Так вот, Рам решил сделаться заклинателем. Один приятель, которого он встретил на деревенской улице, посоветовал ему:
   — Знаешь что, собери корзину подарков и отправляйся к вайдвану — заклинателю, который живёт в соседней деревне. Вайдван знает волшебное заклинание, он скажет тебе его, ты повторишь его пятьдесят тысяч раз, и оно войдёт в твоё тело, станет твоим собственным…
   Рам очень обрадовался, узнав, что стать заклинателем не так уж и сложно. Но какие подарки мог собрать он, мальчик из бедной семьи?
   Долго размышлял Рам, потом взял корзину, набрал в неё огурцов из собственного огорода, поставил корзину на голову и отправился в соседнюю деревню.
   Можете себе представить, как удивился вайдван, когда увидел около двери своего дома мальчика с корзиной огурцов на голове!
   — Что случилось? — недружелюбно буркнул он.
   — Я хочу стать твоим учеником, — смиренно ответил Рам. — Хочу узнать волшебное заклинание, чтобы лечить в моей деревне людей. Я пришёл не с пустыми руками: видишь, вот подарок. И он снял с головы корзину.
   А надо сказать, что заклинатель был очень богат — в благодарность за исцеление люди приносили ему золотые и серебряные вещи и много других драгоценностей.
   — Мне… в подарок… огурцы? — завопил злой вайдван. — Глупец!
   Рам так испугался его крика, что не понял, о чём тот говорит. А вайдван топал ногами и кричал:
   — Глупец!.. Огурцы!..
   Испуганный Рам бросился бежать. Он мчался по деревенской улице со всех ног, а вслед ему неслось:
   — Глупец!.. Огурцы!..
   А надо вам сказать, что на языке малайалам, на котором говорит народ малиали, «глупец» произносится «витти», а «огурцы» — «кусмандам», и убегающий Рам, слыша позади себя «витти-кусмандам», решил, что это и есть волшебное заклинание.
   Он прибежал домой и стал день за днём повторять его, а когда повторил пятьдесят тысяч раз, то почувствовал, что оно вошло в его тело, стало его словом.
   Так Рам стал врачевателем.
   Надо сказать, что дела его сразу же пошли хорошо, потому что он не надеялся только на одну силу волшебных слов, но добросовестно отсасывал из ранок кровь, и прижигал их угольком пальмового дерева, и советовал хорошенько кормить укушенных, чтобы у них было больше сил справиться с болезнью.
   И ещё люди заметили, что он никогда не берёт от исцелённых дорогие подарки, но всегда только еду — рис и мясо — и ещё изредка дрова, чтобы было на чём приготовить обед отцу и матери.
   Владыкой Малабарского берега в те годы был король Коджикода. Этот король не отличался какими-либо особыми достоинствами, разве что имел очень тонкий слух и, как рассказывают, мог на расстоянии сорока шагов услышать слово, произнесённое самым тихим шёпотом.
   Однажды король, гуляя у себя в саду, наступил на маленькую змейку крайт и был ею тотчас укушен.
   Во дворце поднялась страшная паника. Были вызваны все лучшие врачи и заклинатели города. Однако напрасно они возносили к небу молитвы, курили благовония и выкрикивали заклинания — королю становилось всё хуже, а когда настала третья ночь, все поняли: спасения нет. Король лежал на постели, закрыв глаза, еле дышал, и у него уже начали холодеть кончики пальцев.
   — Только чудо может его спасти, — сказал, покачав головой, самый старый и мудрый из врачей. — Королю надобно сделать усилие, от которого огонь жизни вновь вспыхнул бы в его груди. Но, увы, как это сделать?
   И тогда кто-то вспомнил, что в деревне неподалёку от города живёт мальчик, о котором идёт слава как об искусном врачевателе. Отряд гонцов с носилками ворвался ночью в деревню. Рама усадили на носилки, и слуги бегом, меняясь каждые четверть часа, доставили его во дворец.
   Рам осмотрел короля и остался очень недоволен.
   — Отсасывали кровь из ранки? — спросил он у первого министра.
   Первый министр испугался. Он тут же сообразил, что может повредить себе, сказав «нет», и оказаться в какой-то степени виновным в смерти властителя.
   — Отсасывали кровь из ранки? — спросил он в свою очередь у второго министра.
   Но тот был тоже себе на уме.
   — Отсасывали ли кровь? — спросил он у старшего королевского писца.
   Так они спрашивали друг друга, пока не добрались до самого младшего конюха, и только тот осмелился сказать «нет».
   — Очень плохо! — сказал Рам. — А делали прижигания?
   Первый министр снова побоялся ответить, и снова вопрос дошёл до конюха, который сказал, что рану не прижигали.
   — Совсем плохо! — сказал Рам. — Осталось последнее средство — волшебное заклинание.
   И он, наклонясь над умирающим, прошептал:
   — Виттикусмандам!
   И умирающий (а у него, как вы помните, был очень тонкий слух) услышал его. Мало того, король очень удивился, что кто-то бормочет над ним «глупец» и «огурцы». Он так удивился, что приподнялся на своём ложе и спросил:
   — Какие огурцы?
   Оттого, что он сделал такое усилие, кровь в его жилах побежала быстрее, сердце забилось лучше, и через час он уже мог сидеть, облокотясь на подушку, а через день улыбаться и пить прохладный оранжевый сок манго.
   Когда настал час отправляться Раму домой, король сказал ему:
   — Ты спас меня от смерти. Проси всё, что хочешь. Что бы ты ни назвал, всё будет доставлено сегодня же тебе.
   Он имел в виду золото и драгоценные камни, изделия из слоновой кости и дорогие ткани.
   — Прикажи послать моим родителям немного фруктов и вязанку дров, — сказал Рам. — Это обычная плата за исцеление, и никакой другой мне не надо.
   Король снова очень удивился и спросил: может быть, у Рама был помощник? Он хочет одарить и его.
   — Да, при твоём дворе есть человек, который помог мне, — сказал Рам. — Он ответил на мои вопросы, и из его ответов я узнал правду. Вот он!
   С этими словами он указал на самого младшего королевского конюха.
   Сказка не сохранила память о том, был ли награждён конюх, но что после этой истории Рам вернулся домой и жил долгие годы, врачуя людей и оберегая старость своих родителей, — это известно.
   Известно также, что он ещё много раз прибегал к волшебному заклинанию:
   — Виттикусмандам!

