Страница:
– Практически в этом уверен.
Дмитрий отложил в сторону тряпочку с полировочной мазью и сосредоточился на своих ощущениях. В соседней палате страдал от ночных кошмаров эксцентричный путешественник по миру, сэр Фредерик Крюгер. Этажом ниже лежали люди с вырвавшимися из-под контроля психотехническими способностями. Вслушиваться в то, что происходило там, мистер Смит не рекомендовал. Во избежание.
– Блэкджеки будут искать следы наших эманации, – начал объяснять Ледянников. – Но от местных душевнобольных такие помехи, что я иногда тебя не могу отследить. Так что американских ниндзя можно исключить. Для рационалистов прятаться среди сумасшедших немыслимо, они слишком чтут силы разума, чтобы предположить такой вариант. Остаются революционеры, которые будут искать традиционными методами. Но нас сюда отвезли тайно, в броневике. Практически никаких следов, хотя будь у революционеров фора в пару недель – они бы нас разыскали. Так что давай лучше пойдем, сдвинем кресла в угол и потренируемся.
Николай задумчиво посмотрел сперва на катану, затем в окно.
– Тебя гнетет необходимость ждать и ничего не делать, – констатировал Дмитрий, даже не вчитываясь в Намерения напарника. – Но это только иллюзия. Обычный человек в принципе не способен качественно заниматься бездельничаньем. Истинным бездельником может стать только продвинутый буддист, да и то после продолжительной тренировки.
– Немного не так, – покачал головой юноша. – Помнишь, сразу после отправления «Зенона» мы говорили про то, что все вокруг происходит по какому-то неестественному сценарию?
– Мы еще тогда пришли к мысли, что без эталона естественности нельзя говорить о сверхъестественном и неестественном, – подтвердил Ледянников, запуская гулять по палате Воздушную Ловушку.
– Но единственным мерилом естественности может служить опыт человечества, – продолжил Николай. – И этот опыт подсказывает, что существует только пять способов предсказать будущее. Прочитав человеческое Намерение, можно с достаточной долей уверенности сказать, что этот человек сделает в следующую секунду. Поймав и запечатлев Стиль, можно представить, как отреагирует человек на ту или иную ситуацию, правда, только если не будет прислушиваться к кому-то еще. Третий способ – футуроскопия, но для нее нужен особый талант, которого у нас нет. Четвертый способ – рациональный. Если известны все действующие факторы, можешь построить модель и предсказывать будущие состояния изучаемой системы. Но в реальной жизни количество действующих сил слишком велико, нужен набор каких-то особенно сильных факторов, которые нейтрализовали бы все остальные.
Подмастерье таки достал из ножен катану, повертел ее в руках и стремительным движением рассек Воздушную Ловушку Дмитрия пополам.
– Так вот, в последнее время мне кажется, что нашими действиями управляет кто-то очень хитрый и сообразительный. Кто-то создал для нас такие условия, в которых у нас остается только один путь, на котором мы способны победить. Подумай, какова вероятность того, что мы, только-только познакомившись с главой местных рационалистов, встречаем человека, подыскивающего механика для капитана Немо? Чуть больше нуля, на грани чуда. А случай с Сугимото, подоспевшая вовремя помощь от Катани? И наконец, этот приют, в котором степень нашей свободы сведена к минимуму.
– А каков, по-твоему, пятый способ предсказать будущее? – выигрывая время для размышления, поинтересовался Дмитрий.
В том, что говорил напарник, было рациональное зерно. Ктонибудь, не обладающий способностями к Мастерству, назвал бы монолог Николая параноидальным бредом, но Ледянников и сам обладал слабо развитым стилевидением, а потому тоже ощущал странную ауру, пропитывающую все вокруг. Странную – самое точное из возможных определений, поскольку ничего, кроме ощущения театральности происходящего, она не вызывала.
– Пятый способ предсказать будущее – говорить наугад, – пояснил подмастерье, поигрывая катаной. – Самая низкая вероятность, но зато предсказателем может стать кто угодно. Как в примере с миллионом обезьян с «Ундервундами» – всегда есть шанс, что кто-то из них попадет в точку.
Капитанская каюта на «Линкольне» служила местом для проведения особо важных совещаний. При необходимости из стен выдвигались раскладные табуреты, удобные настолько, чтобы не провоцировать собравшихся на затягивание обсуждений.
– Завтра приступим к сборке гидроплана, – напомнил капитан Тесла, делая какие-то отметки в записной книжке. – Необходимо обсудить ряд вопросов, связанных с его отправкой на материк. Что необходимо «Линкольну» в первую очередь? Без чего нам никак не обойтись? Я внимательно слушаю.
– Экипаж, – выдохнул Дэвид Джонс. – Во время боя техника тоже пострадала, но ее можно починить, а вот с людьми сложнее. Нам ведь нужны особые люди, чтобы без всякой там психотехники, умелые и верные. Найти таких будет непросто – я всерьез опасаюсь, что источник в Сан-Франциско себя исчерпал. Пора налаживать контакты с республиканцами в Лос-Анджелесе, Монтерее или даже в Сан-Диего.
– Я бы предпочел Сакраменто, – проворчал Джон Голд. – Дальше от берега, но зато там много меньше япошек. В любом случае, сейчас придется лететь во Фриско, там разведанные места и не будет особых проблем с запасными частями – в тамошних конторах, ведающих распределением деталей, сидят республиканцы.
– С механиками постоянно какие-то проблемы, – тут же подал голос Арчибальд Гудвин, командир абордажной группы, которого с легкостью опознал бы любой представитель Комиссии – именно его снимал Куросава с патрульного дирижабля. – У меня в отряде тоже есть потери: целых одиннадцать человек! Это вам не пара техников, а почти половина абордажной группы. Поэтому я за то, чтобы идти в Сан-Франциско. Тамошний руководитель республиканцев дает нужных людей, даже не спрашивая, что мы с ними делаем.
Николас Тесла сделал очередную отметку в записной книжке и лишь после этого поднял голову.
– С боевыми группами и даже с оружейными расчетами в Сан-Франциско проблем не будет, – заметил он. – Таких людей можно нанять в любом прибрежном городе протектората. С механиками сложнее, поскольку все, или почти все, местные механики на счету у японской военной полиции. Если до японцев дойдет весть, что кто-то похищает определенных людей из столичного города в протекторате, поднимется шум. А будет шум, набегут военные, и с поставками запасных частей придется разбираться в других местах, не столь оживленных. В последний раз нам повезло – механик оказался беженцем из Орегона, но много ли механиков прибежит в обороняющееся изо всех сил государство, через многочисленные посты, заставы, минные поля и армейские патрули? Второй раз так не повезет.
