Страница:
Кощей резко отвернул в сторону. Из висевшей под лестницей картины вынеслось полупрозрачное облачко. Опустившись на пол, оно загустело и стало принимать черты коренастого невысокого человека. Лесной Хозяин настороженно смотрел на превращение.
– Ну как? – насмешливо произнес носатый карлик, встряхивая пышной рыжей шевелюрой. – Я еще и не такое могу! Но ближе к телу, как говаривал незабвенный товарищ Бендер. Поговорим?
Без всякой опаски карлик пересек комнату и с размаху шлепнулся на диван. Несмотря на показную браваду – Кощей это почувствовал сразу, – бугрящиеся энергией мышцы необычного собеседника пребывали в готовности к немедленному действию.
– Представляться не буду, – с долей высокомерия произнес «нос», – сдается мне, что мы здесь по одному и тому же делу. Поэтому предлагаю: мирно разойтись и не мешать друг другу.
– Вступать в споры я и не собираюсь, – буркнул опешивший от наглости оппонента Лесной Хозяин. – Вот только хотел бы узнать причину столь неэстетичной бойни. Я пришел, чтобы задать ряд вопросов здешним хозяевам. И что я вижу? Одни вонючие трупы по всему этажу.
– Внештатная ситуация, – пожал плечами собеседник. – Это, говоря человеческим языком, террористы. Фанатики глобальной идеи. Пользы от них не было бы никакой, а зараза, разносимая апологетами расового превосходства, легко проникает в сознание глупой и обиженной молодежи. Для таких одно лечение – коралл в грудь. Венецианский вердикт, параграф двенадцатый. Надеюсь, знакомо?
Кощей внутренне поежился. Упомянутый документ явился на свет в результате компромисса и тайной договоренности между святой инквизицией и главами нечеловеческих рас. О нем знали только избранные, и если долгоносик упомянул о вердикте открыто, значит, Что-то изменилось в мире. Или... Скорее всего – второе.
– По поводу какого праздника упомянут согласительный договор между римской католической церковью и древними расами? – осторожно поинтересовался он стараясь предугадать действия карлика.
– А ты юморист, дядя! Похоже, ты не тот невзрачный человечек, каким прикидываешься. Знания и повадки древних видны за версту. Неужто тот самый местный Кощей? Впрочем, оно неважно.
– Почему?
– Потому, что видел меня. Понятно? А этого делать нельзя.
Карлик весело засмеялся, показав блестевшие белым металлом зубы, и стремительно прыгнул на Кощея. Для обычного смертного такой прыжок так же неуловим, как полет пули, но люди здесь не присутствовали. Повинуясь опыту, Кощей скользнул вбок и нанес встречный удар. Рука провалилась в пустоту – рыжий успел увернуться.
– Ты мне нравишься, дядя, – произнося слова, карлик попытался достать возникшим в руке кораллом до груди противника.
Выхваченная вовремя шпага встретила смертельное жало на полпути. Не давая атаковать, Кощей бросился в наступление сам. Скорость движения обоих противников напоминала ураган. Клацанье и звон скрещенного оружия разорвали тишину.
Привлеченный шумом Рудольф незаметно заглянул в дверь, но перед глазами предстал смазанный, стремительно перемещающийся по дому смерч, сметающий на своем пути мебель. Карлик мог считать себя отличным фехтовальщиком, но Кощей являлся мастером и в скорости владения оружием превосходил противника. К тому же он бился за свою жизнь, а не просто пытался убить случайного свидетеля. Не ожидавший сопротивления, проявляя некую вальяжность, карлик рассчитывал на быструю и легкую победу. Даже проведя две неудавшиеся атаки и перейдя в защиту, он не смог изменить свое отношение к шустрому старикану. Пусть чуть потешится, а потом... Но потом не наступало, кованная старинными мастерами шпага с невероятной скоростью пыталась поразить то в грудь, то в живот. Ядовитый коралл еще выдерживал стремительные удары, но с каждым разом острие старинного оружия приближалось к уязвимому телу. Затем наступила развязка. Совершенно неожиданная для рыжего убийцы. Отбивая возникший снизу клинок, карлик на мгновение выпустил из обзора пространство над головой, и этого хватило, чтобы поймать сокрушающий удар сверху.
Надежно спеленав обездвиженного противника, Кощей еще раз тщательно проверил дом и только после этого отправил оборотня запереть ворота. В сложившейся ситуации лишние свидетели, а тем паче – гости ему не нужны. Мелиссе поручил со всей осторожностью исследовать хозяйственные постройки во дворе. Нечего ей видеть лишнего, это Рудольфу можно доверить, да и то не всегда, а даме... Лишь потом он занялся убийцей упырей.
Рыжий крепыш старался вывернуться из пут, но безуспешно. Скрепленная заклинаниями обычная бельевая веревка смогла бы удержать и разъяренного тигра. Присев на массивный невысокий пуфик, Лесной Хозяин с бесстрастным выражением следил за судорожными попытками жертвы. Почувствовав тщетность трепыханий, убийца обреченно замер.
– Вот так-то лучше, – проговорил Кощей, небрежно срывая с лица карлика широкий кусок скотча, – а теперь поговорим. Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. И без детских угроз типа «я тебя» да «мы вас всех». Уяснил?
Рыжий зло зыркнул глазами и кивнул.
– Кто и зачем прислал тебя сюда?
– Верховный магистр. Задача – уничтожить гнездо и ликвидировать всех возможных лидеров в регионе, – по-военному отчеканил карлик.
– Зачем? – искренне удивился Кощей. – Мы же не вмешиваемся в дела европейских домов.
– Спроси у магистра.
– Я спрашиваю тебя.
– Я ассасин. Этические нормы и мотивация заказов меня никогда не интересовали. Потому мне больше говорить не о чем.
