Гертон и Мюриэль ждали. С каждым биением пульса отчаяние сменялось надеждой, надежда - снова отчаянием.
   Еще несколько шагов. Черные уже наверху. Вот они беснуются, кричат, но нельзя разобрать, радость ли то или разочарование.
   Но вот Гютри поднимает, наконец, обе руки.
   - Это они! - кричит Гертон прерывающимся голосом. Теперь он снова схватился за бинокль. Гютри смеялся!
   - Вода!.. Они нашли воду!
   Весь караван прыгал от радости,'даже животные. Через несколько минут Гертон был у холма и поднимался по легкой покатости.
   Вдали, по пустыне с звенящими растениями, бежали рысью два верблюда. Уже ясно можно было различить Филиппа и сэра Джорджа. Полные мехи подпрыгивали на боках горбатых животных...
   Гютри неистово горланил победную песнь, черные исступленно кричали, и все продолжали бежать.
   - Это, наконец, вода? - зарычал Сидней, когда был уже близко.
   - Вода! - невозмутимо ответил сэр Джордж, протягивая ему флягу. - Там в пустыне течет большая река, как говорил Айронкестль.
   Гютри продолжал неистово пить жизненную влагу... Черные выли и прыгали, и смеялись, как дети. Спокойная радость наполняла грудь Гертона.
   - Обратил Господь взоры свои на мольбу смиренных и не презрел моления их...
   Когда порции были розданы, эти люди ожили, как оживают и зеленеют сухие травы после дождя; даже животные получили хотя и малые дозы, но все же достаточные для того, чтоб дать им силы достигнуть реки.
   Утолив жажду, Гертон выслушал без особого удивления рассказ Филиппа и сэра Джорджа.
   - Самуэль писал мне об этом! - оказал он. - Этой ночью караван сделает привал на берегу большой реки.
   Отчаяния не было и следа. В радости возрождения к жизни первобытное сознание черных, лишь смутно рисующее будущее, уже забыло об испытании, и так как господа снова восторжествовали над коварной природой, их вера стала непоколебимой.
   Глава IV У БЕРЕГА РЕКИ
   Караван сделал привал в тысяче шагов от реки. Наступила ночь. Звездный свет отражался от растений и неуловимо струился по пустыне.
   Шесть скалистых массивов окружали лагерь, расположенный на полосе красной земли, где росли лишь лишаи, мхи да дикие травы. Огонь бросал сверкающий свет, и шмыгающие во тьме звери останавливались в отдалении и следили за странными существами, двигавшимися среди огней.
   Появлялись и исчезали то жабы и громадные ящеры, то медянистые шакалы и приплясывающие гиены, то ощетинившиеся вепри, розовые гиппопотамы и быстроногие антилопы; иногда во тьме вспархивала хищная птица с пушистыми крыльями и, наконец, у самого берега показался лев. Несколько минут он стоял, пристально рассматривая лагерь, затем принялся бродить.
   - У него шерсть, как у лисы!-заметил Сидней в то время, как сэр Джордж проверял ружье.
   - И какая-то странная походка! - прибавил Филипп. Верблюды, ослы и козы тревожно принюхивались.
   - Он не так велик, как давешний леопард.
   - Да, - подтвердил Филипп, - и верно не так страшен...
   - Какой проворный! - воскликнул Гютри.
   Лев скрылся, появилось три громадных чудовища.
   - Ящеры! - сказал Гертон со смесью страха и любопытства.
   - Волосатые ящеры! - внес поправку Филипп. - Такие же, какого мы встретили утром... Самый крупный - поистине... поистине апокалиптический зверь!
   И в самом деле, один из ящеров был по крайней мере Двенадцати метров в длину и грузностью не уступал носорогу. Его три глаза цвета изумруда, подернутого янтарем, наблюдали окружающее.
   - Должно быть, он страшно силен! - сказал Филипп.
   - В добрый час!-буркнул Гютри, придвигая слоновье ружье. Природа добросовестно поработала.
