Это не значит, что человек свободен от власти биологических закономерностей. Поисковая активность сохраняет физическое здоровье и у человека, и у крысы, а реакция капитуляции приводит к соматическим заболеваниям у тех и других. Но быть или не быть реакции капитуляции у человека, определяется не только актуальной ситуацией и не только прошлым опытом реальной жизни, а отнюдь не в меньшей степени опытом становления жизни духовной, на который влияют такие "нематериальные" факторы, как прочитанные книги, просмотренные фильмы, семейные легенды - весь культурый багаж. Именно с этим идеальным миром культуры и связан множественными связями образ "Я", регулирующий наше поведение. Именно под воздействием этого мира он в большой степени и формируется, отражая и впитывая все наработанные нами социальные установки, неразрывно связанные с сознанием. Но сам образ "Я" остается при этом полноценным, полнокровным многозначным образом, который невозможно исчерпать никаким самым тщательным анализом, ибо связи его с прошлым, настоящим и предполагаемым будущим человека, а также со всем образом мира - неисчислимы. Образ "Я" - как бы полномочный представитель сознания в царстве образного мышления, и в этом своем качестве он отвечает за механизмы психологической защиты: оставаясь не полностью осознанным (в силу своей многозначности), образ "Я" первым сталкивается с новой информацией (ибо правое полушарие воспринимает ее быстрее левого) и определяет, что может и что не может быть доведено до сознания. Но из этого следует, что дефектность образного мышления приводит к нарушению формирования образа "Я" и как следствие - к нарушению механизмов психологической защиты, к нарушению психологической адаптации, к дезинтеграции поведения. И сновидения, в которых образное мышление является определяющим, лишаются своих защитных свойств.
Что же приводит к неполноценности образного мышления? Ведь человек рождается с высокими потенциальными предпосылками к такому мышлению. В раннем детстве преимущество в развитии на стороне правого полушария, и лишь постепенно и с большим трудом формируется доминантность логического мышления. И это вполне объяснимо - прежде всего младенцу необходимо воспринять мир целостно, объемно, непротиворечиво, и прежде всего он должен научиться реагировать на неопределенные, многозначные сигналы этого мира. Потому что эмоциональные реакции близких, любовь родителей - это многозначный контекст. Мы уже писали, что никаким анализом нельзя исчерпывающе определить, почему и как человек любит или не любит другого человека.
Но правое полушарие не только предуготовано к восприятию многозначности эмоциональной экспрессии - оно развивается и совершенствуется в своих функциях под влиянием этой экспрессии близких людей и под влиянием собственной эмоциональной экспрессии ребенка, проявляющейся в его двигательном, невербальном поведении. И поэтому дефицит эмоциональных контактов (когда родители лишают ребенка эмоциональной поддержки) и ограниченность эмоционального самовыражения (например, при тугом пеленании или при наказаниях за каждую попытку эмоциональной реакции) приводят к недоразвитию образного мышления, неспособности к созданию многозначного контекста, несформированности образа "Я". А потом ребенок начинает развиваться в условиях все более активного давления нашей левополушарно ориентированной цивилизации, и в школе у него всеми способами активируют исключительно логическое мышление, и компьютерные игры продолжают эту тенденцию. И если уже сложившиеся эмоциональные контакты и художественные интересы и увлечения не противодействуют этим тенденциям, то образное мышление все более подавляется и возникают предпосылки для невротических и психосоматических расстройств.
МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ НЕВРОЗОВ: ПСИХОБИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Концепция психоанализа, ставшая одним из самых примечательных событий XX века и повлиявшая на медицину, психологию, философию и культурологию, была изначально ориентирована на объяснение природы неврозов. Это была первая систематическая научная попытка построить целостную систему представлений о природе неврозов. Со временем этот подход претерпевал развитие и менялся в деталях, порой весьма существенных, но основной стержень концепции оставался неизменным.
В основе этой концепции лежит представление, что поведение человека диктуется взаимодействием осознанных и неосознанных мотивов, вытекающих из основополагающих потребностей. Осознаваемые мотивы тесно связаны с требованиями социальной среды и определяются этими требованиями, которые отражают интересы не отдельного индивида, а всего общества в целом и в определенном смысле являются как бы внешними по отношению к глубинным потребностям человека. Эти последние носят эгоистический характер, и их бесконтрольное удовлетворение привело бы к нарушению социальных норм и конфликту с другими членами общества, поставило бы под угрозу общественную мораль и нравственность. Поэтому осознанное поведение человека определяется в основном мотивами, навязанными ему обществом, а неприемлемые для социума (и соответственно для индивидуального сознания) мотивы подвергаются вытеснению из сознания. Что такое вытеснение?
Мы уже писали об этом первой главе, но, как говорил Шоу, то, что всем известно, никогда не мешает повторить еще раз. Вытеснение - это удаление мотивов из сознания. При этом вытесненные мотивы не могут быть реализованы (удовлетворены) в целенаправленном осознанном поведении, но в то же время они сохраняются в нашем бессознательном и нисколько не уменьшаются в своей интенсивности. Они бурлят под крышкой сознания, как кипящая вода в закрытом котле, постоянно угрожая взрывом, и становятся источником различных невротических симптомов.