БАЙАМИ — ДОБРЫЙ ДУХ

(Сказки жителей Австралии)
 
СТРАНСТВИЯ ВАРРУНЫ
   В давно прошедшие времена жил в одном племени знахарь и мудрец — виринун. Имя его забылось, и по созвучию его часто теперь называют Варруной.
   Племя, разбившись на маленькие группки, охотилось и кочевало в самом центре Австралии, где сходятся несколько горных хребтов и где стоит красная и одинокая, словно освещённая пожаром, скала Айрс-рок.
   Надоело Варруне странствовать вместе с племенем, и он отправился один на север. Долго отсутствовал Варруна, а когда наконец вернулся, послушать его собралось всё племя.
   — Долго шёл я, оставляя утреннее солнце с правой руки, — начал Варруна. — До тех пор, пока не пришёл в страну, где много скал, покрытых рисунками. Их делают люди, во всём похожие на нас с вами. Страна этих людей кончается Большой водой. В неё впадают редкие реки, на берегах которых я видел ящериц величиной с трёх динго, уложенных один за другим. Спины этих ящериц покрыты костяной бронёй, а глаза по ночам светятся красным светом.
   — Ну что ж, это всё может быть, — согласились жители племени. — А что, эта Большая вода действительно большая?
   Надо сказать, что воды в центре Австралии мало, и каждая лужица здесь — это находка и счастье.
   — О, ей не видно края, — ответил Варруна. — Но самое главное я не сказал: эта вода горькая и солёная. Её нельзя пить!
   «Как это так? Всякая вода сладка, и всякую воду пьют!» — подумали охотники и, посовещавшись, решили считать Варруну лжецом.
   Много раз отправлялся он в путешествия. Был на востоке, около уходящих в самое небо гор; на юге, у туманного холодного пролива, который отделяет материк от новых островов; на западе, где простирается песчаная пустыня и где нет ни гор, ни лесов.
   Возвращаясь, он рассказывал про белый песок, который иногда падает с неба на вершины гор и который превращается в воду, если взять его в ладони. Про рыб, таких огромных, что, когда они выставляют из воды спины, кажется, что это плывут острова. Про черепах, которые тысячами выходят по ночам из воды, чтобы отложить яйца в песок. Он рассказывал про людей, во всём похожих на людей их племени, которые также охотятся, собирают коренья, раскапывают родники и только говорят на других языках.
   Охотники слушали его, кивали, но каждый раз, когда он доходил до того места, когда снова увидел Большую воду (а она, по его словам, окружает Австралию со всех сторон), спрашивали:
   — И ты утверждаешь, что эта вода горькая и солёная? И что её нельзя пить?
   — Да.
   — Лжец…
   Так продолжалось до тех пор, пока в одном из путешествий Варруне не повстречался Байами — добрый дух. Дух принял облик простого охотника, они долго беседовали, и Варруна рассказал, как несправедливы к нему соплеменники.
   — Я накладываю на тебя обет молчания, табу, — сказал Байами.
   И Варруна, вернувшись, перестал рассказывать о том, что видел. А охотники, узнав, что между Байами и Варруной был какой-то разговор, решили, что добрый дух пожалел их и запечатал уста обманщика.
   Шли годы, Варруна умер, и рассказы его стали повторять другие. Но теперь они уже стали сказками, и дети забавлялись, слушая их.
