- Я не заблуждаюсь, между ними был непреодолимый барьер непонимания и отчужденности. Она хорошая стерва. Я не заблуждаюсь. Но воровство и мошенничество - из другой сказки.
   - Вот оно что? Ты задаешь мне вопросы. Высокомерно выслушиваешь мои ответы, но продолжаешь думать, что это было самоубийство. И моя версия кажется тебе сказочной.
   - Да нет, Ваграм! Нет!
   - Обмануть может документ чиновника, а науке и искусству - зачем? Они все равно передадут генетический код своей эпохи. Достаточно знать ньютоновский закон тяготения, чтобы сообразить, что Ньютон жил в домашнем веке. А в уравнениях Галуа ты встретишь ту же неразрешимую проблему человеческой комедии, как на страницах Бальзака... Нам надо вычислить, что произошло в судьбе художника. Какая драма?.. В его сюжетах она выражена только частично, в них только ее начало. Значит, драма спрятана в самой композиции цвета.
   - Ваграм, ты лучше рассердись не на меня, а на тигра. Я должен исчерпать все аргументы в защиту Кариной.
   - Ну-ну, поиграй со мной в кошки-мышки. А я тебе и не обещал рождественской новеллы о белоснежных приключениях Снегурочки... Ты пришел ко мне с историей, и я ее читаю по произведениям художника... К сожалению, в них мало сказочного.
   В КВАРТИРЕ КАРИНЫХ
   - Послушай, дружочек! Мне надоел твой роман!
   - Ну, если надоел роман, читай детективы.
   - Скоро тебе некуда будет вешать свои картины... Хорошенькая у тебя весна. А мне что, завидовать твоей весне или не надо? Ты же сам об этом будешь жалеть. Ты мне ответишь или нет?
   - Я уже ответил.
   - Я тебя спрашиваю, кто эта стюардессочка? Откуда она взялась? Красотка! Ничего не скажешь! Тут она предлагает тебе чашечку горячего кофе, а что потом? Или все было сначала, а потом чашечка горячего кофе?
   - Не трогай картину.
   - Боишься, что я выбью поднос из ее рук?
   - Да! Ты пугаешь меня! Мне страшно!
   - Скажи своей красотке, чтобы она больше сюда не звонила.
   - По телетайпу? Или дать телеграмму на борт самолета?
   - А ты не находишь, что я красивее ее?
   - Не трогай картину.
   - Какое вдохновение! Что ни день - новый шедевр!
   - Смотри молча.
   - Я стала тебя раздражать? Как только у тебя кто-то появляется, я тебя раздражаю. Не молчи, Карин! Не молчи!
   - Я читаю.
   - Скажи, если бы я стала актрисой, этого бы не произошло?
   - Я читаю.
   - Ах, какая же я дура! Какая же я дура! Я тебя потеряла!
   - Если потеряла среди баранов, среди баранов и ищи.
   - Ты меня презираешь за чаевые? Да? За чаевые.
   - Чаевые - прекрасно! Это - гарнитур. Номер люкс на Черном море!
   - Мерзавец!
   - И это говоришь ты? Человек с утонченной психикой? Я не верю. Повтори.
   - Мерзавец!
   - Значит, я не ослышался.
   - Мерзавец, сволочь, негодяй, подонок, ничтожество! Я подожгу все твои картины!
   - А вот этого делать не надо. В Москве жаркое лето. И пожар может распространиться на гарнитуры из других квартир.
   - Ты думаешь, что все это талантливо? Мазня все это! Все эти натюрморты, пейзажи, портреты! Все эти богини. Ника Самофракийская! Ха-ха-ха! Дерьмо твоя Ника Самофракийская. Так не бывает, писать в день по одной-две картины, и все они шедевры. Сколько их у тебя? Сто? Все эти твои водопады, розы, клоуны. Уже сто штук. Или скоро будет двести. А "Клоун" ничего смотрится. Ты что, с ней в цирк ходишь? Циркач проклятый! Что же ты меня ни разу не пригласил в цирк?
   - Когда я смотрел, как канатоходец балансирует по канату, ты пила яичный коктейль в ресторане "Берлин".
