- Ведь он красивый? Правда? - спрашивает тётка.
- Видали вы такого красавца? - продолжает дядя.
- Да, красивый, - отвечает, соблюдая приличие, Отка.
- Да, - невежливо отвечает Адам.
- Скоро я ему покажу аэродром, - обещает дядя.
- А я его сейчас перепеленаю, - говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.
В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.
- Тётя, пусти меня, - говорит Отка и сама берётся за пелёнку.
Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.
- Отка, это просто замечательно! - хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.
- Владя понял, что он дома. - Дядя делает новое открытие.
- Скорей всего, - бормочет Адам.
- Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! - восклицает тётя. - Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?
- Я не умею различать, - говорит Отка.
- Вот удивительно, - присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.
- Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас - сын Владимир, говорит дядя, который любит всякие торжества.
- А что вы здесь без нас делали? - спрашивает тётя.
- Мы были на Граде.
- И заходили к Прокопу.
- Мы играли, наводили порядок.
- У нас и минуты спокойной не было.
- Я так устала, - говорит в заключение Отка.
39
А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.
- А откуда они знают, что мы скучаем? - удивляется Отка.
- Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.
- Это правда, - задумывается Отка, - только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.
- Ну, не думаю.
- Почему ты не думаешь?
- Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.
- Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, - сверкает глазами Отка, она явно довольна.
Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.
После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.
И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает - в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.
Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.
- Скажи, пожалуйста, - обращается он к Адаму, - когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?
Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!
- Каждый получает по одинаковому куску поля.
- Но это ясно, - кивает дядя.
- Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.
- Это я тоже понимаю.
- Ты ещё о чём-то забыл, - добавляет Отка. - Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.
- Мне всё это кажется совсем не трудным, - смеётся дядя. - Но, наверное, я ошибаюсь.
- У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.
- Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, - говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.
- А меня вот очень радует Владя, - заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. - Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.
40
Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.
Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас большая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.
И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.
Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение снова ноль-ноль. Враждебность у Адама постепенно тает, затаившись где-то глубоко внутри.
Адам вспоминает о табличке, которую он взял у пана Венцла. Он вытаскивает её и ещё раз читает: "Не трогайте маятники". Табличка красивая, металлическая, белая эмаль с чёрной надписью. Он кладёт её на прилавок и говорит:
- Смотри, что я тебе принёс!
Шара смотрит на табличку, густо краснеет, и в глазах у него появляется какое-то робкое выражение, Адам теперь замечает, как у него отстают уши.
- Я не могу её взять, - наконец отвечает Шара. ~ Ты не наш.
- Подумаешь, не ваш, я ведь принёс вывеску не кому-нибудь, а тебе.
- А почему ты мне её принёс? - насторожился Шара.
- Потому что мы с тобой так здорово подрались!
- Что ж, можно и ещё подраться! - Шара снова успокоился. Краска от лица отливает, и оно снова становится естественно бледным.
- А я еду завтра домой, - говорит Адам. - Как приеду, тогда и подерёмся.
- Ладно.
- А вывеска?
- Оставь её здесь.
- Ну, до свидания.
- До свидания!
Адам выходит на улицу и только теперь немного успокаивается. Как странно, он больше смеётся, чем ругается. Впрочем, так и должно быть. Этот Шара, наверное, такой же, как Ежка Альтман. Наверное, и он всегда дерётся честно. А против такой драки ничего Адам не имеет. У настоящего мальчишки не могут быть только друзья. Наверняка будут и противники. Но только они должны быть такими, чтоб стоило с ними соперничать. И теперь ясно, что Шара может быть хорошим противником.
41
Тётя не хочет, чтобы первый вечер с Владей прошёл буднично, как самый обыкновенный вечер. Как можно отметить такое торжество? Она решает купить торт, сделать красивые бутерброды. Будет чай, фруктовый сок, а может, кто захочет и вина. Семья Суковых стала больше! А это надо отметить. Пусть об этом событии не забудут и дети из Выкани. Но, наверное, и этого мало... Отка считает, что на таком торжественном событии должны присутствовать и друзья. Тётя удивлённо смотрит на неё. О каких таких друзьях она говорит? Ведь они в своём доме почти никого не знают. Друзья с работы? Те живут далеко. Их они уже не успеют пригласить.
