Страница:
Андрей успел заметить, что на той стороне начисто, будто металлическим веником, смело укрепленную огневую точку, которую немцы обустроили возле самого моста. Вчера оттуда, из обложенных мешками железобетонных блоков, работали прямой наводкой вражеская «сорокапятка» и пулемет. Сейчас на этом месте из развороченной груды щебня торчала покореженная арматура и чадил темно-сизый дым.
Фашисты вели стрельбу из развалин внешней со стороны канала стены станции, практически разрушенной артобстрелом. Одноэтажное, вытянутое вдоль берега здание отстояло от кромки канала метров на сорок. Над ним из глубины маячил верхний этаж и крыша высокого, не менее четырех этажей, дома. Немцы облюбовали крышу и оконные проемы мансарды и верхнего этажа, пытаясь вести огонь. Наверняка оттуда им открывался отличный вид на мост.
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
Фашисты вели стрельбу из развалин внешней со стороны канала стены станции, практически разрушенной артобстрелом. Одноэтажное, вытянутое вдоль берега здание отстояло от кромки канала метров на сорок. Над ним из глубины маячил верхний этаж и крыша высокого, не менее четырех этажей, дома. Немцы облюбовали крышу и оконные проемы мансарды и верхнего этажа, пытаясь вести огонь. Наверняка оттуда им открывался отличный вид на мост.
XV
На руку штрафникам оказался ветер, который поднялся с утра. Он то усиливался, то стихал, дуя вдоль канала и все время при этом меняя направление. Когда начинало тянуть слева направо, клубы густого черного дыма, который поднимался из здания станции, затягивали весь южный берег на линии моста. Эта завеса мешала прицельной стрельбе фашистских огневых точек, разместившихся в окрестных жилых домах на южном берегу канала.
По правую руку от моста высокие трех– и четырехэтажные здания подступали еще ближе к кромке воды, и немцы, выдавленные огневым валом артобстрела с линии обороны на набережной, перебрались туда, окопавшись возле оконных проемов и в руинах фасадных стен, разрушенных снарядами, выпущенными из 122-миллиметровых орудий «сушек» и 57-миллиметровых ЗИСов[1] артдивизиона.
Когда саперы заскочили на мост, мост как раз затянула черно-сизая пелена. Усиливающиеся порывы рвали клубы дыма на струящиеся, клочьями провисающие, полосы.
Первый сапер уже достиг разрыва между балками, который зиял в самой середине канала, между вторым и третьим пролетами. Он с разбегу, не раздумывая, перемахнул через провал и приземлился на балку, которая предательски качнулась. Боец едва не кувырнулся в непроглядно-темную воду канала. Его фигура, задрав правой рукой ящик с инструментами кверху для равновесия, балансировала на досках, действительно напоминая гимнаста на веревке. Но уже в следующую долю секунды он, присев, подавал своему товарищу длинную балку.
Среди неутихающего треска автоматных и пулеметных очередей раздался вдруг стук, совершенно выпадавший из грохочущей какофонии стрельбы. Это саперы наспех приколачивали доски, перекинутые через зияющую над водой дыру.
По правую руку от моста высокие трех– и четырехэтажные здания подступали еще ближе к кромке воды, и немцы, выдавленные огневым валом артобстрела с линии обороны на набережной, перебрались туда, окопавшись возле оконных проемов и в руинах фасадных стен, разрушенных снарядами, выпущенными из 122-миллиметровых орудий «сушек» и 57-миллиметровых ЗИСов[1] артдивизиона.
Когда саперы заскочили на мост, мост как раз затянула черно-сизая пелена. Усиливающиеся порывы рвали клубы дыма на струящиеся, клочьями провисающие, полосы.
Первый сапер уже достиг разрыва между балками, который зиял в самой середине канала, между вторым и третьим пролетами. Он с разбегу, не раздумывая, перемахнул через провал и приземлился на балку, которая предательски качнулась. Боец едва не кувырнулся в непроглядно-темную воду канала. Его фигура, задрав правой рукой ящик с инструментами кверху для равновесия, балансировала на досках, действительно напоминая гимнаста на веревке. Но уже в следующую долю секунды он, присев, подавал своему товарищу длинную балку.
Среди неутихающего треска автоматных и пулеметных очередей раздался вдруг стук, совершенно выпадавший из грохочущей какофонии стрельбы. Это саперы наспех приколачивали доски, перекинутые через зияющую над водой дыру.
XVI
Действия саперов словно подтолкнули залегших на набережной. Первым своих ребят поднял Настасенко. Он вскочил на ноги, что-то истошно закричав, во всю мочь. До Аникина долетел только излет этого звука, похожего на рев раненого быка. Следом за лейтенантом поднялись, отталкиваясь от асфальта, бойцы – один, второй, третий.
Несколько человек, на бегу ведя стрельбу, взбежали на балки моста.
– Взво-од!!! – Андрею почудилось, что у него заложило уши от собственного голоса. – За мно-ой!..
Пули высвистывали справа и слева свое смертоносное «суонг-суонг». Ноги лихорадочно перебирали подметками по пружинящим, неустойчиво дрожащим над мертвенной гладью темной воды доскам. Вести огонь с моста не было никакой возможности. Глаза, точно привязанные, не отрываясь, следили за тем, куда будет сделан следующий шаг.
Вот кто-то, истошно вскрикнув, осел, повалился на бок, сорвавшись в щель между досками.
Андрей бежит следом и видит, как внизу, метрах в четырех, быстро погружается в грязно-зеленую воду одетая в шинель спина, а от нее тяжело расходятся в стороны темные круги, окантованные красно-белой пеной. Эта картина, как кадр кинопленки, сменяется следующей: возле носка левого сапога вдруг выламывается и летит в сторону здоровенная щепа, и смертоносное «суонг-суонг» свистит совсем близко.
