Ростовцев Эдуард. Плата по старым долгам

   ...17 сентября 1981 года. Поздний вечер. Городокское шоссе за отметкой четырнадцатого километра. Милицейская засада, в составе которой следователю, строго говоря, быть не положено. Но дело об угоне автофургона, загруженного полусотней новеньких телевизоров, находится в его производстве и ему - двадцатичетырехлетнему следователю городского управления внутренних дел - лейтенанту милиции Олегу Савицкому вовсе не безразлично, как произойдет задержание преступников, изъятие похищенного ими...
   Идущий на большой скорости со стороны Октябрьского поселка автофургон не останавливается по сигналу инспектора ГАИ и едва не сбивает его с ног... Тяжелый самосвал, преградивший дорогу фургону... Пронзительный скрип тормозов... Залихватский свист руководителя засады - старшего оперуполномоченного Романа Корзуна... Бегущие со всех сторон к машине оперативники... О чем-то надсадно кричащий мужчина в светлой куртке, который выпрыгивает из кабины фургона. Почти ирреальный, непрерывно стреляющий пистолет в его руке. Обжигающий удар в левое плечо - твоя первая рана... Ответный выстрел Романа... Темное маслянистое пятно крови на пыльном асфальте у головы убитого.
   ...Опломбированная дверь грузового отделения фургона. Невзирая на острую боль в плече и безжизненно повисшую руку, ты пытаешься другой рукой сорвать пломбу, открыть дверь. На помощь приходит сержант Корж. Невыносимо долго возится с дверным запором. Наконец открыл, зажег фонарь. Но что это? Вместо ожидаемых картонных коробов с телевизорами - какие-то оцинкованные ящики, а в них - что за ерунда - тяжелые металлические бруски блекло-серого цвета.
   ...Истошный вой сирен двух оперативных "Волг" - черной и белой, что одновременно прибывают на место происшествия. Бледный от волнения толстяк с маленькими испуганными глазами - заместитель начальника городского управления внутренних дел подполковник Сероштан. Рослый осанистый мужчина лет сорока с депутатским значком в петлице добротного пиджака, назвавшийся полковником госбезопасности, и тут же разразившийся отборнейшим матом: "Ты... моржовый! Старший опер Корзун, к тебе обращаюсь! Немедля отведи своих придурков от спецтранспорта и освободи водителя... А ты кто такой?.. Ах, следователь!.. Какие к... матери накладные! Это секретный груз, отправленный номерным заводом. А куда и кому - не дело милицейского следователя!.. Лучше садитесь в машину, товарищ Савицкий, и езжайте в госпиталь - вы ранены. А когда придете в себя, подумайте о том, кто будет отвечать за убийство капитана Тысячного, сопровождавшего спецгруз".
   ...Госпиталь МВД. Арестантская палата на одну койку. Первый, с дозволения следователя, вольный посетитель. Полиэтиленовые пакеты с апельсинами, лимонами, виноградом, медом. Ободряющая улыбка Леонида. Первые общие фразы, приветы, пожелания, наставления от родных, друзей, коллег, большущее письмо Полины, записочки матери, Ольги Васильевны, Натали, Романа.
   И вот главный разговор. Оказывается автофургон, который милицейские оперативники приняли за угнанную машину с телевизорами, был загружен продукцией третьего цеха Сорок седьмого завода. В последний момент на территорию цеха прибыла другая машина, из которой по указанию сотрудника госбезопасности Тысячного его люди стали перегружать в фургон оцинкованные ящики - места хватало. Что находилось в этих ящиках Леонид, отвечавший за погрузку и отправление фургона, не знает. Тысячный курировал третий цех, а с КГБ не спорят. Он только сказал, что ящики отправляются в тот же адрес, что и продукция цеха - в одну из частей советской группы войск в ГДР, но отмечать это в сопроводительных документах не следует. А сопроводительные документы подписывал он - начальник цеха Закалюк. Его вина в том, что он поверил на слово Игорю Тысячному, с которым его связывали не только служебные, но и приятельские отношения...
