Энтрери отлично знал, что Джарлакс по своему желанию может создать питье или даже большой шатер между измерениями, наполненный изысканными яствами и превосходным вином.
   – Я сюда приехал не для того, чтобы ввязываться в случайные стычки, - раздраженно сказал наемный убийца.
   – Но тебе нужно что-то узнать. А кто лучше них подскажет, как пройти в Мемнон, или поведает, что сейчас творится в городе? Давай узнаем у них, что сможем.
   Энтрери долго смотрел на своего неугомонного друга, но тоже спешился и спрятал фигурку в мешочек на поясе, откуда ее можно было быстро выхватить.
   – Если понадобится, бегом к нам и - драться,- обратился Джарлакс к Атрогейту.
   – Я по-другому и не умею, - ответил дворф.
   – Вот за это я и ценю твое общество, - заметил дроу. - Надеюсь, ты убедишься, что твое животное не только преисполнено ярости сражения, но и умеет кое-что интересное.
   Энтрери посмотрел на дворфа, сидящего верхом на боевом вепре, потом вниз, где мелькали белые фигурки кочевников, и отчетливо представил себе, что сейчас будет. Тем не менее, вскоре он уже спускался вместе с дроу по высокому склону дюны.
   – Говорят, кочевники встречают непрошеных гостей стрелами, а потом узнают все, что им нужно, обыскивая их тела, - предупредил он, когда они почти добрались до оазиса и их заметили.
   Джарлакс прошептал что-то, Энтрери не разобрал, но почувствовал, как по телу прокатилась волна тепла и под кожей как будто закололи иголочки.
   – Если начнут стрелять из луков, все станет еще более непонятно, - пояснил Джарлакс.
   – Непонятно, потому что стрелы будут падать к нашим ногам? - догадался убийца.
   – Чтобы пробить эту невидимую броню, потребуется очень мощный выстрел, поверь мне, - сказал дроу.
   Едва приятели приготовились ступить на траву, на удивление резко сменившую песок, двое кочевников бросились им наперерез. Оба держали в руках клинки с очень широкими лезвиями - они назывались хопеш, причем, судя по всему, кочевники владели ими неплохо.
   – Вы хотеть проходить через наш лагерь? - спросил один из них на общем языке с таким диким акцентом, что Джарлакс и Энтрери с трудом поняли, о чем он говорит.
   – Покажите нам границу, и мы обойдем стороной, - предложил убийца.
   – Граница? Зачем граница, это оазис, глюпай человек.
   – Ах, вот как? Тогда как же нам наполнить мехи водой из пруда? - спросил Джарлакс.
   – Эта нелегко, - сказал кочевник, а его товарищ положил ладонь на рукоять своего хопеша,- для тебе.
   – Мы не хотим ссориться, - сказал Энтрери. - И нам все равно, что вы сделали с караваном.
   – Каравана? - переспросил кочевник. - Те повозка? Но мы их тут находить. Бедная люди. Надо быть осторожна. Тут бандита.
   – Вот уж точно, - согласился Энтрери. - Хотя мне дела нет, что им не повезло. Нам нужно воды, набрать, только и всего. И мы пойдем своей дорогой.- Он пристально поглядел на второго кочевника, которому, похоже, не терпелось пустить в ход свой клинок. - По соглашению между пашами Мемнона и Калимпорта эти оазисы никому не принадлежат, каждый волен войти сюда.
   Губы первого кочевника искривились в ухмылке, не предвещающей ничего хорошего.
   – Но мы все равно заплатим, - добавил убийца, усмехаясь точно так же. - Мы наберем воды, а взамен порадуем вас историями о том, как мы работали на пашу Басадони в Калимпорте.
   – Басадони? - переспросил кочевник, ухмылку которого тут же будто кто-то стер.
   – Артемис, они знают это имя! - воскликнул Джарлакс.
   Услышав, как он назвал друга, оба разбойника побледнели и чуть отступили.
   – Ну… харашо,- неуверенно произнес один из них,- мы мирная жителя пустыни, мы любить честный обмен.