На долю секунды Аникину кажется, что он теряет равновесие. Его плечи скособочило вправо, и Андрею приходится в какое-то мгновение перебросить ППШ в левую руку, чтобы восстановить равновесие. Он удерживается и снова прибавляет скорость.
Вот впереди мелькнули доски, перекинутые саперами через провал и наспех прихваченные гвоздями. Значит, уже середина, два пролета уже позади. Ровно половина линии смерти. Для кого-то она так и останется бесконечной.
С южной стороны балки целее, и бежать здесь легче. Андрей перескакивает через залитое кровью тело бойца. Он лежит, скорчившись, в неестественной позе. Из искаженного гримасой рта выходят розовые пузыри, лицо повернуто куда-то вбок, в сторону воды, но в глазах застыл такой смертный страх, точно они видят не эту проклятую гладь канала, а уже что-то совсем другое, торжественное и ужасное.
Несколько человек, на бегу ведя стрельбу, взбежали на балки моста.
– Взво-од!!! – Андрею почудилось, что у него заложило уши от собственного голоса. – За мно-ой!..
Пули высвистывали справа и слева свое смертоносное «суонг-суонг». Ноги лихорадочно перебирали подметками по пружинящим, неустойчиво дрожащим над мертвенной гладью темной воды доскам. Вести огонь с моста не было никакой возможности. Глаза, точно привязанные, не отрываясь, следили за тем, куда будет сделан следующий шаг.
Вот кто-то, истошно вскрикнув, осел, повалился на бок, сорвавшись в щель между досками.
Андрей бежит следом и видит, как внизу, метрах в четырех, быстро погружается в грязно-зеленую воду одетая в шинель спина, а от нее тяжело расходятся в стороны темные круги, окантованные красно-белой пеной. Эта картина, как кадр кинопленки, сменяется следующей: возле носка левого сапога вдруг выламывается и летит в сторону здоровенная щепа, и смертоносное «суонг-суонг» свистит совсем близко.
На долю секунды Аникину кажется, что он теряет равновесие. Его плечи скособочило вправо, и Андрею приходится в какое-то мгновение перебросить ППШ в левую руку, чтобы восстановить равновесие. Он удерживается и снова прибавляет скорость.
Вот впереди мелькнули доски, перекинутые саперами через провал и наспех прихваченные гвоздями. Значит, уже середина, два пролета уже позади. Ровно половина линии смерти. Для кого-то она так и останется бесконечной.
С южной стороны балки целее, и бежать здесь легче. Андрей перескакивает через залитое кровью тело бойца. Он лежит, скорчившись, в неестественной позе. Из искаженного гримасой рта выходят розовые пузыри, лицо повернуто куда-то вбок, в сторону воды, но в глазах застыл такой смертный страх, точно они видят не эту проклятую гладь канала, а уже что-то совсем другое, торжественное и ужасное.
XVII
Двигающиеся впереди начинают вести огонь. Раздаются разрывы гранат. Значит, кто-то уже добрался до противоположного берега и вступил с врагом в ближний бой.
Здание станции и узкое пространство набережной перед нею вспучиваются от огня и дыма. Это экипажи самоходок, выдвинувшись на стрельбу прямой наводкой, практически в упор гвоздят немецкие позиции. Значит, держат обещание, поддерживая огнем своих орудий отчаянный бросок штрафной роты через мост.
Спина впереди бегущего вдруг остановилась и, согнувшись, присела. Аникин, нагнав раненого, на ходу опять перекинул автомат и зацепил высвобожденной рукой его левую подмышку. С силой подтянув бойца вверх, игнорируя его протяжный стон, Андрей только кричал в ответ:
– Давай! Давай! После! После!
Мелькнуло перед глазами исхудалое, сморщенное личико бойца из вчерашнего пополнения. Причитая и издавая громкие стоны, боец в то же время старался перебирать ногами, подчиняясь силе тащившего его на буксире командира.
Ветер дул то в сторону центра города, застя черным дымом пожара возвышавшиеся за станцией здания, то вдруг начинал взвихриваться, направляя клубы лоснящейся, жирной копоти в сторону моста. Уже позже штрафники обнаружили, что это чадило горючее в оставленных фрицами грузовиках. Создавая маскировочную завесу для штрафного десанта на южный берег, этот дым одновременно совершенно не давал дышать.
Тютин с винтовкой наперевес вынырнул из дымовой завесы навстречу сходившему с моста командиру форменным папуасом. Он, пригнувшись, на бегу подхватил раненого, которого буксировал Аникин, всеми своими действиями выказывая стремление разгрузить взводного. При этом его душил приступ кашля.
– Кхе-кхе… э-эх, товарищ командир… кхе-э-эх… Хоть проти… вогаз… кхе-хех… надевай… Тьфу ты, черт…
– Перевяжи… – коротко рубанул Андрей, гусиным шагом, а потом ползком подбираясь к цепи бойцов, залегших на левой от моста стороне. Уже там Андрей узнал, что один из двоих саперов, обеспечивших переправу штрафной роты, был убит. Пулеметная очередь настигла его на самом сходе с моста, пули вошли в бойца с такой силой, что его толкнуло с балок в воду.
Чаплыгин, боец из вчерашнего пополнения – юркий, говорливый, с бегающим взглядом постоянно прищуренных маленьких глазок, – утверждал, что лично видел, как изрешеченное пулями тело сапера швырнуло в канал. Он упал в воду возле самой отвесной стены берега и тут же камнем ушел на дно.
Второй сапер получил ранение в ноги. Им занимались бойцы из второго взвода – сделали перевязки и все, что можно было сделать. Во взводе Аникина при переходе линии смерти двое новеньких пополнили трагический счет безвозвратных потерь. Еще четверо, с ранами различной степени тяжести, отлеживались возле самого моста, в секторе второго взвода, надеясь, что наступит такая минута, когда можно будет осуществить эвакуацию обратно на северный берег.
