…Их было трое… Они не признавали никаких честных правил драки… Ярыгин выхватил из кармана газовый пистолет и попытался выстрелить ему прямо в лицо… Он успел выбить у него пистолет и вышвырнуть его в кусты…Все трое категорически отрицали наличие пистолета и на следствии, и на суде… А что говорил прокурор? Кем он его представил? И какими он представил этих «замечательных, одаренных молодых людей, лучших представителей молодого поколения, великого будущего возрождающейся России, патриотов своего города, студентов, спортсменов, подвергшихся нападению озверевшего от материальных неудач дегенерата, недочеловека, место которого только за решеткой…» А что говорил адвокат? То же, что и прокурор, только просил снисхождения для подзащитного, умоляя суд учитывать его крайне бедственное материальное положение, отсутствие отца, болезни матери… Он притащил какие-то справки, пытаясь доказать, что у Виталика были большие проблемы с психикой… Еще, слава Богу, что судебно-медицинская экспертиза признала его полностью вменяемым… А то бы вместо годичного заключения он мог бы надолго угодить в Склянскую психиатрическую больницу, о которой ходили весьма зловещие слухи далеко за пределами города Склянска и его окрестностей… Если попавший туда здоровый человек и выходил оттуда когда-нибудь, то полностью больным и морально сломленным человеком…Так что, лагерь оказался для него далеко не худшим местом на земле…
   .. Ладно, это в прошлом, что об этом вспоминать? Но что произошло теперь? Что это? Случайность? Подставка с самого начала? Что это за побег такой? Да, наверняка, все это устроил с какой-то жуткой целью коварный садист лейтенант Юрасик… И что же ему от него надо?
   Об этом Виталию вскоре предстояло узнать…
   … Он стоял на полусгнившем крылечке и курил. С досадой подумал о том, что кончаются сигареты… Не было у него ничего — ни сигарет, ни денег, ни жалкой справки об освобождении… Все осталось там, в местном отделении милиции… А у него нет ничего — только он сам, с избитым Юрасиком, Хорем и Зубом телом, облаченным в жалкую куртку, постоянно спадающие брюки, под которыми были рваные тренировочные штаны, в прокуренном свитерке и в кирзовых сапогах… Вот и все, что осталось от него… Кирзовые сапоги стоят на построенном покойным отцом крылечке…А звезды и луна с сожалением глядят на него с неба…
   … В это же самое время на балкон своей служебной квартиры вышел покурить лейтенант Юрасик. Он глубоко затягивался и думал о только что состоявшемся телефонном разговоре… Ему было досадно за случившееся и обидно за несправедливые упреки хозяина… «Что им не делай, все будет плохо…», — думал он. Он-то все сделал, как надо… Он устроил побег Алешкину и был абсолютно уверен, что этот лох попрется в садовый домик, который не достроил его покойный отец… К великому сожалению, было мало людей, надо было подстраховывать группу, которая поехала брать того человека, которого приютил в своем гостиничном номере частный детектив Дьяконов. Это был какой-то пожилой вор, имени которого он не знал, и именно его он собирался сделать организатором похищения Савченко, именно на него и на Алешкина он собирался натравить весь город, тем самым отвлекая внимание обывателей и правоохранительных органов от истинных похитителей. И из-за этого дефицита людей, он пошел на то, чтобы прекратить слежку за Алешкиным… Пошел на риск, будучи совершенно уверенным, что тот попадется в его сети, как бабочка прилетит на огонь, как мышь сама влезет в мышеловку… Более никудышной и нелепой фигуры, нежели этот учитель истории Юрасик доселе не видел… Какое прекрасное стечение обстоятельств — лох, отсидевший за бесчинство и вор, случайно попавший в их город…К тому же представился случай отомстить Дьяконову за свои злоключения полугодовой давности, за своего покровителя капитана Стрейкуса…Хозяин дал своим людям серьезное задание — убить детектива Дьяконова и специально отпустить вора, которому он покровительствовал. В глазах правоохранительных органов именно вор должен был стать убийцей Дьяконова и похитителем Савченко… А отпустить его следовало именно около садового домика Алешкина… А утром туда должны были явиться разгневанные обитатели города, чтобы линчевать и вора, и Алешкина… А уж как дальше стал бы действовать хозяин, Юрасик не знал…
   Но люди хозяина и подстраховывавшие их люди Юрасика упустили Дьяконова и пожилого вора. Они словно сквозь землю провалились… Так, по крайней, мере сообщили Юрасику. Зато ему было доложено, что Алешкин как миленький приперся в свой полуразрушенный домик. Беглецов же продолжали искать, но пока безуспешно…
   И почему-то раздосадованный хозяин сделал ему по телефону строгий выговор, е м у, который все это так здорово придумал, который, рискуя, обошел гостиничные номера и вычислил местопребывание человека, который должен был стать разменной картой в этой игре. О н и упустили, а выговор е м у… Обидно и досадно….Но, как говорится, и ладно… Надо действовать дальше, ему светят очень хорошие деньги…
   Юрасик был человеком вдохновения, и не обязательно похвала должна была вдохновлять его, строгая критика порой вдохновляла не меньше…
   Он бросил сигарету и вошел в комнату. Музыкальный центр источал легкую музыку, на экране телевизора бесчинствовала крутая порнуха, так же поднимавшая тонус шустрого лейтенанта.
   Юрасик набрал номер телефона мэра города Ярыгина.
   — Алло, извините, ради Бога, — откашлявшись, произнес он. — Вас беспокоит оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант Юрасик. Мне срочно нужно поговорить с Иваном Александровичем. Как, нет в городе?!!! — Юрасик прекрасно знал о том, что мэр Ярыгин еще вчера выехал в Москву и именно поэтому и звонил ночью ему домой. — Так позовите его супругу или сына? Супруги тоже нет? Отдыхает на Канарах? А сын? Позовите сына, раз он дома… Поверьте мне, если бы не срочное дело, я бы не стал в такой дом звонить в столь поздний час… Как его зовут? Александр? А вы-то кто? Охранник? Я и вас должен предупредить, товарищ охранник, что над сыном Ивана Александровича зреет опасность. Только что по недосмотру наших сотрудников из местного СИЗО удалось бежать опасному преступнику Алешкину Виталию. Мне известно, что он сидел за причинение телесных повреждений близкому другу Александра Евгению Семиглазову. Знаю, что при этом присутствовал и Александр… Сейчас Алешкин подозревается в более серьезном преступлении и находится в розыске… Поняли? Хорошо… Жду…
   Через минут пять — семь подошел и Алик Ярыгин.
   — Алло, Александр Иванович. Лейтенант Юрасик беспокоит…
   — Ну беспокойте, беспокойте, — гундосил заспанным голосом Алик. — Конкретнее, пожалуйста… Что, терракт готовится? Наш Огарков должен взлететь на воздух? Скажите когда, и я отвалю… А потом пущай взлетает, туда ему и дорога. Я давно уже мечтаю переселиться куда-нибудь позападнее, в Лозанну, например, или в Цюрих…
   — Извините меня, Иван Александрович, — елейно заговорил Юрасик. — Но по-моему, вы совершенно недооцениваете опасность, нависшую над вами. Зря вы иронизируете, вместо того, чтобы поблагодарить меня за усердие…
   — Ну, благодарю, благодарю за усердие, — нудным голосом протянул Алик и смачно зевнул. — Говорите, наконец, что к чему… Не тяните резину…
   — Я в курсе того, что произошло в ресторане…Более того, я знаю того, кто напал на вас… — Он не давал Алику раскрыть и рта, стремясь ошарашить трусливого и подлого недоросля своей сногсшибательной информацией. Только информация, и все… Остальное сделает трусость Ярыгина и его связи в городе… Если бы в городе был мэр, охота на Алешкина стала бы вполне официальной, Ярыгин любил порядок. А вот без него начнется беспредел, который закончится судом линча… Что им и нужно…
   — Более того, могу вам сообщить, что ваш прошлогодний обидчик Виталий Алешкин, не успев ступить на родную землю, ввязался в уголовную историю, поучаствовав в похищении гражданки Савченко Екатерины Ивановны с целью вымогательства денег у ее мужа, по нашим сведениям, человека с более, чем скромными доходами…
   — Это Савченко-то со скромными? — фыркнул Алик, однако насмерть перепуганный известием о происках Алешкина.
