Страница:
– Это не одно и то же.
– Нет, как раз одно и то же!
– Да нет же! – упорно не соглашался Гэри. – Это… ее не выставили сюда, чтобы мы на нее глазели. Она стала неожиданным побочным результатом исторического события. Это тебе не посмертные плиты. Там – момент, который уловили и сохранили. А это – все равно что наткнуться в лесу на отпечатки лап динозавра. Есть ведь разница с музеем, где смотришь на реконструированные кости?
– О'кей, – с готовностью согласилась Диана, по-прежнему совершенно не понимающая, в чем тут суть.
– Поэтому мы и приехали в Лондон, – продолжал Гэри.
– А я-то думала, мы приехали сюда в отпуск, – быстро перебила его жена, и, хотя ее слова кольнули его, Гэри упрямо продолжал выдвигать свои доводы.
– Поэтому мы и находимся в Англии, – закончил он. – У англичан лучше сохранена история, чем у нас дома.
– Соединенные Штаты тоже участвовали во Второй мировой войне, – язвительно напомнила ему Диана.
Гэри вздохнул и провел рукой по щеке и подбородку.
– Но если бы у нас остались воронки от немецких бомб, то мы бы их залатали, – заметил он. – Сделали бы что-нибудь вроде мемориала «Аризоны» в Пирл-Харборе. Понастроили бы разной чепухи вокруг, подробно рассказывающей, как это было, а на десерт скорее всего показали бы фильмы, билет на которые стоил бы двадцать пять центов. И все это вместо того, чтобы позволить истории самой говорить о себе.
– Я действительно не понимаю, о чем ты толкуешь, – вздохнула Диана. – И я устала от гуляний под холодным дождем. – При этом она иронически поглядела на углубление в тротуаре. – К тому же ты все равно не знаешь, кто это сделал.
Ответа у Гэри не нашлось. Он лишь пожал плечами и пошел дальше, а Диана послушно последовала за ним. Вскоре они обнаружили еще несколько углублений: в тротуаре и в каменной стене, окружавшей большое здание. А затем на той же стене они заметили небольшую скромную доску. Она сообщала, что здание является Музеем Виктории и Альберта, и усилила подозрения Гэри насчет происхождения этих воронок. Он тут же заявил, что они в самом деле образовались в результате немецких бомбардировок.
Правда, это заявление принесло Гэри совсем ничтожную победу, поскольку Диана по-прежнему не видела смысла во всем этом и не выглядела очень уж счастливой. Он понимал это и сочувственно относился к ее недовольству. Предполагалось, что они поедут сюда в отпуск, – их единственный в году отпуск! – а он таскает ее под дождем взад-вперед, гоняясь за ощущениями, которых она не воспринимает.
Гэри, естественно, отправился в Англию не для того, чтобы смотреть на традиционные достопримечательности. Он рассчитывал найти более неуловимые вещи, приехал в поисках одного из тех исчезающих мостов, о которых говорил Микки Мак-Микки, – звена между его миром и миром Волшебноземья. И по его предположениям, это место должно было оказаться здесь, где-то на Британских островах.
Где-то… Однако Англия и сам Лондон вовсе не были такими маленькими, как это раньше казалось Гэри Леджеру. С внутренним чувством превосходства, столь типичным для американцев третьего и четвертого поколения, Гэри представлял себе Англию и все острова небольшой провинцией, захолустьем, которое он сможет тщательно обследовать за две недели отпуска.
Но Лондон не оказался ни маленьким, ни провинциальным.
Три дня из четырнадцати уже прошли, а Гэри удалось отыскать лишь слабое ощущение истории рядом с выемкой в тротуаре на мокрой от дождя лондонской улице. Гэри втайне начинал признавать, что Лондон слишком величествен и, возможно, вся Англия слишком величественна. Вспомнив фильмы о Робин Гуде, он сегодня порасспрашивал местных жителей о Ноттингеме, который, по его понятиям, был чисто английской деревушкой.
Однако Гэри уверили в том, что Ноттингем совсем не таков, как он думает. Это был малопривлекательный промышленный город, и, по словам тех, кто там бывал, от Шервудских лесов сохранилось не более нескольких деревьев. Эти сведения больно задели Гэри, напомнили ему о лесах, дорогих его сердцу, которые простирались в стране, находящейся за три тысячи миль отсюда.
Да, не зря, видно, сокрушался Микки: мосты из реального мира в Волшебноземье быстро исчезали. На следующее утро Гэри объявил жене, что они покидают Лондон, садятся в поезд и едут в Эдинбург, который расположен в четырехстах милях к северу.
Диана, надо отдать ей должное (а отчасти и потому, что сама хотела увидеть Эдинбург), отправилась туда без возражений. Она понимала: что-то глубоко тревожит ее мужа. Поэтому ее неудавшийся отпуск не ахти какая плата за то, что Гэри получит возможность заниматься своими странными поисками. Может быть, хоть это принесет ему какое-то утешение. Не так уж много времени отделяло их от первой годовщины смерти Энтони, и Диана сознавала, что Гэри едва начал оправляться после тяжелой утраты.
Четыреста миль за четыре часа – и вот они сошли с перрона эдинбургского вокзала навстречу первому мимолетному впечатлению от Шотландии. Поскольку они везли с собой весь свой багаж, Гэри согласился взять такси.
– И куда поедем? – спросил водитель, держась более непринужденно, чем позволил бы себе любой из напыщенных джентльменов за рулем черных лондонских такси.
Гэри с Дианой растерянно переглянулись, поскольку они не заказали номер в гостинице.
– А, да вы не знаете, в какой поселитесь гостинице, – сообразил таксист.
Гэри внимательно посмотрел на него, думая о том, как сильно его акцент напоминает произношение Микки.
– Ну что ж, сейчас не сезон, и туристов не так много, – продолжал шофер. – Можно подыскать для вас что-нибудь неподалеку от замка.
– Это будет здорово, – быстро ответила Диана, прежде чем Гэри сумел сделать какое-либо несуразное предложение.
Они поехали вдоль по улице и очень скоро вывернули на широкий бульвар, по левую сторону которого располагались гостиницы, рестораны и магазины, – похоже, здесь был туристский квартал города. Справа по травянистому холму спускался огромный парк, отчего великое множество цветущих деревьев, если смотреть с улицы, находилось на уровне глаз.
– Замок на утесе, – объявил водитель, бросив взгляд куда-то за пределы парка.