Здание станции и узкое пространство набережной перед нею вспучиваются от огня и дыма. Это экипажи самоходок, выдвинувшись на стрельбу прямой наводкой, практически в упор гвоздят немецкие позиции. Значит, держат обещание, поддерживая огнем своих орудий отчаянный бросок штрафной роты через мост.
Спина впереди бегущего вдруг остановилась и, согнувшись, присела. Аникин, нагнав раненого, на ходу опять перекинул автомат и зацепил высвобожденной рукой его левую подмышку. С силой подтянув бойца вверх, игнорируя его протяжный стон, Андрей только кричал в ответ:
– Давай! Давай! После! После!
Мелькнуло перед глазами исхудалое, сморщенное личико бойца из вчерашнего пополнения. Причитая и издавая громкие стоны, боец в то же время старался перебирать ногами, подчиняясь силе тащившего его на буксире командира.
Ветер дул то в сторону центра города, застя черным дымом пожара возвышавшиеся за станцией здания, то вдруг начинал взвихриваться, направляя клубы лоснящейся, жирной копоти в сторону моста. Уже позже штрафники обнаружили, что это чадило горючее в оставленных фрицами грузовиках. Создавая маскировочную завесу для штрафного десанта на южный берег, этот дым одновременно совершенно не давал дышать.
Тютин с винтовкой наперевес вынырнул из дымовой завесы навстречу сходившему с моста командиру форменным папуасом. Он, пригнувшись, на бегу подхватил раненого, которого буксировал Аникин, всеми своими действиями выказывая стремление разгрузить взводного. При этом его душил приступ кашля.
– Кхе-кхе… э-эх, товарищ командир… кхе-э-эх… Хоть проти… вогаз… кхе-хех… надевай… Тьфу ты, черт…
– Перевяжи… – коротко рубанул Андрей, гусиным шагом, а потом ползком подбираясь к цепи бойцов, залегших на левой от моста стороне. Уже там Андрей узнал, что один из двоих саперов, обеспечивших переправу штрафной роты, был убит. Пулеметная очередь настигла его на самом сходе с моста, пули вошли в бойца с такой силой, что его толкнуло с балок в воду.
Чаплыгин, боец из вчерашнего пополнения – юркий, говорливый, с бегающим взглядом постоянно прищуренных маленьких глазок, – утверждал, что лично видел, как изрешеченное пулями тело сапера швырнуло в канал. Он упал в воду возле самой отвесной стены берега и тут же камнем ушел на дно.
Второй сапер получил ранение в ноги. Им занимались бойцы из второго взвода – сделали перевязки и все, что можно было сделать. Во взводе Аникина при переходе линии смерти двое новеньких пополнили трагический счет безвозвратных потерь. Еще четверо, с ранами различной степени тяжести, отлеживались возле самого моста, в секторе второго взвода, надеясь, что наступит такая минута, когда можно будет осуществить эвакуацию обратно на северный берег.
XVIII
Наступление такой минуты теперь напрямую зависело от решительности и удачи тех, кто сумел захватить плацдарм. И, конечно же, в не меньшей степени от помощи минометов, самоходных, артиллерийских и танковых орудий, сконцентрированных на северной стороне канала.
Воспользовавшись массированной поддержкой «сушек» со своего берега, штрафники с ходу попытались зацепиться за станцию. Люди Настасенко продвигались вправо, по направлению к жилым зданиям вдоль набережной. По замыслу командования, они должны были удерживать центр сектора наступления, зону моста и смещаться вправо, готовя коридор для движения бойцов третьего взвода Мартынова.
Поначалу второму взводу удалось добиться определенного успеха. Бойцы, ступив с балок моста на твердый асфальт южного берега, выплеснули на врага сокрушительный заряд ярости. Перед этой сметающей все на своем пути волной фашисты устоять не смогли, к тому же ошеломленные огнем «сушек» с северного берега.
Бойцы второго взвода вступили в схватку первыми, с ходу переместив свой удар на правый фланг. Пустив в ход гранаты, они в ближнем бою выбили немцев из выкопанных вдоль моста траншей. Когда мост покидали бойцы Аникина, второму взводу уже удалось залечь за мешками, наваленными на бруствер вражеских позиций, с внешней стороны. Штрафники вели огонь по спинам гитлеровцев, убегавших к аркам, ведущим во дворы жилых зданий, оконные проемы которых выходили на набережную.
Следуя командам лейтенанта, второй взвод пытался развить успех, с ходу расширить плацдарм, зацепившись за ближайшие к набережной четырехэтажные дома. Несколько бойцов из настасенковских бросились следом за гитлеровцами, предприняв попытку на плечах врага подобраться к домам и занять их.
Но эти смельчаки угодили под перекрестный шквальный огонь, который открыли немцы из окон стоящих напротив зданий. Попытка атаки захлебнулась, и второй взвод залег во вражеских траншеях, прикрывая действия людей Аникина.
Бойцы Капустина преодолели рубеж разрушенной стены станции и вступили в схватку внутри здания с такой яростью, что практически сразу выдавили врага на площадь. Залы и помещения внутри заволокло черным вонючим дымом, который чадил из горящего грузовика, припаркованного на площади перед станцией.
В это время группа бойцов под началом Шевердяева, используя в качестве прикрытия примыкавшие к станции постройки, штабелями сложенные доски и кучи щебня, сумела незамеченной обойти здание станции со стороны набережной. На руку бойцам оказалось и то, что уже начало смеркаться. Клубы дыма стали реже, но все равно еще продолжало чадить.
Воспользовавшись массированной поддержкой «сушек» со своего берега, штрафники с ходу попытались зацепиться за станцию. Люди Настасенко продвигались вправо, по направлению к жилым зданиям вдоль набережной. По замыслу командования, они должны были удерживать центр сектора наступления, зону моста и смещаться вправо, готовя коридор для движения бойцов третьего взвода Мартынова.
