Страница:
Счастливая сцена вызвала бурную радость у всех, кому удалось ее увидеть. Даже самые восторженные отзывы о красоте Мечеллы казались недостаточными. Поклонники искусства нарекли ее живым шедевром. Регент хора, вовремя предупрежденный Премиа Санктой, велел мальчикам-хористам спеть “Благословенны Твоей Любящей Улыбкой” вместо принятого в этом сезоне гимна “Твои Дары – Золотое Зерно”, поскольку первый больше подходил для венчания. Рефрен эхом отражался от сводчатого потолка, и толпы на улице тоже подхватывали его, наполняя весь город музыкой.
После службы обе супружеские пары покинули неф и проследовали на балкон. Главная площадь была забита народом, люди забрались даже на статую дона Алессо до'Веррада, украшавшую центральный фонтан. Наследники Алессо и их жены махали народу руками и улыбались в ответ на приветствия и пение. Потом они подняли стаканы с вином и выпили за здоровье друг друга и всего города. В толпе слуги в голубой одежде дома Веррада и молодые санктас и санктос в одеяниях серого и коричневого цветов раздавали маленькие хлебцы, выпеченные из муки нового урожая.
Обратно в Палассо Веррада процессия возвращалась пешком. По приказу Коссимио путь аккуратно расчищали солдаты шагаррского полка. Гирлянды и связки листьев и снопов свисали отовсюду: с фонарных столбов, с черепичных крыш, с карнизов и вывесок, гирлянды украшали шею каждого встречного. Те, кому удавалось протолкаться поближе к Мечелле, помимо ее редкой, белокурой северной красоты замечали также, что она хоть и смотрит на всех, улыбаясь, восхищенными глазами, слишком бледна и все время цепляется за руку Арриго.
Общее мнение было таково: она ждет ребенка, что оказалось правдой. А официально об этом событии было объявлено только вечером, и вторая ликующая процессия при свете факелов прошла по всему городу с пением, плясками и весельем. В этот вечер были откупорены тысячи бутылок прошлогоднего вина.
Арриго, как положено, в первую очередь известил отца с матерью. Принцесса покраснела, когда он представил ее родителям в их апартаментах.
– Отец, мама, я хочу познакомить вас с Мечеллой, матерью вашего внука!
– Уже? – расхохотался Коссимио. – Быстро сработано, сынок!
– Ох уж эти мужчины! – Гизелла подмигнула мужу и обняла Мечеллу. – Им кажется, что это они делают ребенка, хотя на самом деле их часть работы занимает лишь несколько минут.
Великий герцог хохотал уже так, что стены тряслись.
– Зелла, Арриго – сильный молодой мужик! По меньшей мере полчаса! Да и твой собственный опыт утверждает обратное.
– Я попросила бы тебя попридержать язык, Косей! Повернувшись к совершенно пунцовой Мечелле, она добавила:
– Мужчины! Эйха, каррида мейа, я задержу тебя здесь совсем ненадолго, а потом ты отдохнешь.
Они сели на диван, и Гизелла взяла девушку за руку.
– Арриго – моронно луна, заставил тебя тащиться через весь город, где целые толпы рвались на тебя посмотреть. Ты, должно быть, до смерти перепугалась.
– Вовсе нет, ваша светлость, – храбро, но не очень убедительно ответила Мечелла. – Я рада была их увидеть, и рада, что они хотели увидеть меня. Надеюсь, я им понравлюсь.
– Куда они денутся! – сказал Коссимио. – И не забивай этим больше свою хорошенькую головку!
Плюхнувшись в кресло, он расстегнул пуговицы на своем довольно теплом красном костюме.
– Матра эй Фильхо, какая жара! Арриго, пусть кто-нибудь принесет нам холодные напитки.
Арриго позвонил, а герцог вновь обратился к невестке:
– Просто будь сама собой, гаттина, ты такая лапочка, они тебя обязательно полюбят. Все, что им нужно, это улыбка и доброта. Зелла объяснит тебе все, что должна делать Великая герцогиня, сама она делает это превосходно.
Мечелла, которую ни разу в жизни не называли котенком, улыбнулась свекру. К ее изумлению, Коссимио стал с пристрастием изучать ее улыбку.
– Должен признать, – заключил он наконец, – что с улыбкой у тебя все в порядке, здесь опасаться нечего. Твой портрет наполовину хуже оригинала, пусть Меквель сколько угодно обижается, я так ему и скажу!
Он снова громко расхохотался, а затем уставился на Арриго все тем же напряженным, оценивающим взглядом.
– Ты оставил Грихальва в Ауте-Гхийасе?
– Итинераррио Дионисо остался там, заканчивает портреты. Я думаю, он скоро вернется.
Слуга, вошедший с подносом ледяных напитков и маленьких пирожных, прервал его. Гизелла принялась разливать напитки и делить сладости. Когда они опять остались вчетвером, Арриго продолжал:
– Я думаю, Кандалио подошел бы как иллюстратор. Он примерно моего возраста и достиг совершенства.
– Кто? А, тот, что нарисовал “Запись” о Каса-Рекколто, когда мы отдали его весной…
– Ты какие пирожные больше любишь, Мечелла, миндальные или с грецким орехом? – мягко спросила Великая герцогиня.
– Миндальные – мои любимые, – ответила Мечелла. – Грассио – ой, нет, кажется, “спасибо” говорят не так?
– Я уверена, ты все это очень быстро освоишь, – успокоила ее Гизелла. – Наше граццо означает одновременно “спасибо”, “пожалуйста” и “добро пожаловать”, вероятно, потому, что мы говорим слишком быстро и не можем себе позволить роскошь иметь несколько слов для этих понятий! Мечелла тихонько рассмеялась.
– Да, почти все в Тайра-Вирте говорят очень быстро, так должны были бы говорить фейерверки или падающие звезды! Может быть, это из-за того, что вы тут глотаете слоги, или это в Гхийасе их добавляют? Никогда не могла ответить на этот вопрос, а ты не знаешь, Арриго?
– Наверное, и то, и другое, Челла, – ответил он улыбаясь.
– Челла! Какое красивое сокращение! – сказала Великая герцогиня. – А я-то думала, как же тебя называть.
– Меня мама так называла.
– Ты потеряла ее очень давно, я знаю, это так печально. Но, надеюсь, ты мне позволишь относиться к тебе как к дочери, Челла. Мне всегда хотелось иметь много дочерей, а у меня только одна.
– Одной достаточно, – с нажимом произнес Коссимио. – Со времен Бенекитты не рождалось еще женщины до'Веррада с пятью фугами роста и характером на все шесть.
– Я рассказывал тебе про Бенекитту, – напомнил жене Арриго. – Большой семейный скандал. Я покажу тебе завтра ее портрет в Галиерре.