Гэри сполз с сиденья, так как разместившаяся рядом Диана загораживала обзор, а он хотел получше рассмотреть пейзаж за окном. Сначала он не очень понимал, о чем говорил водитель, ибо сквозь переплетения деревьев ему удавалось разглядеть только этот парк и подножие холма.
– Красотища! – выдохнула Диана.
Гэри взглянул на нее и сообразил, что нужно смотреть не вперед, а вверх. Он пригнулся еще ниже, чтобы ему не мешало ее колено, и устремил глаза к небу, к самой макушке холма, который своими очертаниями больше напоминал гору. Потом выше, еще выше, на сотни футов вверх, к стенам замка. Казалось, этот замок вырастал прямо из вершины горы, похожей на колонну. У Гэри перехватило дыхание.
– Остановите машину! – наконец быстро произнес он.
– Что случилось? – спросил таксист.
– Остановите машину! – снова крикнул Гэри, перелезая через Диану и хватаясь за ручку дверцы.
Водитель резко затормозил, и, еще прежде, чем машина полностью остановилась, Гэри выбрался наружу и, спотыкаясь, бросился к парку.
Диана выбежала вслед за ним и схватила его дрожащую руку, а Гэри продолжал безотрывно смотреть в высоту, зачарованный зрелищем Эдинбургского замка. Он уже видел это место раньше: и гору, и замок. Он видел их в ином мире, в магической стране, в Волшебноземье.
Там эта гора называлась Пальцем Гиганта, а замок, Эдинбургский замок, был жилищем дракона по имени Роберт. Чудовища, которое убил Гэри Леджер.
– Ваш отец… – начал было солдат, но Гелдион жестом велел ему замолчать. Принц вернулся на поле лишь несколько минут назад, но ему уже пять или шесть раз успели доложить, что отец его разыскивает. А последний солдат, друг Гелдиона, добавил, что король Киннемор сегодня пребывает далеко не в радужном расположении духа.
В таком же состоянии находился и сам Гелдион: он был изможден своим вынужденным путешествием на Инис Гвидрин и раздражен встречей с чертовой Керидвен. Колдунья заставила принца ощутить собственное ничтожество, а Гелдион, стремившийся к тому, чтобы прочесть в холодных глазах отца уважение к себе, не любил подобного обращения. Стражники, стоявшие по обе стороны шатра Киннемора, явно распознали дурное настроение принца, поэтому отошли подальше, а один из них, подняв край шатрового полога, открыл для Гелдиона столь широкий вход, что в него одновременно смогли бы войти несколько человек.
– Где тебя носило? – спросил рассерженный, вечно рассерженный король Киннемор, прежде чем сын успел шагнуть в шатер. – Моя армия застряла на месте.
Киннемор стоял за невысоким дубовым столиком, делавшим его фигуру выше и внушительнее. В Волшебноземье не многие мужчины имели рост шесть футов, однако у короля Киннемора он достигал почти что семи. При худощавом телосложении король тем не менее был широкоплеч и явно отличался физической силой. Он уже достиг пятидесятилетнего возраста, но обладал энергией двадцатилетнего юноши – нервозной энергией, заставлявшей его беспрестанно двигаться, заламывать руки или пощипывать тщательно ухоженную царственную бородку. Его серые глаза также никогда не останавливались – он держал в поле зрения все пространство, словно в любом месте ожидал обнаружить прячущегося убийцу.
– Меня вызывала Керидвен, – небрежно произнес Гелдион.
В ответ Киннемор разразился долгой тирадой, вылившейся в нечленораздельное бормотание. Наконец он хватил кулаком по столу, что позволило ему сделать небольшую передышку (а заодно и трещину в дереве) и вернуться на вечно шаткую грань самообладания.
– Тебе лучше, чем кому-либо, известно, что мы обязаны вскакивать по любому зову этой ведьмы, – закончил Гелдион с долей сарказма в голосе.
Принц не мог устоять перед тем, чтобы еще немного не позлить отца. Он редко задевал короля, поскольку знал, что может, подобно всякому иному дураку, отважившемуся противостоять Киннемору, сложить свою голову на плахе. Однако сейчас он не мог упустить возможности слегка ущипнуть отца.
В это мгновение Киннемор, с глазами, окруженными густой, все разраставшейся сетью морщинок, с челюстью, сжатой настолько плотно, что Гелдион мог слышать скрежет его зубов, показался принцу очень старым. Старым и сердитым. Впрочем, он был сердитым всегда. Гелдион не мог припомнить, когда он в последний раз видел Киннемора улыбающимся, за исключением той зловещей улыбки, которая неизменно пробегала по отцовскому лицу в моменты вынесения смертных приговоров или разговоров о завоеваниях. Неужели это всегда было так, неужели его отец всегда был наполнен такой ненавистью и жаждой крови? Гелдион не был уверен в обратном – все его детские впечатления совпадали с нынешним поведением Киннемора.
Однако принц чувствовал: что-то действительно изменилось. Может, то были лишь мечты, фантазии, а не реальные воспоминания, но Гелдион, кажется, припомнил время мира и счастья, то безмятежное время, когда беседы не всегда касались войны, а игра была предпочтительнее битвы.
С губ короля сорвалось негромкое рычание, утробное, похожее на звериное. Гелдион удивлялся: как можно быть столь ужасающе злым, причем постоянно?
– Чего она хотела? – требовательным тоном спросил Киннемор.
Принц пожал плечами:
– Всего лишь поговорить насчет Дилнамарры. О том, как мы используем барона Пвилла, чтобы провозгласить тебя победителем Роберта.
От взмаха руки Киннемора столик укатился прочь, и король двинулся на сына.
– Если ты плетешь с нею заговор против меня… – начал угрожать Киннемор, приближаясь к сыну почти вплотную и тыча пальцем едва ли не в дюйме от носа Гелдиона, который был более чем на фут ниже своего внушительного отца, – в, данный момент этот факт проявился для принца с болезненной очевидностью.
Тем не менее, Гелдион не потрудился своим отрицанием подтвердить справедливость угроз. Его можно было по праву обвинить во многих довольно бесчестных поступках, которые он совершил в своей жизни, но никогда, ни разу он не допустил и мысли о том, чтобы предать Киннемора. Все, кто знал Гелдиона, ни в малейшей степени не сомневались в его верности отцу. Судя по его поведению, это был человек, преданный королю до конца.
Принц стоял не мигая, Киннемор тоже, но в конце концов король отступил на шаг и опустил руку.
– Что еще предлагала Керидвен? – осведомился он.
