— Не хотите, так и не надо. — На том конце провода раздался короткий нервный смешок. — Наслаждайтесь жизнью, Андрей, ведь она так коротка, особенно у вас. Берегите себя…
   В трубке раздались короткие гудки. Андрей закусил губу. Он прекрасно понимал, что имел в виду голос. Он подразумевал его вопрос о том, где Женька Прокофьев. Андрей был абсолютно уверен, что все происходящее и с ним, и с Женькой имеет самое прямое отношение к тому летнему вечеру десятилетней давности… И именно поэтому он не стал звонить в милицию…
   Но звонки не прекращали доставать его.
   — Андрей! — раздался в трубке какой-то странный голос Эдика Григорянца. — Андрей, такое несчастье… Я не могу… Я звоню всем друзьям, просто не в состоянии молчать…
   — Что случилось? — зловещим шепотком спросил Андрей.
   — Два часа назад Таню сбила машина. Насмерть… Прямо около нашего подъезда… Мы только сегодня вернулись из Испании… Приехали домой на московскую квартиру, потом собрались на дачу, вышли из подъезда, и…, — судорожно всхлипнул Григорянц.
   — Как сбила? — таким же монотонным голосом спросил Андрей.
   — Я же тебе говорю, мы вышли из подъезда, шли к машине. И вдруг — на огромной скорости слева несется машина непонятной марки, без номеров, вся ржавая… И несется прямо на нас… Я успел отпрыгнуть в сторону, Таня нет… Андрюха, Андрюха, такое несчастье… Я так любил её, ты же знаешь, никогда ей не изменял… У нас такая дочка, ты же знаешь… Боже мой, боже мой… Машину ту, это оказался старенький БМВ, нашли уже через двадцать минут в одном из переулков… Там никого не было. Убийца исчез… Никаких концов… Так-то вот, — всхлипнул он. Андрей никогда ещё не слышал , чтобы всегда уверенный в себе Эдик говорил таким тоном. — Что ты молчишь?!!!
   — Я не молчу, я думаю, — произнес Андрей. Он пару раз видел жену Григорянца Таню, тихую, очень воспитанную молодую женщину. Он был тогда поражен той нежностью, с которой обращался с ней обычно довольно циничный и холодный Эдик. И вот — как повернулось дело… — Андрей немного помолчал, перевел дыхание. — И вот что я тебе хочу сказать, — продолжал он. — Мы должны быть вместе с тобой. И бороться вместе…
   — С кем бороться?
   — С нашим общим врагом…
   — Ты что, знаешь, кто это?
   — Кажется, начинаю догадываться… Тут, понимаешь, за последние дни тоже кое-что произошло… Примерно неделю назад бесследно исчез Женька Прокофьев, сегодня ночью сгорели дотла мои магазины и ларьки…
   В трубке воцарилось тяжелое молчание, прерываемое глубокими вздохами.
   — Ах вот оно что…, — злобно прошептал Григорянц. — Вот оно как оборачивается… Да… Тут нужно действовать аккуратно… Предельно аккуратно… Жди от меня звонка…
   И Андрей вдруг почувствовал в его голосе прежние, уверенные нотки. И ему, несмотря на трагическое сообщение, стало немного легче на душе… По крайней мере, он был не один…

3.

   … Только теперь, к началу февраля, рана на плече Константина Савельева окончательно зажила. В который раз он благодарил Бога за то, что спас ему жизнь. И не только Бога, но и самого себя, своих учителей и наставников в армии, которые научили его метко стрелять, которые привили ему молниеносную реакцию… Ведь именно реакция в сочетании с фантастическим везением спасли ему жизнь. И покушение, которое должно было закончиться смертью, обернулось только не очень скользящим ранением в плечо.