Тогда Отка называет пана Венцла и барышню Терезу. Почему бы им не прийти? Это ведь не только друзья Отки я Адама, они также и тётины друзья. Только тётя об этом ничего не знает, у неё ещё не было времени поближе с ними познакомиться.
- Пана Венцла? Хватит с меня его часов, - хмурится тётя, - а о барышне Терезе у меня своё мнение.
- Ну почему бы нам их не позвать? - говорит вдруг дядя. - Пусть о нашем событии знает как можно больше людей. Пусть все знают, что сегодня нас стало на одного больше.
- Хорошо, - соглашается наконец тётя.
И вот приходит пан Венцл, чисто выбритый, в тёмном костюме и от этого ещё более старый. Он сначала извиняется за свои часы, что они так громко бьют, и обещает снять их со стены, которая у них общая... Места на других стенах у него ещё хватит. А если потребуется, он на время остановит все часы... если, например, маленький Владя не сможет из-за них спать.
- Нет, что вы, что вы, - говорит тётя так любезно, что Отка даже не узнаёт её. - Пусть малыш привыкает к шуму с малолетства. Мы ведь в Праге, а не где-нибудь в деревне.
- Мы его любим больше всех детей на свете, - заявляет дядя. - Но воспитывать его мы будем хладнокровно.
Приходит и Тереза, и её серебряная голова сияет в квартире Суковых как ясная луна. Каждому с милой улыбкой она говорит что-нибудь весёлое. А тётю она навсегда завоёвывает тем, как забавляет Владю: она чирикает, мяукает, пищит и делает всё это так очаровательно, что малыш вдруг начинает проявлять внимание. Тёте даже кажется, что Владя улыбнулся, хотя это наверняка простой материнский самообман. Тереза успевает подморгнуть и Отке, а когда никто не видит, шепнуть, чтобы она о ней не беспокоилась. Завтра вечером Тереза снова идёт в кино. Её пригласил один молодой авиамеханик.
- Ты знаешь, кто такой авиамеханик?
- Нет, не знаю, - отвечает Отка.
- Это как пилот, хотя и не пилот.
- Ага, значит, он главный в самолёте, когда самолёт не летает.
- Да, - вздыхает Тереза и берётся за бутерброд. Отка тоже берёт себе бутерброд и с радостью наблюдает, как пан Венцл разговаривает с её дядей, капитаном Суком. Оба держат в руках рюмки и смотрят друг на друга, будто знают друг друга сто лет и будут знакомы по меньшей мере до самой смерти. Отка вдруг вспоминает, что, возвращаясь с прогулки, она встретила Шару. До сих пор Отка всё удивляется этой встрече. Неужели она ещё ничего не сказала Адаму? Да, пожалуй, не рассказала. Теперь она бросается к нему.
- Адам, - тянет его Отка за рукав. Адам поворачивает голову и вопросительно смотрит на неё, у него полон рот.
- Я встретила Шару.
- Ну и что?
- Да ничего. Только я его носом к носу встретила.
- Ну и что?
- Да ничего. Только он больше не такой сердитый. Я думала, что, увидев меня, он будет хмуриться. А он смотрел на меня как ни в чём не бывало.
- А ты что? Недовольна?
- Да, я ведь всё-таки укусила его за ногу.
- Ладно, эту драку предоставь мне.
- Адам! - Голос Отки звучит угрожающе. - Ты что? Помирился с Шарой?
- Откуда ты вдруг взяла? И дальше мы будем драться.
- А что всё-таки случилось?
- Я теперь знаю, что можно ждать от Шары.
- А что ты можешь от него ждать?
- То же самое, что от Ежки. Драку как драку. Ясную и честную.
Тётка зовёт гостей к столу и спрашивает, чем их угостить? Спрашивает пана Венцла, Адама, Терезу, только об Отке забывает. Отка сначала обижается, а потом говорит сама:
- А почему ты меня не спрашиваешь, что я буду есть?
42
Дети не знают, что им делать в последнюю пражскую ночь. На улице светло и шумно, на небе мириады звёзд. Как они доживут до утреннего отъезда? Проще всего было бы уснуть и проспать до самого утра, только сон почему-то не приходит. Дети считают до ста, чтобы немножко устать, не помогает. Считают до двухсот, трёхсот.
