Они уже спустились на триста метров, как вдруг Кар-мо, который полз впереди всех, остановился, спрятавшись за ствол огромного дерева.
   — Что там? — спросил его вполголоса корсар, который тем временем подполз к нему.
   — Кто-то хрустнул веткой, — прошептал еле слышно моряк.
   — Далеко?
   — Рядом с нами.
   — Какой-нибудь зверь?
   — Не знаю.
   — Может быть, часовой?
   — В потемках ни зги не видно, капитан.
   — Подождем немного.
   Бесшумно растянувшись на траве возле корней, все трое затаили дыхание и обратились в слух.
   Проведя несколько минут в тревожном ожидании, они услыхали, как где-то рядом переговаривались два человека.
   — Время близится, — сказал один из них.
   — Все готовы? — спросил другой.
   — Наверное, уже нет никого в лагере, Диего.
   — Однако я вижу, еще горят костры.
   — Их не велели тушить, чтобы флибустьеры подумали, что у нас нет желания выступить.
   — Губернатор хитер!
   — Просто он много воевал, Диего.
   — Как ты думаешь, нам удастся их схватить?
   — Мы застанем их врасплох, уверяю тебя.
   — Однако они будут драться изо всех сил. Черный корсар один стоит двадцати, Себастьяно.
   — Но нас шестьдесят, да к тому же граф — отличный вояка.
   — Вряд ли этого достаточно для такого свирепого зверя. Боюсь, что мы недосчитаемся многих.
   — Зато оставшиеся уж попируют: обещанные губернатором десять тысяч пиастров
   — это немало!..
   — Кругленькая сумма, ничего не скажешь, Себастьяно. Каррамба! Так, значит, губернатор жаждет убить его!
   — Напротив, Диего, взять живым.
   — Да, да, чтобы повесить.
   — В этом не сомневайся. Что это?.. Слышишь, Диего?
   — Да, наши товарищи двинулись в путь.
   — Пойдем и мы: десять тысяч пиастров лежат наверху!
   Черный корсар и оба его друга лежали не шевелясь. Притаившись в траве, меж корней и лиан, они сохраняли полное спокойствие. Только ружья были слегка подняты на тот случай, если придется стрелять.
   Напрягая зрение, они заметили неясные тени двух моряков, которые медленно пошли вперед, осторожно раздвигая кусты и лианы, преграждавшие им путь. Они отошли уже на несколько шагов, как вдруг один из них остановился и спросил:
   — Эй, Диего, ты ничего не слышал?..
   — Нет, друг.
   — А мне показалось, что кто-то рядом вздохнул.
   — Ба!.. Да какое-нибудь насекомое.
   — А то и змея!
   — Тем более надо сматывать удочки отсюда. Пойдем, дружище, а то как бы нам не пришлось махать кулаками после драки.
   Моряки продолжили свой путь и вскоре исчезли во мраке леса.
   Подождав несколько минут, не вернутся ли оба испанца, и удостоверившись, что они не остановились поблизости, корсар привстал на одно колено и осмотрелся.
   — Гром и молния!.. — прошептал Кармо, с облегчением вздыхая. — Я начинаю думать, что фортуна действительно нам улыбается.
   — А я и гроша ломаного не дал бы за нашу шкуру, — возразил Ван Штиллер. — Один из двух прошел так близко от меня, что чуть не наступил мне на руку.
   — Мы правильно сделали, что оставили наш лагерь. Шестьдесят человек!.. Кто бы устоял перед ними?
   — Хорошенькую свинью мы им подложили, Кармо: они заявятся в лагерь, а там — одни шипы да валуны.
   — Вот и пусть отнесут их к губернатору.
   — Вперед! — скомандовал в этот миг корсар. — Надо добраться до берега, прежде чем испанцы успеют заметить наше исчезновение. Если они поднимут тревогу, мы не сможем напасть внезапно.