   - Завтра же я пойду и пересплю с режиссером. Я поступлю в театральный институт. И стану актрисой. Ты еще подавишься моим успехом. У меня больше нет комплексов. С комплексами покончено. А это все - мазня! Это все - мазня! Если бы это было не так, то почему же все это здесь, в этой комнате, а не в картинной галерее? А? Почему это не на выставке? Что же ты молчишь? Ты думаешь, я не вижу, что ты сам сомневаешься? А вдруг это все художественная самодеятельность?
   - А я-то думал, что ты сегодня пойдешь к кому-нибудь домой делать прическу, пока не репетируешь...
   - Вот как? Я должна уйти? Скоро она сюда уже будет приходить? Хотя нет. Ты лучше меня познакомь со своей подружкой. Может, и мы станем подружками. Теперь это модно.
   - Не мешай. Я читаю.
   - Сними трубку, читатель! Ты не читал, а ждал телефонного звонка.
   Он снял трубку. Карина ушла в свою комнату и сняла отводную трубку, перед этим демонстративно захлопнув за собой дверь.
   - Алё?
   - Любимый, я тебя жду! - Ника уже давно не называла его по имени, только "любимый".
   - Где?
   - Там же. Возле Вахтанговского театра. Или ты хочешь в другом месте?
   - Нет. Я еду.
   - Через час?
   - Да.
   - Поскорее, любимый! Хочешь я поеду к тебе навстречу?
   - Не надо. Я еду. Пока.
   - Любимый, я тебя целую...
   - И почему до сих пор тебя не выставили с кафедры гармонической математики?
   - Тут не надо быть завзятым романистом, Олег, чтобы вообразить перманентный конфликт между супругами. Или жену раздражало, что все эти полотна - сплошная дилетантская мазня и бездарность. Или если это талантливо, то нелепица, какого дьявола они пылятся на стенах. Я умышленно заглушил откровенное разочарование Вадима Карина в своей жене. Она хотела стать актрисой. У нее сорвалось. А мне всегда тоскливо понимать, что никто не опускается в болото быта с таким остервенением, как люди, не состоявшиеся в искусстве.
   - Хорошо, я понял. После одного из таких подслушанных разговоров Карина выследила, где живет соперница. Но разве не могла она увидеть Нику в собственном доме?
   - Могла, когда Ника еще не знала, что ее любимый живет в одной квартире с женой.
   - Ты уверен?
   - Была ли Ника в ночь смерти Карина в его доме?
   - Да, - сказал Олег - Ревность - штука нешуточная.
   - Ника только однажды была у него в тот вечер, когда они прилетели из Прибалтики. Но об этом... чуть позже. Тщеславная Карина задумалась - что же такое эти картины? Клад Монте-Кристо, несметные сокровища масонской ложи, золотая жила или блеф, профанация, художественная самодеятельность?.. И решила выяснить их действительную ценность у эксперта...
   В ХУДОЖЕСТВЕННОМ САЛОНЕ НА УЛИЦЕ ДИМИТРОВА
   Такси остановилось возле Художественного салона на улице Димитрова. Из такси поспешно вышла Карина. В руках у нее была большая хозяйственная сумка. Никого не спрашивая, Карина сразу прошла к эксперту.
   - Я вам звонила, вы сказали, что можно зайти.
   - Да-да. Пожалуйста.
   - У меня есть две картины. Вы не могли бы их оценить?
   - Чьи? Кто написал?
   - А вы посмотрите... Сами поймете.
   - Ну-ну, я жду. Показывайте.
   Карина вытащила из большой хозяйственной сумки аккуратно завернутые в газету две картины. Развернула и показала эксперту. Эксперт был ошеломлен:
   - Какой неожиданный цвет! Откуда они у вас?
   - То есть как - откуда?
   - Да нет, простите, мне показалось, что это похоже...
   - На что похоже или на кого?
   - Тысячу раз простите, солнышко... Да что вы, ни на кого и ни на что!.. Какой я невежда!.. Вы даже не представляете, какой я невежда. Мне показалось, что это похоже... И знаете, почему? - Потому что прекрасно.
   - Но на кого похоже?
