Страница:
Он вспоминал маленьких существ на площадке, не зная, что еще не раз придется вспоминать это, но думал не о них, а о себе, о своих товарищах... И еще он вспомнил о той, которую так и не смог понять не потому, что она была сложнее его, а потому, что она была иной, чем он. "И она сказала на прощание: "Ты никогда не поймешь другого". Она слегка прищурила левый глаз, как будто целила мне в лоб. Ведь, по ее словам, я чувствую умом".
Он видит ее беспомощный рот и беспощадные синие глаза под густыми бровями, тонкую шею, усталые плечи. Он слышит ее голос с нотками раздражения: "Я не полечу с тобой. Мне надоела искусственная пища, искусственная вода, смещенные созвездия, метеоритная опасность и все такое. Я хочу покоя..." Голубые звезды (потому что небо Земли голубое) блестели в ее глазах.
Он:
- Но ты же космобиолог. Что ты будешь делать на Земле?
- Работать в музее.
Он не поверил ей. Уехал на месяц в Австралию. Думал: "Побудет одна успокоится, заскучает". Он представил (поставил себя на ее место и представил), каково ей будет. Он вспомнил их каюту в ракете, заботливого "УР-2", шелестящие марсианские пустыни, следы первых разумных существ на почве чужих планет - их следы: два отпечатка побольше, два поменьше, дремлющую в каменных цвегах жизнь, бессмертные споры в метеоритах. Разве это можно забыть? Разве от этого можно уйти в музейный покой?
Он вернулся через месяц и узнал, что она работает в музее. Не поверил, что это насовсем, поехал к ней.
- Мы уже обо всем поговорили месяц назад, - сказала она.
В ее глазах блестели голубьте звезды (потому что лед голубой). Он подавился невысказанными словами. "Нельзя было уезжать. Надо было тогда же, сразу переубедить. За это время решение созрело, застыло, оформилось, как студень. Когда же я совершил первую ошибку?"
Он так и не смог определить этого. А теперь знает. Непоправимую ошибку он допустил, когда поставил себя на ее место и представил, каково ей будет. По сути дела, он представил, каково было бы ему, и толко. Разве она не думала совсем по-иному, чем он, и не чувствовала по-иному? Она была другим человеком, и ставить себя на ее место - это значило то же, что ставить себя на место цветка или обезьяны: много ли он поймет? Она не вспоминала ни марсианских пустынь, ни каменных цветов, -она наслаждалась Землей, безопасностью, уютом. "На Земле у меня не было ничего важнее, чем понимать ее и других. И снова я отправился в космос, чтобы найти и понять совсем иных, чем мы, существ. Я загрузил в свою память десятки линко-сов, всевозможных кодов, которые должны были облегчить нам понимание обитателей других планет. Но ведь с ней мы говорили на одном языке и дышали одним воздухом, занимались одними делами, а я так и не понял ее. Ни ее, ни многих других, хотя часто мне казалось, что понимаю... Как же я смогу понять дальниан? Не прав ли Ким, говоря о мухах и орлах?"
Волны убаюкивали его. И, засыпая, он спросил себя:
"Почему мы здесь так много вспоминаем? Почему ойи заставляют нас делать это?"
* * *
Они все проснулись одновременно: отдохнувшие, бодрые. И окружающее показалось другим, больше не пугало. Только Роберт хмурился, мучительно вспоминая, наяву или во сне видел дальнианина, склонившегося над Световым.
Люди больше не удивлялись внезапному появлению дальниан.
- Если хотите, поведем вас в гости к одному из наших ученых, предложил Ул.
Это было как раз то, о чем Светов думал совсем недавно. Желания людей осуществлялись на планете Дальней с поразительной быстротой и, может быть, поэтому не доставляли землянам настоящего удовлетворения.
- Благодарю. Мы принимаем приглашение, - сказал Светов.
Роберт повел на него косым испытующим взглядом. "Кто это говорит? Он или тот, что поселился в нем? - думал Роберт. - А могу ли я теперь доверять самому себе? Уверен ли я, что мне это не приснилось ? Они совершили надо мной самое худшее - отняли веру в себя..."
Земляне вслед за хозяевами планеты вышли из здания. Роберт оглянулся. "Как в таком маленьком здании размещается столько комнат? - подумал космонавт и заметил, что оно становится больше, растет на глазах. Хорошо, что мы еще не потеряли охранительной способности удивляться. Иначе нам конец..."
Светов шел рядом с А, глядя под ноги. Трава, настоящая земная зеленая травка покрывала грунт. Впереди виднелось сооружение, похожее на улитку.
- Памятник создателю, - сказал Ул.
Земляне подошли поближе и остановились. Волнение охватило их, перешло в трепет восторга. У Вадима влажно заблестели глаза. Ему показалось, что он видит, может охватить взглядом огромное пространство и столетия времени. Роберт прищурил глаза - так ослепляло сверкание. Он слышал, как звучат причудливо изогнутые линии, гармония форм переходит в музыку.
"Памятник создателю... Неужели у них еще сохранилась религия?" думал он, подходя все ближе и ближе к памятнику. Сияние померкло. Он увидел трещины в неизвестном шероховатом материале. Они рассекли его как бы случайно, но в том, как они воздействовали на воображение, угадывался тонкий расчет искусства. Музыка заполняла пространство вокруг памятника, у людей кружилась голова от нахлынувших чувств и воспоминаний.
На памятнике проступили из паутины трещин изображения. Земляне увидели существо, похожее на краба. Но его клешня, скорее, напоминала руку. В ней существо держало какой-то предмет. Второе изображение повторяло краба, но у него появились пристройки, длинные щупальца и подобия антенн. В третьем изображении трудно было узнать краба - так он изменился и усложнился. Вокруг него пульсировало голубоватое сияние.
"Неужели это и есть создатель? - подумал Светов. - И вкладывают ли они в это слово то же понятие, что наши далекие предки на Земле?"
- Вы верите в создателя? - спросил он дальнианина.
