Страница:
Джордан протянул ему пластиковый стаканчик с водой.
– Наш вертолет, полный рейнджеров, сейчас находится на пути к ним. Они спешат к ним на помощь.
Профессор посмотрел на него с таким видом, как будто точно знал, что помощь непременно опоздает. Он поправил на переносице очки в проволочной оправе и ничего не сказал. Когда же Этертон поднял стаканчик, его пальцы дрожали так, что вода расплескалась на стол. Он поставил его обратно, громко стукнув гипсом о столешницу.
Джордан дал ему минуту, чтобы успокоиться. Известие о смерти коллег сильно ударило по нему, чего, собственно, и следовало ожидать. Ничего удивительного. Естественная реакция.
– Последняя фраза. – Джордан перемотал запись и нашел последнюю, произнесенную шепотом фразу. – Вы узнаете этот язык?
Он воспроизвел ее еще раз.
Мускул под глазом профессора заметно дернулся.
– Быть того не может!
Он схватился за край стола обеими руками, как будто опасаясь, что его унесет порывом ветра. Что бы это ни было, оно явно напугало его сильнее жутких криков.
– Чего не может быть? – уточнил Джордан.
– Бактрийский, – прошептал профессор одно-единственное слово и еще крепче вцепился в стол – так, что костяшки его пальцев побелели.
– Бактрийский? – удивился Джордан. Он слышал о бактрийских верблюдах, но о бактрийском языке – никогда. – Что это, профессор?
– Бактрийский, – подтвердил ученый и с сомнением посмотрел на наушники, как будто они могли ввести его в заблуждение. – Исчезнувший язык Северного Афганистана, один из наименее изученных среднеиранских диалектов. На нем никто не говорит… вот уже несколько столетий.
Странно. Значит, кто-то напал на группу археологов и оставил загадочное послание на древнем языке. Или это было послание, оставленное последним оставшимся в живых человеком? Впрочем, для себя Джордан не видел особой разницы, поскольку это не походило на стандартное нападение террористов.
– Вы можете сказать мне, что это значит?
Не поднимая глаз от столешницы, Этертон ответил:
– Девочка. Это означает: «Девочка наша!»
Вот это уже страннее некуда.
Джордан обеспокоенно поерзал на стуле. Были ли эти последние слова угрозой? Неужели они означают, что один из членов археологической экспедиции – женщина – все еще жива, может быть, захвачена в качестве заложницы и подвергается пыткам? Несколько лет назад он бы удивился тому, кто мог сделать такое, но теперь ответ у него имелся. Когда дело касалось группировок «Талибана» или мятежников из числа местных племен, он уже ничему не удивлялся. Что не могло не беспокоить.
Каким же ветром парнишку с фермы в Айове занесло в Афганистан, где он теперь занимается расследованием убийств? Джордан знал, что внешне он по-прежнему типичный уроженец сельской местности. Светлые волосы, голубые глаза, квадратная челюсть. Не нужно было смотреть на звездно-полосатый флажок эмблемы, пришитой к плечу его камуфляжной формы, чтобы понять: Джордан Стоун – американец. Но если присмотреться ближе к шрамам на теле, если поймать на себе его пристальный взгляд, – нетрудно заметить совершенно иную сторону его натуры. Неизбежно возник бы вопрос: вписался бы он снова в пшеничные поля родной фермы? Если он, разумеется, когда-либо вернется в отчий дом…
– Сколько женщин находилось на археологической площадке? – уточнил Джордан.
Открылась дверь, и в проеме появилась голова Маккея. Он указал пальцем на запястье. Пора. Времени в обрез.
Джордан поднял руку, призывая его пару минут подождать.
– Профессор Этертон, сколько женщин находилось на археологической площадке? – повторил он вопрос.
Профессор довольно долго молча смотрел на него, прежде чем ответить.
– Трое. Шарлотта… то есть я имею в виду доктора Бернстайн из Чикагского университета. Местная женщина, повариха, она готовила для нас пищу. И ее дочь. Маленькая девочка. Если не ошибаюсь, лет десяти.
У Джордана похолодело внутри, стоило ему подумать о том, что маленькая девочка могла попасть в ситуацию, которая, судя по всему, закончилась кровавой резней. По идее, он должен был испытать ярость. Стоун попытался найти в себе это чувство, однако обнаружил лишь разочарование и усталость.
Неужели я стал таким толстокожим?
23 октября, 16 часов 31 минута
– Наш вертолет, полный рейнджеров, сейчас находится на пути к ним. Они спешат к ним на помощь.
Профессор посмотрел на него с таким видом, как будто точно знал, что помощь непременно опоздает. Он поправил на переносице очки в проволочной оправе и ничего не сказал. Когда же Этертон поднял стаканчик, его пальцы дрожали так, что вода расплескалась на стол. Он поставил его обратно, громко стукнув гипсом о столешницу.
Джордан дал ему минуту, чтобы успокоиться. Известие о смерти коллег сильно ударило по нему, чего, собственно, и следовало ожидать. Ничего удивительного. Естественная реакция.
– Последняя фраза. – Джордан перемотал запись и нашел последнюю, произнесенную шепотом фразу. – Вы узнаете этот язык?
Он воспроизвел ее еще раз.
Мускул под глазом профессора заметно дернулся.
– Быть того не может!
Он схватился за край стола обеими руками, как будто опасаясь, что его унесет порывом ветра. Что бы это ни было, оно явно напугало его сильнее жутких криков.
– Чего не может быть? – уточнил Джордан.
– Бактрийский, – прошептал профессор одно-единственное слово и еще крепче вцепился в стол – так, что костяшки его пальцев побелели.
– Бактрийский? – удивился Джордан. Он слышал о бактрийских верблюдах, но о бактрийском языке – никогда. – Что это, профессор?
– Бактрийский, – подтвердил ученый и с сомнением посмотрел на наушники, как будто они могли ввести его в заблуждение. – Исчезнувший язык Северного Афганистана, один из наименее изученных среднеиранских диалектов. На нем никто не говорит… вот уже несколько столетий.
Странно. Значит, кто-то напал на группу археологов и оставил загадочное послание на древнем языке. Или это было послание, оставленное последним оставшимся в живых человеком? Впрочем, для себя Джордан не видел особой разницы, поскольку это не походило на стандартное нападение террористов.
– Вы можете сказать мне, что это значит?