   - Олег, пойми правильно. Я не знаю, какие инструкции и почему нарушил Игорь - у мертвого не спросишь, а его шефы с улицы Дзержинского не намерены объясняться со мной по этому поводу. И я не хочу, чтобы мы с тобой оказались крайними, платили за чужие ошибки. До того, как Игоря направили к нам, он работал в подразделении по борьбе с контрабандой и не успел вникнуть во все детали нашей специфики, очевидно что-то не учел, или напутал. А в результате мы с тобой попали как кур во щи. Надо как-то выкручиваться. И лучше, если мы будем делать это сообща... Что требуется от тебя? Забудь об этих клятых ящиках. Я не знаю, что в них было, и тебе не следует этого знать. Как говорил Экклезиаст, "во многом знании много печали". В конце концов ты был ранен, и тебе было не до осмотра груза. Это прозвучит убедительно. Я говорил в таком плане с Петренко и поручился за тебя. Он заинтересован, чтобы упоминание об этих ящиках исчезло из твоих показаний. При таком условии он согласен принять твою версию и спустить дело на тормозах...
   Тогда это устроило всех: Петренко, его шефов с улицы Дзержинского, Романа Корзуна, Леонида Закалюка. Грех на душу взял только Олег Савицкий, исключив из своих первоначальных показаний упоминание об оцинкованных ящиках с блекло-серым металлом, а также о том полуистерическом крике, с которым выпрыгнул из фургона мужчина в светлой куртке. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления, поскольку действия лейтенанта милиции Савицкого были квалифицированы как необходимая оборона - получивший пулю, имеет право на ответный выстрел...
   Сделка со следователем, сделка с совестью какое-то время компенсировалась сознанием того, что только так он мог отвести от товарищей беду, а мертвому уже все равно. Но неправда остается неправдой, даже если она преподносится из лучших побуждений. К тому же, цена, которую Олегу Савицкому пришлось заплатить за то, чтобы ложь во спасение была принята за истину, только поначалу казалась незначительной. Его объяснением, тщательно откорректированным Петренко, мало кто поверил, хотя его ранение казалось бы свидетельствовало за себя. Но именно поэтому одни считали, что он говорит только часть правды, дабы не дискредитировать комитетчиков, которые самонадеянно вмешались не в свое дело и все напутали; другие были убеждены, что Савицкий уличил Тысячного в тяжком злодеянии, и тот попытался убить слишком рьяного следователя, который был вынужден оборонятся; третьи вообще плели несусветное о роковой женщине, из-за которой господа офицеры стрелялись по всем дуэльным правилам. А он не мог возразить ни одним, ни другим, ни третьим. Даже Полине был не вправе рассказать, что и как произошло на самом деле. Как-то выведенный из себя ее настойчивостью, повторением глупой сплетни, впервые накричал на нее, и назвал ее дурой. А встреча с женой Тысячного и вовсе доконала его. И он понял, что должен спасаться от своей же неправды, любопытствующих взглядов, дурацких вопросов, должен бежать из этого города...
   Но к чему он вспомнил об этом сейчас? Стоит ли по прошествии стольких лет ворошить былое, отболевшее только потому, что случай предоставил ему шанс, если не докопаться до истоков с его же помощью запутанной истории, то хотя бы понять, почему ему было велено молчать о тех ящиках?
   10
   Еще с полчаса Олег лежал на диване, взвешивая все "за" и "против" и уже стал склоняться к мысли, что ему есть о чем думать, чем заниматься сейчас и без этой давней, всеми забытой истории. Но затем, вопреки этой, казалось бы, вполне разумной мысли, сорвался с дивана, бросился к телефону, позвонил Винницкому.
   - Марк Абрамович, вы не заняты? Пожалуйста, зайдите ко мне.
   Не успел Винницкий переступить порог, как Олег уже задал первый вопрос:
   - Октябрьский комплекс когда-либо был самостоятельным предприятием?
   - До восемьдесят шестого года Сорок седьмой завод - Миноборонпрома. Когда-то я там работал.
   - Вы работали на Сорок седьмом?
   - Сразу после окончания института: бригадиром, потом мастером, а потом меня посадили.
   - Куда? - не понял Олег.
   - Вначале в следственный изолятор. Спросите - за что? Я тоже спрашивал об этом следователя, прокурора.
   - И что они ответили?