   - Молодой Матисс...
   - Но это не Матисс.
   - Нет-нет, конечно же. Я вижу, что это не Матисс... Но какое умное влияние. Нет, вы только взгляните на эти линии... Вы будете их продавать?
   - Я не знаю, сколько стоит.
   - Да-да, солнышко, я понимаю. Вам нужны деньги... Но я вам найду покупателя. Если их продавать в салоне, они будут стоить дешевле.
   - А сколько примерно?
   - Тысячи три...
   - Обе? - удивилась Карина.
   - Нет, конечно, - ответил эксперт. - Каждая.
   - Три тысячи... Нет... нет, это...
   - Я вас понимаю... Но, подождите, я найду вам покупателя.
   - А кому вы хотите предложить?
   - Вы их не знаете. Это просто любители. Коллекционеры... Вы так спрашиваете, что я затрудняюсь, что вам ответить.
   - А за сколько можно продать коллекционерам?
   - Я думаю, что вот эта картина... Она могла бы стоить тысяч пятнадцать... А эта... какой колорит! Зачем вы их продаете?
   - Сколько?
   - Да-да... Уродливая картина - такое же несчастье для общества, как уродливый ребенок...
   - Сколько?
   Эксперт почти не смотрел на Карину. Он смотрел на картины:
   - Тысяч семнадцать... Если бы у меня были деньги... Я бы сам купил. Но у меня никогда их не было. Я бы мог сказать вам неправду. Но перед кистью такого художника может соврать только негодяй. Господи, когда я научусь быть коммерсантом! Это же моя профессия. Мое ремесло. Но кто, кто же написал их? Я растерялся и даже не спросил, кто автор...
   - Ну, какая разница? Разве это так важно? Это мой муж.
   - Я нигде не видел его картин... У вас с мужем совсем нет денег?.. Как все повторяется.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы этого не поймете... Какая глупость думать, что меняются люди. А на самом деле меняется век... И знаете, чем отличается каждый новый век от предыдущего?.. Просто большее число людей делает то, что раньше делало меньшее число...
   - Что же тут плохого?
   - Плохого? Вы знаете, в чем смысл свободы большинства людей? - Чтобы боль одного человека стала болью всего общества.
   - О чем это вы?
   - Я? Ни о чем. О жизни. Стоит людям начать жить лучше, как все повторяется... Одни продают, другие скупают шедевры. Извините, я думаю о своем. Я отключился, как теперь говорят...
   - Пожалуйста...
   - А почему он их не подписывает? Скажите ему, пусть подписывает.
   - Он пока не верит в себя.
   - Но главное, что вы в него верите. Только у художников бывают такие красивые юные жены. Хотите, я приду к вам домой и сам приведу покупателей. Поверьте мне, что со временем этим картинам цены не будет... Я приду к вам, оставьте адрес... Живопись - это мое проклятие... Где вы их держите? Старайтесь держать в темноте. Чтобы солнце не съело краски... Я к вам зайду...
   - Пока не надо... Сначала я поговорю с мужем... Если можно, я запишу ваш телефон.
   - Да-да, пожалуйста. И оставьте свой.
   - Я вам позвоню.
   - Вы думаете, я хочу вас обмануть? Хорошо, не оставляйте ни телефона, ни адреса. Но приходите ко мне, приходите с мужем. И... приходите с мужем. И скажите ему, чтобы он подписывал картины. Так нельзя. Люди должны привыкнуть к имени.
   Карина завернула картины и положила в сумку.
   - Я вам позвоню.
   Карина уже собиралась уйти.
   - Подождите. Я вам дам адрес одного профессора. Он крупный коллекционер. Он обязательно у вас купит какие-нибудь картины... Стоит ему увидеть такой оранжевый цвет... Он вам заплатит все деньги, какие у него есть... Ах, что это за умница! Может быть, вы читали его книгу "Цветовая гамма в космосе"?
   - Да-да! - сказала Карина. - Она у нас есть дома.
   - Ну, вот видите... Сейчас, сейчас, сейчас... Вот вам его визитка.
   - Спасибо.