- Я не всегда был таким, как сейчас. Я был бы другим - песчинкой в пространстве и времени, если бы разумные не стали создателем, - ответил Ул.
"Если бы он сказал не "стали создателем", а "разумные стали создателями, все было бы понятно", - подумал Светов и сказал:
- Не понимаю тебя! Разве ты не песчинка? Другое дело - все вы, все дальниане...
- И я не понимаю тебя. Говоришь "ты" и "вы". Разве это не одно и то же?
- Ну вот я - человек, личность. Но я же являюсь представителем всего человечества. Иногда говорю о себе не "я", а "мы, люди", - пояснил Светов не без тайного умысла.
- У нас нет "я" и "мы". Часть и целое - одно и то же. Иначе бы я не стал тем, кем я есть, - сказал А, как будто Светов разговаривал с ним, а не с Улом.
Пространство вокруг землян изменилось. Только что они были у памятника, а оказались в зале, подобном тому, который видели в первом здании.
- Сейчас появится тот, кого бы вы хотели видеть, - ученый Дальней, сказал А и вышел вместе с Улом.
Не успели земляне осмотреться, как в зале появился незнакомый дальнианин, поразительно похожий на председателя Ученого совета Земли.
- Здравствуйте, - приветствовал он их по земному обычаю.
Светова осенило, он подумал: "Ларчик открывается просто, важно не медлить". Собрав волю, стараясь не отвлекаться, не думать о постороннем, он заставил себя вообразить, что, встречая гостей, председатель должен встать на руки и пройтись колесом, Он вообразил и пожелал этого и не удивился, когда дальнианин тотчас выполнил его желание.
И тогда Светов подошел вплотную к дальнианину, спросил негромко:
- Кто ты - А или Ул?
Лицо Вадима побагровело, стало похожим на лицо мальчика, который видит, что родитель поступает глупо, но не смеет сказать ему об этом.
Дальнианин остался невозмутимо спокойным, ответил:
- Ты хотел видеть того, кто знает больше А и больше Ула. Он перед тобой. Для этого А, Ул и еще трое соединились во мне. Опыта пятерых будет достаточно.
Состояние землян только напоминало удивление. Вернее, к удивлению добавилось столько других чувств, что его трудно было среди них различить. Самыми спокойными оставались двое - Светов и... Вадим, настроение которого резко изменилось. Светов, испытавший и передумавший так много, и Вадим, еще сохранивший от детства столько зеркальных осколков, что жизнь продолжала казаться ему сказкой и в ней могли случиться чудеса.
- Почему вы удивляетесь? - спросил дальнианин. - Разве в каждом из вас не живет много существ - родители, учителя?
Он помолчал и неожиданно застенчиво улыбнулся:
- Конечно, мы отличаемся от вас, но не настолько, чтобы... Поспешил добавить: - А создатель или создатели совсем мало отличались от вас.
Он был весьма деликатен, но Светов подумал, как много могут означать слова "совсем мало".
Ким, думая о чем-то своем, спросил:
- Что было изображено на картине? Дальнианин повернулся к нему:
- То, что ты хотел увидеть. Там были точки и линии. Я настроил твою память, и она с помощью глаз располагала их как хотела, по твоему желанию. Разве выполнение желания не приятно для вас?
"Зачем им понадобилось это?" - подумал Роберт.
И дальнианин ответил:
- Мы хотели наиболее полно проявить вашу память, чтобы больше узнать о вас.
"Да, мы несем самих себя в своей памяти, - думал Светов. - Себя и многое из того, что создало нас такими, какие мы есть. Кто может читать нашу память, узнает о нас больше, чем знаем о себе мы сами".
- И к тому же мы обогащались вашим опытом, вашим чувством прекрасного, вашим наивным удивлением и волнением, - продолжал дальнианин. - Я бы мог образовать любые предметы, которые вам хочется увидеть.
Он явно смешал "я" и "мы".
"Землю. Я бы хотел увидеть Землю, Вемлю, Землю. Нет, не только увидеть - почувствовать себя на Земле", - подумал Светов, и почти в тот же миг ему показалось, что он стоит на площади старинного Ленинграда, на той самой, о которой недавно вспоминал.
"Море!" - мысленно воскликнул он и увидел разноцветные сверкающие камешки под лакированным козырьком волны и небо, начинающееся совсем близко - без горизонта.
"А теперь лес", - пожелал он и вдруг вспомнил об опыте, который наблюдал еще в юности. Будто снова увидел клетку и зверька, беспрерывно нажимающего на педаль, провод от которой был подключен к его мозгу, в центр удовольствия. Таким образом, он замыкал контакт и посылал импульс тока в этот центр, - раздражал его. Зверек перестал есть и пить, хотя вода и вкуснейшая еда стояли рядом. Он голько нажимал на педаль, пока нервные клетки не истощились и не наступила смерть. Эта неприятная картина отрезвила Светова. Он поискал взглядом дальнианина, увидел, как тот возник из земных моря и леса. "Значит, это он внушил мне город, море, лес?.." Светов невольно сопоставил это и многое другое: пятеро в одном, светящиеся фигуры у ручья, которые он вначале принял за аппараты... "Может быть, дальниане могут принимать и совсем другие формы. Их можно увидеть в виде светящихся конусов и пирамид".
Когда-то он читал в фантастическом романе, что, дескать, придет время - и разумные существа в своем развитии приобретут такую мощь, что смогут перестраивать свои организмы. Он вспомнил памятник: "краба" в разных видах, пристройки на его теле, подобия антенн. "Новые органы-протезы.. , А почему бы не привыкнуть к ним так же естественно, как мы привыкаем к новому сердцу или как наши далекие предки привыкали к пластмассовой челюсти? - подумал он. - Кажется, я начинаю кое-что понимать..."
И он спросил с таким видом, будто знал ответ на свой вопрос:
- Значит, вы не всегда были такими? Вас создали другие разумные существа, когда-то населяющие планету и похожие на вас. А где они сами?