– Все женщины до'Веррада очень маленькие, – стала объяснять Гизелла. – Наша Лиссия выросла только до пяти футов, а тетя Косей – еще ниже. Я не знаю, в чем тут причина, ведь все мужчины в роду – очень высокие. Ты другая, надеюсь, твои дочери пойдут в тебя!
– Может, это как Дар у Грихальва, – пожал плечами Коссимио. – У мужчин он встречается, у женщин – нет. А что касается Кандалио, я подумал над твоим предложением, Арриги, – нет, это не лучший выбор для Гхийаса. У него плохая репутация в отношении женщин.
– Это было всего лишь предложение, – холодно сказал Арриго.
– Он близкий родственник.., э-ээ… Зары Грихальва, не так ли?
– Да, – подтвердил Арриго с каменным лицом, – Зары Грихальва.
Гизелла поднялась, ослепляя своим золотым нарядом.
– Вы решили напрочь утомить нас политикой. Мы уходим. Пойдем, Челла, я покажу тебе твои комнаты, и ты сможешь хорошенько отдохнуть перед обедом. Арриго рассказал тебе, какие обязанности ждут нас вечером? Боюсь, мы поздно встанем.
Она увела Мечеллу из гостиной, продолжая непринужденно болтать. Они поднялись на один лестничный пролет вверх, миновали три коридора, прошли мимо дюжины часовых-шагаррцев и, наконец, попали в апартаменты наследника.
– Тут все переделано, – сказала Гизелла. – Надеюсь, тебе понравится. Вот твоя спальня, а между ней и спальней Арриго – ванная и гардеробная. Отдельная комната для отдыха и кабинет для каждого из вас…
– Кабинет? – Мечелла опустилась на огромную голубую кровать, запойную серебряным шитьем и утопавшую в белых кружевах.
– У тебя будет секретарь, чтобы разбираться с приглашениями. В твои обязанности войдут официальные визиты, благотворительность и множество других дел. Но не беспокойся об этом сейчас – по крайней мере пока не родится ребенок. Никто не усомнится в твоей необходимости беречь себя.
– Но мне по душе все это! Теперь я – жена Арриго, у меня есть обязанности, и я желаю их выполнять.
– Я понимаю, что ты желаешь, и уверена, ты прекрасно с ними справишься. Но здесь, в Тайра-Вирте, беременность освобождает нас от таких забот. Это священное время в жизни женщины, Челла. Как когда-то Святая Мать, надо отдавать все свои силы ребенку.
– Да, конечно, я только хотела…
– Я знаю, моя хорошая. – Гизелла потрепала ее по руке. – Но не рассказывай этого никому. Все ждут, что ты некоторое время не будешь показываться.
– О, если б это был мальчик! – воскликнула Мечелла. – Я буду такой, как хочет Арриго, и как хотите вы, и Великий герцог, и люди…
– Каррида! Ты же слышала, что сказал Косей. Будь такой, какая ты есть. Мы с ним уже полюбили тебя, и все видят, что Арриго тебя обожает! Стоило лишь взглянуть на его лицо, как сразу все стало ясно. Я чуть не расплакалась там, в храме, увидев, какой он счастливый, и за это мне надо благодарить тебя.
– Ваша светлость., – Гизелла. Зелла, если угодно. – Она вдруг захихикала, как маленькая девочка. – Зелла и Челла! Вот ужас!
Смех Великой герцогини оказался заразительным.
– Так это хотя бы случайно! А вот в Южном Гхийасе есть одна семья по фамилии де Лозиа, и своих трех дочерей они назвали Розиа, Тамозиа и…
– Зозиа! – догадалась Гизелла и завопила от восторга, когда Мечелла кивком подтвердила ее догадку. – Надеюсь, бедняжки как можно скорее выйдут замуж!
– Розиа вышла, еще до моего отъезда. – Мечелла смеялась так сильно, что еле выговорила последние слова. – За барона де Прозиа! Когда обе они наконец восстановили дыхание, Гизелла сказала:
– Ну почему люди вытворяют такое с невинными детьми? Довольно грустно, если в семье наследуется какое-нибудь внешнее уродство – огромные уши или, например, косоглазие, но это…
– А что передается в семье Грихальва? Что имел в виду Великий герцог?
– Ничего особенно важного или интересного. Они все хорошие художники – одни лучше, другие хуже. Например, тот, кого ты видела в Ауте-Гхийасе, Дионисо, блестяще пишет портреты, но пейзажи рисовать не умеет. Верховный иллюстратор Меквель – ты его скоро увидишь, он замечательный человек, именно он напишет “Рождение”, когда появится на свет твой ребенок. – может набросать розу карандашом на обрывке бумаги, и ты поклянешься, что чувствуешь ее аромат! Почти все Грихальва талантливы, но у каждого свой особый дар. Все люди чем-то отличаются друг от друга.
– Понятно. Но он как-то упомянул Тасию Грихальва, любовницу Арриго.
Гизелла заморгала.
– Кого? Ее? Как может тебя волновать то, что давно прошло!
– Спасибо вам, что вы не отрицаете, что он был.., увлечен ею, – сказала Мечелла непринужденно и с достоинством. – Нет, я не беспокоюсь. Мне просто любопытно. Она.., будет при дворе?
Гизелла пожала плечами.
– Между Грихальва и до'Веррада уже несколько веков существует соглашение. Когда-то очень давно была еще семья Серрано, соперничавшая с Грихальва. Но Грихальва настолько превзошли всех других художников, что Серрано постепенно исчезли. Тем не менее существует политическое соглашение, согласно которому Грихальва поставляют не только Верховных иллюстраторов для Тайра-Вирте, но и молодых хорошеньких женщин для…
– Я знаю. Мой брат Энрей рассказал мне об этом. Что ж, это кажется очень разумным.
– Да, и до сих пор все заинтересованные стороны были довольны. Вот мы с Лиссиной, бывшей любовницей Косей, большие, подружки. Она замечательная женщина, ты тоже полюбишь ее, вот увидишь. Ты не устала? Может, поговорим об этом потом?
– Если вы не торопитесь, я предпочла бы услышать все теперь.
– Эйха, как хочешь. – Гизелла слегка улыбнулась, склонив голову набок. – Когда я только приехала сюда из Гранидии, я была такой же неопытной девочкой, и Лиссина, как если бы она была моей старшей сестрой, помогла мне разобраться во всех тонкостях этикета и сложных отношениях между придворными. Ты молода и очень красива. Арриго взял тебя в жены, ты – мать его будущего ребенка. Никакая любовница не может сравниться с тобой, уверяю тебя, я знаю это по собственному опыту!
– Но.., но если она все еще хочет его, – сказала девушка, не поднимая глаз.