   Зная, что новых препятствий не предвидится и что они не рискуют попасться противнику на глаза, трое флибустьеров спустились к озеру, затем, перевалив на противоположный склон, вступили в ущелье, которое днем они забросали камнями, намереваясь добраться до южного берега острова, дальше всех отстоявшего от каравеллы.
   Спуск прошел без каких-либо осложнений, и к полуночи флибустьеры вышли на берег.
   Перед ними, наполовину вытащенная на маленький мысок, находилась одна из четырех шлюпок. Ее экипаж, состоявший всего из двух человек, расположился на земле и мирно спал у едва теплившегося костра: испанцы были уверены, что их никто не потревожит, ибо моряки с каравеллы окружили холм, на котором засели осажденные флибустьеры.
   — Ну, это нам раз плюнуть, — процедил сквозь зубы корсар. — Если стража не проснется, то мы спокойно выйдем в море и доберемся до устья Кататумбо.
   — А моряков трогать не будем? — спросил Кармо.
   — Незачем, — ответил корсар. — Пожалуй, они нам не помешают.
   — А где остальные шлюпки? — спросил Ван Штиллер.
   — Вон там возле утеса, в пятистах шагах от нас, стоит на причале еще одна,
   — ответил Кармо.
   — Живо в лодку! — скомандовал корсар. — Через несколько минут испанцы обнаружат наше бегство.
   Крадучись, флибустьеры тихо прошли мимо обоих моряков, спокойно храпевших возле костра, и устремились к шлюпке. Легким толчком столкнув ее в воду, они вскочили на борт и принялись грести.
   Отплыв шагов на пятьдесят — шестьдесят, беглецы решили, что им удастся ускользнуть незамеченными, как вдруг с вершины холма донеслись выстрелы, а вслед затем — пронзительные крики. Добравшись до последних подступов к оставленному лагерю, испанцы, должно быть, бросились на штурм в надежде захватить трех флибустьеров.
   Услышав перестрелку на холме, оба моряка сразу проснулись. Увидев, что шлюпка удаляется с людьми на борту, они бросились на берег и, потрясая оружием, закричали: — Стой!.. Кто вы такие?..
   Вместо ответа Кармо и Ван Штиллер налегли на весла и стали грести изо всех сил.
   — К оружию!.. — закричали моряки, поняв, какую злую шутку сыграли над ними флибустьеры.
   В воздухе прогремели два выстрела.
   : — Черт бы вас побрал!.. — выругался Кармо, у которого пуля в трех дюймах от борта расщепила весло.
   — Возьми другое, Кармо, — посоветовал корсар.
   — Гром и молния!.. — вскричал Ван Штиллер.
   — В чем дело?
   — Шлюпка, стоявшая возле утеса, пустилась за нами в погоню, капитан.
   — Гребите сильней, а я о ней позабочусь: своей аркебузой буду удерживать ее на приличном расстоянии, — ответил корсар.
   Тем временем на вершине холма по-прежнему шла перестрелка. Подойдя к каменным валам, окруженным колючей оградой, испанцы, по-видимому, остановились, опасаясь засады.
   Шлюпка, подгоняемая веслами, на которые изо всех сил налегали оба флибустьера, быстро удалялась от острова, направляясь к устью Кататумбо, до Которого было всего пять или шесть миль. Плыть предстояло еще долго, однако если люди, оставшиеся на каравелле, не заметили случившегося на южном берегу островка, то у флибустьеров был еще шанс уйти от погони.
   Остановившись у мыска, на котором два моряка вопили как одержимые, шлюпка испанцев взяла их на борт, и этой задержкой воспользовались флибустьеры, чтобы отплыть еще на сто метров вперед.
   Но тревога была услышана и на северном берегу острова. Перестрелка на вершине холма не заглушала выстрелов обоих моряков, в чем очень скоро убедились беглецы.
   Не успели они отойти и на тысячу метров от берега, как из-за острова появились еще две шлюпки, одна из которых, весьма солидная по размерам, была вооружена маленькой переносной мортирой.