Для Лесного Хозяина новость оказалась достаточно неприятной. Не испытывая интереса к интригам среди верхушек кланов нечеловеческих рас, он сознательно удалился в глухие российские просторы. Здесь создал свое царство и не вмешивался в дела других. Редкие попытки распространить влияние европейских домов на подвластные ему территории Кощей пресекал жестко и решительно. На своей земле он привык чувствовать себя Хозяином. Единственным послаблением стало взаимовыгодное сотрудничество с родами избранных бояр – таких, как Басановы. Главной задачей жизни Лесной Хозяин ставил выживание своих подданных и сохранение равновесия между ними и людьми. Здесь же налицо имелась попытка нового бесцеремонного вмешательства в его дела. Плюс прямая угроза ему лично. Поимка ассасина говорила сама за себя. Не подвластный никому, малочисленный клан горных карликов замкнуто проживал в недоступных районах Скандинавии и поставлял шпионов и наемных убийц великим домам различных разновидностей нечисти и нежити. Услуги ассасинов оценивались так дорого, что для выполнения щепетильных заданий они привлекались не чаще двух-трех раз в столетие. Остальное время карлики сидели в своих неприступных горах и не высовывали оттуда даже носа. Прибытие в провинциальный даже по российским меркам город представителя столь известного в узких кругах клана «плаща и кинжала» навевало неприятные мысли. Для гарантированного противодействия Кощею необходимо было узнать заказчика произошедшей акции. На то, что карлик добровольно назовет имя, надеяться бесполезно, ассасины никогда не предавали своих работодателей.
– Два последних вопроса, и я отпущу тебя, – безразличным голосом проговорил Кощей, внимательно следя за реакцией наемника. – Кто и откуда?
Ответом стал металлический скрежет зубов. У карлика перекосилось лицо, и он выплюнул из окровавленного рта откушенный язык. В горле у него захрипело, щеки стали бледнеть, глаза закатились и резко налились белесой мутью.
Кощей запоздало бросил останавливающее заклинание, торопясь проникнуть в умирающий мозг. Несмотря на сильную защиту, поставленную неизвестными, ему все же удалось зацепить образ представительного упыря на фоне Петропавловской крепости. Значит, Питер. Зацепка все-таки имелась. Оставалось лишь правильно ее использовать.
Спустя несколько минут Лесной Хозяин вышел на крыльцо. Притаившиеся у входа оборотни выжидательно смотрели на него. Кощей посветлевшим взглядом окинул верных помощников и неожиданно предложил:
– А не, слабо нам, друзья мои, съездить в Петербург? Полюбуемся на достопримечательности. Заодно и отдохнем.
По пустынной ночной улице неторопливо шел старик. Одной рукой он опирался на солидную трость, а в другой сжимал объемистый пластиковый пакет. Рядом настороженно шествовали два крупных серых зверя, похожих на овчарок-переростков. До дома антиквара Либерзона можно дойти и пешком. Сему ожидала крупная сделка.
Глава 2
– Ну как? – насмешливо произнес носатый карлик, встряхивая пышной рыжей шевелюрой. – Я еще и не такое могу! Но ближе к телу, как говаривал незабвенный товарищ Бендер. Поговорим?
Без всякой опаски карлик пересек комнату и с размаху шлепнулся на диван. Несмотря на показную браваду – Кощей это почувствовал сразу, – бугрящиеся энергией мышцы необычного собеседника пребывали в готовности к немедленному действию.
– Представляться не буду, – с долей высокомерия произнес «нос», – сдается мне, что мы здесь по одному и тому же делу. Поэтому предлагаю: мирно разойтись и не мешать друг другу.
– Вступать в споры я и не собираюсь, – буркнул опешивший от наглости оппонента Лесной Хозяин. – Вот только хотел бы узнать причину столь неэстетичной бойни. Я пришел, чтобы задать ряд вопросов здешним хозяевам. И что я вижу? Одни вонючие трупы по всему этажу.
– Внештатная ситуация, – пожал плечами собеседник. – Это, говоря человеческим языком, террористы. Фанатики глобальной идеи. Пользы от них не было бы никакой, а зараза, разносимая апологетами расового превосходства, легко проникает в сознание глупой и обиженной молодежи. Для таких одно лечение – коралл в грудь. Венецианский вердикт, параграф двенадцатый. Надеюсь, знакомо?
Кощей внутренне поежился. Упомянутый документ явился на свет в результате компромисса и тайной договоренности между святой инквизицией и главами нечеловеческих рас. О нем знали только избранные, и если долгоносик упомянул о вердикте открыто, значит, Что-то изменилось в мире. Или... Скорее всего – второе.
– По поводу какого праздника упомянут согласительный договор между римской католической церковью и древними расами? – осторожно поинтересовался он стараясь предугадать действия карлика.
– А ты юморист, дядя! Похоже, ты не тот невзрачный человечек, каким прикидываешься. Знания и повадки древних видны за версту. Неужто тот самый местный Кощей? Впрочем, оно неважно.
– Почему?
– Потому, что видел меня. Понятно? А этого делать нельзя.
Карлик весело засмеялся, показав блестевшие белым металлом зубы, и стремительно прыгнул на Кощея. Для обычного смертного такой прыжок так же неуловим, как полет пули, но люди здесь не присутствовали. Повинуясь опыту, Кощей скользнул вбок и нанес встречный удар. Рука провалилась в пустоту – рыжий успел увернуться.
– Ты мне нравишься, дядя, – произнося слова, карлик попытался достать возникшим в руке кораллом до груди противника.
Выхваченная вовремя шпага встретила смертельное жало на полпути. Не давая атаковать, Кощей бросился в наступление сам. Скорость движения обоих противников напоминала ураган. Клацанье и звон скрещенного оружия разорвали тишину.
Привлеченный шумом Рудольф незаметно заглянул в дверь, но перед глазами предстал смазанный, стремительно перемещающийся по дому смерч, сметающий на своем пути мебель. Карлик мог считать себя отличным фехтовальщиком, но Кощей являлся мастером и в скорости владения оружием превосходил противника. К тому же он бился за свою жизнь, а не просто пытался убить случайного свидетеля. Не ожидавший сопротивления, проявляя некую вальяжность, карлик рассчитывал на быструю и легкую победу. Даже проведя две неудавшиеся атаки и перейдя в защиту, он не смог изменить свое отношение к шустрому старикану. Пусть чуть потешится, а потом... Но потом не наступало, кованная старинными мастерами шпага с невероятной скоростью пыталась поразить то в грудь, то в живот. Ядовитый коралл еще выдерживал стремительные удары, но с каждым разом острие старинного оружия приближалось к уязвимому телу. Затем наступила развязка. Совершенно неожиданная для рыжего убийцы. Отбивая возникший снизу клинок, карлик на мгновение выпустил из обзора пространство над головой, и этого хватило, чтобы поймать сокрушающий удар сверху.