   Презрительно хмыкнув, Энтрери прошел мимо них к озерцу, намеренно задев плечом одного из кочевников. Джарлакс не отставал от него.
   – А здесь все еще ходит молва о тебе, - негромко заметил он.
   Энтрери равнодушно передернул плечами и наклонился набрать воды в бурдюк. Когда он выпрямился, к ним уже приближались другие кочевники, и среди них необыкновенно жирный человек в нарядной красно-белой одежде. На голове у него, в отличие от других кочевников, прятавших головы под капюшонами, красовался большой красно-белый тюрбан, вышитый золотой нитью, в руке же он держал скипетр, отлитый из золота и разукрашенный драгоценными камнями. Не менее богато были отделаны и его золотистые туфли с круто загнутыми вверх носами.
   Он остановился в нескольких шагах от приятелей, а стражники выстроились перед ним полукругом.
   – В пустыне говорят, что храбрец - все равно, что глупец, - промолвил толстяк без всякого акцента, как будто жил в Калимпорте, а не в пустыне.
   – Но нам показалось, твои стражи нам разрешили, - сказал Джарлакс. - Дело улажено. Мы берем воду и развлекаем вас рассказами.
   – На что мне ваши рассказы!
   – Но они страшно интересные, а воды все равно не убудет.
   – Я слышал рассказ о человеке по имени Артемис Энтрери, - сказал толстяк. - Он служил паше Басадони.
   – Он умер, - сообщил Энтрери.
   – А разве он не назвал тебя?… - прищурившись, спросил толстый.
   – Он сказал «Артемис», - подтвердил убийца. - «Артемис» - и все.
   – Из гильдии паши Басадони?
   – Нет,- сказал Энтрери одновременно с Джарлаксом, который сказал: «Да», и оба переглянулись.
   – Я не принадлежу ни к одной гильдии, - добавил убийца.
   – И при этом ты смеешь вступить на землю моего оазиса…
   – Он не твой, - перебил Энтрери.
   – Ты просто блестящий дипломат, - закатив глаза, пробормотал Джарлакс.
   Толстяк положил скипетр на ладонь и коснулся одного его конца.
   – Храбрец, - проговорил он, - глупец. - И он дотронулся до другого конца, задумчиво глядя, как качается скипетр.
   – Долгий путь и палящее солнце очень утомили моего друга, - вмешался дроу, - мы ведь простые путешественники.
   – Наемники?
   Джарлакс улыбнулся.
   – Значит, сослужите мне службу в обмен на воду?
   – И это устроит уважаемого?…
   – Я султан Альгабара.
   – Значит, это устроит султана Альгабару? - повторил Джарлакс. - Наши услуги стоят немало.
   – Вот как, - хихикнул толстяк, и все шестеро его телохранителей дружно расхохотались. - И какую же плату за свои услуги сочтут достойной Артемис и?…
   – Я Дзирт До'Урден, - не моргнув глазом, подсказал Джарлакс.
   – Час от часу не легче, - негромко процедил Энтрери.
   – Что ты сказал? - повернулся к нему дроу, делая вид, что не расслышал.
   – Лучше бы вы просто дали нам уехать, - громко сказал убийца. - А так - сами напросились.
   – Эй, полегче, Артемис, - попытался урезонить его Джарлакс.
   – Наши услуги стоят столько, что жирному Альгабаре и не снилось, - гнул свое Энтрери. - По закону вода ничья, ее может брать, кто хочет. Или вор Альгабара этого не знает?
   Лицо толстяка перекосила злобная гримаса, а стражники зароптали, но убийца не останавливался.
   – Поэтому я беру то, что имею право взять, и не собираюсь спрашивать позволения у всякой дряни. И первый, кто поднимет на меня оружие, первым и сдохнет сегодня,- закончил он, обводя кочевников взглядом.
   Один из охранников слева от Энтрери отважился выхватить свой хопеш и даже сделал шаг вперед, но Энтрери так посмотрел на него, что он замер.