   — Все пропало!.. — воскликнул корсар. — Друзья, постараемся дорого отдать свою жизнь.
   — Гром и молния!.. — вскричал Кармо. — Неужели фортуна так сразу от нас отвернулась?.. Ну что ж!..
   Прежде чем умереть, мы не одного испанца отправим на тот свет.
   Бросив весло, он схватил аркебузу. Шлюпки, возглавляемые самой большой, на которой сидело человек двенадцать моряков, находились в трехстах шагах от них и все время прибавляли ходу.
   — Сдавайтесь, или мы вас потопим! — закричал чей-то голос.
   — Нет! — ответил корсар громовым голосом. — Морские волки погибают, но не сдаются!
   — Губернатор обещает сохранить вам жизнь!
   — Вот мой ответ!
   С этими словами корсар быстро навел аркебузу и выстрелом свалил одного из гребцов. Яростный гвалт донесся со шлюпок.
   — Огонь! — раздалась команда.
   Маленькая мортира выстрелила с оглушительным треском. Минуту спустя шлюпка беглецов накренилась, и вода хлынула внутрь.
   — Спасайтесь вплавь! — крикнул корсар, отбросив аркебузу.
   Разрядив ружья в сторону большой шлюпки, флибустьеры бросились в воду, в то время как их лодка, в которой небольшое орудие противника пробило брешь в борту, набрала воду и перевернулась.
   — Сабли в зубы — и на абордаж! — крикнул корсар.
   С трудом держась на воде, ибо вода, заполнив ботфорты, неумолимо тянула их вниз, три флибустьера в отчаянной решимости направились к шлюпке противника, решив дать последний бой, прежде чем умереть.
   Испанцы, которым, несомненно, хотелось взять их живыми, несколькими ударами весел подогнали шлюпку к беглецам и, налетев на них носом, чуть не отправили их всех ко дну.
   Тотчас же два десятка рук опустились в воду, крепко схватили за руки пловцов и, вытащив их на борт, разоружили и крепко связали, прежде чем те успели прийти в себя от толчка, заставившего их нахлебаться воды.
   Придя в себя, корсар убедился, что случилось непоправимое: сам он, с руками, крепко связанными за спиной, лежал на корме шлюпки, а два его товарища брошены под носовые банки.
   Рядом с ним, держась за руль, стоял элегантный кабальеро в кастильском костюме.
   При виде его корсар изумленно воскликнул:
   — Это вы, граф?
   — Я, кабальеро, — ответил, улыбаясь, кастилец.
   — Кто бы мог подумать, что граф Лерма так быстро забыл, кому обязан жизнью,
   — заметил с горечью корсар.
   — А что заставляет вас предполагать, синьор Венти-милья, что я забыл день, когда имел счастье с вами познакомиться? — спросил граф вполголоса.
   — Мне кажется, что вы сделали меня своим пленником! Конечно, если я не ошибаюсь.
   — Ну и что же?
   — И что везете меня к герцогу фламандскому.
   — И что тут плохого?
   — Разве вы забыли, что Ван Гульд повесил двух моих братьев?
   — Нет, кабальеро.
   — Может быть, вам неизвестно, что нас разделяет смертельная ненависть?
   — Известно.
   — И что он меня повесит… Или… Вы в это верите?
   — Что герцог не прочь это сделать, охотно верю, но не забывайте обо мне. Не забывайте, что каравелла принадлежит мне и моряки слушаются одного меня.
   — Ван Гульд — губернатор Маракайбо, и все испанцы обязаны ему подчиняться.
   — Видите ли, я ему уже оказал услугу, схватив вас, но что касается дальнейшего… — сказал вполголоса граф с загадочной улыбкой.
   Затем, наклонившись к корсару, он прошептал ему на ухо:
   — Гибралтар и Маракайбо от нас далеки, кабальеро, и вскоре вы убедитесь, как я одурачу фламандца. А пока что молчите.