Так, классический психоанализ рассматривал истерические конверсионные симптомы (такие, как истерический паралич конечностей, истерическую слепоту и глухоту, истерическое нарушение глотания, истерические расстройства чувствительности) как символические выражения вытесненных мотивов и неосознанных конфликтов. А не имеющая ясной причины "свободно плавающая" тревога понималась как отражение на уровне ощущений того эмоционального напряжения, которое должно вызывать постоянное кипение неудовлетворенных и неосознанных страстей. Поскольку мотивы неосознаны, человеку непонятен источник его беспокойства, но беспокойство от этого становится только сильнее.
Однако уже здесь проявились противоречия и недоговоренности классического, фрейдовского психоанализа. Так, если истерические симптомы это символическое выражение вытесненных мотивов, то что при этом происходит с самими мотивами? Остаются ли они вытесненными? Если это так, то истерическая симптоматика должна сочетаться со свободно плавающей тревогой. Но клинические наблюдения этого не подтверждают: чем ярче истерические симптомы, тем меньше свободная тревога. Повидимому, смутно ощущая беспокойство от этого противоречия и будучи не в состоянии отказаться от идеи о вытеснении как основе истерической конверсии, З. Фрейд в последующих работах утверждал, что вытеснение это защита от тревоги. Но как быть в таком случае с первым утверждением (неоднократно подтвержденным клинически) что вытеснение тревогу вызывает? И откуда, если не от вытеснения, вообще берется неопределенная тревога?
Последующее развитие психодинамическои концепции помогло эти противоречия устранить. Несколько лет назад я предпринял попытку объединить различные подходы в рамках внутренне непротиворечивого единого представления. Вытеснение, как и все остальные нормальные механизмы защиты, призвано защищать человека не от тревоги, а от распада целостного поведения и интегрированного сознания. Без этих механизмов поведение диктовалось бы одновременно противоположно направленными мотивами и распалось бы. Защищается механизмами защиты прежде всего целостный Образ "Я", интегрирующий поведение и сознание. Представление об образе Я интенсивно разрабатывалось в психологии на протяжении последних десятилетий профессорами Эриксоном, Когутом и другими представителями "психологии личности". В соответствии с этими представлениями, социальные нормы не являются как бы навязанными личности извне, а естественно входят в структуру личности в качестве внутренних потребностей, участвуют в формировании образа "Я", и более того, в этом качестве социальных мотивов серьезно трансформируют характер и даже само функционирование первичных биологических потребностей. Человеческая психика - это не слоеный пирог, где над слоем первичных потребностей (инстинкта самосохранения и размножения) надстраивается, не смешиваясь с ним, слой социальных потребностей в признании, понимании, доминировании и любви, а еще выше располагается слой идеальных потребностей в познании, творчестве и гармонизации мира. Абсурдно представлять себе, что под тонким слоем духовности творца комфортно располагаются агрессивность и всеядность крокодила в их первозданной примитивности. Все компоненты психики взаимно влияют друг на друга. После формирования потребностей более высокого ранга и первичные потребности не остаются в их исходном состоянии. Инстинкт самосохранения у человека с развитой потребностью в самоуважении не такой же, как до формирования этой потребности, его уже нельзя рассматривать в отрыве от образа "Я". Именно поэтому человек с развитым образом "Я" скорее готов погибнуть, чем убить ребенка, и может голодать, но не пойдет красть. Настоящие внутренние конфликты это не конфликты между эгоистическими, первичными побуждениями и навязанными извне социальными нормами, а гораздо более глубокие, в которых усвоенные с детства и присвоенные личностью в результате долгого и мучительного становления социальные потребности являются не менее "эгоистическими", не в меньшей степени определяющими образ "Я", личность, чем любые другие эгоистические потребности. Потому и конфликт носит глубокий и затяжной характер, и вытеснение, сохраняя целостность поведения, действительно вызывает тревогу.
Что же касается истерических симптомов, то их следует понимать как невербальное поведение, в котором вытесненные мотивы находят не символическое выражение, а разрешение, реализацию точно так же, как осознаваемые мотивы находят разрешение в целенаправленном поведении. Основное условие при этом сохранено - человек по-прежнему ничего не знает о своих неприемлемых мотивах, о причинах и механизмах своего истерического поведения, поскольку это поведение невербальное, подчиненное правому полушарию, бессознательное (отнюдь не случайно 9/10 всех истерических параличей и нарушений чувствительности носят левосторонний характер, т.е. захватывают левую половину тела, контролируемую правым полушарием). Но тем не менее это своеобразный способ невербального решения конфликта в поведении (например, при истерическом параличе больной не может делать то, чего бессознательно делать не хочет, а при истерической слепоте он не видит того, что ему неприятно и провоцирует чувство вины или стыда). И пока есть симптом, пока конфликт решен (хотя, разумеется, не окончательно и не лучшим способом), нет тревоги, ибо нет и вытеснения. Неосознание конфликта осуществляется здесь не за счет вытеснения, а за счет отщепления невербального поведения от всего остального поведения, регулируемого сознанием.