Поначалу второму взводу удалось добиться определенного успеха. Бойцы, ступив с балок моста на твердый асфальт южного берега, выплеснули на врага сокрушительный заряд ярости. Перед этой сметающей все на своем пути волной фашисты устоять не смогли, к тому же ошеломленные огнем «сушек» с северного берега.
Бойцы второго взвода вступили в схватку первыми, с ходу переместив свой удар на правый фланг. Пустив в ход гранаты, они в ближнем бою выбили немцев из выкопанных вдоль моста траншей. Когда мост покидали бойцы Аникина, второму взводу уже удалось залечь за мешками, наваленными на бруствер вражеских позиций, с внешней стороны. Штрафники вели огонь по спинам гитлеровцев, убегавших к аркам, ведущим во дворы жилых зданий, оконные проемы которых выходили на набережную.
Следуя командам лейтенанта, второй взвод пытался развить успех, с ходу расширить плацдарм, зацепившись за ближайшие к набережной четырехэтажные дома. Несколько бойцов из настасенковских бросились следом за гитлеровцами, предприняв попытку на плечах врага подобраться к домам и занять их.
Но эти смельчаки угодили под перекрестный шквальный огонь, который открыли немцы из окон стоящих напротив зданий. Попытка атаки захлебнулась, и второй взвод залег во вражеских траншеях, прикрывая действия людей Аникина.
Бойцы Капустина преодолели рубеж разрушенной стены станции и вступили в схватку внутри здания с такой яростью, что практически сразу выдавили врага на площадь. Залы и помещения внутри заволокло черным вонючим дымом, который чадил из горящего грузовика, припаркованного на площади перед станцией.
В это время группа бойцов под началом Шевердяева, используя в качестве прикрытия примыкавшие к станции постройки, штабелями сложенные доски и кучи щебня, сумела незамеченной обойти здание станции со стороны набережной. На руку бойцам оказалось и то, что уже начало смеркаться. Клубы дыма стали реже, но все равно еще продолжало чадить.
XIX
Когда немцы, выдавленные из здания станции, очутились на площади, в них тут же полетели гранаты и пули со стороны дальнего угла строения. В это время Аникин с Тютиным, Латаным и несколькими новичками, перебравшись через наваленную вокруг пулеметного гнезда груду мешков, ударили с правого фланга.
Зажатые в клещи, фашисты стали отступать под прикрытие углового дома и огневой точки возле тумбы с афишами. Они оставили на площади несколько убитых и раненых, и, когда стемнело, еще с полчаса было слышно, как кто-то протяжно стонал. Стоны эти то и дело прерывались отчаянными выкриками по-немецки.
В это время аникинский взвод осваивался на захваченном рубеже. Пока совсем не стемнело, Андрей внимательно осмотрел левый фланг. Рельсы железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль набережной канала, были сплошь заставлены вагонами. Ближайший к станции находился менее чем в ста метрах от обгорелого оконного проема, в котором Кокошилов установил свой пулемет. По прикидкам Андрея, фашисты вполне могли ударить отсюда, с левого фланга.
– Чертов подранок… – зло буркнул Кокошилов, прислушиваясь к стонам, доносившимся с площади. – На нервы действует, товарищ командир…
– Нервы лечить надо… – сурово ответил Аникин. – Говорят, спокойная музыка от нервов помогает…
– Да где ж я ее возьму, товарищ командир? – искренне удивился Кокошилов, даже оглянувшись на своего второго номера – совсем еще сопливого хлопчика из вчерашнего пополнения, с красноречивой фамилией Безбородько.
– Да уж, проблема, – сохраняя серьезность, вздохнул Аникин и вдруг с иронией добавил: – У твоего фашиста трофейного музыка-то действительно громкая. На нервы действует. «ДП» поспокойнее будет. Ты попроси Климовича, он тебе пластинку прокрутит на сорок семь оборотов…[2]
Зажатые в клещи, фашисты стали отступать под прикрытие углового дома и огневой точки возле тумбы с афишами. Они оставили на площади несколько убитых и раненых, и, когда стемнело, еще с полчаса было слышно, как кто-то протяжно стонал. Стоны эти то и дело прерывались отчаянными выкриками по-немецки.
В это время аникинский взвод осваивался на захваченном рубеже. Пока совсем не стемнело, Андрей внимательно осмотрел левый фланг. Рельсы железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль набережной канала, были сплошь заставлены вагонами. Ближайший к станции находился менее чем в ста метрах от обгорелого оконного проема, в котором Кокошилов установил свой пулемет. По прикидкам Андрея, фашисты вполне могли ударить отсюда, с левого фланга.
– Чертов подранок… – зло буркнул Кокошилов, прислушиваясь к стонам, доносившимся с площади. – На нервы действует, товарищ командир…
– Нервы лечить надо… – сурово ответил Аникин. – Говорят, спокойная музыка от нервов помогает…
– Да где ж я ее возьму, товарищ командир? – искренне удивился Кокошилов, даже оглянувшись на своего второго номера – совсем еще сопливого хлопчика из вчерашнего пополнения, с красноречивой фамилией Безбородько.
– Да уж, проблема, – сохраняя серьезность, вздохнул Аникин и вдруг с иронией добавил: – У твоего фашиста трофейного музыка-то действительно громкая. На нервы действует. «ДП» поспокойнее будет. Ты попроси Климовича, он тебе пластинку прокрутит на сорок семь оборотов…[2]
XX
Кокошилов хмыкнул, только теперь сообразив, что командир шутит.
– Конечно, спокойнее. Так ведь у Климовича новая разработка. Видали? И рукоятка пистолетная, и стреляет хоть одиночными… Одно слово – модернизованный.
– Видел, видел… Модернизированный…
– Чего? – не понимающе переспросил Кокошилов.