   В этот момент шлюпка, эскортируемая двумя другими, пристала к каравелле.
   По знаку графа моряки подняли флибустьеров и пе-реправили их на борт парусника. В тот же миг кто-то произнес с торжеством:
   — Наконец-то и последний в моих руках!

Глава XXXIII. ОБЕЩАНИЕ КАСТИЛЬСКОГО ДВОРЯНИНА

   С кормовой рубки быстро сошел человек и остановился перед Черным корсаром, которого освободили от пут.
   Это был широкоплечий, внушительного вида старике длинной седой бородой и мощным торсом. Несмотря на свои пятьдесят пять или шестьдесят лет, он отличался исключительной физической силой.
   Он обладал наружностью старых венецианских дожей, водивших галеры царицы морей в победоносные походы против Османской империи.
   Подобно тем доблестным мужам, он носил прекрасные стальные латы с чеканной насечкой, на боку у него висела длинная шпага, которую он при надобности уверенно пускал в ход, за пояс был заткнут кинжал с золотой рукояткой.
   Одет он был по-испански: на нем был просторный камзол с буфами на рукавах из черного шелка, сорочка того же цвета и высокие сапоги из желтой кожи с раструбами и серебряными шпорами.
   Несколько минут он молча смотрел на корсара ненавидящим взором, затем медленно проговорил, понизив голос:
   — Как видите, синьор, судьба на моей стороне. Я поклялся повесить всех вас и сдержу свое слово.
   При этих словах корсар живо поднял голову и, презрительно посмотрев на старика, ответил:
   — Предателям везет на этом свете; посмотрим, что будет дальше. Убийца моих братьев, делай свое черное дело. Смерть не страшит никого из нас.
   — Вы хотели помериться со мной силами, — продолжал холодно старик. — Вы проиграли и теперь заплатите за это.
   — Хорошо, прикажи меня повесить, предатель.
   — Не так скоро.
   — Чего же еще ждать?
   — Сейчас не время. Я бы предпочел повесить вас в Маракайбо, но поскольку город в ваших руках, то подождем до Гибралтара.
   — Чудовище!.. Мало тебе смерти моих братьев?.. Глаза старого герцога загорелись огнем ненависти.
   — Нет, — сказал он затем вполголоса. — Вы свидетель того, что произошло во Фландрии, и я не могу пощадить вас. Если вас не убить, то не сегодня-завтра вы убьете меня. Я просто защищаюсь, а вернее, хочу избавиться от противника, который не дает мне жить спокойно.
   — Да! Если мне удастся вырваться из ваших рук, то завтра же я снова пойду на вас войной.
   — Я знаю, — проговорил старик, подумав несколько минут. — И все же при желании вы могли бы избежать позорного конца, которого вы заслужили как пират.
   — Я вам уже сказал, что смерть меня не страшит, — гордо повторил корсар.
   — Мне известно мужество господ Вентимилья, — ответил герцог, нахмурив лоб.
   — Да, я имел возможность, здесь и в других местах, оценить их неукротимость и презрение к смерти.
   Опустив голову на грудь, он мрачно зашагал по палубе каравеллы, затем, круто повернувшись, снова подошел к корсару.
   — Вряд ли вы поверите, кабальеро, — сказал он, — но я устал от ужасной борьбы, которую вы затеяли против меня, и был бы рад с ней покончить.
   — Да, — ответил с иронией Черный корсар, — и ради этого вы меня повесите!..
   Герцог быстро поднял голову и, пристально посмотрев на корсара, спросил его напрямик:
   — А как вы поступите, если я отпущу вас на свободу?
   — Употреблю все силы, чтобы отомстить за своих братьев, — ответил синьор Вентимилья.
   — Тогда мне не остается ничего другого. Я пощадил бы ваши жизни, чтобы успокоить душу, которую разъедают угрызения совести, если бы вы навсегда отказались от мести и вернулись в Европу. Я знаю, однако, что вы ни за что не пойдете на такие условия, и поэтому я повешу вас так же, как повесил Красного и Зеленого корсаров.