Надежно спеленав обездвиженного противника, Кощей еще раз тщательно проверил дом и только после этого отправил оборотня запереть ворота. В сложившейся ситуации лишние свидетели, а тем паче – гости ему не нужны. Мелиссе поручил со всей осторожностью исследовать хозяйственные постройки во дворе. Нечего ей видеть лишнего, это Рудольфу можно доверить, да и то не всегда, а даме... Лишь потом он занялся убийцей упырей.
Рыжий крепыш старался вывернуться из пут, но безуспешно. Скрепленная заклинаниями обычная бельевая веревка смогла бы удержать и разъяренного тигра. Присев на массивный невысокий пуфик, Лесной Хозяин с бесстрастным выражением следил за судорожными попытками жертвы. Почувствовав тщетность трепыханий, убийца обреченно замер.
– Вот так-то лучше, – проговорил Кощей, небрежно срывая с лица карлика широкий кусок скотча, – а теперь поговорим. Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. И без детских угроз типа «я тебя» да «мы вас всех». Уяснил?
Рыжий зло зыркнул глазами и кивнул.
– Кто и зачем прислал тебя сюда?
– Верховный магистр. Задача – уничтожить гнездо и ликвидировать всех возможных лидеров в регионе, – по-военному отчеканил карлик.
– Зачем? – искренне удивился Кощей. – Мы же не вмешиваемся в дела европейских домов.
– Спроси у магистра.
– Я спрашиваю тебя.
– Я ассасин. Этические нормы и мотивация заказов меня никогда не интересовали. Потому мне больше говорить не о чем.
Для Лесного Хозяина новость оказалась достаточно неприятной. Не испытывая интереса к интригам среди верхушек кланов нечеловеческих рас, он сознательно удалился в глухие российские просторы. Здесь создал свое царство и не вмешивался в дела других. Редкие попытки распространить влияние европейских домов на подвластные ему территории Кощей пресекал жестко и решительно. На своей земле он привык чувствовать себя Хозяином. Единственным послаблением стало взаимовыгодное сотрудничество с родами избранных бояр – таких, как Басановы. Главной задачей жизни Лесной Хозяин ставил выживание своих подданных и сохранение равновесия между ними и людьми. Здесь же налицо имелась попытка нового бесцеремонного вмешательства в его дела. Плюс прямая угроза ему лично. Поимка ассасина говорила сама за себя. Не подвластный никому, малочисленный клан горных карликов замкнуто проживал в недоступных районах Скандинавии и поставлял шпионов и наемных убийц великим домам различных разновидностей нечисти и нежити. Услуги ассасинов оценивались так дорого, что для выполнения щепетильных заданий они привлекались не чаще двух-трех раз в столетие. Остальное время карлики сидели в своих неприступных горах и не высовывали оттуда даже носа. Прибытие в провинциальный даже по российским меркам город представителя столь известного в узких кругах клана «плаща и кинжала» навевало неприятные мысли. Для гарантированного противодействия Кощею необходимо было узнать заказчика произошедшей акции. На то, что карлик добровольно назовет имя, надеяться бесполезно, ассасины никогда не предавали своих работодателей.
– Два последних вопроса, и я отпущу тебя, – безразличным голосом проговорил Кощей, внимательно следя за реакцией наемника. – Кто и откуда?
Ответом стал металлический скрежет зубов. У карлика перекосилось лицо, и он выплюнул из окровавленного рта откушенный язык. В горле у него захрипело, щеки стали бледнеть, глаза закатились и резко налились белесой мутью.
Кощей запоздало бросил останавливающее заклинание, торопясь проникнуть в умирающий мозг. Несмотря на сильную защиту, поставленную неизвестными, ему все же удалось зацепить образ представительного упыря на фоне Петропавловской крепости. Значит, Питер. Зацепка все-таки имелась. Оставалось лишь правильно ее использовать.
Спустя несколько минут Лесной Хозяин вышел на крыльцо. Притаившиеся у входа оборотни выжидательно смотрели на него. Кощей посветлевшим взглядом окинул верных помощников и неожиданно предложил:
– А не, слабо нам, друзья мои, съездить в Петербург? Полюбуемся на достопримечательности. Заодно и отдохнем.
По пустынной ночной улице неторопливо шел старик. Одной рукой он опирался на солидную трость, а в другой сжимал объемистый пластиковый пакет. Рядом настороженно шествовали два крупных серых зверя, похожих на овчарок-переростков. До дома антиквара Либерзона можно дойти и пешком. Сему ожидала крупная сделка.
Глава 2
ЧОКНУТЫЙ ОТШЕЛЬНИК
Полканы, к удивлению Акима, выжили. За два месяца из шевелящихся разноцветных комочков размером с кулак они выросли до размеров кошки и останавливаться не собирались. С питанием детенышей сложностей не возникло. Щенята ели все подряд, от молочных продуктов до сырого мяса. Не пренебрегали они и остатками пищи с хозяйского стола. Иной раз старик корил себя за проявленную на охоте слабость, но когда полканы с радостным писком подлетали к выставленным мискам с едой, сердце его смягчалось.
О том, что деревенский голова держит дома зверей из чужого мира, знали немногие. К счастью, люди они все проверенные, языки держали за зубами. Авторитет Акима сыграл решающую роль на совете старейшин, который был посвящен итогам охоты. Если у кого из глав родов и имелись сомнения в правильности действий бессменного лидера, то они не стали афишировать персональное мнение. Единственным, кто высказал неприятие поступка старейшины всех родов и попробовал убедить упрямого старика, стал подозрительный Алексей Феофанов, но он, к своему удивлению, оказался в одиночестве. После недолгого спора Аким грохнул кулаком по столу и объявил принятое решение окончательным.
Понятие корпоративности среди сельчан озвучивалось родовой клятвой и исторически сложившимися взаимоотношениями между родами. Решение, принятое Басановым, никогда и никем не оспаривалось. Все сидящие за столом прекрасно понимали, чем обязаны они потомку старых бояр в прошлом и тем более сейчас.