   Работу свою он не бросил, как ни уговаривали его жена и друзья. Он не мог жить иначе, хоть ему уже шел сорок восьмой год. Он по природе своей был военным человеком, любил риск, любил приключения. Работа частного детектива увлекла его, помимо риска он стал любить разгадывать тайны, раскрывать преступления, предотвращать их. Люди любят читать детективы, это самый популярный жанр литературы во всем мире, он же не просто читал их, а являлся их деятельным участником. Как можно отказаться от такой интересной работы?
   Наташа продолжала требовать, чтобы он сменил род своей деятельности на более спокойный и безопасный, а он продолжал работать… Однако, в последнее время особо опасных дел не было. Как, впрочем, и особо интересных тоже. В общем-то, одна мелочь…
   … Так и прошла почти вся зима…
   … Пятого февраля в его конторе раздался телефонный звонок. На проводе был красивый мужской голос.
   — Здравствуйте, Константин Дмитриевич.
   — Здравствуйте.
   — Моя фамилия Григорянц. Зовут меня Эдуард Рубенович. Я бизнесмен, — отрывисто и лаконично говорил голос. — У меня к вам дело. Очень серьезное и очень конфиденциальное. Я слышал о вас, как о человеке очень порядочном…
   — Спасибо за добрые слова…
   — Когда я к вам могу подъехать?
   — Если дело срочное, разумеется, немедленно.
   — Хорошо. Я еду…
   Через полчаса Костя увидел своего потенциального клиента.
   Константин Савельев всегда пытался избавиться от присущего ему мнения, что первое впечатление от человека всегда оказывается самым верным. Пытался, но не мог. Тем более, что жизнь почти всегда доказывала правоту этого довольно расхожего мнения…
   Так вот, Эдуард Рубенович Григорянц не понравился ему с первого же взгляда. Причем, не понравился довольно активно…
   Его потенциальный клиент принадлежал к числу таких людей, у которых обычно в жизни все бывает хорошо, а скорее всего даже отлично. Внешность импозантная, без единого изъяна. На вид ему было едва за тридцать, хотя в висках слегка проглядывала ранняя седина. Волосы набриолиненные, густые, причесанные на косой аккуратный пробор. Лицо гладко выбрито, как говорится, до синевы. Большие, несколько масляные глаза, роговые крупные очки. Запах дорогого французского одеколона. Безукоризненно сидящий серый костюм, дорогое кашемировое распахнутое пальто, сверкающие ботинки… Но в глазах беспокойство, пожалуй даже тревога. Видать, беда застала его врасплох…
   — Итак? — спросил Костя, предлагая гостю сесть напротив него. — Что вас привело ко мне, Эдуард Рубенович?
   — Три дня назад у меня погибла жена, — глухо произнес Григорянц.
   — Вот оно как…, — заинтересовался Костя, слегка наклоняясь в сторону клиента.
   — Да, — вздохнул он. — Именно так. Ее сбила машина прямо около нашего подъезда в Плотниковом переулке на Арбате среди бела дня. Вскоре машину обнаружили, она была угнана за час до убийства. В ней никого не было… Могу ещё добавить, что тем же утром мы с женой вернулись из Испании, где купили дом…
   — Вот оно как…
   — Да, вот так, — сурово подтвердил Григорянц, мрачно, из-под очков взглянув на Костю. — Но это ещё не все. Неизвестные люди преследуют и терроризируют моего друга Андрея Левушкина. Недавно сожгли несколько мелких магазинов и палаток, принадлежащих ему, ему постоянно кто-то звонит по телефону и угрожает ему.
   «Вот оно как», — хотел было снова сказать Костя, но взглянул в суровое точеное лицо Григорянца и воздержался. И все же, почему этот красивый статный мужчина вызывал у него такое чувство антипатии? Он и сам себе этого не мог объяснить, вызывал и все тут, и несмотря на постигшее человека горе, Константин почему-то не испытывал к нему сочувствия.
   «Озверел я тут совсем», — подумал Костя. — «Людям перестал сочувствовать в их горе. И впрямь, сменить, что ли, работу, чтобы окончательно не потерять человеческий облик?»