– Правильно не модернизованный, а модернизированный… – с усмешкой поправил Аникин.
– Один черт… – опять с досадой буркнул Кокошилов. – Главное, чтоб стрелял. Этот тоже ничего себе…
Он хлопнул ладонью по прикладу трофейного немецкого пулемета так, что тот подпрыгнул стволом вверх.
В это время Безбородько вдруг прыснул от смеха. До того он старательно пыхтел, перекладывая ближе к пулемету, под стену, коробки с запасными лентами и вещмешки – свой и старшего пулеметного расчета Кокошилова.
– А ты чего гогочешь? – насупившись, с угрозой проговорил Кокошилов. – Ишь умник выискался. Я щас тебя так модернизую, что мало не покажется… Навалил вещи прямо под ноги… Тут повернуться негде!.. А ну давай в угол все сгружай…
– Ладно-ладно, остынь… – предостерегающе сказал Кокошилову Аникин.
Голос его вновь посуровел, когда он произнес:
– А вещмешок свой… сам возьми и переложи. Ты Безбородько спасибо скажи за то, что он твое барахло через мост перетащил… И чтоб больше он за тебя твой мешок не таскал. Понял? Боец у тебя – второй номер пулеметного расчета, а не денщик… Увижу, останешься и за первый, и за второй номер в одном лице… Я понятно изложил?
– Понятно… – зло оглядываясь на бойца, буркнул Кокошилов.
– Я не расслышал, рядовой Кокошилов, – тем же суровым тоном повторил Аникин.
– Вас понял, товарищ старший лейтенант!
– Конечно, спокойнее. Так ведь у Климовича новая разработка. Видали? И рукоятка пистолетная, и стреляет хоть одиночными… Одно слово – модернизованный.
– Видел, видел… Модернизированный…
– Чего? – не понимающе переспросил Кокошилов.
– Правильно не модернизованный, а модернизированный… – с усмешкой поправил Аникин.
– Один черт… – опять с досадой буркнул Кокошилов. – Главное, чтоб стрелял. Этот тоже ничего себе…
Он хлопнул ладонью по прикладу трофейного немецкого пулемета так, что тот подпрыгнул стволом вверх.
В это время Безбородько вдруг прыснул от смеха. До того он старательно пыхтел, перекладывая ближе к пулемету, под стену, коробки с запасными лентами и вещмешки – свой и старшего пулеметного расчета Кокошилова.
– А ты чего гогочешь? – насупившись, с угрозой проговорил Кокошилов. – Ишь умник выискался. Я щас тебя так модернизую, что мало не покажется… Навалил вещи прямо под ноги… Тут повернуться негде!.. А ну давай в угол все сгружай…
– Ладно-ладно, остынь… – предостерегающе сказал Кокошилову Аникин.
Голос его вновь посуровел, когда он произнес:
– А вещмешок свой… сам возьми и переложи. Ты Безбородько спасибо скажи за то, что он твое барахло через мост перетащил… И чтоб больше он за тебя твой мешок не таскал. Понял? Боец у тебя – второй номер пулеметного расчета, а не денщик… Увижу, останешься и за первый, и за второй номер в одном лице… Я понятно изложил?
– Понятно… – зло оглядываясь на бойца, буркнул Кокошилов.
– Я не расслышал, рядовой Кокошилов, – тем же суровым тоном повторил Аникин.
– Вас понял, товарищ старший лейтенант!
XXI
В глубине души Аникин тщился надеждой, что фашисты на ночь глядя отвоевывать захваченный штрафниками плацдарм не попрутся. Но чаяния старшего лейтенанта были в пух и прах развеяны уже спустя каких-то минут двадцать после того, как враг был выбит с территории станции.
Несколько орудийных выстрелов прозвучало со стороны железной дороги. Два или три 45-миллиметровых вражеских орудия, поставленные на прямую наводку, открыли огонь метров с трехсот. Первые снаряды угодили в левый торец станции, туда, где устроили пулеметную точку Кокошилов с Безбородько.
Сразу же, точно по сигналу, темно-сиреневая мгла густеющей ночи озарилась десятками огневых факелочков. Хаотично прыгая и перемещаясь то влево, то вправо, подскакивая вверх-вниз, они широкой дугой заполонили пространство железнодорожного полотна.
Одновременно такие стреляющиеся огни зажглись на той стороне площади. Фашисты атаковали станцию с двух направлений – со стороны центра города и вдоль набережной по железнодорожным путям.
Аникин, конечно, прекрасно знал, что немцы держат за правило ночью не воевать и правило это нарушают крайне редко. Однако опыт подсказывал ему, что здесь, скорее всего, окажется тот самый крайний случай, поскольку враг ни за что не хотел пускать штрафников на южный берег.
Слишком фашисты были уязвлены тем, что русским все-таки удалось перебраться через взорванный мост и зацепиться за южный берег. А как фашисты ведут себя в таких ситуациях, Андрею уже было хорошо известно. По опыту он знал, что если затронуто самолюбие немцев, то они обязательно, несмотря на время суток и погодные условия, полезут отвоевывать потерянное.
Потому-то ни он, ни Липатов никому во взводе расслабиться не позволили, несмотря на то что у всех на лицах читалась крайняя усталость, пришедшая на смену сверхнапряжению, которое держало каждого при пересечении канала.
Снаряды, неожиданно прилетевшие с левого фланга, на несколько секунд обескуражили оборонявших станцию. Но подбадривающие крики командиров быстро вернули бойцам самообладание.
Несколько орудийных выстрелов прозвучало со стороны железной дороги. Два или три 45-миллиметровых вражеских орудия, поставленные на прямую наводку, открыли огонь метров с трехсот. Первые снаряды угодили в левый торец станции, туда, где устроили пулеметную точку Кокошилов с Безбородько.
Сразу же, точно по сигналу, темно-сиреневая мгла густеющей ночи озарилась десятками огневых факелочков. Хаотично прыгая и перемещаясь то влево, то вправо, подскакивая вверх-вниз, они широкой дугой заполонили пространство железнодорожного полотна.
Одновременно такие стреляющиеся огни зажглись на той стороне площади. Фашисты атаковали станцию с двух направлений – со стороны центра города и вдоль набережной по железнодорожным путям.
Аникин, конечно, прекрасно знал, что немцы держат за правило ночью не воевать и правило это нарушают крайне редко. Однако опыт подсказывал ему, что здесь, скорее всего, окажется тот самый крайний случай, поскольку враг ни за что не хотел пускать штрафников на южный берег.
Слишком фашисты были уязвлены тем, что русским все-таки удалось перебраться через взорванный мост и зацепиться за южный берег. А как фашисты ведут себя в таких ситуациях, Андрею уже было хорошо известно. По опыту он знал, что если затронуто самолюбие немцев, то они обязательно, несмотря на время суток и погодные условия, полезут отвоевывать потерянное.
Потому-то ни он, ни Липатов никому во взводе расслабиться не позволили, несмотря на то что у всех на лицах читалась крайняя усталость, пришедшая на смену сверхнапряжению, которое держало каждого при пересечении канала.
Снаряды, неожиданно прилетевшие с левого фланга, на несколько секунд обескуражили оборонявших станцию. Но подбадривающие крики командиров быстро вернули бойцам самообладание.
XXII
Вражеские «сорокапятки» еще не успели стихнуть, а на левом фланге заработал пулемет Кокошилова. Серия коротких очередей прижала к насыпанному вдоль рельсов гравию группу фашистов. Они залегли с обеих сторон полотна, не переставая вести ответный огонь из своих автоматов.
Среди наступавших были и «фаустники». Дважды по левому торцу станции производили выстрелы из одноразового ручного гранатомета. Обе попытки плохо кончились для стрелявших. Кокошилов сумел поймать моменты выброса реактивной струи из сопла гранатомета. Озаренные оранжевым пламенем гранатометчики становились для пулеметчика отличной мишенью. Его палец мгновенно нажимал на спусковой крючок, и очередь скашивала угасшую тень с трубой на плече.
– Есть! Товарищ первый номер! Попал! – радостно кричал Безбородько в оконный проем, напрочь забыв об опасности схватить вражескую пулю.
– Чего орешь?! – сердито рявкнул Кокошилов. – Зазря щас хлопнут…
Он резко схватил за рукав своего раздухарившегося второго номера и одернул его от края разбитого подоконника. Кокошилов тут же снова приник к короткому прикладу своего трофейного пулемета.
– Ленту давай новую… Бегом!.. – крикнул он и выпустил новую порцию пуль в расцвеченное огнями выстрелов железнодорожное полотно.
Среди наступавших были и «фаустники». Дважды по левому торцу станции производили выстрелы из одноразового ручного гранатомета. Обе попытки плохо кончились для стрелявших. Кокошилов сумел поймать моменты выброса реактивной струи из сопла гранатомета. Озаренные оранжевым пламенем гранатометчики становились для пулеметчика отличной мишенью. Его палец мгновенно нажимал на спусковой крючок, и очередь скашивала угасшую тень с трубой на плече.
– Есть! Товарищ первый номер! Попал! – радостно кричал Безбородько в оконный проем, напрочь забыв об опасности схватить вражескую пулю.
– Чего орешь?! – сердито рявкнул Кокошилов. – Зазря щас хлопнут…
Он резко схватил за рукав своего раздухарившегося второго номера и одернул его от края разбитого подоконника. Кокошилов тут же снова приник к короткому прикладу своего трофейного пулемета.
– Ленту давай новую… Бегом!.. – крикнул он и выпустил новую порцию пуль в расцвеченное огнями выстрелов железнодорожное полотно.
XXIII
Со стороны площади немцы атаковали почти одновременно с ударом по левому флангу. Вражеские пулеметы без остановки били из дома напротив, прикрывая наступавших. Трассеры расчерчивали пространство площади вдоль и поперек.
Неясные отсветы нарушали монолитную непроглядность темноты, вгрызались в нее, рвали на клочья. В этих прорехах высвечивались силуэты двигавшихся по площади немцев. И тогда их настигали пули, выпущенные штрафниками.
На правом фланге бой вдруг разгорелся с новой силой. Это совместно вступили в схватку бойцы второго и третьего взводов штрафной роты. Под покровом ночи через мост сумели переправиться штрафники младшего лейтенанта Мартынова и противотанковый взвод, приданный командованием полка штрафной роте для усиления атакующих действий на южном берегу.
Пэтээровцы сумели переправить на плацдарм не только несколько ящиков трофейных «фаустпатронов», но и два 45-миллиметровых орудия. Их расчеты с ходу были поставлены на прямую наводку и вступили в бой на правом фланге. Их появление в темноте стало полной неожиданностью для немцев.
Все эти действия оказались возможными благодаря самоотверженной работе полковых саперов. Не дожидаясь, пока на мост опустится спасительный покров ночи, под плотным перекрестным огнем фашистов, бивших по мосту с пристрелянных позиций крыш и верхних этажей окрестных зданий, саперы крепили гулявшие над каналом балки, сколачивали настилы, способные выдержать не только людей и лафет артиллерийского орудия, но и тяжелую бронетехнику.
Неясные отсветы нарушали монолитную непроглядность темноты, вгрызались в нее, рвали на клочья. В этих прорехах высвечивались силуэты двигавшихся по площади немцев. И тогда их настигали пули, выпущенные штрафниками.
На правом фланге бой вдруг разгорелся с новой силой. Это совместно вступили в схватку бойцы второго и третьего взводов штрафной роты. Под покровом ночи через мост сумели переправиться штрафники младшего лейтенанта Мартынова и противотанковый взвод, приданный командованием полка штрафной роте для усиления атакующих действий на южном берегу.