- Они в нас, - просто ответил дальнианин. - Они вписались в меня. Понимаешь?
Он спросил "понимаешь?", но вопрос его был адресован ко всем землянам. Из всех них только Светов чуть-чуть понимал, о чем идет речь.
- Они были из вещества, несколько похожего на ваше, - пояснил дальнианин. - Они были из хрупкого и сложного материала, имели консервативную форму. Итак, у них было уже две слабости.
Он заметил, что не все земляне понимают его слова, и уточнил:
- Когда содержание все время меняется, косная форма является для него нежелательным ограничителем. Либо птенец сможет вовремя проклюнуть скорлупу яйца, либо погибнет в ней, замурованный заживо. Природа не создавала разумные существа специально. И наши предки, как многие животные, возникли в процессе борьбы видов за существование и предназначались для той же цели: отыскания пищи, продолжения рода. Для этого был приспособлен организм предка, а не для познания и творчества, штурма космоса и многого другого. Разумное существо поставило перед собой новые цели, а для достижения их ему нужен был новый организм и новое время жизни. Те, кого мы называем создателями, поняли это. Они удлиняли время своей жизни, но материал при самом бережном обращении имеет срок износа...
- Нам не нужна вечная жизнь, - угрюмо возразил Роберт.
- Пока не нужна, - уточнил дальнианин. - Но для того чтобы только вырастить потомство, требуется один отрезок времени, для полета к другой звезде - другой, для создания новой планеты - третий. Твоему предку нужна была меньшая жизнь, чем тебе, а твоему потомку - большая. Это зависит от содержания жизни, от цели ее, не так ли?
Светов снова отметил чуткость этого удивительного существа. Дальнианин обращался к людям, как к равным.
- Наши предки прожили две эпохи, прежде чем-начали изменять себя. Первую - когда они научились создавать. Вторую - когда перестали убивать и угнетать друг друга. Она называлась Эпохой Начала Понимания. В этом им помогло то, что вы называете телепатией.
Роберт вспомнил о той, которую не смог понять. Помогла бы ему телепатия? Он увидел тонкие говорящие кисти ее рук, почувствовал холодок росы и свежий запах сена. И все это застывшая форма, скорлупа яйца, которую нужно проклюнуть и наконец-то вылупиться? Он готов был ответить отрицательно, но подумал: "А может быть, я не умею быть беспощадным к себе? И правильно ли мы понимаем природу? Не для того ли ею создан человек, чтобы он сам создал себя?"
Он услышал голос дальнианина:
- Есть три основных положения, которые наши предки поняли. Форма разумного существа должна меняться в соответствии с его целью. Это форма ветра, а не скалы. Разумные существа не должны делиться на "я" и "мы". Они могут делиться и снова собираться а единое существо, опять же в зависимости от своей цели. Жизнь разума не должна иметь отрезка, ведь ни в каком отрезке не умещаются его мечты.
- Но для чего же вы живете? - спросил Ким. Самым любимым его занятием было спрашивать, самым нелюбимым - отвечать.
- А для чего живешь ты? - ответил вопросом на вопрос дальнианин, и земляне улыбались, глядя на оторопевшего Кима. Дальнианин ответил точно так же, как ответил бы Ким.
Молчание становилось тягучим.
- Хорошо, отвечу тебе, - сказал дальнианин. - Мне нужно узнавать все новые варианты устройства Вселенной.
- Для чего? - поспешил спросить Ким.
- Чтобы каждый раз выбирать из них наилучший.
- Наилучший для кого?
- Для меня, для тебя, для животного, для камня. Для гармонии.
- Я не понимаю тебя, - признался Ким.
- Ты поймешь меня только через свои интересы, - пояснил дальнианин и попросил: - Расскажи о цели своей жизни.
Киму пришлось отвечать:
- Я хочу знать как можно больше, чтобы человечество стало сильнее.
Его голос был таким же медленным, как обычно, - голос человека, для которого размышления значат больше, чем действия, а выдумка - больше, чем действительность. Но нарочито хриплые полутона и наигранная наивность исчезли - голос прояснился.
Ким бросил взгляд на товарищей, как бы извиняясь за нескромное признание. А они смотрели на него во все глаза: он впервые раскрывался перед ними.
- Для чего сильнее? - спросил дальнианин.
- Вместе с силой приходит счастье. А сила - в знании.
Дальнианин улыбнулся:
- Почему же ты сказал, что не понимаешь меня? Ведь наши цели сходятся. Мы хотим знания для силы, а силы для счастья. Разные у нас только возможности. Ты пока хочешь больше знать о Вселенной, чтобы лучше приспособиться к ней, а я - чтобы переделывать ее. И ты и я стремимся к гармонии со всем окружающим, к такой гармонии, где мы - строители и хозяева. В этом наше счастье... Ты понимаешь меня?
Он обращался ко всем землянам. И Светов ответил за всех:
- Мы начинаем понимать тебя.
- Я покажу вам, как переделывают мир! - воскликнул дальнианин.
Вокруг его тела появилось серебристое мерцание. Оно становилось все больше и больше, окутало и землян. Образовало вокруг них прозрачную сферическую оболочку. Оно не имело ни запаха, ни вкуса и вообще никак не воздействовало на их органы чувств. Земляне увидели удаляющуюся планету, похожую на фиолетовый мяч. Просторы космоса окружили их, словно тысячи черных пантер, и в темноте сверкали глаза. А потом глаза слились в огненное пятно, оно вытянулось, размылось, исчезло. У землян было такое впечатление, что они летят в космосе без всякой защитной оболочки, и это ощущение пьянило Космос, такой могущественный, непознанный, стал ласковым и спокойным, как море в бухте. У них появилось ощущение единства с ним, и впервые люди почувствовали, что они не только сыновья Земли, но и дети космоса.
- Смотрите! - сказал дальнианин.