   — Но и это ещё не все, — продолжал Григорянц. — Чуть больше недели назад бесследно исчез наш третий друг детства кандидат исторических наук Евгений Прокофьев.
   — Понятно, — произнес Костя и вдруг ему почему-то так захотелось зевнуть, что он едва успел прикрыть рукой рот.
   — Вас не заинтересовали мои проблемы? — холодно спросил Григорянц.
   — Нет, отчего же? Очень заинтересовали… История довольно запутанная и загадочная. По всей вероятности, имеющая глубокие корни в прошлом…
   — Почему вы так решили? — внезапно побледнел Григорянц.
   — Опыт кое-какой имею, Эдуард Рубенович, — вздохнул Константин. — Немало подобных случаев имел счастье или несчастье расследовать. Куда только порой не ведут следы, а корни иногда тянутся из давно ушедших веков. Вопрос у меня к вам будет такой, прямой и четкий — чего вы от меня хотите? В чем будут заключаться мои услуги?
   — Преследование трех людей должно прекратиться, — монотонным голосом произнес Григорянц, сурово глядя Косте в лоб. — Евгений Прокофьев должен быть найден, а убийца или убийцы моей жены пойманы и наказаны со всей строгостью. По-моему, все в рамках закона.
   Костя слегка повел правым усом.
   — Что-то не так?
   — Да нет… Требования вполне законные, спору нет…
   — Вознаграждение будет достойным, поверьте мне, Константин Дмитриевич. За третью услугу я заплачу вам сто тысяч долларов.
   — Щедро, — одобрил эту цифру Костя. — Только позволю себе задать вам вполне резонный вопрос — почему вы обращаетесь ко мне, а не к правоохранительным официальным органам?
   — Органы и так ведут расследование по факту гибели моей жены, делом занимается Генеральная Прокуратура. И по факту сгоревших ларьков моего друга тоже возбуждено уголовное дело. Просто я полагаю, что совместными усилиями можно добиться больших успехов. А денег мне не жалко… Мне главное — найти убийцу. А кто найдет, вы или они, для меня значения не имеет. Я безумно любил свою жену Татьяну, у нас двухлетняя дочка Верочка. Она никогда не будет помнить свою мать… — Голос Григорянца дрогнул, в нем почувствовались слезы. Сердце Кости тоже как-то стало оттаивать. И почему человек, переживший такое горе, стал вдруг вызывать у него чувство антипатии? Почему? Только из-за того, что он на вид такой сытый и холеный? Это не аргумент…
   — Случайность исключаете, Эдуард Рубенович?
   — На сто процентов нет, но на девяносто да… Конечно, все может быть, всякие совпадения — у меня свои враги, у Андрея Левушкина — свои, а Евгений Прокофьев, честно говоря, пьет запоями дней по десять, и может осесть где-то на дне со всяким сбродом и пить там либо до полусмерти, либо до смерти настоящей… Татьяну мог задавить, в конце концов, какой-нибудь пьяный безумец. Все может быть, правоохранительные органы работают, возбуждены уголовные дела, но пока безрезультатно. Иначе я бы не стал к вам обращаться… Итак, беретесь вы за дело или нет?
   Константин потянулся к пачке «Кэмела», вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, пустил в сторону клубы дыма.
   — Так как, да или нет? — мрачным голосом спросил Григорянц.
   — Дело любопытное, Эдуард Рубенович, спору нет, — произнес, наконец, Костя. — Случайность и впрямь возможна лишь процентов на десять, а пожалуй, и того меньше. Тут, очевидно, дело в чем-то другом…
   — У вас есть какие-то соображения?