– Капитан, – обратился к Тесле Джонс. – Радиостанция на маяке не работает, а потому нам придется лететь на свой страх и риск. Не исключено, что японцы обнаружили, что их смотритель занимается противозаконной деятельностью. В последнее время в окрестностях маяка было слишком много народу. Я предлагаю послать небольшой отряд на разведку. Если все в порядке, он же передаст сообщение о найме новых членов экипажа руководителю революционеров, а также закупит недостающие детали. А потом уже прилетит гидроплан и заберет весь груз с собой.
– Кто войдет в состав разведывательной группы? – тут же поинтересовался капитан. – У тебя, Дэвид, уже есть предложения?
Дэвид Джонс полез во внутренний карман и достал оттуда небрежно набросанный список.
– Макалистер, я, Гамильтон от оружейников и трое из абордажной группы – тут я полностью доверяю мистеру Гудвину. Большее количество людей если и поместится в гидроплане, то лишь за счет груза. Надеюсь, возражений нет?
– Возражения есть! – Джон Голд недовольно посмотрел на Дэвида Джонса и выразительно постучал металлической ногой по полу.
– Возражение первое: Финна я вам не отдам. Под моим началом ходили пятеро механиков, теперь только трое. А пока кто-то из этой троицы прохлаждается, бегает по земле в поисках комплектующих, остальным придется вкалывать на полную катушку, между прочим. Потому как повреждений много, а нас мало. И без Финна я с ремонтом не справлюсь. Кто мне пульт отладит обратно, если почти все асы по части электроники выбыли из строя? Мне самому копаться? Так я разорваться пополам не смогу – мне и без того несладко придется. Так что пошлите на поверхность этого Айлендера – он пока что наименее полезный из моих ребят, когда дело доходит до ремонта, зато еще не выцвел от отсутствия солнечного света и не будет привлекать излишнего внимания, шляясь по городу.
– Я еще не вполне ему доверяю, – чуть помявшись, признался Джонс. – А вдруг это британский шпион? У нас не так много контактов с республиканцами Орегона, проверить его легенду на сегодняшний день невозможно. Стоит ли давать такому человеку возможность покидать подводную лодку, на которой он просто вынужден, чтобы себя не раскрыть, приносить пользу?
– Не доверяешь – проверь! – заметил капитан Тесла. – Пускай один из абордажников или даже двое отправятся вместе с ним и проследят, шпион этот Алекс или нет. А не доверять и при этом сохранять статус кво – верный путь к поражению. Ты же понимаешь, Дэвид, что механиков на корабле после отлета гидроплана останется только трое? Если Айлендер шпион или диверсант, у него появится возможность совершить любую диверсию, и никто не сможет его проконтролировать. Другие механики будут заняты, а остальные члены экипажа просто не имеют должной квалификации, чтобы отличить полезные действия от вредоносных. Где лучше держать такого человека – на борту субмарины, на которой нам же потом и ходить, или под присмотром и негласным контролем поодаль? Так что берешь этого Айлендера – и в путь. Как поступить, если обнаружишь утечку информации, – сам знаешь. Но не торопись, сначала убедись, что никакой ошибки нет. Пока революционеры отыщут для нас новых механиков, пройдет как минимум неделя. А целая неделя всего с тремя людьми, способными починить автомат на «Линкольне», – это слишком большой срок. Того гляди, мне придется вспомнить, кто спроектировал субмарину, и самому взяться за гаечный ключ!
Последнее предложение прозвучало как откровенная угроза, а потому Дэвиду Джонсу, заместителю капитана, пришлось согласиться с тем, что в Сан-Франциско поедет Алекс Айлендер.
Кася лежала на кухне, на табурете возле огромного кухонного стола, сытая и вроде бы даже довольная. Со стороны, тем более человеку, могло показаться, что кошка спит. Спит настолько крепко, что видит сны и даже передергивает лапками в какие-то моменты. И ведь этот гипотетический наблюдатель, в роли которого периодически оказывалась Оксана, был бы по-своему прав. Иное дело, что сон сну рознь. Великие мастера и гроссмейстеры психотехнических искусств знали о существовании разновидности снов, позволяющих общаться с другими спящими, независимо от того, в какой точке планеты они находятся, – был бы заранее установлен эмоциональный контакт. Транс, кома, лунатизм, дрема и еще десяток специальных терминов – вот весь словарный запас человечества по отношению к снам. Говорят, в древности хазары владели еще множеством специальных слов, но где теперь эти хазары, кто, кроме пары сотен ученых, читает их словари?
У кошек существовало свыше пятнадцати тысяч базовых понятий, относящихся к тому состоянию, которое люди называют сном. Вот и сейчас вряд ли можно было адекватно передать на человеческом языке Касино состояние. Кася смотрела на тугие узлы причинноследственных связей и время от времени пускала в ход сонный эквивалент когтей. Ткань бытия послушно расходилась в стороны тысячами стрелок, однако моментально срасталась вновь, почти такая же, как прежде, но все равно немного иная.
Капля камень долбит, сказал бы, наверное, гипотетический наблюдатель, представься ему возможность неведомым способом подсмотреть, чем на самом деле занимается спящая кошка. Одна-единственная зверушка, весом немногим более полутора килограммов, против таинственного фактора фатума. Но наш гипотетический человек был бы снова не прав – Кася была не одна. По всему миру коты и кошки деловито затачивали когти – о древесину, обшивку дивана, только что наклеенные обои – и шли воевать во сне.
Тысячи кошек предотвращали страшную беду, расцарапывали мировые линии судьбы, лихорадочно меняли судьбы людей и погоду. Фактор фатума настойчиво продолжал свивать причинноследственные связи в единый гордиев узел, тот самый, который испокон веков разрубался единственным известным человечеству способом – при помощи войны.
Пока что катастрофа приближалась, хотя и намного медленнее, чем могла. Кошки старались изо всех сил, трудились не покладая лап. Благодаря оплошности фатума и самоотверженности Кодзо Сугимото у них была надежда победить. Один-единственный шанс, воспользоваться которым могли только люди, причем почти без кошачьих подсказок.