   Альгабара же отступил подальше и поднял скипетр перед собой.
   – Это скипетр повиновения, - шепнул Джарлакс на ухо приятелю.
   Он много раз видел такие у разных вождей и командиров - они подчиняли других людей воле владельца, по крайней мере, тех, кто не обладал сильной волей.
   Почти сразу дроу и Энтрери ощутили мощную телепатическую волну, шедшую от султана, который приказывал им пасть на колени и подчиниться. Друзья переглянулись.
   – Не дождешься, - громко сказал убийца. Кочевники, как по команде, выхватили клинки.
   Джарлакс быстро вырвал перо из-за ленты своей шляпы и бросил его на землю. На его месте мгновенно выросла огромная четырехметровая птица с короткими, прижатыми к туловищу крыльями и здоровенным, мощным клювом. Она называлась диатрима, жила в Подземье и летать не умела.
   Кочевники, издав дружный вопль, отпрянули. Альгабара, отбежав подальше, завизжал:
   – Убить их!
   Один из телохранителей попытался проскочить мимо птицы к эльфу и Энтрери, но она с такой силой долбанула его клювом по плечу, что одним ударом раздробила кости, и рука охранника повисла гораздо ниже положенного места и немного сместилась назад. Несчастный закричал и рухнул на траву, жалобно воя.
   Энтрери бросился на троих кочевников слева от него, зажав в руках кинжал и Коготь Шарона. Джарлакс, спина к спине с ним, тряхнул кистью, и в его ладони также возник кинжал, быстро выросший до размеров меча. Дроу тут же перекинул его в левую руку, одновременно отражая чей-то выпад.
   Парируя левой рукой удары хопеша, он снова тряхнул правой и метнул появившийся кинжал в стражника, стоявшего дальше всех, а потом еще и еще один.
   Однако кочевник оказался очень шустрым. Джарлакс выпустил в него пять кинжалов, но ранил только один раз в бедро, да и то неглубоко. Кочевник слева пытался теснить его, но дроу без труда удерживал его на расстоянии и даже ткнул под ребро, обойдя блок.
   Правой рукой он не переставал метать ножи, каждый раз целясь по-разному: выше, ниже, в живот. Предвидеть, куда полетит следующий кинжал, было невозможно, потому и уклоняться становилось все труднее. В конце концов, один из клинков ранил кочевника в щеку, а другой вонзился в правую руку.
   Но гораздо хуже для обоих противников Джарлакса оказалось вмешательство диатримы. Тот, что дрался с дроу на клинках, попытался рубануть ее хопешем по ноге, но птицу это не остановило, и тремя мощными ударами клюва она уложила его на землю.
   Джарлакс отправил диатриму за султаном Альгабарой, а сам целиком переключился на второго своего противника. Снова тряхнув запястьем, он зажал в кулаке кинжал, на глазах вытянувшийся до размеров меча, и начал наступать на раненого кочевника.
   И вдруг с одного из деревьев в отдалении полетели три стрелы.
   Джарлакс заметил их слишком поздно, чтобы уклониться.
 
* * *
 
   Энтрери скрестил кинжал с широким мечом разбойника почти у самой рукояти. Но для этого ему пришлось шагнуть очень близко к противнику, и места для удара мечом не осталось. Тогда он ударил его в лицо рукоятью Когтя Шарона, зажатого в правой руке, а левой тем временем отбил клинок кочевника.
   Спиной чувствуя второго врага, Энтрери быстро развернулся и, сильно размахнувшись, ударил его по руке. Тот согнулся и чуть не упал.
   – Ты покойник, - процедил убийца, - хотя погоди…
   Перехватив меч, он резко ударил назад, всадив клинок в живот кочевника, который первым поднял на него оружие.
   – Я обещал, что он умрет первым, - пояснил он второму разбойнику, выронившему свой хопеш и зажавшему ладонью рану на плече.
   Пнув его в лицо, Энтрери перепрыгнул через него навстречу третьему охраннику, держа наготове меч и кинжал.