- Адам, - говорит Отка, дойдя до трёхсот двадцати семи.
- Что?
- Тебе хочется домой?
- Хочется. А ещё больше хочется увидеть папу с мамой,
- А что они будут с нами делать, когда мы вернёмся?
- Воспитывать, как и раньше.
- Ты помнишь, как тебе записали замечание в дневник?
- Не помню. - Адам не хочет об этом вспоминать,
- Мама тогда сказала: "Нет больше нашего прежнего Адама. Его как подменили". А помнишь, потом в кухне тебя никто не замечал, никто с тобой не разговаривал. За ужином тебе не дали тарелки, и я даже не знаю, пошёл ты тогда спать или нет.
- Знаешь, прекрасно знаешь. Сама принесла мне оладьи.
- Потому что я боялась, что ты всю ночь будешь голодный.
- А ты помнишь, как мама наподдала тебе на площади? Перед магазином? Когда ты всё время к ней приставала и просила шипучки?
- Нет, не помню.
- А ты ещё тогда ей сказала: "А всё-таки я тебя люблю".
- Я и вправду её люблю.
- Я тоже. Когда они меня ругают, я всегда думаю: "Ну, подумаешь, поругают и перестанут".
- Я хочу домой, - заскулила Отка.
- Утром поедем поездом.
- А раньше нельзя?
- Можно пойти пешком;
- А мы не заблудимся?
- Надо идти вперёд и вперёд, тогда не заблудимся.
- И придём в Выкань...
- Откроем калитку...
- Войдём во двор...
- А на пороге стоит мама...
Дети так и не закончили свой разговор, потому что уже не слышали сами себя. Сон всё-таки пришёл, но даже и во сне они видели свой дом. Во сне им снились жёлтые подсолнухи, птичьи голоса в кронах деревьев, резкий аромат резеды, кусты смородины, лёгкий полёт голубей, запах расколотых поленьев, дыни в огороде, утренние голоса петухов. Дом напоминал о своих правах и снился им всю последнюю ночь.
1 Белая гора - историческое место на окраине Праги, где в 1620 году гуситы потерпели поражение.
- Видали вы такого красавца? - продолжает дядя.
- Да, красивый, - отвечает, соблюдая приличие, Отка.
- Да, - невежливо отвечает Адам.
- Скоро я ему покажу аэродром, - обещает дядя.
- А я его сейчас перепеленаю, - говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.
В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.
- Тётя, пусти меня, - говорит Отка и сама берётся за пелёнку.
Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.
- Отка, это просто замечательно! - хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.
- Владя понял, что он дома. - Дядя делает новое открытие.
- Скорей всего, - бормочет Адам.
- Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! - восклицает тётя. - Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?
- Я не умею различать, - говорит Отка.
- Вот удивительно, - присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.
- Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас - сын Владимир, говорит дядя, который любит всякие торжества.
- А что вы здесь без нас делали? - спрашивает тётя.
- Мы были на Граде.
- И заходили к Прокопу.
- Мы играли, наводили порядок.
- У нас и минуты спокойной не было.
- Я так устала, - говорит в заключение Отка.
39
А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.
- А откуда они знают, что мы скучаем? - удивляется Отка.
- Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.
- Это правда, - задумывается Отка, - только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.
- Ну, не думаю.
- Почему ты не думаешь?
- Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.
- Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, - сверкает глазами Отка, она явно довольна.
Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.
После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.
И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает - в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.
Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.
- Скажи, пожалуйста, - обращается он к Адаму, - когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?
Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!
- Каждый получает по одинаковому куску поля.
- Но это ясно, - кивает дядя.
- Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.
- Это я тоже понимаю.
- Ты ещё о чём-то забыл, - добавляет Отка. - Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.
- Мне всё это кажется совсем не трудным, - смеётся дядя. - Но, наверное, я ошибаюсь.
- У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.
- Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, - говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.
- А меня вот очень радует Владя, - заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. - Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.
40
Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.
Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас большая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.
И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.
Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение снова ноль-ноль. Враждебность у Адама постепенно тает, затаившись где-то глубоко внутри.