   — А как же? Да я вам уже сказал, тут, на мой взгляд, дело в какой-то старой истории, возможно кто-то хочет отомстить вам троим. Из этого вытекает что? А вот что, — ответил он сам себе. — То, что вас троих, крупного бизнесмена, имеющего возможность приобрести недвижимость на Западе, мелкого предпринимателя, торгующего товарами народного потребления и кандидата исторических наук, подверженного пагубному пристрастию к зеленому змию, что-то объединяет. Вот и возникает вполне естественный вопрос — что вас троих объединяет? И я вам его задаю…
   — Но я вам ни на что не могу ответить, прежде чем мы заключим с вами договор, предусматривающий определенные обязательства друг перед другом…
   Константин заметил, что и он, в свою очередь не вызывает большой симпатии у своего собеседника. Григорянц смотрел на него сквозь свои роговые очки холодным суровым взглядом.
   — Эдуард Рубенович, — попросил Костя. — Пожалуйста, расскажите мне обо всем произошедшем поподробнее, в деталях, так сказать… В делах такого рода очень важны детали…
   Григорянц снова рассказал Косте о тех преследованиях, которым подвергался его друг Левушкин, об исчезновении Прокофьева, и, наконец, о своей трагедии. Костя слушал внимательно, задавал вопросы, постоянно курил.
   — Да, — выслушав его рассказ, произнес Костя, пристально глядя сквозь роговые очки своего собеседника. — Любопытная история… И вас троих определенно что-то объединяет…
   — Да, нас троих объединяет давняя дружба…, — холодным тоном произнес Григорянц.
   — Ну, это не повод для преследования, — задумчиво произнес Костя. — Давно знакомых друг с другом людей порой объединяет разное… Преступление, например…
   — Вы забываетесь! — крикнул Григорянц, и тут же в дверь всунулась крупная голова телохранителя. Григорянц сделал ему жест, чтобы тот исчез. — Извините, Константин Дмитриевич, но вы говорите какой-то вздор. Какое преступление может объединять трех законопослушных граждан, не связанных общим родом деятельности? Мы не совершали никакого преступления…
   — Но может быть, вас кто-то подозревает в преступлении, которого вы не совершали, — тихо произнес Костя, затягиваясь сигаретным дымом и продолжая глядеть в глаза собеседнику. — У каждого человека гораздо больше врагов, чем он сам предполагает, разве вы со мной не согласны?
   Григорянц опустил глаза, не выдержав этого пристального взгляда ясных голубых глаз.
   — Это так… А то, что кто-то подозревает, возможно…
   — А кого подозреваете вы? Ведь вы непременно кого-то подозреваете… Вы умный человек, крупный бизнесмен, наверняка ваш путь к богатству и независимости был тернист, прошли вы через многое… Так поделитесь же своими соображениями. Мы заключим с вами договор, но предупреждаю, против своей совести я ни за какие деньги не пойду…
   — Ну зачем же так? Ни в какую авантюру я вас втягивать не собираюсь. Просто прошу вашей помощи, будучи наслышан о ваших раскрытых делах, о вашем логическом мышлении и отчаянной храбрости.
   — Ладно, считайте, что мы договорились…, — махнул рукой Костя. — Я берусь за ваше дело, но предупреждаю, если увижу в нем какие-то темные стороны, я имею в виду, касающиеся вас и ваших друзей, я его прекращу. Верну ваш аванс и прекращу. Разумеется, те деньги, которые будут потрачены на раскрытие дела, возвращать не стану. Не из чего мне их возвращать…, — счел нужным добавить он.
   — Мне кажется, вы как-то агрессивно настроены ко мне, Константин Дмитриевич. Причем с самого начала нашего разговора.
   — Да нет, — пожал плечами Костя. Ему и впрямь было неловко за то, что он неприветливо разговаривал с человеком, только что потерявшим любимую жену, крохотная дочка которого осталась навсегда без матери. Может быть, и дело-то не такое уж сложное. Преследует какой-то маньяк, которого чем-то обидели трое старых друзей. Бывает и такое, человеческая душа ох как сложна и загадочна!
   Они подписали формальный договор на определенную сумму, и Григорянц заплатил Косте довольно приличный аванс.