   Как быстро и просто, успел подумать он, но тут заметил, что к ним с поднятыми мечами и луками приближаются еще несколько десятков кочевников, крича и улюлюкая. Бросив взор на Джарлакса, он разглядел и летящие в него стрелы. Но за его спиной он увидел их третьего спутника, о котором уже успел позабыть. Тот несся на своей боевой свинье по склону дюны, крепко сжимая ее бока сильными ногами и размахивая кистенями.
 
* * *
 
   – Эге-гей! - орал Атрогейт, несмотря на бешеную тряску.
   Он с удовольствием отметил, что его коротконогий кабан легко покрывает огромные расстояния.
   Покрепче сжав его коленями, дворф приготовился пустить в ход свои кистени. Как пуля, влетел он на поросшую травой землю оазиса, и наперерез ему, занеся копья, тут же бросились двое разбойников.
   Но Атрогейта это не остановило, он лишь еще громче взревел, рассчитывая пронестись между ними и сбить наконечники копий кистенями. Но тут обнаружилось, что вепрь под ним - не просто верховое животное. Этот кабан происходил с одного из Девяти Адских Кругов, где постоянно шла жаркая битва, и суровые условия выработали в нем яростный нрав и превосходные бойцовские качества. Внезапно остановившись, Храп фыркнул и топнул копытом, и тут же от него волной прокатилось яркое пламя.
   – Ого-го-го! - раздался ликующий вопль изумленного дворфа, и кабан понесся дальше.
   Разбойники отпрянули, одному подпалило волосы, у другого загорелась одежда, оба получили сильные ожоги. Ранения были несерьезные, но зато удары Атрогейта, усиленные огромной скоростью вепря, уложили обоих. Одному кистень попал в грудь, и он сделал в воздухе почти полное сальто и рухнул лицом вниз - таким мощным был удар. Другому удалось удержаться на ногах. Правда, он потерял сознание, потому что кистень стукнул его в висок, но наземь кочевник грохнулся, когда Атрогейт умчался уже далеко.
   – Эге-гей! - орал дворф, вне себя от восторга.
 
* * *
 
   Не долетев до Джарлакса какой-то дюйм, стрелы упали, столкнувшись с его невидимой броней. Однако действие заклинания длилось недолго, поэтому дроу, поглядев на дерево, с которого были пущены стрелы, опустил на лучников сферу непроницаемой тьмы.
   – Я ослеп! - донесся крик, который Джарлакс слышал так много раз, что невольно улыбнулся.
   Противник ему попался упрямый, он снова ринулся в бой, подняв свой хопеш. Джарлакс со вздохом блокировал его клинок, захватив его между двумя скрещенными мечами, и, чуть повернув, заставил кочевника опустить оружие, а потом резко убрал свои клинки, отчего противник едва не потерял равновесие! Джарлакс немедленно перешел в наступление и начал теснить врага, со звоном молотя то одним, то другим мечом по лезвию его хопеша, а потом вдруг сделал шаг в сторону и резко направил один из своих мечей к земле, увлекая следом и клинок противника.
   Кочевник чуть отступил, с удивлением отдернув свой широкий меч, но Джарлакс проделал все это намеренно. На мгновение застыв с разведенными в стороны руками, он вдруг сделал резкий выпад обоими клинками одновременно. Правый его меч скрестился с хопешем у рукояти, поддев его снизу, а левый сверху ударил по лезвию. Разбойник не смог удержать оружие в руке, и его хопеш, выбитый из пальцев, закрутился вокруг правого клинка Джарлакса. Кочевник следил за ним, как завороженный.
   – Держи, - любезно предложил дроу и рывком подбросил хопеш обратно владельцу.
   Тот поднял руки, чтобы поймать его, и в это мгновение Джарлакс со всей силы ударил его в лицо ногой. Разбойник рухнул, и меч упал на него сверху.