Не поднимая глаз от столешницы, Этертон ответил:
– Девочка. Это означает: «Девочка наша!»
Вот это уже страннее некуда.
Джордан обеспокоенно поерзал на стуле. Были ли эти последние слова угрозой? Неужели они означают, что один из членов археологической экспедиции – женщина – все еще жива, может быть, захвачена в качестве заложницы и подвергается пыткам? Несколько лет назад он бы удивился тому, кто мог сделать такое, но теперь ответ у него имелся. Когда дело касалось группировок «Талибана» или мятежников из числа местных племен, он уже ничему не удивлялся. Что не могло не беспокоить.
Каким же ветром парнишку с фермы в Айове занесло в Афганистан, где он теперь занимается расследованием убийств? Джордан знал, что внешне он по-прежнему типичный уроженец сельской местности. Светлые волосы, голубые глаза, квадратная челюсть. Не нужно было смотреть на звездно-полосатый флажок эмблемы, пришитой к плечу его камуфляжной формы, чтобы понять: Джордан Стоун – американец. Но если присмотреться ближе к шрамам на теле, если поймать на себе его пристальный взгляд, – нетрудно заметить совершенно иную сторону его натуры. Неизбежно возник бы вопрос: вписался бы он снова в пшеничные поля родной фермы? Если он, разумеется, когда-либо вернется в отчий дом…
– Сколько женщин находилось на археологической площадке? – уточнил Джордан.
Открылась дверь, и в проеме появилась голова Маккея. Он указал пальцем на запястье. Пора. Времени в обрез.
Джордан поднял руку, призывая его пару минут подождать.
– Профессор Этертон, сколько женщин находилось на археологической площадке? – повторил он вопрос.
Профессор довольно долго молча смотрел на него, прежде чем ответить.
– Трое. Шарлотта… то есть я имею в виду доктора Бернстайн из Чикагского университета. Местная женщина, повариха, она готовила для нас пищу. И ее дочь. Маленькая девочка. Если не ошибаюсь, лет десяти.
У Джордана похолодело внутри, стоило ему подумать о том, что маленькая девочка могла попасть в ситуацию, которая, судя по всему, закончилась кровавой резней. По идее, он должен был испытать ярость. Стоун попытался найти в себе это чувство, однако обнаружил лишь разочарование и усталость.
Неужели я стал таким толстокожим?
23 октября, 16 часов 31 минута
Бамианская долина, Афганистан
Джордан выглянул из иллюминатора вертолета на простиравшуюся внизу долину, похожую на дно чаши в окружении горных хребтов с покрытыми снегом вершинами. Долина протянулась на тридцать миль и являла собой оазис пахотных земель и овцеводческих хозяйств, примостившийся среди остроконечных пиков Гиндукуша. Хотя перелет над горами занял совсем немного времени, казалось, будто Кабул остался на расстоянии миллиона миль от этой забытой богом долины.
Они облетели безлюдную деревушку, в которой археологи устроили свой лагерь. Деревушка представляла собой скопление десятка глинобитных строений, часть которых была крыта соломой, часть – листами ржавого железа. Некоторые зияли голыми крышами. Похоже, что до приезда археологов здесь никто не жил вот уже несколько лет.
Мохнатыми хлопьями падал густой снег, закрывая последние оставшиеся на земле следы и возможные улики. Джордан нетерпеливо поерзал на сиденье. Протяни они еще немного, и делать им здесь будет нечего. Кроме того, примерно через полчаса солнце сядет, лишив их нормального освещения.
Наконец вертолет совершил посадку, и Джордан вместе со своей командой, которая теперь включала в себя профессора Этертона, направились к тому месту, которое рейнджеры определили как место убийства. Ученого Джордан взял с собой на тот случай, если им понадобится переводчик с бактрийского. Или тот, кто опознает тела погибших археологов. Он надеялся, что профессор справится с задачей. Этертон заметно нервничал, причем еще сильнее, чем раньше, и постоянно трогал край своего гипса.
Джордан осторожно обошел по периметру жуткое место преступления. Выраставший буквально на глазах слой снега и бесчисленные отпечатки ног, бездумно затоптавших все кругом, уже безвозвратно похоронили детали преступления, однако оказались бессильны скрыть кровь. Ее было слишком много. Брызги крови были видны на полуразрушенных стенах домов по обеим сторонам грязной улицы. Под ногами пятна сливались в рыжевато-красную тропу, уводившую прочь из деревни, – как будто некое божество, обмакнув в кровь палец, прочертило по снегу красный след. Судя по всему, то же самое божество похитило и тела жертв, оставив лишь следы недавнего кровопролития. Но куда же все-таки делись тела убитых? Куда их забрали? И почему? И как?
Джордан смотрел на пушистые хлопья снега, падавшие со стремительно темнеющего неба. Скоро окончательно опустятся сумерки.
– Рассматривайте всю деревню как место преступления, – обратился он к двум своим коллегам. – Даю вам задание полностью ее огородить. Не хочу, чтобы сюда кто-то ступил хотя бы ногой, пока мы с вами все не выясним.
– Закрываем дверь сарая после того, как лошадь сбежала? – пошутил Маккей и, потопав окоченевшими ногами, плотнее натянул на широких плечах пуховик. Затем указал на след башмака, отпечатавшийся в луже крови. – Похоже, тут кто-то забыл разуться.
Джордан узнал отпечаток подошвы ботинка армейского образца. Значит, это постарались свои. Место преступления затоптано рейнджерами, несколько часов назад блокировавшими долину до прибытия команды Джордана.
– Тогда давай извлечем из этого урок и больше не будем здесь ничего затаптывать, – предупредил его Джордан.
– Понял. Он легкий, как перышко, – вступил в разговор второй коллега, специалист Мэдисон «Бешеный Пес» Купер. Хлопнув одной огромной черной рукой Маккея по плечу, второй он насмешливо погладил его заметное брюшко. – Но это может стать проблемой для нашего друга. В Кабуле он больше времени проводит в столовой, в очереди за жрачкой, чем в спортзале.
Маккей оттолкнул его.
– Дело не в весе. Дело в технологии.
– Я возьму на себя северную сторону, – фыркнул Купер. – Ты займешься южной.
Маккей кивнул, закинул повыше на плечо рюкзак и вытащил из чехла цифровой «Никон», чтобы фотографировать место преступления.