   Но однажды страшная засуха заставила племя покинуть окрестности Айрс-рок. Охотники снялись с места и отправились на север. Долго брели они через пустыню, от одного пересохшего водоёма к другому, пока не пришли в местность, где было много камней, покрытых рисунками, был скалистый берег, а за ним вспыхнула и засветилась вода, вода до самого горизонта!
   Утомлённые, страдающие от жажды люди бросились вниз. Там каждый встал на колени, зачерпнул полной ладонью воду и поднес ее к губам… Вода была нестерпимо горькой и солёной.
   И только тогда поняли охотники, что Байами, запретив Варруне говорить, был милостив не к ним, а к нему — он оберегал его доброе имя.
 
СУМКА МАТЕРИ-КЕНГУРУ
   Однажды Байами отправился по стране, чтобы посмотреть, кто нуждается в его помощи и защите.
   А надо сказать, что в то далёкое время у кенгуру и других австралийских животных не было на животе сумок и детёнышей они водили за собой или носили на груди или на спине, как это делают звери в других странах.
   Идя через лес, Байами увидел мать-кенгуру, которая пасла своего сына. Кенгурёнок был очень игривый, шустрый, мать то и дело теряла его из виду, начинала волноваться и искать. В лесу было много охотников, и всё это могло плохо кончиться.
   «Вот кому нужна моя помощь!» — подумал Байами.
   Он превратился в старого слепого вомбата и, выйдя из кустов, попросил:
   — Я слышу, кто-то щиплет на поляне траву. Помоги мне, доброе животное, перейти поляну!
   — Хорошо, я помогу тебе, вот только поймаю своего сына! — сказала мать.
   С трудом изловила кенгурёнка, прижала лапами к груди и вернулась к вомбату. Тот взялся зубами за кончик её хвоста, и мать-кенгуру повела его.
   Не успели они дойти до середины поляны, как из леса вышел охотник с копьем наперевес. Увидев его, кенгуру оставила вомбата (тот лёг и прижался к земле), швырнула детёныша в кусты (тот затаился там), а сама большими прыжками бросилась в сторону, чтобы увести охотника с поляны.
   Но охотник был из племени, которое считает всех кенгуру священными. Он не мог ни преследовать, ни убивать их. Он опустил копьё, повернулся и скрылся в лесу.
   Когда мать-кенгуру вернулась на поляну, Байами подумал: «Я должен отблагодарить её!»
   Он принял вид птицы, слетал к стойбищу охотников, нашёл там тонкую, сплетённую из мягкой травы сумку и с ней вернулся на поляну.
   Мать-кенгуру была ещё там.
   — Я подвяжу тебе сумку, и ты будешь носить в ней детёнышей, — сказала Байами, снова превратившись в вомбата. — У тебя освободятся передние, и ты будешь меньше волноваться за своих детей.
   С этими словами он подвязал кенгуру сумку, та приросла к телу, и скоро кенгурёнок сам отлично впрыгивал в неё и выпрыгивал.
   Так мать-кенгуру получила для малышей карман на животе. Он так понравился другим животным, что скоро многие звери Австралии — и вомбаты, и поссумы, и плюшевые медведи-коала, и даже крысы-бандикуты — завели себе такое же приспособление.
   А у кенгуру до сих пор осталась привычка в минуту опасности выбрасывать детёныша из сумки и прыжками уводить хищника подальше.