Разумеется, если человека насильственно лишают истерического симптома, вытеснение вступает в свои права и возникает тревога со всеми ее признаками и следствиями. Это неоднократно подтверждено экспериментально. Так, однажды В. П. Райков рассказал мне следующую историю. Муж привел к нему свою жену, страдавшую от невозможности проглотить пищу. Она давилась во время еды и кусок, что называется, не лез в горло. Райков быстро убедился, что это истерическое нарушение глотания, и в глубоком гипнозе сумел устранить этот симптом. Но через пару недель муж пришел к нему опять с необычной просьбой. "Доктор, сказал он, нельзя ли сделать так, чтобы она опять не глотала? Пока она не глотала, проблема была только с едой, а в остальном все было спокойно. А теперь она ест, но целый день в очень беспокойном состоянии, плачет, плохо спит, терзает всю семью и вообще места себе не находит".
Свободно плавающая тревога действительно вызывает все эти симптомы и субъективно очень тяжело переносится. Человеку трудно приспособиться к тому, что его эмоциональное напряжение не имеет никакой видимой причины, и соответственно совершенно непонятно, что делать для его устранения. В такой неопределенной ситуации долго пребывать невозможно, и человек неосознанно ищет, к чему можно было бы "привязать" эту "свободно плавающую" тревогу. Вот здесь и приходят на выручку невротические механизмы защиты и предоставляют человеку возможность псевдообъяснения его состояния. Именно невротические механизмы защиты, а не вытеснение, помогают устранить тревогу. Человек внезапно осознаJт, что в действительности его беспокоит состояние его здоровья, неприятные ощущения со стороны внутренних органов. Для этих неприятных ощущений есть даже определенная база: тревога сама по себе вызывает колебания пульса и давления, меняет перистальтику кишечника, учащает дыхание. Все это выражено в умеренных пределах и носит функциональный, обратимый характер, но этих изменении достаточно для возникновения первичных соматических ощущений. Человек сосредотачивается на них, ему начинает казаться, что он тяжело болен, что именно это причина его беспокойств и первооснова всех его эмоциональных проблем. Появляется реальная цель деятельности, он ходит от врача к врачу, проходит обследования, следит за своими ощущениями, ищет лекарства, не удовлетворяется уверениями, что ничего серьезного нет. Тревога сменяется ипохондрическим неврозом.
Другой вариант - возникновение необоснованных страхов (фобий). Человек боится закрытых или открытых пространств (кому как повезет), боится умереть во сне или заболеть от инфекции, переданной через рукопожатие. Невозможно перечислить все возможные объекты такого страха, важно, что в каждом случае предпринимаются героические усилия, чтобы избежать ситуаций, которые эти страхи провоцируют. Появляется реальная цель в жизни и ее смысл (извращенный, разумеется). Тревога исчезает, развивается фобический невроз с вполне конкретными, хотя и нелепыми страхами. И любое переубеждение бесполезно, ибо в основе страхов лежит вызванная вытеснением невыносимая неопределенная тревога.
Как можно объяснить невроз с более широких психобиологических позиций? Давайте применим и здесь концепцию поисковой активности. Что такое вытеснение? Это отказ от попытки реализовать неприемлемый мотив в поведении и одновременно отказ от попытки интегрировать этот мотив с другими, приемлемыми для личности. В сущности, это чисто человеческая форма отказа от поиска, вариант пассивно-оборонительного поведения. У здоровых людей такая реакция тоже бывает сплошь и рядом, но на помощь тут же приходят сновидения, в которых преодолевается отказ от поиска, восстанавливается поисковая активность и ослабляется феномен вытеснения. Это уже не только теория: блестящие эксперименты моего коллеги и друга, профессора Рамона Гринберга и его сотрудников из Гарвардского университета, подтвердили, что у лиц с высокой силой "Я", т.е. не склонных к дезинтеграции поведения, лишение быстрого сна и сновидений усиливает защиту по типу вытеснения. Они поставили очень красивый эксперимент с использованием так называемого "феномена Зейгарник".
Б. В. Зейгарник, крупный ученый из Москвы, в юности училась у выдающегося немецкого психолога Курта Левина и поставила там следующий эксперимент. Испытуемым давалась серия задач, и некоторые из них им не позволяли решить до конца. Когда спустя длительное время их просили припомнить содержание всех предложенных задач, выяснилось, что лучше всего запоминаются условия тех задач, которые не удалось решить до конца. Вероятно, связанное с неудачей эмоциональное напряжение позволяет здоровому человеку запомнить именно эти задачи. Думаю, это важный механизм, позволяющий человеку извлекать урок из прошлого опыта неудач и поражения. Но оказалось, что это возможно только тогда, когда хорошо работают компенсаторные механизмы защиты и быстрый сон. Потому что при лишении быстрого сна испытуемые Р. Гринберга забывали как раз нерешенные задачи, т.е. усиливался механизм вытеснения.