– Тот, кто первым откопает стоящую улику, ставит всем по кружке пива, когда мы вернемся в Штаты.
– А не много ли кружек пива в твоем брюхе? – подначил его Купер.
Джордан проследил за тем, как коллеги, согласно процедуре, разошлись в разных направлениях. Им предстояло прошерстить окраину деревушки на предмет возможных улик, будь то следы шин, следы ног, брошенное оружие – короче, все, что позволило бы установить личности нападавших. Каждого его сотрудника сопровождало по офицеру афганской полиции – Азар и Фаршад были практикантами-криминалистами из Афганской полицейской академии.
Джордан прекрасно понимал: за взаимным добродушным подшучиванием обоих его коллег скрывается тревога. Он читал ее в их глазах. Сложившаяся ситуация не нравилась им даже больше, чем ему самому. Забрызганное кровью место преступление, тела убитых, исчезнувшие неизвестно куда, как будто они бесследно испарились…
– Зачем вообще здесь кто-то когда-то поселился? – пробормотал он, не ожидая ответа на свой вопрос.
– По всей видимости, именно изолированность этого места от всего мира в свое время и привлекла сюда буддийских монахов, – произнес стоявший у него за спиной профессор Этертон. Джордан практически забыл о его присутствии.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Стоун, расчехляя свою видеокамеру. Если снег не растает, то отснятые им кадры станут единственным свидетельством разыгравшейся здесь трагедии. Он набросал мысленную сетку и, подойдя к самому краю, снял перчатки, чтобы было удобней вести съемку. – Оставайтесь у меня за спиной, не отходите ни на шаг и, пожалуйста, держитесь в стороне от места преступления.
Этертон с шумом втянул через нос воздух и огляделся по сторонам, как будто опасаясь упустить какую-нибудь деталь. Когда он заговорил снова, его голос, казалось, вот-вот сорвется на фальцет.
– Вся эта долина была для буддистов священной. Они построили здесь огромный монастырский комплекс, вырыли в скалах множество пещер для медитации и целый лабиринт ходов сообщения. Стены этих пещер до сих пор украшают самые ранние из известных науке образцов масляной живописи.
– Ммм, – пробормотал в ответ Джордан и отрегулировал камеру на низкий уровень освещенности – хотелось запечатлеть по возможности все детали.
Профессор же перевел взгляд на скалы и заговорил снова. Казалось, он обращается с лекцией к аудитории. Голос его звучал монотонно, как будто речь была заучена наизусть.
– Много веков назад монахи высекли в скалах гигантские изображения Будды. Если вы приглядитесь внимательнее, то, возможно, заметите ниши, в которых они когда-то располагались.
Джордан посмотрел на далекие желтые скалы, однако сумел разглядеть лишь темные выемки – по всей видимости, тоннели и пещеры, – а также исполинские проходы под арочными сводами, те самые ниши, о которых говорил ученый.
– Статуи Будды, уничтоженные талибами в 2001 году, – продемонстрировал он свою осведомленность, вспомнив вопиющий случай, потрясший своей жестокостью весь мир.
– К сожалению, это так. Талибы явились сюда с танками и бомбами и взорвали знаменитые статуи, объявив их оскорблением ислама. – Этертон, не отрываясь, смотрел на скалы, лишь бы не смотреть на разбрызганную повсюду кровь. Кровь, которая могла быть его кровью. Он заговорил снова, все тем же высоким, монотонным фальцетом. Джордану почему-то послышалось в нем нечто зловещее. – Все, что осталось от бывших колоссов, – эти самые пустые ниши, в которых теперь лежат груды каменных обломков. Такое ощущение, будто над всей долиной нависло проклятие.
Джордан отметил, что взгляд профессора переместился со скал на высокую гору над деревней. Ее темная громада отбрасывала на место преступления зловещую тень. Стоун сумел разглядеть каменные стены, обломки древних парапетов и развалины башен. Все это напомнило ему детский замок из песка, который кто-то задел ногой и разрушил. Поверхность камня была изъедена ветрами, дождем и снегом. Воздействие стихий сделало свое дело: крепость превратилась в собственную бесформенную копию, груды камня и песка, в которых лишь смутно угадывались ее былые очертания.
– Если долина действительно проклята, – продолжал Этертон, – то существует источник проклятия. Мусульмане назвали эти руины Мао Балег, что означает Проклятый Город.
Его слова разбудили в Джордане любопытство и, что греха таить, страх. Было что-то в этом месте такое, что лишало его присутствия духа, и это притом, что сержант был далеко не робкого десятка.
– Что случилось с городом? – поинтересовался он у профессора, продолжая вести съемку. Дополнительная фоновая информация не помешает.
– Измена и убийства. Но, как и большинство подобных преданий, все началось с трагической любви двух молодых людей. – Профессор замолчал, как будто рассчитывая услышать ответ Джордана.
Увы, у того не было времени, чтобы поддакивать Этертону. Сержанту нужно было торопиться. Над долиной стремительно сгущались сумерки, а завтра все вокруг скроет выпавший за ночь снег. Ему была ненавистна мысль о том, что придется заканчивать расследование в темноте, ведь они наверняка что-то упустят.
– Когда-то этот город славился как один из богатейших во всем Афганистане. – Закованной в гипс рукой профессор указал на развалины. – Он был не только центром монашества, но и служил важным перевалочным пунктом для торговых караванов, проходивших по Шелковому пути из Центральной Азии в Индию. Чтобы защитить это богатство, царь династии Шансабани по имени Джалалудин возвел эту крепость. Почти целое столетие она считалась неприступной, а в ее стенах проживало до ста тысяч человек. Легенды гласят, что она была вся пронизана потайными подземными ходами, благодаря которым защитники цитадели могли бы наносить удары по неприятелю. Имелся даже подземный источник, запасы воды из которого позволяли выдержать продолжительную осаду.
– Почему же все так плачевно закончилось? – задал вопрос Джордан. Похоже, эти стены пали довольно давно. Он навел фокус на кровавую кляксу, в скверном освещении пытаясь выжать из снимка максимум.
– Чингисхан. Монгол по происхождению, он хотел подчинить себе эту долину. Поэтому он отправил на переговоры к защитникам крепости своего внука, чтобы тот договорился с ними о ее мирной сдаче. Однако молодого человека убили. После этого Чингисхан повел свои войска на захват долины, поклявшись вырезать всех до единого обитателей крепости за их неповиновение. Однако когда он вошел в долину, то захватить цитадель все равно не смог.