   — И как расправились во Фландрии с моим старшим братом.
   — Замолчите!.. — вскричал герцог. — К чему ворошить прошлое? Пусть он мирно покоится в могиле.
   — Свершайте же ваше презренное дело предателя и убийцы, — продолжал корсар.
   — Уничтожьте последнего из рода Вентимилья, но предупреждаю вас, что на этом борьба не закончится, на смену мне придет другой, не менее отважный и сильный корсар, который подхватит клятву Черного корсара и не даст вам пощады.
   — Кто же это такой? — с ужасом спросил герцог,
   — Это Олоннэ.
   — Ну что ж, придется повесить и его.
   — Как бы он раньше не повесил вас! Пьетро идет в Гибралтар, и через несколько дней вы окажетесь в его руках.
   — Вы так думаете? — спросил с иронией герцог. — Гибралтар — не Маракайбо, и флибустьеры расшибут себе головы о его мощные стены. Пусть приходит Олоннэ, и он получит по заслугам… — Обратившись к морякам, губернатор приказал: — Отведите пленников в трюм и не спускайте с них глаз. Вы заслужили обещанную награду и получите ее в Гибралтаре.
   С этими словами он повернулся спиной к корсару и пошел на ют, чтобы спуститься в кают-компанию. Он уже подошел к лестнице, как вдруг его остановил граф Лерма.
   — Господин Ван Гульд, вы твердо решили повесить корсара? — спросил граф.
   — Да, — решительно ответил старик. — Он — корсар и враг Испании. Вместе с Олоннэ он взял штурмом Маракайбо и должен погибнуть.
   — Он отважный дворянин, господин герцог.
   — Какое это имеет значение?..
   — Жаль посылать на виселицу таких людей.
   — Это наш враг, господин граф.
   — И все же следует пощадить его.
   — Почему?
   — Вам известно, что ходят слухи, будто ваша дочь попала в плен к флибустьерам с Тортуги?
   — Это правда, — согласился со вздохом старик. — Однако у нас нет еще подтверждения, что корабль, на котором она плыла, подвергся разграблению.
   — А если слухи оказались бы верными? Старик бросил на графа тревожный взгляд.
   — Вам что-нибудь стало известно? — спросил он в сильном волнении.
   — Нет, господин герцог. Я просто подумал, что если ваша дочь действительно попала в руки флибустьеров, то ее можно было бы обменять на Черного корсара.
   — Нет, синьор, — ответил решительно старик. — За огромную сумму я в любом случае смогу выкупить свою дочь, да и то если ее узнали, в чем я сомневаюсь, ибо при отъезде были приняты все предосторожности, чтобы скрыть ее истинное происхождение. Если же я освобожу корсара, то мне все время придется опасаться за свою жизнь. Непрерывная борьба с ним и его братьями подорвала мои силы, и теперь пришло время положить ей конец… Прикажите вашим людям подняться на корабль, поднять паруса и взять курс на Гибралтар.
   Не ответив Ван Гульду, граф Лерма поклонился и отправился на бак. Тем временем стали прибывать шлюпки с людьми, принимавшими участие в штурме высоты, исход которого читателям известен.
   Когда последний моряк взошел на корабль, граф приказал поставить паруса, но, прежде чем сняться с якоря, помедлил несколько часов. Герцогу же, выходившему из себя от нетерпения, он сообщил, что каравелла села на мель и надо ждать прилива, чтобы продолжить путь.
   Только к четырем часам пополудни парусник смог покинуть стоянку.
   Покрейсировав вдоль побережья острова, каравелла развернулась так, что очутилась возле самого устья Ка-татумбо. Здесь ей пришлось лечь в дрейф в трех милях от берега.
   Почти полное безветрие царило в этой части огромного озера, чему в немалой степени способствовало то, что берег огромной дугой далеко уходил в море.