Весь путь до Сан-Франциско Дэвид Джонс пытался наладить общение с Айлендером, хоть как-то сгладить ту неприязнь, которая возникла между ними еще на маяке. За шпионом, считающим, что к нему неплохо относятся, намного легче следить. У него даже можно напрямую спрашивать, где он был, чтобы сверять его ответы со своими наблюдениями.
Алекс охотно шел на контакт – чем, кстати, возбуждал подозрения Дэвида еще сильнее, – смеялся, шутил, но при этом все равно волновался.
– Как ты полагаешь, – с интонациями человека, ищущего ответа на мучающий его вопрос, обратился механик к помощнику капитана. – Мне можно будет навестить кузена или оставить для него какую-нибудь весточку? Ты его видел на маяке, помнишь парнишку по имени Ник? Это он и есть. Или все же не стоит? Секретность там всякая и так далее… Очень не хотелось бы нарушить по незнанию какой-нибудь из наших неписаных законов, ведь наверняка какие-то правила посещения материка на субмарине имеются.
– Для начала исключи из лексикона слово «субмарина», – порекомендовал Джонс, – пока ходишь по берегу, не упоминай этого слова даже в шутку. И вообще, ничего о нас не говори. Мы это «объект». Без уточнений, поскольку сведущие люди – посмотри в список контактов – поймут. А остальным знать, кто мы такие и откуда, не обязательно. От избыточных знаний, говорят, линия жизни сокращается – до тех пор, пока вообще не исчезнет. Меньше знаешь – лучше карма.
– Помолчите немного, – попросил пассажиров пилот гидроплана. – Мы сейчас пролетаем над одним из японских дирижаблей, очевидно патрульным. Электрическая защита, разумеется, включена, но не стоит рисковать. Лучше послушайте, как мы пробираемся сквозь облака…
– Поэт, – пробормотал Дэвид Джонс, но замолчал. Подозрительный Алекс Айлендер тоже. Маскировочное устройство не подвело, часовые-психотехники гидроплана не заметили, а легкому рокоту моторов легкомысленно не придали значения. Выбранная в качестве посадочной площадки заводь оказалась чиста, без засад и скрытого наблюдения. Гудвин, вызвавшийся проследить за Айлендером собственноручно, только пожал плечами, когда Джонс посоветовал ему быть максимально бдительным.
– Ты лучше выясни, отчего замолчало радио на маяке, – заметил старший в абордажной команде. – А уж я прослежу по полной программе. Только не рассчитывай, что я приду к тебе со скальпом Алекса и скажу, что он был английским шпионом. Если ему удалось попасть на борт – значит, с той стороны работают профессионалы. И сам он тоже профессионал, не совершающий грубых ошибок. Подловить такого до чертиков трудно. Вот, скажем, остановится он на Сакраменто-стрит напротив кондитерской, завязать шнурки, а это знак какой. Купит булочку с повидлом, а это целое сообщение. Хуже того, вместе с банкнотами и мелочью, если есть навык, можно что угодно передать из одних рук в другие. А ведь еще есть общественные уборные, урны, столкновения со случайными прохожими… Так что надейся на себя. Маяк – вот главная зацепка. А я так, для успокоения нервов прогуляюсь.
Оружия Айлендеру, от греха подальше, не дали. Не настолько много в городе людей Теслы, чтобы позволять потенциальному врагу ходить с пистолетом. Там же в одной только обойме больше патронов, чем людей, прилетевших на гидроплане. Механик возражать против такой дискриминации не стал, получил от Дэвида Джонса кольцо в виде семигранной гайки – знак того, что его носитель работает на Николаса Теслу, – и, сославшись на большой объем закупок, стремительно удалился в город. Арчибальд подмигнул Дэвиду, проверил оба своих кольта, поправил ковбойскую шляпу и последовал за механиком. Следом за Гудвином ушел Гамильтон, ему тоже предстоял поход по армейским складам, интенданты которых являлись истинными патриотами Америки, не желавшими превращения Соединенных Штатов в Восточный Кантон или второй Шанхай. Все обычные снаряды, не имеющие отношения к сверхмощным торпедам, поступали именно так, с китайских заводов в воюющий протекторат, на склады. Дэвид проводил Гамильтона завистливым взглядом – если бы проблемы Джонса решались столь легко. Но людей, в отличие от боеприпасов, украсть у японцев не получалось. За своими техническими специалистами японцы следили так, что к ним, во избежание неприятностей, не стоило даже подходить. «С оружейниками и восстановлением абордажной группы будет намного легче, – думал помощник Теслы, шагая по извилистой тропинке в сторону маяка. – Черт бы побрал этих механиков! Что с ними проблемы, что без них. Привыкли к тому, что они ценные кадры, что платят им действительно хорошие деньги, а о чести американца, о великой Американской Мечте благополучно позабыли. Вот и приходится брать подозрительных орегонцев или каких-то недоучек. И теперь не знаешь даже, что лучше: чтобы Айлендер оказался шпионом и его можно было бы расстрелять или чтобы он оказался заурядным рационалистом и таким же выскочкой, как и остальные механики».
Джонс осторожно приблизился к домику смотрителя, бросил взгляд на исправно работающий маяк и, только подойдя совсем близко, понял, что предчувствия его не обманывали. Горшка с фикусом на условленном месте не стояло. Явка была провалена, Айлендер оказался шпионом.
XII
Дмитрий отложил в сторону тряпочку с полировочной мазью и сосредоточился на своих ощущениях. В соседней палате страдал от ночных кошмаров эксцентричный путешественник по миру, сэр Фредерик Крюгер. Этажом ниже лежали люди с вырвавшимися из-под контроля психотехническими способностями. Вслушиваться в то, что происходило там, мистер Смит не рекомендовал. Во избежание.
– Блэкджеки будут искать следы наших эманации, – начал объяснять Ледянников. – Но от местных душевнобольных такие помехи, что я иногда тебя не могу отследить. Так что американских ниндзя можно исключить. Для рационалистов прятаться среди сумасшедших немыслимо, они слишком чтут силы разума, чтобы предположить такой вариант. Остаются революционеры, которые будут искать традиционными методами. Но нас сюда отвезли тайно, в броневике. Практически никаких следов, хотя будь у революционеров фора в пару недель – они бы нас разыскали. Так что давай лучше пойдем, сдвинем кресла в угол и потренируемся.
Николай задумчиво посмотрел сперва на катану, затем в окно.
– Тебя гнетет необходимость ждать и ничего не делать, – констатировал Дмитрий, даже не вчитываясь в Намерения напарника. – Но это только иллюзия. Обычный человек в принципе не способен качественно заниматься бездельничаньем. Истинным бездельником может стать только продвинутый буддист, да и то после продолжительной тренировки.
– Немного не так, – покачал головой юноша. – Помнишь, сразу после отправления «Зенона» мы говорили про то, что все вокруг происходит по какому-то неестественному сценарию?
– Мы еще тогда пришли к мысли, что без эталона естественности нельзя говорить о сверхъестественном и неестественном, – подтвердил Ледянников, запуская гулять по палате Воздушную Ловушку.
– Но единственным мерилом естественности может служить опыт человечества, – продолжил Николай. – И этот опыт подсказывает, что существует только пять способов предсказать будущее. Прочитав человеческое Намерение, можно с достаточной долей уверенности сказать, что этот человек сделает в следующую секунду. Поймав и запечатлев Стиль, можно представить, как отреагирует человек на ту или иную ситуацию, правда, только если не будет прислушиваться к кому-то еще. Третий способ – футуроскопия, но для нее нужен особый талант, которого у нас нет. Четвертый способ – рациональный. Если известны все действующие факторы, можешь построить модель и предсказывать будущие состояния изучаемой системы. Но в реальной жизни количество действующих сил слишком велико, нужен набор каких-то особенно сильных факторов, которые нейтрализовали бы все остальные.
Подмастерье таки достал из ножен катану, повертел ее в руках и стремительным движением рассек Воздушную Ловушку Дмитрия пополам.
– Так вот, в последнее время мне кажется, что нашими действиями управляет кто-то очень хитрый и сообразительный. Кто-то создал для нас такие условия, в которых у нас остается только один путь, на котором мы способны победить. Подумай, какова вероятность того, что мы, только-только познакомившись с главой местных рационалистов, встречаем человека, подыскивающего механика для капитана Немо? Чуть больше нуля, на грани чуда. А случай с Сугимото, подоспевшая вовремя помощь от Катани? И наконец, этот приют, в котором степень нашей свободы сведена к минимуму.
– А каков, по-твоему, пятый способ предсказать будущее? – выигрывая время для размышления, поинтересовался Дмитрий.
В том, что говорил напарник, было рациональное зерно. Ктонибудь, не обладающий способностями к Мастерству, назвал бы монолог Николая параноидальным бредом, но Ледянников и сам обладал слабо развитым стилевидением, а потому тоже ощущал странную ауру, пропитывающую все вокруг. Странную – самое точное из возможных определений, поскольку ничего, кроме ощущения театральности происходящего, она не вызывала.
– Пятый способ предсказать будущее – говорить наугад, – пояснил подмастерье, поигрывая катаной. – Самая низкая вероятность, но зато предсказателем может стать кто угодно. Как в примере с миллионом обезьян с «Ундервундами» – всегда есть шанс, что кто-то из них попадет в точку.
Капитанская каюта на «Линкольне» служила местом для проведения особо важных совещаний. При необходимости из стен выдвигались раскладные табуреты, удобные настолько, чтобы не провоцировать собравшихся на затягивание обсуждений.
– Завтра приступим к сборке гидроплана, – напомнил капитан Тесла, делая какие-то отметки в записной книжке. – Необходимо обсудить ряд вопросов, связанных с его отправкой на материк. Что необходимо «Линкольну» в первую очередь? Без чего нам никак не обойтись? Я внимательно слушаю.
– Экипаж, – выдохнул Дэвид Джонс. – Во время боя техника тоже пострадала, но ее можно починить, а вот с людьми сложнее. Нам ведь нужны особые люди, чтобы без всякой там психотехники, умелые и верные. Найти таких будет непросто – я всерьез опасаюсь, что источник в Сан-Франциско себя исчерпал. Пора налаживать контакты с республиканцами в Лос-Анджелесе, Монтерее или даже в Сан-Диего.
– Я бы предпочел Сакраменто, – проворчал Джон Голд. – Дальше от берега, но зато там много меньше япошек. В любом случае, сейчас придется лететь во Фриско, там разведанные места и не будет особых проблем с запасными частями – в тамошних конторах, ведающих распределением деталей, сидят республиканцы.
– С механиками постоянно какие-то проблемы, – тут же подал голос Арчибальд Гудвин, командир абордажной группы, которого с легкостью опознал бы любой представитель Комиссии – именно его снимал Куросава с патрульного дирижабля. – У меня в отряде тоже есть потери: целых одиннадцать человек! Это вам не пара техников, а почти половина абордажной группы. Поэтому я за то, чтобы идти в Сан-Франциско. Тамошний руководитель республиканцев дает нужных людей, даже не спрашивая, что мы с ними делаем.
Николас Тесла сделал очередную отметку в записной книжке и лишь после этого поднял голову.
– С боевыми группами и даже с оружейными расчетами в Сан-Франциско проблем не будет, – заметил он. – Таких людей можно нанять в любом прибрежном городе протектората. С механиками сложнее, поскольку все, или почти все, местные механики на счету у японской военной полиции. Если до японцев дойдет весть, что кто-то похищает определенных людей из столичного города в протекторате, поднимется шум. А будет шум, набегут военные, и с поставками запасных частей придется разбираться в других местах, не столь оживленных. В последний раз нам повезло – механик оказался беженцем из Орегона, но много ли механиков прибежит в обороняющееся изо всех сил государство, через многочисленные посты, заставы, минные поля и армейские патрули? Второй раз так не повезет.
– Капитан, – обратился к Тесле Джонс. – Радиостанция на маяке не работает, а потому нам придется лететь на свой страх и риск. Не исключено, что японцы обнаружили, что их смотритель занимается противозаконной деятельностью. В последнее время в окрестностях маяка было слишком много народу. Я предлагаю послать небольшой отряд на разведку. Если все в порядке, он же передаст сообщение о найме новых членов экипажа руководителю революционеров, а также закупит недостающие детали. А потом уже прилетит гидроплан и заберет весь груз с собой.
– Кто войдет в состав разведывательной группы? – тут же поинтересовался капитан. – У тебя, Дэвид, уже есть предложения?
Дэвид Джонс полез во внутренний карман и достал оттуда небрежно набросанный список.
– Макалистер, я, Гамильтон от оружейников и трое из абордажной группы – тут я полностью доверяю мистеру Гудвину. Большее количество людей если и поместится в гидроплане, то лишь за счет груза. Надеюсь, возражений нет?
– Возражения есть! – Джон Голд недовольно посмотрел на Дэвида Джонса и выразительно постучал металлической ногой по полу.
– Возражение первое: Финна я вам не отдам. Под моим началом ходили пятеро механиков, теперь только трое. А пока кто-то из этой троицы прохлаждается, бегает по земле в поисках комплектующих, остальным придется вкалывать на полную катушку, между прочим. Потому как повреждений много, а нас мало. И без Финна я с ремонтом не справлюсь. Кто мне пульт отладит обратно, если почти все асы по части электроники выбыли из строя? Мне самому копаться? Так я разорваться пополам не смогу – мне и без того несладко придется. Так что пошлите на поверхность этого Айлендера – он пока что наименее полезный из моих ребят, когда дело доходит до ремонта, зато еще не выцвел от отсутствия солнечного света и не будет привлекать излишнего внимания, шляясь по городу.
– Я еще не вполне ему доверяю, – чуть помявшись, признался Джонс. – А вдруг это британский шпион? У нас не так много контактов с республиканцами Орегона, проверить его легенду на сегодняшний день невозможно. Стоит ли давать такому человеку возможность покидать подводную лодку, на которой он просто вынужден, чтобы себя не раскрыть, приносить пользу?
– Не доверяешь – проверь! – заметил капитан Тесла. – Пускай один из абордажников или даже двое отправятся вместе с ним и проследят, шпион этот Алекс или нет. А не доверять и при этом сохранять статус кво – верный путь к поражению. Ты же понимаешь, Дэвид, что механиков на корабле после отлета гидроплана останется только трое? Если Айлендер шпион или диверсант, у него появится возможность совершить любую диверсию, и никто не сможет его проконтролировать. Другие механики будут заняты, а остальные члены экипажа просто не имеют должной квалификации, чтобы отличить полезные действия от вредоносных. Где лучше держать такого человека – на борту субмарины, на которой нам же потом и ходить, или под присмотром и негласным контролем поодаль? Так что берешь этого Айлендера – и в путь. Как поступить, если обнаружишь утечку информации, – сам знаешь. Но не торопись, сначала убедись, что никакой ошибки нет. Пока революционеры отыщут для нас новых механиков, пройдет как минимум неделя. А целая неделя всего с тремя людьми, способными починить автомат на «Линкольне», – это слишком большой срок. Того гляди, мне придется вспомнить, кто спроектировал субмарину, и самому взяться за гаечный ключ!
Последнее предложение прозвучало как откровенная угроза, а потому Дэвиду Джонсу, заместителю капитана, пришлось согласиться с тем, что в Сан-Франциско поедет Алекс Айлендер.
Кася лежала на кухне, на табурете возле огромного кухонного стола, сытая и вроде бы даже довольная. Со стороны, тем более человеку, могло показаться, что кошка спит. Спит настолько крепко, что видит сны и даже передергивает лапками в какие-то моменты. И ведь этот гипотетический наблюдатель, в роли которого периодически оказывалась Оксана, был бы по-своему прав. Иное дело, что сон сну рознь. Великие мастера и гроссмейстеры психотехнических искусств знали о существовании разновидности снов, позволяющих общаться с другими спящими, независимо от того, в какой точке планеты они находятся, – был бы заранее установлен эмоциональный контакт. Транс, кома, лунатизм, дрема и еще десяток специальных терминов – вот весь словарный запас человечества по отношению к снам. Говорят, в древности хазары владели еще множеством специальных слов, но где теперь эти хазары, кто, кроме пары сотен ученых, читает их словари?
У кошек существовало свыше пятнадцати тысяч базовых понятий, относящихся к тому состоянию, которое люди называют сном. Вот и сейчас вряд ли можно было адекватно передать на человеческом языке Касино состояние. Кася смотрела на тугие узлы причинноследственных связей и время от времени пускала в ход сонный эквивалент когтей. Ткань бытия послушно расходилась в стороны тысячами стрелок, однако моментально срасталась вновь, почти такая же, как прежде, но все равно немного иная.
Капля камень долбит, сказал бы, наверное, гипотетический наблюдатель, представься ему возможность неведомым способом подсмотреть, чем на самом деле занимается спящая кошка. Одна-единственная зверушка, весом немногим более полутора килограммов, против таинственного фактора фатума. Но наш гипотетический человек был бы снова не прав – Кася была не одна. По всему миру коты и кошки деловито затачивали когти – о древесину, обшивку дивана, только что наклеенные обои – и шли воевать во сне.
Тысячи кошек предотвращали страшную беду, расцарапывали мировые линии судьбы, лихорадочно меняли судьбы людей и погоду. Фактор фатума настойчиво продолжал свивать причинноследственные связи в единый гордиев узел, тот самый, который испокон веков разрубался единственным известным человечеству способом – при помощи войны.
Пока что катастрофа приближалась, хотя и намного медленнее, чем могла. Кошки старались изо всех сил, трудились не покладая лап. Благодаря оплошности фатума и самоотверженности Кодзо Сугимото у них была надежда победить. Один-единственный шанс, воспользоваться которым могли только люди, причем почти без кошачьих подсказок.
Весь путь до Сан-Франциско Дэвид Джонс пытался наладить общение с Айлендером, хоть как-то сгладить ту неприязнь, которая возникла между ними еще на маяке. За шпионом, считающим, что к нему неплохо относятся, намного легче следить. У него даже можно напрямую спрашивать, где он был, чтобы сверять его ответы со своими наблюдениями.
Алекс охотно шел на контакт – чем, кстати, возбуждал подозрения Дэвида еще сильнее, – смеялся, шутил, но при этом все равно волновался.
– Как ты полагаешь, – с интонациями человека, ищущего ответа на мучающий его вопрос, обратился механик к помощнику капитана. – Мне можно будет навестить кузена или оставить для него какую-нибудь весточку? Ты его видел на маяке, помнишь парнишку по имени Ник? Это он и есть. Или все же не стоит? Секретность там всякая и так далее… Очень не хотелось бы нарушить по незнанию какой-нибудь из наших неписаных законов, ведь наверняка какие-то правила посещения материка на субмарине имеются.
– Для начала исключи из лексикона слово «субмарина», – порекомендовал Джонс, – пока ходишь по берегу, не упоминай этого слова даже в шутку. И вообще, ничего о нас не говори. Мы это «объект». Без уточнений, поскольку сведущие люди – посмотри в список контактов – поймут. А остальным знать, кто мы такие и откуда, не обязательно. От избыточных знаний, говорят, линия жизни сокращается – до тех пор, пока вообще не исчезнет. Меньше знаешь – лучше карма.
– Помолчите немного, – попросил пассажиров пилот гидроплана. – Мы сейчас пролетаем над одним из японских дирижаблей, очевидно патрульным. Электрическая защита, разумеется, включена, но не стоит рисковать. Лучше послушайте, как мы пробираемся сквозь облака…
– Поэт, – пробормотал Дэвид Джонс, но замолчал. Подозрительный Алекс Айлендер тоже. Маскировочное устройство не подвело, часовые-психотехники гидроплана не заметили, а легкому рокоту моторов легкомысленно не придали значения. Выбранная в качестве посадочной площадки заводь оказалась чиста, без засад и скрытого наблюдения. Гудвин, вызвавшийся проследить за Айлендером собственноручно, только пожал плечами, когда Джонс посоветовал ему быть максимально бдительным.
– Ты лучше выясни, отчего замолчало радио на маяке, – заметил старший в абордажной команде. – А уж я прослежу по полной программе. Только не рассчитывай, что я приду к тебе со скальпом Алекса и скажу, что он был английским шпионом. Если ему удалось попасть на борт – значит, с той стороны работают профессионалы. И сам он тоже профессионал, не совершающий грубых ошибок. Подловить такого до чертиков трудно. Вот, скажем, остановится он на Сакраменто-стрит напротив кондитерской, завязать шнурки, а это знак какой. Купит булочку с повидлом, а это целое сообщение. Хуже того, вместе с банкнотами и мелочью, если есть навык, можно что угодно передать из одних рук в другие. А ведь еще есть общественные уборные, урны, столкновения со случайными прохожими… Так что надейся на себя. Маяк – вот главная зацепка. А я так, для успокоения нервов прогуляюсь.
Оружия Айлендеру, от греха подальше, не дали. Не настолько много в городе людей Теслы, чтобы позволять потенциальному врагу ходить с пистолетом. Там же в одной только обойме больше патронов, чем людей, прилетевших на гидроплане. Механик возражать против такой дискриминации не стал, получил от Дэвида Джонса кольцо в виде семигранной гайки – знак того, что его носитель работает на Николаса Теслу, – и, сославшись на большой объем закупок, стремительно удалился в город. Арчибальд подмигнул Дэвиду, проверил оба своих кольта, поправил ковбойскую шляпу и последовал за механиком. Следом за Гудвином ушел Гамильтон, ему тоже предстоял поход по армейским складам, интенданты которых являлись истинными патриотами Америки, не желавшими превращения Соединенных Штатов в Восточный Кантон или второй Шанхай. Все обычные снаряды, не имеющие отношения к сверхмощным торпедам, поступали именно так, с китайских заводов в воюющий протекторат, на склады. Дэвид проводил Гамильтона завистливым взглядом – если бы проблемы Джонса решались столь легко. Но людей, в отличие от боеприпасов, украсть у японцев не получалось. За своими техническими специалистами японцы следили так, что к ним, во избежание неприятностей, не стоило даже подходить. «С оружейниками и восстановлением абордажной группы будет намного легче, – думал помощник Теслы, шагая по извилистой тропинке в сторону маяка. – Черт бы побрал этих механиков! Что с ними проблемы, что без них. Привыкли к тому, что они ценные кадры, что платят им действительно хорошие деньги, а о чести американца, о великой Американской Мечте благополучно позабыли. Вот и приходится брать подозрительных орегонцев или каких-то недоучек. И теперь не знаешь даже, что лучше: чтобы Айлендер оказался шпионом и его можно было бы расстрелять или чтобы он оказался заурядным рационалистом и таким же выскочкой, как и остальные механики».
Джонс осторожно приблизился к домику смотрителя, бросил взгляд на исправно работающий маяк и, только подойдя совсем близко, понял, что предчувствия его не обманывали. Горшка с фикусом на условленном месте не стояло. Явка была провалена, Айлендер оказался шпионом.
XII
На звук поворачивающегося в замочной скважине ключа мы отреагировали одновременно – я прервал сеанс самосозерцания и вскочил с кровати, а Дмитрий перестал ходить на руках по гостиной и положил руку на рукоять меча. Просто так, на всякий пожарный.
Дверь открылась, и на пороге появился Айра Смит, тяжело дышащий и чем-то взволнованный.
– Господа душевнобольные, – выдохнул директор приюта. – Ваше лекарство только что поступило в аптеку.
Островский появился в городе! Честно говоря, я не ожидал, что у него получится сделать это так быстро. По моим расчетам, капитан Немо должен был какое-то время продержать его при себе, организовать что-то вроде карантина на месяц или полтора.
– Ты готов? – поинтересовался Дмитрий, хватая сумку с вещами и документами.
Готов ли я? Да это была моя идея – положить собранные сумки возле выхода!
– Всегда, – ответил я.
Мы не позавтракали, но ничуть об этом не жалели. Перекусить сможем по дороге, на ходу. До аптеки четыре с лишним километра, хотя бы один разносчик хот-догов да встретится. Тысячекратное спасибо капитану Катани за укрытие, ни революционеры, ни рационалисты, ни блэкджеки найти нас не смогли.
– Лучше бы взять экипаж, – пробормотал напарник, когда мы выбежали за ограду приюта. – Нас могут опознать, и тогда мы наведем врагов на аптеку. Думаю, не будет ничего страшного, если мы прибудем чуть позже, но не приведем за собой «хвоста».
Я не возражал, а потому мы приступили к поискам кэба, причем довольно утомительным, ибо кэбмены отчего-то избегали посещать эти места. Нам следовало насторожиться уже тогда, но стремление доехать до аптеки заглушило голос интуиции. Так что самая первая атака на нас едва не оказалась и самой последней. Намерение стреляющего прорвалось к нам за мгновение до выстрела – тот, кто ставил защиту от преждевременного обнаружения стрелка, не принял в расчет всей его ярости и ненависти. Столь сильные чувства проникли сквозь защиту и предупредили нас об опасности. Пули рассекли пространство в том месте, где только что были мы, – я упал ничком на мостовую, а Дмитрий отскочил к стене ближайшего дома и выхватил из кобуры пистолет.