   - Вы смеетесь, а мне тогда было не до смеха. Они сказали, что я изменник и агент израильской разведки. В те годы на земле обетованной жила моя тетя, Рива, которую, поверьте, я никогда не видел. Поэтому не писал о ней в анкетах. Но в семидесятом, как снег на голову, пришло от нее письмо. Да на мой домашний адрес, откуда-то она узнала его. И я имел глупость ответить ей. Никаких секретов, клянусь, не выдавал, но я работал на номерном заводе, и этого оказалось достаточно. Впрочем, вру - при обыске у меня нашли еще самиздатовского Солженицына.
   - Много дали?
   - Пустяки - каких-то три года. Тогда за это много уже не давали. Правда, еще год ходил без работы - никуда не принимали с судимостью по пятьдесят шестой статье, не говоря уже о пятой графе в паспорте... Да что вспоминать! Хорошее помнится долго, а такое постараешься поскорее забыть. Но, извините, я отвлекся, что вас интересует?
   - Какую продукцию выпускал Сорок седьмой завод?
   - Ту же, что выпускает сейчас Октябрьский комплекс, с учетом последующих модернизаций - электронные начинки к ракетам.
   - В том числе третий цех?
   - До конца шестидесятых годов - в том числе. Но потом, еще при мне, третий перепрофилировали на выпуск измерительных приборов. Уже тогда было принято разглагольствовать о миротворчестве и, наряду с оборонкой, на тех же заводах производить ширпотреб. В соотношении один к одному, скажем: один танк - одна сковорода.
   - Марк Абрамович, вы разбираетесь в металлах?
   - Я инженер, обязан разбираться.
   - Какие металлы используются для изготовления измерительных приборов?
   - Вся периодическая система Менделеева.
   - Даю вводную: тяжелый металл блекло-серого цвета с тусклым отблеском. Впрочем, в отблеске не уверен - видел его мельком, к тому же ночью. Был отлит в бруски килограммов до тридцати в каждом. Затарен в оцинкованные ящики.
   - Таллий, телур, висмут, свинец. Не исключается серебро. Много было металла?
   - Тонны две-три. Погружен в автофургон. Отправляется за границу под маркой другого груза.
   - Контрабанда?
   - Строго говоря, да. В сопроводительных документах значились приборы. Но были ли в фургоне приборы или нет, проверить не удалось. Вмешались комитетчики и дали проверяющим от ворот поворот.
   - Рекрутируете меня в разоблачители чекистских тайн?
   - Все еще боитесь?
   - Как вам сказать? Пятьдесят три года боялся и, как вы теперь знаете, не без основания.
   - Тогда считайте, что этого разговора не было.
   - Не горячитесь. При вашей должности это непозволительно. Я сказал, что боялся пятьдесят три года, а сейчас мне, слава Богу, пятьдесят шесть. Груз был отправлен Сорок седьмым заводом?
   - Погружен на этом заводе, точнее - в третьем цехе.
   - Как давно это было?
   - В середине сентября восемьдесят первого года. Не исключено, что в фургон была загружена и продукция цеха - измерительные приборы. Но приборы меня интересуют только в связи с названным металлом.
   - Назвали вы его, должен заметить, не очень точно. Но постараюсь вам помочь. Кое-какие знакомства с тех пор у меня сохранились. Это терпит до завтра?
   Олег кивнул. Вспомнив о поручении Брыкайло, спросил известно ли Винницкому совместное предприятие "Атлант"? - Еще недавно это был кооператив при экспериментальном цехе объединения, который изготовлял микрокалькуляторы и еще кое-что по мелочам. Но поговаривали, что под этой вывеской там вершились какие-то махинации. Кооператив является детищем бывшего генерального директора Матвеева, и как только Закалюк вытеснил его с этой должности, Матвеев отделил кооператив от объединения, реорганизовал его в совместное украинско-австрийское предприятие, которое возглавил.
   - Закалюк не возражал?
   - Какой-то скандал был, но потом их помирили.
   - Кто?
   - Чего не знаю, того не знаю. Но очевидно авторитетный человек, поскольку характер их взаимоотношений изменился в лучшую сторону. Друзьями они не стали, но работают сейчас в тесном контакте. Что-то связанное с реализацией за рубеж продукции Головного предприятия. Если это важно, постараюсь уточнить.
   - Непременно уточните.
   Проводив Винницкого, Олег спустился в гостиничный вестибюль, где были кабины с телефонами междугородной связи - звонить из номера поостерегся, связался с Брыкайло, сообщил, что узнал от Винницкого о предприятии "Атлант" и его взаимоотношениях с производственным объединением "Транзистр".
   - Так я и думал, - удовлетворенно хмыкнул Брыкайло. - Но этого недостаточно - нужны факты: какая продукция, в каком количестве, в какую страну, по какой цене?
   - Василь, имей совесть! У меня своих забот полон рот.
   - Может статься, что заботы общими окажутся. Это серьезно, Олег Николаевич. Очень серьезно.
   Олег спорить не стал, там будет видно.
   Вернувшись в номер, снова лег на диван, мысленно вернулся к разговору с Винницким и событиями одиннадцатилетней давности. Вроде бы ничего нового не узнал. А может и узнавать нечего? Тогда почему его не оставляют эти мысли. Что дает им пищу? Очерк М.Хвыли, натолкнувший на догадку, что Октябрьский комплекс идентичен Сорок седьмому заводу? Сон, приснившийся еще в Киеве? Фраза Винницкого о чекистских тайнах? Чепуха! И вообще, какое ему дело до того металла, будь он хоть трижды засекречен? В свое время ему заткнули рот и, очевидно, правильно сделали - не суйся, куда не следует. И все же не мешает выявить причину беспокойства и таким образом избавиться от него, как это рекомендуют психоаналитики.
   Быть может, встреча с Закалюком смущает тебя не из-за твоих былых отношений с его женой - былое уже в былом, а потому, что вы оба были причастны к той печальной истории, в финале которой лейтенант милиции Савицкий оградил начальника Третьего цеха Закалюка от серьезных неприятностей? Но эта память должна смущать Леонида, не тебя. Впрочем, не исключено, что и его совесть чиста: Винницкий подтвердил, что Третий цех выпускал измерительные приборы и, стало быть, начальник этого цеха ничего, кроме своей продукции, погрузить в тот злополучный фургон не мог. Следовательно, одиннадцать лет назад в арестантской палате госпиталя МВД Леонид не кривил душой, когда говорил, что ящики с металлическими брусками были погружены без согласования с ним, по указанию офицера госбезопасности...
   Стоп, Олег Николаевич! Какие отношения имели комитетчики к военному заводу? Режим секретности на таких заводах обеспечивала военная контрразведка. А капитан Тысячный и обматеривший тебя на Городокском шоссе полковник были сотрудниками КГБ. Значит, что-то здесь не так. И Петренко не случайно разрешил Леониду навещать тебя в госпитале. Скорее всего, ты и без его уговоров пошел бы на сделку со следователем, ибо только так мог отвести беду от близких тебе людей. Однако беседы с инженером Закалюком сыграли свою роль. Но опять-таки, эти не очень-то искренние беседы были делом не твоей - его совести. Не твоей? А ты вспомни худенькую женщину в траурной косынке, которая считала тебя убийцей ее мужа. Она не проклинала тебя, не плевала тебе в лицо, только просила сказать правду, опровергнуть ходившие по городу слухи, подтвердить, что отец ее дочери не был ни маньяком, ни злодеем. Но ты не мог, тебе не разрешили подтвердить даже это. И женщина, уходя, сказала: "Бог вам судья, Олег Николаевич".
   Бог... Каждому воздам за дела его...
   Так вот, чего ты боялся, когда одиннадцать лет назад бежал из этого города и потом, когда выдумывал тысячу причин, чтобы не возвращаться сюда. А причина была одна: ты боялся, что тебе воздастся за твою ложь, за сделку с Петренко, боялся снова встретиться с этой женщиной, ее дочерью, которая тоже вправе спросить с тебя...
   Ну, вот, кажется докопался до истоков своего беспокойства. Легче стало? Мысли и взбудоражившее их подсознание вроде бы угомонились, да и нервы перестали звенеть, как до отказа натянутые струны. Вот только нет сил даже пошевелиться, словно по тебе прошелся многотонный каток...
   11
   Его разбудил настойчивый звонок телефона. Было без четверти семь. Значит, он спал больше двух часов, что само по себе примечательно. Он редко отдыхал днем, а если уж очень уставал, пятнадцатиминутной дремоты вполне хватало, чтобы прийти в норму. Но этот двухчасовой сон был не лишним - усталость, как рукой сняло.