   — Итак, — потер руки Костя. — За дело! А начнем мы вот с чего — будем искать вашего пропавшего друга. Ведь этим делом, насколько я понял, правоохранительные органы вообще не занимаются.
   — Этим нет. Родственники Прокофьева решили пока не сообщать в милицию о его исчезновении. И вообще, все преступления расследуются правоохранительными органами в отдельности, а вас я прошу расследовать их, как бы это сказать, в комплексе, в связи друг с другом. Вы понимаете меня?
   — Вполне, — твердо ответил Константин. — Ладно, значит, так тому и быть, Эдуард Рубенович. Теперь езжайте домой, а остальное мое дело. А когда будет нужно, я вам задам необходимые вопросы. И если ваш историк, целый и невредимый, будет найден, сразу же отпадет целый ряд подозрений. А пока я от каверзных вопросов воздержусь… Пойдет? — улыбнулся он.
   — Пойдет, — ответил Григорянц, также сделав едва заметную попытку улыбнуться, встал с места и протянул Косте руку. Костя заметил, что рука собеседника мягкая и влажная.
   Через минут пять после ухода Григорянца Костя позвонил в МУР своему старому приятелю майору Молодцову.
   — Геннадий, это Константин. Ради старой дружбы, проверь по картотеке — не проходили ли по каким-нибудь уголовным делам Григорянц Эдуард, Левушкин Андрей и Прокофьев Евгений? Ладно?
   — Сделаем, Костя. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
   … Тем временем Григорянц в сопровождении двух телохранителей прошел к своему белому «Мерседесу», сел на заднее сидение и проворчал:
   — Тоже мне, деятель… Расхвалили его, придурки… Обычный солдафон, да ещё и моралист впридачу. Тупой как валенок… Ни хрена он не найдет, надо действовать по-другому. Зря только ввел его в курс дела, погорячился…
   И автомобиль направился в сторону Рублево-Успенского шоссе на дачу, где безмятежно играла или сладко спала ни о чем не знающая двухлетняя дочка Верочка…
   Сам же Эдуард Рубенович сидел на мягком заднем сидении лимузина, погрузившись в свои мысли… И уносили они его в события почти десятилетней давности, в пасмурный августовский вечер тысяча девятьсот девяносто первого года…

4.

   — Нет, Костя, никто из этих господ судимостей никогда не имел и ни по каким делам не проходил, — послышался в трубке хрипловатый голос майора Молодцова.
   — Я так и полагал, спасибо, Геннадий, — ответил Костя Савельев и закурил очередную сигарету.
   Затем он спустился вниз к машине и направился в Ясенево. Ехать было недалеко, жил Костя в Теплом Стане на улице генерала Тюленева. Уже через десять минут он был около дома, где проживала семья Прокофьевых.
   Поднялся в квартиру. Позвонил. Открыла женщина лет пятидесяти пяти с усталым озабоченным лицом.
   — Здравствуйте. Мне нужно поговорить с родителями Евгения Николаевича Прокофьева, — сказал Костя.
   — Здравствуйте, — испуганным голосом произнесла женщина. — Я его мать Роза Александровна. И отец тоже дома. А кто вы?
   — Я частный детектив Савельев Константин Дмитриевич. Ко мне обратился друг вашего Евгения Эдуард Рубенович Григорянц. Вы, полагаю, слышали о том, какое несчастье у него произошло?
   — Да, разумеется, страшное, страшное горе… Он так любил свою жену, так любил. Я-то её не знала, Эдик и Женя в последнее время мало общаются, но мне рассказывал Женя… Да, а почему вы решили обратиться к нам? Каким образом мы можем пролить свет на тайну этого преступления?
   — У вас ведь тоже серьезные проблемы, как я слышал?
   — Да, пропал Женя. Его нет уже около недели… Но тут другое — понимаете, такое уже бывало. Вы проходите, раздевайтесь, сюда пожалуйста, вот сюда…
   Костя снял дубленку и прошел в комнату. Скромная обстановка, зато очень много книг. В его глазах появилось уважение к этому дому. Хозяйка это заметила.