Это потом, оставшись один, Аким долго размышлял о правильности своего поступка и о том, что может повлечь за собой такое несвойственное для деревенского старейшины решение – ранее в «плен» кромешников не брали, их просто уничтожали на месте. Оставаясь вправе изменить в любой момент навязанное соратникам решение, старый боярин, может быть, так и поступил бы – чего греха таить, неизвестно, что вырастет из закромешних тваренышей, но какое-то внутреннее чувство нашептывало о необходимости сохранить чужеродные создания. Таким образом, родившиеся в чужом для себя мире, щенки зажили новой жизнью в просторном подвале дома Басановых. Мироновна встретила в штыки появление в доме непредсказуемых в будущем зверей, но Аким сурово на нее цыкнул, и та мгновенно замолкла. Спустя какое-то время дед заметил, что уже и сама хозяйка втихаря таскает лакомые кусочки красно-черным озорникам.
Теперь пришло время решать дальнейшую судьбу маленьких полканов. Подвал уже был мал для подросших животных, да и сами они стали более активны в играх и проказах. Проявляя необычную находчивость, шестилапые шкодники старались при первой же возможности выбраться из дома. Появление же на деревенской улице раскрашенных руконогих существ вызвало бы ненужные кривотолки или, скорее всего, их смерть от рук непонятливых в таких делах сельчан.
Сам Аким тоже неясно представлял, как содержать неизвестных науке животных. Надежда на подсказку Лесного Хозяина не оправдалась. Кощей в свойственной ему манере ушел от ответа, заметив при этом, что прокормить взрослую особь накладно для деревенского бюджета, а для двух экземпляров придется закладывать на зиму еще одну силосную яму или заводить дополнительную ферму. К счастью, звери ели все. О заведении еще одного хозяйства ради двух, пусть даже редкостных, зверушек Аким даже и думать не хотел.
Решение проблемы подсказал Палыч. Зайдя как-то к Басанову, старый егерь, разглядывая радостно цепляющихся за хозяйские ботинки щенков, вскользь заметил:
– Еще месяц, и они размером с овчарку будут.
– Нестрашно, – весело отмахнулся старейшина, почесывая полканов по загривку.
– Вот и я говорю, – согласился Палыч, – просто на Дальнем хуторе таким подвижным животным будет вольготнее и безопаснее.
Аким сразу же ухватился за эту мысль. Даже удивился. И чего такое простое решение не пришло в голову ему? Да, пора вывозить молодняк на новое место.
На дальнем хуторе практически безвыездно жил дальний родич Насты Филипп. Нелюдимый и чурающийся всякой цивилизации человек, окончивший в свое время Строгановское училище, считался завидным женихом во всех окрестных деревнях. Но на все увещевания охочих до ласки одиноких женщин он угрюмо отвечал, что рад жить вместе с любой работящей и не боящейся трудностей подругой, но избу свою не бросит ни за какие пироги. К сорока годам Филипп оставался одиночкой. Раз в месяц он приезжал в деревню к Насте, затаривался подготовленными родичами продуктами и товарами, а затем снова исчезал на своем хуторе.
Злые языки, в основном отвергнутых женщин, поговаривали, что отшельник занимается в лесной глуши незаконными промыслами и не хочет ни с кем делиться прибылью и секретами. Выслушивая очередную сплетню, Филипп равнодушно поводил плечами и предлагал сплетнице скрасить его нелегкий лесной быт. Первое время желающие появлялись, но больше месяца никто не задерживался. Жизнь без электричества в глухом лесу, твердое неприятие вообще каких-либо механических приспособлений в быту, за исключением велосипеда, на котором отшельник разъезжал по только ему ведомым делам, а также уверенность в правильности выбранного образа жизни подрывали любые чувства одиноких дам. Единственными гостями отшельника становились работники лесничества и охотхозяйства, иногда пользующиеся гостеприимством скучающего по вечерам хозяина. Ламбушане с усмешкой воспринимали добровольное затворничество нестарого и, в общем-то, неглупого человека, но ему не мешали. Раз человек сам выбрал такую жизнь – пускай живет. Для Акима не было тайной, что невозмутимый внешне и закрытый для всех остальных мужчина все же имел личную жизнь, но даже проницательный старейшина деревни не знал избранницы отшельника.
Расставаться со щенками Басанову не хотелось, и он оттягивал сроки, оправдывая себя множеством дел, не позволяющих съездить на хутор. И все-таки оказия получилась без его вмешательства.
Филипп появился в деревне нежданно, под вечер. Неторопливо закатив велосипед во двор Насты, он молча прошел под любопытными взглядами сельчан к дому Басанова. Удивляться было чему. Все прекрасно знали, что до дня традиционного приезда отшельника оставалось почти полторы недели, и только что-то чрезвычайное могло подвигнуть его на такой сбой жизненного ритма. Не дожидаясь приглашения хозяина, Филипп смело толкнул входную дверь и зашел к Акиму. Пораженные таким ходом событий, обыватели тревожно зашептались по углам, делясь разными предположениями.
Аким решил посвятить вечер подготовке к встрече с телевизионной группой, о которой его накануне предупредил глава районного самоуправления по телефону, и внезапный визит отшельника застал старика дома.
На стук входной двери Басанов среагировал спокойно, зная, что по пустякам его беспокоить никто не будет.
– Афанасьевич, – с порога заговорил Филипп, – у меня дело неотложное к тебе. Выслушай.
– Здравствуй, Филипп Иванович, – подчеркнуто вежливо ответил Аким. – Присаживайся, небось прямо с дороги, а в ногах правды нет.
Зарумянившийся от стыда посетитель скомканно поздоровался и тихонько присел на краешек предложенного табурета. И лишь убедившись, что хозяин готов его выслушать, начал сбивчивый рассказ. Смущаясь под строгим взглядом старейшины, он вывалил последние лесные новости, но до сути своего приезда дойти не Мог, запутавшись в мелочах. Аким понял, что за общими, ничего не значащими фразами скрывается большая беда, и пришел на помощь косноязычному собеседнику.
– Вот что, Иванович, давай по существу, – прервал старейшина словоизлияния гостя. – Ведь не для рассказов о своем житье-бытье ты прикатил на ночь глядя да еще в неурочный день. Говори сразу, что хотел сказать.
Филипп поперхнулся и без запинки оттарабанил:
– В лесу чужаки появились, но не люди. Сдается мне, что это оборотни или того хуже. Видел у озер странные следы. Не волчьи, не медвежьи, я вообще первый раз такие увидал. Лосей покрошили хорошо. Лежат останки нескольких. Попробовал выследить, но все без толку. Да и страшновато последнее время стало. От собаки тоже подмоги мало – боится со двора выходить. Я и сам на ночь домой не поеду, у Насты переночую, а утром обратно. Только вот медвежьих капканов у егеря наберу.