Два узких луча ударили из прозрачной сферы, в которой они летели, в черное пространство. Там, где лучи скрестились, заплясал огненный шарик. Он разрастался, пульсировал... Дальнианин управлял лучами, и они становились то двумя бурлящими ручьями, то двумя клинками.
- Я создаю перепады энергии, - пояснил он так просто, как будто делал обычное дело. - Это приводит к возмущению пространства, а затем к изменению движения частиц Я могу менять энергетические заряды частиц, направление их вращения - и жидкость течет снизу вверх, газ стремится к уплотнению, многомерное время движется в том направлении, какое мне нужно.
Огненный шарик превратился в гигантский излучающий шар. На его поверхности бушевали смерчи и взрывы Пространство, до того казавшееся пустым, изменилось. Оно больше не было черным. Багровые, серебристые, золотые отсветы заполнили его. Это был радостный пожар - пожар движения, жизни, который люди не могли представить в самых смелых мечтах. У них было ощущение, что это они зажгли новую звезду, что они могут изменять вращение частиц и управлять временем. Счастье такой силы и накала, какого они никогда не испытывали, овладело ими, породнило, сделало частями единого целого. Им казалось, что вот-вот они создадут мир, с которым сольются воедино в гармонии. Этот мир станет частью их, а они его разумом, его волей.
"Может быть, что-то похожее я испытывал, когда был водителем патрульного космолета? Бывали минуты, когда я как бы сливался с аппаратом в одно существо, каждое движение которого зависело от моей воли, - подумал Светов и ответил себе: - Нет, это нельзя сравнивать".
Роберт посмотрел на Вадима, на его беспокойные пальцы, переплетающиеся в Живой решетке. "Тебе повезло, мальчик! - думал он. - В юности ты познал такое чувство, какое я испытал только к концу пути. Красивое чувство, самое красивое и самое сильное. Но вот каково тебе будет жить после этого? Ведь все, что познаешь потом, ты невольно сравнишь с этим чувством. В чем же ты сможешь найти удовлетворение?"
- Еще звезду! - попросил Ким. - Образуйте здесь еще одну звезду.
- Нельзя, - ответил дальнианин. - Через много миллиардов лет, по вашему счету, здесь возникнет жизнь, подобная земной, а две звезды - это уже совсем иная жизнь.
"Существо, которое живет сто лет, не будет заботиться о том, что произойдет через миллиарды лет", - с сожалением подумал Роберт, ведь он думал не о дальнианине, а о себе, о людях Земли. Он представил, как давно и насколько бы изменилось человеческое общество, лицо планеты, если бы люди были бессмертны и с самого начала своей истории вынуждены были заботиться о том, что произойдет через миллионолетия. Тогда история не знала бы девиза: "После меня хоть потоп".
Дальнианин прочел мысли Роберта и, словно этого ожидал, тотчас предложил:
- Вы можете остаться со мной навсегда. Вы избавитесь от болезней и смерти, а значит, и от страха перед будущим.Вы не будете больше ни эгоистичными, ни злобными, ни скупыми, ведь "я" и "они" не станут разъедать вас противоречиями. Вы будете бессмертными и могучими, а значит, и счастливыми. .. То, что ваши собратья добудут в борьбе через очень много лет, вы получите сейчас...
"А чем мы уплатим за это? - подумал Роберт. - Мы отдавали за крупицы знания и могущества здоровье, молодость, мы теряли самых близких людейМы так привыкли за все платить, что иначе не можем..."
Вадим припомнил медные осенние леса и воздух такой чистый, что просматривались серебряные паутинки, плывущие в нем. Вот надвинулись тучи - тяжелые, мокрые, недобрые. Налетел ветер, рванул их, стряхнул тяжелые капли. Подул еще, изо всех сил надувая щеки, - и осенний дождь ударил пулеметной очередью по лужам. Вадим не любил осенних дождей, но сейчас и о них вспоминал с тоской. И, еще не вспомнив всего другого, что незримо тянулось за ним через космос, сказал дальнианину:
- Нет, я не останусь.
"Почему он не заставит нас, если это ему нужно?" - подумал Ким.
- Нельзя заставлять войти в будущее. Для будущего нужно созреть, прозвучал ответ дальнианина.
Взгляд Светова прояснился: Вадим, так легко принявший решение, помог и ему. А было нелегко. Ведь Светов хорошо представлял, что предлагает дальниаиин. Разве не бессмертие необходимо ему, чтобы воплотить в жизнь свой замысел о путешествии к центру Галактики?
- Вы сможете вернуться потом на родину, приняв любой облик, и такой, как сейчас, - сказал дальнианин.
Роберт подумал: "В этом - ловушка. Стоит только согласиться, и мы станем другими, у нас появятся другие цели и желания. Мы потеряем самих себя. И нам незачем будет возвращаться..."
Он хотел предупредить Светова, но услышал его голос:
- Спасибо за предложение. Я не могу его принять.
Он проговорил это твердо и быстро, так быстро, что возникали сомнения в твердости.
"Он старше остальных и лучше знает цену времени", - подумал Ким. Ему захотелось спросить о чем-то, но он промолчал.
Дальнианин повернулся к Роберту, к тому, кого уже дважды считали погибшим и кто, если верить здравому смыслу, должен был погибнуть уже больше десяти раз.
"Бессмертие... Это слишком заманчиво. Это больше, чем небо для птицы, но меньше, чем глоток воды для путника в пустыне. Ему нужен бурдюк с водой, но река только задержит его в пути. Оказывается, нам не нужно больше, чем нам нужно... - Роберт снова подумал о ней. - Помогло бы бессмертие понять ее?"
Дальнианин понял его и кивнул Киму: теперь твоя очередь. А Ким повернулся к товарищам - к людям, которые никогда не могли предугадать того, что он скажет, - и произнес:
- А почему бы мне и не остаться здесь? Его взгляд, как обычно, был вопросительным. Губы Роберта шевельнулись, но он взглянул на Светова и промолчал.
- Счастливого пути, друзья, - сказал Ким с таким видом, как будто ничего особенного и не случилось, а его решение не должно было явиться для них неожиданностью.