– Ничего существенного, – ответил Гелдион. – Мы заставим Дилнамарру войти в союз и двинемся на восток. Мало что изменилось.
Киннемор закрыл глаза и медленно кивнул, обдумывая все это.
– Когда Бремар и Дрохит падут, я хочу, чтобы барона Пвилла казнили! – спокойно и холодно произнес он.
– Барон Пвилл станет нашим союзником, – напомнил отцу Гелдион.
– Против своей воли, так что этот альянс он наверняка возненавидит, – подытожил Киннемор. – И он знает правду об убийстве дракона. Это делает его опасным.
Когда королю в голову пришла новая мысль, по его лицу вдруг скользнула та самая, зловещая, улыбка.
– Нет, не после завоевания, – сказал он. – Барон Пвилл должен умереть на пути в Бремар.
– Керидвен этого не одобрит.
– Керидвен по-прежнему будет находиться на своем острове, – тут же ответил Киннемор.
Теперь Гелдион понял рассуждения отца. К моменту падения Бремара и Дрохита Керидвен, вероятно, уже вернется из заточения, и тогда, если только колдунья не замешана в двойной игре, Киннемору будет труднее расправиться с Пвиллом. Но пока Керидвен останется на Инис Гвидрин, она не сможет помешать ему.
Гелдион усмехнулся, удивляясь тому, насколько ошибочны были у людей Волшебноземья представления о его отце. Большинство простого люда верило, что Киннемор не более чем марионетка Керидвен, но Гелдион знал намного больше. Керидвен действительно могла ловко маневрировать троном, но деспотизм короля заключал в себе такую дикую силу, которая пугала Гелдиона больше, чем самые изощренные проделки колдуньи.
– И что это даст союзу? – спросил принц со всей решительностью, на какую был способен.
– Это сделаешь ты, – изрек Киннемор, настолько захваченный ходом своих мыслей, что даже не услышал вопроса Гелдиона. – И обставишь это таким образом, чтобы все выглядело как убийство, совершенное в одном из восточных городов. А если ты недостаточно умен для этого, выбирай сам: или с толстым бароном приключится несчастный случай, или же его доконает слабое здоровье.
Гелдион промолчал, но хмурое выражение его лица весьма красноречиво говорило о его чувствах. Он задумался о собственной судьбе, если вдруг правда выйдет наружу. Вступится ли король за сына, когда того назовут палачом барона Пвилла? Или же он умоет руки, объявит Гелдиона вне закона и казнит?
Киннемор продолжал улыбаться, а затем вдруг вцепился спереди в плащ Гелдиона и рывком поднял принца в воздух.
По привычке Гелдион схватился за кинжал. Однако его пальцы задержались на рукояти лишь на мгновение, ибо он знал, что даже ради защиты собственной жизни у него не хватит духу поднять руку на отца.
– Вели моим войскам пошевеливаться! – прорычал король. – Однажды ты позволил улизнуть Дункану Дрохиту и этому нечестивому лорду Баденоху. Я не потерплю еще одного провала.
В этот миг Гелдион каждой клеткой своего существа ощущал ужасающую силу этого человека. Он почувствовал жаркое, зловонное дыхание Киннемора – дыхание плотоядного зверя после кровавого убийства.
Он покинул шатер короля в явном смятении и побрел по полю, стараясь воскресить в памяти те далекие мимолетные воспоминания о годах своей юности, когда его отец не был столь злым.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Нет, как раз одно и то же!
– Да нет же! – упорно не соглашался Гэри. – Это… ее не выставили сюда, чтобы мы на нее глазели. Она стала неожиданным побочным результатом исторического события. Это тебе не посмертные плиты. Там – момент, который уловили и сохранили. А это – все равно что наткнуться в лесу на отпечатки лап динозавра. Есть ведь разница с музеем, где смотришь на реконструированные кости?
– О'кей, – с готовностью согласилась Диана, по-прежнему совершенно не понимающая, в чем тут суть.
– Поэтому мы и приехали в Лондон, – продолжал Гэри.
– А я-то думала, мы приехали сюда в отпуск, – быстро перебила его жена, и, хотя ее слова кольнули его, Гэри упрямо продолжал выдвигать свои доводы.
– Поэтому мы и находимся в Англии, – закончил он. – У англичан лучше сохранена история, чем у нас дома.
– Соединенные Штаты тоже участвовали во Второй мировой войне, – язвительно напомнила ему Диана.
Гэри вздохнул и провел рукой по щеке и подбородку.
– Но если бы у нас остались воронки от немецких бомб, то мы бы их залатали, – заметил он. – Сделали бы что-нибудь вроде мемориала «Аризоны» в Пирл-Харборе. Понастроили бы разной чепухи вокруг, подробно рассказывающей, как это было, а на десерт скорее всего показали бы фильмы, билет на которые стоил бы двадцать пять центов. И все это вместо того, чтобы позволить истории самой говорить о себе.
– Я действительно не понимаю, о чем ты толкуешь, – вздохнула Диана. – И я устала от гуляний под холодным дождем. – При этом она иронически поглядела на углубление в тротуаре. – К тому же ты все равно не знаешь, кто это сделал.
Ответа у Гэри не нашлось. Он лишь пожал плечами и пошел дальше, а Диана послушно последовала за ним. Вскоре они обнаружили еще несколько углублений: в тротуаре и в каменной стене, окружавшей большое здание. А затем на той же стене они заметили небольшую скромную доску. Она сообщала, что здание является Музеем Виктории и Альберта, и усилила подозрения Гэри насчет происхождения этих воронок. Он тут же заявил, что они в самом деле образовались в результате немецких бомбардировок.
Правда, это заявление принесло Гэри совсем ничтожную победу, поскольку Диана по-прежнему не видела смысла во всем этом и не выглядела очень уж счастливой. Он понимал это и сочувственно относился к ее недовольству. Предполагалось, что они поедут сюда в отпуск, – их единственный в году отпуск! – а он таскает ее под дождем взад-вперед, гоняясь за ощущениями, которых она не воспринимает.
Гэри, естественно, отправился в Англию не для того, чтобы смотреть на традиционные достопримечательности. Он рассчитывал найти более неуловимые вещи, приехал в поисках одного из тех исчезающих мостов, о которых говорил Микки Мак-Микки, – звена между его миром и миром Волшебноземья. И по его предположениям, это место должно было оказаться здесь, где-то на Британских островах.