Продолжая вести видеосъемку, Джордан осторожно шагнул вперед.
– Должно быть, он все-таки нашел какой-то способ. Вы что-то сказали об измене…
Бесстрастный голос ученого зазвучал дальше.
– Это была история любви. Дочь местного царя за несколько месяцев до начала осады влюбилась в некоего юношу. Однако отец отказался дать согласие на их брак, не одобрив ее избранника, и даже велел отрубить ему голову, когда влюбленные попытались тайно сбежать. Разъяренная и безутешная в своем горе, девушка покинула цитадель и под покровом тьмы пришла в стан Чингисхана. Желая отомстить за смерть любимого, она показала монголам тайные ходы в крепость и выдала Чингисхану, где находится подземный источник воды.
Джордан слушал рассказ Этертона, что называется, вполуха, пытаясь заснять как можно больше деталей. Его усилия были не столь скрупулезны, как ему самому хотелось бы, однако видимость стремительно ухудшалась с каждой минутой. Закончив съемку одной стороны улицы, он перешел на другую, вытер снежинки с объектива и принялся делать новые кадры. Этертон с минуту постоял молча, а затем заговорил снова, как будто не останавливался вовсе.
– И после того, как Чингисхан пробил эти стены, он сделал то, что обещал. Он убил всех жителей города, более ста тысяч человек. Но на этом он не остановился. Говорят, он уничтожил даже всех животных на полях. Именно эти черные дела и снискали городу его нынешнее название. – Профессора невольно передернуло. – Шар-э-Голгола. Город Криков.
– А что случилось с дочерью здешнего царя? – спросил Джордан. Было видно, что ученый – нервный рассказчик. Древняя легенда понадобилась ему лишь затем, чтобы отвлечься от суровой реальности того ужаса, что случился с его коллегами.
– Чингисхан зарубил девушку мечом за то, что она предала родного отца. Существует поверье, будто ее останки, вместе с останками других обитателей крепости и животных, до сих пор погребены под тем холмом. Но до сегодняшних дней они так и не были обнаружены. – Профессор посмотрел на кровавый след, протянувшийся к расщелине горы в нескольких сотнях ярдов от них, и растерянно заморгал. Его нервный фальцет перешел в умоляющий шепот. – Но мы были близки к находке. Предполагалось, что до наступления зимы мы проделаем большую работу. Иного выхода у нас не было. Нужно было отыскать какие-нибудь древние артефакты, извлечь их из земли и переправить в безопасное место, прежде чем их постигла бы участь статуй Будды. Мы должны были работать как можно быстрее, чтобы откопать их. Чтобы спасти их.
– Скажите, на ваших коллег могли напасть по той причине, что они что-то отыскали за те последние две недели, когда вы отсутствовали? Может быть, они нашли какое-нибудь сокровище? Древний клад?
– Это невозможно, – решительно отмел это предположение профессор. – Если легенды об этом месте соответствуют действительности, то Чингисхан дочиста разграбил крепость, прежде чем ее разрушить. Мы не нашли здесь ничего ценного, за что можно было бы убить моих коллег. Однако суеверные местные племена не хотели, чтобы мы тревожили огромный курган, в котором были захоронены их далекие предки. Здесь в ходу всевозможные истории о призраках, джиннах, проклятиях, и они боялись, что мы разбудим дремлющее здесь зло. Возможно, это мы нечаянно и сделали.
– Меня больше тревожат наши живые, чем трупы наших врагов, – раздраженно фыркнул Джордан.
Слава богу, что их охраняют рейнджеры. Стоун не доверял ни профессору, ни местным жителям; не доверял даже своим подопечным, практикантам-афганцам. В этих краях лояльность понятие непостоянное, и все может измениться в считаные секунды. Доверия нет никому. Черт побери, царь Шансабани лишился царства из-за предательства собственной дочери!
Сержант отвернулся от развалин и посмотрел на пару вертолетов «Чинук СН-47», стоявших примерно в километре от них, на краю соседнего городка Бамиан. На лопастях пропеллера уже лежал снег. Вместе с рейнджерами была группа дознавателей, которые опрашивали местных жителей. Этой ночью, похоже, отдыхать не придется никому.
Джордан выключил видеокамеру. Отснятые кадры он изучит завтра; сейчас же ему хотелось поразмышлять, как говорится, прочувствовать это место. Что он мог бы сказать о нем? Кто-то напал на археологов и убил с невиданной, звериной жестокостью. Повсюду кровь. Похоже, что убийцы пустили в ход ножи, а не огнестрельное оружие. Кровь расплескалась дугой брызг, как будто фонтаном била из колотых ран, а не вытекала отдельными крупными каплями, как это бывает при пулевых ранениях. Впрочем, количество крови мало что объясняло.
Кто это сделал? И почему?
Неужели талибы оскорбились в своих лучших религиозных чувствах из-за ведущихся здесь раскопок? Или это какие-нибудь негодяи из города захватили археологов в плен, рассчитывая получить за них выкуп? Или, может, профессор все-таки прав и суеверные местные жители убили ученых из опасений, что те могли потревожить дремлющие под землей силы зла? Джордан надеялся, что рейнджерам повезло больше, чем его группе. Он продолжал задавать себе вопросы, ответы на которые ему совсем не нравились.
Холодный туман становился все гуще, а снегопад – сильнее, медленно покрывая белым покрывалом окружающее пространство. Джордан уже не мог разглядеть ни вертолеты, ни очертания домов далекого Бамиана. Даже соседние руины Шар-э-Голголы почти полностью скрылись в туманной мгле, превратившись в неясные очертания гор битого камня. Казалось, будто весь мир сжался до размеров этой крошечной деревушки. И ее жутких тайн.
Профессор Этертон снял перчатку и наклонился, чтобы поднять что-то с земли.
– Стойте! – крикнул Джордан. – Это все еще место преступления!
Ученый указал на клочок зеленой ткани, примерзший к луже крови.
– Это куртка Шарлотты, – произнес он дрожащим голосом. – Ее куртка.
Джордан поморщился. О господи, как же много бессмысленных, варварских способов отнять человеческую жизнь!
– Извините, профессор Этертон.