Аким насторожился. Если лесной житель говорит, что ему страшно, то, значит, и в самом деле в дальних лесах случилось нечто серьезное. В умении Филиппа в одиночку справляться с любыми трудностями у старейшины сомнений не было. Не возникало в памяти ни одного случая, когда упрямый лесной затворник просил о помощи. В том, что это именно просьба о помощи, а не просто рассказ о возникших трудностях, Аким был уверен на все сто.
– Значит, так, – глядя на немного поникшего Филиппа, сказал он, – заночуешь у своих родичей, а завтра вместе с егерями поедем к тебе, заодно подарок получишь. Только никому пока не говори, о чем мы с тобой здесь разговаривали. Поедем на машине, так что можешь приготовить все, что хочешь отвезти на хутор, не дожидаясь следующего приезда.
– Спасибо! – просиял взбодрившийся Филипп. – Я всем буду говорить, что приехал просить транспорт для перевозки кое-каких тяжелых вещей.
– Вот и ладненько. – Старейшина проводил его до дверей. – А теперь – до завтра.
Рассказ добровольного отшельника не стал для Акима неожиданностью. В последнее время слишком много необъяснимого стало происходить в окрестностях деревни. Создавалось впечатление, что вокруг Ламбушки завязывается такой сложный узел, который необходимо разрубить быстро и умело. Сделать же это Акиму пока не представлялось возможным. Сначала требовалось выяснить причину, приведшую к такой ситуации. А сведений для решительных действий не хватало. Что-то важное постоянно ускользало из логических выводов старейшины. Из вроде бы обширной информации о реально произошедшем никак не получалось выявить главное. Не мог, по мнению Басанова, причиной всех неприятностей являться Ключ. Да, он играл определенную роль в случившемся, но ведь не такую. А может, и в самом деле вся загвоздка в Ключе?..
Несколько раз Аким порывался встретиться с Лесным Хозяином и у него узнать то, что не поддавалось человеческому разумению, но каждый раз что-нибудь мешало. Накануне он снова попытался найти Кощея. В течение нескольких часов проторчал на только им двоим известном месте, но все без толку. Создавалось впечатление, что у Лесного Хозяина тоже возникли проблемы. Придется, как и раньше, рассчитывать только на свои силы. С такой мыслью Басанов отправился спать.
Подготовка к отъезду на дальний хутор заняла все Утро. С собой старейшина решил взять Силантия и выздоровевшего Веньку. Опытные лесовики могли пригодиться всегда, тем более учитывая тревожное сообщение Филиппа.
Маленькие полканы, почувствовав предстоящие изменения, умело для своего возраста попрятались среди разбросанных по подвалу вещей и не отзывались на призывный голос хозяина. Только после того как Мироновна пожертвовала кусок сладкого пирога, Аким посадил ошалевших от щедрого угощения щенков в мешок.
С деревней хутор соединяла лесная дорога. Проложенная сразу после войны, она вела на заброшенные карьеры. Несколько лет пленные немцы добывали там камень для строительных нужд возрождающихся из развалин городов. Затем оказалось, что камень можно добывать и поближе к стройкам, да и немцы, по всей видимости, закончились. Очередных «врагов народа» также стало не хватать для непродуктивной работы. Карьеры забросили, а оставленные бараки и проволочные заборы быстренько разобрали жители соседних деревень на хозяйственные нужды. Единственный оставшийся дом заняли под сторожку ламбушские егеря и лесничие. Затем там поселился Филипп.
Спустя полвека ничто не напоминало о былых днях. Карьеры превратились в живописные озера, лагерь зарос молодыми деревьями, а выходящий окнами на широкий ручей дом совершенно не напоминал казенную постройку. Почти полностью перестроенный с учетом местного климата, он больше напоминал маленькую крепость. Высокий металлический забор из аэродромных покрытий с трех сторон охватывал обширный двор с огородами и сараями, стоящими отдельно от жилой избы. Со стороны ручья Филипп протянул мелкоячеистую сетку-рабицу, прихватив при этом и часть самого ручья. Обшитая толстыми крашеными досками изба гляделась пряничным домиком на фоне летней природы.
– Смотрю, ты уже здесь обжился настоящим хозяином, – похвалил Аким, оглядывая двор.
Отшельник радостно заулыбался и бросился показывать остальное хозяйство. Венька сразу охладил его пыл, заметив вполголоса, что гостей приглашают в дом, а не водят по сараям и огородам. Спохватившись, Филипп пригласил всех войти. Высокий черный волкодав настороженно встретил гостей на ступенях крыльца.
– А я-то все думаю, на кого ты дом во время отъездов оставляешь, – пошутил Силантий, осторожно обходя собаку. – С таким сторожем чужаки не страшны.
– Главный помощник, – с гордостью ответил Филипп, – очень умный пес. Если бы приехали без меня, то и близко бы не подпустил.
Внутреннее убранство дома поразило сельчан. Даже привычный ко всему Аким восхищенно присвистнул, разглядывая стены. Все свободное пространство занимали картины. Не мазня абстракциониста или подделки под лубочную старину. Яркие, сочные краски притягивали взгляд. Заключенные в красивые резные рамы странные пейзажи казались окнами, открывающимися в иные измерения. Привычные глазу лесные поляны, подернутые грустью пруды, заповедные места – все дышало естественной свежестью и поражало необычным ракурсом. Создавалось впечатление, что в какой-то миг взгляд преломляется, и вполне привычные вещи становятся необъяснимо другими. Точно выписанные детали искажались неуловимой игрой света и оптической плотностью воздуха.
Потрясенный Аким ходил от картины к картине и никак не мог оторваться от завораживающих изображений. Такого за свою долгую жизнь старейшина еще не видел. Сам автор со смущенным видом скромно стоял на пороге и молча наблюдал за сельчанами.
– Слышь, Филя, – прервал тишину Венька, – это же потрясающе! Неужели сам рисовал? Тебе в музей надо все это везти – пусть люди полюбуются, да и кучу бабок за красу такую отвалят. Куда там Пикассо и Ван Гогу криворуким до тебя!