КИБОКО ХУГО — БЕГЕМОТ

(По книжке Дж. П. Мбонде, Танзания)
 
КТО ТАКОЙ БЕГЕМОТ ХУГО
   В Африке на берегу океана, в мелкой и тёплой лагуне Куросани, живёт бегемот по имени Хуго. Он живёт один, но это не значит, дети, что так было всегда.
   Когда-то, в давние-давние времена, в лагуне жили рыбы акулы. Это были добрые и гостеприимные животные, и поэтому, когда из леса в лагуну пришли бегемоты, акулы уступили им Куросани. Они уплыли в океан и живут теперь там.
   Вот почему, дети, я не верю историям про коварство и жестокость акул. Не всё, что рассказывают, происходит на самом деле.
   Но давайте оставим акул в покое и поговорим о бегемоте Хуго.
   После того как все родственники его умерли, он остался в лагуне один.
   Он жил там год за годом, и каждый, кто приезжал в Куросани или в расположенные поблизости деревню Мзимуни и большой город Дар-эс-Салам, обыкновенно спрашивал:
   — А где этот бегемот — кибоко, который живёт один?
   На что люди, знающие лагуну, отвечали:
   — Хуко, хуко! Там, там!
   А поскольку люди племени насига вместо «хуко» говорят «хуго», это и стало кличкой бегемота.
КАК ЛЮДИ ОБИДЕЛИСЬ НА БЕГЕМОТА ХУГО
   Всё шло бы хорошо, мои дети, если бы бегемот Хуго питался рыбой, подобно акулам, или жуками и бабочками, подобно тем чёрным сорокам, которые имеют обыкновение разъезжать верхом на слонах.
   Но увы! Хуго не питался ни рыбой, ни жуками, ни бабочками. Он выходил каждую ночь из лагуны и поедал молодые побеги риса. Он не знал, что люди Куросани тратят много труда на то, чтобы вырастить рисовые стебли. Однако незнание — не оправдание, как говорит мудрый марабу. Тот самый марабу, у которого лысая голова и у которого на каждый случай жизни есть пословица или поговорка. И случилось так, что жители Куросани возненавидели Хуго, и когда люди из Мзимуни или из большого города Дар-эс-Салама убеждали их смириться с потерей урожая, жители Куросани отвечали:
   — Хуго вытаптывает не ваш рис. Мы убьём Хуго!
   Дело шло к тому, что жестокость вот-вот должна была восторжествовать. Тогда Хуго, который кое-что заметил и кое-что услышал, решил посоветоваться с Рыбой.
 