Джордан перевел взгляд с испуганного лица ученого на свои собственные руки. Его правая машинально покручивала на пальце золотое обручальное кольцо. Дурная привычка. Он всегда крутит его, когда сильно нервничает. Джордан оставил кольцо в покое.
Откуда-то слева донеслись тяжелые шаги, быстрые и решительные. Выхватив оружие, пистолет-пулемет «Хеклер и Кох МП7», Джордан обернулся. Из тумана вынырнула фигура Пола Маккея, следом за ним появился практикант-афганец Азар.
– Сержант, посмотри на это!
Джордан сунул «Хеклер» в наплечную кобуру и жестом подозвал к себе Маккея.
Прикрывая массивным телом дорогой фотоаппарат, чтобы на него не попал снег, капрал подошел ближе.
– Я щелкнул вот эти следы.
– Следы ног?
– Нет. Вот, посмотри!
Сержант наклонился и посмотрел на крошечный цифровой экран видеокамеры. На свежевыпавшем снегу были отчетливо видны кровавые следы.
– Это чьи-то лапы?
Маккей показал еще несколько снимков и даже увеличил один из них.
– Явно какого-то животного. Может, это волк?
– Не волк, – влез в разговор Азар на плохом английском. – Снежный барс.
– Снежный барс? – переспросил Маккей.
Азар подошел ближе и кивнул.
– Снежные барсы живут здесь тысячи лет. Когда-то давно они были даже на гербе местного царя. Теперь их осталось совсем мало. Может, всего несколько сотен. Они нападают на овец и коз здешних крестьян. Но на людей – никогда. – Афганец почесал бороду. – Мало дождей в этом году, ранняя зима. Наверно, они спустились сюда с гор за едой.
Что ж, это была не такая уж большая угроза, в отличие от прочих, которые до этого приходили на ум Джордану. Он испытал некоторое облегчение при мысли о том, что на археологов могли напасть дикие звери. Справиться с животными будет проще, чем с людьми. У снежных барсов нет оружия, их не станут укрывать местные жители. Такая версия также легко объясняла жесткость нападения, обилие крови и отсутствие стрельбы. Неужели это действительно были хищники?
Джордан выпрямился и покачал головой.
– Мы не знаем, кто именно убил археологов, дикие кошки или же люди. Барсы могли появиться здесь позже, чтобы полакомиться свежатиной. Может, именно поэтому мы и не нашли тел. Они утащили их туда, где обитает их прайд…
– Стая снежных барсов, – поправил его Маккей, даже больший сторонник точности, чем Джордан. – Прайды бывают только у львов.
Этертон слегка поежился.
– Если дикие кошки утащили тела, то они наверняка бродят где-то недалеко. – Он указал закованной в гипс рукой в сторону развалин. – Там имеется множество тайников. А еще земля там буквально нашпигована противопехотными минами – наследие нескольких десятилетий войны. Если будете ходить среди развалин, советую вам проявлять осторожность.
– Замечательно, – сыронизировал Маккей. – Мало нам проблем с барсами-людоедами. Нам только противопехотных мин не хватает.
У Джордана имелись карты местности, на которой были отмечены заминированные участки. Впрочем, в данный момент он не горел желанием отправляться на поиски тел в этот жуткий лабиринт – особенно в темноте, – хотя и понимал, что этим рано или поздно придется заняться. Любые улики, способные помочь им в разгадке гибели археологов, по всей видимости, кроются в самих мертвых телах. Но только это не барсы. Барсы не шепчут на древних языках. Так что эти слова были произнесены либо жертвой, либо убийцей. Нужно срочно уходить. Чем дольше они будут ждать, тем меньше проживут те, кто остался в живых, и тем скорее они смогут поймать тех, на чьей совести это кровавое преступление.
– Какого размера эти кошки? – уточнил Стоун.
Азар пожал плечами.
– Большие. Я слышал, самцы весят до восьмидесяти килограммов.
Джордан мысленно перевел килограммы в фунты.
– Это примерно сто семьдесят пять фунтов.
Жутковато, но бывает и хуже.
Маккей хмыкнул в знак несогласия.
– Тогда лучше посмотри на это, – произнес он и показал Джордану еще один снимок с изображением отпечатка лапы, рядом с которым он для сравнения положил «четвертак» – монетку в двадцать пять центов. Джордану впервые стало по-настоящему страшно. Наверно, точно в таком же страхе когда-то прятались от ночных хищников в пещерах их далекие предки. Он прикинул – отпечаток лапы никак не менее восьми дюймов в ширину, то есть размером с небольшую обеденную тарелку.
– Я нашел целую цепочку следов, – сообщил Маккей, указывая на цифровой дисплей.
Они облетели безлюдную деревушку, в которой археологи устроили свой лагерь. Деревушка представляла собой скопление десятка глинобитных строений, часть которых была крыта соломой, часть – листами ржавого железа. Некоторые зияли голыми крышами. Похоже, что до приезда археологов здесь никто не жил вот уже несколько лет.
Мохнатыми хлопьями падал густой снег, закрывая последние оставшиеся на земле следы и возможные улики. Джордан нетерпеливо поерзал на сиденье. Протяни они еще немного, и делать им здесь будет нечего. Кроме того, примерно через полчаса солнце сядет, лишив их нормального освещения.
Наконец вертолет совершил посадку, и Джордан вместе со своей командой, которая теперь включала в себя профессора Этертона, направились к тому месту, которое рейнджеры определили как место убийства. Ученого Джордан взял с собой на тот случай, если им понадобится переводчик с бактрийского. Или тот, кто опознает тела погибших археологов. Он надеялся, что профессор справится с задачей. Этертон заметно нервничал, причем еще сильнее, чем раньше, и постоянно трогал край своего гипса.
Джордан осторожно обошел по периметру жуткое место преступления. Выраставший буквально на глазах слой снега и бесчисленные отпечатки ног, бездумно затоптавших все кругом, уже безвозвратно похоронили детали преступления, однако оказались бессильны скрыть кровь. Ее было слишком много. Брызги крови были видны на полуразрушенных стенах домов по обеим сторонам грязной улицы. Под ногами пятна сливались в рыжевато-красную тропу, уводившую прочь из деревни, – как будто некое божество, обмакнув в кровь палец, прочертило по снегу красный след. Судя по всему, то же самое божество похитило и тела жертв, оставив лишь следы недавнего кровопролития. Но куда же все-таки делись тела убитых? Куда их забрали? И почему? И как?
