По учению святого Иринея, Бог есть Господь всего в самом широком смысле этого слова. Только Он один есть Владыка и Господь всего, и другого равного или подобного Ему Владыки и Господа нет и быть не может, «потому что, — рассуждает святой Ириней, — тот, кто имеет кого-либо выше себя или равного себе, уже не может называться ни Богом, ни Царем великим» [ ]. Только один Бог, как Господь всего, — безраздельно обладает верховною властью и могуществом над всем; всё остальное, что существует, сотворено Им и содержится Его властью.
Обличая еретиков, святой Ириней рассуждал и об источниках святой веры христианской. В кратких словах его рассуждения состояли в следующем.
Священное Писание как Ветхого, так и Нового завета, — несомненно имеет Божественно происхождение, ибо оно написано под особым духовным озарением Духа Божия на писателей священных книг. Сей Святой Дух действовал как через пророков, так и чрез Апостолов. Священное Писание есть первый и самый главный источник веры и религиозного знания, — истинный и непогрешимый и для всех обязательны. Правильное и безошибочное разумение Писания возможно только при руководстве святой вселенской Церкви, и в ней только одной можно найти истину. Такое же Божественное происхождение, как и Писание, имеет и священное Предание, — которое, поэтому, составляет другой источник веры и религиозного знания, точно так же истинный и непогрешимый и для всех обязательный, как и Священное Писание, единственною хранительницею подлинно апостольского Предания может быть только вселенская Церковь, в лице ее предстоятелей. — «Всякий, кто желает знать истину, — рассуждает святой Ириней, — должен обратиться к Церкви, потому что Апостолы только ей одной сообщили божественную истину, и, как богач в сокровищницу, положили в нее всё, что относится к истине. Только Церковь есть дверь жизни» [ ]. И, в частности, по учению святого Иринея, только пастыри Церкви, законно рукоположенные, суть истинные учители и хранители истины, заключенной в Церкви.
Такое значение Церкви, как единственно непогрешимой хранительницы и носительницы подлинно-апостольского предания, святой Ириней основывает на постоянном присутствии в ней Духа Святого, и на постоянном действии в ней божественных даров и сил. Дух Божий, по учению святого Иринея, существует в Церкви с самого ее основания. Он есть как бы жизнь и душа Церкви; Он движет и управляет ею точно так же, как душа движет и управляет членами нашего тела. В Церкви положены Богом все необходимые служения, — апостольство, пророчество, учительство, — при помощи которых содевается спасение наше.
В силу постоянного и непосредственного присутствия в Церкви Духа Божия, Церковь никогда не может погрешать или заблуждаться. Отсюда божественная истина, заключенная в ней апостолами, устно или письменно, всегда останется в ней одною и тою же, такою же чистою и божественною истиною, какою была она и при Апостолах, — потому что один и тот же Дух Святой действовал и в Апостолах, действует и теперь в Церкви, в лице их преемников. Преемство апостольского звания, рассуждает святой Ириней, сохраняется в Церкви повсюду и непрерывно, а вместе с ним и апостольское предание сохраняется в его чистом и неповрежденном виде. — «Вообще, — замечает святой Ириней, — Церковь, хотя и рассеяна по всему миру, но, в силу присутствия в ней одного и того же Духа Божия, в силу непрерывности в ней одного и того же апостольского звания, она сохраняет повсюду одно и то же учение. Она одинаково верует, имея как бы одну душу и одно сердце, одинаково проповедует, учит и передает, имея как бы одни уста. Одинаково веруют и имеют одно и то же предание церкви и в Германии, и Испании, и Галлии, и на Востоке, в Египте и Ливии. Как солнце одно и то же во всем мире, так и проповедь истины сияет и всех просвещает одна и та же во всей Церкви» [ ].
Так поучая и наставляя всех, святой Ириней спас многих от языческого идолопоклонения и от еретического заблуждения; многих христиан наставил он на пусть спасения, а иных укрепил к мученическому подвигу. Наконец, и сам пострадал за имя Христово, в царствование императора Севира [ ]. За исповедание Евангелия святой Ириней был усечен во главу и восприял, таким образом, славный венец мученичества во Царствии Господа нашего Иисуса Христа [ ].