У больных неврозом система быстрого сна и сновидений оказывается неполноценной (мы уже писали об этом), реакция отказа от поиска (вытеснение) не компенсируется, появляется свободно плавающая тревога и на ее базе другие невротические расстройства. Развитие же ипохондрического, фобического и других форм невроза можно рассматривать как проявление неправильно ориентированного поиска. Эта идея находит подтверждение в результатах наших исследований: мы обнаружили, что чем выраженней ипохондрические расстройства, тем меньше объективные проявления психосоматоза (например, тем меньше размер язвы двенадцатиперстной кишки). Ипохондрия, характеризуясь поисковым поведением, как бы защищает человека от катастрофического развития психосоматоза, разумеется, если он способен на ипохондрическое поведение.
Концепция поисковой активности позволяет связать психодинамическую концепцию неврозов с современными представлениями о биологии мозга. Еще З. Фрейд настаивал, что неврозы уходят корнями в конфликты и психотравмы раннего детства. Это наблюдение хорошо согласуется с тем, что в раннем детстве есть исходная, физиологическая готовность к отказу от поиска в ответ на любые угрожающие ситуации. Связано это с недостаточно зрелыми механизмами поискового поведения, и постепенно в процессе правильного развития и воспитания эта тенденция преодолевается. Однако если до ее преодоления, на фоне доминирующего отказа от поиска, разворачиваются тяжелые психотравмирующие переживания, связанные с конфликтами родителей или неправильным воспитанием, отсутствием соразмерной поддержки со стороны родителей, тогда тенденция к отказу от поиска закрепляется и впоследствии легко может трансформироваться в реакцию вытеснения; механизмы защиты от вытеснения (сновидения), связанные с развитием образного мышления, страдают также из-за отсутствия эмоционального контакта с близкими людьми. Таким образом, концепция поисковой активности выводит психодинамическую концепцию из "психологической" изоляции и вводит ее в круг естественнонаучных концепций о функции мозга и поведения.
ШИЗОФРЕНИЯ - ПСИХОБИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Проблема шизофрении, ее механизмов и лечения относится к числу самых мучительных в психиатрии. И хотя по распространенности шизофрения далеко уступает другим психическим заболеваниям - депрессиям и неврозам, сделавшимся в последние десятилетия массовыми, именно шизофрения символизирует для общества психиатрию, и любой намек на успех в решении именно этой загадки привлекает всеобщее внимание. Это легко объяснимо: для человека, не имеющего отношения к медицине, основные проявления этого заболевания выглядят пугающе и мистически. Больной внезапно уходит как бы в иной мир, мир собственных ошибочных представлений и нелепых, с точки зрения внешнего наблюдателя, умозаключений. В мир странных галлюцинаторных переживаний, в истинности которых больной не сомневается. Он слышит голоса, звучащие в его мозгу, упрекающие его в несовершенных проступках, угрожающие немыслимыми карами и побуждающие к поведению, нередко опасному для него самого и для окружающих. Критики к этим переживаниям у больного нет, он ведет себя в соответствии с галлюцинациями и ошибочными, но очень стойкими умозаключениями, и поведение его становится непредсказуемым.
Парадоксальным образом эти бредовые идеи и галлюцинации получили в психиатрии название "позитивных" симптомов - не потому, разумеется, что в них усматривают что-то положительное, а потому, что они являются как бы дополнительными к нормальной психической жизни и легко выявляются в качестве "приплюсованных" к психической активности во время осмотра больного.
В последние десятилетия психиатрия обзавелась лекарствами, позволяющими с этими "позитивными" симптомами справляться. Эти лекарства нейролептики, совершившие переворот в психиатрии. Я чуть было не написал "успешно справляться", но вовремя остановился. Потому что устранение галлюцинаций и бреда не является по существу лечением заболевания. Скорее это лечение общества, а не больного - подавление бредовых идей и угашение галлюцинаций делает больного шизофренией не опасным для общества, но больной, как правило, не может вновь стать полноценным членом общества, потому что у него сохраняются, а иногда и усиливаются, другие симптомы, получившие название "негативных". В данном случае термин во всех отношениях адекватен. С одной стороны, он точно отражает ту особенность этих симптомов, что они характеризуют не то "лишнее", что имеет место у больного и описывается "позитивными" симптомами, а то, чего ему не хватает для полноценной жизни. А не хватает ему многого: той гармоничности движений и вообще всего невербального поведения (улыбки, наклона головы к собеседнику и т.п.), которые иногда делают грациозным даже излишне полного и не очень ловкого человека; полноценного эмоционального контакта с собеседником - эмпатической способности понять эмоции другого и выразить свои собственные; способности воспринимать мир интегральным и целостным в восприятии больных мир дробится на множество мелких отдельных деталей, и они нередко застревают на этих деталях, мало и плохо связанных друг с другом. Точно так же у них отсутствует и то целостное, не до конца осознаваемое восприятие себя самого ("образ Я"), которое играет такую большую роль в организации интегрального поведения здоровых людей. А в соответствии с этими двумя негативными качествами - отсутствием целостного восприятия мира и целостного восприятия самого себя, - нет и ощущения гармонической вписанности в этот мир, ощущения связи с этим миром всеми органами чувств, всей кожей и всеми порами. Той связи, которая у здоровых людей не нуждается в анализе, не замечается, как воздух, и постоянно подпитывает человека жизненной энергией, как Земля - припавшего к ней Антея. Отсутствие этой связи естественно приводит к отмеченному выше неловкому и дисгармоничному поведению. Обедняется речь, обедняются и уплощаются переживания, выхолащивается смысл существования. Отсутствие внутренней цельности приводит к двойственности, амбивалентности в отношении к себе самому и к миру. Постепенно все более замедляется, затрудняется и становится разорванным мышление.