Джордан смотрел на пушистые хлопья снега, падавшие со стремительно темнеющего неба. Скоро окончательно опустятся сумерки.
– Рассматривайте всю деревню как место преступления, – обратился он к двум своим коллегам. – Даю вам задание полностью ее огородить. Не хочу, чтобы сюда кто-то ступил хотя бы ногой, пока мы с вами все не выясним.
– Закрываем дверь сарая после того, как лошадь сбежала? – пошутил Маккей и, потопав окоченевшими ногами, плотнее натянул на широких плечах пуховик. Затем указал на след башмака, отпечатавшийся в луже крови. – Похоже, тут кто-то забыл разуться.
Джордан узнал отпечаток подошвы ботинка армейского образца. Значит, это постарались свои. Место преступления затоптано рейнджерами, несколько часов назад блокировавшими долину до прибытия команды Джордана.
– Тогда давай извлечем из этого урок и больше не будем здесь ничего затаптывать, – предупредил его Джордан.
– Понял. Он легкий, как перышко, – вступил в разговор второй коллега, специалист Мэдисон «Бешеный Пес» Купер. Хлопнув одной огромной черной рукой Маккея по плечу, второй он насмешливо погладил его заметное брюшко. – Но это может стать проблемой для нашего друга. В Кабуле он больше времени проводит в столовой, в очереди за жрачкой, чем в спортзале.
Маккей оттолкнул его.
– Дело не в весе. Дело в технологии.
– Я возьму на себя северную сторону, – фыркнул Купер. – Ты займешься южной.
Маккей кивнул, закинул повыше на плечо рюкзак и вытащил из чехла цифровой «Никон», чтобы фотографировать место преступления.
– Тот, кто первым откопает стоящую улику, ставит всем по кружке пива, когда мы вернемся в Штаты.
– А не много ли кружек пива в твоем брюхе? – подначил его Купер.
Джордан проследил за тем, как коллеги, согласно процедуре, разошлись в разных направлениях. Им предстояло прошерстить окраину деревушки на предмет возможных улик, будь то следы шин, следы ног, брошенное оружие – короче, все, что позволило бы установить личности нападавших. Каждого его сотрудника сопровождало по офицеру афганской полиции – Азар и Фаршад были практикантами-криминалистами из Афганской полицейской академии.
Джордан прекрасно понимал: за взаимным добродушным подшучиванием обоих его коллег скрывается тревога. Он читал ее в их глазах. Сложившаяся ситуация не нравилась им даже больше, чем ему самому. Забрызганное кровью место преступление, тела убитых, исчезнувшие неизвестно куда, как будто они бесследно испарились…
– Зачем вообще здесь кто-то когда-то поселился? – пробормотал он, не ожидая ответа на свой вопрос.
– По всей видимости, именно изолированность этого места от всего мира в свое время и привлекла сюда буддийских монахов, – произнес стоявший у него за спиной профессор Этертон. Джордан практически забыл о его присутствии.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Стоун, расчехляя свою видеокамеру. Если снег не растает, то отснятые им кадры станут единственным свидетельством разыгравшейся здесь трагедии. Он набросал мысленную сетку и, подойдя к самому краю, снял перчатки, чтобы было удобней вести съемку. – Оставайтесь у меня за спиной, не отходите ни на шаг и, пожалуйста, держитесь в стороне от места преступления.
Этертон с шумом втянул через нос воздух и огляделся по сторонам, как будто опасаясь упустить какую-нибудь деталь. Когда он заговорил снова, его голос, казалось, вот-вот сорвется на фальцет.
– Вся эта долина была для буддистов священной. Они построили здесь огромный монастырский комплекс, вырыли в скалах множество пещер для медитации и целый лабиринт ходов сообщения. Стены этих пещер до сих пор украшают самые ранние из известных науке образцов масляной живописи.
– Ммм, – пробормотал в ответ Джордан и отрегулировал камеру на низкий уровень освещенности – хотелось запечатлеть по возможности все детали.
Профессор же перевел взгляд на скалы и заговорил снова. Казалось, он обращается с лекцией к аудитории. Голос его звучал монотонно, как будто речь была заучена наизусть.
– Много веков назад монахи высекли в скалах гигантские изображения Будды. Если вы приглядитесь внимательнее, то, возможно, заметите ниши, в которых они когда-то располагались.
Джордан посмотрел на далекие желтые скалы, однако сумел разглядеть лишь темные выемки – по всей видимости, тоннели и пещеры, – а также исполинские проходы под арочными сводами, те самые ниши, о которых говорил ученый.
– Статуи Будды, уничтоженные талибами в 2001 году, – продемонстрировал он свою осведомленность, вспомнив вопиющий случай, потрясший своей жестокостью весь мир.
– К сожалению, это так. Талибы явились сюда с танками и бомбами и взорвали знаменитые статуи, объявив их оскорблением ислама. – Этертон, не отрываясь, смотрел на скалы, лишь бы не смотреть на разбрызганную повсюду кровь. Кровь, которая могла быть его кровью. Он заговорил снова, все тем же высоким, монотонным фальцетом. Джордану почему-то послышалось в нем нечто зловещее. – Все, что осталось от бывших колоссов, – эти самые пустые ниши, в которых теперь лежат груды каменных обломков. Такое ощущение, будто над всей долиной нависло проклятие.
Джордан отметил, что взгляд профессора переместился со скал на высокую гору над деревней. Ее темная громада отбрасывала на место преступления зловещую тень. Стоун сумел разглядеть каменные стены, обломки древних парапетов и развалины башен. Все это напомнило ему детский замок из песка, который кто-то задел ногой и разрушил. Поверхность камня была изъедена ветрами, дождем и снегом. Воздействие стихий сделало свое дело: крепость превратилась в собственную бесформенную копию, груды камня и песка, в которых лишь смутно угадывались ее былые очертания.
– Если долина действительно проклята, – продолжал Этертон, – то существует источник проклятия. Мусульмане назвали эти руины Мао Балег, что означает Проклятый Город.
Его слова разбудили в Джордане любопытство и, что греха таить, страх. Было что-то в этом месте такое, что лишало его присутствия духа, и это притом, что сержант был далеко не робкого десятка.
– Что случилось с городом? – поинтересовался он у профессора, продолжая вести съемку. Дополнительная фоновая информация не помешает.