...Трое землян очутились у бурлящего фиолетового ручья. Вдали у холма виднелся нацеленный в небо нос ракеты. Он казался единственной реальностью на этой планете...
Он видит ее беспомощный рот и беспощадные синие глаза под густыми бровями, тонкую шею, усталые плечи. Он слышит ее голос с нотками раздражения: "Я не полечу с тобой. Мне надоела искусственная пища, искусственная вода, смещенные созвездия, метеоритная опасность и все такое. Я хочу покоя..." Голубые звезды (потому что небо Земли голубое) блестели в ее глазах.
Он:
- Но ты же космобиолог. Что ты будешь делать на Земле?
- Работать в музее.
Он не поверил ей. Уехал на месяц в Австралию. Думал: "Побудет одна успокоится, заскучает". Он представил (поставил себя на ее место и представил), каково ей будет. Он вспомнил их каюту в ракете, заботливого "УР-2", шелестящие марсианские пустыни, следы первых разумных существ на почве чужих планет - их следы: два отпечатка побольше, два поменьше, дремлющую в каменных цвегах жизнь, бессмертные споры в метеоритах. Разве это можно забыть? Разве от этого можно уйти в музейный покой?
Он вернулся через месяц и узнал, что она работает в музее. Не поверил, что это насовсем, поехал к ней.
- Мы уже обо всем поговорили месяц назад, - сказала она.
В ее глазах блестели голубьте звезды (потому что лед голубой). Он подавился невысказанными словами. "Нельзя было уезжать. Надо было тогда же, сразу переубедить. За это время решение созрело, застыло, оформилось, как студень. Когда же я совершил первую ошибку?"
Он так и не смог определить этого. А теперь знает. Непоправимую ошибку он допустил, когда поставил себя на ее место и представил, каково ей будет. По сути дела, он представил, каково было бы ему, и толко. Разве она не думала совсем по-иному, чем он, и не чувствовала по-иному? Она была другим человеком, и ставить себя на ее место - это значило то же, что ставить себя на место цветка или обезьяны: много ли он поймет? Она не вспоминала ни марсианских пустынь, ни каменных цветов, -она наслаждалась Землей, безопасностью, уютом. "На Земле у меня не было ничего важнее, чем понимать ее и других. И снова я отправился в космос, чтобы найти и понять совсем иных, чем мы, существ. Я загрузил в свою память десятки линко-сов, всевозможных кодов, которые должны были облегчить нам понимание обитателей других планет. Но ведь с ней мы говорили на одном языке и дышали одним воздухом, занимались одними делами, а я так и не понял ее. Ни ее, ни многих других, хотя часто мне казалось, что понимаю... Как же я смогу понять дальниан? Не прав ли Ким, говоря о мухах и орлах?"
Волны убаюкивали его. И, засыпая, он спросил себя:
"Почему мы здесь так много вспоминаем? Почему ойи заставляют нас делать это?"
* * *
Они все проснулись одновременно: отдохнувшие, бодрые. И окружающее показалось другим, больше не пугало. Только Роберт хмурился, мучительно вспоминая, наяву или во сне видел дальнианина, склонившегося над Световым.
Люди больше не удивлялись внезапному появлению дальниан.
- Если хотите, поведем вас в гости к одному из наших ученых, предложил Ул.
Это было как раз то, о чем Светов думал совсем недавно. Желания людей осуществлялись на планете Дальней с поразительной быстротой и, может быть, поэтому не доставляли землянам настоящего удовлетворения.
- Благодарю. Мы принимаем приглашение, - сказал Светов.
Роберт повел на него косым испытующим взглядом. "Кто это говорит? Он или тот, что поселился в нем? - думал Роберт. - А могу ли я теперь доверять самому себе? Уверен ли я, что мне это не приснилось ? Они совершили надо мной самое худшее - отняли веру в себя..."
Земляне вслед за хозяевами планеты вышли из здания. Роберт оглянулся. "Как в таком маленьком здании размещается столько комнат? - подумал космонавт и заметил, что оно становится больше, растет на глазах. Хорошо, что мы еще не потеряли охранительной способности удивляться. Иначе нам конец..."
Светов шел рядом с А, глядя под ноги. Трава, настоящая земная зеленая травка покрывала грунт. Впереди виднелось сооружение, похожее на улитку.
- Памятник создателю, - сказал Ул.
Земляне подошли поближе и остановились. Волнение охватило их, перешло в трепет восторга. У Вадима влажно заблестели глаза. Ему показалось, что он видит, может охватить взглядом огромное пространство и столетия времени. Роберт прищурил глаза - так ослепляло сверкание. Он слышал, как звучат причудливо изогнутые линии, гармония форм переходит в музыку.
"Памятник создателю... Неужели у них еще сохранилась религия?" думал он, подходя все ближе и ближе к памятнику. Сияние померкло. Он увидел трещины в неизвестном шероховатом материале. Они рассекли его как бы случайно, но в том, как они воздействовали на воображение, угадывался тонкий расчет искусства. Музыка заполняла пространство вокруг памятника, у людей кружилась голова от нахлынувших чувств и воспоминаний.
На памятнике проступили из паутины трещин изображения. Земляне увидели существо, похожее на краба. Но его клешня, скорее, напоминала руку. В ней существо держало какой-то предмет. Второе изображение повторяло краба, но у него появились пристройки, длинные щупальца и подобия антенн. В третьем изображении трудно было узнать краба - так он изменился и усложнился. Вокруг него пульсировало голубоватое сияние.
"Неужели это и есть создатель? - подумал Светов. - И вкладывают ли они в это слово то же понятие, что наши далекие предки на Земле?"
- Вы верите в создателя? - спросил он дальнианина.
- Я не всегда был таким, как сейчас. Я был бы другим - песчинкой в пространстве и времени, если бы разумные не стали создателем, - ответил Ул.
"Если бы он сказал не "стали создателем", а "разумные стали создателями, все было бы понятно", - подумал Светов и сказал:
- Не понимаю тебя! Разве ты не песчинка? Другое дело - все вы, все дальниане...
- И я не понимаю тебя. Говоришь "ты" и "вы". Разве это не одно и то же?
- Ну вот я - человек, личность. Но я же являюсь представителем всего человечества. Иногда говорю о себе не "я", а "мы, люди", - пояснил Светов не без тайного умысла.
- У нас нет "я" и "мы". Часть и целое - одно и то же. Иначе бы я не стал тем, кем я есть, - сказал А, как будто Светов разговаривал с ним, а не с Улом.
Пространство вокруг землян изменилось. Только что они были у памятника, а оказались в зале, подобном тому, который видели в первом здании.
- Сейчас появится тот, кого бы вы хотели видеть, - ученый Дальней, сказал А и вышел вместе с Улом.
Не успели земляне осмотреться, как в зале появился незнакомый дальнианин, поразительно похожий на председателя Ученого совета Земли.
- Здравствуйте, - приветствовал он их по земному обычаю.
Светова осенило, он подумал: "Ларчик открывается просто, важно не медлить". Собрав волю, стараясь не отвлекаться, не думать о постороннем, он заставил себя вообразить, что, встречая гостей, председатель должен встать на руки и пройтись колесом, Он вообразил и пожелал этого и не удивился, когда дальнианин тотчас выполнил его желание.
И тогда Светов подошел вплотную к дальнианину, спросил негромко:
- Кто ты - А или Ул?
Лицо Вадима побагровело, стало похожим на лицо мальчика, который видит, что родитель поступает глупо, но не смеет сказать ему об этом.
Дальнианин остался невозмутимо спокойным, ответил:
- Ты хотел видеть того, кто знает больше А и больше Ула. Он перед тобой. Для этого А, Ул и еще трое соединились во мне. Опыта пятерых будет достаточно.
Состояние землян только напоминало удивление. Вернее, к удивлению добавилось столько других чувств, что его трудно было среди них различить. Самыми спокойными оставались двое - Светов и... Вадим, настроение которого резко изменилось. Светов, испытавший и передумавший так много, и Вадим, еще сохранивший от детства столько зеркальных осколков, что жизнь продолжала казаться ему сказкой и в ней могли случиться чудеса.
- Почему вы удивляетесь? - спросил дальнианин. - Разве в каждом из вас не живет много существ - родители, учителя?
Он помолчал и неожиданно застенчиво улыбнулся:
- Конечно, мы отличаемся от вас, но не настолько, чтобы... Поспешил добавить: - А создатель или создатели совсем мало отличались от вас.
Он был весьма деликатен, но Светов подумал, как много могут означать слова "совсем мало".
Ким, думая о чем-то своем, спросил:
- Что было изображено на картине? Дальнианин повернулся к нему:
- То, что ты хотел увидеть. Там были точки и линии. Я настроил твою память, и она с помощью глаз располагала их как хотела, по твоему желанию. Разве выполнение желания не приятно для вас?
"Зачем им понадобилось это?" - подумал Роберт.
И дальнианин ответил:
- Мы хотели наиболее полно проявить вашу память, чтобы больше узнать о вас.
"Да, мы несем самих себя в своей памяти, - думал Светов. - Себя и многое из того, что создало нас такими, какие мы есть. Кто может читать нашу память, узнает о нас больше, чем знаем о себе мы сами".
- И к тому же мы обогащались вашим опытом, вашим чувством прекрасного, вашим наивным удивлением и волнением, - продолжал дальнианин. - Я бы мог образовать любые предметы, которые вам хочется увидеть.
Он явно смешал "я" и "мы".
"Землю. Я бы хотел увидеть Землю, Вемлю, Землю. Нет, не только увидеть - почувствовать себя на Земле", - подумал Светов, и почти в тот же миг ему показалось, что он стоит на площади старинного Ленинграда, на той самой, о которой недавно вспоминал.
"Море!" - мысленно воскликнул он и увидел разноцветные сверкающие камешки под лакированным козырьком волны и небо, начинающееся совсем близко - без горизонта.
"А теперь лес", - пожелал он и вдруг вспомнил об опыте, который наблюдал еще в юности. Будто снова увидел клетку и зверька, беспрерывно нажимающего на педаль, провод от которой был подключен к его мозгу, в центр удовольствия. Таким образом, он замыкал контакт и посылал импульс тока в этот центр, - раздражал его. Зверек перестал есть и пить, хотя вода и вкуснейшая еда стояли рядом. Он голько нажимал на педаль, пока нервные клетки не истощились и не наступила смерть. Эта неприятная картина отрезвила Светова. Он поискал взглядом дальнианина, увидел, как тот возник из земных моря и леса. "Значит, это он внушил мне город, море, лес?.." Светов невольно сопоставил это и многое другое: пятеро в одном, светящиеся фигуры у ручья, которые он вначале принял за аппараты... "Может быть, дальниане могут принимать и совсем другие формы. Их можно увидеть в виде светящихся конусов и пирамид".
Когда-то он читал в фантастическом романе, что, дескать, придет время - и разумные существа в своем развитии приобретут такую мощь, что смогут перестраивать свои организмы. Он вспомнил памятник: "краба" в разных видах, пристройки на его теле, подобия антенн. "Новые органы-протезы.. , А почему бы не привыкнуть к ним так же естественно, как мы привыкаем к новому сердцу или как наши далекие предки привыкали к пластмассовой челюсти? - подумал он. - Кажется, я начинаю кое-что понимать..."
И он спросил с таким видом, будто знал ответ на свой вопрос:
- Значит, вы не всегда были такими? Вас создали другие разумные существа, когда-то населяющие планету и похожие на вас. А где они сами?
- Они в нас, - просто ответил дальнианин. - Они вписались в меня. Понимаешь?
Он спросил "понимаешь?", но вопрос его был адресован ко всем землянам. Из всех них только Светов чуть-чуть понимал, о чем идет речь.