   Исполинский зверь испустил странный рев, подобный рокоту водопада. Он направлял свое внимание не в сторону людей, а принюхивался к резкому запаху верблюдов и коз.
   - Мы - богатый склад провизии, - сказал Филипп.Отважится ли он пробраться сюда?
   Караван не смог собрать достаточно топлива, чтоб образовать непрерывное кольцо огней, и между кострами были промежутки... Смелый зверь мог таким образом проникнуть в лагерь, но ни лев, ни тигр не покусились на это, вероятно, испуганные трепетным мерцанием огней.
   Фантасмагорическая фауна нарастала у лагеря: медянистые шакалы, гиены, гепарды, пантеры, ночные птицы, зеленые обезьяны, рукокрылые с подскакивающим летом, гигантские жабы и ящерицы, берилловые и сапфировые змеи. На косогоре показались два леопарда; снова появился крадущийся лев, вылезали из воды новые ящеры... В темноте кишели тела, сверкали лампады глаз - желтых, зеленых, красных, лиловатых, и все они уставились на костры.
   Один из леопардов, подняв голову, испустил рев, равный по силе рыканию львов.
   Смутный страх рос в душе путников. Какими жалкими чувствовали бы они себя пред этим адом хищных зверей, не будь у них их страшного вооружения! Но не знающий промаха прицел сэра Джорджа и Филиппа, скорострельные винтовки, слоновье ружье Гютри и, в особенности, пулемет придавали двуногим значительную силу.
   - Видение святого Иоанна Богослова на острове Пат-мосе! воскликнул Гютри.
   Исполинский ящер зевнул; его отверстая пасть напоминала пещеру; зубам, казалось, не было числа, и весь этот зверь заставлял мысль обращаться к эре сказочных рептилий. Теперь он был у самого широкого прохода. Верблюды храпели от ужаса; ослы и козы искали прибежища у людей... Устремив глаза на одного верблюда, ящер вытянулся. Быть может, он еще колебался. Но это было недолго. Он смело проник в проход. Тогда безумный ужас овладел спутанными животными, ужас, подобный панике, заставляющей носиться по саванне стада животных. Некоторые порвали путы; три обезумевших верблюда понеслись вскачь к группе людей... Черные бросились им навстречу.
   - Вот кто мог бы нас обессилить! - проворчал Гертон.
   - Не зевать! - крикнул Гютри.
   Ящер был уже в лагере и направился к высмотренному им верблюду, которого он облюбовал по каким-то таинственным причинам. Это была страшная минута, так как и другие ящеры приблизились к лагерю.
   - Так как я справа, я целюсь в правый глаз, - оказал Филипп сэру Джорджу.
   - Ладно, а я в левый, - флегматично согласился британец.
   Раздалось два выстрела. Ящер испустил отчаянный рев и закрутился. Третья пуля, попав в верхний глаз, окончательно ослепила его.
   Черные удерживали рвущихся животных, и неистовые вопли раненого ящера останавливали хищников от вторжения... На голубом небосводе тихо мерцали в вечном великолепии звезды...
   - Страшный зверь - человек! - сделал вывод Гютри.
   Глава V МОЛОДАЯ ДЕВУШКА В ГОЛУБОЙ НОЧИ
   В продолжение двух дней караван продвигался вперед без помех. Каждое утро Гертон тщательно определял положение каравана и направлял дальнейший путь, руководствуясь компасом. Местность оставалась все столь же плодородной, населенной многочисленными необычайными животными: лиловато-розовыми гиппопотамами, непомерно высокими жирафами, волосатыми ящерами, пауками величиной с птиц, внушающими тревогу насекомыми (некоторые из жесткокрылых достигали величины горлиц), слонами, вооруженными четверными клыками, ползуими рыбами, огненноцветными змеями... Но особенно поражали растения. Встречались все те же голубые и фиолетовые травы, разбросанные островками, а по мере продвижения к юго-западу стала преобладать флора мимоз. Они были непостижимо разнообразны. Одни были величиной с европейскую стыдливую мимозу, другие достигали высоты берез, ясеней, буков, а некоторые были так колоссальны, что превосходили высотой и коренастостью калифорнийские секвойи.