   Карина вышла из магазина, села в такси и, вернувшись домой, повесила картины на прежние места... Отныне она знала, что на стенах висит богатство.
   - А я узнал этого эксперта. Это Теплицкий? Да? Сергей Николаевич Теплицкий?
   - Да. Это он...
   - А откуда ты его знаешь?
   - Я случайно с ним познакомился в Италии, в галерее Уффици. Он ведь раньше работал экспертом в Эрмитаже, а потом ушел на пенсию и переехал в Москву. Это первостатейный знаток живописи. Большинство экспертов ничуть не отличаются от скупщиков золота. И если бы Карина попала к кому-нибудь из них, они бы так высоко не оценили картины. Когда она сказала, что "Цветы в космосе" стоят десять тысяч, я понял, что она была у Теплицкого...
   - Да. Этот бессребреник не умеет врать. У нас часто к нему обращаются за консультациями. У тебя есть его телефон?
   - Где-то записан.
   - Позвонить бы прямо сейчас. Но старик спит.
   - Позвонишь завтра.
   - По-моему, нам пора услышать телефонный звонок стюардессы, - сказал Олег. - Наверное, она звонила Вадиму не раз, когда его не было...
   ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК СТЮАРДЕССЫ
   - Алё? - сняла трубку Карина.
   - Попросите, пожалуйста, Вадима, - сказал женский голос с эстонским акцентом.
   - Его нет дома... Что передать?
   - Скажите, что звонили из аэропорта. А когда он будет?
   - Минут через десять.
   - Я позвоню. Скажите, его ждет горячий кофе с пирожком.
   - А вы приезжайте... он уже будет.
   - Нет. Я не успею. Я позвоню. Завтра и послезавтра я буду в Москве. Тоже позвоню. А кто со мной говорит?
   - Это сестра Вадима, - легко солгала Карина.
   - Очень приятно, - ответил голос в трубке.
   - Мне тоже очень приятно. А какая в Прибалтике погода? Я скоро лечу в Прибалтику.
   - Хорошая. Дождь пройдет - и солнышко. А каким рейсом вы летите?
   - Еще не знаю. Я еще не брала билет.
   - Обязательно заходите ко мне. Запишите мой адрес...
   - С удовольствием...
   - А Вадим не приедет с вами?
   - У него сейчас навалом работы... Но я постараюсь его уговорить... Мы; может быть, приедем с Никой... Вы так часто звоните и ни разу к нам не зашли...
   - А я прилетаю и через четыре - шесть часов лечу назад...
   - Ты должен будешь найти стюардессу. Она тебе очень понадобится...
   - А как ты думаешь, она встретилась с Вадимом?
   - Думаю, что да.
   - В Москве или в Таллине?
   - Наверное, и в Москве, и в Таллине.
   - И что? Они встретились втайне от Ники? Ника знала о встречах Вадима со стюардессой? - спросил Олег.
   - Нет. Не знала.
   - Итак, - сказал Олег, - Вадим встречается с Никой и со стюардессой, но ни та, ни другая об этом не знают. А?
   - Скорее, со стюардессой было всего две встречи. Одна - в самом начале, ну, дня через три, через четыре после знакомства. И другая - совсем недавно. В самом конце. Вадим был в отчаянии...
   - В каком отчаянии?
   - Вадим был в отчаянии...
   - Хорошо, но в ночь смерти Карина стюардесса была в Москве? Или ты исключаешь такой вариант?
   - Нет, - сказал Ваграм, - не исключаю.
   - И могла оказаться в его квартире?
   - Могла.
   - В ночь смерти Карина? - переспросил Олег. - Она могла оказаться в его квартире?
   - Видишь ли, - ответил Ваграм, - я не могу проследить сейчас весь каринский поток боли.
   - А Карина познакомилась со стюардессой? И в ночь смерти Вадима эти две женщины могли встретиться?
   - Я не знаю, в какой степени боль Вадима распространялась на стюардессу. Но я могу тебе сказать, что Кариной было необходимо с ней встретиться. В эту ночь или накануне, но встреча должна была состояться и окончательно решить судьбу Карина. Убивать его или нет, - сказал Ваграм.