Что же приводит к неполноценности образного мышления? Ведь человек рождается с высокими потенциальными предпосылками к такому мышлению. В раннем детстве преимущество в развитии на стороне правого полушария, и лишь постепенно и с большим трудом формируется доминантность логического мышления. И это вполне объяснимо - прежде всего младенцу необходимо воспринять мир целостно, объемно, непротиворечиво, и прежде всего он должен научиться реагировать на неопределенные, многозначные сигналы этого мира. Потому что эмоциональные реакции близких, любовь родителей - это многозначный контекст. Мы уже писали, что никаким анализом нельзя исчерпывающе определить, почему и как человек любит или не любит другого человека.
Но правое полушарие не только предуготовано к восприятию многозначности эмоциональной экспрессии - оно развивается и совершенствуется в своих функциях под влиянием этой экспрессии близких людей и под влиянием собственной эмоциональной экспрессии ребенка, проявляющейся в его двигательном, невербальном поведении. И поэтому дефицит эмоциональных контактов (когда родители лишают ребенка эмоциональной поддержки) и ограниченность эмоционального самовыражения (например, при тугом пеленании или при наказаниях за каждую попытку эмоциональной реакции) приводят к недоразвитию образного мышления, неспособности к созданию многозначного контекста, несформированности образа "Я". А потом ребенок начинает развиваться в условиях все более активного давления нашей левополушарно ориентированной цивилизации, и в школе у него всеми способами активируют исключительно логическое мышление, и компьютерные игры продолжают эту тенденцию. И если уже сложившиеся эмоциональные контакты и художественные интересы и увлечения не противодействуют этим тенденциям, то образное мышление все более подавляется и возникают предпосылки для невротических и психосоматических расстройств.
МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ НЕВРОЗОВ: ПСИХОБИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Концепция психоанализа, ставшая одним из самых примечательных событий XX века и повлиявшая на медицину, психологию, философию и культурологию, была изначально ориентирована на объяснение природы неврозов. Это была первая систематическая научная попытка построить целостную систему представлений о природе неврозов. Со временем этот подход претерпевал развитие и менялся в деталях, порой весьма существенных, но основной стержень концепции оставался неизменным.
В основе этой концепции лежит представление, что поведение человека диктуется взаимодействием осознанных и неосознанных мотивов, вытекающих из основополагающих потребностей. Осознаваемые мотивы тесно связаны с требованиями социальной среды и определяются этими требованиями, которые отражают интересы не отдельного индивида, а всего общества в целом и в определенном смысле являются как бы внешними по отношению к глубинным потребностям человека. Эти последние носят эгоистический характер, и их бесконтрольное удовлетворение привело бы к нарушению социальных норм и конфликту с другими членами общества, поставило бы под угрозу общественную мораль и нравственность. Поэтому осознанное поведение человека определяется в основном мотивами, навязанными ему обществом, а неприемлемые для социума (и соответственно для индивидуального сознания) мотивы подвергаются вытеснению из сознания. Что такое вытеснение?
Мы уже писали об этом первой главе, но, как говорил Шоу, то, что всем известно, никогда не мешает повторить еще раз. Вытеснение - это удаление мотивов из сознания. При этом вытесненные мотивы не могут быть реализованы (удовлетворены) в целенаправленном осознанном поведении, но в то же время они сохраняются в нашем бессознательном и нисколько не уменьшаются в своей интенсивности. Они бурлят под крышкой сознания, как кипящая вода в закрытом котле, постоянно угрожая взрывом, и становятся источником различных невротических симптомов.
Так, классический психоанализ рассматривал истерические конверсионные симптомы (такие, как истерический паралич конечностей, истерическую слепоту и глухоту, истерическое нарушение глотания, истерические расстройства чувствительности) как символические выражения вытесненных мотивов и неосознанных конфликтов. А не имеющая ясной причины "свободно плавающая" тревога понималась как отражение на уровне ощущений того эмоционального напряжения, которое должно вызывать постоянное кипение неудовлетворенных и неосознанных страстей. Поскольку мотивы неосознаны, человеку непонятен источник его беспокойства, но беспокойство от этого становится только сильнее.
Однако уже здесь проявились противоречия и недоговоренности классического, фрейдовского психоанализа. Так, если истерические симптомы это символическое выражение вытесненных мотивов, то что при этом происходит с самими мотивами? Остаются ли они вытесненными? Если это так, то истерическая симптоматика должна сочетаться со свободно плавающей тревогой. Но клинические наблюдения этого не подтверждают: чем ярче истерические симптомы, тем меньше свободная тревога. Повидимому, смутно ощущая беспокойство от этого противоречия и будучи не в состоянии отказаться от идеи о вытеснении как основе истерической конверсии, З. Фрейд в последующих работах утверждал, что вытеснение это защита от тревоги. Но как быть в таком случае с первым утверждением (неоднократно подтвержденным клинически) что вытеснение тревогу вызывает? И откуда, если не от вытеснения, вообще берется неопределенная тревога?
Последующее развитие психодинамическои концепции помогло эти противоречия устранить. Несколько лет назад я предпринял попытку объединить различные подходы в рамках внутренне непротиворечивого единого представления. Вытеснение, как и все остальные нормальные механизмы защиты, призвано защищать человека не от тревоги, а от распада целостного поведения и интегрированного сознания. Без этих механизмов поведение диктовалось бы одновременно противоположно направленными мотивами и распалось бы. Защищается механизмами защиты прежде всего целостный Образ "Я", интегрирующий поведение и сознание. Представление об образе Я интенсивно разрабатывалось в психологии на протяжении последних десятилетий профессорами Эриксоном, Когутом и другими представителями "психологии личности". В соответствии с этими представлениями, социальные нормы не являются как бы навязанными личности извне, а естественно входят в структуру личности в качестве внутренних потребностей, участвуют в формировании образа "Я", и более того, в этом качестве социальных мотивов серьезно трансформируют характер и даже само функционирование первичных биологических потребностей. Человеческая психика - это не слоеный пирог, где над слоем первичных потребностей (инстинкта самосохранения и размножения) надстраивается, не смешиваясь с ним, слой социальных потребностей в признании, понимании, доминировании и любви, а еще выше располагается слой идеальных потребностей в познании, творчестве и гармонизации мира. Абсурдно представлять себе, что под тонким слоем духовности творца комфортно располагаются агрессивность и всеядность крокодила в их первозданной примитивности. Все компоненты психики взаимно влияют друг на друга. После формирования потребностей более высокого ранга и первичные потребности не остаются в их исходном состоянии. Инстинкт самосохранения у человека с развитой потребностью в самоуважении не такой же, как до формирования этой потребности, его уже нельзя рассматривать в отрыве от образа "Я". Именно поэтому человек с развитым образом "Я" скорее готов погибнуть, чем убить ребенка, и может голодать, но не пойдет красть. Настоящие внутренние конфликты это не конфликты между эгоистическими, первичными побуждениями и навязанными извне социальными нормами, а гораздо более глубокие, в которых усвоенные с детства и присвоенные личностью в результате долгого и мучительного становления социальные потребности являются не менее "эгоистическими", не в меньшей степени определяющими образ "Я", личность, чем любые другие эгоистические потребности. Потому и конфликт носит глубокий и затяжной характер, и вытеснение, сохраняя целостность поведения, действительно вызывает тревогу.
Что же касается истерических симптомов, то их следует понимать как невербальное поведение, в котором вытесненные мотивы находят не символическое выражение, а разрешение, реализацию точно так же, как осознаваемые мотивы находят разрешение в целенаправленном поведении. Основное условие при этом сохранено - человек по-прежнему ничего не знает о своих неприемлемых мотивах, о причинах и механизмах своего истерического поведения, поскольку это поведение невербальное, подчиненное правому полушарию, бессознательное (отнюдь не случайно 9/10 всех истерических параличей и нарушений чувствительности носят левосторонний характер, т.е. захватывают левую половину тела, контролируемую правым полушарием). Но тем не менее это своеобразный способ невербального решения конфликта в поведении (например, при истерическом параличе больной не может делать то, чего бессознательно делать не хочет, а при истерической слепоте он не видит того, что ему неприятно и провоцирует чувство вины или стыда). И пока есть симптом, пока конфликт решен (хотя, разумеется, не окончательно и не лучшим способом), нет тревоги, ибо нет и вытеснения. Неосознание конфликта осуществляется здесь не за счет вытеснения, а за счет отщепления невербального поведения от всего остального поведения, регулируемого сознанием.
Разумеется, если человека насильственно лишают истерического симптома, вытеснение вступает в свои права и возникает тревога со всеми ее признаками и следствиями. Это неоднократно подтверждено экспериментально. Так, однажды В. П. Райков рассказал мне следующую историю. Муж привел к нему свою жену, страдавшую от невозможности проглотить пищу. Она давилась во время еды и кусок, что называется, не лез в горло. Райков быстро убедился, что это истерическое нарушение глотания, и в глубоком гипнозе сумел устранить этот симптом. Но через пару недель муж пришел к нему опять с необычной просьбой. "Доктор, сказал он, нельзя ли сделать так, чтобы она опять не глотала? Пока она не глотала, проблема была только с едой, а в остальном все было спокойно. А теперь она ест, но целый день в очень беспокойном состоянии, плачет, плохо спит, терзает всю семью и вообще места себе не находит".
Свободно плавающая тревога действительно вызывает все эти симптомы и субъективно очень тяжело переносится. Человеку трудно приспособиться к тому, что его эмоциональное напряжение не имеет никакой видимой причины, и соответственно совершенно непонятно, что делать для его устранения. В такой неопределенной ситуации долго пребывать невозможно, и человек неосознанно ищет, к чему можно было бы "привязать" эту "свободно плавающую" тревогу. Вот здесь и приходят на выручку невротические механизмы защиты и предоставляют человеку возможность псевдообъяснения его состояния. Именно невротические механизмы защиты, а не вытеснение, помогают устранить тревогу. Человек внезапно осознаJт, что в действительности его беспокоит состояние его здоровья, неприятные ощущения со стороны внутренних органов. Для этих неприятных ощущений есть даже определенная база: тревога сама по себе вызывает колебания пульса и давления, меняет перистальтику кишечника, учащает дыхание. Все это выражено в умеренных пределах и носит функциональный, обратимый характер, но этих изменении достаточно для возникновения первичных соматических ощущений. Человек сосредотачивается на них, ему начинает казаться, что он тяжело болен, что именно это причина его беспокойств и первооснова всех его эмоциональных проблем. Появляется реальная цель деятельности, он ходит от врача к врачу, проходит обследования, следит за своими ощущениями, ищет лекарства, не удовлетворяется уверениями, что ничего серьезного нет. Тревога сменяется ипохондрическим неврозом.
Другой вариант - возникновение необоснованных страхов (фобий). Человек боится закрытых или открытых пространств (кому как повезет), боится умереть во сне или заболеть от инфекции, переданной через рукопожатие. Невозможно перечислить все возможные объекты такого страха, важно, что в каждом случае предпринимаются героические усилия, чтобы избежать ситуаций, которые эти страхи провоцируют. Появляется реальная цель в жизни и ее смысл (извращенный, разумеется). Тревога исчезает, развивается фобический невроз с вполне конкретными, хотя и нелепыми страхами. И любое переубеждение бесполезно, ибо в основе страхов лежит вызванная вытеснением невыносимая неопределенная тревога.
Как можно объяснить невроз с более широких психобиологических позиций? Давайте применим и здесь концепцию поисковой активности. Что такое вытеснение? Это отказ от попытки реализовать неприемлемый мотив в поведении и одновременно отказ от попытки интегрировать этот мотив с другими, приемлемыми для личности. В сущности, это чисто человеческая форма отказа от поиска, вариант пассивно-оборонительного поведения. У здоровых людей такая реакция тоже бывает сплошь и рядом, но на помощь тут же приходят сновидения, в которых преодолевается отказ от поиска, восстанавливается поисковая активность и ослабляется феномен вытеснения. Это уже не только теория: блестящие эксперименты моего коллеги и друга, профессора Рамона Гринберга и его сотрудников из Гарвардского университета, подтвердили, что у лиц с высокой силой "Я", т.е. не склонных к дезинтеграции поведения, лишение быстрого сна и сновидений усиливает защиту по типу вытеснения. Они поставили очень красивый эксперимент с использованием так называемого "феномена Зейгарник".
Б. В. Зейгарник, крупный ученый из Москвы, в юности училась у выдающегося немецкого психолога Курта Левина и поставила там следующий эксперимент. Испытуемым давалась серия задач, и некоторые из них им не позволяли решить до конца. Когда спустя длительное время их просили припомнить содержание всех предложенных задач, выяснилось, что лучше всего запоминаются условия тех задач, которые не удалось решить до конца. Вероятно, связанное с неудачей эмоциональное напряжение позволяет здоровому человеку запомнить именно эти задачи. Думаю, это важный механизм, позволяющий человеку извлекать урок из прошлого опыта неудач и поражения. Но оказалось, что это возможно только тогда, когда хорошо работают компенсаторные механизмы защиты и быстрый сон. Потому что при лишении быстрого сна испытуемые Р. Гринберга забывали как раз нерешенные задачи, т.е. усиливался механизм вытеснения.
У больных неврозом система быстрого сна и сновидений оказывается неполноценной (мы уже писали об этом), реакция отказа от поиска (вытеснение) не компенсируется, появляется свободно плавающая тревога и на ее базе другие невротические расстройства. Развитие же ипохондрического, фобического и других форм невроза можно рассматривать как проявление неправильно ориентированного поиска. Эта идея находит подтверждение в результатах наших исследований: мы обнаружили, что чем выраженней ипохондрические расстройства, тем меньше объективные проявления психосоматоза (например, тем меньше размер язвы двенадцатиперстной кишки). Ипохондрия, характеризуясь поисковым поведением, как бы защищает человека от катастрофического развития психосоматоза, разумеется, если он способен на ипохондрическое поведение.
Концепция поисковой активности позволяет связать психодинамическую концепцию неврозов с современными представлениями о биологии мозга. Еще З. Фрейд настаивал, что неврозы уходят корнями в конфликты и психотравмы раннего детства. Это наблюдение хорошо согласуется с тем, что в раннем детстве есть исходная, физиологическая готовность к отказу от поиска в ответ на любые угрожающие ситуации. Связано это с недостаточно зрелыми механизмами поискового поведения, и постепенно в процессе правильного развития и воспитания эта тенденция преодолевается. Однако если до ее преодоления, на фоне доминирующего отказа от поиска, разворачиваются тяжелые психотравмирующие переживания, связанные с конфликтами родителей или неправильным воспитанием, отсутствием соразмерной поддержки со стороны родителей, тогда тенденция к отказу от поиска закрепляется и впоследствии легко может трансформироваться в реакцию вытеснения; механизмы защиты от вытеснения (сновидения), связанные с развитием образного мышления, страдают также из-за отсутствия эмоционального контакта с близкими людьми. Таким образом, концепция поисковой активности выводит психодинамическую концепцию из "психологической" изоляции и вводит ее в круг естественнонаучных концепций о функции мозга и поведения.
ШИЗОФРЕНИЯ - ПСИХОБИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Проблема шизофрении, ее механизмов и лечения относится к числу самых мучительных в психиатрии. И хотя по распространенности шизофрения далеко уступает другим психическим заболеваниям - депрессиям и неврозам, сделавшимся в последние десятилетия массовыми, именно шизофрения символизирует для общества психиатрию, и любой намек на успех в решении именно этой загадки привлекает всеобщее внимание. Это легко объяснимо: для человека, не имеющего отношения к медицине, основные проявления этого заболевания выглядят пугающе и мистически. Больной внезапно уходит как бы в иной мир, мир собственных ошибочных представлений и нелепых, с точки зрения внешнего наблюдателя, умозаключений. В мир странных галлюцинаторных переживаний, в истинности которых больной не сомневается. Он слышит голоса, звучащие в его мозгу, упрекающие его в несовершенных проступках, угрожающие немыслимыми карами и побуждающие к поведению, нередко опасному для него самого и для окружающих. Критики к этим переживаниям у больного нет, он ведет себя в соответствии с галлюцинациями и ошибочными, но очень стойкими умозаключениями, и поведение его становится непредсказуемым.
Парадоксальным образом эти бредовые идеи и галлюцинации получили в психиатрии название "позитивных" симптомов - не потому, разумеется, что в них усматривают что-то положительное, а потому, что они являются как бы дополнительными к нормальной психической жизни и легко выявляются в качестве "приплюсованных" к психической активности во время осмотра больного.
В последние десятилетия психиатрия обзавелась лекарствами, позволяющими с этими "позитивными" симптомами справляться. Эти лекарства нейролептики, совершившие переворот в психиатрии. Я чуть было не написал "успешно справляться", но вовремя остановился. Потому что устранение галлюцинаций и бреда не является по существу лечением заболевания. Скорее это лечение общества, а не больного - подавление бредовых идей и угашение галлюцинаций делает больного шизофренией не опасным для общества, но больной, как правило, не может вновь стать полноценным членом общества, потому что у него сохраняются, а иногда и усиливаются, другие симптомы, получившие название "негативных". В данном случае термин во всех отношениях адекватен. С одной стороны, он точно отражает ту особенность этих симптомов, что они характеризуют не то "лишнее", что имеет место у больного и описывается "позитивными" симптомами, а то, чего ему не хватает для полноценной жизни. А не хватает ему многого: той гармоничности движений и вообще всего невербального поведения (улыбки, наклона головы к собеседнику и т.п.), которые иногда делают грациозным даже излишне полного и не очень ловкого человека; полноценного эмоционального контакта с собеседником - эмпатической способности понять эмоции другого и выразить свои собственные; способности воспринимать мир интегральным и целостным в восприятии больных мир дробится на множество мелких отдельных деталей, и они нередко застревают на этих деталях, мало и плохо связанных друг с другом. Точно так же у них отсутствует и то целостное, не до конца осознаваемое восприятие себя самого ("образ Я"), которое играет такую большую роль в организации интегрального поведения здоровых людей. А в соответствии с этими двумя негативными качествами - отсутствием целостного восприятия мира и целостного восприятия самого себя, - нет и ощущения гармонической вписанности в этот мир, ощущения связи с этим миром всеми органами чувств, всей кожей и всеми порами. Той связи, которая у здоровых людей не нуждается в анализе, не замечается, как воздух, и постоянно подпитывает человека жизненной энергией, как Земля - припавшего к ней Антея. Отсутствие этой связи естественно приводит к отмеченному выше неловкому и дисгармоничному поведению. Обедняется речь, обедняются и уплощаются переживания, выхолащивается смысл существования. Отсутствие внутренней цельности приводит к двойственности, амбивалентности в отношении к себе самому и к миру. Постепенно все более замедляется, затрудняется и становится разорванным мышление.