КАК БЕГЕМОТ ХУГО ГОВОРИЛ С РЫБОЙ
   Одинокая жизнь Хуго очень удивляла морских животных, которые всегда держатся стаей. Поэтому Рыба охотно пришла на зов бегемота. Она и сама давно хотела кое-что узнать о Хуго и его предках.
   Они встретились в том месте, где солёные воды океана сливаются с пресными водами реки, впадающей в лагуну. Никто не мешал их беседе, дети, и вот какой разговор произошёл между ними.
   РЫБА. Мне непонятно, почему у всех животных, живущих на суше, есть шерсть, а у вас, бегемотов, её нет?
   ХУГО. Для того чтобы ответить на твой вопрос, надо рассказать историю, которая случилась, как утверждают, давным-давно, ещё до того, как появился человек, его лодки и дома. Ты можешь верить, можешь — нет, но когда-то у бегемотов была густая, красивая шерсть. И жили они не в воде, как теперь, а на суше. Господин Слон, у которого шерсть очень редка и, можно сказать, даже совсем незаметна, завидовал бегемотам. Он договорился с Кроликом…
   РЫБА. Это такой зверь с длинными ушами?
   ХУГО. И с длинным лживым языком, добавлю я. Так вот, Обманщик Кролик и Господин Слон решили погубить бегемотов. Кролик пригласил их прогуляться по берегу кипящего озера. А когда они стали важно разгуливать по песку, любуясь своей густой шерстью, появился Господин Слон и столкнул их всех в воду.
   РЫБА. Но ведь они не погибли?
   ХУГО. Да, они выбрались на берег, но шерсть у них вся вылезла, и они от стыда решили жить в воде. И тогда же у них появилась привычка выходить пастись только по ночам.
   РЫБА. Однажды бегемот опрокинул лодку, в которой сидел рыбак. Рыбак охотился за мной. Я в долгу перед твоими родичами.
   ХУГО. Вот видишь, тогда помоги мне советом. Люди говорят, что они хотят напасть на меня за то, что по ночам я ем их рис. Они хотят убить меня. Что делать?
   РЫБА. Это сложный вопрос. Я могла бы посоветовать тебе оставить в покое рис. Но я сама знаю, что такое голод. Мой совет: наберись терпения. Подожди, что будет.
   Так сказала Рыба и, вильнув хвостом, скрылась в солёной воде океана, а бегемот Хуго поплыл пресной водой к себе в лагуну.
ДЕТИ ПРИХОДЯТ В КУРОСАНИ
   Он вернулся в лагуну и заметил, что на её берегах мелькают белые рубахи и белые блузки, зелёные юбки и синие брюки школьников. Тут и там поднимались серые палатки. Школьники из Дар-эс-Салама приехали и строили себе лагерь.
   И случилось так, что только они разбили лагерь, как прибежал человек и сказал:
   — Бегемоту Хуго грозит опасность!
   Он рассказал про рис, и тогда один мальчик предложил:
   — Построим между водой и рисовым полем забор! Бегемот Хуго не сможет тогда топтать рис.
   И все школьники сказали:
   — Построим забор!
   Они принялись за дело и работали весь день. Они построили забор, а вечером пошли к себе в лагерь и по пути пели песню:
 
Звери саванны в стране
Танзании —
Это большое богатство
для всего мира.
Мы должны сохранить
зверей в Танзании.
Друзья животных — пример
для всех.
 