Память святого Каллиника, патриарха Константинопольского
Святой Каллиник первоначально был священником и сосудохранителем Влахернского [ ] храма во имя Пресвятой Богородицы. Когда же патриарх Павел отошел ко Господу, святой Каллиник был возведен на патриаршеский престол. Это было в царствование Юстиниана II [ ], — царя злонравного и не богобоязненного, который притеснял весьма многих (христиан), не уважал духовного чина и не чтил храмов Божиих.
Сей царь строил для себя большой и прекрасный дворец, который хотел назвать своим именем. По близости от того дворца находился храм, воздвигнутый во имя Пресвятой Богородицы; храм сей назывался митрополичьим. Так как одну из стен дворца, строившегося по приказанию императора Юстиниана, нужно было вести мимо упомянутого храма, то император задумал разрушить его, дабы храм не был помехой воздвигаемому дворцу, тем более, что именно на том самом месте должны были быть построены ступени и крыльцо перед входом во дворец. Император приказал патриарху преподать молитву благословения для разборки упомянутого храма. Но патриарх воспротивился царю, сказав:
— Я не имею молитвы на разорение храма; напротив того, у меня есть молитвы на основание и созидание храма, ибо Бог сотворил мир для бытия, а не для разрушения.
Тогда посланники царя начали с силою упрашивать патриарха и даже принуждать его исполнить повеление императора. Он же, прослезившись, воскликнул:
— Слава Тебе, Христе, терпящему всё!
И тотчас храм разрушился.
Спустя непродолжительное время, по праведному суду Божию, и самого царя постигло разорение: ибо он был с бесчестием изгнан из своего царства, а выстроенный им дворец стал жилищем других. Совершилось всё это таким образом.
Когда император узнал, что жители Константинополя ропщут на него, так как не любили его за частые притеснения и за беззаконную жизнь его, и услышал, что в городе все дурно отзываются о нем, то преисполнился гнева и ярости на весь город; потом приказал патрицию [ ] и воеводе Стефану, мужу жестокому, без милосердия проливавшему кровь человеческую, родом персу, скрытно от всех приготовить вооруженных воинов и в ближайшую ночь неожиданно напасть на благороднейших граждан и умертвить их всех без пощады.
В то время в Константинополе проживал воевода Леонтий, подвизавшийся на Востоке. Сей воевода не один раз выказывал большую храбрость на войне и победил много полков неприятельских; но вместо почести и похвалы был заключен царем на три года в темницу. В это время он только что был освобожден от темничного заключения.
Сей Леонтий, узнав о жестоком и неправедном умысле и приказании императора, рассказал тайно обо всем некоторым из своих верных друзей. Они передали то же самое и таким же путем другим своим друзьям, и таким образом к позднему вечеру все они собрались вместе в значительном числе. Дабы предупредить имевшее начаться ночью неправедное избиение граждан, все они, вооружившись, отправились в царский дворец. Увидя, что царь спит, воины взяли его и связали. Тотчас же Леонтий открыл все темницы, вывел оттуда всех заключенных, вооружил их и послал их по всему городу. Сии ходили по городу и восклицали:
— Христиане! Соберитесь все ко храму святой Софии, так как царь Юстиниан побежден и связан.
Услыхав об этом, все отправились в храм с великою радостью, говоря:
— «Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!»(Пс.117:24)
Когда наступил день, Леонтий вывел царя, связанного, на то место, где обычно бывало конское ристание [ ]; в присутствии всего народа, собравшегося к тому месту, он отрезал нос царю и отправил его в Херсонес [ ] в заточение; с тех пор Юстиниан и был прозван «Корконосым» [ ]. Жители же Константинополя тотчас провозгласили царем Леонтия; на царство венчал его святейший патриарх Каллиник.
Леонтий пробыл на царстве три года; потом он был изгнан с царства воеводою Апсимаром, коего воины избрали в императоры и назвали Тиверием III [ ]. Апсимар, взяв Леонтия, отправил его на заточение в монастырь далматский; Апсимар царствовал семь лет.
В это время Юстиниан Корконос бежал из Херсонеса от заточения и направился сначала к хазарам, а потом к болгарам; собрав у болгар большую воинскую силу, Юстиниан направился к Константинополю и остановился у Золотых ворот [ ]. Численность его войска была столь велика, что оно доходило до Влахерны. Юстиниан стоял здесь три дня и предлагал жителям Константинополя снова принять его к себе на царство; но жители Константинополя выразили ему порицание и брань.
Между тем Апсимар, испугавшись Юстиниана, пришедшего на него с великим войском, убежал в Аполлонию [ ]. Тогда Юстиниан отправил послов к святейшему патриарху Каллинику и ко всему синклиту [ ], умоляя принять его и клятвенно обещая никому не причинить никакой обиды.
Патриарх и синклит, после совещания, предложили Юстиниану облобызать честный крест Господень, святое Евангелие и Пречистые тайны Тела и Крови Христовых, дабы лобзанием сим он подтвердил свою клятву, — именно, чтобы не мстить никому за свое прежнее изгнание. Юстиниан подтвердил таким образом клятву свою.
Тогда жители Константинополя открыли для него городские ворота и приняли его с честью. Царь же, войдя с воинами в город и получив царство, тотчас же нарушил свою клятву, окаянный, и начал умерщвлять многих из лиц, состоявших в синклите, а также и прочих именитых граждан. Потом приказал привести из обители далматской Леонтия, изгнавшего его; также его воины взяли и Апсимара в Аполлонии, и привели к нему; он приказал обоих, связанных, провести с бесчестием среди города. Потом повелел привести их к себе на место конского ристалища; когда они были приведены и брошены у его ног, он наступил ногами на шеи их и попирал главы их, воины же его громогласно взывали:
— «На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона»(Пс.90:13).
Осмеяв и поругавшись над ними, Юстиниан приказал обезглавить их.
Но этого мало: Юстиниан наполнил кровью весь город, не пощадив и народа. Потом, взяв святейшего патриарха Каллиника, выколол ему глаза, отрезал нос и язык и послал на заточение в Рим, приказав его здесь замуровать в стене каменной.
Повеление царское было исполнено, и святого Каллиника замуровали в стене. Но через сорок дней заграждение отпало, и святой Каллиник оказался еще жив, хотя едва дышал. Через четыре дня святой отошел ко Господу [ ].
В это время папе римскому Иоанну VI [ ] в сонном видении явились святые верховные Апостолы Петр и Павел [ ] и повелели похоронить с честью тело святого патриарха Каллиника в их апостольской церкви. Папа исполнил приказание святых Апостолов.
Клятвопреступник же и мучитель, император Юстиниан Корконос не избежал праведного суда Божия. Не вынося его бесчеловечных притеснений, граждане и военачальники составили против него заговор и, выбрав удобное время, напали на него и отсекли ему голову.
Так погиб нечестивый злою смертью; святитель же Христов Каллиник сподобился венца мученического во Царствии Господа нашего Иисуса Христа.
Память святого мученика Луппа
Святой мученик Лупп жил в царствование императора Аврелиана [ ] и был рабом некоего господина, свободен же во Христе Господе (ср. 1 Кор.7:22), в Коего он уверовал; преисполнившись благочестивой ревности, святой Лупп разбил бездушных еллинских идолов, а иных потопил в глубине морской. Увидав сие, нечестивые идолопоклонники, преисполнившись ярости, устремились на святого с обнаженными мечами, намереваясь рассечь его на части, но пришли в безумие и посекали друг друга; святой же, пребывая невредимым посреди язычников, проповедовал им слово Божие, будучи преисполнен веры, премудрости и благодати Божией. Несмотря на все усилия, нечестивые не могли взять святого, ибо им препятствовала в сем сила Христова, не допускавшая их даже приблизиться к мученику Христову; посему, нечестивые, стоя вдали, натянули луки свои и начали пускать в святого стрелы, но вместо мученика поражали стрелами друг друга; святой же Лупп, стоя как мишень для стрельбы (место прицела) посреди всех, не только не был умерщвлен стрелою, но даже не был и ранен. А так как мученик Христов еще не был крещен и весьма желал святого крещения, дабы не умереть от рук мучителей не христианином, то помолился о сем Господу; и тотчас с неба пролилась на него вода. Таким образом святой мученик Христов восприял свыше божественное крещение, в присутствии всех еллинов, смотревших на него и весьма удивлявшихся всему происходившему.
После этого святой Лупп добровольно предал себя, как агнец непорочный, на заклание в руки нечестивых; сии же, взяв святого, повели его к игемону. Игемон пытался сначала ласками убедить раба Христова отступить от Господа своего и поклониться идолам; однако не возмог прельстить святого; тогда игемон приказал бить святого палками без милосердия; после сего игемон предал святого иным мучениям, но так как не мог преодолеть непобедимого раба Христова, то осудил его на усечение мечом.
Таким образом святой мученик Лупп, преклонив под меч главу свою, положил душу свою за Христа, Господа своего [ ], и был похоронен верующими с приличными почестями; от гроба же его подавались врачевания всех недугов и болезней, ради святых молитв его и по благодати Господа нашего Иисуса Христа.
Память преподобных Евтихия и Флорентия
В пределах нурсийской страны проживали вместе во святом иноческом образе два мужа, проводившие отшельническую пустынную жизнь; одного из них звали Евтихием, а другого Флорентием. Евтихий, возгреваемый теплотою духовной ревности, заботился не только о своем спасении, но и о спасении других и всячески старался привести ко Господу всех своими душеспасительными поучениями и наставлениями; Флорентий же, по простоте своей, помышлял лишь о себе одном, проводя в молитвах всю жизнь свою.
Невдалеке от места обитания сих святых Евтихия и Флорентия находился монастырь; случилось, что в этом монастыре умер авва [ ]; монахи, собравшись вместе, пришли к Евтихию и начали просить его быть аввою в их монастыре. Внимая их просьбе, Евтихий пошел к ним и принял начальство над монастырем, друга же своего Флорентия оставил одного подвизаться на том отшельническом месте, дабы не опустела церковь, которую они там имели (церковь та была весьма невеликой).
Оставшись один, Флорентий начал молиться со усердием к Богу, прося Его помочь ему одному беспрепятственно подвизаться в том уединенном месте.
Вслед за тем как-то раз совершив обычные молитвы и выйдя из храма, Флорентий увидал медведя, стоявшего у дверей храма, преклонившего голову свою к земле и не обнаруживавшего ни в чем своего зверского нрава, напротив показывавшего кротостию своею, что он был послан к святому Флорентию от Бога для услуг и для работы. Поняв это, святой раб Божий Флорентий возблагодарил Бога, пославшего ему такого сожителя. Флорентий имел при своей келлии пять овец; не зная, кто бы мог пасти и охранять их, Флорентий приказал медведю, сказав:
— Иди, выгони овец сих на пастбище, и паси их; около же шестого часа возвратись вместе с ними.
И всегда зверь поступал так, приняв на себя порученное ему попечение об овцах; таким образом тот, кто привык всегда вкушать добычу, растерзав ее, пас овец, томясь голодом и препобеждая свой естественный нрав.
Когда человек Божий хотел поститься до часа девятого, то приказывал медведю придти с овцами к девятому часу; и поступал так зверь. Когда же не намеревался поститься до часа девятого, но изъявлял желание вкушать пищу в шестом часу, в тот час возвращался и медведь; одним словом, зверь повиновался всякому приказанию человека Божия и никогда не ошибался, — не приходил никогда к девятому часу, когда ему было повелено придти к шестому, и наоборот, ни разу не приходил к шестому часу, когда было приказано придти к девятому. Ибо Сам Бог вразумил того зверя, коего отдал в подчинение угоднику Своему, и научил его понимать приказание старца и исполнять его волю.
После того как зверь служил старцу долгое время, по всей стране той начала распространяться молва о человеке Божием Флорентии, ибо все удивлялись тому дивному делу, видя, что зверь пас овец и служил старцу.
Между тем древний враг диавол возбудил некоторых к зависти; ибо диавол, видя добродетельных людей, сияющих своею славою, уловляет завистью тех, кои развращены нравом и житием, и увлекает их в погибель. И вот, по наущению диавола, четыре монаха, — ученики святого Евтихия, — весьма позавидовали Флорентию, так как их учитель не творил знамений; а между тем один лишь Флорентий (рассуждали завистники), оставленный их учителем в пустынной келлии, так прославился. Питая такие мысли, те четыре ученика пришли к Флорентию и, притаившись в том месте, на которое медведь выгонял овец для пастьбы, убили медведя. Так как медведь не возвратился к старцу в тот час, в который ему повелено было возвратиться, то старец был в смущении; подождав до вечера, но не дождавшись ни зверя, ни овец, старец начал печалиться о том, что медведь, которого он по простоте своей привык называть братом, не возвратился к нему.
На другой день утром Флорентий отправился на поле, дабы искать зверя, а также и овец; увидя медведя убитым, старец весьма опечалился. Рассмотрев внимательно и поняв, кем был убит зверь, старец начал плакать; плакал он впрочем не столько о смерти медведя, сколько о погибельной злобе тех четырех братий, и горько рыдал.
Когда авва Евтихий узнал о печали и скорби Флорентиевой, позвал его к себе и начал его утешать. Человек же Божий в присутствии аввы, с глубоко опечаленным лицом, сказал:
— Я надеюсь на Всемогущего Бога, что те, кои убили медведя, не причинившего никому никакого зла, получат еще в настоящей жизни пред глазами всех наказание от Господа.
Лишь только угодник Божий успел сказать эти слова, как за ними последовало и самое дело; ибо внезапно те четыре монаха были поражены от Господа страшною проказою, так что сгнили все члены их, и они умерли в той болезни.
После того, как случилось всё это, человек Божий Флорентий пришел в великий страх, что проклял братий тех, и никогда в продолжении всей жизни своей не переставал рыдать о братиях тех, себя же называл их жестоким убийцею.
Всё сие сотворил всемогущий Бог для того, чтобы тот простой и добродетельный муж, будучи обижен, никогда более не проклинал никого устами своими.
Сей богоугодный муж сотворил и еще другое дивное дело. Когда об нем всюду пронеслась молва, к нему пришел издалека некоторый диакон, дабы сподобиться его молитв и благословения. Увидав кругом келлии его весьма много змей и разного рода гадов, диакон весьма испугался и воскликнул, сказав:
— Раб Божий! Помолись обо мне!
В то время воздух был очень чист и ясен, так как освещался сиянием солнца. Флорентий, выйдя из келлии и став на земле, устремил очи свои на небо и поднял руки свои вверх, молясь, дабы Господь изгнал оттуда тех гадов средствами, какими Ему Самому было ведомо. И тотчас послышался гром, явилась молния и побил тот гром вместе с молниею всех змей, обитавших на месте том. Увидав всё сие, человек Божий Флорентий, снова подняв очи на небо, сказал:
— Вот Ты, Господи, побил змей сих: но кто же возьмет их отсюда?
И тотчас после слов его прилетело великое множество птиц, числом столько, сколько было избиенных гадов; и каждая птица взяла по одной змее, отнесла далеко и бросила там; таким образом было очищено от гадов то место, на котором жил преподобный.
Пожив в течении всех дней своих в великом богоугождении, святой Флорентий отошел к жизни нескончаемой [ ].
Подобно сему преподобный Евтихий пас вверенную ему паству в течение многих лет; наставив многих на путь к небесному Царствию и руководив многих ко спасению, святой преставился ко Господу [ ]. И тот, кто при жизни своей не творил чудес, явился чудотворцем по преставлении своем; ибо от одежды, оставшейся после смерти святого, подавались исцеления больным, страдавшим различными недугами. Так прославил Господь раба Своего.
Когда случалось бездождие и земля страдала от засухи, то жители страны той, собравшись вместе, брали одежду преподобного Евтихия, приносили ее в церковь и, совершив молитву Господу, проходили с нею через селения, нивы и сады; и тотчас ниспосылался от Господа дождь, увлажнявший и насыщавший землю [ ]. Этим ясно всем показывалось, насколько велика была при жизни внутренняя сила душевной добродетели того, кого одно внешнее одеяние, приносимое пред Господа, уже отвращало гнев Господень.
Так прославлялся Бог обоими угодниками Своими тогда, и ныне ради них же прославляется от нас, рабов Своих, — и будет прославляем в бесконечные веки. Аминь.