   Подходя к телефону, Олег почти не сомневался, что это звонит Шестопал, или кто-то по его поручению. Настроился на официальный лад, но услышав в трубке хорошо знакомый голос, расслабился:
   - Месье Савицкий? Надеюсь не оторвала вас от важных дел? А может помешала вашему общению с помощницей? Говорят, она интересная женщина?
   - Натали, ты во сто крат интереснее!
   - Черт возьми, почему ты не сказал мне об этом девятнадцать лет назад? Я бы вышла за тебя, а не за твоего дружка-бухарика. Впрочем, с тобой имела бы другую мороку, если бы вообще выдержала твои козлиные разрядочки.
   - Не понял? - насторожился Олег, уловив в голосе кузины нотки обиды.
   - Придешь, объясню со словарем, если ты стал таким непонятливым, чуть ли не с угрозой сказала Натали, но тут же смягчилась. - Не бойся, бить не стану. Можешь даже рассчитывать на ужин. Долго еще тебя ждать?
   - Сейчас побреюсь и еду к вам.
   - Петя за тобой заедет на нашем драндулете.
   Старенький "Москвич" Корзунов Олег заметил сразу - среди припаркованных у гостиницы "лад", "волг", "вольво" он выделялся своей неказистостью и цветом вылинявшей канарейки. А вот племянника едва узнал, хотя они виделись год назад, когда Петя проездом был в Киеве. Племянник уже догнал его в росте, раздался в плечах, хипповскую прическу сменил на более приличную, зато отпустил жиденькие усы и завивающиеся в колечки баки.
   В "Москвич" Олег сел не без опаски, не очень доверяя водительскому мастерству племянника. Однако опасение оказалось напрасным - машину Петя вел профессионально и объяснялось это тем, что уже несколько месяцев Корзун-младший работал водителем "пикапа" в том же объединении "Транзистр". От предложенной сигареты Петя отказался, заявив, что не курит, поскольку всерьез занимается спортом - играет в основном составе баскетбольной команды объединения и уже имеет первый разряд. С учебой хуже: срезался на вступительных экзаменах в Политех, но на следующий год надеется поступить, поскольку будет иметь необходимый производственный стаж. А в остальном дела у него в норме: помимо спорта, занимается английским, есть у него друзья и девушка по имени Диана - тоже баскетболистка и соседка Корзунов, с которой у него уже нет проблем. Дядя должен ее помнить: в прошлом году Петя с ней и еще одной парой - его приятелями, застряли в Киеве на вокзале, и дядя приехал их выручать: помог с билетами, а потом накормил обедом в ресторане. Девушку по имени Диана Олег помнил смутно, но отметил, что Петя достаточно откровеннен с ним, а также то обстоятельство, что племянник работает в объединении, куда трудоустроен, очевидно, отцом или самим генеральным директором, который доводится ему, так же как и он - Олег, дядей.
   Спросил наугад - Петя мог не знать - вернулся ли Закалюк? Племянник понимающе улыбнулся - видимо о миссии Олега и тех маневрах, что велись вокруг нее, ему было известно. Он не только подтвердил информацию Шумского, но и уточнил, что генеральный директор вернулся из Киева спецрейсом в шестнадцать тридцать и сразу поехал в заводоуправление.
   - Не в настроении прилетел, - несколько помедлив, добавил Петя. - В аэропорту его встречали, да не просто так - с цветами, жена и любовница, но он отмахнулся от обеих, сел не в "мерседес", на котором эти красавицы прикатили - в служебную "Волгу", поехал в заводоуправление, созвал руководящий состав. До сих пор совещаются.
   - Откуда такие подробности? - заинтересовался Олег.
   - Водилам все известно, - ухмыльнулся Петя. - А встречу в аэропорту я лично наблюдал. С Леонидом Максимовичем прилетел начальник техотдела Кулик - какую-то фиговину из Киева приволок - не то агрегатик, не то экспонат килограммов на сто, не меньше. В "Волгу" фиговину не затолкнешь, вот я и прикатил за ней на "пикапе".
   Олег был доволен, что племянник делится с ним информацией о последних событиях в объединении, а также тем, что в стане противника, судя по всему, началась легкая паника - совещание руководящего состава в срочном порядке генеральный созвал неспроста. Спросил без особого любопытства, уклонись Петя от ответа, не стал бы настаивать, что, мол, за любовница у Леонида Максимовича, которая позволяет себе встречать его разом с законной супругой?
   - Позволяет! - хмыкнул Петя. - Это он ей позволяет везде и всюду нос совать. Удивительно, что она вас не встречала. Все высокое начальство из Киева, гостей из-за бугра встречает, да еще командует, кого в какую машину сажать. Деятельница! Без году неделя, как в многотиражке работает, а уже все сплетни собрала и распространяет их в газетах. И Леонид Максимович ей - ни слова. Еще и втыки раздает тем, кто против нее возникает.
   - Не М.Хвыля ли это? - предположил Олег.
   - Хвыля! - снова хмыкнул Петя. - Хвыли она задом своим круглым делает, когда мужиков на прицел берет. Мирослава она, но я ее Славкой зову.
   - И она отзывается? - усомнился Олег.
   - Запросто. И меня она Петюней называет, а когда сердится Питекантропом.
   Олег вздрогнул - так, сердясь, называла его когда-то Полина.
   - Славка не намного старше меня, - продолжал развивать Петя очевидно небезразличную для него тему. - Ей не то двадцать, не то двадцать один. Двадцать один, точно! Второго июля стукнуло. Она как раз университет окончила. Это событие, и ее именины заодно, Закалюки на даче в Русановке отмечали. Разворот дали на сто восемьдесят градусов. Леонид Максимович, когда требуется, умеет делать такие развороты. Сам он, надо сказать, мало пьет, но гостей любит накачивать по самую завязку. И Славочка разошлась, не остановишь - две бутылки шампанского выдула и на столе в одних бикини танцевала. Не верите? Вот вам крест! - Петя неумело перекрестился. Поспорила на слабо с Валом, это ее постоянный кадр и - пожалуйста. Мужики ну просто на ушах стояли. И только Леониду Максимовичу это не понравилось: он ее сдернул со стола, как следует врезал по заднице, заставил одеться.
   - Сам видел? - усомнился Олег.
   - Если бы не видел, не говорил. Славка меня еще за неделю до этого пригласила. Я не хотел идти, - не моя это компания, но Полина попросила привезти минералки, пива, помочь расставить в саду столы. Вот я и остался.
   - Эта Мирослава, что же, у Закалюков живет? - наконец-то сообразил Олег.
   - Так я об этом и толкую. Она у них уже лет десять как прописана. С родителями у нее какой-то непорядок: то ли развелись, то ли умерли, и Закалюки ее к себе как бы на воспитание взяли. Только ее уже поздно было воспитывать!
   Олег удивился: после того, как покинул Сосновск, он не раз встречался с Полиной, виделся и с Леонидом, но ни она, ни он никогда не говорили о своей воспитаннице, что было по меньшей мере странно. А вот нескрываемые симпатии литсотрудницы многотиражки М.Хвыли к генеральному директору объединения теперь понятны.
   - Разве не знаете ее? - покосился на него Петя.
   - Откуда мне ее знать?
   - Мало ли откуда! Может она к вам в Киев приезжала.
   - Что-то не припомню таких гостей. Но почему ты решил, что она любовница Леонида?
   - Так это всем известно! И она, между прочим, не скрывает.
   - Но ты сказал, что у нее есть кавалер.
   - Это Вал-то? Он у нее просто так, для прикрытия. Она с ним, как кошка с собакой, только и знают, что цапаются. А перед Леонидом Максимовичем Славочка скатертью стелется. Пылинки с него сдувает. Кофе, по особому заваренный, каждый день для него готовит, в служебный кабинет приносит. У него одних секретарш целый взвод, но кофе он только от Славочки принимает. Или, к примеру, сегодня, чего спрашивается приперлась встречать его, да еще с цветами? А Леонид Максимович любит, когда перед ним стелятся. И в долгу не остается. Ну то, что он в многотиражку ее, желторотую, взял, ладно. Но свой новый "мерседес", что из Австрии пригнал, ей доверил. Полину даже в своем присутствии за баранку не пускает, а Славочке - пожалуйста: бери супертачку, когда угодно, кати, куда хочешь. И она уже по всему городу на этом "мерседесе" гоняет. Чего еще доказывать?
   На улице Котляревского Петя остановил машину около хлебного магазина, сказал, путая французский с немецким: