Страница:
– Говори спокойно, – сказал он Чармиане. – Тебя не слышит никто, кроме меня.
Держа крошечную бутылочку с духами, она спросила:
– Как наш вице-король и господин получил свое имя?
Ханн удивился.
– Сом?
– Кто же еще, мой ученый глупец? Почему его зовут Мертвым?
Он вскочил со стула, пораженный.
– Ты не знаешь этого? В глазах Чармианы заплясали огоньки. Поглядывая на Ханна в зеркала, она чувствовала себя довольно свободно; она погрузила пальцы в небольшую чашу.
– Ты ведь знаешь, я видела его всего лишь дважды, оба раза очень недолго. Я, конечно, понимаю, что такое имя должно пугать тех, кто его слышит. Но в каком смысле это правда?
– В очень реальном смысле! – напуганный ее невежеством, Ханн возбужденно качал головой из стороны в сторону.
– Значит, в очень реальном смысле. Но расскажи мне больше. – Голос Чармианы был ласковым и неторопливым, ее глаза успокаивали.
Ханн, который отчасти заразился ее спокойствием, развернул свой стул и уселся нормально.
– Хорошо. У Сома вообще нет возраста. Он равно невосприимчив к ядам и болезням, если то, что я слышал, правда. – Колдун нахмурился. – Он достиг определенного равновесия, заключил какую-то сделку со смертью. Признаюсь, мне неизвестно, как ему это удалось.
Чармиана, похоже, не поверила.
– Ты говоришь так, словно смерть – это какой-то человек или демон.
Ханн, которому доводилось бывать в самом центре Восточной Империи, некоторое время молчал. Он связал свою судьбу с этой девчонкой, и теперь ее неопытность и наивность начинали пугать его. Уже не оставалось времени научить ее слишком многому.
– Я знаю то, что знаю, – сказал он наконец.
Она спросила, довольно спокойно:
– А что еще ты знаешь о Соме?
– Ну… Я никогда не видел, чтобы он вступал в битву. Но люди, которым можно верить, говорили, что любой, кто поднимает оружие против Сома, оказывается сражен в ту же секунду и получает такую же рану, какую намеревался нанести.
При этих словах множество зеркальных отражений Чармианы задумчиво нахмурились.
– В таком случае, когда я продену свое магическое кольцо в нос Сома и сведу его с трона, что нам делать с ним тогда? Если ни одно оружие не может убить его…
– Это не совсем так.
– А?!
– Впрочем, я не знаю, что за оружие способно отнять у него жизнь. Так же, как и сам Сом, я уверен. – От сил, которые служили ему, Ханн недавно слышал о близкой угрозе Сому, угрозе, исходящей от какой-то загадочной силы Запада, и о том, что стало известно какое-то эффективное оружие, и что его применят, когда придет время. – Не знаю, но могу быстро узнать, если у меня будут все инструменты и средства, необходимые для работы.
– Когда я стану супругой вице-короля, ты получишь все, что тебе нужно, и даже более того. Что еще я должна знать о Соме прежде, чем отправиться к нему?
Ханн обеспокоенно продолжил:
– Иногда от него исходит запах смерти; хотя, когда ему приходится иметь дело с приближенными, он заглушает смрад духами. И еще – я предупреждаю тебя. Если ты увидишь его вблизи и боковым зрением, ты можешь увидеть не человеческое лицо, а безносый череп. Сможешь ты тогда смеяться и есть, не выказывая своего отвращения?
Она снова, казалось, полностью сосредоточилась на своих отражениях, чтобы положить какой-то последний штрих на губы.
– Я? Ты не знаешь меня, Ханн.
– Нет! Признаю, я не знаю тебя. – Он снова вскочил на ноги и принялся расхаживать. – О, я знаю, ты способна на это. Но мне известно также, что ты очень молода и родом из захолустья. Не обладаешь опытом и никогда не путешествовала по свету.
Зеркала мягко и приветливо улыбались ему. Раздражаясь и все больше беспокоясь, он продолжал настаивать:
– Я знаю, в крохотной сатрапии твоего отца мужчины сворачивали себе шеи, чтобы завоевать твое расположение. Здесь некоторые тоже… но помни, не всеми здесь так легко можно манипулировать.
Она и виду не подала, что слышала его слова.
Он повысил голос.
– Или ты полагаешь, что очаровала и окрутила меня? Я твой полный компаньон в этом предприятии, моя госпожа. Это магия обращает внимание Сома на тебя; смотри не забывай этого.
– Ты меня не знаешь, – мягко повторила Чармиана. С этими словами она отодвинула от себя стопку полотенец, сосуды и чаши и повернулась к Ханну от зеркал. В комнате внезапно словно стало светлее. Даже в той одежде, что была на ней, в свободном закрытом халате…
– Никогда я не видел…– произнес Ханн совсем другим, подавленным голосом; и произнеся эти четыре слова, он пораженно замолчал.
Она рассмеялась и встала, качнув бедрами.
Хан проговорил глухим голосом:
– Погоди, не уходи еще.
Ее губки капризно надулись.
– Ах, не искушай меня, коварный колдун. Ведь ты знаешь, какая я слабая, как легко поддаюсь на любые твои заигрывания. Только сознание того, что я должна идти ради твоего же благополучия, дает мне силы заставить себя уйти. – С этими словами она снова рассмеялась и скрылась за ширмами, где находились ее служанки, а Ханн остался наедине с воспоминаниями о ней.
К тому времени, как Чармиана закончила одеваться и покинула свои покои, приблизилось время ее аудиенции, но она не торопилась; помещение для приемов находилось неподалеку. По пути в глубь цитадели ей кланялись и провожали взглядами слуги вице-короля; некоторые из них были людьми. Другие же больше походили на зверей или были больше магами, чем людьми, такие тела, как у них, не часто можно было встретить вне пределов Черных гор. Чармиану больше не удивлял, словно девчонку из захолустья, их облик; уже дважды ей случалось проходить этой дорогой.
Во время ее первой аудиенции у Сома, почти полгода тому назад, вице-король просто и кратко заявил ей, что приютить ее – в его интересах. На второй аудиенции она стояла молча и, по-видимому, осталась незамеченной среди множества других придворных, когда Сом объявил им об открытии новой кампании для восстановления утраченных сатрапий на морском побережье и, в частности, о намерении сокрушить Томаса из Разоренных Земель; с тех пор о кампании практически ничего не было слышно. В каждом из этих случаев Сом выказывал к Чармиане не больше интереса, чем мог бы проявить к предмету обстановки. Вскоре она узнала из пересудов придворных, что он действительно был мертв в смысле телесных радостей.
Или так, по крайней мере, все полагали; что бы они сказали сегодня?
Заглянув из-за двери в огромную приемную Сома, она была совершенно сбита с толку, увидев, что та почти пуста. Затем, когда лакей пригласил ее войти, она увидела, что вице-король только что закончил разговаривать с двумя военными, которые теперь пятились от него, непрестанно кланяясь, шумно сворачивая свитки с картами. Сом хмурился им вслед. Чармиана не заметила в человеке на троне из черного дерева никакой перемены со времени своей последней аудиенции. Судя по всему, Сом был мужчиной среднего роста и среднего возраста, довольно просто одетым, если не считать богато украшенной драгоценными камнями золотой цепи, обвивающей его шею. Он был довольно хорошо сложен и на первый взгляд не вызывал отвращения, разве только довольно ввалившиеся глаза.
Солдаты, пятясь, миновали Чармиану, и она услышала, как на выходе они замешкались в дверях, столкнувшись друг с другом; но взгляд вице-короля смягчился, когда его глаза остановились на ней.
Лакей удалился, и Чармиана осталась наедине со своим верховным владыкой в огромной комнате, где могла бы поместиться тысяча человек
– наедине, если не считать нескольких гвардейцев, нагруженных оружием и неподвижных, словно статуи, и двух охранников, не людей – она не могла сразу определить, были ли они зверями или демонами, – которые стояли на некотором расстоянии по бокам от трона.
Сом сделал ей знак приблизиться, жестом, столь естественным и малозаметным, что она позавидовала: это был жест человека, уверенного в том, что он находится в центре всеобщего внимания. Выражая смирение каждым своим движением, потупившись, ступая быстро, но с достоинством, она направилась к нему. Оказавшись на почтительном расстоянии от трона, она остановилась и со всей грацией, на какую была способна, отвесила Сому глубокий поклон.
В просторном зале царила тишина. Когда Чармиана решила, что пора поднять глаза на трон из черного дерева, Сом угрюмо глядел на нее сверху вниз, сохраняя молчание, словно статуя или змея. Затем, подобно змее, он пошевелился, сделав неожиданно плавный жест. Сухим, сильным голосом он проговорил:
– Чармиана, дочь моя, – я начал думать о тебе, как о своей родственнице в определенном смысле – недавно ты начала занимать важное место в моих планах.
Она на мгновение потупила глаза, затем подняла их снова; так могла бы сделать девушка, которая только недавно репетировала перед зеркалом. Но замечательная имитация невинности здесь никого бы не убедила.
– Надеюсь, что мысли обо мне в определенном смысле были приятны его величеству вице-королю.
– Подойди ближе. Да, стань вот здесь. – Сом некоторое время разглядывал Чармиану с более близкого расстояния, потом спросил: – Значит ли это, что ты хотела бы доставить мне удовольствие как женщина? Уже очень долгое время у меня не было женщины.
– Я рада доставить удовольствие моему высшему повелителю любым способом, каким он только пожелает.
В зале чувствовался запах духов, очень хороших, конечно, но более сильный, чем нежный аромат, исходивший от нее самой.
– Подойди еще ближе.
Она послушалась и опустилась на одно колено так близко к нему, что он, вытянув руку, мог бы коснуться ее лица. Но он не сделал этого. Всего лишь на мгновение ее ноздри уловили запах чего-то помимо духов; как если бы какое-нибудь маленькое животное забралось под трон вице– короля и там сдохло.
– Дочь моя?
– Если желаете, считайте меня дочерью, верховный владыка Сом.
– Или, может, я должен называть тебя «сестра», Чармиана?
– Если желаете, мой господин. – Ожидая следующего хода в этой игре, наполовину потупив взор, она увидела, искоса глядя на него, что у Сома нет носа и что его впалые глаза – черные пустые глазницы.
– Ну тогда, моя женщина; остановимся на этом. Дай мне свою руку, златовласая. Во всей моей сокровищнице не найдется такого золота, которое могло бы сравниться с золотом твоих волос. Знаешь ли ты об этом?
Последняя фраза пробудила в ней неприятную тень подозрения. Но когда она снова посмотрела на своего господина прямо, то увидела обычное человеческое лицо, слегка улыбающееся и кивающее ей. Однако она не слышала дыхания Сома. И его рука, коснувшись Чармианы, оставила у нее ощущение, что она прикоснулась к мясу, слишком долго пролежавшему на кухне. Но ее рука не напряглась ни на миг, лицо ни на йоту не изменилось. Она не колеблясь избрала бы самый быстрый, самый верный путь к власти, даже если бы это означало обнимать падаль и просыпаться по утрам рядом с безносым черепом на роскошной подушке.
Своим сухим, теперь более тихим голосом Сом спросил:
– Что ты думаешь обо мне?
Совершенно правдиво и без колебания она ответила:
– Что вы не носите ожерелья гвардии, ваше величество. – Как упоминал Ханн, были признаки того, что защита Сома куда лучше, чем валькирии.
Вице-король улыбнулся.
– А ты знаешь, почему я его не ношу?
– Потому, что вы сильнее смерти, – ответила она импульсивно.
Сом скривился, его губы едва заметно дрогнули – вице-король смеялся. Затем сказал:
– Ты думаешь, это потому, что я уже мертв. Но я все еще правлю и сокрушаю своих врагов, и у меня есть свои радости и развлечения. Мертвый? Скорее, я сам стал смертью. Ни оружие, ни болезни, ни само время не страшат меня теперь.
Чармиана только частично понимала его и не могла придумать никакого ответа. Вместо того, чтобы заговорить, она склонила голову и еще раз прижала к своим губам его костлявую кисть.
Вице-король продолжил:
– И все это, моя золотоволосая, я решил разделить с тобой.
С нескрываемой радостью Чармиана поднялась, опираясь на руку вице-короля. Мертвые руки Сома притянули ее к себе, и она поцеловала его в губы или туда, где должны были находиться губы, и где, казалось, они были.
– Всегда ваша покорная рабыня, милостивый государь!
Держа ее теперь на расстоянии вытянутой руки и удовлетворенно улыбаясь, он сказал:
– И потому ты тоже умрешь.
Эти его последние слова, похоже, закружились в сознании Чармианы, словно птицы, не уверенные, садиться им или нет. Когда наконец их смысл полностью дошел до нее, недавнее торжество треснуло, словно разбитое стекло. Не то чтобы ее разочарование проявилось в выражении лица или в голосе; внешняя оболочка была ее сильной стороной, ужас проступал на ней только тогда, когда захватывал все внутри.
Она только спросила, словно девочка, обрадованная неожиданным щедрым даром:
– Я должна стать такой, как вы, господин?
– Именно, – радостно заверил он ее, нежно похлопывая по руке. – Ах, я почти сожалею, что такое сокровище должно увянуть в самом своем расцвете, подобно красоте груди, утратившей свою упругость; но женщина должна разделить со мной мое бессмертие и мою власть.
Ощущая ужас, такой же острый, как перед клинком или пламенем, Чармиана едва не вырвала у Сома свою руку. Краешком сознания она почувствовала, что в приемной они не одни – как ей показалось, в зале были еще люди. Но в данный момент Чармиане было не до них.
Она должна была без малейшего колебания выказать радостную готовность принять предложение Сома. Но с каждой секундой до нее все больше доходило значение слов вице-короля, и ее страх становился все сильнее. Она не ждала ничего даже отдаленно похожего. Она бы скорее предпочла тысячу, миллион раз умереть, чем стать такой же, каким был он. Она могла без трепета улыбаться его мертвому лицу, она могла бы горячо обнимать его, если бы пришлось. Но видеть в своем зеркале лицо, похожее на его, – это было невообразимо, такое не виделось Чармиане и в самых страшных ее кошмарах.
Не уверенная, удается ли ей и дальше скрывать свой ужас, слабея от него, она прошептала:
– Когда?
– Что ж, прямо сейчас. А в чем дело?
– Мой повелитель…– перед глазами у Чармианы все плыло. Не разверзнется ли земля, чтобы поглотить ее? – Я только хотела сказать, что хотела бы сохранить свою красоту для вас. Чтобы вы могли продолжать наслаждаться ею.
Он сделал нетерпеливый жест.
– Как я сказал, необходимо, чтобы твоя внешность коренным образом изменилась. Но не думай об этом. Только смертные придают огромное значение таким пустякам. Что привлекает меня в тебе – это твоя внутренняя сущность, так напоминающая мою собственную… Однако тебе что-то не нравится. Что? Или процесс причиняет тебе неудобство?
– Процесс, мой повелитель… прямо сейчас? Это уже происходит со мной? – Она едва осознавала, что, утратив самообладание, вырвалась из его рук и отступила на шаг.
Он уставился на нее с явным удивлением.
– Ну да. Мне не терпится. Решив, что ты должна править вместе со мной, я приказал магам начать процесс превращения, как только ты войдешь сюда. Изменение продвинулось уже довольно далеко…
Мир вокруг сдвинулся, и раздался вскрик. Едва ли Чармиана осознала, что это вскрикнула она сама и что топот ног по дереву и камню был топотом ее собственных бегущих ног. У нее больше не было никаких планов, никаких мыслей, только сбежать от смерти, которая двигалась и разговаривала и собиралась заразить ее своим тленом. Перед ней, очень близко, проступила высокая фигура; она налетела на нее прежде, чем поняла, что это мужчина, и узнала его лицо.
Живое лицо Чапа.
Все еще вне себя от ужаса, Чармиана попыталась обогнуть Чапа, но он схватил ее за руку. Она никогда не видела его лицо таким застывшим, даже в тот далекий день, когда он дал ей пощечину. Теперь до нее донесся его глухой голос:
– Тебя удивляет, Королева Смерти, что я все еще жив?
Затем Чармиана поняла: присутствие здесь Чапа должно означать, что весь ее план раскрыт, надежды рухнули. Ее страх был так велик, что она была не в состоянии говорить и упала без чувств.
Сом на троне, расслабившись, некоторое время почти беззвучно хохотал. Чап, стоя неподвижно, ждал. Наконец вице-король успокоился и сделал ему знак подойти ближе.
– Мой добрый Чап, после расследования все твои сообщения подтвердились. Колдун Ханн арестован. Колечко волос этой дамы найдено там, где ты оставил его, в моей сокровищнице, без каких-либо следов того, как ты положил его туда. Излишне говорить, что моя система безопасности будет коренным образом проверена. К счастью, я менее восприимчив к любовным чарам, чем полагали эти горе– заговорщики; таким образом, с тебя снято всякое подозрение в том, что ты лукавил со мной.
Чап слегка поклонился.
Сом продолжил.
– К несчастью, Тарленот уехал гонцом по имперским делам; может оказаться затруднительным снова заполучить его в наши руки. Но он оставил свое ожерелье, которое должно принадлежать тебе – равно как и какой-нибудь значительный военный пост.
Впервые с тех пор, как вошел сюда, Чап позволил себе улыбнуться.
– Именно так я хотел бы служить, верховный владыка Сом. Я воин и не питаю пристрастия к интригам.
– Ты получишь отряд. – Вице-король сделал паузу. – Но, конечно, сперва требует решения один вопрос – твоя присяга на верность Востоку.
Ах, сказал себе Чап без всякого удивления. Я мог бы догадаться.
Сом продолжил:
– Когда ты был сатрапом, ты был сам себе господин и, в отличие от прочих равных тебе по положению, никогда не приезжал сюда, чтобы принести официальную присягу. Это всегда казалось нам достаточно странным.
Нельзя было полностью удовлетворить Восток. До большого успеха всегда оставался еще один шаг. Чап ответил, довольно тихо:
– В течение шести месяцев я был нищим калекой.
– Ты куда дольше был сатрапом, вольным прийти сюда. – Голос Сома звучал уже не так непринужденно. – До того, как утратил свою сатрапию.
Крыть было нечем. В бытность свою сатрапом Чап, конечно, всего себя посвящал сражениям и говорил себе, что таким образом служит своим хозяевам гораздо лучше, чем принимая участие в таинственных ритуалах. Но Восток никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
Сом глядел на него своими глубоко посаженными глазами, и Чапу почудилось, что он чувствует запах смерти. Вице-король продолжал:
– Эта присяга гораздо важнее, чем ты, похоже, считаешь. Очень многие просят, чтобы им разрешили полностью связать свою судьбу с Востоком, но просят тщетно.
Как солдат, привычный к приказам и тому, как их отдают, Чап понял, что может сказать только одно.
– Я прошу, чтобы мне позволили принести присягу, верховный владыка. Как можно скорее.
– Отлично! – Сом снял с шеи драгоценную цепь и небрежно перебросил ее Чапу. – В знак моего расположения и начала твоей карьеры.
– Премного благодарен, верховный владыка.
– Твое лицо говорит, что ты хочешь чего-то еще.
– Если можно, я хотел бы на время занять покои этой презренной женщины. И оставить у себя ее слуг – тех, что не принимали участия в заговоре.
Сом милостиво кивнул. Очевидно, у него были на сегодня и другие дела, так как, произнеся еще несколько быстрых слов, он отпустил Чапа. Выйдя из помещения, Чап повесил цепь Сома себе на шею и направился в бывшие покои Чармианы. Цепь сверкала, и рядовые солдаты приветствовали его. Люди, занимавшие более высокое положение – кое– кто из них не изволил замечать его раньше – теперь кланялись ему или окидывали оценивающими взглядами.
Когда он добрался до покоев, то обнаружил, что там полно мужчин и женщин в черной форме. У каждого из них на рукаве виднелся знак черепа. В прошлом Чап лишь несколько раз видел такую форму и не задумывался о ее значении. Черные мундиры обыскивали комнаты Чармианы, весьма бесцеремонно, оставляя за собой груды обломков. Чап не собирался вмешиваться, пока не заметил их начальницу, – череп на ее рукаве был значительно крупнее. Хотя эта женщина и излучала высокомерие, на нее, как и на всех остальных, произвела впечатление цепочка, висевшая на шее у Чапа. В ответ на вопрос Чапа она провела его в служебный коридор, находившийся в задней части покоев. Там ждали Карен, Лиза, Люция, Портия, Саманта и Кэт, скованные вместе и привязанные к стене.
Чап сказал:
– Вы можете освободить их, под мое слово. Я собираюсь занять эти комнаты, и мне потребуется хорошая прислуга, знакомая с этим местом, чтобы восстановить порядок после того разгрома, что вы здесь учинили.
– Их еще не допросили. – В голосе начальницы черепов прозвучала непреклонность.
– Я кое-что знаю о том, как плелся этот заговор и кто в него был вовлечен, это вам может подтвердить наш повелитель Сом. Эти девушки невиновны. Но они будут здесь, если вы захотите допросить их.
Последовал непродолжительный спор, но Чапу было не занимать упрямства и гордости, и на его груди висел знак расположения Сома. Когда сыщики в черном наконец удалились, шесть девушек, уже не скованные, остались на месте. Оставшись наедине с новым хозяином, все шесть медленно окружили Чапа. Они ничего не говорили, ничего не делали, а только пристально на него смотрели.
Он нарушил молчание и, мягко приказав им приниматься за работу, положил конец разглядыванию. Самая низенькая из них, Лиза, сразу повернулась и принялась за дело; ему пришлось рявкнуть и пинками подогнать остальных, чтобы заставить их шевелиться поживее. Затем он вышел в сад – предаться размышлениям.
На следующий день дворецкий Сома пришел за Чапом и повел его в глубь горы. Они шли по лабиринту охраняемых туннелей, пока туннель, по которому они шагали, не уперся в край огромной вертикальной шахты. Эта труба имела вид естественного образования; в этом месте она была шириной около десяти метров и находилась значительно ниже уровня цитадели. Изгибаясь вверх сквозь скальные породы, она, похоже, постепенно расширялась. Солнечный свет пробивался вниз, отражаясь от ее стен, из отверстия, которое, должно быть, находилось у ее верхнего края, за перегибом. Ненадежный карниз, вьющийся по внутренней стороне шахты, образовывал узкий проход, ведущий вверх и вниз. На том уровне, где теперь стояли дворецкий с Чапом, этот карниз расширялся, и несколько ниш вели с него обратно в скалу; каждая из них была закрыта тяжелой дверью.
Только одна дверь не была закрыта. Показав на нее, дворецкий, словно делясь важной информацией, произнес:
– Там, внутри, лежит та, что была госпожой Чармианой.
Когда Чап кивком подтвердил, что сам факт, если и не его значимость, дошел до него, дворецкий сказал довольно печально:
– Входите. – И направился вниз по неровной тропе, что вела как вверх, так и вниз по трубе.
Чап последовал за ним. Во всем проходе, насколько видел Чап, вглядываясь вниз, их было только двое. Внизу, из-за плавного перегиба постепенно сужающейся трубы, там, куда едва ли достигал дневной свет, виднелось розоватое сияние.
– Куда мы идем? – спросил Чап молчаливую фигуру впереди себя.
Дворецкий оглянулся с явным удивлением.
– Под нами обитает верховный властитель Запранос, повелитель всех демонов во владениях Мертвого Сома!
Ноги Чапа, которые замедлили шаг при спуске, теперь остановились совсем.
– Какое у нас дело к властителю демонов?
– Ну, я думал, вы поняли, любезный Чап. Это связано с присягой. Сегодня я объясню, как должно быть завершено ваше посвящение. Я должен привести вас почти к самому подножию, чтобы убедиться в том, что вы знакомы с основами.
Чап глубоко вздохнул. Он мог бы догадаться, что они привлекут для этого демонов, одна мысль о которых заставляла его покрываться потом.
– Скажите теперь, каким должно быть испытание?
Он слушал дворецкого, хмурясь. На первый взгляд дело казалось более легким, чем ожидал Чап. Он должен был встретиться с Запраносом, но ненадолго и не в связи с каким-либо конкретным вопросом.
Но что-то в этом было не так.
Все еще сомневаясь, Чап спросил:
– Никакой ошибки нет? Я собираюсь служить Сому в качестве воина.
– Уверяю вас, никакой ошибки нет. Вы не пострадаете от рук высшего властителя Запраноса, если надлежащим образом выполните то, ради чего посланы.
– Я имею в виду не это.
Дворецкий непонимающе посмотрел на него.
– Что же тогда?
Чап попытался подобрать слова. Но он и сам не мог ясно сформулировать, что именно его беспокоило.
– Все это мне не очень по душе. Думаю, здесь должна быть какая-то ошибка.
– В самом деле? Это вам не по душе? – яростный взгляд дворецкого мог бы смутить очень многих.
– Нет, не по душе. Совершенно верно. Что-то не так во всей этой схеме. Почему я должен делать это?
– Потому, что от вас это требуется, если вы хотите полностью присоединиться к могуществу Востока.
– Если вы не можете назвать мне более определенной причины, то давайте вернемся к Сому, и я спрошу его.
Чапу пришлось еще немного поспорить, и он чуть не вывел дворецкого из равновесия, но в конце концов снова был отведен наверх и получил дозволение предстать перед Сомом еще раз.
На этот раз он нашел вице-короля в явном одиночестве в маленьком помещении под залом приемов. Несмотря на полдюжины факелов, развешанных по стенам, комната казалась темной и холодной. Это была сырая комната, почти лишенная мебели, если не считать простого кресла, в котором сидел Сом, и маленького простого стола перед ним. На столе вертикально стояло несколько зеркал, а в центре образованного ими круга, отбрасывая вокруг ночную темноту вместо света, горела свеча, увенчанная колеблющимся язычком темноты вместо пламени. Лицо Сома, повернутое к свече, почти полностью было невидимо, а то немногое, что смог разглядеть Чап, выглядело менее человеческим, чем раньше.
Держа крошечную бутылочку с духами, она спросила:
– Как наш вице-король и господин получил свое имя?
Ханн удивился.
– Сом?
– Кто же еще, мой ученый глупец? Почему его зовут Мертвым?
Он вскочил со стула, пораженный.
– Ты не знаешь этого? В глазах Чармианы заплясали огоньки. Поглядывая на Ханна в зеркала, она чувствовала себя довольно свободно; она погрузила пальцы в небольшую чашу.
– Ты ведь знаешь, я видела его всего лишь дважды, оба раза очень недолго. Я, конечно, понимаю, что такое имя должно пугать тех, кто его слышит. Но в каком смысле это правда?
– В очень реальном смысле! – напуганный ее невежеством, Ханн возбужденно качал головой из стороны в сторону.
– Значит, в очень реальном смысле. Но расскажи мне больше. – Голос Чармианы был ласковым и неторопливым, ее глаза успокаивали.
Ханн, который отчасти заразился ее спокойствием, развернул свой стул и уселся нормально.
– Хорошо. У Сома вообще нет возраста. Он равно невосприимчив к ядам и болезням, если то, что я слышал, правда. – Колдун нахмурился. – Он достиг определенного равновесия, заключил какую-то сделку со смертью. Признаюсь, мне неизвестно, как ему это удалось.
Чармиана, похоже, не поверила.
– Ты говоришь так, словно смерть – это какой-то человек или демон.
Ханн, которому доводилось бывать в самом центре Восточной Империи, некоторое время молчал. Он связал свою судьбу с этой девчонкой, и теперь ее неопытность и наивность начинали пугать его. Уже не оставалось времени научить ее слишком многому.
– Я знаю то, что знаю, – сказал он наконец.
Она спросила, довольно спокойно:
– А что еще ты знаешь о Соме?
– Ну… Я никогда не видел, чтобы он вступал в битву. Но люди, которым можно верить, говорили, что любой, кто поднимает оружие против Сома, оказывается сражен в ту же секунду и получает такую же рану, какую намеревался нанести.
При этих словах множество зеркальных отражений Чармианы задумчиво нахмурились.
– В таком случае, когда я продену свое магическое кольцо в нос Сома и сведу его с трона, что нам делать с ним тогда? Если ни одно оружие не может убить его…
– Это не совсем так.
– А?!
– Впрочем, я не знаю, что за оружие способно отнять у него жизнь. Так же, как и сам Сом, я уверен. – От сил, которые служили ему, Ханн недавно слышал о близкой угрозе Сому, угрозе, исходящей от какой-то загадочной силы Запада, и о том, что стало известно какое-то эффективное оружие, и что его применят, когда придет время. – Не знаю, но могу быстро узнать, если у меня будут все инструменты и средства, необходимые для работы.
– Когда я стану супругой вице-короля, ты получишь все, что тебе нужно, и даже более того. Что еще я должна знать о Соме прежде, чем отправиться к нему?
Ханн обеспокоенно продолжил:
– Иногда от него исходит запах смерти; хотя, когда ему приходится иметь дело с приближенными, он заглушает смрад духами. И еще – я предупреждаю тебя. Если ты увидишь его вблизи и боковым зрением, ты можешь увидеть не человеческое лицо, а безносый череп. Сможешь ты тогда смеяться и есть, не выказывая своего отвращения?
Она снова, казалось, полностью сосредоточилась на своих отражениях, чтобы положить какой-то последний штрих на губы.
– Я? Ты не знаешь меня, Ханн.
– Нет! Признаю, я не знаю тебя. – Он снова вскочил на ноги и принялся расхаживать. – О, я знаю, ты способна на это. Но мне известно также, что ты очень молода и родом из захолустья. Не обладаешь опытом и никогда не путешествовала по свету.
Зеркала мягко и приветливо улыбались ему. Раздражаясь и все больше беспокоясь, он продолжал настаивать:
– Я знаю, в крохотной сатрапии твоего отца мужчины сворачивали себе шеи, чтобы завоевать твое расположение. Здесь некоторые тоже… но помни, не всеми здесь так легко можно манипулировать.
Она и виду не подала, что слышала его слова.
Он повысил голос.
– Или ты полагаешь, что очаровала и окрутила меня? Я твой полный компаньон в этом предприятии, моя госпожа. Это магия обращает внимание Сома на тебя; смотри не забывай этого.
– Ты меня не знаешь, – мягко повторила Чармиана. С этими словами она отодвинула от себя стопку полотенец, сосуды и чаши и повернулась к Ханну от зеркал. В комнате внезапно словно стало светлее. Даже в той одежде, что была на ней, в свободном закрытом халате…
– Никогда я не видел…– произнес Ханн совсем другим, подавленным голосом; и произнеся эти четыре слова, он пораженно замолчал.
Она рассмеялась и встала, качнув бедрами.
Хан проговорил глухим голосом:
– Погоди, не уходи еще.
Ее губки капризно надулись.
– Ах, не искушай меня, коварный колдун. Ведь ты знаешь, какая я слабая, как легко поддаюсь на любые твои заигрывания. Только сознание того, что я должна идти ради твоего же благополучия, дает мне силы заставить себя уйти. – С этими словами она снова рассмеялась и скрылась за ширмами, где находились ее служанки, а Ханн остался наедине с воспоминаниями о ней.
К тому времени, как Чармиана закончила одеваться и покинула свои покои, приблизилось время ее аудиенции, но она не торопилась; помещение для приемов находилось неподалеку. По пути в глубь цитадели ей кланялись и провожали взглядами слуги вице-короля; некоторые из них были людьми. Другие же больше походили на зверей или были больше магами, чем людьми, такие тела, как у них, не часто можно было встретить вне пределов Черных гор. Чармиану больше не удивлял, словно девчонку из захолустья, их облик; уже дважды ей случалось проходить этой дорогой.
Во время ее первой аудиенции у Сома, почти полгода тому назад, вице-король просто и кратко заявил ей, что приютить ее – в его интересах. На второй аудиенции она стояла молча и, по-видимому, осталась незамеченной среди множества других придворных, когда Сом объявил им об открытии новой кампании для восстановления утраченных сатрапий на морском побережье и, в частности, о намерении сокрушить Томаса из Разоренных Земель; с тех пор о кампании практически ничего не было слышно. В каждом из этих случаев Сом выказывал к Чармиане не больше интереса, чем мог бы проявить к предмету обстановки. Вскоре она узнала из пересудов придворных, что он действительно был мертв в смысле телесных радостей.
Или так, по крайней мере, все полагали; что бы они сказали сегодня?
Заглянув из-за двери в огромную приемную Сома, она была совершенно сбита с толку, увидев, что та почти пуста. Затем, когда лакей пригласил ее войти, она увидела, что вице-король только что закончил разговаривать с двумя военными, которые теперь пятились от него, непрестанно кланяясь, шумно сворачивая свитки с картами. Сом хмурился им вслед. Чармиана не заметила в человеке на троне из черного дерева никакой перемены со времени своей последней аудиенции. Судя по всему, Сом был мужчиной среднего роста и среднего возраста, довольно просто одетым, если не считать богато украшенной драгоценными камнями золотой цепи, обвивающей его шею. Он был довольно хорошо сложен и на первый взгляд не вызывал отвращения, разве только довольно ввалившиеся глаза.
Солдаты, пятясь, миновали Чармиану, и она услышала, как на выходе они замешкались в дверях, столкнувшись друг с другом; но взгляд вице-короля смягчился, когда его глаза остановились на ней.
Лакей удалился, и Чармиана осталась наедине со своим верховным владыкой в огромной комнате, где могла бы поместиться тысяча человек
– наедине, если не считать нескольких гвардейцев, нагруженных оружием и неподвижных, словно статуи, и двух охранников, не людей – она не могла сразу определить, были ли они зверями или демонами, – которые стояли на некотором расстоянии по бокам от трона.
Сом сделал ей знак приблизиться, жестом, столь естественным и малозаметным, что она позавидовала: это был жест человека, уверенного в том, что он находится в центре всеобщего внимания. Выражая смирение каждым своим движением, потупившись, ступая быстро, но с достоинством, она направилась к нему. Оказавшись на почтительном расстоянии от трона, она остановилась и со всей грацией, на какую была способна, отвесила Сому глубокий поклон.
В просторном зале царила тишина. Когда Чармиана решила, что пора поднять глаза на трон из черного дерева, Сом угрюмо глядел на нее сверху вниз, сохраняя молчание, словно статуя или змея. Затем, подобно змее, он пошевелился, сделав неожиданно плавный жест. Сухим, сильным голосом он проговорил:
– Чармиана, дочь моя, – я начал думать о тебе, как о своей родственнице в определенном смысле – недавно ты начала занимать важное место в моих планах.
Она на мгновение потупила глаза, затем подняла их снова; так могла бы сделать девушка, которая только недавно репетировала перед зеркалом. Но замечательная имитация невинности здесь никого бы не убедила.
– Надеюсь, что мысли обо мне в определенном смысле были приятны его величеству вице-королю.
– Подойди ближе. Да, стань вот здесь. – Сом некоторое время разглядывал Чармиану с более близкого расстояния, потом спросил: – Значит ли это, что ты хотела бы доставить мне удовольствие как женщина? Уже очень долгое время у меня не было женщины.
– Я рада доставить удовольствие моему высшему повелителю любым способом, каким он только пожелает.
В зале чувствовался запах духов, очень хороших, конечно, но более сильный, чем нежный аромат, исходивший от нее самой.
– Подойди еще ближе.
Она послушалась и опустилась на одно колено так близко к нему, что он, вытянув руку, мог бы коснуться ее лица. Но он не сделал этого. Всего лишь на мгновение ее ноздри уловили запах чего-то помимо духов; как если бы какое-нибудь маленькое животное забралось под трон вице– короля и там сдохло.
– Дочь моя?
– Если желаете, считайте меня дочерью, верховный владыка Сом.
– Или, может, я должен называть тебя «сестра», Чармиана?
– Если желаете, мой господин. – Ожидая следующего хода в этой игре, наполовину потупив взор, она увидела, искоса глядя на него, что у Сома нет носа и что его впалые глаза – черные пустые глазницы.
– Ну тогда, моя женщина; остановимся на этом. Дай мне свою руку, златовласая. Во всей моей сокровищнице не найдется такого золота, которое могло бы сравниться с золотом твоих волос. Знаешь ли ты об этом?
Последняя фраза пробудила в ней неприятную тень подозрения. Но когда она снова посмотрела на своего господина прямо, то увидела обычное человеческое лицо, слегка улыбающееся и кивающее ей. Однако она не слышала дыхания Сома. И его рука, коснувшись Чармианы, оставила у нее ощущение, что она прикоснулась к мясу, слишком долго пролежавшему на кухне. Но ее рука не напряглась ни на миг, лицо ни на йоту не изменилось. Она не колеблясь избрала бы самый быстрый, самый верный путь к власти, даже если бы это означало обнимать падаль и просыпаться по утрам рядом с безносым черепом на роскошной подушке.
Своим сухим, теперь более тихим голосом Сом спросил:
– Что ты думаешь обо мне?
Совершенно правдиво и без колебания она ответила:
– Что вы не носите ожерелья гвардии, ваше величество. – Как упоминал Ханн, были признаки того, что защита Сома куда лучше, чем валькирии.
Вице-король улыбнулся.
– А ты знаешь, почему я его не ношу?
– Потому, что вы сильнее смерти, – ответила она импульсивно.
Сом скривился, его губы едва заметно дрогнули – вице-король смеялся. Затем сказал:
– Ты думаешь, это потому, что я уже мертв. Но я все еще правлю и сокрушаю своих врагов, и у меня есть свои радости и развлечения. Мертвый? Скорее, я сам стал смертью. Ни оружие, ни болезни, ни само время не страшат меня теперь.
Чармиана только частично понимала его и не могла придумать никакого ответа. Вместо того, чтобы заговорить, она склонила голову и еще раз прижала к своим губам его костлявую кисть.
Вице-король продолжил:
– И все это, моя золотоволосая, я решил разделить с тобой.
С нескрываемой радостью Чармиана поднялась, опираясь на руку вице-короля. Мертвые руки Сома притянули ее к себе, и она поцеловала его в губы или туда, где должны были находиться губы, и где, казалось, они были.
– Всегда ваша покорная рабыня, милостивый государь!
Держа ее теперь на расстоянии вытянутой руки и удовлетворенно улыбаясь, он сказал:
– И потому ты тоже умрешь.
Эти его последние слова, похоже, закружились в сознании Чармианы, словно птицы, не уверенные, садиться им или нет. Когда наконец их смысл полностью дошел до нее, недавнее торжество треснуло, словно разбитое стекло. Не то чтобы ее разочарование проявилось в выражении лица или в голосе; внешняя оболочка была ее сильной стороной, ужас проступал на ней только тогда, когда захватывал все внутри.
Она только спросила, словно девочка, обрадованная неожиданным щедрым даром:
– Я должна стать такой, как вы, господин?
– Именно, – радостно заверил он ее, нежно похлопывая по руке. – Ах, я почти сожалею, что такое сокровище должно увянуть в самом своем расцвете, подобно красоте груди, утратившей свою упругость; но женщина должна разделить со мной мое бессмертие и мою власть.
Ощущая ужас, такой же острый, как перед клинком или пламенем, Чармиана едва не вырвала у Сома свою руку. Краешком сознания она почувствовала, что в приемной они не одни – как ей показалось, в зале были еще люди. Но в данный момент Чармиане было не до них.
Она должна была без малейшего колебания выказать радостную готовность принять предложение Сома. Но с каждой секундой до нее все больше доходило значение слов вице-короля, и ее страх становился все сильнее. Она не ждала ничего даже отдаленно похожего. Она бы скорее предпочла тысячу, миллион раз умереть, чем стать такой же, каким был он. Она могла без трепета улыбаться его мертвому лицу, она могла бы горячо обнимать его, если бы пришлось. Но видеть в своем зеркале лицо, похожее на его, – это было невообразимо, такое не виделось Чармиане и в самых страшных ее кошмарах.
Не уверенная, удается ли ей и дальше скрывать свой ужас, слабея от него, она прошептала:
– Когда?
– Что ж, прямо сейчас. А в чем дело?
– Мой повелитель…– перед глазами у Чармианы все плыло. Не разверзнется ли земля, чтобы поглотить ее? – Я только хотела сказать, что хотела бы сохранить свою красоту для вас. Чтобы вы могли продолжать наслаждаться ею.
Он сделал нетерпеливый жест.
– Как я сказал, необходимо, чтобы твоя внешность коренным образом изменилась. Но не думай об этом. Только смертные придают огромное значение таким пустякам. Что привлекает меня в тебе – это твоя внутренняя сущность, так напоминающая мою собственную… Однако тебе что-то не нравится. Что? Или процесс причиняет тебе неудобство?
– Процесс, мой повелитель… прямо сейчас? Это уже происходит со мной? – Она едва осознавала, что, утратив самообладание, вырвалась из его рук и отступила на шаг.
Он уставился на нее с явным удивлением.
– Ну да. Мне не терпится. Решив, что ты должна править вместе со мной, я приказал магам начать процесс превращения, как только ты войдешь сюда. Изменение продвинулось уже довольно далеко…
Мир вокруг сдвинулся, и раздался вскрик. Едва ли Чармиана осознала, что это вскрикнула она сама и что топот ног по дереву и камню был топотом ее собственных бегущих ног. У нее больше не было никаких планов, никаких мыслей, только сбежать от смерти, которая двигалась и разговаривала и собиралась заразить ее своим тленом. Перед ней, очень близко, проступила высокая фигура; она налетела на нее прежде, чем поняла, что это мужчина, и узнала его лицо.
Живое лицо Чапа.
Все еще вне себя от ужаса, Чармиана попыталась обогнуть Чапа, но он схватил ее за руку. Она никогда не видела его лицо таким застывшим, даже в тот далекий день, когда он дал ей пощечину. Теперь до нее донесся его глухой голос:
– Тебя удивляет, Королева Смерти, что я все еще жив?
Затем Чармиана поняла: присутствие здесь Чапа должно означать, что весь ее план раскрыт, надежды рухнули. Ее страх был так велик, что она была не в состоянии говорить и упала без чувств.
Сом на троне, расслабившись, некоторое время почти беззвучно хохотал. Чап, стоя неподвижно, ждал. Наконец вице-король успокоился и сделал ему знак подойти ближе.
– Мой добрый Чап, после расследования все твои сообщения подтвердились. Колдун Ханн арестован. Колечко волос этой дамы найдено там, где ты оставил его, в моей сокровищнице, без каких-либо следов того, как ты положил его туда. Излишне говорить, что моя система безопасности будет коренным образом проверена. К счастью, я менее восприимчив к любовным чарам, чем полагали эти горе– заговорщики; таким образом, с тебя снято всякое подозрение в том, что ты лукавил со мной.
Чап слегка поклонился.
Сом продолжил.
– К несчастью, Тарленот уехал гонцом по имперским делам; может оказаться затруднительным снова заполучить его в наши руки. Но он оставил свое ожерелье, которое должно принадлежать тебе – равно как и какой-нибудь значительный военный пост.
Впервые с тех пор, как вошел сюда, Чап позволил себе улыбнуться.
– Именно так я хотел бы служить, верховный владыка Сом. Я воин и не питаю пристрастия к интригам.
– Ты получишь отряд. – Вице-король сделал паузу. – Но, конечно, сперва требует решения один вопрос – твоя присяга на верность Востоку.
Ах, сказал себе Чап без всякого удивления. Я мог бы догадаться.
Сом продолжил:
– Когда ты был сатрапом, ты был сам себе господин и, в отличие от прочих равных тебе по положению, никогда не приезжал сюда, чтобы принести официальную присягу. Это всегда казалось нам достаточно странным.
Нельзя было полностью удовлетворить Восток. До большого успеха всегда оставался еще один шаг. Чап ответил, довольно тихо:
– В течение шести месяцев я был нищим калекой.
– Ты куда дольше был сатрапом, вольным прийти сюда. – Голос Сома звучал уже не так непринужденно. – До того, как утратил свою сатрапию.
Крыть было нечем. В бытность свою сатрапом Чап, конечно, всего себя посвящал сражениям и говорил себе, что таким образом служит своим хозяевам гораздо лучше, чем принимая участие в таинственных ритуалах. Но Восток никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
Сом глядел на него своими глубоко посаженными глазами, и Чапу почудилось, что он чувствует запах смерти. Вице-король продолжал:
– Эта присяга гораздо важнее, чем ты, похоже, считаешь. Очень многие просят, чтобы им разрешили полностью связать свою судьбу с Востоком, но просят тщетно.
Как солдат, привычный к приказам и тому, как их отдают, Чап понял, что может сказать только одно.
– Я прошу, чтобы мне позволили принести присягу, верховный владыка. Как можно скорее.
– Отлично! – Сом снял с шеи драгоценную цепь и небрежно перебросил ее Чапу. – В знак моего расположения и начала твоей карьеры.
– Премного благодарен, верховный владыка.
– Твое лицо говорит, что ты хочешь чего-то еще.
– Если можно, я хотел бы на время занять покои этой презренной женщины. И оставить у себя ее слуг – тех, что не принимали участия в заговоре.
Сом милостиво кивнул. Очевидно, у него были на сегодня и другие дела, так как, произнеся еще несколько быстрых слов, он отпустил Чапа. Выйдя из помещения, Чап повесил цепь Сома себе на шею и направился в бывшие покои Чармианы. Цепь сверкала, и рядовые солдаты приветствовали его. Люди, занимавшие более высокое положение – кое– кто из них не изволил замечать его раньше – теперь кланялись ему или окидывали оценивающими взглядами.
Когда он добрался до покоев, то обнаружил, что там полно мужчин и женщин в черной форме. У каждого из них на рукаве виднелся знак черепа. В прошлом Чап лишь несколько раз видел такую форму и не задумывался о ее значении. Черные мундиры обыскивали комнаты Чармианы, весьма бесцеремонно, оставляя за собой груды обломков. Чап не собирался вмешиваться, пока не заметил их начальницу, – череп на ее рукаве был значительно крупнее. Хотя эта женщина и излучала высокомерие, на нее, как и на всех остальных, произвела впечатление цепочка, висевшая на шее у Чапа. В ответ на вопрос Чапа она провела его в служебный коридор, находившийся в задней части покоев. Там ждали Карен, Лиза, Люция, Портия, Саманта и Кэт, скованные вместе и привязанные к стене.
Чап сказал:
– Вы можете освободить их, под мое слово. Я собираюсь занять эти комнаты, и мне потребуется хорошая прислуга, знакомая с этим местом, чтобы восстановить порядок после того разгрома, что вы здесь учинили.
– Их еще не допросили. – В голосе начальницы черепов прозвучала непреклонность.
– Я кое-что знаю о том, как плелся этот заговор и кто в него был вовлечен, это вам может подтвердить наш повелитель Сом. Эти девушки невиновны. Но они будут здесь, если вы захотите допросить их.
Последовал непродолжительный спор, но Чапу было не занимать упрямства и гордости, и на его груди висел знак расположения Сома. Когда сыщики в черном наконец удалились, шесть девушек, уже не скованные, остались на месте. Оставшись наедине с новым хозяином, все шесть медленно окружили Чапа. Они ничего не говорили, ничего не делали, а только пристально на него смотрели.
Он нарушил молчание и, мягко приказав им приниматься за работу, положил конец разглядыванию. Самая низенькая из них, Лиза, сразу повернулась и принялась за дело; ему пришлось рявкнуть и пинками подогнать остальных, чтобы заставить их шевелиться поживее. Затем он вышел в сад – предаться размышлениям.
На следующий день дворецкий Сома пришел за Чапом и повел его в глубь горы. Они шли по лабиринту охраняемых туннелей, пока туннель, по которому они шагали, не уперся в край огромной вертикальной шахты. Эта труба имела вид естественного образования; в этом месте она была шириной около десяти метров и находилась значительно ниже уровня цитадели. Изгибаясь вверх сквозь скальные породы, она, похоже, постепенно расширялась. Солнечный свет пробивался вниз, отражаясь от ее стен, из отверстия, которое, должно быть, находилось у ее верхнего края, за перегибом. Ненадежный карниз, вьющийся по внутренней стороне шахты, образовывал узкий проход, ведущий вверх и вниз. На том уровне, где теперь стояли дворецкий с Чапом, этот карниз расширялся, и несколько ниш вели с него обратно в скалу; каждая из них была закрыта тяжелой дверью.
Только одна дверь не была закрыта. Показав на нее, дворецкий, словно делясь важной информацией, произнес:
– Там, внутри, лежит та, что была госпожой Чармианой.
Когда Чап кивком подтвердил, что сам факт, если и не его значимость, дошел до него, дворецкий сказал довольно печально:
– Входите. – И направился вниз по неровной тропе, что вела как вверх, так и вниз по трубе.
Чап последовал за ним. Во всем проходе, насколько видел Чап, вглядываясь вниз, их было только двое. Внизу, из-за плавного перегиба постепенно сужающейся трубы, там, куда едва ли достигал дневной свет, виднелось розоватое сияние.
– Куда мы идем? – спросил Чап молчаливую фигуру впереди себя.
Дворецкий оглянулся с явным удивлением.
– Под нами обитает верховный властитель Запранос, повелитель всех демонов во владениях Мертвого Сома!
Ноги Чапа, которые замедлили шаг при спуске, теперь остановились совсем.
– Какое у нас дело к властителю демонов?
– Ну, я думал, вы поняли, любезный Чап. Это связано с присягой. Сегодня я объясню, как должно быть завершено ваше посвящение. Я должен привести вас почти к самому подножию, чтобы убедиться в том, что вы знакомы с основами.
Чап глубоко вздохнул. Он мог бы догадаться, что они привлекут для этого демонов, одна мысль о которых заставляла его покрываться потом.
– Скажите теперь, каким должно быть испытание?
Он слушал дворецкого, хмурясь. На первый взгляд дело казалось более легким, чем ожидал Чап. Он должен был встретиться с Запраносом, но ненадолго и не в связи с каким-либо конкретным вопросом.
Но что-то в этом было не так.
Все еще сомневаясь, Чап спросил:
– Никакой ошибки нет? Я собираюсь служить Сому в качестве воина.
– Уверяю вас, никакой ошибки нет. Вы не пострадаете от рук высшего властителя Запраноса, если надлежащим образом выполните то, ради чего посланы.
– Я имею в виду не это.
Дворецкий непонимающе посмотрел на него.
– Что же тогда?
Чап попытался подобрать слова. Но он и сам не мог ясно сформулировать, что именно его беспокоило.
– Все это мне не очень по душе. Думаю, здесь должна быть какая-то ошибка.
– В самом деле? Это вам не по душе? – яростный взгляд дворецкого мог бы смутить очень многих.
– Нет, не по душе. Совершенно верно. Что-то не так во всей этой схеме. Почему я должен делать это?
– Потому, что от вас это требуется, если вы хотите полностью присоединиться к могуществу Востока.
– Если вы не можете назвать мне более определенной причины, то давайте вернемся к Сому, и я спрошу его.
Чапу пришлось еще немного поспорить, и он чуть не вывел дворецкого из равновесия, но в конце концов снова был отведен наверх и получил дозволение предстать перед Сомом еще раз.
На этот раз он нашел вице-короля в явном одиночестве в маленьком помещении под залом приемов. Несмотря на полдюжины факелов, развешанных по стенам, комната казалась темной и холодной. Это была сырая комната, почти лишенная мебели, если не считать простого кресла, в котором сидел Сом, и маленького простого стола перед ним. На столе вертикально стояло несколько зеркал, а в центре образованного ими круга, отбрасывая вокруг ночную темноту вместо света, горела свеча, увенчанная колеблющимся язычком темноты вместо пламени. Лицо Сома, повернутое к свече, почти полностью было невидимо, а то немногое, что смог разглядеть Чап, выглядело менее человеческим, чем раньше.