Сандему Маргит. Страх

   И Винни тут же позвала маленького пуделя, откликавшегося на громкое имя Бранцефлор.
   Не подозревая о том, что Смерть бродит в этот холодный январский вечер по улицам Хальдена, Винни вышла за порог — и с этого дня начался кошмар. Да, именно с нее все это началось, весь этот ужас.

№3 : Агнес

   Агнес бежала настолько быстро, насколько ей позволяли это короткие ноги, гонясь за разыгравшимся терьером и делая отчаянные и бесплодные попытки свистнуть собаке. На улицах Хальдена было темно и скользко, и к своему огорчению, Агнес увидела, что собака побежала в сторону пристани.
   Какая жалость! Какая неприятная история! Всю свою пятидесятишестилетнюю жизнь Агнес боялась людской молвы. И вот теперь она бежала со всех ног на глазах у слонявшейся и смеющейся над ней молодежи по Главной улице — да, они насмехались над ней, маленькой, перепуганной дамой, зовущей не слушавшуюся ее собаку.
   — Доффен! Доффен! Сейчас же вернись ко мне! Доффен! Ты слышишь меня?
   Уфф, если бы еще у него не было этой клички: Доффен!
   Это была собака ее сестры, и Агнес обещала прогулять ее. Сегодня ее сестра, Олава, чувствовала себя неважно. Стоило Агнес на миг выпустить из рук поводок, как пес удрал.
   Пробежав, тяжело дыша, по рыбному базару, Агнес заметила, как собака забежала за угол портового склада. Оттуда как раз вышел молодой полицейский. О, ужас! Наверняка он не заметил собаку и теперь думает, что эта дама явилась сюда с какой-то иной целью! Ведь портовый квартал был прибежищем определенного сорта женщин. Нет, он не мог такого подумать о ней!
 
   Такая безумная мысль не могла прийти в голову молодому полицейскому Рикарду Бринку. Вряд ли он вообще обратил внимание на маленькую, средних лет даму в коричневом плаще и огненно-красной шляпе, спешащую куда-то. Как всегда, он думал о Липовой аллее и об удивительном сыне Абеля и Кристы, Натаниэле. Подобных детей он никогда не встречал! Ребенку всего четыре года, а способности у него такие исключительные, что просто диву даешься!
   Агнес ускорила темп, чтобы полицейский не принял ее за одну из «тех самых женщин». Ее маленькие, тонкие ножки стучали по мостовой, словно барабанные палочки и… Как только закончился торговый квартал, мостовая стала неровной. Агнес поскользнулась на обледенелой поверхности, всплеснув руками…
   «Я падаю, падаю, какой позор, какой ужас! Что подумают обо мне?»
   Падая на мостовую, она почувствовала жгучий стыд. И даже не ощутила боли при падении.
   Агнес так ударилась, что у нее потемнело в глазах. И не могла подняться.
   «Я не встану, не встану»… — лихорадочно думала она, ощущая боль и унижение.
   Но уже в следующую секунду чьи-то руки ухватили ее за плечи и подняли. Над ухом прозвучал дружелюбный, озабоченный голос:
   — Как вы себя чувствуете? Вы не ушиблись?
   Она с трудом стояла на ногах. Моментально собрались прохожие — любопытные или сочувствующие, она толком не могла сказать. С другой стороны улицы кто-то из девчонок воскликнул:
   «Старая карга шлепнулась?» Послышался смех.
   Но голос над ее ухом тихо продолжал:
   — Не обращайте на них внимания! Вы сильно ушиблись?
   — Я ушибла… бедро, — прошептала Агнес. Ей показалось, что так сказать будет приличнее.
   Молодой полицейский — а это он помог ей встать — отряхнул с ее плаща снег и песок, подал ей шляпку.
   — Ах, эта шляпа, — смущенно пробормотала она. — Мне самой не нравится цвет, видите ли… Она просто не знала, что сказать.
   — Нанять для вас машину?
   — Нет, спасибо, не нужно. Я сама прекрасно справлюсь, — поспешно уверила она его. — Большое спасибо за помощь, дальше я справлюсь сама.
   — В самом деле? — озабочено произнес он.
   — Да, конечно! Спасибо за любезность! (Ах, как бы теперь избавиться от этого внимания прохожих!)
   Она нервозно усмехалась и пошла дальше, к пристани, потихоньку охая от боли. Копчик у нее страшно болел, в голове шумело. Впереди она услышала женский голос:
   — Бранцефлор!
   Женщина свистнула, зовя свою собаку. Не то, что Агнес, у которой вместо свиста получался какой-то писк.
   Рикард Бринк озабочено смотрел ей вслед. Он предполагал, что эта маленькая дама в смехотворной красной шляпе жила на одном из островов. Но раз уж она может идти сама, он переключил свое внимание на автомобиль, медленно передвигавшийся вдоль тротуара в поисках девиц определенного сорта.
 
   Рикард стал полицейским исключительно потому, что восхищался этой профессией. Когда он был ребенком, ему нравилась изящная униформа полицейского. И еще. Эта профессия давала человеку власть. С тех пор его пристрастия не изменились. Он видел смысл в службе полицейского. К тому же эта профессия в значительной мере отвечала его жажде приключений.
   Короче говоря: ему во всех отношениях подходила профессия полицейского.
   Рикард Бринк из рода Людей Льда был сильным парнем. Ему было двадцать пять лет. Его невинно-голубые глаза удивляли всех, кто видел суровое лицо и грузную фигуру Рикарда. Грудь у него была, как у бизона, и он был на голову выше всех остальных. Бринк накачивал мускулы и бывал ужасно горд и смущен, когда кто-нибудь просил его продемонстрировать свою силу. Все это вызывало к нему симпатии окружающих.
   Женолюбцем Рикарда нельзя было назвать, для этого он был слишком добр и неуклюж. Девушки смотрели на него как на друга и охотно доверяли ему свои любовные проблемы. Он был вовсе недурен собой, но… слишком уж он был приятным, правильным… Черты лица солидные, брови очень густые и темные, рот — чувственно-добродушный, скулы широкие. Рикарду хотелось выглядеть как можно лучше — кому этого не хочется — чтобы обзавестись подружкой, потому что его коллеги постоянно говорили о своих подругах и женах. Однако он не был уверен в себе. А когда нет уверенности, пропадает и сама привлекательность. Рикард казался сам себе ужасно скучным, и эта мысль все время подавляла его.
   Только на службе он забывал о своих комплексах.
   Правда, у него была как-то одна девушка. Но оказалось, что она увлеклась его униформой, а не им самим. Так что пришлось, словно побитой собаке, зализывать раны. А когда встретил ее с каким-то военным, он подумал, что же будет, когда этот солдат наденет обычную, штатскую одежду.
   Но и сам Рикард, и его знакомые девушки, были слишком молоды. Ему нужна была женщина постарше.
   Душой и телом отдавался он своей работе. И постепенно завоевывал авторитет у жителей. Конечно, он не знал, что сама Смерть пустилась в странствия по улицам города. И даже не подозревал о том, что невзрачная на вид Агнес была на пути к великому страху.