   Они пели, а бегемот Хуго сидел в воде, выставив уши и ноздри, тихонько дышал и слушал. Он не знал, что весь этот шум поднят из-за него.
   Вот почему, когда настала ночь, он, как всегда, вылез на берег, обошёл забор и наелся сладкого-сладкого риса и от удовольствия — рис был действительно так сладок! — даже потанцевал на грядках.
МИКУМИ
   Утром — а это случилось именно утром, дети, — одна девочка встала раньше всех и побежала на рисовое поле посмотреть, как там дела. Прибежав назад, она закричала всем:
   — Как вы спали? Шикамоо!
   — Мы спали хорошо, — ответили ей все. — Марахаба![1]
   — Тогда посмотрите на поле!
   Все посмотрели и ахнули.
   — Я знаю, что надо делать, — сказала девочка. — Надо выкопать яму, поймать в неё бегемота и отвезти его в Микуми.
   И все поняли, что она права. Она права, потому что в заповеднике Микуми есть «пруд бегемотов». И ещё права потому, что в заповеднике хорошо живётся не только бегемотам, но и слонам, и львам, и лысому марабу, и даже злой слюнявой гиене…
   Тут, дети, мой рассказ подходит к концу, потому что яма-ловушка уже вырыта, и все дети, и все рыбаки, и крестьяне Куросани ждут, когда попадётся в неё Хуго.
   Неизвестно, когда он в неё попадётся, но говорят, что бегемоты обязательно попадаются в ловушку в один из первых пятидесяти дней после того, как её вырыли и закрыли сверху травой и ветками.
   И тогда наступит час переезда. И все жители Куросани соберутся, чтобы проститься с Хуго, потому что, хотя он и топтал рисовые поля, во всём остальном он был добродушным животным и никому не делал вреда. А жители Мзимуни и большого города Дар-эс-Салама выйдут на дорогу, чтобы тоже проститься с бегемотом. Они будут стоять вдоль дороги и, когда машина с животным подъедет, затянут песню.
   Это будет песня со старыми словами:
 
Где этот бегемот?
Хуго! Хуго! Хуго!
 
   Но и старые слова хороши, если они к месту.
   Это будет праздник, потому что тогда можно будет сказать: «Люди спасли старину Хуго. Ещё одно животное в Танзании в безопасности!»
   И все будут гордиться, потому что гордиться можно не только большими победами своего народа в войнах, но и его маленькими добрыми делами.

В ГОСТЯХ У КРОКОДИЛОВ

 

АРИЙ КАМЕНЬ

 
СНИМАТЬ СО СКАЛЫ
   Я пришёл на причал узнать про теплоход. Настало время возвращаться с острова Беринга на материк. На причале суетились матросы.
   — Идёмте с нами! — крикнул старшина.
   — Куда?
   На катере тарахтел движок.
   — Человека со скалы снимать.
   Я сразу представил себе: кораблекрушение, один пассажир спасся, доплыл до скалы и теперь сидит там…
   Раздумывать нечего!
   Скоро я стоял, закутанный в плащ, на корме катера и смотрел, как уходит назад засыпанный углем и цементной пылью причал.
   Катер описал по бухте полукруг, прибавил оборотов и побежал по свинцовой океанской воде наискосок от берега, туда, где на самом горизонте смутно чернел зубчик — скала Арий камень.
   Арами алеуты называют морских птиц — кайр.
   Катер шёл ходко, взбираясь с одной волны на другую. Берег, низкий, с заснеженными сопками, понемногу двигался, голубел, валился за корму.
   Появились киты. Они неторопливо выдували вверх прозрачные белые фонтаны, неторопливо погружались и всплывали.
   Стук мотора китам не понравился, и они ушли.
 