Счастливо заулыбавшийся хозяин облегченно вздохнул и пригласил гостей в другую комнату. Сельчане осторожно, словно боясь спугнуть увиденную красоту, прошли следом. Помещение представляло собою одну объемную картину, разделенную только углами комнаты. Создавалось впечатление, что вошли в прохладный полумрак летнего леса. Холстами стали сами стены. Берег лесного озера, покрытое пышным мхом болото, поросшие кривыми соснами скалы и таинственная глубина глухого леса. На каждом изображении присутствовал образ прекрасной женщины. Он органически вписывался в нанесенный на стену пейзаж. Ее красивое обнаженное тело, запечатленное в движении, подчеркивало статичность природы.
Вглядевшись в черты лица изображенной женщины, Аким отметил неприятно поразившую его особенность' На всех стенах художник изобразил не человека. Разрез глаз, форма зрачков и очертание ушей явно указывали на принадлежность к чужой расе, да и некоторые анатомические подробности тоже не являлись характерными для homo sapiens. Обычному человеку такие особенности незаметны (что такого, если зрачки некруглые или кончики ушей немного заострены кверху?), только тот, кто всю свою жизнь общался с другими народами, может обратить на это внимание.
– Кого же ты здесь изобразил? – с интересом спросил Венька у терпеливо ожидающего критики Филиппа. – Мне такая красавица незнакома. Или это обобщенный образ?
– Зато мне знакома, – вмешался Аким, – во всяком случае, я догадываюсь, кто это.
Старейшина посмотрел на блаженно улыбающегося Филиппа. Под тяжелым взглядом художник чуть отпрянул назад. В глазах мелькнул страх от понимания недовольства боярина.
– Связался наш друг с лесной девой, – продолжил Аким, – даже не понимая, к чему это может привести. Сдается мне, что выбранное уединение подействовало на здорового крепкого мужика не с лучшей стороны. Она ведь не простая деревенская баба. И живет здесь не одну тысячу лет. Для нее наш Филя – простая игрушка, короткое развлечение на одну тысячную часть жизни.
Щеки художника покрылись пунцовыми пятнами, словно брошенные слова пощечинами прошлись по лицу. Силантий и Венька с удивлением смотрели на ставшего жалким и беззащитным Филиппа. Конечно, это твое личное дело – с кем жить, с кем спать, – с грустью добавил старейшина. – Только счастья тебе она не принесет. Да ладно, мы приехали по другому делу. Даже по двум.
С этими словами он достал из мешка, который все время не выпускал из рук, и положил на пол двух щенков полкана, до этого мирно дремавших в темной тесноте. Разбуженные прикосновениями и ярким светом, они обиженно запищали и, смешно перебирая всеми шестью конечностями, заковыляли под хозяйскую кровать.
О том, что деревенский голова держит дома зверей из чужого мира, знали немногие. К счастью, люди они все проверенные, языки держали за зубами. Авторитет Акима сыграл решающую роль на совете старейшин, который был посвящен итогам охоты. Если у кого из глав родов и имелись сомнения в правильности действий бессменного лидера, то они не стали афишировать персональное мнение. Единственным, кто высказал неприятие поступка старейшины всех родов и попробовал убедить упрямого старика, стал подозрительный Алексей Феофанов, но он, к своему удивлению, оказался в одиночестве. После недолгого спора Аким грохнул кулаком по столу и объявил принятое решение окончательным.
Понятие корпоративности среди сельчан озвучивалось родовой клятвой и исторически сложившимися взаимоотношениями между родами. Решение, принятое Басановым, никогда и никем не оспаривалось. Все сидящие за столом прекрасно понимали, чем обязаны они потомку старых бояр в прошлом и тем более сейчас.
Это потом, оставшись один, Аким долго размышлял о правильности своего поступка и о том, что может повлечь за собой такое несвойственное для деревенского старейшины решение – ранее в «плен» кромешников не брали, их просто уничтожали на месте. Оставаясь вправе изменить в любой момент навязанное соратникам решение, старый боярин, может быть, так и поступил бы – чего греха таить, неизвестно, что вырастет из закромешних тваренышей, но какое-то внутреннее чувство нашептывало о необходимости сохранить чужеродные создания. Таким образом, родившиеся в чужом для себя мире, щенки зажили новой жизнью в просторном подвале дома Басановых. Мироновна встретила в штыки появление в доме непредсказуемых в будущем зверей, но Аким сурово на нее цыкнул, и та мгновенно замолкла. Спустя какое-то время дед заметил, что уже и сама хозяйка втихаря таскает лакомые кусочки красно-черным озорникам.
Теперь пришло время решать дальнейшую судьбу маленьких полканов. Подвал уже был мал для подросших животных, да и сами они стали более активны в играх и проказах. Проявляя необычную находчивость, шестилапые шкодники старались при первой же возможности выбраться из дома. Появление же на деревенской улице раскрашенных руконогих существ вызвало бы ненужные кривотолки или, скорее всего, их смерть от рук непонятливых в таких делах сельчан.
Сам Аким тоже неясно представлял, как содержать неизвестных науке животных. Надежда на подсказку Лесного Хозяина не оправдалась. Кощей в свойственной ему манере ушел от ответа, заметив при этом, что прокормить взрослую особь накладно для деревенского бюджета, а для двух экземпляров придется закладывать на зиму еще одну силосную яму или заводить дополнительную ферму. К счастью, звери ели все. О заведении еще одного хозяйства ради двух, пусть даже редкостных, зверушек Аким даже и думать не хотел.
Решение проблемы подсказал Палыч. Зайдя как-то к Басанову, старый егерь, разглядывая радостно цепляющихся за хозяйские ботинки щенков, вскользь заметил:
– Еще месяц, и они размером с овчарку будут.
– Нестрашно, – весело отмахнулся старейшина, почесывая полканов по загривку.
– Вот и я говорю, – согласился Палыч, – просто на Дальнем хуторе таким подвижным животным будет вольготнее и безопаснее.
Аким сразу же ухватился за эту мысль. Даже удивился. И чего такое простое решение не пришло в голову ему? Да, пора вывозить молодняк на новое место.
На дальнем хуторе практически безвыездно жил дальний родич Насты Филипп. Нелюдимый и чурающийся всякой цивилизации человек, окончивший в свое время Строгановское училище, считался завидным женихом во всех окрестных деревнях. Но на все увещевания охочих до ласки одиноких женщин он угрюмо отвечал, что рад жить вместе с любой работящей и не боящейся трудностей подругой, но избу свою не бросит ни за какие пироги. К сорока годам Филипп оставался одиночкой. Раз в месяц он приезжал в деревню к Насте, затаривался подготовленными родичами продуктами и товарами, а затем снова исчезал на своем хуторе.