– Любовницы знают, что, когда наследник женится, их время уходит, – твердо сказала Гизелла. – Ради собственного положения в обществе они не будут поднимать шум или делать глупости. И каждый до'Веррада заботится о чувствах своей жены. Коссимио предложил мне отослать Лиссину от двора, но я ответила, что это просто глупо, ведь мы с Лиссиной к тому времени уже подружились, и кроме того она собиралась замуж за барона до'Дрегеца, а его не отошлешь, зачем же поднимать шум! Я и так знала, что он меня любит.
– Гизелла.., я не такая хорошая, как вы. Я не хочу, чтобы эта Грихальва была здесь, рядом со мной – и с Арриго.
– Я понимаю, но, мне кажется, ты скоро увидишь, что беспокоиться не о чем. Тасия знает свой долг и свое место. А теперь не думай обо всем этом, каррида, и разреши мне прислать тебе горничную, она поможет освободиться от этой душной одежды. Я разбужу тебя к обеду. После этого мы выйдем на балкон и покажем себя людям, будет еще одно шествие. Это очень красиво – факелы, люди танцуют и поют. – Она опять хихикнула. – Когда я впервые встречала здесь Провиденссию, мы с Лиссиной позаимствовали платья у горничных и выскользнули из Палассо, чтобы смешаться с толпой. Как мы танцевали и какие у нас были красивые кавалеры! И, представляешь, одним из них оказался Косей!
– Эн веррейо? – засмеялась Мечелла. – Правда?
– Эн верро, – улыбаясь, поправила ее Гизелла. – Мы с ним были очень молоды и устали от придворной жизни. Друг другу мы ничего не сказали, боялись разочарования. А на следующий день он увез меня в Чассериайо, наш охотничий домик, и всю осень мы прожили там вдвоем, с одним-единственным слугой! Ты выросла в стране, где двор больше нашего, и с детства привыкла к утомительным обязанностям придворной жизни, но, может быть, и тебе когда-нибудь понадобится Чассериайо. Теперь это владения Арриго, он любит Чассериайо и часто ездит туда. Так что имей это в виду, каррида. – Она поднялась с кровати, разгладила платье и принялась вытаскивать булавки из своих темных волос. – Я пришлю к тебе твою горничную.
– Но.., у меня нет горничной.
– Как это?
– Тетя Пермилла сказала, что я должна стать истинной жительницей Тайра-Вирте. И я с ней совершенно согласна, – добавила она убежденно. – Я буду вам очень благодарна, если вы поможете мне выбрать слуг и посоветуете, как одеваться, и еще будете поправлять мое произношение, и…
Гизелла вздохнула.
– Со всем этим мне помогала Лиссина. Кроме произношения, конечно, ведь я родилась в Кастейо Гранидиа! Но Лиссина – исключение, не думаю, что можно ожидать чего-то подобного от Тасии. Нет, я никогда не позволила бы ей стать любовницей Арриго, если бы у нее был плохой характер, но она – не Лиссина.
Горничную звали Отонна. Она оказалась широколицей, веселой девушкой, очень приятной и к тому же незаменимой. Она помогла Мечелле расстегнуть корсаж, надела на нее шелковую ночную рубашку и удалилась. Мечелла прилегла на свою кружевную кровать и мысленно вернулась к церемонии знакомства с новой семьей, новым домом, новым народом. Все было прекрасно, наполняло ее радостью и любопытством – ее любовь к Арриго, предстоящее рождение сына… Но блестящую поверхность этой картины портило темное пятно – Тасия Грихальва. Она – не Лиссина, радостно, по-дружески встретившая невесту своего бывшего любовника, да и Мечелла – не Гизелла. Гизелла родилась и выросла в этой стране, и странные обычаи до'Веррада для нее вещь вполне естественная.
Хотя… Мечелла молода, Арриго любит ее, и у нее под сердцем его ребенок. Что может противопоставить этому бесплодная, стареющая, брошенная любовница?
Глава 37
После службы обе супружеские пары покинули неф и проследовали на балкон. Главная площадь была забита народом, люди забрались даже на статую дона Алессо до'Веррада, украшавшую центральный фонтан. Наследники Алессо и их жены махали народу руками и улыбались в ответ на приветствия и пение. Потом они подняли стаканы с вином и выпили за здоровье друг друга и всего города. В толпе слуги в голубой одежде дома Веррада и молодые санктас и санктос в одеяниях серого и коричневого цветов раздавали маленькие хлебцы, выпеченные из муки нового урожая.
Обратно в Палассо Веррада процессия возвращалась пешком. По приказу Коссимио путь аккуратно расчищали солдаты шагаррского полка. Гирлянды и связки листьев и снопов свисали отовсюду: с фонарных столбов, с черепичных крыш, с карнизов и вывесок, гирлянды украшали шею каждого встречного. Те, кому удавалось протолкаться поближе к Мечелле, помимо ее редкой, белокурой северной красоты замечали также, что она хоть и смотрит на всех, улыбаясь, восхищенными глазами, слишком бледна и все время цепляется за руку Арриго.
Общее мнение было таково: она ждет ребенка, что оказалось правдой. А официально об этом событии было объявлено только вечером, и вторая ликующая процессия при свете факелов прошла по всему городу с пением, плясками и весельем. В этот вечер были откупорены тысячи бутылок прошлогоднего вина.
Арриго, как положено, в первую очередь известил отца с матерью. Принцесса покраснела, когда он представил ее родителям в их апартаментах.
– Отец, мама, я хочу познакомить вас с Мечеллой, матерью вашего внука!
– Уже? – расхохотался Коссимио. – Быстро сработано, сынок!
– Ох уж эти мужчины! – Гизелла подмигнула мужу и обняла Мечеллу. – Им кажется, что это они делают ребенка, хотя на самом деле их часть работы занимает лишь несколько минут.
Великий герцог хохотал уже так, что стены тряслись.
– Зелла, Арриго – сильный молодой мужик! По меньшей мере полчаса! Да и твой собственный опыт утверждает обратное.
– Я попросила бы тебя попридержать язык, Косей! Повернувшись к совершенно пунцовой Мечелле, она добавила:
– Мужчины! Эйха, каррида мейа, я задержу тебя здесь совсем ненадолго, а потом ты отдохнешь.
Они сели на диван, и Гизелла взяла девушку за руку.
– Арриго – моронно луна, заставил тебя тащиться через весь город, где целые толпы рвались на тебя посмотреть. Ты, должно быть, до смерти перепугалась.
– Вовсе нет, ваша светлость, – храбро, но не очень убедительно ответила Мечелла. – Я рада была их увидеть, и рада, что они хотели увидеть меня. Надеюсь, я им понравлюсь.
– Куда они денутся! – сказал Коссимио. – И не забивай этим больше свою хорошенькую головку!
Плюхнувшись в кресло, он расстегнул пуговицы на своем довольно теплом красном костюме.
– Матра эй Фильхо, какая жара! Арриго, пусть кто-нибудь принесет нам холодные напитки.
Арриго позвонил, а герцог вновь обратился к невестке:
– Просто будь сама собой, гаттина, ты такая лапочка, они тебя обязательно полюбят. Все, что им нужно, это улыбка и доброта. Зелла объяснит тебе все, что должна делать Великая герцогиня, сама она делает это превосходно.
Мечелла, которую ни разу в жизни не называли котенком, улыбнулась свекру. К ее изумлению, Коссимио стал с пристрастием изучать ее улыбку.
– Должен признать, – заключил он наконец, – что с улыбкой у тебя все в порядке, здесь опасаться нечего. Твой портрет наполовину хуже оригинала, пусть Меквель сколько угодно обижается, я так ему и скажу!
Он снова громко расхохотался, а затем уставился на Арриго все тем же напряженным, оценивающим взглядом.
– Ты оставил Грихальва в Ауте-Гхийасе?
– Итинераррио Дионисо остался там, заканчивает портреты. Я думаю, он скоро вернется.
Слуга, вошедший с подносом ледяных напитков и маленьких пирожных, прервал его. Гизелла принялась разливать напитки и делить сладости. Когда они опять остались вчетвером, Арриго продолжал:
– Я думаю, Кандалио подошел бы как иллюстратор. Он примерно моего возраста и достиг совершенства.
– Кто? А, тот, что нарисовал “Запись” о Каса-Рекколто, когда мы отдали его весной…
– Ты какие пирожные больше любишь, Мечелла, миндальные или с грецким орехом? – мягко спросила Великая герцогиня.
– Миндальные – мои любимые, – ответила Мечелла. – Грассио – ой, нет, кажется, “спасибо” говорят не так?
– Я уверена, ты все это очень быстро освоишь, – успокоила ее Гизелла. – Наше граццо означает одновременно “спасибо”, “пожалуйста” и “добро пожаловать”, вероятно, потому, что мы говорим слишком быстро и не можем себе позволить роскошь иметь несколько слов для этих понятий! Мечелла тихонько рассмеялась.
– Да, почти все в Тайра-Вирте говорят очень быстро, так должны были бы говорить фейерверки или падающие звезды! Может быть, это из-за того, что вы тут глотаете слоги, или это в Гхийасе их добавляют? Никогда не могла ответить на этот вопрос, а ты не знаешь, Арриго?
– Наверное, и то, и другое, Челла, – ответил он улыбаясь.
– Челла! Какое красивое сокращение! – сказала Великая герцогиня. – А я-то думала, как же тебя называть.
– Меня мама так называла.
– Ты потеряла ее очень давно, я знаю, это так печально. Но, надеюсь, ты мне позволишь относиться к тебе как к дочери, Челла. Мне всегда хотелось иметь много дочерей, а у меня только одна.
– Одной достаточно, – с нажимом произнес Коссимио. – Со времен Бенекитты не рождалось еще женщины до'Веррада с пятью фугами роста и характером на все шесть.
– Я рассказывал тебе про Бенекитту, – напомнил жене Арриго. – Большой семейный скандал. Я покажу тебе завтра ее портрет в Галиерре.
– Все женщины до'Веррада очень маленькие, – стала объяснять Гизелла. – Наша Лиссия выросла только до пяти футов, а тетя Косей – еще ниже. Я не знаю, в чем тут причина, ведь все мужчины в роду – очень высокие. Ты другая, надеюсь, твои дочери пойдут в тебя!
– Может, это как Дар у Грихальва, – пожал плечами Коссимио. – У мужчин он встречается, у женщин – нет. А что касается Кандалио, я подумал над твоим предложением, Арриги, – нет, это не лучший выбор для Гхийаса. У него плохая репутация в отношении женщин.
– Это было всего лишь предложение, – холодно сказал Арриго.
– Он близкий родственник.., э-ээ… Зары Грихальва, не так ли?
– Да, – подтвердил Арриго с каменным лицом, – Зары Грихальва.
Гизелла поднялась, ослепляя своим золотым нарядом.
– Вы решили напрочь утомить нас политикой. Мы уходим. Пойдем, Челла, я покажу тебе твои комнаты, и ты сможешь хорошенько отдохнуть перед обедом. Арриго рассказал тебе, какие обязанности ждут нас вечером? Боюсь, мы поздно встанем.
Она увела Мечеллу из гостиной, продолжая непринужденно болтать. Они поднялись на один лестничный пролет вверх, миновали три коридора, прошли мимо дюжины часовых-шагаррцев и, наконец, попали в апартаменты наследника.
– Тут все переделано, – сказала Гизелла. – Надеюсь, тебе понравится. Вот твоя спальня, а между ней и спальней Арриго – ванная и гардеробная. Отдельная комната для отдыха и кабинет для каждого из вас…
– Кабинет? – Мечелла опустилась на огромную голубую кровать, запойную серебряным шитьем и утопавшую в белых кружевах.
– У тебя будет секретарь, чтобы разбираться с приглашениями. В твои обязанности войдут официальные визиты, благотворительность и множество других дел. Но не беспокойся об этом сейчас – по крайней мере пока не родится ребенок. Никто не усомнится в твоей необходимости беречь себя.
– Но мне по душе все это! Теперь я – жена Арриго, у меня есть обязанности, и я желаю их выполнять.
– Я понимаю, что ты желаешь, и уверена, ты прекрасно с ними справишься. Но здесь, в Тайра-Вирте, беременность освобождает нас от таких забот. Это священное время в жизни женщины, Челла. Как когда-то Святая Мать, надо отдавать все свои силы ребенку.
– Да, конечно, я только хотела…
– Я знаю, моя хорошая. – Гизелла потрепала ее по руке. – Но не рассказывай этого никому. Все ждут, что ты некоторое время не будешь показываться.
– О, если б это был мальчик! – воскликнула Мечелла. – Я буду такой, как хочет Арриго, и как хотите вы, и Великий герцог, и люди…
– Каррида! Ты же слышала, что сказал Косей. Будь такой, какая ты есть. Мы с ним уже полюбили тебя, и все видят, что Арриго тебя обожает! Стоило лишь взглянуть на его лицо, как сразу все стало ясно. Я чуть не расплакалась там, в храме, увидев, какой он счастливый, и за это мне надо благодарить тебя.
– Ваша светлость., – Гизелла. Зелла, если угодно. – Она вдруг захихикала, как маленькая девочка. – Зелла и Челла! Вот ужас!
Смех Великой герцогини оказался заразительным.
– Так это хотя бы случайно! А вот в Южном Гхийасе есть одна семья по фамилии де Лозиа, и своих трех дочерей они назвали Розиа, Тамозиа и…
– Зозиа! – догадалась Гизелла и завопила от восторга, когда Мечелла кивком подтвердила ее догадку. – Надеюсь, бедняжки как можно скорее выйдут замуж!
– Розиа вышла, еще до моего отъезда. – Мечелла смеялась так сильно, что еле выговорила последние слова. – За барона де Прозиа! Когда обе они наконец восстановили дыхание, Гизелла сказала:
– Ну почему люди вытворяют такое с невинными детьми? Довольно грустно, если в семье наследуется какое-нибудь внешнее уродство – огромные уши или, например, косоглазие, но это…
– А что передается в семье Грихальва? Что имел в виду Великий герцог?
– Ничего особенно важного или интересного. Они все хорошие художники – одни лучше, другие хуже. Например, тот, кого ты видела в Ауте-Гхийасе, Дионисо, блестяще пишет портреты, но пейзажи рисовать не умеет. Верховный иллюстратор Меквель – ты его скоро увидишь, он замечательный человек, именно он напишет “Рождение”, когда появится на свет твой ребенок. – может набросать розу карандашом на обрывке бумаги, и ты поклянешься, что чувствуешь ее аромат! Почти все Грихальва талантливы, но у каждого свой особый дар. Все люди чем-то отличаются друг от друга.
– Понятно. Но он как-то упомянул Тасию Грихальва, любовницу Арриго.
Гизелла заморгала.
– Кого? Ее? Как может тебя волновать то, что давно прошло!
– Спасибо вам, что вы не отрицаете, что он был.., увлечен ею, – сказала Мечелла непринужденно и с достоинством. – Нет, я не беспокоюсь. Мне просто любопытно. Она.., будет при дворе?
Гизелла пожала плечами.
– Между Грихальва и до'Веррада уже несколько веков существует соглашение. Когда-то очень давно была еще семья Серрано, соперничавшая с Грихальва. Но Грихальва настолько превзошли всех других художников, что Серрано постепенно исчезли. Тем не менее существует политическое соглашение, согласно которому Грихальва поставляют не только Верховных иллюстраторов для Тайра-Вирте, но и молодых хорошеньких женщин для…
– Я знаю. Мой брат Энрей рассказал мне об этом. Что ж, это кажется очень разумным.
– Да, и до сих пор все заинтересованные стороны были довольны. Вот мы с Лиссиной, бывшей любовницей Косей, большие, подружки. Она замечательная женщина, ты тоже полюбишь ее, вот увидишь. Ты не устала? Может, поговорим об этом потом?
– Если вы не торопитесь, я предпочла бы услышать все теперь.
– Эйха, как хочешь. – Гизелла слегка улыбнулась, склонив голову набок. – Когда я только приехала сюда из Гранидии, я была такой же неопытной девочкой, и Лиссина, как если бы она была моей старшей сестрой, помогла мне разобраться во всех тонкостях этикета и сложных отношениях между придворными. Ты молода и очень красива. Арриго взял тебя в жены, ты – мать его будущего ребенка. Никакая любовница не может сравниться с тобой, уверяю тебя, я знаю это по собственному опыту!
– Но.., но если она все еще хочет его, – сказала девушка, не поднимая глаз.
– Любовницы знают, что, когда наследник женится, их время уходит, – твердо сказала Гизелла. – Ради собственного положения в обществе они не будут поднимать шум или делать глупости. И каждый до'Веррада заботится о чувствах своей жены. Коссимио предложил мне отослать Лиссину от двора, но я ответила, что это просто глупо, ведь мы с Лиссиной к тому времени уже подружились, и кроме того она собиралась замуж за барона до'Дрегеца, а его не отошлешь, зачем же поднимать шум! Я и так знала, что он меня любит.
– Гизелла.., я не такая хорошая, как вы. Я не хочу, чтобы эта Грихальва была здесь, рядом со мной – и с Арриго.
– Я понимаю, но, мне кажется, ты скоро увидишь, что беспокоиться не о чем. Тасия знает свой долг и свое место. А теперь не думай обо всем этом, каррида, и разреши мне прислать тебе горничную, она поможет освободиться от этой душной одежды. Я разбужу тебя к обеду. После этого мы выйдем на балкон и покажем себя людям, будет еще одно шествие. Это очень красиво – факелы, люди танцуют и поют. – Она опять хихикнула. – Когда я впервые встречала здесь Провиденссию, мы с Лиссиной позаимствовали платья у горничных и выскользнули из Палассо, чтобы смешаться с толпой. Как мы танцевали и какие у нас были красивые кавалеры! И, представляешь, одним из них оказался Косей!
– Эн веррейо? – засмеялась Мечелла. – Правда?
– Эн верро, – улыбаясь, поправила ее Гизелла. – Мы с ним были очень молоды и устали от придворной жизни. Друг другу мы ничего не сказали, боялись разочарования. А на следующий день он увез меня в Чассериайо, наш охотничий домик, и всю осень мы прожили там вдвоем, с одним-единственным слугой! Ты выросла в стране, где двор больше нашего, и с детства привыкла к утомительным обязанностям придворной жизни, но, может быть, и тебе когда-нибудь понадобится Чассериайо. Теперь это владения Арриго, он любит Чассериайо и часто ездит туда. Так что имей это в виду, каррида. – Она поднялась с кровати, разгладила платье и принялась вытаскивать булавки из своих темных волос. – Я пришлю к тебе твою горничную.
– Но.., у меня нет горничной.
– Как это?
– Тетя Пермилла сказала, что я должна стать истинной жительницей Тайра-Вирте. И я с ней совершенно согласна, – добавила она убежденно. – Я буду вам очень благодарна, если вы поможете мне выбрать слуг и посоветуете, как одеваться, и еще будете поправлять мое произношение, и…
Гизелла вздохнула.
– Со всем этим мне помогала Лиссина. Кроме произношения, конечно, ведь я родилась в Кастейо Гранидиа! Но Лиссина – исключение, не думаю, что можно ожидать чего-то подобного от Тасии. Нет, я никогда не позволила бы ей стать любовницей Арриго, если бы у нее был плохой характер, но она – не Лиссина.
Горничную звали Отонна. Она оказалась широколицей, веселой девушкой, очень приятной и к тому же незаменимой. Она помогла Мечелле расстегнуть корсаж, надела на нее шелковую ночную рубашку и удалилась. Мечелла прилегла на свою кружевную кровать и мысленно вернулась к церемонии знакомства с новой семьей, новым домом, новым народом. Все было прекрасно, наполняло ее радостью и любопытством – ее любовь к Арриго, предстоящее рождение сына… Но блестящую поверхность этой картины портило темное пятно – Тасия Грихальва. Она – не Лиссина, радостно, по-дружески встретившая невесту своего бывшего любовника, да и Мечелла – не Гизелла. Гизелла родилась и выросла в этой стране, и странные обычаи до'Веррада для нее вещь вполне естественная.
Хотя… Мечелла молода, Арриго любит ее, и у нее под сердцем его ребенок. Что может противопоставить этому бесплодная, стареющая, брошенная любовница?
Глава 37
– Даже не надейся, – сказал Великий герцог Коссимио Верховному иллюстратору Меквелю, сидя за огромным столом для совещаний. – Поехать придется Арриго.
Грихальва нахмурился.
– Но, ваша светлость…
– Да, да, – перебил его Коссимио. – Я знаю. Он только что женился, жена беременна, надо привыкать к новой жизни и прочее и прочее. Но я не могу ехать сам, никто из придворных не годится, и нельзя посылать только одного Грихальву – он будет ограничен в своих передвижениях. А вот Арриго сможет куда угодно брать с собой иллюстратора, единственное исключение – частные беседы. Кроме того, мальчик сможет набраться опыта. Не буду же я жить вечно!
– Я тоже, – задумчиво пробормотал Меквель. – И мое время выйдет намного раньше, чем ваше. Поэтому я предлагаю послать несколько молодых талантливых иллюстраторов в Диеттро-Марейю вместе с доном Арриго. Им тоже полезно будет набраться опыта.
– Ты же знаешь, как я ненавижу упоминания о том, что ты не всегда будешь моей надежной опорой.
– Мы много поработали вместе, – улыбнулся Верховный иллюстратор. – Брак Арриго с принцессой Гхийаса, предотвратив неприятности с Таглисом и Фризмарком…
– Не говоря уже об истории с этим глупым племянником до'Брепдисиа, – добавил Коссимио, нахмурившись. – Мы поймали хоть одного из его сообщников?
– Нескольких. С ними уже разобрались. Вам не о чем беспокоиться.
– Созвать Парламент – какая глупость! Издать законы на все случаи жизни – от налогов до внешней политики! Разве мы плохо относились к народу, Меквель? Разве страна не живет в мире и довольстве? Чего еще им нужно?
– Кажется мне, что именно те условия, которые мы создали, и рождают неблагодарность.
– Эйха, у человека, который целый день работает, чтобы прокормить семью, просто не остается времени для политики.
– Именно так, ваша светлость. Но тот, кто сыт, хорошо одет, у кого есть надежная крыша над головой и крепкий пол под ногами…
– Сделай их богатыми, и они тут же захотят стать еще богаче, – с отвращением заключил Коссимио.
– Но я не думаю, что они станут рисковать своим богатством или своей надежной крышей ради созыва Парламента. Они хотя! тратить деньги вельмож, а не свои. Как вам известно, именно так и пропало наследие до'Брендисиа.
– Этого я не знал. Внимательнее присматривай за молодым поколением, Меквель. Они хотят не денег, а влияния и власти. Ни один хоть чего-нибудь стоящий житель Тайра-Вирте не пойдет за купцом.
Решительно складывая бумаги, он добавил:
– Вечером я скажу Арриго, что он едет в Диеттро-Марейю. Ты подберешь молодых иллюстраторов для сопровождения и одного опытного, который напишет картину.
– С этим у меня небольшая проблема, – признался Меквель. – Кто поедет, я уже почти придумал, но ума не приложу, что это должна быть за картина.
– Я думаю, в случае успеха Арриго достаточно будет обычного интерьера, чтобы приглядывать за нашим дорогим князем Фелиссо. Если он испортит картину, нам потребуется что-нибудь посущественнее.
– Князь – очень религиозный человек, – как бы небрежно заметил Меквель.
В темных глазах Коссимио мелькнула искра интереса.
– И правда, очень. После того как я отправил ему ту икону, он прислал мне пятьдесят ящиков своих лучших вин. А ведь икона-то не оправдала возлагаемых на нее надежд, – укоризненно напомнил он Меквелю. – Иначе мы не оказались бы сейчас в таком положении.
– Естественно. Но Педранно был уже стар, его силы почти иссякли, и он уже не мог применять то искусство, которое сделало его когда-то Верховным иллюстратором.
Великий герцог нахмурился.
– Так ты этого боишься? Боишься, что скоро состаришься и не сможешь работать?
– Это приходило мне в голову. Когда перед глазами стоит пример Педранно…
– Тебе только сорок два!
– Он был всего на год старше, когда написал ту икону.
– И слышать не хочу об этом. Ты силен, как никогда, Квеллито.
– Ваше доверие для меня честь, Косей. Но скоро – нет, не в этом году и даже не в следующем – скоро моя сила пойдет на убыль. Когда это начнется, я предупрежу. Задолго до того я найду вам нового Верховного иллюстратора.
– Я не разрешу тебе уйти, – предупредил герцог. – И пальцем не прикоснусь к твоему проклятому портрету, да и тебе не позволю. Не вздумай просить меня втыкать в твое изображение булавки, или что там проделал мой, прискорбной памяти, предок – первый Коссимио, чтобы убить Верховного иллюстратора Тимиуса.
– Он сделал это по просьбе самого Тимиуса, в качестве одолжения. Верховный иллюстратор больше смерти боялся старости и бессилия.
– А я говорю, это было убийство!
– Милосердная смерть от руки друга.
Коссимио так нахмурил брови, что они почти скрыли глаза.
– Меквель, ты знаешь, как я тебя люблю, надеюсь, что ты меня любишь не меньше. Но я продолжаю считать это убийством и не хочу больше ни говорить об этом, ни делать для тебя что-либо подобное!
– Эн верро, я никогда и не попрошу вас о том, о чем Тимиус попросил своего Коссимио. Тогда были другие времена… – Он осекся на миг, но взял себя в руки и продолжал:
– Вопрос с картинами в Диеттро-Марейе все еще не решен. Я предпочел бы еще одну икону, чтобы князь повесил ее у себя в спальне и каждый вечер молился перед ней на коленях.
– И обретал бы верность нам вместе с твердостью в вере, – одобрил Коссимио. – Но будь осторожен. Я думаю, его жена что-то подозревает. Вспомни, как ее дядя попустительствовал тза'абам!
Тут он усмехнулся, обнажив блестящие белые зубы в просвете между бородой и усами.
– Одна из твоих лучших выдумок, друг мой, – нарисовать его портрет со всеми симптомами сифилиса! И чудесное “исцеление”, наступившее после того, как он признался в своих делишках нашему послу!
– С князем этот номер уже не пройдет, к сожалению. Его жена заметит сходство двух случаев.
Коссимио обдумал эти слова и кивнул.
– Пейнтраддо Соно. Для религиозного человека – то что надо. Позаботься об этом, Меквель.
Поднявшись, он убрал документы в окованный железом ящичек и запер его.
– Пойду вытаскивать сына из постели его молодой жены. Должен признать, Арриго чертовски везуч! Она очаровательная девочка и потрясающе красива. Не по утрам, конечно – по утрам она просто зеленая. Не знаешь, как на все это реагирует Тасия?
– Она все еще в поместье до'Альва и молчит. Я могу навести справки, если хотите.
– Нет, нет. Она получила свой титул и богатого мужа в придачу, пусть себе радуется. Арриго, похоже, совсем забыл о ней. Я, помнится, – тоже был равнодушен к Лиссине в первые месяцы после свадьбы с Зеллой.
Меквель улыбнулся.
– Не равнодушен, только влюблен.
– Как и сейчас! – рассмеялся Великий герцог. – Арриго повторяет мои удачи! Меня бы порадовало, если бы Мечелла и Тасия подружились, но, думаю, это им не под силу. Между прочим, как ты думаешь, можем мы использовать Мечеллу, чтобы прощупать жен и сестер потенциальных предателей среди знати?
– Она выросла при королевском дворе и должна понимать, как использовать светскую жизнь в политических целях. Но нельзя просить ее о помощи, пока не родится ребенок.
Коссимио решительно кивнул.
– Да, только тогда мы сможем полностью доверять ей. Я не хочу второй герцогини Эльсевы, которая шпионила в пользу своего отца в первые годы замужества, – ужасная женщина!
– Рождение сыновей изменило ее взгляды.
– Точно. Ничто так не помогает женщине заинтересоваться будущим страны, как ее собственный сын в роли наследника. Кстати, раз уж мы заговорили о будущем, считай это указом Великого герцога – ты должен прожить еще по крайней мере двадцать лет. Ты мне очень нужен.
Коссимио положил свою огромную руку на плечо Меквеля. Верховный иллюстратор смиренно наклонил голову, чуть заметная улыбка играла на его губах.
– Я попытаюсь, ваша светлость. Но как вы накажете меня, если ничего не выйдет?
– Это не смешно, Квеллито!
Поделился ли Сарио своими знаниями? Знает ли кто-нибудь из Вьехос Фратос, что он может делать? Обладание подлинной магией даст Грихальеа такую силу, что Серрано будут стерты в пыль, Тайра-Вирте раздавит любого, кто посмеет бросить нам вызов, но ему надо быть очень осторожным, надо подумать, что рассказывать, а им, узнавшим, надо быть еще более осторожными и использовать свое знание очень аккуратно. Мы, Грихальеа, сможем стать герцогами, если захотим…
Эйха, нет, не с нашими кровосмесительными обычаями. Екклезия против нас. Она еле переносит наше существование. Если мы хоть когда-нибудь предпримем политические шаги…
Но он никогда не выдаст главных секретов. Никогда. Даже если остальные узнают, сможет ли кто-нибудь из них нарисовать меня свободной от этой тюрьмы? Станут ли они это делать, зная, что именно Сарио заточил меня сюда? Как сильно они боятся его?
Милосердная Мать, родившая Дитя! Кто, кроме тебя, посмеет проявить ко мне милость?
– Ты действительно должен ехать?
– Я нужен отцу.
Арриго не прибавил “Наконец-то!”, не хотелось ему говорить такие вещи своей молодой жене после каких-нибудь шести месяцев брака. Он принялся разбирать приготовленные слугой вещи, откладывая ненужные на стул. Форма шагаррского полка – берем, форма морской стражи – нет, настоящие моряки в Диеттро-Марейе будут смеяться над претензией Тайра-Вирте иметь собственный флот. Но костюм напомнил ему об одной из причин, по которой надо было ехать прямо сейчас.
Грихальва нахмурился.
– Но, ваша светлость…
– Да, да, – перебил его Коссимио. – Я знаю. Он только что женился, жена беременна, надо привыкать к новой жизни и прочее и прочее. Но я не могу ехать сам, никто из придворных не годится, и нельзя посылать только одного Грихальву – он будет ограничен в своих передвижениях. А вот Арриго сможет куда угодно брать с собой иллюстратора, единственное исключение – частные беседы. Кроме того, мальчик сможет набраться опыта. Не буду же я жить вечно!
– Я тоже, – задумчиво пробормотал Меквель. – И мое время выйдет намного раньше, чем ваше. Поэтому я предлагаю послать несколько молодых талантливых иллюстраторов в Диеттро-Марейю вместе с доном Арриго. Им тоже полезно будет набраться опыта.
– Ты же знаешь, как я ненавижу упоминания о том, что ты не всегда будешь моей надежной опорой.
– Мы много поработали вместе, – улыбнулся Верховный иллюстратор. – Брак Арриго с принцессой Гхийаса, предотвратив неприятности с Таглисом и Фризмарком…
– Не говоря уже об истории с этим глупым племянником до'Брепдисиа, – добавил Коссимио, нахмурившись. – Мы поймали хоть одного из его сообщников?
– Нескольких. С ними уже разобрались. Вам не о чем беспокоиться.
– Созвать Парламент – какая глупость! Издать законы на все случаи жизни – от налогов до внешней политики! Разве мы плохо относились к народу, Меквель? Разве страна не живет в мире и довольстве? Чего еще им нужно?
– Кажется мне, что именно те условия, которые мы создали, и рождают неблагодарность.
– Эйха, у человека, который целый день работает, чтобы прокормить семью, просто не остается времени для политики.
– Именно так, ваша светлость. Но тот, кто сыт, хорошо одет, у кого есть надежная крыша над головой и крепкий пол под ногами…
– Сделай их богатыми, и они тут же захотят стать еще богаче, – с отвращением заключил Коссимио.
– Но я не думаю, что они станут рисковать своим богатством или своей надежной крышей ради созыва Парламента. Они хотя! тратить деньги вельмож, а не свои. Как вам известно, именно так и пропало наследие до'Брендисиа.
– Этого я не знал. Внимательнее присматривай за молодым поколением, Меквель. Они хотят не денег, а влияния и власти. Ни один хоть чего-нибудь стоящий житель Тайра-Вирте не пойдет за купцом.
Решительно складывая бумаги, он добавил:
– Вечером я скажу Арриго, что он едет в Диеттро-Марейю. Ты подберешь молодых иллюстраторов для сопровождения и одного опытного, который напишет картину.
– С этим у меня небольшая проблема, – признался Меквель. – Кто поедет, я уже почти придумал, но ума не приложу, что это должна быть за картина.
– Я думаю, в случае успеха Арриго достаточно будет обычного интерьера, чтобы приглядывать за нашим дорогим князем Фелиссо. Если он испортит картину, нам потребуется что-нибудь посущественнее.
– Князь – очень религиозный человек, – как бы небрежно заметил Меквель.
В темных глазах Коссимио мелькнула искра интереса.
– И правда, очень. После того как я отправил ему ту икону, он прислал мне пятьдесят ящиков своих лучших вин. А ведь икона-то не оправдала возлагаемых на нее надежд, – укоризненно напомнил он Меквелю. – Иначе мы не оказались бы сейчас в таком положении.
– Естественно. Но Педранно был уже стар, его силы почти иссякли, и он уже не мог применять то искусство, которое сделало его когда-то Верховным иллюстратором.
Великий герцог нахмурился.
– Так ты этого боишься? Боишься, что скоро состаришься и не сможешь работать?
– Это приходило мне в голову. Когда перед глазами стоит пример Педранно…
– Тебе только сорок два!
– Он был всего на год старше, когда написал ту икону.
– И слышать не хочу об этом. Ты силен, как никогда, Квеллито.
– Ваше доверие для меня честь, Косей. Но скоро – нет, не в этом году и даже не в следующем – скоро моя сила пойдет на убыль. Когда это начнется, я предупрежу. Задолго до того я найду вам нового Верховного иллюстратора.
– Я не разрешу тебе уйти, – предупредил герцог. – И пальцем не прикоснусь к твоему проклятому портрету, да и тебе не позволю. Не вздумай просить меня втыкать в твое изображение булавки, или что там проделал мой, прискорбной памяти, предок – первый Коссимио, чтобы убить Верховного иллюстратора Тимиуса.
– Он сделал это по просьбе самого Тимиуса, в качестве одолжения. Верховный иллюстратор больше смерти боялся старости и бессилия.
– А я говорю, это было убийство!
– Милосердная смерть от руки друга.
Коссимио так нахмурил брови, что они почти скрыли глаза.
– Меквель, ты знаешь, как я тебя люблю, надеюсь, что ты меня любишь не меньше. Но я продолжаю считать это убийством и не хочу больше ни говорить об этом, ни делать для тебя что-либо подобное!
– Эн верро, я никогда и не попрошу вас о том, о чем Тимиус попросил своего Коссимио. Тогда были другие времена… – Он осекся на миг, но взял себя в руки и продолжал:
– Вопрос с картинами в Диеттро-Марейе все еще не решен. Я предпочел бы еще одну икону, чтобы князь повесил ее у себя в спальне и каждый вечер молился перед ней на коленях.
– И обретал бы верность нам вместе с твердостью в вере, – одобрил Коссимио. – Но будь осторожен. Я думаю, его жена что-то подозревает. Вспомни, как ее дядя попустительствовал тза'абам!
Тут он усмехнулся, обнажив блестящие белые зубы в просвете между бородой и усами.
– Одна из твоих лучших выдумок, друг мой, – нарисовать его портрет со всеми симптомами сифилиса! И чудесное “исцеление”, наступившее после того, как он признался в своих делишках нашему послу!
– С князем этот номер уже не пройдет, к сожалению. Его жена заметит сходство двух случаев.
Коссимио обдумал эти слова и кивнул.
– Пейнтраддо Соно. Для религиозного человека – то что надо. Позаботься об этом, Меквель.
Поднявшись, он убрал документы в окованный железом ящичек и запер его.
– Пойду вытаскивать сына из постели его молодой жены. Должен признать, Арриго чертовски везуч! Она очаровательная девочка и потрясающе красива. Не по утрам, конечно – по утрам она просто зеленая. Не знаешь, как на все это реагирует Тасия?
– Она все еще в поместье до'Альва и молчит. Я могу навести справки, если хотите.
– Нет, нет. Она получила свой титул и богатого мужа в придачу, пусть себе радуется. Арриго, похоже, совсем забыл о ней. Я, помнится, – тоже был равнодушен к Лиссине в первые месяцы после свадьбы с Зеллой.
Меквель улыбнулся.
– Не равнодушен, только влюблен.
– Как и сейчас! – рассмеялся Великий герцог. – Арриго повторяет мои удачи! Меня бы порадовало, если бы Мечелла и Тасия подружились, но, думаю, это им не под силу. Между прочим, как ты думаешь, можем мы использовать Мечеллу, чтобы прощупать жен и сестер потенциальных предателей среди знати?
– Она выросла при королевском дворе и должна понимать, как использовать светскую жизнь в политических целях. Но нельзя просить ее о помощи, пока не родится ребенок.
Коссимио решительно кивнул.
– Да, только тогда мы сможем полностью доверять ей. Я не хочу второй герцогини Эльсевы, которая шпионила в пользу своего отца в первые годы замужества, – ужасная женщина!
– Рождение сыновей изменило ее взгляды.
– Точно. Ничто так не помогает женщине заинтересоваться будущим страны, как ее собственный сын в роли наследника. Кстати, раз уж мы заговорили о будущем, считай это указом Великого герцога – ты должен прожить еще по крайней мере двадцать лет. Ты мне очень нужен.
Коссимио положил свою огромную руку на плечо Меквеля. Верховный иллюстратор смиренно наклонил голову, чуть заметная улыбка играла на его губах.
– Я попытаюсь, ваша светлость. Но как вы накажете меня, если ничего не выйдет?
– Это не смешно, Квеллито!
Поделился ли Сарио своими знаниями? Знает ли кто-нибудь из Вьехос Фратос, что он может делать? Обладание подлинной магией даст Грихальеа такую силу, что Серрано будут стерты в пыль, Тайра-Вирте раздавит любого, кто посмеет бросить нам вызов, но ему надо быть очень осторожным, надо подумать, что рассказывать, а им, узнавшим, надо быть еще более осторожными и использовать свое знание очень аккуратно. Мы, Грихальеа, сможем стать герцогами, если захотим…
Эйха, нет, не с нашими кровосмесительными обычаями. Екклезия против нас. Она еле переносит наше существование. Если мы хоть когда-нибудь предпримем политические шаги…
Но он никогда не выдаст главных секретов. Никогда. Даже если остальные узнают, сможет ли кто-нибудь из них нарисовать меня свободной от этой тюрьмы? Станут ли они это делать, зная, что именно Сарио заточил меня сюда? Как сильно они боятся его?
Милосердная Мать, родившая Дитя! Кто, кроме тебя, посмеет проявить ко мне милость?
– Ты действительно должен ехать?
– Я нужен отцу.
Арриго не прибавил “Наконец-то!”, не хотелось ему говорить такие вещи своей молодой жене после каких-нибудь шести месяцев брака. Он принялся разбирать приготовленные слугой вещи, откладывая ненужные на стул. Форма шагаррского полка – берем, форма морской стражи – нет, настоящие моряки в Диеттро-Марейе будут смеяться над претензией Тайра-Вирте иметь собственный флот. Но костюм напомнил ему об одной из причин, по которой надо было ехать прямо сейчас.