Адам вспоминает о табличке, которую он взял у пана Венцла. Он вытаскивает её и ещё раз читает: "Не трогайте маятники". Табличка красивая, металлическая, белая эмаль с чёрной надписью. Он кладёт её на прилавок и говорит:
- Смотри, что я тебе принёс!
Шара смотрит на табличку, густо краснеет, и в глазах у него появляется какое-то робкое выражение, Адам теперь замечает, как у него отстают уши.
- Я не могу её взять, - наконец отвечает Шара. ~ Ты не наш.
- Подумаешь, не ваш, я ведь принёс вывеску не кому-нибудь, а тебе.
- А почему ты мне её принёс? - насторожился Шара.
- Потому что мы с тобой так здорово подрались!
- Что ж, можно и ещё подраться! - Шара снова успокоился. Краска от лица отливает, и оно снова становится естественно бледным.
- А я еду завтра домой, - говорит Адам. - Как приеду, тогда и подерёмся.
- Ладно.
- А вывеска?
- Оставь её здесь.
- Ну, до свидания.
- До свидания!
Адам выходит на улицу и только теперь немного успокаивается. Как странно, он больше смеётся, чем ругается. Впрочем, так и должно быть. Этот Шара, наверное, такой же, как Ежка Альтман. Наверное, и он всегда дерётся честно. А против такой драки ничего Адам не имеет. У настоящего мальчишки не могут быть только друзья. Наверняка будут и противники. Но только они должны быть такими, чтоб стоило с ними соперничать. И теперь ясно, что Шара может быть хорошим противником.
41
Тётя не хочет, чтобы первый вечер с Владей прошёл буднично, как самый обыкновенный вечер. Как можно отметить такое торжество? Она решает купить торт, сделать красивые бутерброды. Будет чай, фруктовый сок, а может, кто захочет и вина. Семья Суковых стала больше! А это надо отметить. Пусть об этом событии не забудут и дети из Выкани. Но, наверное, и этого мало... Отка считает, что на таком торжественном событии должны присутствовать и друзья. Тётя удивлённо смотрит на неё. О каких таких друзьях она говорит? Ведь они в своём доме почти никого не знают. Друзья с работы? Те живут далеко. Их они уже не успеют пригласить.
Тогда Отка называет пана Венцла и барышню Терезу. Почему бы им не прийти? Это ведь не только друзья Отки я Адама, они также и тётины друзья. Только тётя об этом ничего не знает, у неё ещё не было времени поближе с ними познакомиться.
- Пана Венцла? Хватит с меня его часов, - хмурится тётя, - а о барышне Терезе у меня своё мнение.
- Ну почему бы нам их не позвать? - говорит вдруг дядя. - Пусть о нашем событии знает как можно больше людей. Пусть все знают, что сегодня нас стало на одного больше.
- Хорошо, - соглашается наконец тётя.
И вот приходит пан Венцл, чисто выбритый, в тёмном костюме и от этого ещё более старый. Он сначала извиняется за свои часы, что они так громко бьют, и обещает снять их со стены, которая у них общая... Места на других стенах у него ещё хватит. А если потребуется, он на время остановит все часы... если, например, маленький Владя не сможет из-за них спать.
- Нет, что вы, что вы, - говорит тётя так любезно, что Отка даже не узнаёт её. - Пусть малыш привыкает к шуму с малолетства. Мы ведь в Праге, а не где-нибудь в деревне.
- Мы его любим больше всех детей на свете, - заявляет дядя. - Но воспитывать его мы будем хладнокровно.
Приходит и Тереза, и её серебряная голова сияет в квартире Суковых как ясная луна. Каждому с милой улыбкой она говорит что-нибудь весёлое. А тётю она навсегда завоёвывает тем, как забавляет Владю: она чирикает, мяукает, пищит и делает всё это так очаровательно, что малыш вдруг начинает проявлять внимание. Тёте даже кажется, что Владя улыбнулся, хотя это наверняка простой материнский самообман. Тереза успевает подморгнуть и Отке, а когда никто не видит, шепнуть, чтобы она о ней не беспокоилась. Завтра вечером Тереза снова идёт в кино. Её пригласил один молодой авиамеханик.
- Ты знаешь, кто такой авиамеханик?
- Нет, не знаю, - отвечает Отка.
- Это как пилот, хотя и не пилот.
- Ага, значит, он главный в самолёте, когда самолёт не летает.