КАМЕННАЯ СТЕНА
   Чёрный зубчик на горизонте поднимался, желтел и мало-помалу превратился в островок.
   Когда мы подошли ближе, от него отделилась струя серого дыма. Она изогнулась, взмыла вверх и рассыпалась на тысячи белых и чёрных искр. Птичий гомон обрушился на катер. То, что я принял за струю дыма, было огромной стаей птиц.
   Под их гвалт старшина повёл катер к берегу. Обрыв — метров сто. На узких каменных карнизах рядами тысячи птиц: белогрудые кайры, чёрные как смоль бакланы, серые чайки. Птицы сидели, прижимаясь к отвесной скале. Я сразу подумал: как это не падают в дождь и ветер с узких карнизов их яйца?
   Отгрохотав цепью, ушёл в воду якорь. Новый взрыв беспокойства на скале. Несколько самых отважных чаек бросились к нам, с криком повисли над катером, загребая изо всех сил крыльями воздух.
   Людей на палубе мало, ружей нет. Чайки успокоились и унеслись прочь.
   Но где же потерпевший кораблекрушение?
   Два матроса спустили шлюпку, прыгнули в неё, наладили уключины. Следом прыгнул и я.
ЗЕЛЁНАЯ ПАЛАТКА
   Ворочая тяжёлое весло, я посматривал через плечо на каменную стену и думал: «Как к ней подойти? Отвесная скала, у воды — острые, как собачьи зубы, раковины. Невозможно!..»
   Но матросы ловко направили нос шлюпки в расщелину, он ткнулся туда, матрос выскочил на камень и отчаянно завопил:
   — Конец!
   Его товарищ швырнул свёрнутый в кольцо канат…
   Вбив в трещину в скале обломок прихваченной с катера доски и привязав к ней шлюпку, мы отправились в путь по острову.
   Сперва ползли на четвереньках, цепляясь руками за камни, потом выбрались на карниз, обогнули скалу. Карниз стал шире, появилась тропинка.
   Наконец я увидел сорванный каблуком мох и отпечаток резинового сапога — след человека!
   Мы вышли на другую сторону острова. Тут скала была не такая крутая, на ней — площадки, лужи, густая сочная трава.
   И вдруг на одной из площадок я заметил грязное озерцо, а рядом с ним вылинявшую зелёную палатку.
   От палатки к нам шла женщина. Она была в синем спортивном костюме и коротких резиновых сапогах. Копна чёрных волос развевалась по ветру.
   — Долго же вы добирались! — крикнула она. — А я вас жду, жду.
   Матросы кивнули ей как старой знакомой. Женщина протянула мне руку:
   — Эля Михтарьянц!
   Никакого кораблекрушения.
   «Вот так раз! — подумал я. — Она, как видно, жила тут и работала. Учёная».
 
ЖЕНЩИНА НА СКАЛЕ
   Михтарьянц и верно оказалась учёным-орнитологом. На острове она прожила четыре месяца. Теперь настал срок уезжать.
   Мы стали помогать ей собирать вещи.
   Набежал дождь. Он посыпался из ясного неба мелкой водяной крупой и кончился так же неожиданно, как начался.
   Когда постель и одежда были увязаны, Эля принялась складывать приборы и журналы с записями — их она не доверяла никому. А мы с матросами отправились бродить по острову.
   С камня на камень, с камня на камень — камни мокрые, загаженные птицами, скользкие.
 
КАЙРЫ И БАКЛАНЫ
   Вот и вершина острова, самая макушка скалы.
   Здесь на крошечной, с ладонь шириной, площадке сидела кайра. Увидев меня, она по-змеиному зашипела, нехотя снялась и, распластав крылья, уплыла вниз, где лучилась и сверкала солнечными искрами вода.
   На площадке осталось яйцо — зелёное в коричневую крапинку, один конец тупой, другой острый. Я положил его на наклонный камень — яйцо не покатилось, а покачалось, повернулось тупым концом вниз и замерло.
   Яйцо-неваляшка, яйцо — ванька-встанька! Так вот почему не падают вниз с обрыва ни в дождь, ни в ветер арьи яйца!
   Постояв на вершине, я начал спуск. С камня на камень, как по лестнице.
   Справа и слева из-под камней, поблёскивая белыми грудками, шипят кайры. Тоже сторожат яйца.
   Лез, лез, снова попал на край обрыва. Снова под ногами море. Сбоку — на фоне воды — две чёрные змеи. Поднялись на хвосты, вертятся, раскачиваются, пугают.
   Никакие это не змеи. Два баклана устроили на выступе скалы себе дом. Сидят бок о бок, оба, как сажа, чёрные, вокруг глаз — оранжевые ободки. Ворчат, успокаивают друг друга: «Не посмеет тронуть, не посмеет, уйдёт!»
   И верно — уйду. Можете не волноваться!
   Я отполз в сторону, и тотчас один из бакланов метнулся вниз. Словно чёрная стрела полетела с обрыва, вонзилась в воздух, прочертила прямую линию.