   - А почему Карина лишь спустя годы решила проверить, насколько талантлив ее муж?
   - А как бы ты реагировал, если в течение одной весны в твоей квартире появилось сто с лишним картин, целая галерея?
   - Ты хочешь сказать, что натянутость их отношений подтолкнула ее на этот шаг? Стоит ли вообще дорожить таким мужем?
   - Да нет!.. Все не так. Дело в том, что до сих пор Карин серьезно не занимался живописью... Что-то ему мешало... Ну, Ван Гог тоже стал серьезно заниматься живописью в двадцать восемь лет. А Поль Гоген... Так вот, когда в эту весну посыпались картины одна за другой, она растерялась. Она поняла, что с мужем происходит нечто невероятное...
   - Ну, да, она выходила замуж за обычного инженера. А тут однажды вечером домой явился гений... Как с ним говорить? О чем? Она, привыкшая себя считать пусть не состоявшейся, но актрисой, должна была непременно уйти в тень... То есть, пока у него все было плохо, картины скупали за бесценок, она диктовала свои условия, предъявляла претензии, требования... И вдруг - неожиданное крушение всех иллюзий.
   - Что-то в этом роде...
   - Так вот почему ни у одной из картин нет названия. Он еще сам не был уверен... А я думал, почему картины не подписаны? Откуда такая застенчивость у художника? Наше время, по-моему, не страдает застенчивостью. А красивое, как и талантливое, редко бывает несовременным.
   - Ты не сваришь кофе?
   - Поедем ко мне? Пообедаем?
   - Какой обед? Глубокая ночь. Так я в не позвонил на дачу.
   - Я сделаю яичницу с сыром. Сыр у тебя есть?
   - По-моему, есть в холодильнике.
   - А ты будешь?
   - Нет, Олег. Я выпью крепкий кофе со сливками.
   - Между прочим, наш Карин очень смахивает на Дон Жуана. Раздает телефоны направо и налево.
   - И правильно поступает. Многие женщины не прочь увидеть в своем возлюбленном скрытого Дон Жуана.
   - И все же, все же, все же... Психологических неясностей становится все больше.
   - Тебя это удивляет?
   - Да нет.
   - Жизнь уже навсегда вырвалась из привычного логического кольца. Наше мышление бродит по лабиринтам неизвестного, в наши отношения уже не подчинены той логике, где можно все легко объяснить...
   - Держу пари - сейчас мы услышим передачу на нашу тему. - Олег включил транзистор:
   ...Нет, нет, нет, нет - мы хотим сегодня,
   Нет, нет, нет, нет-мы хотим сейчас...
   Тигр захохотал.
   - Понимает, что такое современная цивилизация. Все хотят сегодня. - Он погладил зверя.
   - Всю жизнь мне приходится иметь дело с пространством, не обозначенным фактами, - сказал Ваграм. - Музыка, живопись, литература, - что в них является большей реальностью - наша повседневная действительность или воображение художника?.. В музыке Баха нет фактов... Но ты ее слышишь. И мир становится тебе конкретно ясен...
   - И все-таки я думаю, хотя Вадим Карин и Дон Жуан, а любил он впервые.
   - Вот сейчас ты сказал самое главное. Карин до сих пор никого не любил. А когда большой художник влюблен впервые, он видит этот мир таким, каким его до сих пор никто не видел. В его произведениях нет никакой осторожности... Мы столкнулись с тобой с явлением совершенного порядка в искусстве. Но беда в том, что совершенное беззащитно, как ребенок...
   - Ты устал?
   - Нет... Сваришь еще кофе?.. А что, много философствую? Да?
   - Какую ты мне готовишь подножку?
   - Я?.. Нет. Эту подножку нам подготовил Вадим Карин своим автопортретом... Все художники старались скрыть от людей свою нежность и ранимость. И старались написать себя суровее и даже более жестокими, чем они были в жизни. Автопортреты Леонардо, Микеланджело, Тициана и поближе к нам Ван Гога, Ренуара, Сезанна, Пикассо. Даже самый нежный из всех великих, Сандро Боттичелли, и тот нарисовал себя хмурым. Были, разумеется, меланхолические, спокойные портреты. Но ни Репин, ни Левитан, ни Тропинин, - никто из них не любовался собой... А Вадим Карин на автопортрете откровенно беззастенчиво влюблен в себя... Ты всмотрись в него - такая глубокая мятущаяся натура. Так себя любить может только очень жестокий человек.
   - Но этого жестокого человека уже нет. И давай ему простим самовлюбленность. В конце концов, когда жизнь кончается так трагически, трудно провести границу между самовлюбленностью и иронией по отношению к себе.
   - А ты мудрец, Олег... Хорошо, давай поговорим о его смерти. Что тебе известно?
   - А ничего. Следствия-то не было... Обыкновенная процедура. Акт о смерти с приложением двух заявлений - врача и Елены Кариной. Вызвали "скорую помощь". Приехал врач. Сделал болеутоляющий укол анальгина. Тут же уехал. Елена Карина хотела посидеть с мужем. Он ее послал на все четыре перекрестка. Она ушла ночевать к подруге. Вернулась утром. А он мертв.
   - Все понятно. После ухода врача Карина дала своему мужу с чашечкой сладкого кофе или с чашечкой сладкого чая дополнительную дозу анальгина... Наступила кома... Карин потерял сознание и уже больше не проснулся. Полное алиби. Очень современное убийство...
   - Но неужели у тебя нет никаких сомнений, что это было убийство?
   - Никаких, Олег, никаких. Это - тяжкое обвинение. Я понимаю, но это бесспорный факт.
   - И этот болван врач... Он ничего не помнит и считает, что за сто двадцать рублей у него память блестящая... Он сказал, что у него столько вызовов за вечер, что он успевает только войти к больному и выйти... С ним разговаривали... Такой тип в линзовых очках и с грязным носовым платком... Хотя бы спросил - нет ли у больного аллергии к каким-нибудь лекарствам...
   - Поверь, Карина знала, что ее муж аллергик. И была обрадована, когда врач сделал укол... Это ей развязало руки.
   - Но, по-твоему, получается так, что у нее уже были приготовлены ампулы с жидким анальгином. И если бы не приход врача... она бы все равно нашла способ угостить аллергеном своего мужа...
   - Да. Замысел уже существовал... И обстоятельства этой ночи его только ускорили.
   - Как это часто стало встречаться в моей практике, когда очень тесно соседствует случайное и продуманное. И нередко одно от другого почти невозможно отличить... Ведь Карина не профессиональная преступница. Но ей помог случай. В заявлении она пишет, что понятия не имела, что ее муж аллергик.
   - Заявление Кариной - ложь. Она все отлично знала.
   Богиня всех богинь - Истина в траурном платье. Ваграм отложил эту репродукцию.
   - Почему ты ее отложил? - удивился Олег. - Истина - тоже женщина.
   - Нет-нет. Это самая последняя работа художника. В ней - предчувствие угрожающих событий. Еще на выставке эта картина помогла мне преодолеть сомнения... Говоря языком математики, у каждого множества есть нижняя грань, которая обязательно является его предельной точкой и ему уже не принадлежит. Следовательно, "Истина", резко отличаясь по философскому замыслу и художественному исполнению от всех остальных картин, является той самой предельной точкой, то есть последней картиной автора... Усек?
   - Усек!.. Тогда что же ты отвлекаешься?
   - Извини. - Ваграм по-детски смутился.
   - Деньги. Опять деньги. Опять богатство. Страх потерять богатство. Боялась, что он разведется с ней.
   - Олег, все значительно сложнее. Как раз бросающаяся в глаза банальность истории и путает все карты. Карина понимала, что дело не обойдется без подозрений и обвинений. Люди завистливы. Так ведь бывает, и когда человек вовсе не виноват. А вот ты не задавал себе вопроса, почему Карин почувствовал себя плохо?
   - Она сама была удивлена.
   - Нет. Она не была удивлена. Если бы она даже не добавила аллергена и Карин умер бы от одной ампулы врача, все равно она - убийца.
   - Но сам-то Карин видел, что ему собираются делать укол. Не мог же он забыть, что он аллергик.
   - Да, не мог. Но нет, не видел.