- Они были из вещества, несколько похожего на ваше, - пояснил дальнианин. - Они были из хрупкого и сложного материала, имели консервативную форму. Итак, у них было уже две слабости.
Он заметил, что не все земляне понимают его слова, и уточнил:
- Когда содержание все время меняется, косная форма является для него нежелательным ограничителем. Либо птенец сможет вовремя проклюнуть скорлупу яйца, либо погибнет в ней, замурованный заживо. Природа не создавала разумные существа специально. И наши предки, как многие животные, возникли в процессе борьбы видов за существование и предназначались для той же цели: отыскания пищи, продолжения рода. Для этого был приспособлен организм предка, а не для познания и творчества, штурма космоса и многого другого. Разумное существо поставило перед собой новые цели, а для достижения их ему нужен был новый организм и новое время жизни. Те, кого мы называем создателями, поняли это. Они удлиняли время своей жизни, но материал при самом бережном обращении имеет срок износа...
- Нам не нужна вечная жизнь, - угрюмо возразил Роберт.
- Пока не нужна, - уточнил дальнианин. - Но для того чтобы только вырастить потомство, требуется один отрезок времени, для полета к другой звезде - другой, для создания новой планеты - третий. Твоему предку нужна была меньшая жизнь, чем тебе, а твоему потомку - большая. Это зависит от содержания жизни, от цели ее, не так ли?
Светов снова отметил чуткость этого удивительного существа. Дальнианин обращался к людям, как к равным.
- Наши предки прожили две эпохи, прежде чем-начали изменять себя. Первую - когда они научились создавать. Вторую - когда перестали убивать и угнетать друг друга. Она называлась Эпохой Начала Понимания. В этом им помогло то, что вы называете телепатией.
Роберт вспомнил о той, которую не смог понять. Помогла бы ему телепатия? Он увидел тонкие говорящие кисти ее рук, почувствовал холодок росы и свежий запах сена. И все это застывшая форма, скорлупа яйца, которую нужно проклюнуть и наконец-то вылупиться? Он готов был ответить отрицательно, но подумал: "А может быть, я не умею быть беспощадным к себе? И правильно ли мы понимаем природу? Не для того ли ею создан человек, чтобы он сам создал себя?"
Он услышал голос дальнианина:
- Есть три основных положения, которые наши предки поняли. Форма разумного существа должна меняться в соответствии с его целью. Это форма ветра, а не скалы. Разумные существа не должны делиться на "я" и "мы". Они могут делиться и снова собираться а единое существо, опять же в зависимости от своей цели. Жизнь разума не должна иметь отрезка, ведь ни в каком отрезке не умещаются его мечты.
- Но для чего же вы живете? - спросил Ким. Самым любимым его занятием было спрашивать, самым нелюбимым - отвечать.
- А для чего живешь ты? - ответил вопросом на вопрос дальнианин, и земляне улыбались, глядя на оторопевшего Кима. Дальнианин ответил точно так же, как ответил бы Ким.
Молчание становилось тягучим.
- Хорошо, отвечу тебе, - сказал дальнианин. - Мне нужно узнавать все новые варианты устройства Вселенной.
- Для чего? - поспешил спросить Ким.
- Чтобы каждый раз выбирать из них наилучший.
- Наилучший для кого?
- Для меня, для тебя, для животного, для камня. Для гармонии.
- Я не понимаю тебя, - признался Ким.
- Ты поймешь меня только через свои интересы, - пояснил дальнианин и попросил: - Расскажи о цели своей жизни.
Киму пришлось отвечать:
- Я хочу знать как можно больше, чтобы человечество стало сильнее.
Его голос был таким же медленным, как обычно, - голос человека, для которого размышления значат больше, чем действия, а выдумка - больше, чем действительность. Но нарочито хриплые полутона и наигранная наивность исчезли - голос прояснился.
Ким бросил взгляд на товарищей, как бы извиняясь за нескромное признание. А они смотрели на него во все глаза: он впервые раскрывался перед ними.
- Для чего сильнее? - спросил дальнианин.
- Вместе с силой приходит счастье. А сила - в знании.
Дальнианин улыбнулся:
- Почему же ты сказал, что не понимаешь меня? Ведь наши цели сходятся. Мы хотим знания для силы, а силы для счастья. Разные у нас только возможности. Ты пока хочешь больше знать о Вселенной, чтобы лучше приспособиться к ней, а я - чтобы переделывать ее. И ты и я стремимся к гармонии со всем окружающим, к такой гармонии, где мы - строители и хозяева. В этом наше счастье... Ты понимаешь меня?
Он обращался ко всем землянам. И Светов ответил за всех:
- Мы начинаем понимать тебя.
- Я покажу вам, как переделывают мир! - воскликнул дальнианин.
Вокруг его тела появилось серебристое мерцание. Оно становилось все больше и больше, окутало и землян. Образовало вокруг них прозрачную сферическую оболочку. Оно не имело ни запаха, ни вкуса и вообще никак не воздействовало на их органы чувств. Земляне увидели удаляющуюся планету, похожую на фиолетовый мяч. Просторы космоса окружили их, словно тысячи черных пантер, и в темноте сверкали глаза. А потом глаза слились в огненное пятно, оно вытянулось, размылось, исчезло. У землян было такое впечатление, что они летят в космосе без всякой защитной оболочки, и это ощущение пьянило Космос, такой могущественный, непознанный, стал ласковым и спокойным, как море в бухте. У них появилось ощущение единства с ним, и впервые люди почувствовали, что они не только сыновья Земли, но и дети космоса.
- Смотрите! - сказал дальнианин.
Два узких луча ударили из прозрачной сферы, в которой они летели, в черное пространство. Там, где лучи скрестились, заплясал огненный шарик. Он разрастался, пульсировал... Дальнианин управлял лучами, и они становились то двумя бурлящими ручьями, то двумя клинками.
