку, должен признать, что дело было не в неудачном командовании, а в недостатке сил и средств для успешного решения задачи. Сказывалась и спешка. От командующего фронтом настойчиво требовали перелома в боевых действиях, не учитывая, что на стороне противника в это время было значительное превосходство в силах. Желание снова не соответствовало возможностям войск.
   К вечеру стало ясно, что наступление и на этот раз не даст результатов. Войска несли потери, но прорвать оборону противника нигде не могли.
   Предложив Гордову продумать, как действовать дальше, Жуков пригласил меня съездить на командный пункт фронта, откуда он должен был связаться с А.М. Василевским, находившимся на Юго-Восточном фронте.
   К своему удивлению, я узнал, что управление и штаб Юго-Восточного фронта перебрались на восточный берег Волги. В той обстановке это выглядело очень странно: войска фронта ведут тяжелые бои с наседающим противником, а командование и штаб отделены от них широкой рекой.
   Я считал и считаю, что командующий должен быть там, где сражаются его войска: и управлять легче, и люди будут драться увереннее. В данном случае целесообразно было бы на восточном берегу Волги иметь вспомогательный пункт управления для связи с 62-й армией, оборонявшейся в самом городе.
   На берегу великой русской реки развертывалась невиданная в истории битва. Враг далеко продвинулся на нашу территорию. Но планы его рушились один за другим. Сопротивление советского народа и его армии возрастало с каждым днем. Население временно оккупированных районов с ненавистью относилось к захватчикам. Повсеместно в тылу немецких войск ширилось партизанское движение. Тяжелые неудачи на фронте не поколебали веру советских людей в превосходство социалистической системы над капиталистической. Народ и его Вооруженные Силы любили свою Советскую власть, самоотверженно сражались за свободу и независимость своей Родины и не жалели сил, чтобы довести войну до полной победы над врагом.
   После поражения под Москвой немецко-фашистские главари поняли, что война приняла затяжной характер.
   Хотя они по-прежнему стремились разгромить Красную Армию и тем самым закончить войну против СССР, но вести наступление одновременно на всех стратегических направлениях, как это было летом 1941 года, уже не могли. В качестве главной задачи на лето 1942 года перед немецко-фашистскими войсками ставилось уничтожение наших войск на южном участке фронта и овладение районом Кавказа и Нижней Волги. Коварный план! Осуществление его поставило бы нашу страну в крайне тяжелое положение.
   Я уже говорил, что к началу операции немецко-фашистскому командованию удалось улучшить исходное положение своих войск и сосредоточить на южном крыле советско-германского фронта крупные силы. В конце июня вражеские войска перешли в наступление, прорвали нашу оборону и устремились на юго-восток. Наши войска вынуждены были отходить под ударами превосходящих сил врага, обладавших большей подвижностью, к тому же на стороне противника было и господство в воздухе.
 
* * *
 
   Командный пункт Сталинградского фронта располагался недалеко от берега Волги. Наспех вырытые землянки не могли защитить ни от снарядов, ни от дождя: сквозь тонкое земляное перекрытие текли мутные струйки. Место крайне неудачное: открытая лощина свободно просматривалась с воздуха. В дневное время КП демаскировался движением людей, машин и повозок.
   Поздно вечером сюда приехал Гордов. Доложил Жукову, что приказал войскам перейти к обороне. Неудачу наступления он объяснил недостатком артиллерии, минометов и боеприпасов, а самое главное – плохой организацией операции. Спешка не давала возможности наладить взаимодействие, войска вводились в бой без достаточной подготовки и по частям.
   – Кто виноват в этом? – спросил Жуков.
   Гордов ответил: он докладывал, что времени на подготовку операции недостаточно, но не смог добиться переноса срока наступления.
   Судя по всему, Георгий Константинович и сам пришел к выводу, что наскоками действовать нельзя: это не даст положительного результата. Противник был достаточно силен и мог не только отразить наше наступление, но и сам еще продолжал атаковать то в одном, то в другом месте. Он шел на любые жертвы, чтобы полностью овладеть Сталинградом, и бои там почти не прекращались.
   Было совершенно ясно, что рассчитывать на успех можно лишь в том случае, если наступательная операция будет тщательно подготовлена и обеспечена необходимыми для этого средствами, конечно, в возможных в то время пределах. Гордов и высказал именно эти предложения.
   Жуков приказал мне принять командование Сталинградским фронтом (который вскоре был переименован в Донской, а Юго-Восточный – в Сталинградский). Я заявил Георгию Константиновичу, что признаю обоснованность выводов Гордова, и попросил предоставить мне возможность самому командовать войсками в духе общей задачи, поставленной Ставкой, сообразуясь со сложившейся обстановкой.
   – Короче говоря, – улыбнулся Жуков, – хотите сказать, что мне здесь делать нечего? Хорошо, я сегодня же улетаю.
   Действительно, в тот же день он отбыл в Москву.
   Вступив в командование, я начал знакомиться с войсками. В то время в состав Донского фронта входили: 63-я армия под командованием генерала В.И. Кузнецова, которая занимала участок по левому (северному) берегу Дона протяжением свыше 200 километров и удерживала небольшой плацдарм в районе Верхнего Мамона на южном берегу; 21-я армия под командованием генерала А.И. Данилова, располагавшаяся тоже по северному берегу на рубеже протяжением до 150 километров с плацдармом на южном берегу в районе Еланская, Усть-Хоперская, Серафимович; 4-я танковая под командованием генерала В.Д. Крюченкина, занимавшая участок на северном берегу и в междуречье Волга – Дон протяжением 30 километров; 24-я армия под командованием генерала И.В. Галанина, оборонявшаяся в междуречье на участке в 50 километров; 66-я армия под командованием генерала Р.Я. Малиновского, тоже занимавшая рубеж в междуречье протяжением 20 километров и упиравшаяся своим левым флангом в Волгу.
   Таким образом, две армии занимали оборону на широком фронте, растянувшись вдоль реки, а три армии продолжали вести активные действия в междуречье, нависая с севера над основной группировкой немецко-фашистских войск, прорвавшихся к Волге.
   В состав Сталинградского фронта (бывший Юго-Восточный), которым командовал генерал А.И. Еременко, вошли 62-я армия генерала В.И. Чуйкова (оборонялась в самом городе, будучи отрезанной на севере и на юге вышедшими к Волге войсками противника), 64-я армия генерала М.С. Шумилова, 57-я армия генерала Ф.И. Толбухина и 51-я армия генерала Н.И. Труфанова, оборонявшаяся на широком фронте к югу от озера Барманцак.
   Все соединения Донского фронта после длительных боев были малочисленными. Пополнений мы почти не получали: по решению Ставки они направлялись на формирование новых соединений в тылу.
   К концу сентября противник втянул в сражение все свои силы, а намеченной цели не добился. Группа войск «А» вела тяжелые бои у подножий Кавказского хребта, где и застряла, натолкнувшись на решительный отпор наших войск. К тому же ей пришлось выделить соединения 4-й танковой армии для усиления группы армий «Б», которая увязла в междуречье Волга – Дон, втянувшись здесь в тяжелые бои, навязанные ей советским командованием. Таким образом, гитлеровцам не удалось ни овладеть Кавказом, ни выйти к Волге на всем протяжении от Сталинграда до Астрахани. Гитлеровское командование, как и в 1941 году, просчиталось, недооценив сил и возможностей Советского Союза. Наступил момент, когда немецко-фашистскому командованию при здравой оценке ситуации следовало бы подумать о том, как выйти из критического положения. Оно не сделало этого. А наши Ставка и Генштаб, как и в решающий момент битвы под Москвой, правильно оценили назревшую возможность нанести сокрушительный удар по зарвавшемуся врагу.
   Как я уже говорил, войсками Донского фронта удерживались два плацдарма на южном берегу Дона. Они имели для нас большое значение. Враг не раз пытался сбросить наши части оттуда, и этот участок фронта был довольно активным. Жаркие бои проходили и на участках 24-й и 66-й армий, располагавшихся в междуречье. При малейшей попытке противника усилить нажим на защитников Сталинграда наши части переходили в наступление, с тем чтобы облегчить положение 62-й и 64-й армий, оборонявшихся в самом городе. Этим мы отвлекали на себя значительную часть сил противника и вынуждали его держать в междуречье свою основную группировку. Опасаясь удара в тыл войскам, действовавшим против Сталинградского фронта, гитлеровское командование сосредоточило в междуречье наиболее надежные немецкие соединения, в то время как южнее, на рубеже озер, стояли румынские части (6-го армейского корпуса).