Злые языки, в основном отвергнутых женщин, поговаривали, что отшельник занимается в лесной глуши незаконными промыслами и не хочет ни с кем делиться прибылью и секретами. Выслушивая очередную сплетню, Филипп равнодушно поводил плечами и предлагал сплетнице скрасить его нелегкий лесной быт. Первое время желающие появлялись, но больше месяца никто не задерживался. Жизнь без электричества в глухом лесу, твердое неприятие вообще каких-либо механических приспособлений в быту, за исключением велосипеда, на котором отшельник разъезжал по только ему ведомым делам, а также уверенность в правильности выбранного образа жизни подрывали любые чувства одиноких дам. Единственными гостями отшельника становились работники лесничества и охотхозяйства, иногда пользующиеся гостеприимством скучающего по вечерам хозяина. Ламбушане с усмешкой воспринимали добровольное затворничество нестарого и, в общем-то, неглупого человека, но ему не мешали. Раз человек сам выбрал такую жизнь – пускай живет. Для Акима не было тайной, что невозмутимый внешне и закрытый для всех остальных мужчина все же имел личную жизнь, но даже проницательный старейшина деревни не знал избранницы отшельника.
Расставаться со щенками Басанову не хотелось, и он оттягивал сроки, оправдывая себя множеством дел, не позволяющих съездить на хутор. И все-таки оказия получилась без его вмешательства.
Филипп появился в деревне нежданно, под вечер. Неторопливо закатив велосипед во двор Насты, он молча прошел под любопытными взглядами сельчан к дому Басанова. Удивляться было чему. Все прекрасно знали, что до дня традиционного приезда отшельника оставалось почти полторы недели, и только что-то чрезвычайное могло подвигнуть его на такой сбой жизненного ритма. Не дожидаясь приглашения хозяина, Филипп смело толкнул входную дверь и зашел к Акиму. Пораженные таким ходом событий, обыватели тревожно зашептались по углам, делясь разными предположениями.
Аким решил посвятить вечер подготовке к встрече с телевизионной группой, о которой его накануне предупредил глава районного самоуправления по телефону, и внезапный визит отшельника застал старика дома.
На стук входной двери Басанов среагировал спокойно, зная, что по пустякам его беспокоить никто не будет.
– Афанасьевич, – с порога заговорил Филипп, – у меня дело неотложное к тебе. Выслушай.
– Здравствуй, Филипп Иванович, – подчеркнуто вежливо ответил Аким. – Присаживайся, небось прямо с дороги, а в ногах правды нет.
Зарумянившийся от стыда посетитель скомканно поздоровался и тихонько присел на краешек предложенного табурета. И лишь убедившись, что хозяин готов его выслушать, начал сбивчивый рассказ. Смущаясь под строгим взглядом старейшины, он вывалил последние лесные новости, но до сути своего приезда дойти не Мог, запутавшись в мелочах. Аким понял, что за общими, ничего не значащими фразами скрывается большая беда, и пришел на помощь косноязычному собеседнику.
– Вот что, Иванович, давай по существу, – прервал старейшина словоизлияния гостя. – Ведь не для рассказов о своем житье-бытье ты прикатил на ночь глядя да еще в неурочный день. Говори сразу, что хотел сказать.
Филипп поперхнулся и без запинки оттарабанил:
– В лесу чужаки появились, но не люди. Сдается мне, что это оборотни или того хуже. Видел у озер странные следы. Не волчьи, не медвежьи, я вообще первый раз такие увидал. Лосей покрошили хорошо. Лежат останки нескольких. Попробовал выследить, но все без толку. Да и страшновато последнее время стало. От собаки тоже подмоги мало – боится со двора выходить. Я и сам на ночь домой не поеду, у Насты переночую, а утром обратно. Только вот медвежьих капканов у егеря наберу.
Аким насторожился. Если лесной житель говорит, что ему страшно, то, значит, и в самом деле в дальних лесах случилось нечто серьезное. В умении Филиппа в одиночку справляться с любыми трудностями у старейшины сомнений не было. Не возникало в памяти ни одного случая, когда упрямый лесной затворник просил о помощи. В том, что это именно просьба о помощи, а не просто рассказ о возникших трудностях, Аким был уверен на все сто.
– Значит, так, – глядя на немного поникшего Филиппа, сказал он, – заночуешь у своих родичей, а завтра вместе с егерями поедем к тебе, заодно подарок получишь. Только никому пока не говори, о чем мы с тобой здесь разговаривали. Поедем на машине, так что можешь приготовить все, что хочешь отвезти на хутор, не дожидаясь следующего приезда.
– Спасибо! – просиял взбодрившийся Филипп. – Я всем буду говорить, что приехал просить транспорт для перевозки кое-каких тяжелых вещей.
– Вот и ладненько. – Старейшина проводил его до дверей. – А теперь – до завтра.
Рассказ добровольного отшельника не стал для Акима неожиданностью. В последнее время слишком много необъяснимого стало происходить в окрестностях деревни. Создавалось впечатление, что вокруг Ламбушки завязывается такой сложный узел, который необходимо разрубить быстро и умело. Сделать же это Акиму пока не представлялось возможным. Сначала требовалось выяснить причину, приведшую к такой ситуации. А сведений для решительных действий не хватало. Что-то важное постоянно ускользало из логических выводов старейшины. Из вроде бы обширной информации о реально произошедшем никак не получалось выявить главное. Не мог, по мнению Басанова, причиной всех неприятностей являться Ключ. Да, он играл определенную роль в случившемся, но ведь не такую. А может, и в самом деле вся загвоздка в Ключе?..
Несколько раз Аким порывался встретиться с Лесным Хозяином и у него узнать то, что не поддавалось человеческому разумению, но каждый раз что-нибудь мешало. Накануне он снова попытался найти Кощея. В течение нескольких часов проторчал на только им двоим известном месте, но все без толку. Создавалось впечатление, что у Лесного Хозяина тоже возникли проблемы. Придется, как и раньше, рассчитывать только на свои силы. С такой мыслью Басанов отправился спать.
Подготовка к отъезду на дальний хутор заняла все Утро. С собой старейшина решил взять Силантия и выздоровевшего Веньку. Опытные лесовики могли пригодиться всегда, тем более учитывая тревожное сообщение Филиппа.
Маленькие полканы, почувствовав предстоящие изменения, умело для своего возраста попрятались среди разбросанных по подвалу вещей и не отзывались на призывный голос хозяина. Только после того как Мироновна пожертвовала кусок сладкого пирога, Аким посадил ошалевших от щедрого угощения щенков в мешок.
С деревней хутор соединяла лесная дорога. Проложенная сразу после войны, она вела на заброшенные карьеры. Несколько лет пленные немцы добывали там камень для строительных нужд возрождающихся из развалин городов. Затем оказалось, что камень можно добывать и поближе к стройкам, да и немцы, по всей видимости, закончились. Очередных «врагов народа» также стало не хватать для непродуктивной работы. Карьеры забросили, а оставленные бараки и проволочные заборы быстренько разобрали жители соседних деревень на хозяйственные нужды. Единственный оставшийся дом заняли под сторожку ламбушские егеря и лесничие. Затем там поселился Филипп.
Спустя полвека ничто не напоминало о былых днях. Карьеры превратились в живописные озера, лагерь зарос молодыми деревьями, а выходящий окнами на широкий ручей дом совершенно не напоминал казенную постройку. Почти полностью перестроенный с учетом местного климата, он больше напоминал маленькую крепость. Высокий металлический забор из аэродромных покрытий с трех сторон охватывал обширный двор с огородами и сараями, стоящими отдельно от жилой избы. Со стороны ручья Филипп протянул мелкоячеистую сетку-рабицу, прихватив при этом и часть самого ручья. Обшитая толстыми крашеными досками изба гляделась пряничным домиком на фоне летней природы.
– Смотрю, ты уже здесь обжился настоящим хозяином, – похвалил Аким, оглядывая двор.
Отшельник радостно заулыбался и бросился показывать остальное хозяйство. Венька сразу охладил его пыл, заметив вполголоса, что гостей приглашают в дом, а не водят по сараям и огородам. Спохватившись, Филипп пригласил всех войти. Высокий черный волкодав настороженно встретил гостей на ступенях крыльца.
– А я-то все думаю, на кого ты дом во время отъездов оставляешь, – пошутил Силантий, осторожно обходя собаку. – С таким сторожем чужаки не страшны.
– Главный помощник, – с гордостью ответил Филипп, – очень умный пес. Если бы приехали без меня, то и близко бы не подпустил.
Внутреннее убранство дома поразило сельчан. Даже привычный ко всему Аким восхищенно присвистнул, разглядывая стены. Все свободное пространство занимали картины. Не мазня абстракциониста или подделки под лубочную старину. Яркие, сочные краски притягивали взгляд. Заключенные в красивые резные рамы странные пейзажи казались окнами, открывающимися в иные измерения. Привычные глазу лесные поляны, подернутые грустью пруды, заповедные места – все дышало естественной свежестью и поражало необычным ракурсом. Создавалось впечатление, что в какой-то миг взгляд преломляется, и вполне привычные вещи становятся необъяснимо другими. Точно выписанные детали искажались неуловимой игрой света и оптической плотностью воздуха.
Потрясенный Аким ходил от картины к картине и никак не мог оторваться от завораживающих изображений. Такого за свою долгую жизнь старейшина еще не видел. Сам автор со смущенным видом скромно стоял на пороге и молча наблюдал за сельчанами.
– Слышь, Филя, – прервал тишину Венька, – это же потрясающе! Неужели сам рисовал? Тебе в музей надо все это везти – пусть люди полюбуются, да и кучу бабок за красу такую отвалят. Куда там Пикассо и Ван Гогу криворуким до тебя!
Счастливо заулыбавшийся хозяин облегченно вздохнул и пригласил гостей в другую комнату. Сельчане осторожно, словно боясь спугнуть увиденную красоту, прошли следом. Помещение представляло собою одну объемную картину, разделенную только углами комнаты. Создавалось впечатление, что вошли в прохладный полумрак летнего леса. Холстами стали сами стены. Берег лесного озера, покрытое пышным мхом болото, поросшие кривыми соснами скалы и таинственная глубина глухого леса. На каждом изображении присутствовал образ прекрасной женщины. Он органически вписывался в нанесенный на стену пейзаж. Ее красивое обнаженное тело, запечатленное в движении, подчеркивало статичность природы.
Вглядевшись в черты лица изображенной женщины, Аким отметил неприятно поразившую его особенность' На всех стенах художник изобразил не человека. Разрез глаз, форма зрачков и очертание ушей явно указывали на принадлежность к чужой расе, да и некоторые анатомические подробности тоже не являлись характерными для homo sapiens. Обычному человеку такие особенности незаметны (что такого, если зрачки некруглые или кончики ушей немного заострены кверху?), только тот, кто всю свою жизнь общался с другими народами, может обратить на это внимание.
– Кого же ты здесь изобразил? – с интересом спросил Венька у терпеливо ожидающего критики Филиппа. – Мне такая красавица незнакома. Или это обобщенный образ?
– Зато мне знакома, – вмешался Аким, – во всяком случае, я догадываюсь, кто это.
Старейшина посмотрел на блаженно улыбающегося Филиппа. Под тяжелым взглядом художник чуть отпрянул назад. В глазах мелькнул страх от понимания недовольства боярина.
– Связался наш друг с лесной девой, – продолжил Аким, – даже не понимая, к чему это может привести. Сдается мне, что выбранное уединение подействовало на здорового крепкого мужика не с лучшей стороны. Она ведь не простая деревенская баба. И живет здесь не одну тысячу лет. Для нее наш Филя – простая игрушка, короткое развлечение на одну тысячную часть жизни.
Щеки художника покрылись пунцовыми пятнами, словно брошенные слова пощечинами прошлись по лицу. Силантий и Венька с удивлением смотрели на ставшего жалким и беззащитным Филиппа. Конечно, это твое личное дело – с кем жить, с кем спать, – с грустью добавил старейшина. – Только счастья тебе она не принесет. Да ладно, мы приехали по другому делу. Даже по двум.
С этими словами он достал из мешка, который все время не выпускал из рук, и положил на пол двух щенков полкана, до этого мирно дремавших в темной тесноте. Разбуженные прикосновениями и ярким светом, они обиженно запищали и, смешно перебирая всеми шестью конечностями, заковыляли под хозяйскую кровать.