2

 
   Рикард направился дальше.
   На улицах было так спокойно, что у него нашлось время подумать о самом себе и о своей жизни.
   В последние дни в голове неотступно кружилась одна и та же мысль: о Натаниэле…
   Просто удивительный ребенок!
   Рикард вспомнил, каким тот был в три года — то есть год назад Тогда Бенедикте торжественно преподнесла ему мандрагору и часть реликвий Людей Льда. Всех поразило бурное восхищение Натаниэля этими дарами. И чтобы повесить все эти предметы на деревянные гвоздики, вбитые в стену, он безжалостно сбросил на пол полотенца и мочалки. С мандрагорой же он обращался, как с куклой. Он нашел для нее маленькую кроватку, закутывал ее в клочок красного шелка, разговаривал с ней, «кормил» ее самой вкусной едой, а если уходил, то вешал ее себе на шею Может быть, это будет громко сказано, но он обращался с ней так же, как когда-то это делал Хейке, считая мандрагору живым существом и своим лучшим другом. Мандрагора вела себя спокойно с маленьким мальчиком.
   В конце концов Криста стала опасаться, что он потеряет ее, и запретила ему слишком много играть с ней. Мандрагоре было отведено почетное место в ящике его комода. Ему позволили смотреть на нее, когда захочет, и разговаривать с ней. Но только не вытаскивать ее из ящика. Смотреть, но не прикасаться к ней!
   Сначала Натаниэль тяжело переживал эти запреты, но потом привык.
   Мальчик постоянно удивлял окружающих. Рикард встречался с ним не слишком часто, поскольку Натаниэлю больше не разрешали показываться на Липовой аллее. Все боялись, что Тенгель Злой, не спускавший глаз с этого места, узнает о его существовании Но Рикарду рассказывали о проделках Натаниэля в последний год, просто немыслимых для такого маленького мальчугана. Его познания, его мысли… А глаза, внезапно темнеющие от какой-то печали? Или сияющие от радости, когда ему удавалось улизнуть от своих родителей и появиться там, где его меньше всего ожидали. Никто никогда не беспокоился о пропавших вещах: Натаниэль находил их. И много другого удивительного было известно Рикарду. Но вот Натаниэлю исполнилось четыре года. Рикард две недели гостил в семье Кристы, где праздновался день рождения. Именно тут и случилось нечто такое, чего никто не мог понять.
 
   В гостях у Кристы были все, кто жил на Липовой аллее, и Вольдены. Посреди общего веселья лицо у Натаниэля вдруг окаменело и он, пристально глядя на присутствующих, сказал:
   — Кто-то есть в моей комнате. Я схожу и посмотрю!
   — Кого ты имеешь в виду? — поинтересовался его отец Абель.
   — Они хотят, чтобы я пришел…
   — Кто это «они»? — спросила его мать, но он уже стремглав помчался прочь.
   Переглянувшись, все медленно последовали за ним.
   На лестнице, ведущей в спальни, они настороженно остановились. Из комнаты мальчика доносились устрашающие звуки, грохот и шипение, словно от вспыхнувшей молнии. В окне был виден свет. Голубое сияние, вспыхивающее и исчезающее.
   — Такие штучки свойственны лишь черным ангелам, — пробормотала Бенедикте.
   Они стали осторожно, крадучись, подниматься по лестнице. Андре приходилось удерживать Кристу, рвавшуюся вперед, чтобы спасти мальчика.
   Наконец поднялись наверх.
   Перед дверью спальни Натаниэля сидела пара огромных волков.
   Когда группа людей приблизилась к ним, звери оскалили зубы.
   — Не подходите к ним, — сдавленным голосом проговорил старый Хеннинг. — Они желают нам только добра, но мы должны серьезно относиться к их предупреждению.
   Рикард никогда раньше не видел волков черных ангелов. Но он много о них слышал — о том, как они были привязаны к Марко и Ульвару, Имре и Ванье. И вот теперь к Натаниэлю…
   Находясь лицом к лицу с этими могучими животными, он испытывал то страх, то уважение к ним. Он знал, что на самом деле эти волки и являются черными ангелами, которые при необходимости превращаются в животных. И он готов был низко поклониться этим странным существам.
   Снова в комнате загрохотало и зашипело, Натаниэль громко вскрикнул.
   — Натаниэль! — закричала насмерть перепуганная Криста — Он там, один!
   И тут они услышали низкий мужской голос, успокаивающий мальчика, услышали, как мальчик отвечает ему, но слов разобрать не могли.
   Натаниэль заплакал.
   Ему было всего четыре года, и взрослые, стоявшие за дверью, дрожали, не понимая, что, собственно, происходит. Чего можно ожидать от такого малыша?
   — Может быть, это Имре? — неуверенно произнес Кристоффер.
   — Не знаю, — ответила Бенедикте. — Трудно сказать…
   Они невольно надеялись, что это Имре.
   Но тут услышали еще один мужской голос. Странный, певучий, монотонный мужской голос.
   И в следующий миг послышались всхлипы Натаниэля, переходящие в крик глубокого отчаяния.
   — Нет! Нет, не надо, не делайте этого, не делайте этого!
   Перепуганная Криста хотела прорваться в комнату, но волки не позволили ей сделать ни одного шага.
   Они приблизились к людям настолько, что тем ничего не осталось, как отступить назад к лестнице.
   А Натаниэль умолял, словно речь шла о спасении его жизни:
   — Не надо, не надо! Прошу вас, прошу вас!
   Лицо Абеля побелело, Ветле и Кристоффер держали Кристу, готовую уже лишиться чувств. Все готовы были закричать от страха, но пытаясь услышать, что происходит за дверью, молчали.
   Волки постепенно оттеснили их на первый этаж. В окне вспыхнуло несколько ослепительно-ярких молний, осветивших все вокруг, в то время как монотонный голос обрел громоподобное звучание. И тут все поняли, что произносимые слова им совершенно незнакомы, что этот язык не похож ни на один земной язык.
   — Это не Map, — побелевшими губами прошептал Андре. — Я слышал его заклинания, они звучали совершенно иначе.
   Плач Натаниэля прекратился, и никто не знал, хороший это признак или плохой.
   Снова послышались заклинания. Но шипения молний больше не было. Потом все затихло.
 
   Дверь спальни мальчика медленно приоткрылась.
   — Мама? — испуганно спросил он. Все посмотрели наверх.
   В дверях стоял Натаниэль. Волки бесследно исчезли, не было и того — или тех — кто находился внутри. Криста бросилась обнимать его.
   — Натаниэль, что там такое произошло? — спросил Ветле.
   — Это был Имре? — спросил Андре. Натаниэль растерянно смотрел на собравшихся.
   — Почему я оказался в своей комнате? — с чисто детским изумлением произнес он. — Ведь я же только что играл с моим грузовиком в гостиной. И вдруг оказался здесь!
   Глаза у него были заплаканными. Но он ничего не помнил.
   Конечно, все вошли в комнату и Рикард, как полицейский, основательно все осмотрел. Не обнаружилось никаких посторонних следов, комната имела свой обычный вид. Те же игрушки на полу, ковер с веселым рисунком, подушки на постели…
   Они так и не узнали, что, собственно, произошло, потому что Натаниэль сам ничего не знал, а им не хотелось пугать его расспросами. Лучше всего для него было забыть о случившемся.
   Но все были уверены в том, что его посетили черные ангелы. Он ведь происходил из их рода и был призван для великих деяний: бороться против Тенгеля Злого.
   Но пока для этого он был еще слишком мал. Он же совсем ребенок.
   Об этом и думал в последние дни Рикард. И даже у себя дома он не мог отделаться от своих мыслей.
   Но вскоре ему предстояло задуматься совсем об ином.

№4, 5, 6, 7: Вилли, Херберт, Гун, Венше

   Это произошло через несколько часов после того, как Винни и Агнес вышли прогуливать своих собак.
   На окраине Хальдена по дороге шагал мужчина — Вилли Маттеус тридцати семи лет. На его обветренном лице сверкали голубые глаза. Одежда на нем была добротной, но поношенной и слишком легкой для такого мороза. Что-то в его наружности и поведении говорило о том, что он не принадлежит к низшему классу работяг и прощелыг.
   Тишина вечера была нарушена появлением шумной компании. Гости вышли из виллы и весело прощались с хозяином. Какой-то мужчина, явно предрасположенный к полноте, тряс руку хозяина.
   — Спасибо за превосходный ужин! Было просто сказочно приятно!
   — О, нет ничего проще приятно провести время, когда ты рядом, Херберт, — засмеялся в ответ хозяин. — Разве не чудесно быть замужем за таким весельчаком? — спросил он, обращаясь к жене Херберта. — Какое чувство юмора! Какое остроумие! С ним не соскучишься, клянусь!
   Жена Херберта смущенно потупилась.
   «Ну и скучная же у него жена, — подумал хозяин. — Даже не улыбнулась ни разу на его сногсшибательные остроты!»
   С подчеркнутой галантностью Херберт поцеловал руку посмеивавшейся хозяйки.
   — Прощайте, сударыня! Ужин удался на славу! А вина! О-ля-ля!
   Он сделал чисто французский жест большим и указательным пальцами. Вид у его жены был озабоченный.
   — Херберт, ты в самом деле думаешь, что сможешь сесть за руль после всего выпитого? Не лучше ли будет, если мы…
   — Чепуха, — хвастливо заявил Херберт. — Я никогда не чувствовал себя в такой прекрасной форме.
   К ним подошла девятилетняя девочка и нетерпеливо спросила:
   — Папа, когда же мы поедем? Ведь мы должны вернуться домой в детское время!
   — Подожди немного, болтунья! — ответил Херберт. — Папе сначала нужно со всеми попрощаться.
   — Ты уже и так слишком долго прощаешься, — задиристо произнесла девочка.
   Когда мимо них проходил Вилли Маттеус, все повернулись в его сторону.
   — Извините, — сказал он. — Но не могли бы вы сказать мне, как пройти к вокзалу?
   Херберт немедленно стал работать на новую публику.
   — К вокзалу? — переспросил он. — К этому большому, уродливому, серому зданию, мимо которого мчатся все бибикалки? Так вот…
   И он принялся долго и нудно, пересыпая свою речь плоскими остротами, объяснять, где находится вокзал, тогда как присутствующие просто покатывались со смеху, а жена явно была встревожена.
   — Спасибо, — скромно сказал Маттеус. — А не знаете ли Вы, когда отходит поезд на Сарпсборг?
   — Он только что ушел, — быстро ответила хозяйка. — А следующий будет не раньше, чем через пять часов.
   — Не успел, не успел! — завопил Херберт. Вилли Маттеус прикусил губу.
   — Какая жалость! А мне так нужно было на него попасть…
   Херберт, олицетворявший собой весь юмор мира, притворно всплеснул руками.
   — Ты можешь поехать с нами. Нам по пути, — сказал он незнакомцу.
   Маттеус сдержанно поблагодарил, и после прощаний по второму кругу Херберт наконец сел за руль.
   Он был в отличном настроении, болтал без умолку, пел и рассказывал сомнительные истории. Его жена Гун и незнакомец сидели молча, лишь изредка улыбаясь из вежливости.
   — Не крутись на заднем сидении, Венше, — сказал Херберт своей дочери. — От машины ничего не останется, если ты будешь с такой силой пинать ее ногами.
   — Вы думаете продать автомобиль? — вежливо осведомился Вилли Маттеус.
   — Нет, не сейчас, но рано или поздно придется заменить его на новый.
   Маттеус задумался над его словами. Собственно говоря, человек никогда по-настоящему не является хозяином своего автомобиля. Думая постоянно о будущей стоимости автомобиля, человек фактически ездит некоторое время бесплатно на автомобиле будущего владельца.
   И теперь он смотрел через стекло на ту Норвегию, о которой мечтал столько лет. Они приближались к Сарпсборгу, но он не узнавал свой родной город. Повсюду, насколько видел глаз, были уродливые, четырехугольные, двухэтажные дома, построенные в функционалистском стиле, окрашенные в скучные цвета, с маленькими стереотипными садиками. По этим местам он ребенком бегал и играл; небольшой рощицы, бывшей здесь, уже нет. От того времени и осталось только несколько полуразвалившихся лачуг, да запущенная крестьянская усадьба. Он вспомнил, что сам думал когда-то снести эти трущобы. Но тогда он ожидал совершенно иного результата…
   — Кстати, — сказал Херберт, — мы не представились друг другу. Меня зовут Херберт Соммер.
   Последовала напряженная пауза, и Вилли понял, что ему дали возможность вспомнить это имя. Но он его так и не вспомнил.
   А Херберт продолжал:
   — Знакомо тебе это имя?
   — К сожалению, нет, я много лет провел за границей.
   — Ясно, это объясняет дело, — удовлетворенно хмыкнул Херберт и сообщил: — Меня хорошо знают в стране. Я конферансье на радио и вообще затейник и хохмач.
   При этом он не счел нужным пояснить, что его роль на радио сводится к коротеньким репликам во второстепенном ревю. В своем самолюбовании он не удосужился даже узнать, кто его пассажир.
   Но вино начало уже оказывать на него действие, веселье больше не било ключом. О, как хорошо знала Гун все стадии его опьянения! В конце концов его монологи иссякли, и в машине слышалось только фальшивое пение его девятилетней дочери, исполнявшей неизвестно где выученный национальный гимн. Вновь и вновь она повторяла окончание припева, содержащего мрачные слова:
   — «Скорбь и смерть идут по его следам».
   Она пела до тех пор, пока отец не рявкнул на нее:
   — Не могла бы ты прекратить свое гнусавое пение, Венше? Почему бы тебе не спеть одну из моих песенок? Вспомни лучше что-нибудь веселое! А то «скорбь и смерть»!… Уфф!
   Улыбнувшись сидящей рядом с ним девочке, Вилли Маттеус дал ей плитку шоколада. Вежливо поблагодарив, она взглянула на обертку.
   — Ой! Какие странные слова!
   — Это из Голландии, — с улыбкой сказал он. — Я как раз прибыл оттуда.
   Девочка отломила кусочек шоколада и предложила матери. У Херберта же, напротив, при одной мысли о шоколаде мороз пробегал по коже. Лицо у него было кислым и обрюзгшим, казалось, ему не хватает воздуха.
   Дорога сделала крутой поворот и автомобиль, едущий на большой скорости, занесло на обледенелом шоссе. Херберт выругался. Навстречу им тоже ехал автомобиль, и Гун Соммер закричала, думая, что столкновение неизбежно. Но встречный автомобиль резко повернул и оказался на обочине, тогда как автомобиль Херберта, виляя и вертясь, врезался в росшее у дороги дерево.
 
   Все были в шоке, никто не осмеливался произнести ни слова. Наконец Гун сказала дрожащим голосом:
   — Я ведь говорила, что тебе нельзя садиться за руль в нетрезвом виде!
   — Не учи меня уму-разуму, — огрызнулся Херберт. — Что я мог поделать, если дорога такая скользкая? Об этом должны были побеспокоиться городские власти! Кстати, это шоссе имеет множество изъянов.
   — Никто ничего не повредил себе? — спросила фру Соммер.
   Девочка заплакала от испуга. Когда выяснилось, что ни у кого повреждений нет, Херберт торопливо ответил:
   — Нам нужно поскорее сматываться отсюда, пока об этом не разнюхала полиция. Хотя даже ребенок видит, что дорога здесь плохая, все-таки…
   — Что же произошло с другим автомобилем? — спросила Гун.
   — Нас это не касается, — огрызнулся Херберт и вышел из машины, чтобы подтолкнуть ее снова на дорогу. — Если владелец этого автомобиля не умеет управлять машиной, пусть пеняет на себя. Помоги-ка мне, приятель!
 
   Но Вилли Маттеус вышел из машины в первую очередь для того, чтобы посмотреть, как дела у других. Никто не был серьезно ранен, но нетрудно было заметить, что люди очень рассержены. Вилли увидел, что Херберт самостоятельно подтолкнул машину и уже тронулся с места. Без малейших угрызений совести Маттеус назвал имя Херберта шоферу второго автомобиля — ведь у машины оказалось разбитым лобовое стекло — и после этого покинул место аварии. Оставшуюся часть пути он прошел пешком.

№8 и 9: Ингрид и Калле

   Улица изменилась, но дом Маттеуса по-прежнему был цел. Позвонив в колокольчик, он почувствовал, как застучало его сердце.
   Никто не отозвался, и он, бросив взгляд на табличку, увидел там чужое имя. На верхнем этаже распахнулось окно и оттуда высунулась женщина.
   — Дома никого нет, — сообщила она Сделав шаг назад, Вилли крикнул ей:
   — Маттеусы здесь больше не живут?
   — Маттеусы? Нет, они не живут здесь уже много лет. После смерти мужа хозяйка переехала в другое место. Вилли был потрясен.
   — Значит, Маттеус умер? Об этом я не знал. Куда… куда же она переехала?
   Женщина пожала плечами.
   — Спросите у Карлсенов, что живут по соседству, это их знакомые.
   Поблагодарив, он пошел к соседнему дому. Когда он позвонил, ему открыла молоденькая девушка.
   Да, у них где-то был адрес фру Маттеус. Девушка попросила его войти.
   И пока она искала адрес, Вилли пытался прийти в себя после получения известия о смерти отца. Он был настолько уверен в том, что его семья по-прежнему живет там, что даже не задумывался о возможности подобного исхода. За все эти долгие годы он ни разу не написал домой, ведь он поссорился с родными, покидая отчий дом. Но он был тогда молодым, упрямым и злым. С годами злоба его прошла, и вот теперь он вернулся в надежде на примирение. А отца больше не было в живых…
   Девушка вернулась с блокнотом в руках. Да, фру Маттеус переехала к своей дочери в Трондхейм, имелся адрес.
   В Трондхейм? Вилли сделал в уме быстрый подсчет: хватит ли у него денег? Сунув по привычке руку в карман, он остолбенел.
   — Записная книжка! Мои бумаги… Бессильно опустив руки, он добавил:
   — Ах, да, теперь я припоминаю, я положил их на какой-то ящик на пароходе, когда чистил пиджак.
   — Какая жалость, — растерянно ответила девушка. — Но, может быть, вы снова сможете попасть на этот пароход?
   Вилли уставился в пространство перед собой.
   — Это не так-то легко сделать, — ответил он. — Видите ли… Пароход только сегодня прибыл в Хальден, я как раз оттуда…
   — Значит, Вам снова нужно вернуться туда, — сказала девушка. — Если хотите, я попрошу Калле отвезти Вас. Он шофер грузовика, машина стоит возле кафе на этой улице.
   Подумав, Вилли сказал:
   — Это было бы очень любезно с вашей стороны. Я ужасно устал. Я недавно переболел гриппом, простудился на пароходе, да и сегодняшняя поездка была не слишком удачной, так что мне снова нездоровится. Буду вам очень благодарен, если поможете мне.
   — Конечно, помогу, — ответила девушка. — Вот только надену пальто.
   Они нашли шофера Калле, и пока они ждали, чтобы он приготовился к поездке, Вилли попрощался с девушкой.
   — Вы были очень добры ко мне, — сказал он. — Мы наверняка больше не увидимся, но мне хотелось бы отблагодарить вас, когда я найду свои бумаги и окончательно выздоровею. Может быть, я позвоню вам?
   Девушка покраснела.
   — Да-а-а… это можно, — медленно произнесла она. — Вот мой номер телефона. Адрес вы уже знаете. Желаю удачи!
 
   Вилли уселся в кабину грузовика рядом с рослым шофером.
   — Значит, ты потерял записную книжку? — спросил Калле густым, хриплым от пива голосом. — Ингрид говорит, что ты моряк…
   — Нет, я не моряк. Но я сегодня прибыл сюда на корабле.
   — На каком же?
   — Он называется «Фанни». Маленький грузовой пароход. Он прибыл из Роттердама.
   — Будем надеяться, что никто не забрал твои деньги.