Где-то… Однако Англия и сам Лондон вовсе не были такими маленькими, как это раньше казалось Гэри Леджеру. С внутренним чувством превосходства, столь типичным для американцев третьего и четвертого поколения, Гэри представлял себе Англию и все острова небольшой провинцией, захолустьем, которое он сможет тщательно обследовать за две недели отпуска.
Но Лондон не оказался ни маленьким, ни провинциальным.
Три дня из четырнадцати уже прошли, а Гэри удалось отыскать лишь слабое ощущение истории рядом с выемкой в тротуаре на мокрой от дождя лондонской улице. Гэри втайне начинал признавать, что Лондон слишком величествен и, возможно, вся Англия слишком величественна. Вспомнив фильмы о Робин Гуде, он сегодня порасспрашивал местных жителей о Ноттингеме, который, по его понятиям, был чисто английской деревушкой.
Однако Гэри уверили в том, что Ноттингем совсем не таков, как он думает. Это был малопривлекательный промышленный город, и, по словам тех, кто там бывал, от Шервудских лесов сохранилось не более нескольких деревьев. Эти сведения больно задели Гэри, напомнили ему о лесах, дорогих его сердцу, которые простирались в стране, находящейся за три тысячи миль отсюда.
Да, не зря, видно, сокрушался Микки: мосты из реального мира в Волшебноземье быстро исчезали. На следующее утро Гэри объявил жене, что они покидают Лондон, садятся в поезд и едут в Эдинбург, который расположен в четырехстах милях к северу.
Диана, надо отдать ей должное (а отчасти и потому, что сама хотела увидеть Эдинбург), отправилась туда без возражений. Она понимала: что-то глубоко тревожит ее мужа. Поэтому ее неудавшийся отпуск не ахти какая плата за то, что Гэри получит возможность заниматься своими странными поисками. Может быть, хоть это принесет ему какое-то утешение. Не так уж много времени отделяло их от первой годовщины смерти Энтони, и Диана сознавала, что Гэри едва начал оправляться после тяжелой утраты.
Четыреста миль за четыре часа – и вот они сошли с перрона эдинбургского вокзала навстречу первому мимолетному впечатлению от Шотландии. Поскольку они везли с собой весь свой багаж, Гэри согласился взять такси.
– И куда поедем? – спросил водитель, держась более непринужденно, чем позволил бы себе любой из напыщенных джентльменов за рулем черных лондонских такси.
Гэри с Дианой растерянно переглянулись, поскольку они не заказали номер в гостинице.
– А, да вы не знаете, в какой поселитесь гостинице, – сообразил таксист.
Гэри внимательно посмотрел на него, думая о том, как сильно его акцент напоминает произношение Микки.
– Ну что ж, сейчас не сезон, и туристов не так много, – продолжал шофер. – Можно подыскать для вас что-нибудь неподалеку от замка.
– Это будет здорово, – быстро ответила Диана, прежде чем Гэри сумел сделать какое-либо несуразное предложение.
Они поехали вдоль по улице и очень скоро вывернули на широкий бульвар, по левую сторону которого располагались гостиницы, рестораны и магазины, – похоже, здесь был туристский квартал города. Справа по травянистому холму спускался огромный парк, отчего великое множество цветущих деревьев, если смотреть с улицы, находилось на уровне глаз.
– Замок на утесе, – объявил водитель, бросив взгляд куда-то за пределы парка.
Гэри сполз с сиденья, так как разместившаяся рядом Диана загораживала обзор, а он хотел получше рассмотреть пейзаж за окном. Сначала он не очень понимал, о чем говорил водитель, ибо сквозь переплетения деревьев ему удавалось разглядеть только этот парк и подножие холма.
– Красотища! – выдохнула Диана.
Гэри взглянул на нее и сообразил, что нужно смотреть не вперед, а вверх. Он пригнулся еще ниже, чтобы ему не мешало ее колено, и устремил глаза к небу, к самой макушке холма, который своими очертаниями больше напоминал гору. Потом выше, еще выше, на сотни футов вверх, к стенам замка. Казалось, этот замок вырастал прямо из вершины горы, похожей на колонну. У Гэри перехватило дыхание.
– Остановите машину! – наконец быстро произнес он.
– Что случилось? – спросил таксист.
– Остановите машину! – снова крикнул Гэри, перелезая через Диану и хватаясь за ручку дверцы.
Водитель резко затормозил, и, еще прежде, чем машина полностью остановилась, Гэри выбрался наружу и, спотыкаясь, бросился к парку.
Диана выбежала вслед за ним и схватила его дрожащую руку, а Гэри продолжал безотрывно смотреть в высоту, зачарованный зрелищем Эдинбургского замка. Он уже видел это место раньше: и гору, и замок. Он видел их в ином мире, в магической стране, в Волшебноземье.
Там эта гора называлась Пальцем Гиганта, а замок, Эдинбургский замок, был жилищем дракона по имени Роберт. Чудовища, которое убил Гэри Леджер.
– Ваш отец… – начал было солдат, но Гелдион жестом велел ему замолчать. Принц вернулся на поле лишь несколько минут назад, но ему уже пять или шесть раз успели доложить, что отец его разыскивает. А последний солдат, друг Гелдиона, добавил, что король Киннемор сегодня пребывает далеко не в радужном расположении духа.
В таком же состоянии находился и сам Гелдион: он был изможден своим вынужденным путешествием на Инис Гвидрин и раздражен встречей с чертовой Керидвен. Колдунья заставила принца ощутить собственное ничтожество, а Гелдион, стремившийся к тому, чтобы прочесть в холодных глазах отца уважение к себе, не любил подобного обращения. Стражники, стоявшие по обе стороны шатра Киннемора, явно распознали дурное настроение принца, поэтому отошли подальше, а один из них, подняв край шатрового полога, открыл для Гелдиона столь широкий вход, что в него одновременно смогли бы войти несколько человек.
– Где тебя носило? – спросил рассерженный, вечно рассерженный король Киннемор, прежде чем сын успел шагнуть в шатер. – Моя армия застряла на месте.
Киннемор стоял за невысоким дубовым столиком, делавшим его фигуру выше и внушительнее. В Волшебноземье не многие мужчины имели рост шесть футов, однако у короля Киннемора он достигал почти что семи. При худощавом телосложении король тем не менее был широкоплеч и явно отличался физической силой. Он уже достиг пятидесятилетнего возраста, но обладал энергией двадцатилетнего юноши – нервозной энергией, заставлявшей его беспрестанно двигаться, заламывать руки или пощипывать тщательно ухоженную царственную бородку. Его серые глаза также никогда не останавливались – он держал в поле зрения все пространство, словно в любом месте ожидал обнаружить прячущегося убийцу.