Память 24 августа
Страдание святой мученицы Сиры
При царе персидском Хосрое Старшем [ ], в двадцать восьмой год царствования его, в Персии явилась, как некий чистейший жемчуг в море, святая девица Сира, просиявшая красотою веры христианской и прославившаяся великими страдальческими подвигами за имя Христово.
Святая Сира родилась в городе, называвшемся Керх-Селевкия, и происходила из нечестивого рода. Отцом ее был жрец идольский, весьма уважаемый (язычниками) волхв; он был долгое время судиею и начальником сонма волхвов и жрецов персидских; он хорошо знал учение древнейшего архиволхва Зороастра [ ], первого знатока астрологии (звездочетной науки) в Персии. Сей волхв, отец святой девицы Сиры, весьма ненавидел христиан и весьма опасался того, как бы его дочь не узнала о христианстве и не познакомилась бы с христианскими девицами. Ибо тогда в Персии было весьма много христиан (как и вообще их было весьма много по всей Азии под властью агарян), несмотря на то, что их весьма притесняли и преследовали. По этой причине(желая предохранить Сиру от христианского влияния), отец и отдал ее по смерти матери в другой город, называвшийся Фарсом (в этом городе весьма сильно распространено было волшебство) к некоей родственнице своей женщине-волшебнице, дабы она воспитала ее в нечестивых обычаях языческих.
Когда отроковица начала приходить в разумение, то была обучена волшебству и посвящена мерзкому идольскому служению, именно: ей поручено было совершать бесам некие тайные жертвы, называвшиеся язычниками «Иасф» и считавшиеся ими за чистые жертвоприношения.
Всё это говорится о святой девице Сире для того, чтобы было известно, в каком помрачении и обольщении бесовском находилась она и от сколь великой тьмы она перешла к свету познания веры истинной, избежав сетей диавольских.
Когда Сира пришла уже в совершенный возраст и основательно изучила всё волшебное искусство, — ибо уже служила мерзким богам персидским в сане жрицы, — путь спасения устроился так.
По промышлению и изволению Божию, она познакомилась с некоторыми бедными христианскими женщинами и от них услышала впервые о Христе Господе, Боге истинном; потом она начала подробнее расспрашивать их о христианской вере, о ее догматах и о всем учении христианском, а также и о жизни христиан; и всё то, что слышала от них, взвешивала в уме своем, сравнивая веру христианскую с персидскою и находя между тою и другою великое различие. Ибо всё то, что относилось до персидской веры, она начала считать ложным и мерзким, всё же, касавшееся веры христианской, — праведным и чистым; тогда у нее явилось твердое намерение оставить нечестие персидское и присоединиться к христианам. Желая еще более основательно ознакомиться с христианским благочестием, она начала тайно приходить в храмы христианские, слушала там чтение и пение церковное и поучения от слова Божия и внимательно присматривалась к благочинному и благоговейному совершению служб церковных. Мало-помалу она весьма полюбила веру христианскую, и ей понравился образ жизни христиан. Тогда она начала осторожно подражать христианам пощением и умерщвлением тела своего. Ей было уже восемнадцать лет от роду, и она более всего опасалась того, как бы ее не отдали в замужество и не обременили бы ум ее житейскими попечениями. Посему она не показывалась на глаза людей (язычников), не водила знакомства с славными и богатыми девицами и женщинами персидскими, но избегала их, сторонясь беседы и дружбы с ними; к христианским же девицам и женам часто приходила и беседовала с ними о рождении Христа от Пречистой Девы, о всех чудесах Его, о Его вольном страдании и смерти, о Его воскресении и вознесении с плотью на небеса, о будущем страшном суде, о воздаянии праведным и о муках грешников. Всему, что слышала от христианских девиц, она веровала без сомнения, запечатлевая всё, сказанное ими, в сердце своем, умиляясь душою и возгораясь всё более и более любовью ко Господу. Она запиралась в своей комнате, читала христианские книги, привыкала к молитве и псалмопению и молилась единому истинному христианскому Богу, посыпая пеплом главу свою. Так долгое время подвизалась она, храня втайне веру христианскую. Ибо она боялась отца своего и прочих волхвов, и кроме того думала, что для спасения достаточно и втайне веровать во Христа: еще не уразумела она апостольского слова: