(Несколько человек выступают вперед и присоединяются к МОЛЛЕНХЕКУ.)
   (Кричит, охваченный яростью): Все вы умрете! Солдаты! Взять их! Увести их отсюда! Оскорбив меня, они оскорбили Бога. Не повинуясь мне, они отказываются повиноваться Богу! Уведите их с площади и убейте. Я хочу слышать их крики.
   (Солдаты выводят с площади непокорных. За сценой - звуки ударов, но криков не слышится. Солдаты возвращаются.)
   Ну?
   СОЛДАТ: Мы исполнили твой приказ.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Но я не слышал криков!
   СОЛДАТ: Они не кричали.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (с нескрываемой досадой): Что ж, будут кричать в преисподней. (Смеется) Уже кричат. Адские врата уже отворились, чтобы впустить их в обиталище сатаны, пламя геенны уже пожирает их, и бесы уже протыкают вилами их плоть. Сами себя осудят на вечные муки те, кто действиями своими попытается поколебать мою власть. А вам всем ещё неведомо, до каких пределов простирается она.
   КНИППЕРДОЛИНК: Неведомо. Но зато мы знаем твердо - не дальше, чем власть Господа. И ещё мы знаем и то, чего ты не должен забывать никогда: мы все вместе составляем богоизбранный народ. И перед Богом каждый из нас равен всем остальным.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Знаешь, Книппердолинк, когда голову человека отделяют от туловища, он уже неравен всем остальным.
   КНИППЕРДОЛИНК: Не обольщайся, Ян ван Лейден.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (перебивая): Я царь - Иоанн Лейденский.
   КНИППЕРДОЛИНК: Не обольщайся, царь. Богу не составит никакого труда приставить отрубленную голову на прежнее место.
   РОТМАНН: Берегитесь, не пытайтесь разделить то, чему Господь заповедал быть единым. Ты, Книппердолинк, прав, когда отстаиваешь равенство всех перед Господом, ибо каждому из нас придется на Страшном Суде держать перед ним отчет. Но Иоанн Лейденский - наш царь, и потому, когда предстанет Всевышнему, должен будет отвечать за каждый прожитый день каждого из нас, его подданных.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Не веди больше подобных речей, Книппердолинк, не хочу затруднять Господа такой работой.
   КНИППЕРДОЛИНК: Ты можешь запретить говорить мне об откровениях, явленных мне Господом, но не в силах сделать так, чтобы их не было вовсе. Знай же, Ян ван Лейден, мы с тобой умрем вместе.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Когда? Где?
   КНИППЕРДОЛИНК: Я знаю лишь, что где бы и когда бы это ни случилось, мы с тобой будем рядом.
   ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Заметь, о царь, как хитроумен наш Книппердолинк. Либо ты не поверишь в только что сделанное им пророчество и тогда можешь, если захочешь, сейчас же предать его смерти. Либо, напротив, ты поверишь, что он говорит правду, и, в этом случае, побоишься потерять жизнь в тот самый миг, когда прикажешь лишить жизни его.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (погрузившись в мрачные размышления): Мы останемся вместе. (Другим тоном и громче) Взамен двенадцати судей колен Израилевых, сложивших к моим ногам знаки своего достоинства, назначаю в помощь себе в управлении городом, как это принято во Фландрии, четырех советников. Тебя, Книппердолинк, потому что, когда придет мой смертный час, хочу видеть, как ты умрешь. Тебя, Ротманн, потому что уста мои всегда будут нуждаться в твоих словах. Тебя, Ян ван Дузентсшуэр, потому что ты подобен ляпису, который, прижигая больное место, поверх одной раны наносит другую и таким образом исцеляет обе. (Пауза) И тебя, Генрих Крехтинг, который был прежде католическим священником - для того, чтобы я не забывал, каков образ мыслей наших врагов. Таков, граждане Мюнстера, анабаптистский царский двор, и вы обязаны ему повиноваться.
   ХОР ГОРОЖАН: Да здравствует Иоанн Лейденский, царь анабаптистов Мюнстера!
   РОТМАНН: Возлюбленные братья мои, пробил час отмщения. Слишком долго безропотно и покорно сносили мы бесчинства трехрогого зверя, о котором говорил пророк Даниил. Зверь этот - папство, ибо символ его - тройная тиара. Но Господь наш послал нам в лице Яна ван Лейдена обетованного Давида, подвигнув его на месть и кару Вавилону и жителям его. И потому пришла пора вооружиться и вам, возлюбленные братья мои. И послужит вам в этот час не только страдание - смиренное оружие апостолов Христовых - но и чудодейственное оружие Давида, оружие мщения. Чтобы им с помощью Божьей свергнуть власть Вавилона и уничтожить все его безбожные установления. Ибо Господь Бог наш ещё в начале времен решил так и устами своих пророков предрек это. Пусть же силой духа Его исполнятся ваши сердца.
   (Восклицания. Образуется шествие, во главе которого идут ЯН ВАН ЛЕЙДЕН и ДИВАРА, за ними следуют четверо советников и остальные жены царя. РОТМАНН ведет собственных жен.)
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   (На площади ЯН ВАН ЛЕЙДЕН и его советники - РОТМАНН, КНИППЕРДОЛИНК, ДУЗЕНТСШУЭР, КРЕХТИНГ.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Братья мои, получено известие о том, что Вальдек, дважды потерпев от нас поражение, решил ужесточить блокаду Мюнстера с тем, чтобы голодом принудить нас к сдаче. Епископ показывает тем самым - он больше не верит, что оружие его будет счастливо. Господь с нами.
   КНИППЕРДОЛИНК: И мы - с Господом. Но положение наше день ото дня все труднее, а победы наши стоили нам многих и многих жизней. Теперь же, когда мы, перенеся столько страданий и лишений, оказались перед угрозой голода, следует обратиться за помощью к нашим собратьям, где бы ни находились они. Если в союзе с епископом выступают князья, то настала пора Божьему народу прийти на выручку Мюнстеру. Умножив наши силы, победим, умалив - примем мученический венец.
   КРЕХТИНГ: Прав Книппердолинк, нам нужна помощь - и безотлагательно.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Прежде чем окончательно замкнется кольцо блокады, на четыре стороны света я разошлю апостолов. Пусть несут они весть из Нового Сиона, пусть обратятся к нашим единоверцам из Германии, Нидерландов, Бельгии и Швейцарии с призывом присоединиться к нам. Ты, Ян Дузентсшуэр, отправишься с ними.
   ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Хромая нога не помеха мне.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы слышали этот ответ. Без Божьей помощи стал бы наш Мюнстер подобен хромому, но, сподобясь благодати Божьей, обеими ногами со славой пройдем мы по земле, и задрожит она под нашими шагами. (Пауза) Народ Мюнстера докажет свою верность Отцу Небесному. И пусть то, что предстанет вашим глазам, не удивляет вас, ибо ничего нет на свете удивительней самого существования Мюнстера и веры жителей его.
   РОТМАНН: Что мы должны сделать?
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Делать ничего не надо. Стойте и смотрите.
   (ЯН ВАН ЛЕЙДЕН хлопает в ладоши. Можно понять, что этим он подает условный знак, потому что на площади немедленно появляется трубач. По сигналу ЯНА ВАН ЛЕЙДЕНА он протяжно трубит. Со всех сторон врываются на площадь горожане. Атмосфера тревожного ожидания.)
   ХОР ГОРОЖАН: Что случилось? Почему, словно в час Страшного Суда, прозвучал трубный звук? Скажи нам, царь, по какой причине звал ты нас столь настоятельно, что мы, ответствуя на этот призыв, оставили все свои занятия и даже оборону города.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы не прибежали бы сюда столь поспешно, если бы менее верили Господу и доверяли мне. Не бойтесь - Господь возьмет под охрану стены Мюнстера. Я же сообщаю вам, что в самом скором времени прибудут к нам на помощь многочисленные наши братья.
   ХОР ГОРОЖАН: Ура! Ура!
   КНИППЕРДОЛИНК: Но это неправда.
   ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Помни, что он велел нам смотреть, ни во что не вмешиваясь. Посмотрим же, куда поведут его и всех нас эти новые ноги.
   РОТМАНН (воодушевленно): Ян ван Лейден - это престол Давидов, а Давид посрамит всех врагов. Тогда миротворец Соломон, царь предвечный и Бог помазанный Христос наследует и займет престол Отца своего и царству Его не будет конца.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Войско епископа Вальдека и союзных с ним князей окружает город, уставляя на него дула мушкетов своих и жерла пушек. Но Господь повелел нам выйти за стены и в чистом поле встретить братьев наших. Так и поступим мы, и единственным нашим оружием станут развернутые стяги Мюнстера. Ибо Господь - сила наша и щит наш, и он избавит нас от всякого зла.
   КНИППЕРДОЛИНК: Я не допущу, чтобы люди вышли за городские ворота. Неужто ты уже позабыл, Ян ван Лейден, что сталось с Яном Матиссом и Хилле Фейкен? Они вышли и были убиты. Сколько же ещё людей мертвыми должны пасть к ногам этого царя?
   КРЕХТИНГ: Замолчи, быть может, все это не больше, чем фарс.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Кто хочет идти со мною вместе навстречу нашим братьям?
   (Народ в замешательстве. Робко поднимаются несколько рук, за ними другие. Постепенно ускоряясь, этот порыв охватывает всех, кто находится на площади. Все поднимают руки.)
   Когда ваши руки воздеты ввысь, они ближе к Господу. Становитесь в ряды, как солдаты, поднимите знамена. Пусть некоторые из вас пойдут вперед и отворят городские ворота. Господь уже заклепал стволы вражеских мушкетов и орудий, ни один меч не покинет ножны, ибо руки ангелов Господних удержат руку солдат епископа. Бог Израиля, безмерно могущество Твое, бесконечно Твое милосердие.
   (Народ, не проявляя особого воодушевления, строится в длинную походную колонну. ЯН ВАН ЛЕЙДЕН становится впереди и подает знак к выступлению. Колонна делает несколько шагов вперед.)
   Стойте! Куда вы направились?
   ХОР ГОРОЖАН: Куда ты велел нам - навстречу нашим братьям.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (воздев руки к небу): Господи, Ты видишь, как народ Твой только что дал Тебе, если Ты ещё в этом нуждался, новое и убедительнейшее доказательство своей верности. Ибо хватило лишь нескольких слов из моих уст, которыми Ты говорил, чтобы жители Мюнстера, невзирая на то, сколь очевидно опасен выход за городские ворота, пренебрегли этой опасностью и, возвеселясь духом, положась всецело на Твое могущество, вверив себя Твоему милосердию, приготовились безоружными идти туда, где, лишь вооружась до зубов, может человек укрепить в себе надежду выжить. (Народу) Разойдитесь, нет нужды встречать наших братьев, вас самих только что встретил и принял Отец Небесный. Ибо верность есть кратчайший путь к сердцу Его. Но запомните крепко и никогда не забывайте: хранить верность Отцу Небесному - значит хранить верность и вашему земному отцу, вашему царю. (Толпа рукоплещет.)
   КРЕХТИНГ (КНИППЕРДОЛИНКУ): Я же говорил тебе - все это комедия.
   КНИППЕРДОЛИНК: Нельзя так играть чувствами верующих, если уж не из уважения к ним, то хотя бы из простого милосердия.
   КРЕХТИНГ: Он - царь и говорит от имени Бога.
   КНИППЕРДОЛИНК: Если сам Бог при всем своем безмерном могуществе обязан уважать нашу веру в Него, то ещё больше обязаны уважать её те, кто говорит от Его имени.
   (РОТМАНН и ЯН ДУЗЕНТСШУЭР подходят ближе.)
   РОТМАНН: Я слышал то, что ты сказал, Книппердолинк. Должен ли сделать из твоих слов вывод, что ты не признаешь власти и не почитаешь ее?
   КНИППЕРДОЛИНК: Вывод твой ошибочен. Я признаю и почитаю власть совести, Божьей дочери.
   РОТМАНН: У Бога есть только один сын.
   КНИППЕРДОЛИНК: Все люди на земле - Божьи дети, а совесть - их сестра. Рано или поздно Бог пошлет её нам.
   ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Давайте займемся этими богословскими новшествами как-нибудь в другой раз. Ян ван Лейден подал знак, что хочет говорить. Послушаем его.
   (В продолжение стремительного диалога между РОТМАННОМ, КНИППЕРДОЛИНКОМ, КРЕХТИНГОМ и ДУЗЕНТСШУЭРОМ ЯН ВАН ЛЕЙДЕН обходит ряды горожан, которые опускаются при его приближении на колени, приветствуют его и воздают ему почести.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Герольд, труби!
   (Под звуки трубы на сцену входят мужчины и женщины, неся большие столы, другие накрывают их и расставляют на них угощение. Народ рукоплесканиями встречает появление блюд, но не приближается к столам, пока не получено разрешение.)
   Сограждане и братья мои! Епископ Вальдек и его союзники-князья, убедившись в невозможности одолеть нас силой оружия, теперь задумали сломить нас голодом. Но Господь тысячекратно увеличит количество провизии, которую вы видите на этих столах, ибо во имя Его будем мы вкушать её. Так подойди же, Божий народ, вкуси от этих духовных яств, и это будет истинное пиршество в честь пришествия мессии на горе Синай, рай тела Христова.
   (Торжественно-мистическое ликование. Мужчины и женщины рассаживаются за столы. ЯН ВАН ЛЕЙДЕН и ДИВАРА раскладывают еду по тарелкам. Народ поет псалмы.)
   ХОР ГОРОЖАН: Живущий под кровом Всевышнего под сению Всемогущего покоится. Говорит Господу: "прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю"! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем. Язвы, ходящей в мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизятся. Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо Господь упование твое; Всевышнего избрал ты прибежищем своим. Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему. Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе - охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею. На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона. "За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его; долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое".
   (Пиршество завершается и переходит в религиозный обряд. ЯН ВАН ЛЕЙДЕН, ДИВАРА и СОВЕТНИКИ причащают верующих вином и хлебом.)
   Готово сердце мое, Боже; буду петь и воспевать во славе моей. Воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано. Буду славить тебя, Господи, между народами; буду воспевать Тебя среди племен. Ибо превыше небес милость Твоя и до облаков истина Твоя. Будь превознесен выше небес, Боже; над всею землею да будет слава Твоя. Дабы избавились возлюбленные Твои: спаси десницею Твоею, и услышь меня.
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   (Уныние и мрак контрастируют с радостным финалом предшествующей сцены. Нехватка продовольствия уже дала свои ужасающие результаты. Жители, собравшись на площади, поют псалом.)
   ХОР ГОРОЖАН: Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе. Не скрывай лица Твоего от меня, в день скорби моей приклони ко мне ухо Твое; в день, когда воззову к Тебе, скоро услышь меня. Ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня. Сердце мое поражено и иссохло, как трава, от голоса стенания моего кости прильпнули к плоти моей. Я уподобился пеликану в пустыне; я стал, как филин на развалинах. Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле. Всякий день поносят меня враги мои, и злобствующие на меня клянут мною. Я ем пепел, как хлеб, и питие мое растворяю слезами.
   (Входит ЯН ВАН ЛЕЙДЕН в сопровождении Дивары и остальных жен. За ними следом появляются все советники, за исключением ЯНА ДУЗЕНТСШУЭРА, который вместе с другими апостолами уже покинул Мюнстер. Народ опускается на колени.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Что это такое, братья мои, верные анабаптисты? Отчего такие печальные слова слышу я из ваших уст? Бедствия, которые мы переживаем, голод и недостача во всем не означают, вопреки тому, что кажется, будто Господь нас отверг. Я, ваш царь, говорю вам, что Господь по-прежнему с нами и не покинул нас, как не покинул Иова многострадального в горестях его. Не сетовать время сейчас, но ликовать, ибо близок уже день спасения, а с ним вместе - и кара нечестивым.
   ХОР ГОРОЖАН: Не сомневайся, царь, терпение мое не иссякло, вера, ведущая меня, не ослабела, но вот эта плоть моя столь иссохла и изголодалась, что уже едва-едва теплится в ней дух.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Приободрись, народ Мюнстера! Споем в честь Господа новый гимн, вознесем Ему хвалу! Возвеселится Израиль перед лицом создателя своего. Дети Сиона возликуют перед владыкой своим. Пусть почтят они Его плясками, пусть хвалят на кимвалах громогласных и гуслях. Ибо Господь воистину любит народ Свой и дарует смиренным победу. Аллилуйя!
   ХОР ГОРОЖАН: Аллилуйя!
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ну-ка, ну-ка, все в пляс, потопайте, похлопайте и чтоб никто не стоял в стороне! И голос, голос подайте, затяните песню повеселее, чтобы враг услышал, чтобы не думал, будто все мы протянули ноги с голоду! Книппердолинк, а ну, подай пример! Мало быть советником, надо стать ещё и плясуном! Пляши, пляши перед престолом Давидовым, пляши перед своим царем.
   КНИППЕРДОЛИНК: Не стоит растрачивать в плясках силы, потребные для отпора врагу.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Говорят тебе, Книппердолинк, пляши! Я больше повторять не стану.
   (КНИППЕРДОЛИНК, поколебавшись, все же подчиняется и начинает танцевать. Мало-помалу его примеру следуют все остальные, и толпа пускается в пляс. Звучит музыка. КНИППЕРДОЛИНК останавливается, прочие продолжают.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Уже устал? Так скоро?
   КНИППЕРДОЛИНК: Я не мог продолжать танец, потому что на память мне пришли внезапно апостолы, отправившиеся по твоему приказу во все концы света. Двадцать четыре было их - тех, кто покинул Мюнстер - и все они, за исключением одного, которого более чем уместно заподозрить в предательстве, все они, говорю, погибли злой смертью. Погиб и Ян Дузентсшуэр, который короновал тебя, но ты, получив известие о его гибели, не проронил ни слезинки, и я не заметил на твоем лице даже тени душевной муки или скорби.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Где ты видел, Книппердолинк, чтобы палач плакал? А цари - те же палачи, они тоже никогда не плачут. Хочешь знать, почему? Потому что они не могут оплакивать самих себя.
   КНИППЕРДОЛИНК: Быть может, и царям, и палачам все же удается - в смертный свой час.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Чего не знаю, того не знаю. Никогда не присутствовал при том, как испускают дух ни цари, ни палачи. А знаешь ли, Книппердолинк, о чем я думаю сейчас? Следовало бы отправить тебя вместе с остальными апостолами.
   КНИППЕРДОЛИНК: В этом случае я бы уже нашел свою смерть.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Или купил себе жизнь предательством.
   КНИППЕРДОЛИНК: Не тревожься, Ян ван Лейден, я отношусь к тем, кто умеет плакать, но не умеет предавать. Позаботься о твоем царском достоинстве и постарайся всегда быть достойным его. И сочти тех, кто был убит за тебя.
   (Пляска тем временем становится все более вялой. Танцующие явно уже выбиваются из сил. На сцене вновь воцаряется угрюмая атмосфера - она проникнута предчувствием трагедии.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Царь считает не убитых, а победы. (Обращаясь к народу) Эй вы, почему остановились? Если я велел плясать - должны плясать, ибо уныние и грусть не сыщут себе в глазах Господа благодати. Плясать, плясать всем!
   (Горожане, едва передвигая ноги, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь, возобновляют танец. Устоявшие на ногах пытаются поднять упавших и падают сами.)
   КНИППЕРДОЛИНК: Господу не может быть угодно подобное насилие.
   РОТМАНН: Господь признает кару за прегрешение и отвергает наказание без вины.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Откуда вам знать, что угодно Ему и что признает Он? Здесь от имени его решаю я, и вот что я решил: глядя, как убого и жалко влачатся в пляске эти старики, женщины и дети, которые ничем и никак не могут споспешествовать обороне города, ибо нам нужны сильные руки и крепкие плечи, а не лишние рты, не заслуживающие и того хлеба, что тратится для их прокорма, я решил...
   КРЕХТИНГ: Мне страшно даже вообразить это.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Когда узнаешь, тебе станет ещё страшней, а им - и подавно.
   КНИППЕРДОЛИНК и РОТМАНН: Говори же.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Так хочет Господь, я лишь объявляю вам Его волю. Спасен должен быть город, а не ничтожная жизнь каждого из населяющих его. Старики уже не пригодны ни к чему, дети могли бы пригодиться и послужить на благо Мюнстера, будь у них время вырасти. А женщины - те, которых никто не пожелал - вообще словно бы и не существуют. И потому пусть все они - дети, женщины, старики - покинут город. Господь возьмет на себя заботу об их спасении. Если же Господь их отринет, если не будет простерт над ними святой Его покров, - пусть умрут, пожертвовав своей жизнью для спасения Мюнстера.
   (Крики ужаса и протеста. Предназначенные в жертву бросаются друг к другу и сбиваются в кучу, как стадо овец. Жены ЯНА ВАН ЛЕЙДЕНА окружают его, словно для того, чтобы умолить его отменить свое решение.)
   КНИППЕРДОЛИНК: Не надо лицемерить, Ян ван Лейден. Ты отлично знаешь, что едва лишь эти несчастные, у которых ты отнимаешь последнюю надежду надежду на Бога, выйдут за городские ворота, их тотчас растерзают католики.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ну и что с того? Господь сделал нас всех избранным своим народом, но далеко не всем дано будет сесть одесную от него.
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: А сам ты где сядешь, Ян ван Лейден?
   (Она с вызовом становится прямо перед ним. Другие жены в испуге пытаются заслонить или оттащить её.)
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Это ты мне?
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Здесь нет другого Яна ван Лейдена, и, стало быть, мне больше некому задать этот вопрос. Ибо я совершенно уверена, что если есть человек, который никогда не воссядет одесную Господа, то человек этот - ты, Ян ван Лейден.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Я борюсь с искушением выставить тебя за городские ворота вместе с этими бесполезными людьми.
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Тебе не придется одолевать это искушение, потому что я сама, своей волей присоединюсь к ним.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ты будешь делать только то, что я тебе скажу, ибо ты моя жена, пусть даже и ставшая последней из них, и потому у тебя нет ни желаний, ни воли.
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Есть у меня и желание и воля, по крайней мере, сказать тебе, жестокий человек, что если на престол Мюнстера, привела тебя, вопреки тому, что я думаю, Божья воля, а не собственное твое властолюбие, то сделал это Господь на погибель Мюнстеру и нам всем, сколько ни есть нас тут. Если бы Господь хотел, чтобы мы спаслись, он никогда бы не привел тебя в наш край. Но, может быть, тебя послал сюда дьявол? Как-то раз ты сказал, что оскорбить тебя - то же, что оскорбить Господа. Теперь я отвечу тебе, что оскорбить Его можно лишь оскорбив невинность. Потому что сам Он пострадал невинно.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Скажи, Эльза Вандшерер, знаешь ли ты отчего я не высылаю тебя из города вместе с теми, о ком ты так печешься?
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Знаешь это ты, ты мне и скажешь.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Потому что сейчас убью тебя собственными руками.
   (Общее смятение. ДИВАРА бросается вперед, заслоняя собой ЭЛЬЗУ ВАНДШЕРЕР.)
   ДИВАРА: Я - твоя первая жена, выслушай меня.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы все одинаковы - первая ли, вторая или последняя.
   ДИВАРА: Да, мы все одинаковы, ибо мы - сестры, хоть и считали друг друга соперницами. Плотское наслаждение, которое ты искал и обретал в объятиях каждой из нас, оставалось затворенным внутри тебя одного, мы же, если нам случалось испытать его, делили его поровну. Ты, Ян ван Лейден, не знаешь, кто мы.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы - жены, и этого мне довольно. Отойди в сторону.
   ДИВАРА: Беги, Эльза, беги.
   ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Никому ещё не удавалось убежать от смерти.
   ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Господь умудрил тебя, женщина. Ты права. Так умри же.
   (В ярости ударяет её кинжалом. ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР падает, и другие жены подхватывают её тело. В толпе возникает и становится все громче угрожающий ропот, но по знаку, поданному ЯНОМ ВАН ЛЕЙДЕНОМ, солдаты немедленно окружают изгоняемых и вытесняют их прочь. Звучат рыдания и сетования, которые постепенно стихают вдали. Долгая пауза. Наконец из-за сцены доносятся вопли - это католики убивают оказавшихся за стенами города женщин, стариков и детей.)
   ДИВАРА: Господь Бог держит в правой руке одну чашу, и в левой руке другую чашу. В первой хранит Он нашу кровь, пролитую нашими врагами. Вторая же наполнена другою частью нашей крови - той, которую пролили мы сами. И левая чаша, переполнясь кровью этих жертв, перелилась через край. И близится уже день, когда правая чаша примет ту кровь, которая ещё струится у нас по жилам. Господи, зачем Ты сотворил нас? Господи, зачем Ты нас оставил?
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   (Блокада довела лишения, переживаемые жителями Мюнстера, до крайней степени, однако несмотря на это и на тиранию ЯНА ВАН ЛЕЙДЕНА, народ сохраняет религиозный пыл. Собравшись на площади, жители взывают к Богу молитвой.)
   ХОР: Приклони, Господи, ухо Твое и услышь меня, ибо я беден и нищ. Сохрани душу мою, ибо я благоговею перед Тобою. Спаси, Боже мой, раба Твоего, уповающего на Тебя. В день скорби моей взываю к Тебе, потому что Ты услышишь меня. Нет между богами, как ты, Господи, и нет дел, как твои. Боже, гордые восстали на меня, и скопище мятежников ищет души моей; не представляют они Тебя перед собою. Но ты, Господи Боже щедрый и благосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, призри на меня и помилуй меня; даруй крепость Твою рабу Твоему. Не премолчи, не безмолвствуй, и не оставайся в покое, Боже. Ибо вот, враги Твои шумят, и ненавидящие Тебя подняли голову. Боже мой! Да будут они, как пыль в вихре, как солома перед ветром. Как огонь сжигает лес, и как пламя опаляет горы, так погони их бурею Твоею, и вихрем Твоим приведи их в смятение.
   (Люди расходятся, повторяя три последние стиха. На сцене остаются двое - ГАНС ВАН ДЕР ЛАНГЕНШТРАТЕН и ГЕНРИХ ГРЕСБЕК.)
   ЛАНГЕНШТРАТЕН: Милосердие Божье отвернулось от нас, спасение Его презрело нас, милости Его достаются другим.
   ГРЕСБЕК: В Мюнстере нет больше продовольствия, не найти на улице ни собаки, ни кошки - всех до единой их переловили и съели. Даже крысы принуждены глубже прятаться в свои норы, ибо голодающие не побрезговали бы и ими.
   ЛАНГЕНШТРАТЕН: В конечном итоге, Бог-то, оказывается, - католик, а мы про то и не знали.
   ГРЕСБЕК: Очень может быть, что Бог - не католик и не протестант и вообще это - лишь имя, которое он носит.