– Меня вызывала Керидвен, – небрежно произнес Гелдион.
В ответ Киннемор разразился долгой тирадой, вылившейся в нечленораздельное бормотание. Наконец он хватил кулаком по столу, что позволило ему сделать небольшую передышку (а заодно и трещину в дереве) и вернуться на вечно шаткую грань самообладания.
– Тебе лучше, чем кому-либо, известно, что мы обязаны вскакивать по любому зову этой ведьмы, – закончил Гелдион с долей сарказма в голосе.
Принц не мог устоять перед тем, чтобы еще немного не позлить отца. Он редко задевал короля, поскольку знал, что может, подобно всякому иному дураку, отважившемуся противостоять Киннемору, сложить свою голову на плахе. Однако сейчас он не мог упустить возможности слегка ущипнуть отца.
В это мгновение Киннемор, с глазами, окруженными густой, все разраставшейся сетью морщинок, с челюстью, сжатой настолько плотно, что Гелдион мог слышать скрежет его зубов, показался принцу очень старым. Старым и сердитым. Впрочем, он был сердитым всегда. Гелдион не мог припомнить, когда он в последний раз видел Киннемора улыбающимся, за исключением той зловещей улыбки, которая неизменно пробегала по отцовскому лицу в моменты вынесения смертных приговоров или разговоров о завоеваниях. Неужели это всегда было так, неужели его отец всегда был наполнен такой ненавистью и жаждой крови? Гелдион не был уверен в обратном – все его детские впечатления совпадали с нынешним поведением Киннемора.
Однако принц чувствовал: что-то действительно изменилось. Может, то были лишь мечты, фантазии, а не реальные воспоминания, но Гелдион, кажется, припомнил время мира и счастья, то безмятежное время, когда беседы не всегда касались войны, а игра была предпочтительнее битвы.
С губ короля сорвалось негромкое рычание, утробное, похожее на звериное. Гелдион удивлялся: как можно быть столь ужасающе злым, причем постоянно?
– Чего она хотела? – требовательным тоном спросил Киннемор.
Принц пожал плечами:
– Всего лишь поговорить насчет Дилнамарры. О том, как мы используем барона Пвилла, чтобы провозгласить тебя победителем Роберта.
От взмаха руки Киннемора столик укатился прочь, и король двинулся на сына.
– Если ты плетешь с нею заговор против меня… – начал угрожать Киннемор, приближаясь к сыну почти вплотную и тыча пальцем едва ли не в дюйме от носа Гелдиона, который был более чем на фут ниже своего внушительного отца, – в, данный момент этот факт проявился для принца с болезненной очевидностью.
Тем не менее, Гелдион не потрудился своим отрицанием подтвердить справедливость угроз. Его можно было по праву обвинить во многих довольно бесчестных поступках, которые он совершил в своей жизни, но никогда, ни разу он не допустил и мысли о том, чтобы предать Киннемора. Все, кто знал Гелдиона, ни в малейшей степени не сомневались в его верности отцу. Судя по его поведению, это был человек, преданный королю до конца.
Принц стоял не мигая, Киннемор тоже, но в конце концов король отступил на шаг и опустил руку.
– Что еще предлагала Керидвен? – осведомился он.
– Ничего существенного, – ответил Гелдион. – Мы заставим Дилнамарру войти в союз и двинемся на восток. Мало что изменилось.
Киннемор закрыл глаза и медленно кивнул, обдумывая все это.
– Когда Бремар и Дрохит падут, я хочу, чтобы барона Пвилла казнили! – спокойно и холодно произнес он.
– Барон Пвилл станет нашим союзником, – напомнил отцу Гелдион.
– Против своей воли, так что этот альянс он наверняка возненавидит, – подытожил Киннемор. – И он знает правду об убийстве дракона. Это делает его опасным.
Когда королю в голову пришла новая мысль, по его лицу вдруг скользнула та самая, зловещая, улыбка.
– Нет, не после завоевания, – сказал он. – Барон Пвилл должен умереть на пути в Бремар.
– Керидвен этого не одобрит.
– Керидвен по-прежнему будет находиться на своем острове, – тут же ответил Киннемор.
Теперь Гелдион понял рассуждения отца. К моменту падения Бремара и Дрохита Керидвен, вероятно, уже вернется из заточения, и тогда, если только колдунья не замешана в двойной игре, Киннемору будет труднее расправиться с Пвиллом. Но пока Керидвен останется на Инис Гвидрин, она не сможет помешать ему.
Гелдион усмехнулся, удивляясь тому, насколько ошибочны были у людей Волшебноземья представления о его отце. Большинство простого люда верило, что Киннемор не более чем марионетка Керидвен, но Гелдион знал намного больше. Керидвен действительно могла ловко маневрировать троном, но деспотизм короля заключал в себе такую дикую силу, которая пугала Гелдиона больше, чем самые изощренные проделки колдуньи.
– И что это даст союзу? – спросил принц со всей решительностью, на какую был способен.
– Это сделаешь ты, – изрек Киннемор, настолько захваченный ходом своих мыслей, что даже не услышал вопроса Гелдиона. – И обставишь это таким образом, чтобы все выглядело как убийство, совершенное в одном из восточных городов. А если ты недостаточно умен для этого, выбирай сам: или с толстым бароном приключится несчастный случай, или же его доконает слабое здоровье.
Гелдион промолчал, но хмурое выражение его лица весьма красноречиво говорило о его чувствах. Он задумался о собственной судьбе, если вдруг правда выйдет наружу. Вступится ли король за сына, когда того назовут палачом барона Пвилла? Или же он умоет руки, объявит Гелдиона вне закона и казнит?
Киннемор продолжал улыбаться, а затем вдруг вцепился спереди в плащ Гелдиона и рывком поднял принца в воздух.
По привычке Гелдион схватился за кинжал. Однако его пальцы задержались на рукояти лишь на мгновение, ибо он знал, что даже ради защиты собственной жизни у него не хватит духу поднять руку на отца.
– Вели моим войскам пошевеливаться! – прорычал король. – Однажды ты позволил улизнуть Дункану Дрохиту и этому нечестивому лорду Баденоху. Я не потерплю еще одного провала.
В этот миг Гелдион каждой клеткой своего существа ощущал ужасающую силу этого человека. Он почувствовал жаркое, зловонное дыхание Киннемора – дыхание плотоядного зверя после кровавого убийства.