   Гертон предупредил своих спутников:
   - Нужно соблюдать самую строгую осторожность. Это страшные растения.
   Слова эти разожгли в Гютри любопытство. Если б он был один, он, без сомненья, уступил бы своей привычке пренебрегать опасностью, но руководителю экспедиции он охотно повиновался. Когда задевали мимозу, все равно исполинскую или низкорослую, листья сжимались, как руки, и издавали, в зависимости от роста ее, звуки, подобные звукам цитры, лиры или арфы.
   - Чем же они страшны? - нетерпеливо допытывался Гютри. Своими иглами?
   - Достаточно было бы и игл. Укол их болезнен и производит своего рода помешательство... Обратите внимание, что наш окот избегает малейшего соприкосновения.
   - Но что же делать, если их будет так много, что они преградят нам проход?
   - По-видимому, они этого не хотят. Всюду они оставляют свободное пространство... Почему?
   И он погрузился в рассматривание записок Самуэля Дарнлея.
   Небо потемнело. Громадные тучи восстали из бездн. Атмосфера грозы обволокла караван.
   - Будет славная гроза! - заметил сэр Джордж.
   В медном и нефритовом освещении закружились вихри. Стихии неистово разыгрались, и когда необъятная молния прорезала пространство, казалось, что это какая-то неведомая мировая воля, устрашавшая животных и давившая людей. Как будто там, в тучах, внезапно зарождалась жизнь, в мертвой бессознательной материи вспыхивало сознание...
   Затем потоком полилась вода, трепетная и плодоносная, прародительница всего, что растет и умирает.
   Расставили палатки; плохо укрытый скот топотал ногами и подпрыгивал при порывах ветра и раскатах грома, в которых слышался как бы рев бесчисленного множества львов.
   - Ах, как я люблю грозу! - воскликнул Гютри, сладострастно вдыхая влажный воздух. - Она дает мне удесятеренную жизнь.
   - Но она, должно быть, несет и много смертей! - заметил сэр Джордж.
   - Все несет смерть. Нужно выбирать, мой друг.
   - Мы не выбираем. Нас выбирают.
   Вокруг лагеря в панике неслись дикие звери. Стая жирафов промчалась, как молния, на мгновенье мелькнули утесообразные спины слонов, гигантские ящерицы искали расселины, носорог катился, как грозный валун, тяжело топотали вепри, а легкие антилопы бежали подле растерянного льва, не замечая его.
   - Сейчас нет ни дичи, ни охотника! - сказал Филипп, стоявший рядом с Мюриэль.
   Но гроза уже ослабевала. Грозовую тучу поглотила бездна; дождь лил уже не столь буйным потоком. И, наконец, древнее горнило снова показалось в небе.
   - Вот чудовище! - проворчал Гютри.
   - Истинный отец жизни! - возразил сэр Джордж. Драма быстро подходила к концу. Земля пила воду и сохла на глазах.
   - Мы можем отправиться в путь! - сказал Гертон. Он говорил томным голосом и поступь его стала тяжелой.
   - Как-то смутно все кругом! - сказал Гютри. - Чувствуется какая-то усталость!
   - Сильная усталость! - подтвердил сэр Джордж. Филипп ничего не прибавил, но ему казалось, что вес тела удвоился.
   Тем не менее Гертон дал приказ трогаться в путь, но приказ этот выполнялся с большим трудом. Люди еле волочили ноги, животные задыхались, и все подвигались вперед с крайней медленностью.
   - В чем дело? - спросил Гютри.