   Поднявшись на палубу, Ван Гульд приказал оттолкнуть каравеллу от берега или, по крайней мере, отбуксировать ее с помощью шлюпок, но так ничего и не добился. Ему было заявлено, что экипаж сильно устал и что на мелях трудно лавировать.
   К семи вечера задул наконец легкий ветерок, и парусник пришел в движение, но и на этот раз он не ушел далеко от берега.
   Поужинав с губернатором, хозяин каравеллы встал за штурвал рядом с лоцманом и заговорил с ним вполголоса. Казалось, он обстоятельно объяснял ему, как маневрировать ночью, чтобы не оказаться на мели, простиравшейся в устье Кататумбо до самой Санта-Розы, небольшой деревушки, находящейся в нескольких часах езды от Гибралтара.
   Эти таинственные переговоры продолжались до десяти вечера, то есть вплоть до того, как губернатор удалился к себе в каюту на отдых; тогда он оставил штурвал и, воспользовавшись темнотой, пошел на ют, а оттуда незаметно для экипажа спустился в трюм.
   — Пришло время действовать, — пробормотал хозяин каравеллы. — Я заплачу свой долг, а там видно будет!
   Он зажег потайной фонарик, заранее спрятанный в широкий раструб одного из своих сапог, и прошел в кормовую часть, освещая по дороге людей, которые, казалось, мирно спали.
   — Кабальеро! — позвал он вполголоса. Один из лежавших в трюме поднялся, несмотря на связанные руки.
   — Что вам от меня надо? — спросил он раздраженно.
   — Это я, синьор.
   — Ах это вы, — сказал корсар. — Уж не хотите ли вы составить мне компанию?..
   — Нет, кабальеро, я хочу другого, — ответил кастилец.
   — А именно?..
   — Я хочу уплатить вам свой долг.
   — Не понимаю.
   — Проклятье!.. — воскликнул, улыбаясь, граф Лерма. — Разве вы забыли веселое приключение в доме нотариуса?..
   — Нет, граф.
   — Тогда вы, наверное, помните, что в тот день пощадили мне жизнь.
   — Да, это так.
   — Я пришел, чтобы сдержать данное вам слово; не моя, а ваша жизнь в опасности, — значит, я обязан оказать вам услугу, которую вы наверняка оцените.
   — Что вы имеете в виду, граф?
   — Я хочу спасти вас!
   — Спасти меня!.. — изумился корсар. — Вы забыли о губернаторе?..
   — Он спит, кабальеро.
   — Но завтра проснется.
   — Ну и что же? — спросил невозмутимо граф.
   — Он велит бросить вас в темницу, а потом повесит вместо меня. Вы подумали об этом?.. Вам известно, что с Ван Гульдом шутки плохи?
   — Вы полагаете, кабальеро, что он может заподозрить меня?.. Фламандец хитер, я знаю, однако вряд ли он осмелится обвинять меня. С другой стороны, он находится на моем корабле, а экипаж мне предан… Поверьте мне, — продолжал граф, — герцога здесь не любят: слишком уж он горд и жесток, и мои земляки с трудом его терпят. Должно быть, я неправ, освобождая вас, особенно сейчас, когда Олоннэ готовится взять Гибралтар, но я человек чести прежде всего и должен сдержать свое обещание. Вы спасли жизнь мне, теперь я спасу жизнь вам, и мы будем в расчете. Если позднее судьба сведет нас в Гибралтаре, то вы выполните ваш долг, а я — свой, и мы будем сражаться как враги.
   — Нет, не как враги, надеюсь.
   — Тогда как два благородных человека, воюющих под разными знаменами, — уточнил кастилец.
   — Пусть будет так! — ответил корсар.
   — А теперь бегите, кабальеро. Вот вам топор, которым вы откроете крышку люка, и кинжалы для защиты от диких зверей, когда вы доберетесь до суши. Одна из шлюпок идет на буксире за каравеллой, заберитесь в нее с вашими товарищами, перережьте канат и плывите к берегу. Лоцман предупрежден мной. Прощайте, кабальеро, надеюсь встретиться с вами под Гибралтаром и скрестить с вами шпаги!