   — Мой муж историк, профессор, и Женя тоже историк… Книги остались ещё от его деда, ну и муж покупал, разумеется…
   — Да, мне в последнее время, к сожалению, приходится читать мало… Зато с жизненными драмами и трагедиями приходится сталкиваться напрямую…
   Они сели друг напротив друга. В это время в комнату вошел и хозяин — невысокий, лысоватый пожилой мужчина в пижаме и в круглых очках.
   — Коля, это частный детектив, к нему обратился Эдик Григорянц…
   — Понимаю… Хотя какое отношение имеем к его трагедии мы?
   — Возможно, не имеете, а возможно и имеете, — загадочно произнес Костя. — Дело ещё вот в чем, Эдуард Рубенович платит мне не только за то, чтобы я нашел убийц его жены, но и за то, чтобы я разыскал вашего сына Евгения. Вы не против, я надеюсь?
   — Да что вы, что вы? — замахал руками отец. — Мы ночей не спим, места себе не находим… Если бы не его запои, когда он пропадал по неделям, мы бы давно обратились в милицию. А тут… Мы уехали в санаторий и оставили ему довольно много денег. Вот он, очевидно, и загулял незадолго до нашего приезда… Но это произошло не более недели назад, потому что двадцать восьмого января он был на работе. Сначала пил здесь, потом, возможно, произошла какая-то драка, стулья валялись на полу, а потом ушел к кому-то… Что за пагубная привычка, в толк не возьму? У нас в роду пьяниц никогда не было…
   — Скажите, а входная дверь была заперта? — спросил Костя.
   — Да, она была заперта, но только на один замок, хотя у нас их четыре… Этот факт тоже свидетельствует о том, что он был нетрезв…
   — Так, теперь скажите вот что, какие-нибудь посторонние предметы, не имеющие отношения к вашему сыну, вы обнаружили в квартире после приезда?
   — Да…, — замялась мать, глядя в сторону. — Извините… Мне кажется, тут была женщина. Да что там говорить? — махнула она худенькой рукой. — Точно была…
   — Откуда вы это знаете?
   Мать густо покраснела.
   — Около его кровати на полу валялся… презерватив. Подготовленный, но не использованный, — выдавила она из себя.
   — Понятно…, — протянул Костя. — Еще что-нибудь?
   — Больше ничего. На кухне два бокала, из которых они пили вино, остатки закуски, потом ещё рюмка, из которой он пил водку, ну бутылок куча, это понятно… Только когда все это было выпито, мы не знаем…
   — Значит, они пили, а потом решили заняться любовью… Но что-то им помешало…
   — Всякое тут бывало, что греха таить? — сурово произнес отец. — Как только мы за порог, начинается… На сей раз квартира ещё более или менее в порядке. А что произошло? Дело житейское. Пили, наверное, и, как это говорится, оттягивались здесь, потом поехали в другое место… Торчит, сволочь, небось, у какой-нибудь шлюхи и даже не думает звонить… Вырастили мерзавца на свою голову… Один раз он целую неделю провел на даче у какой-то дамочки, потом заявился, как ни в чем не бывало… Женился бы хоть, что ли… Может, жена его отучит от пьянства, раз у нас с матерью ничего не получается…
   — Телефоны его знакомых у вас есть?
   — Знакомых шлюх, вы имеете в виду? — уточнил отец. — Имеются, записную книжку вот оставил… Обзвонили всех, никто ничего не знает. У него долгих романов не бывает, месяц-другой, и все. То ли он бросает, то ли его, не знаю…
   — А телефон у вас, случайно, не с определителем номера? — вдруг пришло в голову Косте.
   — Поставили недавно, — проворчал отец. — На всякий случай… Люди посоветовали…
   — Так что же вы молчите? Давайте поглядим, что там зафиксировано в памяти?