Он покинул шатер короля в явном смятении и побрел по полю, стараясь воскресить в памяти те далекие мимолетные воспоминания о годах своей юности, когда его отец не был столь злым.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЕРОЙ
Скудное ополчение Дилнамаррского графства – около двух сотен мужчин и парней, а также некоторое количество женщин – неподвижно стояло вдоль границ своего городка и беспомощно наблюдало, как войска Коннахта ряд за рядом перемещались по холмистым полям в направлении Дилнамарры. Ее население не могло считаться равным противником для обученных и хорошо вооруженных солдат из южного города, но здешние жители были готовы сражаться и умереть, защищая свои дома и своего доблестного барона.
И все же в шеренгах ополченцев послышались вздохи облегчения, когда от многочисленной армии Коннахта отделился небольшой отряд, шедший под двумя флагами. На одном был изображен герб Коннахта: лев и клевер, на другом – Дилнамарры: коса на голубом поле. Всадники, не встречая сопротивления, въехали в город и спешились возле главной двери квадратной, широкой и приземистой сторожевой башни, которая считалась городской достопримечательностью.
Среди дилнамаррцев пронесся слух, что прибыл сам принц Гелдион. У них забрезжила слабая надежда, что, возможно, удастся избежать сражения. В это время обитая железом дверь каменной башни открылась и принц со своим эскортом вошел внутрь.
Маленький мальчишка (а в действительности это был переодетый лепрекон), восседавший на крыше одного из неприметных домов, воспринял новость о появлении принца без особой радости. Микки уже приходилось раньше сталкиваться с Гелдионом. За последние несколько недель принц и его солдаты дважды гонялись за ним по Волшебноземыо. Леприкон решил, что внезапный приезд Гелдиона в Дилнамарру – внешне миротворческий – на самом деле ничего хорошего не предвещает.
Впрочем, по мнению Микки, все, что было связано с принцем Гелдионом, таило в себе опасность.
Барон Пвилл встретил принца и его свиту в парадной комнате для приемов на первом этаже башни. Когда туда стремительно вошел самоуверенный Гелдион, барон небрежно откинулся на спинку кресла, стараясь выглядеть хладнокровным.
– Приветствую доброго барона, – произнес принц и слегка вздрогнул, когда за ним с лязгом закрылась тяжелая дверь.
В комнате было лишь одно окошко, скорее просто щелка, а из четырех настенных светильников два не горели, а два других еле теплились.
Гелдион понимающе огляделся, верно угадав, что Пвилл специально устроил такие потемки. При тусклом свете явно нервничающему барону можно было легче скрыть свои чувства, а заодно и любого из подручцых, прячущихся по углам на случай беды. Гелдион ничуть не сомневался, что в это самое мгновение хотя бы один заряженный арбалет да был направлен на него.
– Что так быстро вернулись в Дилнамарру, принц Гелдион? – язвительно поинтересовался барон, играя прядью длинных неухоженных волос клочковатой бороды, растягивая и скручивая их таким образом, что они странно топорщились.
– А разве меня не ждали? – лицемерно ответил вопросом на вопрос Гелдион. – Право, дорогой барон, вам следовало бы выслать лазутчиков на дорогу. Тогда наше появление не прошло бы незамеченным.
– С какой стати нам шпионить? – так же лицемерно спросил Пвилл, который прекрасно понял намек принца на мощь коннахтской армии, но изо всех сил старался скрыть собственный страх и в то же время заставить Гелдиона первого открыть карты.
– Я не один! – резко и угрожающе сказал принц.
– Ах да! – Барон Пвилл выпрямился. – Вы ведь привели с собой вашу армию. Сказать по совести, мой благородный принц, было ли это мудрым решением? Дракон мертв, страна вновь пребывает в мире и… да здравствует победитель дракона! – добавил он, просто чтобы подбодрить стражников, стоявших позади него, а также тех, кто затаился за многочисленными гобеленами зала. Дилнамаррским солдатам, разумеется, было известно, что их господин выступил против могущественного Роберта и победил его. Но Пвилл подумал, что в нынешнее опасное время неплохо напомнить своим людям об этом. – Однако, учитывая печальное происшествие на восточных полях, – продолжал барон, направляя разговор в нужное ему русло, – разгуливание по стране с армией, которая следует за вами по пятам, можно счесть ничтожным занятием.
Зная вспыльчивый нрав принца, Пвилл сознательно упомянул о бессмысленной стычке, в которую ввязался Гелдион. Он рассчитывал, что принц взорвется и выдаст истинные намерения. Барон и его союзники были готовы к этому – они не стали бы притворяться, что хотят перемирия, попросту взяли бы Гелдиона в плен, а в качестве выкупа вынудили бы армию вернуться в Коннахт.
Так рассуждал Пвилл, однако следующее заявление принца застигло его врасплох.
– Дракон мертв, – повторил Гелдион и низко поклонился. – Но именно это обстоятельство и привело нас в Дилнамарру.
– Говорите же, – поторопил его заинтригованный Пвилл.
– Роберт мертв, – вновь произнес принц, величественно взмахнув рукой. – А мы, люди из Коннахта, действительно разгуливаем, как вы метко изволили выразиться. Мы прибыли на празднование в честь победителя дракона. Нынче в Волшебноземье не так уж много героев. Думаю, вы согласитесь с этим?
Гелдион обращался к барону, но его взор был устремлен на знаменитые доспехи и перекованное копье Кедрика Донигартена, находившиеся на своем законном месте – на постаменте внутри сторожевой башни Дилнамарры. Сверкающий щит лежал прямо перед Гелдионом, и принцу казалось, будто отчеканенный на его поверхности могучий грифон – крылатое чудовище с головой орла и туловищем льва – с подозрением следит за ним.
– Этот взгляд не укрылся от Пвилла, и он прищурился, вспомнив о вероломстве Гелдиона, который по приказу своего отца-короля пытался завладеть военными реликвиями, по праву принадлежащими дилнамаррскому народу. Сначала принц сделал все для того, чтобы помешать восстановить копье. Его усилия не увенчались успехом. Тогда он вернулся в Дилнамарру и предпринял попытку вывезти оттуда оружие и доспехи. Эта затея также провалилась, поскольку Микки Мак-Микки сумел выкрасть реликвии раньше, чем Гелдион даже приблизился к ним. «Какова же цель принца на этот раз? – недоумевал барон. – Неужели он прибыл сейчас в Дилнамарру во главе армии, чтобы силой заполучить эти легендарные принадлежности воинского снаряжения?»