Пэтээровцы сумели переправить на плацдарм не только несколько ящиков трофейных «фаустпатронов», но и два 45-миллиметровых орудия. Их расчеты с ходу были поставлены на прямую наводку и вступили в бой на правом фланге. Их появление в темноте стало полной неожиданностью для немцев.
Все эти действия оказались возможными благодаря самоотверженной работе полковых саперов. Не дожидаясь, пока на мост опустится спасительный покров ночи, под плотным перекрестным огнем фашистов, бивших по мосту с пристрелянных позиций крыш и верхних этажей окрестных зданий, саперы крепили гулявшие над каналом балки, сколачивали настилы, способные выдержать не только людей и лафет артиллерийского орудия, но и тяжелую бронетехнику.
XXIV
Воспользовавшись растерянностью врага, артиллеристы произвели несколько точных выстрелов. Использовали фугасные и осколочные снаряды, а также картечь. С их помощью сумели подавить в жилых домах напротив несколько пулеметных точек, которые сдерживали развитие атак взвода Настасенко.
Здание заволокло дымом. Внутри вспыхнул пожар, который стал быстро распространяться вверх по деревянным лестничным пролетам и балкам потолочных перекрытий. Вскоре языки пламени уже вырывались из оконных проемов верхних этажей. В зловеще-багровых, ярких отсветах, которыми огонь разгонял ночную темноту, было видно, как из-под черепицы на крыше сочится красноватый густой дым.
Из маленького квадратного окошка в чердачном фронтоне вырвался длинный язык пламени и следом вывалился охваченный огнем человек. Он пролетел вниз с отчаянным, душераздирающим криком, который едва не заглушил грохот стрельбы, и шмякнулся на мостовую перед домом у самого края тротуарной бровки, по которой с винтовками наперевес бежали бойцы штрафной роты.
Под крышей, над самым чердаком, из которого выпал горящий немец, что-то ухнуло, и вверх взметнуло несколько черепиц, обнажив скелетообразный остов стропил.
Штрафники тут же воспользовались успешными результатами стрельбы расчетов «сорокапяток». Сразу две группы из взводов Настасенко и Мартынова бросились на штурм охваченного огнем и дымом дома. Они без промедления преодолели полотно мощеной улицы и, прижимаясь к стенам, стали охватывать здание по периметру.
Несколько бойцов, используя спины товарищей в качестве лестниц, ловко взбирались к оконным проемам, расположенным высоко над цоколем здания. Предварительно внутрь летели гранаты и пули коротких очередей, а следом без промедления в зловещей задымленной утробе исчезали сами бойцы.
Гранатами забрасывали и окошки полуподвальных помещений, выходивших на улицу. Приглушенная трескотня беспорядочной винтовочной и автоматной стрельбы выплеснулась наружу из дворов. Судя по стремительно нараставшему ее шуму, в глубине домов разгорался нешуточный бой.
Здание заволокло дымом. Внутри вспыхнул пожар, который стал быстро распространяться вверх по деревянным лестничным пролетам и балкам потолочных перекрытий. Вскоре языки пламени уже вырывались из оконных проемов верхних этажей. В зловеще-багровых, ярких отсветах, которыми огонь разгонял ночную темноту, было видно, как из-под черепицы на крыше сочится красноватый густой дым.
Из маленького квадратного окошка в чердачном фронтоне вырвался длинный язык пламени и следом вывалился охваченный огнем человек. Он пролетел вниз с отчаянным, душераздирающим криком, который едва не заглушил грохот стрельбы, и шмякнулся на мостовую перед домом у самого края тротуарной бровки, по которой с винтовками наперевес бежали бойцы штрафной роты.
Под крышей, над самым чердаком, из которого выпал горящий немец, что-то ухнуло, и вверх взметнуло несколько черепиц, обнажив скелетообразный остов стропил.
Штрафники тут же воспользовались успешными результатами стрельбы расчетов «сорокапяток». Сразу две группы из взводов Настасенко и Мартынова бросились на штурм охваченного огнем и дымом дома. Они без промедления преодолели полотно мощеной улицы и, прижимаясь к стенам, стали охватывать здание по периметру.
Несколько бойцов, используя спины товарищей в качестве лестниц, ловко взбирались к оконным проемам, расположенным высоко над цоколем здания. Предварительно внутрь летели гранаты и пули коротких очередей, а следом без промедления в зловещей задымленной утробе исчезали сами бойцы.
Гранатами забрасывали и окошки полуподвальных помещений, выходивших на улицу. Приглушенная трескотня беспорядочной винтовочной и автоматной стрельбы выплеснулась наружу из дворов. Судя по стремительно нараставшему ее шуму, в глубине домов разгорался нешуточный бой.
XXV
Прямой эффект ночной атаки штрафников второго и третьего взводов тут же почувствовали на себе аникинцы. Напор наступления фашистов со стороны площади моментально стих.
– Слышите, товарищ старший лейтенант? – полушепотом проговорил Липатов, на секунду застыв возле угла обугленного подоконника, развороченного «фаустпатроном» до кирпичного мяса.
В резко поредевшей плотности винтовочных выстрелов с той стороны площади раздавались истошные, хлесткие, словно щелканье кнутов, выкрики.
– Похоже на команды командиров… – вслух предположил Аникин.
Неясные силуэты, подстегиваемые кнутами команд, стали пятиться, отползая и отходя в дальний полумрак, в котором белесым пятном выделялась тумба, обклеенная афишами и листовками.