   – Зови своего!… - начал было дроу, но, мельком глянув на Энтрери, увидел, что наемный убийца успел вызвать адского жеребца и тот, выдыхая струйки дыма, нетерпеливо бьет копытом.
   Последний противник Энтрери уже и так потерял оружие, ну а вид жуткого коня напугал его окончательно, и он бросился наутек, невнятно бормоча и всхлипывая на ходу.
   Энтрери вскочил на коня и, ударив его пятками по бокам, с места пустил в галоп. Кочевники, бежавшие на помощь товарищам, бросились врассыпную, успев, правда, метнуть во всадника копье и выпустить стрелу, но невидимая броня выдержала оба удара.
   Джарлакс вскочил на своего жеребца и поскакал следом. Сперва они мчались за пронесшимся на боевом вепре, как ураган, Атрогейтом, но скоро обогнали его. Из-за одной из сломанных повозок неожиданно поднялись сразу несколько лучников, но почти тут же раздались их испуганные крики, поскольку всех поглотил мрак, вызванный дроу.
   Кочевникам еще предстояло сражаться с диатримой, оставшейся в оазисе, а трое спутников остановились только в миле от него, снова оказавшись среди песков.
   – А-ха-ха! - ревел Атрогейт. - Ну, спасибо, ну спасибо тебе за такого зверька! Храп! А-ха-ха!
   Улыбнувшись в ответ, Джарлакс повернулся к Энтрери.
   – Хорошо, что все так закончилось, - сухо сказал он. - Но похоже, несмотря на все мои старания, ты не стал хоть немного дипломатичнее.
   Энтрери хотел что-то возразить, но тут увидел, что на роскошной шляпе Джарлакса на глазах вырастает новое перо, молча пришпорил коня и поехал прочь.
   – Надо вернуться, - подал голос Атрогейт. - Их там еще много осталось!
   Глядя вслед товарищу, Джарлакс не ответил и тоже пустил своего жеребца вперед.
   – Пф! - сердито фыркнул дворф и неохотно поехал за ними, время от времени с сожалением оглядываясь.

Глава 22

    АЛЧНЫЕ БОГИ
   – Во, теперь ясно, почему прежний хозяин помер, - сказал Атрогейт, войдя вместе со своими спутниками в предложенный им в юго-западной части Мемнона дом.
   Утром этого дня троица прибыла в город, и по настоянию Энтрери - хотя он их с собой и не звал - они, минуя более богатые кварталы, где были сосредоточены таверны и гостиницы, двинулись в самый убогий район, дома в котором представляли собой одинаковые глинобитные коробки с земляными полами, причем многие обитатели не имели даже таких жилищ. Некоторые горожане спали на улице, прислонившись к стене, ничем не защищенные от проливного дождя. Правда, Джарлакс избавил друзей от такой ночевки. Служка в Доме Защитника, храме богини Селуны, завидев блеск золота, охотно сообщил, что хозяин одного из домиков недавно перешел в мир иной и его жилище можно занять.
   Дроу, вошедший внутрь сразу за дворфом, горестно застонал, поняв, что дал служке чересчур большую взятку. Жилье состояло из четырех стен, крыши, через огромные прорехи в которой проглядывало небо, и грязного земляного пола. В центре громоздился единственный стол, сложенный из камней, кишевший омерзительными насекомыми - довольно жуткими красновато-коричневыми тварями вроде скорпионов, с устрашающими клешнями и загнутыми вверх хвостами. Похоже, они давно чувствовали себя здесь полноправными хозяевами.
   Атрогейт протопал к столу и, весело хмыкнув, с хрустом раздавил одну из ползучих тварей большим пальцем.
   – Что-то не очень аппетитно, - заявил он.
   – Только не вздумай это есть, - кисло сказал Джарлакс, и дворф, как обычно, расхохотался.
   Энтрери вошел последним и окинул помещение равнодушным взглядом.
   – Ты, небось, привык к таким хоромам, - съязвил Атрогейт.
   Искоса глянув на него, Энтрери помотал головой и снова повернулся к криво навешенной двери.