   С этими словами граф перерезал веревки, вручил оружие пленнику, пожал ему руку и быстро пошел прочь. Через минуту он исчез.
   Некоторое время корсар сидел неподвижно, словно погруженный в свои мысли или глубоко тронутый великодушием кастильца. Когда затих всякий шум, он принялся тормошить Ван Штиллера и Кармо.
   — Пора, друзья, — проговорил он.
   — Пора? — удивился Кармо, продирая глаза. — Куда нам торопиться, ведь мы связаны, как колбасы?..
   С помощью кинжала корсар освободил обоих друзей от связывавших их пут.
   — Гром… — воскликнул Кармо.
   — …и молния! — добавил Ван Штиллер.
   — Неужели мы на свободе? Что случилось, синьор? Может быть, этот негодяй губернатор неожиданно так подобрел, что решил отпустить нас восвояси?
   — Тихо! Идите за мной!
   Взяв в руки топор, корсар направился к самой большой из бойниц, заколоченной большими досками. Воспользовавшись шумом, производимым вахтенными матросами при развороте судна, четырьмя мощными ударами он высадил пару досок, проделав отверстие, через которое можно было пролезть.
   — Смотрите не попадитесь, — сказал корсар обоим флибустьерам. — Будьте осторожны, если вам дорога жизнь…
   Он пролез через бойницу и повис снаружи, держась руками за перекладину. Борт оказался таким низким, что он очутился в воде по пояс.
   Дождавшись, когда набегавшая волна ударилась о борт парусника, он отпустил руки и поплыл вдоль корабля, стараясь не попасться на глаза вахтенным матросам.
   Минутой позже к нему присоединились Кармо и Ван Штиллер, державшие в зубах кинжалы, полученные от кастильца.
   Они дали каравелле пройти, а затем, увидев шлюпку, привязанную к корме довольно длинным канатом, в несколько рывков добрались до нее и, помогая друг другу держать ее в равновесии, забрались внутрь.
   Они собирались уже взяться за весла, как вдруг канат, тянувший шлюпку за каравеллой, упал в море, перерезанный рукой друга.
   Подняв глаза, корсар увидел на корме человека, махнувшего ему рукой на прощанье.
   — Благородное сердце, — промолвил он, узнав кастильца. — Да убережет его всемогущий от гнева Ван Гульда.
   Каравелла на всех парусах понеслась дальше в сторону Гибралтара, но ни один вахтенный так и не поднял тревогу. Несколько минут еще флибустьеры видели, как она делала поворот, а затем исчезла за группой лесистых островов.
   — Гром и молния! — воскликнул Кармо, нарушая молчание, царившее в шлюпке. — До сих пор не могу понять, во сне я все это вижу или наяву. Кто бы мог поверить, что мы только что лежали связанными в трюме каравеллы, чтобы поутру оказаться на виселице, а сейчас мы снова на свободе… Как же это случилось, капитан? Кто помог нам ускользнуть от этого старого людоеда?
   — Граф Лерма, — ответил корсар.
   — А! Этот славный кастилец!.. Если наши пути пересекутся в Гибралтаре, то мы пощадим его, не правда ли, Ван Штиллер?
   — Мы обойдемся с ним по-братски, — ответил тот. — Куда мы держим путь, капитан?
   Корсар не произнес ни слова. Вскочив на ноги, он посмотрел на север, тревожно вглядываясь в горизонт.
   — Друзья, — произнес он взволнованно, — вы ничего не видите?
   Вскочив, оба флибустьера внимательно посмотрели в указанном направлении. Там, где линия горизонта, казалось, сливалась с водами обширного озера, виднелись мерцающие светлые точки, похожие на мельчайшие звезды. Сухопутный человек наверняка принял бы их за гаснущие звезды, но моряки не могли ошибиться.