   Он стал просматривать записную книжку телефона, задавая вопросы хозяевам.
   — Это наши знакомые звонили, это тоже, это…, — отвечала мать. — Так… вот… Вот эти звонки были ещё до нашего приезда… Вот… это, видимо, звонок из автомата, а вот… какой-то номер, я его не знаю…
   Костя немедленно позвонил в справочную и выяснил, что номер телефона принадлежит некому Толкачеву Александру Петровичу. Он тут же позвонил по этому номеру. Подошел мужчина.
   — Александр Петрович?
   — Я самый. Кто это?
   — Вас беспокоит частный детектив Савельев. Дело срочное, извините за напор. Совершенно нет времени на церемонии. У вас есть дочь молодого возраста?
   — Есть. А что?
   — Где она сейчас?
   — В больнице. А что?
   — С каким диагнозом?
   — … Да как вам сказать, — напуганным голосом говорил Толкачев. — Нервный стресс… Недавно она пришла домой , напуганная до смерти, даже с какими-то синяками на лице, молчит, на наши вопросы не отвечает… Ну что нам оставалось делать? Положили в больницу в психоневрологическое отделение… Она не возражала. А что?
   — Мне нужно повидать её. Срочно.
   — Если вы и на самом деле детектив, то можно… Ей уже лучше… А то творится с девкой черт знает что, ничего не объясняет, плачет…
   — А с кем она встречалась в последнее время?
   — Да, вроде бы, с каким-то научным работником. Кажется, его Женей зовут. Но мы его не видели…
   — А куда она ходила в тот день, когда она вернулась домой в таком виде?
   — Должна была в институт, она же студентка пединститута… Но, возможно, пошла и на свидание с этим Женей. Она же ничего не говорит, я вам объясняю… Помогите, если можете, приезжайте, может быть, она хоть вам что-нибудь расскажет… Честное слово, никогда её такой не видел… Напугал, видать, кто-то сильно…
   — Она не изнасилована? — уточнил Костя.
   — Нет, этого вот нет… Не говорит, по крайней мере. Но, вроде бы, нет…
   — Ладно, Александр Петрович, я за вами заеду и мы вместе поедем в больницу к вашей дочери. Кстати, как её зовут?
   — Надя.
   — Говорите адрес…
   … — Ну что?! — взволнованно спросила мать Евгения.
   — Нашел я, вроде бы, девушку вашего сына, которая, очевидно, была с ним в тот день здесь. Зовут Надей.
   — И она в больнице? — с ужасом спросила мать.
   — Да…
   — Коленька, Коленька, — запричитала мать. — Я сердцем чувствую, с нашим Женечкой беда…
   Отец подошел к ней, приобнял за плечи. Но при этом ничего не произносил. Было видно, что он тоже очень взволнован этим сообщением.
   — Погодите делать выводы, Роза Александровна, — вмешался Костя. — Скоро кое-что выяснится. Потерпите…
   … — Никогда такой её не видел, — повторял Александр Петрович Толкачев, сидя в машине Кости по дороге в больницу. — Пришла ещё довольно рано, на лице синяк, губа разбита… Но главное, напугана до предела. И ничего не говорит, молчит, и все. Мы с матерью спрашиваем, что случилось, дочка? Она молчит и плачет. Так и прошло дня два. А потом мы вызвали врача. Тот сказал, в больницу её нужно. Нервный стресс, и даже шок… Так вот она уже больше недели там и лежит. Но в последние дни стала как-то отходить, поят её там всякими транквилизаторами. Стали говорить о том, о сем, о погоде, о здоровье… Но на ту тему она молчит, словно замок повесила. А мы с матерью и не спрашиваем, боимся. Но, полагаю, там что-то неладное произошло…
   … Надя оказалась ладной стройной девушкой лет двадцати двух. Конечно, её изрядно портил выцветший больничный халат неопределенного цвета, лицо было бледно, без всякого макияжа. Глаза грустные и какие-то затравленные.