- Я создаю перепады энергии, - пояснил он так просто, как будто делал обычное дело. - Это приводит к возмущению пространства, а затем к изменению движения частиц Я могу менять энергетические заряды частиц, направление их вращения - и жидкость течет снизу вверх, газ стремится к уплотнению, многомерное время движется в том направлении, какое мне нужно.
Огненный шарик превратился в гигантский излучающий шар. На его поверхности бушевали смерчи и взрывы Пространство, до того казавшееся пустым, изменилось. Оно больше не было черным. Багровые, серебристые, золотые отсветы заполнили его. Это был радостный пожар - пожар движения, жизни, который люди не могли представить в самых смелых мечтах. У них было ощущение, что это они зажгли новую звезду, что они могут изменять вращение частиц и управлять временем. Счастье такой силы и накала, какого они никогда не испытывали, овладело ими, породнило, сделало частями единого целого. Им казалось, что вот-вот они создадут мир, с которым сольются воедино в гармонии. Этот мир станет частью их, а они его разумом, его волей.
"Может быть, что-то похожее я испытывал, когда был водителем патрульного космолета? Бывали минуты, когда я как бы сливался с аппаратом в одно существо, каждое движение которого зависело от моей воли, - подумал Светов и ответил себе: - Нет, это нельзя сравнивать".
Роберт посмотрел на Вадима, на его беспокойные пальцы, переплетающиеся в Живой решетке. "Тебе повезло, мальчик! - думал он. - В юности ты познал такое чувство, какое я испытал только к концу пути. Красивое чувство, самое красивое и самое сильное. Но вот каково тебе будет жить после этого? Ведь все, что познаешь потом, ты невольно сравнишь с этим чувством. В чем же ты сможешь найти удовлетворение?"
- Еще звезду! - попросил Ким. - Образуйте здесь еще одну звезду.
- Нельзя, - ответил дальнианин. - Через много миллиардов лет, по вашему счету, здесь возникнет жизнь, подобная земной, а две звезды - это уже совсем иная жизнь.
"Существо, которое живет сто лет, не будет заботиться о том, что произойдет через миллиарды лет", - с сожалением подумал Роберт, ведь он думал не о дальнианине, а о себе, о людях Земли. Он представил, как давно и насколько бы изменилось человеческое общество, лицо планеты, если бы люди были бессмертны и с самого начала своей истории вынуждены были заботиться о том, что произойдет через миллионолетия. Тогда история не знала бы девиза: "После меня хоть потоп".
Дальнианин прочел мысли Роберта и, словно этого ожидал, тотчас предложил:
- Вы можете остаться со мной навсегда. Вы избавитесь от болезней и смерти, а значит, и от страха перед будущим.Вы не будете больше ни эгоистичными, ни злобными, ни скупыми, ведь "я" и "они" не станут разъедать вас противоречиями. Вы будете бессмертными и могучими, а значит, и счастливыми. .. То, что ваши собратья добудут в борьбе через очень много лет, вы получите сейчас...
"А чем мы уплатим за это? - подумал Роберт. - Мы отдавали за крупицы знания и могущества здоровье, молодость, мы теряли самых близких людейМы так привыкли за все платить, что иначе не можем..."
Вадим припомнил медные осенние леса и воздух такой чистый, что просматривались серебряные паутинки, плывущие в нем. Вот надвинулись тучи - тяжелые, мокрые, недобрые. Налетел ветер, рванул их, стряхнул тяжелые капли. Подул еще, изо всех сил надувая щеки, - и осенний дождь ударил пулеметной очередью по лужам. Вадим не любил осенних дождей, но сейчас и о них вспоминал с тоской. И, еще не вспомнив всего другого, что незримо тянулось за ним через космос, сказал дальнианину:
- Нет, я не останусь.
"Почему он не заставит нас, если это ему нужно?" - подумал Ким.
- Нельзя заставлять войти в будущее. Для будущего нужно созреть, прозвучал ответ дальнианина.
Взгляд Светова прояснился: Вадим, так легко принявший решение, помог и ему. А было нелегко. Ведь Светов хорошо представлял, что предлагает дальниаиин. Разве не бессмертие необходимо ему, чтобы воплотить в жизнь свой замысел о путешествии к центру Галактики?
- Вы сможете вернуться потом на родину, приняв любой облик, и такой, как сейчас, - сказал дальнианин.
Роберт подумал: "В этом - ловушка. Стоит только согласиться, и мы станем другими, у нас появятся другие цели и желания. Мы потеряем самих себя. И нам незачем будет возвращаться..."
Он хотел предупредить Светова, но услышал его голос:
- Спасибо за предложение. Я не могу его принять.
Он проговорил это твердо и быстро, так быстро, что возникали сомнения в твердости.
"Он старше остальных и лучше знает цену времени", - подумал Ким. Ему захотелось спросить о чем-то, но он промолчал.
Дальнианин повернулся к Роберту, к тому, кого уже дважды считали погибшим и кто, если верить здравому смыслу, должен был погибнуть уже больше десяти раз.
"Бессмертие... Это слишком заманчиво. Это больше, чем небо для птицы, но меньше, чем глоток воды для путника в пустыне. Ему нужен бурдюк с водой, но река только задержит его в пути. Оказывается, нам не нужно больше, чем нам нужно... - Роберт снова подумал о ней. - Помогло бы бессмертие понять ее?"
Дальнианин понял его и кивнул Киму: теперь твоя очередь. А Ким повернулся к товарищам - к людям, которые никогда не могли предугадать того, что он скажет, - и произнес:
- А почему бы мне и не остаться здесь? Его взгляд, как обычно, был вопросительным. Губы Роберта шевельнулись, но он взглянул на Светова и промолчал.
- Счастливого пути, друзья, - сказал Ким с таким видом, как будто ничего особенного и не случилось, а его решение не должно было явиться для них неожиданностью.
...Трое землян очутились у бурлящего фиолетового ручья. Вдали у холма виднелся нацеленный в небо нос ракеты. Он казался единственной реальностью на этой планете...