   Он говорил нечленораздельно, замирающим голосом и был как бы в оцепенении. Никто не отозвался. Караван с трудом двигался уже полчаса и не прошел еще километра. Островки мимозовых деревьев вокруг все умножались, и, наконец, стало трудно пройти. Когда человек по оплошности касался растения, листья начинали странно волноваться, ледяной ток распространялся по телу. Это явление сказывалось резче, когда задевали дерево: ветви извивались, как змеи.
   - Дольше я не в силах выдержать! - воскликнул, наконец, Гютри сердито, но вяло. - Точно свинцовые гири у меня на ногах... Дядя Гертон, в ваших заметках на этот счет ничего нет? Что это, оцепенение?.. Опять эти проклятые растения, что ли, виноваты?
   - Я не испытываю ощущения оцепенения, -отвечал Гертон, таким же заплетающимся голосом, как Сидней.- Нет, это не оцепенение!.. Мысли мои ясны... мои ощущения нормальны... Только вот эта невыносимая тяжесть. Как будто увеличилось давление.
   - Да, - согласился сэр Джордж, - именно так. Все остается нормальным... Кроме этой тяжести.
   - Я вешу пятьсот фунтов! - ворчал Гютри. - Вы не ответили, дядя Гертон, растения это, что ли? И почему?
   - Думаю, что растения, - с дрожью вымолвил Гертон. Впрочем, ты сам это хорошо знаешь... Здесь все зависит от них. Я хотел бы только понять, чего они хотят, или чем мы их стесняем?
   - Здесь больше не видно ни одного животного, - заметил Филипп.
   Это было верно. Не видно было ни одного млекопитающего, ни птицы, ни гада; даже насекомые исчезли. С каждым шагом тяжесть увеличивалась.
   Прежде всех встали верблюды. Они начали испускать нестройные крики, постепенно угасавшие; затем они легли и больше не двигались. Ослы не преминули последовать их примеру, тогда как козы продолжали с трудом идти.
   - Что с нами будет? - прошептал Гертон.
   Его речь была замедленна, как и жесты, но нервы сохраняли свою чувствительность, и мысль не была омрачена... Гигант не двигался, Филипп и сэр Джордж, хотя и менее, но все же были парализованы.
   Лучше всех противилась этому влиянию Мюриэль, но и она не могла ступить шагу без необычайных усилий.
   - Да, чего они хотят? - с трудом проговорил Филипп. Что мы им сделали, или чего они боятся?
   Таинственный страх витал вокруг них. Впереди начинался лес гигантских мимоз: они жили должно быть еще во времена царей ассирийских и халдейских пастухов. Десять цивилизаций сменились с тех пор, как их стебельки впервые возникли из плоти кормилицы-планеты.
   - Не они ли нас останавливают? - спросил себя Гертон...Тогда, быть может, вернуться назад...
   Но вернуться они уже не могли. Их ноги почти не двигались. Когда путешественники пытались говорить, получались нечленораздельные звуки... Весь скот их уже лежал на земле. Только глаза животных были еще живы, они выражали несказанный ужас...
   Близился вечер, красный и зловещий. С неслыханными усилиями Мюриэль добралась до провизии и достала копченого мяса и сухарей. Но никто не хотел есть. Все следили за уходящим солнцем. Настала ночь. Розовый полумесяц слабо освещал пространство... Вдали, очень далеко, завывали шакалы.
   Тогда людям пришло в голову, что они беззащитны; дикие звери могли растерзать их живьем. Но вокруг была совершенная пустыня; ни в траве, ни на берегу, ни на опушке леса не появлялось ни одного животного.
   Постепенно усталость взяла верх над всеми ощущениями и всякой мыслью. И когда луна склонилась к горизонту, люди и животные все спали под мерцающим покровом звезд...
   К полночи Мюриэль проснулась. Луна скрылась; звезды трепетали в снежно-белом мерцании; молодая девушка поднялась, обуреваемая лихорадкой и невероятным возбуждением. Она глянула на своих спутников, распростертых на земле в пепельном сиянии, и внезапно ее пронизало тоскливое и пламенное: нужно их спасти... Это чувство исключало всякую логику; это было импульсивное движение существа, живущего лишь инстинктом; она даже не пыталась рассуждать...