Стреляли из ручного пулемета, причем довольно крупнокалиберного, чтобы уж если попало, то наверняка. К счастью, именно ручной пулемет давал нам шансы на успех. Стрелок не успевал отслеживать наши перемещения, тяжесть оружия сковывала его движения, а исполненное боевого азарта Намерение опережало пули, дарило нам возможность увернуться.
А затем все закончилось: секунды отчаянной акробатики под треск частых выстрелов сменились гулкой тишиной – у пулемета заклинило что-то в лентопротяжном механизме. С этой новомодной техникой всегда что-то происходит, только на этот раз законы мистера Мэрфи сработали в нашу пользу. Дмитрию хватило одного выстрела – пулеметчик затих, а его Намерения разом потеряли всякую четкость.
– Пулемет на городских улицах? – только и успел спросить я у напарника, когда он выскочил ко мне, на середину улицы, чтобы подобрать свои вещи. – Но это же запрещено! Военная полиция…
– …сначала стреляет, а уж потом разбирается, – перебил меня Дмитрий, задирая голову и наблюдая, как по высокой траектории в нас летит какой-то предмет. Впрочем, что, кроме бомбы, могут вот так запросто бросить в двух иностранных комиссаров?
Очевидно, ее должны были уронить на наши головы как раз тогда, когда мы занимались бы пулеметчиком, – если так, то оставалось только порадоваться своей удачливости: справиться по отдельности с каждой опасностью мы могли, а вот с массированным огнем справились бы навряд ли.
– Обстоятельные люди, – вздохнул напарник, после того как расстрелянная им в полете бомба взорвалась на уровне мансарды. Я кое-как смягчил действие взрывной волны своими Воздушными Ловушками, но общее ощущение все равно походило на попадание под удар гигантской мухобойки. – Готовься, Бог троицу любит!
И ведь как в воду глядел! Я лишь потом сообразил, что атаку на нас устроили рационалисты. Они все вычислили, поняли, что после взрыва нас можно будет брать почти что беспомощными, и, подстраховки ради, организовали третью попытку нападения. С фантазией у местных рационалистов было совсем худо, и с гуманностью ничуть не лучше. Любому человеку, владеющему Мастерством, было бы ясно, что пускать против «психов» отравляющий газ нелепо. Мы собрали силы и организовали вокруг себя область повышенного давления, а над канализационным люком – область пониженного.
– Опыта им недостает, – заметил Дмитрий. Мы удерживали Воздушные Ловушки и дожидались, пока газ не рассеется. – Задумка была великолепная, надо будет потом рассказать о ней Платону Эдуардовичу. Их подвело отсутствие «психа»-координатора.
Я проиграл в уме несколько вариантов и понял, что Ледянников прав. Сначала должен был идти газ – легкое испытание, но утомительное, лишающее нас мобильности. Чтобы помешать нам сопротивляться газу, рационалисты поставили пулеметчика – его очередь, не обязательно прицельная, но частая, могла разрушить наши Воздушные Ловушки. Справились бы мы с бомбой, разорвись она, когда мы отражали бы сразу две атаки – пулеметную и газовую? Сомневаюсь.
Ощущение смерти, прошедшей совсем рядом, усугублялось идущим от Мастерства чувством, будто какая-то сила хранит меня от любой опасности, будто до определенного, но неизвестного мне момента мне предстоит неоднократно побывать на волоске от смерти, но все равно спастись. Куда-то пропал былой страх и неуверенность – когда мы с напарником таки нашли кэбмена, к новым ощущениям прибавилась эйфория, тоже неизвестной мне природы. Поэтому я и расхохотался в голос, а Дмитрий внимательно изучил мои Намерения и тоже засмеялся.
Если бы я тогда мог видеть будущее… Половина бед от этого сослагательного наклонения, ей-богу, не меньше.
Сообщение о перестрелке возле приюта для душевнобольных Катани получил от одного из участковых полисменов. Услышал человек пулеметную трещотку, вспомнил фронтовую полосу, идущих в атаку шотландцев, заново увидел мысленным взглядом, как перегревается «Максим»… Как тут не пожаловаться на жизнь земляку-итальянцу?
В принципе, спустя десять или пятнадцать минут Катани узнал бы все самостоятельно: его бронированный паромобиль с пулеметом в башенке как раз приближался к приюту – капитан вез русским комиссарам весть о возвращении «Зенона» на аэродром Сан-Франциско. Никто не просил его служить курьером, доставляющим хорошие новости, – только его личное понимание сложившейся ситуации. В городе орудовали республиканские заговорщики, почти что открыто орудовали, не опасаясь преследования со стороны вялой гражданской полиции, погрязшей в коррупции по самую фуражку.
Военная полиция сосредоточенно разрабатывала версию, согласно которой революционеры поголовно являлись британскими агентами, диверсантами и саботажниками. У нее тоже чесались кулаки, но катастрофически не хватало агентов – лучшие работали на фронте, а с худшими можно было только и делать, что выставлять себя напоказ стайкой придурков в мундирах.
Должно быть, революционеры сцепились с каким-то из преступных кланов, решил Катани, собственноручно сжимая баранку паромобиля. Кого в этой ситуации следовало жалеть и защищать, итальянец не знал. Да и не думал, что застанет кого-то на месте перестрелки – в лучшем случае полюбуется на трупы и отметит в записной книжке, чьи досье можно списывать в архив.
Дверь открылась, и на пороге появился Айра Смит, тяжело дышащий и чем-то взволнованный.
– Господа душевнобольные, – выдохнул директор приюта. – Ваше лекарство только что поступило в аптеку.
Островский появился в городе! Честно говоря, я не ожидал, что у него получится сделать это так быстро. По моим расчетам, капитан Немо должен был какое-то время продержать его при себе, организовать что-то вроде карантина на месяц или полтора.
– Ты готов? – поинтересовался Дмитрий, хватая сумку с вещами и документами.
Готов ли я? Да это была моя идея – положить собранные сумки возле выхода!
– Всегда, – ответил я.
Мы не позавтракали, но ничуть об этом не жалели. Перекусить сможем по дороге, на ходу. До аптеки четыре с лишним километра, хотя бы один разносчик хот-догов да встретится. Тысячекратное спасибо капитану Катани за укрытие, ни революционеры, ни рационалисты, ни блэкджеки найти нас не смогли.