   Нам с начальником штаба Малининым пришлось немедленно включиться в работу. Обстановка не позволяла сразу же вносить какие-то решительные изменения, но как только бои приняли затяжной характер, мы стали кое-что переделывать по-своему. Прежде всего нужно было упорядочить управление войсками. Оставлять КП фронта всего в восьми километрах от переднего края, причем на фланге, при протяженности фронта свыше 400 километров, было нецелесообразно. Мы перевели командный пункт в Малую Ивановку, ближе к центру. Затем я приступил к ознакомлению с войсками, начиная с правого фланга, с 63-й армии. Резко бросалась в глаза малочисленность частей. Если еще подразделения специальных войск (артиллерийские, инженерные, минометные, связи) были укомплектованы примерно наполовину, то стрелковые полки – всего на 40, а то и на 30 процентов. Так называемых штыков не хватало катастрофически.
   Несмотря на тяжелые испытания, настроение в войсках было бодрое, боевое. Командиры, политработники, партийные и комсомольские организации умело воспитывали бойцов на многочисленных примерах героизма, который в боях за Сталинград стал массовым. Душой партийно-политической работы были член Военного совета фронта генерал А.С. Желтов и начальник политуправления генерал С.Ф. Галаджев. Замечательным, всесторонне подготовленным политическим работником и хорошим товарищем оказался Галаджев. Этот человек обладал кипучей энергией и завидной жизнерадостностью, что являлось очень ценным качеством, особенно в тяжелые моменты, а нужно сказать, таких моментов в то время было больше, чем радостных. С А.С. Желтовым нам довелось работать вместе очень короткое время. Он был вскоре переведен на вновь образованный Юго-Западный фронт, но о нем у меня сохранилось самое хорошее впечатление. Работать с ним было очень легко. Это настоящий коммунист, большевик.
   В 4-й танковой армии мне пришлось вновь убедиться, какие большие потери в технике несли танковые соединения из-за того, что вводились в бой по частям, неорганизованно и без должного артиллерийского обеспечения. Сейчас в этой армии (сыгравшей, правда, известную роль в срыве замыслов противника по окружению наших 62-й и 64-й армий в большой излучине Дона) оставалось всего четыре танка. Кто-то из сопровождавших меня офицеров шутя задал вопрос: не потому ли она и называется 4-й танковой армией? Солдаты внесли поправку: свою армию они с горькой иронией называли четырехтанковой. Командующего армией генерала В.Д. Крюченкина отзывали в Москву. Его я знал еще по службе в мирное время – он был командиром 14-й кавалерийской дивизии в 5-м кавкорпусе, которым я командовал. Это был хороший, смелый рубака, особенно прославившийся в боях с басмачами.
   Вместо него был назначен генерал П.И. Батов, обладавший богатым командным опытом и высокой инициативой. Павла Ивановича я знал по совместной службе на Брянском фронте. Я верил, что он вытянет эту армию, которая в скором времени была преобразована в 65-ю общевойсковую. Войска армии занимали очень важный участок, удерживая обширный плацдарм на западном берегу Дона. Этот плацдарм нужно было во что бы то ни стало удержать. С него наши части атаковали противника каждый раз, как только он начинал штурмовать город, и этим помогали 62-й и 64-й армиям Сталинградского фронта.
   Войска 24-й армии, в командование которой вступил генерал И.В. Галанин, располагались в междуречье, примыкая своим правым флангом к Дону. Этот участок фронта был весьма активный. Армия вела наступательные действия, отвлекая на себя, как и 65-я, наиболее крепкие немецкие соединения.
   На месте я убедился, что теми силами и средствами, которыми располагал Галанин, ему трудно было рассчитывать на достижение какого-либо ощутимого успеха. Здесь противник был сильный, маневроспособный и занимал весьма выгодный рубеж, который был в свое время оборудован еще нашими частями. Соединения армии после длительных и ожесточенных боев сильно поредели. Но, несмотря на усталость войск, понесенные потери и отсутствие заметного успеха, настроение бойцов и командиров было бодрое. Сознание того, что они своими активными действиями оказывают помощь товарищам, ведущим бой непосредственно в Сталинграде, воодушевляло всех.
   Мне еще оставалось ознакомиться с войсками 66-й армии, которая располагалась, как и 24-я армия, в междуречье, упираясь своим левым флангом в Волгу и нависая над Сталинградом с севера. Выгодность этого положения обязывала армию почти непрерывно вести активные действия, стремиться ликвидировать образованный противником коридор, который отрезал войска 62-й армии Сталинградского фронта от наших частей. Теми силами и средствами, которыми располагала 66-я армия, эта задача не могла быть выполнена. Противник, прорвавшийся здесь к Волге, занимал укрепления так называемого Сталинградского обвода, построенного в свое время еще нашими войсками. У врага было достаточно сил, чтобы удержать эти позиции. Но своими активными действиями 66-я армия облегчала участь защитников города, отвлекая на себя внимание и усилия противника.