   Как бы охваченная галлюцинацией, несмотря на все еще удручающую усталость, она пустилась в путь в направлении Южного Креста, движимая интуицией, питаемой вскользь брошенными словами Айронкестля. Временами она вынуждена была останавливаться, ее голова была тяжела, как гранитная глыба... Часто она пробиралась ползком. Но сколь усталой ни чувствовала себя девушка, экзальтация не оставляла ее. Время от времени она шептала:
   - Нужно их спасти!
   В глубине души теплилась надежда, что через некоторое время она выйдет из опасных пределов; при этом Мюриэль забывала, что тогда она очутится одна в мире хищников... Здесь же по-прежнему было пустынно. Ни одно живое существо не оживляло безграничную равнину.
   Постепенно Мюриэль удалялась от леса гигантских мимоз.
   Прошло несколько часов, тяжелых и тягучих. Молодая девушка прошла не более мили. Внезапно она почувствовала сладостную отраду. Тягостное ощущение исчезло... Мюриэль снова обрела легкость движений, радостное чувство, что может распоряжаться своим телом. Инстинктивно она заторопилась скорее удалиться от зловещих пределов...
   Но теперь возникла новая тревога. Вернулся мир животных. Проскальзывали, как призраки, шакалы; в полутьме промелькнула, припадая на ногу, гиена; гигантские жабы прыгали во влажной траве; ночные хищные птицы пролетали, махая пушистыми крыльями...
   Всюду кишела неуловимая, тревожная жизнь, всюду было то беспокойное движение, которое испокон веков неустанно примешивает к упорному размножению яростное истребление.
   Вздохи, приглушенные вопли, шуршание травы, прерывистый хохот гиен, пронзительный визг шакалов, жалобный крик совы... Мюриэль была вооружена только револьвером, но она не думала об отступлении. Увлекшее ее возбуждение продолжалось, превратившись в какое-то смутное опьянение, обязанное своим происхождением, по всей вероятности, вновь обретенной легкости движений.
   По временам грудь ее вздымалась от содроганья. Шакалы, с осторожной дерзостью следовавшие за ней по пятам, были символом всего того, что в дикой стране подстерегает все живое, чтоб истребить его и пожрать. Их вел вечный голод, и каждое создание манило их обещанием утолить его.
   Приближалась заря, когда резкий крик прорезал пространство. И Мюриэль увидела, как чья-то длинная те"ь скользила, прячась в траве. Глаза сверкали, как два изумруда... Молодая девушка смотрела, как близилась эта страшная фигура, это тело, искавшее ее тела... Шакалы остановились, напрягая слух, исполненные боязни, алчности и надежды... Мюриэль чувствовала, что на нее обрушивается безмерная пустыня, жестокость всей вселенной...
   Держа револьвер в руке, она прошептала:
   - Ты сила моя и мой щит, Создатель.
   Между тем хищник, стесненный устремленным на него взглядом Мюриэль и ее вертикальным сложеньем, медлил нападать. Кошачий инстинкт подсказывал ему кидаться врасплох на всякую добычу, способную защищаться.
   В голубой ночи глаза человека сдерживали глаза хищника. Мюриэль была готова к битве... Зверь с длинным телом скользил по траве, как что-то текучее.
   Глава VI ЧЕШУЙЧАТЫЕ ЛЮДИ
   Когда на заре Гертон открыл глаза, им долго владело какоето оцепенение, смешанное с галлюцинациями. Над его глазами веял туман. Спутники его еще спали, горилла тоже.