– Лучше бы взять экипаж, – пробормотал напарник, когда мы выбежали за ограду приюта. – Нас могут опознать, и тогда мы наведем врагов на аптеку. Думаю, не будет ничего страшного, если мы прибудем чуть позже, но не приведем за собой «хвоста».
Я не возражал, а потому мы приступили к поискам кэба, причем довольно утомительным, ибо кэбмены отчего-то избегали посещать эти места. Нам следовало насторожиться уже тогда, но стремление доехать до аптеки заглушило голос интуиции. Так что самая первая атака на нас едва не оказалась и самой последней. Намерение стреляющего прорвалось к нам за мгновение до выстрела – тот, кто ставил защиту от преждевременного обнаружения стрелка, не принял в расчет всей его ярости и ненависти. Столь сильные чувства проникли сквозь защиту и предупредили нас об опасности. Пули рассекли пространство в том месте, где только что были мы, – я упал ничком на мостовую, а Дмитрий отскочил к стене ближайшего дома и выхватил из кобуры пистолет.
Стреляли из ручного пулемета, причем довольно крупнокалиберного, чтобы уж если попало, то наверняка. К счастью, именно ручной пулемет давал нам шансы на успех. Стрелок не успевал отслеживать наши перемещения, тяжесть оружия сковывала его движения, а исполненное боевого азарта Намерение опережало пули, дарило нам возможность увернуться.
А затем все закончилось: секунды отчаянной акробатики под треск частых выстрелов сменились гулкой тишиной – у пулемета заклинило что-то в лентопротяжном механизме. С этой новомодной техникой всегда что-то происходит, только на этот раз законы мистера Мэрфи сработали в нашу пользу. Дмитрию хватило одного выстрела – пулеметчик затих, а его Намерения разом потеряли всякую четкость.
– Пулемет на городских улицах? – только и успел спросить я у напарника, когда он выскочил ко мне, на середину улицы, чтобы подобрать свои вещи. – Но это же запрещено! Военная полиция…
– …сначала стреляет, а уж потом разбирается, – перебил меня Дмитрий, задирая голову и наблюдая, как по высокой траектории в нас летит какой-то предмет. Впрочем, что, кроме бомбы, могут вот так запросто бросить в двух иностранных комиссаров?
Очевидно, ее должны были уронить на наши головы как раз тогда, когда мы занимались бы пулеметчиком, – если так, то оставалось только порадоваться своей удачливости: справиться по отдельности с каждой опасностью мы могли, а вот с массированным огнем справились бы навряд ли.
– Обстоятельные люди, – вздохнул напарник, после того как расстрелянная им в полете бомба взорвалась на уровне мансарды. Я кое-как смягчил действие взрывной волны своими Воздушными Ловушками, но общее ощущение все равно походило на попадание под удар гигантской мухобойки. – Готовься, Бог троицу любит!
И ведь как в воду глядел! Я лишь потом сообразил, что атаку на нас устроили рационалисты. Они все вычислили, поняли, что после взрыва нас можно будет брать почти что беспомощными, и, подстраховки ради, организовали третью попытку нападения. С фантазией у местных рационалистов было совсем худо, и с гуманностью ничуть не лучше. Любому человеку, владеющему Мастерством, было бы ясно, что пускать против «психов» отравляющий газ нелепо. Мы собрали силы и организовали вокруг себя область повышенного давления, а над канализационным люком – область пониженного.
– Опыта им недостает, – заметил Дмитрий. Мы удерживали Воздушные Ловушки и дожидались, пока газ не рассеется. – Задумка была великолепная, надо будет потом рассказать о ней Платону Эдуардовичу. Их подвело отсутствие «психа»-координатора.
Я проиграл в уме несколько вариантов и понял, что Ледянников прав. Сначала должен был идти газ – легкое испытание, но утомительное, лишающее нас мобильности. Чтобы помешать нам сопротивляться газу, рационалисты поставили пулеметчика – его очередь, не обязательно прицельная, но частая, могла разрушить наши Воздушные Ловушки. Справились бы мы с бомбой, разорвись она, когда мы отражали бы сразу две атаки – пулеметную и газовую? Сомневаюсь.
Ощущение смерти, прошедшей совсем рядом, усугублялось идущим от Мастерства чувством, будто какая-то сила хранит меня от любой опасности, будто до определенного, но неизвестного мне момента мне предстоит неоднократно побывать на волоске от смерти, но все равно спастись. Куда-то пропал былой страх и неуверенность – когда мы с напарником таки нашли кэбмена, к новым ощущениям прибавилась эйфория, тоже неизвестной мне природы. Поэтому я и расхохотался в голос, а Дмитрий внимательно изучил мои Намерения и тоже засмеялся.
Если бы я тогда мог видеть будущее… Половина бед от этого сослагательного наклонения, ей-богу, не меньше.
Сообщение о перестрелке возле приюта для душевнобольных Катани получил от одного из участковых полисменов. Услышал человек пулеметную трещотку, вспомнил фронтовую полосу, идущих в атаку шотландцев, заново увидел мысленным взглядом, как перегревается «Максим»… Как тут не пожаловаться на жизнь земляку-итальянцу?
В принципе, спустя десять или пятнадцать минут Катани узнал бы все самостоятельно: его бронированный паромобиль с пулеметом в башенке как раз приближался к приюту – капитан вез русским комиссарам весть о возвращении «Зенона» на аэродром Сан-Франциско. Никто не просил его служить курьером, доставляющим хорошие новости, – только его личное понимание сложившейся ситуации. В городе орудовали республиканские заговорщики, почти что открыто орудовали, не опасаясь преследования со стороны вялой гражданской полиции, погрязшей в коррупции по самую фуражку.
Военная полиция сосредоточенно разрабатывала версию, согласно которой революционеры поголовно являлись британскими агентами, диверсантами и саботажниками. У нее тоже чесались кулаки, но катастрофически не хватало агентов – лучшие работали на фронте, а с худшими можно было только и делать, что выставлять себя напоказ стайкой придурков в мундирах.
Должно быть, революционеры сцепились с каким-то из преступных кланов, решил Катани, собственноручно сжимая баранку паромобиля. Кого в этой ситуации следовало жалеть и защищать, итальянец не знал. Да и не думал, что застанет кого-то на месте перестрелки – в лучшем случае полюбуется на трупы и отметит в записной книжке, чьи досье можно списывать в архив.