– Измена и убийства. Но, как и большинство подобных преданий, все началось с трагической любви двух молодых людей. – Профессор замолчал, как будто рассчитывая услышать ответ Джордана.
Увы, у того не было времени, чтобы поддакивать Этертону. Сержанту нужно было торопиться. Над долиной стремительно сгущались сумерки, а завтра все вокруг скроет выпавший за ночь снег. Ему была ненавистна мысль о том, что придется заканчивать расследование в темноте, ведь они наверняка что-то упустят.
– Когда-то этот город славился как один из богатейших во всем Афганистане. – Закованной в гипс рукой профессор указал на развалины. – Он был не только центром монашества, но и служил важным перевалочным пунктом для торговых караванов, проходивших по Шелковому пути из Центральной Азии в Индию. Чтобы защитить это богатство, царь династии Шансабани по имени Джалалудин возвел эту крепость. Почти целое столетие она считалась неприступной, а в ее стенах проживало до ста тысяч человек. Легенды гласят, что она была вся пронизана потайными подземными ходами, благодаря которым защитники цитадели могли бы наносить удары по неприятелю. Имелся даже подземный источник, запасы воды из которого позволяли выдержать продолжительную осаду.
– Почему же все так плачевно закончилось? – задал вопрос Джордан. Похоже, эти стены пали довольно давно. Он навел фокус на кровавую кляксу, в скверном освещении пытаясь выжать из снимка максимум.
– Чингисхан. Монгол по происхождению, он хотел подчинить себе эту долину. Поэтому он отправил на переговоры к защитникам крепости своего внука, чтобы тот договорился с ними о ее мирной сдаче. Однако молодого человека убили. После этого Чингисхан повел свои войска на захват долины, поклявшись вырезать всех до единого обитателей крепости за их неповиновение. Однако когда он вошел в долину, то захватить цитадель все равно не смог.
Продолжая вести видеосъемку, Джордан осторожно шагнул вперед.
– Должно быть, он все-таки нашел какой-то способ. Вы что-то сказали об измене…
Бесстрастный голос ученого зазвучал дальше.
– Это была история любви. Дочь местного царя за несколько месяцев до начала осады влюбилась в некоего юношу. Однако отец отказался дать согласие на их брак, не одобрив ее избранника, и даже велел отрубить ему голову, когда влюбленные попытались тайно сбежать. Разъяренная и безутешная в своем горе, девушка покинула цитадель и под покровом тьмы пришла в стан Чингисхана. Желая отомстить за смерть любимого, она показала монголам тайные ходы в крепость и выдала Чингисхану, где находится подземный источник воды.
Джордан слушал рассказ Этертона, что называется, вполуха, пытаясь заснять как можно больше деталей. Его усилия были не столь скрупулезны, как ему самому хотелось бы, однако видимость стремительно ухудшалась с каждой минутой. Закончив съемку одной стороны улицы, он перешел на другую, вытер снежинки с объектива и принялся делать новые кадры. Этертон с минуту постоял молча, а затем заговорил снова, как будто не останавливался вовсе.
– И после того, как Чингисхан пробил эти стены, он сделал то, что обещал. Он убил всех жителей города, более ста тысяч человек. Но на этом он не остановился. Говорят, он уничтожил даже всех животных на полях. Именно эти черные дела и снискали городу его нынешнее название. – Профессора невольно передернуло. – Шар-э-Голгола. Город Криков.
– А что случилось с дочерью здешнего царя? – спросил Джордан. Было видно, что ученый – нервный рассказчик. Древняя легенда понадобилась ему лишь затем, чтобы отвлечься от суровой реальности того ужаса, что случился с его коллегами.
– Чингисхан зарубил девушку мечом за то, что она предала родного отца. Существует поверье, будто ее останки, вместе с останками других обитателей крепости и животных, до сих пор погребены под тем холмом. Но до сегодняшних дней они так и не были обнаружены. – Профессор посмотрел на кровавый след, протянувшийся к расщелине горы в нескольких сотнях ярдов от них, и растерянно заморгал. Его нервный фальцет перешел в умоляющий шепот. – Но мы были близки к находке. Предполагалось, что до наступления зимы мы проделаем большую работу. Иного выхода у нас не было. Нужно было отыскать какие-нибудь древние артефакты, извлечь их из земли и переправить в безопасное место, прежде чем их постигла бы участь статуй Будды. Мы должны были работать как можно быстрее, чтобы откопать их. Чтобы спасти их.
– Скажите, на ваших коллег могли напасть по той причине, что они что-то отыскали за те последние две недели, когда вы отсутствовали? Может быть, они нашли какое-нибудь сокровище? Древний клад?
– Это невозможно, – решительно отмел это предположение профессор. – Если легенды об этом месте соответствуют действительности, то Чингисхан дочиста разграбил крепость, прежде чем ее разрушить. Мы не нашли здесь ничего ценного, за что можно было бы убить моих коллег. Однако суеверные местные племена не хотели, чтобы мы тревожили огромный курган, в котором были захоронены их далекие предки. Здесь в ходу всевозможные истории о призраках, джиннах, проклятиях, и они боялись, что мы разбудим дремлющее здесь зло. Возможно, это мы нечаянно и сделали.
– Меня больше тревожат наши живые, чем трупы наших врагов, – раздраженно фыркнул Джордан.
Слава богу, что их охраняют рейнджеры. Стоун не доверял ни профессору, ни местным жителям; не доверял даже своим подопечным, практикантам-афганцам. В этих краях лояльность понятие непостоянное, и все может измениться в считаные секунды. Доверия нет никому. Черт побери, царь Шансабани лишился царства из-за предательства собственной дочери!
Сержант отвернулся от развалин и посмотрел на пару вертолетов «Чинук СН-47», стоявших примерно в километре от них, на краю соседнего городка Бамиан. На лопастях пропеллера уже лежал снег. Вместе с рейнджерами была группа дознавателей, которые опрашивали местных жителей. Этой ночью, похоже, отдыхать не придется никому.
Джордан выключил видеокамеру. Отснятые кадры он изучит завтра; сейчас же ему хотелось поразмышлять, как говорится, прочувствовать это место. Что он мог бы сказать о нем? Кто-то напал на археологов и убил с невиданной, звериной жестокостью. Повсюду кровь. Похоже, что убийцы пустили в ход ножи, а не огнестрельное оружие. Кровь расплескалась дугой брызг, как будто фонтаном била из колотых ран, а не вытекала отдельными крупными каплями, как это бывает при пулевых ранениях. Впрочем, количество крови мало что объясняло.