– И теперь у нас есть новый герой, которому мы можем воспеть хвалу, – вновь с волнением заговорил Гелдион и посмотрел на Пвилла, догадавшись, о чем размышляет барон.
Пвилл понятия не имел, как реагировать. С чего это Гелдион и король Коннахта решили воздавать ему почести? Барон знал, что Киннемор числит его одним из самых ненавистных противников, а сейчас, когда он провозглашен победителем дракона (не важно, честно или нет), считает к тому же величайшей помехой на своем пути к абсолютной власти.
Однако существовало объяснение, игнорировать которое Пвиллу не позволяло его тщеславие. Возможно, известность барона оказалась для Коннахта слишком значительной, чтобы открыто ему противостоять. Его имя прославляли во всех городах и селениях Волшебноземья. Благодаря действиям Гэри Леджера и уловкам Микки Мак-Микки он, барон Пвилл из Дилнамарры, был возведен на пьедестал героя. Неужели король Киннемор нуждается в нем? Неужели самодовольный правитель Коннахта боится, что весь народ в королевстве поднимется на защиту отважного барона и что тогда его трон пошатнется?
Эта мысль сильно занимала Пвилла, и, как он ни старался, ему не удавалось стереть выражение заинтересованности со своего лица.
Гелдион ожидал такой реакции, и от него не ускользнуло превосходство во взгляде барона.
– Так двинемся? – спросил принц. – Воздадим почести тому, кто этого заслужил?
Конечно, у Пвилла остались серьезные сомнения в искренности Гелдиона. Однако деваться было некуда. Да и мог ли он на законном основании отказаться от подобного великодушного предложения?
– Едем, – согласился барон. – Мы сделаем все, что в. наших силах, чтобы вы чувствовали себя удобно, но боюсь, у нас нет покоев…
Жестом Гелдион прервал его:
– Ваша щедрость превосходит наши ожидания. Королевская армия сегодня же отправится в обратный путь. Мы и так слишком долго отсутствовали в Коннахте.
Пвилл вряд ли стал бы оспаривать последние слова принца. Он кивнул, и Гелдион поклонился.
– Я построю войска вокруг помоста на городской площади и вместе с подобающим эскортом вернусь за доблестным бароном из Дилнамарры, – сказал принц.
Пвилл вновь кивнул, и Гелдион удалился. Повеселевшие солдаты сгрудились за спиной Пвилла, шепотом обсуждая неожиданный поворот событий, а один из них даже потрепал барона по плечу. Однако Пвилл не разделял их радостного настроения. Он сидел в кресле, теребя лохматую бороду и раздумывая о том, не кроется ли за всем этим предательство. Он хотел знать, что же в действительности было на уме у принца Гелдиона.
Выбор места для церемонии – помост на площади – был весьма сомнительным. Возвышение соорудили люди Гелдиона несколько недель назад. И там должна была стоять виселица для Пвилла. Только героические действия Кэлси и Гэри Леджера в последнюю минуту спасли барона от петли.
Однако это было до столкновения на восточных полях, до убийства Роберта. Может, король Коннахта и в самом деле пытается найти в собственном правлении новый подход, поступая более мягко и в то же время более коварно? Может, Киннемор действительно хочет поднять Пвилла на щит, привлечь его на свою сторону льстивыми уговорами вместо силы?
Барону Пвиллу, как и его подданным, хотелось в это верить. Они надеялись, что в Волшебноземье наконец закончится затянувшаяся война и что дипломатия снова станет правилом жизни. Но человеку, который провел немало лет, воюя против безжалостного Киннемора, трудно было осознать это сразу.
И все же в шеренгах ополченцев послышались вздохи облегчения, когда от многочисленной армии Коннахта отделился небольшой отряд, шедший под двумя флагами. На одном был изображен герб Коннахта: лев и клевер, на другом – Дилнамарры: коса на голубом поле. Всадники, не встречая сопротивления, въехали в город и спешились возле главной двери квадратной, широкой и приземистой сторожевой башни, которая считалась городской достопримечательностью.
Среди дилнамаррцев пронесся слух, что прибыл сам принц Гелдион. У них забрезжила слабая надежда, что, возможно, удастся избежать сражения. В это время обитая железом дверь каменной башни открылась и принц со своим эскортом вошел внутрь.
Маленький мальчишка (а в действительности это был переодетый лепрекон), восседавший на крыше одного из неприметных домов, воспринял новость о появлении принца без особой радости. Микки уже приходилось раньше сталкиваться с Гелдионом. За последние несколько недель принц и его солдаты дважды гонялись за ним по Волшебноземыо. Леприкон решил, что внезапный приезд Гелдиона в Дилнамарру – внешне миротворческий – на самом деле ничего хорошего не предвещает.
Впрочем, по мнению Микки, все, что было связано с принцем Гелдионом, таило в себе опасность.
Барон Пвилл встретил принца и его свиту в парадной комнате для приемов на первом этаже башни. Когда туда стремительно вошел самоуверенный Гелдион, барон небрежно откинулся на спинку кресла, стараясь выглядеть хладнокровным.
– Приветствую доброго барона, – произнес принц и слегка вздрогнул, когда за ним с лязгом закрылась тяжелая дверь.
В комнате было лишь одно окошко, скорее просто щелка, а из четырех настенных светильников два не горели, а два других еле теплились.
Гелдион понимающе огляделся, верно угадав, что Пвилл специально устроил такие потемки. При тусклом свете явно нервничающему барону можно было легче скрыть свои чувства, а заодно и любого из подручцых, прячущихся по углам на случай беды. Гелдион ничуть не сомневался, что в это самое мгновение хотя бы один заряженный арбалет да был направлен на него.
– Что так быстро вернулись в Дилнамарру, принц Гелдион? – язвительно поинтересовался барон, играя прядью длинных неухоженных волос клочковатой бороды, растягивая и скручивая их таким образом, что они странно топорщились.
– А разве меня не ждали? – лицемерно ответил вопросом на вопрос Гелдион. – Право, дорогой барон, вам следовало бы выслать лазутчиков на дорогу. Тогда наше появление не прошло бы незамеченным.
– С какой стати нам шпионить? – так же лицемерно спросил Пвилл, который прекрасно понял намек принца на мощь коннахтской армии, но изо всех сил старался скрыть собственный страх и в то же время заставить Гелдиона первого открыть карты.
– Я не один! – резко и угрожающе сказал принц.