   – На площади рядом с доками сейчас дневная служба, - бросил он Джарлаксу. - Я буду там, у южной стены Дома Защитника.
   – Ты нас не подождешь? - спросил дроу.
   – Я вас с самого начала не приглашал.
   – А-ха-ха! - разразился смехом Атрогейт.
   – Довольно, любезный, - сказал Джарлакс, глядя вслед товарищу. - Ему сейчас нелегко.
   – А по-моему, ему все равно.
   – Ты о доме? - обернулся темный эльф. - Думаю, Артемис Энтрери слишком хорошо знаком с такой обстановкой. Но он вернулся в город, где родился и вырос, и, похоже, с этим местом у него связаны болезненные воспоминания; пожалуй, они и привели его сюда.
   Как ни странно, Атрогейт нахмурился и промолчал, что было для него крайне необычно, и у проницательного дроу родились некоторые подозрения.
   – Здесь я могу жуком угоститься, а у храма - вместе с толпой помолиться, но, может быть, лучше пойти и напиться? - помолчав, выпалил дворф и расхохотался, как всегда.
   – Неужели ты в самом деле такой, Атрогейт? - серьезно спросил Джарлакс, и тот, сразу оборвав свой дурацкий смех, хмуро поглядел на него. - Кроме чересчур своеобразного чувства юмора, у тебя как будто больше никаких чувств и нет, - продолжил Джарлакс, а дворф еще больше помрачнел. - Ну вот сейчас, например. Неужели ничто, кроме собственного удовольствия, тебя не волнует?
   – Тебя, что ли, волнует?
   – Далеко не всегда, но этому можно дать вполне вразумительное объяснение.
   – Или сказать: «Не лезь не в свое дело».
   – А ты мне что скажешь, лохматый друг мой?
   – Не суй нос, куда не просят.
   – Но невозможно без всякой причины быть настолько поверхностным,- настаивал дроу.- Есть, пить, драться да отпускать шуточки, от которых всех с души воротит, - неужели в этом ты весь?
   – Тебе-то почем знать?
   – Так расскажи мне, - улыбнулся Джарлакс. Атрогейт покачал головой, стиснув зубы.
   – Или мне надо напоить тебя как следует, чтобы вытянуть признание?
   – Только попробуй, и я тебе голову кистенем проломлю! - пригрозил дворф.
   Джарлакс засмеялся и промолчал, но для себя решил выяснить, в чем все-таки дело: Атрогейт такой неспроста. Что-то когда-то надломило дворфа, и он опустился почти до уровня животного, сделав свое шутовство броней, защищающей его от мира, для надежности укрепив ее задиристостью и страстью к выпивке.
   И Джарлакс пообещал себе, что, несмотря на сопротивление и отнюдь не шуточную угрозу дворфа, разгадает его загадку.
 
* * *
 
   Все вокруг было настолько знакомо Артемису Энтрери, что он помимо воли мысленно перенесся на много лет назад. На широкой площади перед громадным зданием Дома Защитника, самого большого сооружения этой части Мемнона, стоял, сидел и лежал весь сброд из беднейших кварталов города. Это было царство самой страшной нищеты, многие страдали от хворей - неизбежных спутников тех, кто всю жизнь не имеет возможности досыта есть и пить, держать себя в чистоте и прятаться от непогоды.
   Однако у всех этих людей оставалась надежда. Ее давали беднякам люди в богатых одеяниях, увешанные драгоценностями, расположившиеся у самого храма. Необычайно красивыми голосами они возносили хвалу Селуне и сулили блаженство ее верным слугам, а их помощники бродили среди толпы, подбадривая несчастных и внушая им надежду на скорое облегчение страданий и боли.
   Энтрери с детства помнил, что священники также обещали излечение от болезней и облегчение посмертного пребывания в загробном мире безвременно ушедших близких.