Кто это сделал? И почему?
Неужели талибы оскорбились в своих лучших религиозных чувствах из-за ведущихся здесь раскопок? Или это какие-нибудь негодяи из города захватили археологов в плен, рассчитывая получить за них выкуп? Или, может, профессор все-таки прав и суеверные местные жители убили ученых из опасений, что те могли потревожить дремлющие под землей силы зла? Джордан надеялся, что рейнджерам повезло больше, чем его группе. Он продолжал задавать себе вопросы, ответы на которые ему совсем не нравились.
Холодный туман становился все гуще, а снегопад – сильнее, медленно покрывая белым покрывалом окружающее пространство. Джордан уже не мог разглядеть ни вертолеты, ни очертания домов далекого Бамиана. Даже соседние руины Шар-э-Голголы почти полностью скрылись в туманной мгле, превратившись в неясные очертания гор битого камня. Казалось, будто весь мир сжался до размеров этой крошечной деревушки. И ее жутких тайн.
Профессор Этертон снял перчатку и наклонился, чтобы поднять что-то с земли.
– Стойте! – крикнул Джордан. – Это все еще место преступления!
Ученый указал на клочок зеленой ткани, примерзший к луже крови.
– Это куртка Шарлотты, – произнес он дрожащим голосом. – Ее куртка.
Джордан поморщился. О господи, как же много бессмысленных, варварских способов отнять человеческую жизнь!
– Извините, профессор Этертон.
Джордан перевел взгляд с испуганного лица ученого на свои собственные руки. Его правая машинально покручивала на пальце золотое обручальное кольцо. Дурная привычка. Он всегда крутит его, когда сильно нервничает. Джордан оставил кольцо в покое.
Откуда-то слева донеслись тяжелые шаги, быстрые и решительные. Выхватив оружие, пистолет-пулемет «Хеклер и Кох МП7», Джордан обернулся. Из тумана вынырнула фигура Пола Маккея, следом за ним появился практикант-афганец Азар.
– Сержант, посмотри на это!
Джордан сунул «Хеклер» в наплечную кобуру и жестом подозвал к себе Маккея.
Прикрывая массивным телом дорогой фотоаппарат, чтобы на него не попал снег, капрал подошел ближе.
– Я щелкнул вот эти следы.
– Следы ног?
– Нет. Вот, посмотри!
Сержант наклонился и посмотрел на крошечный цифровой экран видеокамеры. На свежевыпавшем снегу были отчетливо видны кровавые следы.
– Это чьи-то лапы?
Маккей показал еще несколько снимков и даже увеличил один из них.
– Явно какого-то животного. Может, это волк?
– Не волк, – влез в разговор Азар на плохом английском. – Снежный барс.
– Снежный барс? – переспросил Маккей.
Азар подошел ближе и кивнул.
– Снежные барсы живут здесь тысячи лет. Когда-то давно они были даже на гербе местного царя. Теперь их осталось совсем мало. Может, всего несколько сотен. Они нападают на овец и коз здешних крестьян. Но на людей – никогда. – Афганец почесал бороду. – Мало дождей в этом году, ранняя зима. Наверно, они спустились сюда с гор за едой.
Что ж, это была не такая уж большая угроза, в отличие от прочих, которые до этого приходили на ум Джордану. Он испытал некоторое облегчение при мысли о том, что на археологов могли напасть дикие звери. Справиться с животными будет проще, чем с людьми. У снежных барсов нет оружия, их не станут укрывать местные жители. Такая версия также легко объясняла жесткость нападения, обилие крови и отсутствие стрельбы. Неужели это действительно были хищники?
Джордан выпрямился и покачал головой.
– Мы не знаем, кто именно убил археологов, дикие кошки или же люди. Барсы могли появиться здесь позже, чтобы полакомиться свежатиной. Может, именно поэтому мы и не нашли тел. Они утащили их туда, где обитает их прайд…
– Стая снежных барсов, – поправил его Маккей, даже больший сторонник точности, чем Джордан. – Прайды бывают только у львов.
Этертон слегка поежился.
– Если дикие кошки утащили тела, то они наверняка бродят где-то недалеко. – Он указал закованной в гипс рукой в сторону развалин. – Там имеется множество тайников. А еще земля там буквально нашпигована противопехотными минами – наследие нескольких десятилетий войны. Если будете ходить среди развалин, советую вам проявлять осторожность.
– Замечательно, – сыронизировал Маккей. – Мало нам проблем с барсами-людоедами. Нам только противопехотных мин не хватает.
У Джордана имелись карты местности, на которой были отмечены заминированные участки. Впрочем, в данный момент он не горел желанием отправляться на поиски тел в этот жуткий лабиринт – особенно в темноте, – хотя и понимал, что этим рано или поздно придется заняться. Любые улики, способные помочь им в разгадке гибели археологов, по всей видимости, кроются в самих мертвых телах. Но только это не барсы. Барсы не шепчут на древних языках. Так что эти слова были произнесены либо жертвой, либо убийцей. Нужно срочно уходить. Чем дольше они будут ждать, тем меньше проживут те, кто остался в живых, и тем скорее они смогут поймать тех, на чьей совести это кровавое преступление.
– Какого размера эти кошки? – уточнил Стоун.
Азар пожал плечами.
– Большие. Я слышал, самцы весят до восьмидесяти килограммов.
Джордан мысленно перевел килограммы в фунты.
– Это примерно сто семьдесят пять фунтов.
Жутковато, но бывает и хуже.
Маккей хмыкнул в знак несогласия.
– Тогда лучше посмотри на это, – произнес он и показал Джордану еще один снимок с изображением отпечатка лапы, рядом с которым он для сравнения положил «четвертак» – монетку в двадцать пять центов. Джордану впервые стало по-настоящему страшно. Наверно, точно в таком же страхе когда-то прятались от ночных хищников в пещерах их далекие предки. Он прикинул – отпечаток лапы никак не менее восьми дюймов в ширину, то есть размером с небольшую обеденную тарелку.
– Я нашел целую цепочку следов, – сообщил Маккей, указывая на цифровой дисплей.