   - Как это он мог не видеть и не чувствовать, что врач делает ему укол анальгина?
   - Он находился в глубочайшем трансе, Олег. И для этого у него были слишком веские причины.
   - Ваграм, есть статья, что у Карина наступил творческий кризис. Он не знал, как писать дальше. В ней прямой намек на самоубийство. Сейчас найду...
   - Не надо искать, - Ваграм выдержал паузу, - у Карина был мощный стресс. Он был переполнен такой болью, что не мог почувствовать, когда его кто-то кольнул в мягкое местечко. Он никого не видел и ничего не слышал вокруг. Вот чем воспользовалась Карина. Секрет в этом.
   - Дела-а-а...
   - Как у тебя завтра складывается день?
   - Кошмарно. Тебе лучше не знать. А у тебя?
   - Кафедра... Эффект бессмысленного пространства...
   - Это еще что такое? - спросил Олег.
   - Ну, представь себе, - сказал Ваграм, - человечество лишилось или Бальзака, или Шекспира, или Толстого...
   - Не было бы "Человеческой комедии", "Войны и мира", "Гамлета"?.. Чушь какая-то.
   - Какая-то чушь? Хм... Каждый большой художник - это законченная гармоническая форма в непрерывном гармоническом анализе мира. Казалось бы, ее уничтожить нельзя. Но, тем не менее, ее уничтожают. И тогда возникает эффект бессмысленного пространства. Мы же не знаем о существовании очень многих прекрасных художников, ни об их произведениях, ни о том, что они были. И для нас это далеко не безболезненный процесс - обворованные в искусстве столетия и эпохи. Я это говорю не потому, что потеря каринской живописи была бы для человечества невосполнимой. И все-таки где-то был бы ощутимый разрыв в цепочке этого анализа...
   - Ваграм, послушай, я тебе прочту одно интервью Кариной, где она страдальчески заявляет, что пожертвовала своей актерской судьбой ради мужа...
   - Не буду слушать. Двадцать один год, всего двадцать один год. Ну, и птичка! Вот наследственность - тут никакая генная инженерия не справится. Она выстрадала эти картины. Она их выстрадала! "О, времена! О, нравы!" Лучше посмотрим, как была совершена кража портрета Ники...
   КРАЖА ПОРТРЕТА НИКИ
   Карина пришла в квартиру Ники, представившись страховым агентом. Дверь ей отворила мать Ники.
   - Вы ко мне?
   - Да. Я страховой агент.
   - Мне нечего страховать.
   - Все так говорят. Вот я ничего и не зарабатываю...
   - Да вы пройдите. Можете сами убедиться.
   - Вы простите меня... Ну, наверное, у меня такая профессия. Я должна думать, что всегда есть что-нибудь застраховать.
   - Я вас понимаю. Вы ведь живете на проценты от страховки?
   - Да. Вот в соседнем доме я книжки застраховала.
   - Но у меня их очень мало, - ответила мать Ники.
   - А вот эту картину вы не хотите застраховать? - Карина увидела на стене портрет Ники.
   - Нет, - сказала мать, - это моя девочка.
   - Прелестный портрет.
   - Для меня он живой...
   - А, может, у вас есть другие какие-нибудь картины...
   - Не-ет... Других картин у меня нет. Нечего мне страховать.
   - Да-а! Можно, я поближе подойду? Я немного близорука.
   - Конечно, подойдите.
   - Спасибо. - Карина подошла поближе к портрету Ники. Она поняла, что портрет легко снимается. Было очевидно, что мать вечерами снимает его поцеловать и пожелать спокойной ночи. - Невозможно оторваться... Какая красивая!
   - Она больше печальная...
   - Но всем, кто смотрит, как она должна нравиться...
   - Некому нравиться... Только одна я смотрю на него.
   - Это я понимаю...
   - Нет у нас родственников. Нас на свете было двое. И больше никого... Никого... Мои родители и два брата погибли в войну.
   - А как же муж?
   - Я не была замужем. Работала. Училась. Наверное, мой муж прошел мимо меня...
   - Господи, как все одинаково.
   - Ничего не поделаешь. Время было неровное.