   — Дело не в этом, Александр Иванович. Человек, напавший на вас в ресторане, крупный вор и бандит. Залетный, так сказать… Гастролер… Мы хотели задержать его, но ему удалось скрыться. Не исключено, что он захватил заложника… Вы поймите меня, я разглашаю служебную тайну, но делаю это из личного расположения к вашей семье, зная, как много Иван Александрович сделал для родного города…
   — Хотите выслужиться? — нагло спросил Алик. — Ладно, зачтется вам…
   Юрасик сглотнул хамство недоросля. Все это было ему на руку…
   — Ну раз вы так, — имитировал он обиду. — Так я умываю руки, Александр Иванович…
   — Не надо, не надо мыть ваши руки, — уже гораздо почтительнее проговорил Алик. — Они вам еще пригодятся, и чем они будут грязнее, тем лучше для дела. Я даю вам слово, что вы получите повышение и в звании и в должности, как только приедет из Москвы отец… А такие дела в перчатках не делаются, — почти процитировал он самого человечного человека. — Как ваше имя отчество? Я ведь с вами не знаком. Вы тут, очевидно, недавно?
   — Меня зовут Вячеслав Васильевич. Фамилия Юрасик. Недавно пострадал от происков недоброжелателей, консервативных, так сказать, сил общества… Мои друзья помогли мне перевестись сюда, в Огарков… Из-за служебного усердия чуть было не оказался за решеткой. Я обезвредил банду кровавых бандитов в соседнем Склянске, и был привлечен к уголовной ответственности, что, не выдержав, выстрелил в главаря банды… Я очень горячий человек, Александр Иванович, и мне всю жизнь это мешало по службе. Я ярый поборник справедливости….
   — Ладно, Вячеслав Васильевич, — уже вполне дружелюбно произнес Алик. — Будем дружить. И спасибо вам за информацию… Где, вы полагаете, могут скрываться эти бандиты? Надо организовать засаду, — посоветовал недоумок. Юрасик едва не расхохотался в трубку. Как прекрасно, что есть на свете такие идиоты, как эти Семиглазов и Ярыгин с одной стороны, и Алешкин с другой… Что бы он без них делал? А между ними в их мутной водичке можно словить прекрасный улов в виде вполне реальной туго упакованной зелени…
   — Я не знаю точно, где они, — задумчиво произнес Юрасик. — Но…. — чинно откашлялся он, — нами получены сведения, что у покойного отца Алешкина был садовый домик в пяти километрах от Огаркова… Вполне возможно, что они решили укрыться именно там… Тем более, что там может быть подвал, где они и скрывают похищенную гражданку Савченко…
   — Логично, — поддакнул глупый Алик, польщенный тем, что именно ему, а не отцу-мэру опер выкладывает ценную информацию. — И мне кажется, общественность должна помочь правоохранительным органам… Именно в этом залог успеха правопорядка в нашей стране…
   «Клюнуло!» — подумал обрадованный Юрасик. — "Остальное они сделают сами… Этот амбициозный щенок из-за своей трусости и влюбленности в себя носом землю будет рыть… И от одного, и от другого он получил по морде… А в ресторане его еще и шампанским облили и икрой перемазали на глазах у халдеев… Он за это этого вора живьем сожжет… Как и его дружок…Тот, вроде бы, еще похлеще, как мне рассказывали. Еще трусливее и еще подлее… Самое главное в нашем деле пользоваться человеческими пороками, которых предостаточно… Эта парочка со своим обосранным телохранителем понаделают таких дел, какие никакой мафии и не снились…
   — Так как же насчет засады? — начальственным тоном спросил Алик, воображая себя чуть ли не начальником угрозыска. — Или, напротив, осады, если они уже там?
   — Извините, Александр Иванович, — заканючил Юрасик. — Совершенно нет людей… Дефицит кадров… Вы знаете, какая у нас зарплата… За какие деньги люди ежедневно рискуют жизнью? Но лично я готов… Я постараюсь найти людей. Я вам перезвоню попозже…
   — Перезвоните, — чинно согласился Алик. — Только мой мобильный телефон вышел из строя при… той драке, когда я… когда мы… Ну, в ресторане, когда этот бандит…
   Юрасик, которому сцену в ресторане поведал с подробностями метрдотель, едва не расхохотался в трубку и зажал себе рот рукой.
   — Я возьму телефон матери, — пришло в голову недорослю. — Она его с собой на Канары не взяла, забыла впопыхах. Запишите номер, Вячеслав Иванович… Записали… Хорошо…Будем действовать по обстоятельствам и держать друг друга в курсе…
   «Все», — прошептал Юрасик, положив трубку. — «Процесс пошел… Эх, теперь бы этих найти… Впрочем, можно обойтись и без них…Хотя… что там хозяин еще придумал? Держит в потемках, однако…»
   … Потемки рассеялись через полчаса. Раздался телефонный звонок. Звонил начальник угрозыска, начальник милиции был в командировке.
   — Слава, — гробовым голосом произнес он. — Кремнев на проводе. Только что мне звонил банкир Шубников. — На их дом совершено дерзкое нападение. Банкир избит, охранник застрелен, жена банкира похищена нападавшими и увезена в неизвестном направлении.
   «Вот тебе и хозяин…», — покачал головой Юрасик. — «На ходу подметки рвет… Впрочем, как и я», — с гордостью за свои действия подумал он. — «Как я вовремя позвонил Ярыгину… Как все прекрасно складывается… Мэра нет в городе, недавно назначенного начальника милиции нет, начальник угрозыска — по уши в дерьме… Ну, сейчас закрутится, завертится… И все же, как бы было здорово найти этого пожилого вора…Куда же они, однако, запропастились?»

7.

   — Выпустите меня!!! — надрывая горло, кричала несчастная Екатерина Савченко. — Немедленно выпустите меня отсюда!!! Я больше не могу! Здесь ужасно холодно, здесь страшно! Здесь бегают крысы!
   Никто не реагировал на ее истошные вопли и просьбы о помощи. Она находилась тут уже несколько часов. Когда ее выманили из поезда в Уршанске, ее провели с платформы, сунули ей в нос тряпку, пропитанную какой-то вонючей жидкостью, и она потеряла сознание… А очнулась уже в этом бетонированном глубоком подвале. Подвал был метра четыре в высоту и столько же в длину и ширину. Самое удивительное заключалось в том, что лестницы, ведущей наверх, вовсе не было. На потолке подвала была едва заметная дверца, а сбоку тускло постоянно горела лампочка. И все. Больше ничего — ни стульев, ни ящиков, ничего вообще. Совершенно пустой подвал… И тишина, гробовая тишина…
   Она кричала, ответом было лишь глухое эхо. Она сходила с ума, не понимая, что происходит. Кто эти люди, похитившие ее? Зачем они это сделали? Выкуп? Что ее муж Олег может заплатить за нее? Это же бред, абсурд… Олег работал в фирме самым скромным служащим, получал немногим более ста долларов в месяц, что по огарковским понятиям было очень даже неплохо. Найти работу даже на шестьсот рублей в Огаркове было весьма проблематично. Сама она работала в другой фирме бухгалтером и получала даже чуть больше мужа. У них было двое детей — сын и дочь. Жили в трехкомнатной неплохой квартире. Не было ни дачи, ни машины… Врагов тоже не было… Поэтому, все произошедшее казалось фантасмагорией, страшным ночным кошмаром…
   Она присела на пол и тут же вскочила. Пол был холодный, бетонный, сырой. Температура в подвале была не выше ноля, а скорее всего — еще ниже. На стенах выступали от сырости капли, ползали мокрицы… Из угла выскочила здоровенная крыса, пискнула, нагло пробежала по полу, выискивая, что бы ей сожрать, ничего не обнаружила и юркнула в свою дыру. От ужаса Катя чуть снова не потеряла сознание и истошным голосом закричала…Никто не откликнулся…
   Она стояла у стены, прислонившись к ней и рыдала. А через некоторое время даже задремала. Тогда бесшумно открылась дверца в потолке и какой-то сверток упал вниз. Она вздрогнула и очнулась. Бросилась к свертку, развернула его… Там был кусок заплесневелого черного хлеба, гнилая луковица, сморщенный огромный соленый огурец и селедочный хвост. К обеду прилагалась полуторалитровая бутылка из-под «Пепси-колы». Она открыла бутылку и стала жадно пить, этого ей хотелось больше всего…. Это была, разумеется, не «Пепси-кола», хотя жидкость по цвету и напоминала ее. Это была какая-то ржавая коричневого цвета вода… И тем не менее, она напилась… С ужасом взглянула на причитавшейся ей как узнице обед. Отшвырнула угощение в угол. И тут же дала о себе знать крыса. Она высунула мордочку из дыры и навострилась на пакет. Катя вздрогнула и закричала на крысу. Та недовольно зашевелила мордой и исчезла. Катя подняла пакет и стала держать его в руках, по-прежнему стоя у стены.
   Сколько она так простояла, она и сама не знала. Постепенно захотелось есть, и она вгрызлась зубами в соленый огурец. Оттуда брызнул омерзительного цвета сок. Катя закусила огурец плесневелым хлебом… Аппетит быстро успокоился, до того все это было противно, но ей просто было совершенно нечего делать. И она машинально продолжала поглощать угощение…Грызла луковицу, хлюпала размякшим огурцом, жевала хлеб, сосала селедочный хвост…В процессе поглощения пищи меньше думалось…
   Но скоро она уничтожила все, что ей было предложено на обед. Оставлять она ничего не хотела, боясь очередного появления крысы… Поела и снова стояла, прислонившись к стене…
   Она ужасно устала, гудели опухшие от долгого стояния ноги, она совершенно одеревенела от холода. Она все же присела на корточки, но и в таком положении долго находиться не могла. Делать было нечего — она села на холодный бетонный пол, обхватили голову руками и отчаянно зарыдала.
   — Помогите! Выпустите меня!!! — кричала она. — Что я вам сделала плохого?! Мы отдадим все, что у нас есть!!! Только выпустите!!!
   Ответом была гробовая тишина, нарушаемая лишь шуршанием недовольной и возбужденной запахом съестного крысы…
   Она делала резкие движения руками и ногами, чтобы отпугнуть мерзкую тварь. И пока это помогало. Крыса так или иначе опасалась ее, высовывалась из дыры и тут же снова пропадала… «Только бы не заснуть», — с ужасом думала Катя. — «Крыса может быть не одна, они могут сожрать ее в этом жутком подвале… Хорошо еще, что горит свет…»
   И тут же, словно желая опровергнуть ее мысли, свет неожиданно погас. Она оказалась в кромешной темноте, и поняла, что самое страшное еще впереди…
   То, что ужаснуло ее, понравилось другим обитателям подвала. Послышался шорох и писк, а затем топотанье по полу…
   — Помогите!!! — закричала она. — Помогите!!! Я больше не могу!!! Выпустите меня отсюда!!!
   …И через несколько минут она услышала шум сверху, скрип двери, а затем увидела узенькую полоску света…
   … Дверца наверху открылась, и Катя увидела спускающуюся оттуда веревочную лестницу.
   — Поднимайся! — раздался властный голос сверху. — Поаккуратней только…
   Как утопающий за спасательный круг Катя ухватилась пальцами за лестницу и стала карабкаться вверх. Лестница качалась, а снизу шуршали лапками недовольные крысы.
   — Поаккуратней, не упади, — равнодушно говорил голос сверху.
   Только когда Катя вылезла наверх, до нее дошло, как ей было холодно в подвале. Она была в куртке и в джинсах, в том самом, в чем вышла на перрон в городке Уршанске, когда ее поманила пальцем та проклятая толстуха с таким открытым приветливым лицом…
   …Ей подали руку, она схватилась за мощную мозолистую ладонь… Зажмурилась от яркого света…
   … Захлопнулась дверца в полу… Катя открыла глаза…Она находилась в небольшой комнате с выбеленными стенами. В комнате стоял маленький квадратный столик и два венских стула около него. Маленькое окно с решетками, замазанное белой краской…
   Напротив нее стоял высокий человек с наголо бритым черепом, какой-то совершенно безбровый, со страшным, злым и в то же время равнодушным лицом. Он был одет в полувоенный китель защитного цвета и такого же цвета широкие брюки. Круглые бесцветные глаза холодно глядели на нее.
   — Садись, — приказал он, указывая длинным пальцем на стул.
   Она покорно села и как кролик на удава глядела на бритого человека. Тот сел напротив и буравил ее глазами, не говоря ни слова.
   — Фамилия, имя, отчество? — ледяным тоном спросил человек.
   — Что? — подавилась слюной Катя.
   — Фамилия, имя, отчество, спрашиваю? От русского языка отучилась, что ли?
   — Савченко Екатерина Ивановна, — жалобно пролепетала она.
   — Год рождения? — мрачно продолжал допрашивать бритый.
   — Тысяча девятьсот шестьдесят пятый.
   — Число и месяц рождения?
   — Двадцать третьего марта.
   — Надо же, — подивился бритый. — Сегодня у тебя день рождения. Сегодня же как раз двадцать третье марта… Какое совпадение… Не знаю уж, поздравлять тебя или нет…
   Екатерина Ивановна выехала из Москвы двадцатого марта. А двадцать третьего ей должно было исполниться тридцать пять лет… Обычно этот день был самым веселым днем в году, звонки, поздравления, подарки мужа и детей… И тут…
   Она вдруг заплакала от щемящей жалости к себе.
   — Не надо, — сморщился бритый. — Вот этого как раз не надо… Не люблю… И меня этим не проймешь…Совершенно бесполезно…
   — А что же мне делать? — продолжала рыдать несчастная женщина. — Зачем вы меня здесь держите?
   — Держим мы тебя здесь за дело, без дела никто никого нигде не держит, — проворчал бритый.
   — И сколько же я тут еще пробуду?
   — От мужа твоего зависит, — произнес бритый, вытащил из кармана железную красивую коробочку, открыл ее, достал оттуда маленькую сигарку и закурил. Комнатушка наполнилась приятным сладковатым дымом. — Может быть, завтра выйдешь, а может быть, не выйдешь и вообще.
   — Как это так, вообще? — окаменела от ужаса Катя. — Вы что, убьете меня?
   — Зачем нам тебя убивать? — пожал плечами бритый. — Мы не убийцы, никого мы не убиваем и убивать не собираемся. Будешь сидеть там, где сидела, и все…
   — С и д е т ь т а м? В с ю ж и з н ь?!!! — пролепетала Катя.
   — Ну и что в этом такого? — равнодушно произнес бритый, пуская кольца дыма. — Жрать будем спускать, с голоду не помрешь… Долго-то, разумеется, не протянешь, но женщина ты вполне здоровая, глядишь, лет десять и продержишься…
   — Что вы говорите? — одними губами прошептала Катя.
   — Твоему мужу была передана записка, в которой ему было предписано передать нам энную сумму денег. Кстати, он мог бы давно это сделать, ему говорили по-хорошему… Он отказался, проигнорировал, так сказать… Вот и результат. Вообще, твой муж наглый, жадный и бесчувственный господин, должен тебе заметить. И судьбу твою ни в грош не ставит… — С этими словами бритый раздраженно бросил недокуренную сигарку на пол и стал яростно давить ее своим остроносым черным ковбойским сапожком.
   — И сколько же вы хотите с него получить за меня? — пролепетала Катя.
   — За тебя ни копейки. А вообще, он должен заплатить двести пятьдесят штук баксов… Это его должок…
   — Двести пятьдесят тысяч долларов? — не верила своим ушам Катя. — Да откуда они у него?
   — У него есть, есть, есть, — вскочил с места бритый и стал быстро ходить по комнате туда-сюда. — Не было бы, не спрашивали. Он ведь отсутствовал недавно с месяца полтора, не так ли?
   — Да, он ездил в командировку в Сибирь.
   — Он провернул там хорошую аферу с цветными металлами и заработал не менее пол-лимона баксов, если не больше… А делиться не хочет, Екатерина Ивановна… Ему бы и половины на долгие годы красивой и, главное, спокойной жизни хватило… Вот и плачевный результат… Наглый, жадный и бесчувственный человек твой муж… Двое детей, мальчик и девочка, тринадцати и десяти лет…Александр и Антонина… Как он их один будет воспитывать, без тебя? Впрочем, за такие бабки он кого хочешь себе взял бы… Если бы ему, разумеется, дали жить… Не хочет платить за тебя, заплатит за детей… Жены приходят и уходят, а дети-то свои, кровные…. — ощерился бритый.
   — Вы что, собираетесь похитить моих детей? — привстала с места Савченко.
   — Собираемся, собираемся, равнодушным голосом проворчал бритый. — Не заплатит, похитим и детей, не постесняемся… Ты меня на испуг и на жалость не бери, все это пустое, дамочка…
   — И что я должна сделать, чтобы этого не произошло?
   — Что сделать? Раздевайся, — спокойно произнес бритый.
   — Ч т о?
   — Глухая ты, что ли, все время переспрашиваешь, — проворчал бритый. — Раздевайся догола, тебе говорю… А сама не разденешься, поможем… Народ есть… Эй!!! — крикнул он, приоткрыв дверь. — Идите сюда! Хватит жрать, ненасытные… Жрут и жрут целыми днями, сволочи, — пожаловался он Кате, как своей хорошей знакомой. — Как это только все в них влезает?
   … В комнату вошли два здоровенных мужика явно кавказской национальности. Один весил не менее килограммов ста тридцати… Загорелое лицо, по которому обильно тек пот, ежик черных волос, на голове повязка… Одет он был в черную рубашку и черный кожаный жилет. В руках держал автомат… Второй был еще выше ростом, но строен и подтянут. Черные, с проседью кудри, усы, густая борода. Одет в камуфляжную военную форму, за поясом тесак, на ногах мягкие сапожки…
   — Что жрали-то? — недовольно спросил бритый.
   — Шашлык пожарили, — с акцентом ответил толстяк.
   — Из собачьего мяса, что ли? То-то Полкан перестал лаять…