– Ах да! – Барон Пвилл выпрямился. – Вы ведь привели с собой вашу армию. Сказать по совести, мой благородный принц, было ли это мудрым решением? Дракон мертв, страна вновь пребывает в мире и… да здравствует победитель дракона! – добавил он, просто чтобы подбодрить стражников, стоявших позади него, а также тех, кто затаился за многочисленными гобеленами зала. Дилнамаррским солдатам, разумеется, было известно, что их господин выступил против могущественного Роберта и победил его. Но Пвилл подумал, что в нынешнее опасное время неплохо напомнить своим людям об этом. – Однако, учитывая печальное происшествие на восточных полях, – продолжал барон, направляя разговор в нужное ему русло, – разгуливание по стране с армией, которая следует за вами по пятам, можно счесть ничтожным занятием.
Зная вспыльчивый нрав принца, Пвилл сознательно упомянул о бессмысленной стычке, в которую ввязался Гелдион. Он рассчитывал, что принц взорвется и выдаст истинные намерения. Барон и его союзники были готовы к этому – они не стали бы притворяться, что хотят перемирия, попросту взяли бы Гелдиона в плен, а в качестве выкупа вынудили бы армию вернуться в Коннахт.
Так рассуждал Пвилл, однако следующее заявление принца застигло его врасплох.
– Дракон мертв, – повторил Гелдион и низко поклонился. – Но именно это обстоятельство и привело нас в Дилнамарру.
– Говорите же, – поторопил его заинтригованный Пвилл.
– Роберт мертв, – вновь произнес принц, величественно взмахнув рукой. – А мы, люди из Коннахта, действительно разгуливаем, как вы метко изволили выразиться. Мы прибыли на празднование в честь победителя дракона. Нынче в Волшебноземье не так уж много героев. Думаю, вы согласитесь с этим?
Гелдион обращался к барону, но его взор был устремлен на знаменитые доспехи и перекованное копье Кедрика Донигартена, находившиеся на своем законном месте – на постаменте внутри сторожевой башни Дилнамарры. Сверкающий щит лежал прямо перед Гелдионом, и принцу казалось, будто отчеканенный на его поверхности могучий грифон – крылатое чудовище с головой орла и туловищем льва – с подозрением следит за ним.
– Этот взгляд не укрылся от Пвилла, и он прищурился, вспомнив о вероломстве Гелдиона, который по приказу своего отца-короля пытался завладеть военными реликвиями, по праву принадлежащими дилнамаррскому народу. Сначала принц сделал все для того, чтобы помешать восстановить копье. Его усилия не увенчались успехом. Тогда он вернулся в Дилнамарру и предпринял попытку вывезти оттуда оружие и доспехи. Эта затея также провалилась, поскольку Микки Мак-Микки сумел выкрасть реликвии раньше, чем Гелдион даже приблизился к ним. «Какова же цель принца на этот раз? – недоумевал барон. – Неужели он прибыл сейчас в Дилнамарру во главе армии, чтобы силой заполучить эти легендарные принадлежности воинского снаряжения?»
– И теперь у нас есть новый герой, которому мы можем воспеть хвалу, – вновь с волнением заговорил Гелдион и посмотрел на Пвилла, догадавшись, о чем размышляет барон.
Пвилл понятия не имел, как реагировать. С чего это Гелдион и король Коннахта решили воздавать ему почести? Барон знал, что Киннемор числит его одним из самых ненавистных противников, а сейчас, когда он провозглашен победителем дракона (не важно, честно или нет), считает к тому же величайшей помехой на своем пути к абсолютной власти.
Однако существовало объяснение, игнорировать которое Пвиллу не позволяло его тщеславие. Возможно, известность барона оказалась для Коннахта слишком значительной, чтобы открыто ему противостоять. Его имя прославляли во всех городах и селениях Волшебноземья. Благодаря действиям Гэри Леджера и уловкам Микки Мак-Микки он, барон Пвилл из Дилнамарры, был возведен на пьедестал героя. Неужели король Киннемор нуждается в нем? Неужели самодовольный правитель Коннахта боится, что весь народ в королевстве поднимется на защиту отважного барона и что тогда его трон пошатнется?
Эта мысль сильно занимала Пвилла, и, как он ни старался, ему не удавалось стереть выражение заинтересованности со своего лица.
Гелдион ожидал такой реакции, и от него не ускользнуло превосходство во взгляде барона.
– Так двинемся? – спросил принц. – Воздадим почести тому, кто этого заслужил?
Конечно, у Пвилла остались серьезные сомнения в искренности Гелдиона. Однако деваться было некуда. Да и мог ли он на законном основании отказаться от подобного великодушного предложения?
– Едем, – согласился барон. – Мы сделаем все, что в. наших силах, чтобы вы чувствовали себя удобно, но боюсь, у нас нет покоев…
Жестом Гелдион прервал его:
– Ваша щедрость превосходит наши ожидания. Королевская армия сегодня же отправится в обратный путь. Мы и так слишком долго отсутствовали в Коннахте.
Пвилл вряд ли стал бы оспаривать последние слова принца. Он кивнул, и Гелдион поклонился.
– Я построю войска вокруг помоста на городской площади и вместе с подобающим эскортом вернусь за доблестным бароном из Дилнамарры, – сказал принц.
Пвилл вновь кивнул, и Гелдион удалился. Повеселевшие солдаты сгрудились за спиной Пвилла, шепотом обсуждая неожиданный поворот событий, а один из них даже потрепал барона по плечу. Однако Пвилл не разделял их радостного настроения. Он сидел в кресле, теребя лохматую бороду и раздумывая о том, не кроется ли за всем этим предательство. Он хотел знать, что же в действительности было на уме у принца Гелдиона.
Выбор места для церемонии – помост на площади – был весьма сомнительным. Возвышение соорудили люди Гелдиона несколько недель назад. И там должна была стоять виселица для Пвилла. Только героические действия Кэлси и Гэри Леджера в последнюю минуту спасли барона от петли.
Однако это было до столкновения на восточных полях, до убийства Роберта. Может, король Коннахта и в самом деле пытается найти в собственном правлении новый подход, поступая более мягко и в то же время более коварно? Может, Киннемор действительно хочет поднять Пвилла на щит, привлечь его на свою сторону льстивыми уговорами вместо силы?
Барону Пвиллу, как и его подданным, хотелось в это верить. Они надеялись, что в Волшебноземье наконец закончится затянувшаяся война и что дипломатия снова станет правилом жизни. Но человеку, который провел немало лет, воюя против безжалостного Киннемора, трудно было осознать это сразу.