   В палатке бродили какие-то смутные тени. Скоро они стали явственнее, и Гертон, окончательно проснувшись, как от внезапного толчка, различил необыкновенные существа. Были ли это животные или люди? Они были вертикальны, как люди, хотя ноги их походили на кабаньи, а ступни - на лапы ящериц. Их тела были покрыты прозрачными пластинками вперемежку с зеленоватой шерстью, а головы не походили ни на головы людей, ни на головы животных: цилиндрической формы, с чемто вроде мшистого конуса на верхушке, они были малахитового цвета. Рот в форме треугольника, казалось, имел три губы, вместо носа были три круглых сплюснутых дыры, а глаза уходили во впадины с зазубренными, как пилы, краями. Глаза эти метали разноцветные искры красные, желтые, оранжевые. Кисти рук с четырьмя когтями не имели ладоней...
   Гертон тщетно старался встать. Бесчисленные, тонкие, как шнурки, лианы опутывали его члены. Они были упруги, и когда американец делал усилие, слегка растягивались. Удивление Айронкестля длилось недолго. По мере того, как память его прояснялась, он мысленно пробегал заметки Самуэля Дарнлея и понял, что эти фантастические существа были именно те, которые в этой стране заменяли людей.
   Инстинктивно он сделал попытку с ними поговорить.
   - Чего вы от нас хотите? - спросил путешественник.
   Запавшие глаза повернулись в его сторону, и послышался глухой свист, напоминавший в то же время щебет дрозда и звуки больших походных флейт.
   Лица существ были подвижны, но только в одном направлении, так что морщины образовывались только по вертикали...
   От шума проснулся Филипп, затем сэр Джордж и Гют-ри. Все трое были опутаны так же, как Айронкестль. Из соседних палаток доносились вопли черных.
   - Что случилось? - пробормотал Гютри, охваченный ужасом. Его мощная мускулатура так растянула лианы, что можно было подумать, что вот-вот он высвободится... Десять чешуйчатых людей бросились к нему. Но путы не порвались.
   - Откуда взялись эти лемуры? - рычал он. - По сравнению с ними Коренастые были небесные созданья.
   - Это люди или почти что люди, - уныло ответил Гертон, и мы в их власти.
   Черные испускали жалобные вопли. Временами слышался рев гориллы.
   - Они тоже пленники?
   Вдруг он издал крик отчаяния, почти сейчас же повторенный Филиппом: Мюриэль в палатке не было... Мрачный ужас объял их...
   - Чего же хотят эти лемуры? - после некоторого молчания воскликнул Гютри.
   Филипп плакал: рыдания сотрясали грудь Айронкестля...
   - Я искушал Господа! -стонал он.- О, Создатель, пусть моя вина падет на мою только голову!
   Скоро убедились, что "лемуры" были псевдо-люди. Путешественников, гориллу и большинство черных методически и ловко погрузили на верблюдов. При этом в когтях обнаруживалась необыкновенная сила и способность производить очень сложные движения. Гютри сыпал ругательствами. Невозмутимый сэр Джордж брюзжал:
   - Куда они нас везут? И умеют ли они обращаться с животными?
   Тогда произошло нечто поразительное. Они развязали пятерых чернокожих и указали им на палатки, затем на животных.
   Курам понял и спросил Гертона:
   - Нужно ли им повиноваться, господин?
   Айронкестль почти не колебался. Жизнь пленников явно была в руках чешуйчатых людей, и сопротивление могло бы только разъярить их... Предпочтительнее было выиграть время.
   - Повинуйся!-ответил он.
   Курам, верующий, что от судьбы не уйдешь, велел черным снять палатки, и когда все было готово к отъезду, он повел караван по указаниям похитителей.
   Один из них, с большим количеством чешуи и зеленее прочих, казалось, был начальником. Десятков пять этих псевдо-людей шли сбоку каравана, десятка два впереди и четыре десятка позади.