Аникин оказался прав. Вражеские командиры стали отводить своих солдат с площади и перемещать свои подразделения с этого участка в квартал, располагавшийся по соседству, именно туда, где полыхал объятый пламенем дом и бойцы Настасенко и Мартынова успешно оттесняли врага от набережной в глубь района. Уже не в первый раз Андрей убеждался, что действовали фашисты очень согласованно, даже в условиях ночного боя в черте плотных застроек городских жилых кварталов. Как правило, достигалось это благодаря тотальному обеспечению радиостанциями даже небольших подразделений и групп. В этом пункте штрафники, особенно во время форсирования канала и в первую ночь обороны плацдарма, всерьез проигрывали врагу. Положение изменилось лишь наутро, когда через укрепленный саперами мост вместе с несколькими артиллерийскими расчетами ЗИСов на южный берег переправились радисты стрелкового полка и артдивизиона. Они должны были войти в состав штурмовых групп, которые создавались на основе трех взводов штрафной роты, с приданными им бойцами противотанкового взвода стрелкового батальона и артиллерийскими расчетами 45– и 76-миллиметровых орудий.
– Слышите, товарищ старший лейтенант? – полушепотом проговорил Липатов, на секунду застыв возле угла обугленного подоконника, развороченного «фаустпатроном» до кирпичного мяса.
В резко поредевшей плотности винтовочных выстрелов с той стороны площади раздавались истошные, хлесткие, словно щелканье кнутов, выкрики.
– Похоже на команды командиров… – вслух предположил Аникин.
Неясные силуэты, подстегиваемые кнутами команд, стали пятиться, отползая и отходя в дальний полумрак, в котором белесым пятном выделялась тумба, обклеенная афишами и листовками.
Аникин оказался прав. Вражеские командиры стали отводить своих солдат с площади и перемещать свои подразделения с этого участка в квартал, располагавшийся по соседству, именно туда, где полыхал объятый пламенем дом и бойцы Настасенко и Мартынова успешно оттесняли врага от набережной в глубь района. Уже не в первый раз Андрей убеждался, что действовали фашисты очень согласованно, даже в условиях ночного боя в черте плотных застроек городских жилых кварталов. Как правило, достигалось это благодаря тотальному обеспечению радиостанциями даже небольших подразделений и групп. В этом пункте штрафники, особенно во время форсирования канала и в первую ночь обороны плацдарма, всерьез проигрывали врагу. Положение изменилось лишь наутро, когда через укрепленный саперами мост вместе с несколькими артиллерийскими расчетами ЗИСов на южный берег переправились радисты стрелкового полка и артдивизиона. Они должны были войти в состав штурмовых групп, которые создавались на основе трех взводов штрафной роты, с приданными им бойцами противотанкового взвода стрелкового батальона и артиллерийскими расчетами 45– и 76-миллиметровых орудий.
XXVI
В кромешном хаосе ночного боя за железнодорожную станцию Аникин и его подчиненные узнавали об изменениях в ситуации только с помощью собственных глаз и ушей. Где бегом, а где на пузе, Аникин, его замкомвзвода, командиры отделений оценивали обстановку на гранях переднего края обороны, где было жарче всего – по фронту, перед площадью, и на левом фланге, со стороны железной дороги и набережной.
Правый край позиций взвода, упиравшийся в выход на мост, немцы держали под постоянным плотным огнем пристрелянных минометов и пулеметов. Дважды Андрей отправлял посыльного в сторону Настасенко, чтобы уточнить обстановку на правом фланге, к тому же в составе второго взвода работал ротный радист, который держал связь с северным берегом. Оба раза посыльный, функции которого исполнил раненный накануне новичок Тучин, сумел вернуться со свежими вестями – о переправе через мост артиллеристов и о начале атаки на правом фланге.
Оба раза солдат чудом избегал вражеских пуль и осколков, а во второй заход привел с собой четверых пэтээровцев из противотанкового взвода. Кроме своих ружей за спиной и запасных ящиков с патронами каждый тащил в охапке по несколько трофейных «фаустпатронов». Тучин тоже был навьючен, прижимая здоровой рукой к груди два гранатомета и холщовую немецкую сумку с торчащими из нее деревянными рукоятками немецких гранат.
По позициям первого взвода, окопавшегося в здании железнодорожной станции, продолжала вести огонь пулеметная точка. Она размещалась за мешками с песком неподалеку от цоколя многоэтажного дома, выступавшего углом. От афишной тумбы ее отделяла мостовая улицы, выходившей на площадь и смотревшей в сторону центральной части города.
Правый край позиций взвода, упиравшийся в выход на мост, немцы держали под постоянным плотным огнем пристрелянных минометов и пулеметов. Дважды Андрей отправлял посыльного в сторону Настасенко, чтобы уточнить обстановку на правом фланге, к тому же в составе второго взвода работал ротный радист, который держал связь с северным берегом. Оба раза посыльный, функции которого исполнил раненный накануне новичок Тучин, сумел вернуться со свежими вестями – о переправе через мост артиллеристов и о начале атаки на правом фланге.
Оба раза солдат чудом избегал вражеских пуль и осколков, а во второй заход привел с собой четверых пэтээровцев из противотанкового взвода. Кроме своих ружей за спиной и запасных ящиков с патронами каждый тащил в охапке по несколько трофейных «фаустпатронов». Тучин тоже был навьючен, прижимая здоровой рукой к груди два гранатомета и холщовую немецкую сумку с торчащими из нее деревянными рукоятками немецких гранат.
По позициям первого взвода, окопавшегося в здании железнодорожной станции, продолжала вести огонь пулеметная точка. Она размещалась за мешками с песком неподалеку от цоколя многоэтажного дома, выступавшего углом. От афишной тумбы ее отделяла мостовая улицы, выходившей на площадь и смотревшей в сторону центральной части города.
XXVII
Именно из русла этой улицы и выкатил немецкий бронетранспортер, оснащенный 20-миллиметровой зенитной пушкой. В этот момент все внимание Аникина было приковано к левому флангу, где немцы лезли в очередную атаку.