- Да, - вздыхает Тереза и берётся за бутерброд. Отка тоже берёт себе бутерброд и с радостью наблюдает, как пан Венцл разговаривает с её дядей, капитаном Суком. Оба держат в руках рюмки и смотрят друг на друга, будто знают друг друга сто лет и будут знакомы по меньшей мере до самой смерти. Отка вдруг вспоминает, что, возвращаясь с прогулки, она встретила Шару. До сих пор Отка всё удивляется этой встрече. Неужели она ещё ничего не сказала Адаму? Да, пожалуй, не рассказала. Теперь она бросается к нему.
- Адам, - тянет его Отка за рукав. Адам поворачивает голову и вопросительно смотрит на неё, у него полон рот.
- Я встретила Шару.
- Ну и что?
- Да ничего. Только я его носом к носу встретила.
- Ну и что?
- Да ничего. Только он больше не такой сердитый. Я думала, что, увидев меня, он будет хмуриться. А он смотрел на меня как ни в чём не бывало.
- А ты что? Недовольна?
- Да, я ведь всё-таки укусила его за ногу.
- Ладно, эту драку предоставь мне.
- Адам! - Голос Отки звучит угрожающе. - Ты что? Помирился с Шарой?
- Откуда ты вдруг взяла? И дальше мы будем драться.
- А что всё-таки случилось?
- Я теперь знаю, что можно ждать от Шары.
- А что ты можешь от него ждать?
- То же самое, что от Ежки. Драку как драку. Ясную и честную.
Тётка зовёт гостей к столу и спрашивает, чем их угостить? Спрашивает пана Венцла, Адама, Терезу, только об Отке забывает. Отка сначала обижается, а потом говорит сама:
- А почему ты меня не спрашиваешь, что я буду есть?
42
Дети не знают, что им делать в последнюю пражскую ночь. На улице светло и шумно, на небе мириады звёзд. Как они доживут до утреннего отъезда? Проще всего было бы уснуть и проспать до самого утра, только сон почему-то не приходит. Дети считают до ста, чтобы немножко устать, не помогает. Считают до двухсот, трёхсот.
- Адам, - говорит Отка, дойдя до трёхсот двадцати семи.
- Что?
- Тебе хочется домой?
- Хочется. А ещё больше хочется увидеть папу с мамой,
- А что они будут с нами делать, когда мы вернёмся?
- Воспитывать, как и раньше.
- Ты помнишь, как тебе записали замечание в дневник?
- Не помню. - Адам не хочет об этом вспоминать,
- Мама тогда сказала: "Нет больше нашего прежнего Адама. Его как подменили". А помнишь, потом в кухне тебя никто не замечал, никто с тобой не разговаривал. За ужином тебе не дали тарелки, и я даже не знаю, пошёл ты тогда спать или нет.
- Знаешь, прекрасно знаешь. Сама принесла мне оладьи.
- Потому что я боялась, что ты всю ночь будешь голодный.
- А ты помнишь, как мама наподдала тебе на площади? Перед магазином? Когда ты всё время к ней приставала и просила шипучки?
- Нет, не помню.
- А ты ещё тогда ей сказала: "А всё-таки я тебя люблю".
- Я и вправду её люблю.
- Я тоже. Когда они меня ругают, я всегда думаю: "Ну, подумаешь, поругают и перестанут".
- Я хочу домой, - заскулила Отка.
- Утром поедем поездом.
- А раньше нельзя?
- Можно пойти пешком;
- А мы не заблудимся?
- Надо идти вперёд и вперёд, тогда не заблудимся.
- И придём в Выкань...
- Откроем калитку...
- Войдём во двор...
- А на пороге стоит мама...
Дети так и не закончили свой разговор, потому что уже не слышали сами себя. Сон всё-таки пришёл, но даже и во сне они видели свой дом. Во сне им снились жёлтые подсолнухи, птичьи голоса в кронах деревьев, резкий аромат резеды, кусты смородины, лёгкий полёт голубей, запах расколотых поленьев, дыни в огороде, утренние голоса петухов. Дом напоминал о своих правах и снился им всю последнюю ночь.
1 Белая гора - историческое место на окраине Праги, где в 1620 году гуситы потерпели поражение.