   – Разве ты хочешь, чтобы дитя твое провело в Фуге хоть на миг дольше положенного? - спрашивал неподалеку от наемного убийцы юный служитель заплаканную женщину. - Конечно же нет! Иди со мной, добрая женщина. Каждая минута, потраченная нами зря, - это еще одна минута мучений твоего дорогого Тойджо.
   Очевидно, этот паренек облапошивает женщину уже не в первый раз, подумал Энтрери, глядя, как он тащит ее за собой сквозь толпу.
   – Клянусь Морадином, ты еще называешь меня бесчувственным! - пробурчал Атрогейт, вместе с Джарлаксом пришедший на площадь и пробравшийся к Энтрери. - Ну и народ в твоем городе! Вот бы найти колдуна, который сделал бы меня похожим на человека, я бы им… - Он не договорил, шмыгнул и незаметно вытер глаза.
   Энтрери неодобрительно посмотрел на него, но ничего не ответил, поскольку не больше, чем дворф, оправдывал этих людей. Переведя взгляд на Джарлакса, он вздрогнул - никак не мог привыкнуть к его золотистым кудрям и светлой коже.
   – Ты знаешь, что здесь происходит? - обратился к нему дроу.
   – Индульгенции продают.
   – Продают? - фыркнул Атрогейт. - У этих нищих дураков есть лишние деньги?
   – Они отдают даже последнюю малость.
   Мимо них проковылял очень тощий, изможденный человек.
   – По мне, так лучше бы он хлебца себе купил, - проворчал дворф.
   – А что, жрецы за эту плату лечат их от болезней? - поинтересовался Джарлакс.
   – Облегчение незначительное, к тому же временное,- пояснил Энтрери.- Те, кто надеется навсегда исцелиться, зря теряют здесь время. Служители по большей части продают индульгенции своего бога Селуны. За пару серебряных монет скорбящая мать может избавить своего умершего ребенка от десяти дней мучений в Фуге или, если хочет, облегчить свою будущую участь.
   – Они платят за подобные обещания?
   Энтрери только пожал плечами.
   Джарлакс поглядел поверх голов стада - а это и впрямь было стадо несчастных заблудших овец - на то, что происходит у дверей храма. Там были установлены столы, рядом с которыми ждали своей очереди бедные крестьяне. Друг за другом они подходили ближе и отдавали свои жалкие сбережения сидящим за столами, а те записывали их имена.
   – Вот это, я понимаю, выгодное дело: сказал слово в утешение, черкнул строчку… - с некоторой как будто даже завистью произнес Джарлакс, и Атрогейт сплюнул.
   И дроу, и Энтрери разом поглядели на дворфа.
   – Они чего, врут этим женщинам, что деньги помогут их детям после смерти? - спросил тот.
   – Некоторым - да, - ответил Энтрери.
   – Просто орки, - пробормотал Атрогейт. - Даже хуже орков.
   Он снова сплюнул и решительно зашагал прочь.
   Энтрери с Джарлаксом недоуменно переглянулись, и дроу отправился за Атрогейтом, а убийца, посмотрев им вслед, остался.
   Он еще долго стоял на площади, время от времени глядя в сторону улицы, ведущей от площади к докам.
   Те места он знал лучше, чем какие бы то ни было.
 
* * *
 
   – Фуга - место страданий, - внушал благочестивый Гозитек стоящему у его стола маленькому дерганому человечку, который беспокойно мял в пальцах тощий кошелек.
   – У меня почти ничего нет, - оправдывался человечек, показывая в разговоре два последних желтых зуба во рту.
   – Малая толика бедного человека более угодна богу, - наставительно произнес Гозитек.
   И оба благочестивых брата за его спиной хихикнули. Один даже подмигнул второму, потому что благочестивый Гозитек с самого утра, когда в общем зале вывесили список, где напротив его имени было написано, что он назначается одним из двух продавцов индульгенций на ближайшие десять дней, весь день жаловался на судьбу. Теперь десять дней ему каждое утро придется собирать презренные бедняцкие медяки, а днем молиться за усопших на вонючем кладбище для нищих. В Доме Защитника никто не любил исполнять эти обязанности.