   Обезумевшие от тревоги, которую им внушала судьба Мюриэль, Гертон и Маранж плохо видели, что происходило вокруг. Гютри только что стал овладевать собой. Один сэр Джордж следил за всем с глубоким вниманием. Лемуры явно обладали разумом, хорошей дисциплиной и развитой речью: отдавая им приказ, начальник не делал никакого жеста. Для того, чтоб быть понятным, ему достаточно было свиста, которому он придавал различные оттенки. К жесту он прибегал только когда обращался к Кураму, в котором он быстро распознал человека более авторитетного, чем прочие чернокожие.
   "Кроме того, - думал англичанин, - он позаботился о том, чтоб ни один белый не был освобожден от пут. Значит, он чует инстинктом или как-нибудь иначе знает, что они отличаются от черных и опаснее их"...
   В продолжение нескольких часов путники шли па
   раллельно лесу. Затем мимозы расступились, показалась как бы степь, в которой росли сосны, папоротники и ярко-зеленые длинные мхи.
   Чешуйчатые решительно направились к ней.
   - Куда, к дьяволу, они нас ведут? - воскликнул Гют-ри, следивший теперь столь же внимательно, как сэр Джордж.
   Волнение Филиппа и Гертона несколько стихло.
   - Полагаю, что они ведут нас к себе, - ответил англичанин.- Обратите внимание, что здесь они не церемонятся с растениями, тогда как раньше они остерегались задевать деревья и даже кусты...
   - В этой местности нет ни одной мимозы, - заметил Гертон... - И растения большей частью примитивные тайнобрачные или голосемянные.
   - Все это мало проясняет, какая судьба нас ждет! - ворчал Сидней.
   - Они нас не убили, - спокойно возразил сэр Джордж, - и везут нас и наш скот.
   - И наши запасы!
   - Отсюда, не боюсь быть излишне смелым, можно заключить, что они думают оставить нам жизнь.
   - Но какой ценой? - и громадное тело Гютри сотрясалось от ярости.
   - Я думаю, что мы останемся в плену, и что они рассчитывают использовать нас...
   - Проклятые! - ругался колосс. - И кто может поручиться, что мы не явимся угощением на их пиру? Почему бы этим молодчикам не быть каннибалами, как наши приятели Гура-Занка... В таком случае мы ничего не потеряли от ожидания...
   Степь расширялась. Мох становился столь длинным, что ветром его трепало, как косматую шевелюру, сосны превратились в низкорослый кустарник, зато папоротники стали древовидными и образовали рощи, в которых укрывались странные двуутробки, голенастые волосатые птицы, ростом со стрепета, похожие на ржавую проволоку черви. Караван обогнул заросли папоротников. Порядок следования оставался тот же. Гертон следил теперь за чешуйчатыми так же внимательно, как сэр Джордж. Вооружение их было необычно: каждый имел винтообразный багор, вытесанный из красного камня, полулунную дощечку и в кожаном мешке метательные камни, тоже красные, круглые и щетинистые, похожие по форме на морского ежа. Со способом употребления этих снарядов исследователи ознакомились наглядно, когда мимо проходило стадо вепрей. Три вепря, раненные "ежами", повалились на землю и скончались в конвульсиях: по-видимому, это оружие было отравлено.
   - Вы видите, что это люди и даже люди смышленые?сказал сэр Джордж Сиднею.
   - А почему бы не быть животным таким же смышленым, как люди? - брезгливо возражал гигант. - Это все, что хотите, но не люди!
   К полудню руководивший экспедицией дал сигнал остановиться. Остановились в тени высоких, как платаны, папоротников. Под сенью их густой листвы было почти прохладно. Курам получил возможность сообщаться с белыми и связанными чернокожими.
   - Ты их понимаешь, Курам? - спросил Айронкестль.
   - Часто понимаю, господин... Так, я знаю, что они хотят, чтоб я дал вам есть и пить.
   Черный говорил усталым и грустным голосом. Он чувствовал висящую над ним угрозу, которая была страшнее самой смерти. Обаяние белых исчезло. Его место заступила другая неведомая власть, подавлявшая суеверную душу проводника.