Сартр Жан-Поль. Фрейд

   Фрейд (решительно). Я пойду к Сесили. Пойду завтра утром, прямо с вокзала.

(10)

   Спустя некоторое время.
   Перрон опустел. Фрейд забился в угол скамейки; его тирольская шляпа съехала на глаза: похоже, он спит.
   Флисс откровенно скучает. Он широко зевает, бросает угрюмый взгляд на Фрейда, потом достает из кармана карандаш и записную книжку. Начинает производить какие-то расчеты.
   Вдоль перрона на полной скорости проносится поезд. От этого грохота Фрейд вздрагивает и выпрямляется. Шляпа его падает. На экране – его встревоженное лицо с широко открытыми глазами.
   Фрейд (очень громким голосом). Что случилось?
   Флисс молчит. Фрейд с каким-то потерянным видом провожает взглядом последние вагоны уходящего поезда.
   Флисс. Проснулся?
   Фрейд. Я не спал. (Руки у него дрожат.) Не обращай на меня внимания. Я же говорил тебе, что ненавижу вокзалы. (Он встает, подходит к краю перрона и смотрит вслед исчез­нувшему поезду. Обливаясь потом, он возвращается к Флиссу. Садится.) Мне показалось, что произошел несчаст­ный случай. (Он склоняется вперед, опираясь сжатыми кулаками на колени. Говорит странным, каким-то вя­лым голосом.) Или я стал нищим.
   Флисс (вздрогнув). Что ты сказал?
   Фрейд (смотрит на него с удивлением). Что сказал?
   Флисс. Ты сказал, что стал нищим.
   Фрейд. Разве? Так вот, дело в том, что поезда наводят меня на мысль о нищете. (Он бросает на Флисса быстрый и недружелюбный взгляд. Говорит изменившимся, резким и строгим, почти раздраженным тоном.) Двенадцать паци­ентов из тринадцати.
   Флисс. Каких пациентов? О чем ты?
   Фрейд. О моих пациентах, о которых я тебе рассказывал. Двенадцать из них отказались у меня лечиться. Еще одно самоубийство, и всему конец! Меня сожгут в Вене, или я стану торговать сукном. (Показывает в направлении Вены.) По­зор и нищета – вот что ждет меня там. (Пауза.) Я живу на деньги Брейера. Если я поссорюсь с ним, то мне нечем будет вернуть ему долг.
   Флисс (вежливо, но с раздражением). Ну да, таков уж наш удел. Непонимание, позор. И что из этого? Нужно идти вперед.
   Фрейд (с горечью). Тебе легко говорить. Ты в Берлине ле­чишь горло. Ты своей клиентуры не потеряешь.
   Флисс (обиженно). Придет час, и я тоже пойду на риск: когда напишем нашу книгу.
   Фрейд берет себя в руки. Но ему по-прежнему плохо. Он снова хватается правой рукой за сердце.
   Фрейд. Извини меня.
   Флисс (любезным тоном, но все еще раздраженно). Ко­нечно, мой дорогой друг, конечно.
   Фрейд. Я плохо себя чувствую.
   Фрейд съежился на скамейке. Он бледен.
   Флисс (без доброты). Что с тобой?
   Фрейд. Приступ.
   Флисс. Какой приступ?
   Фрейд (отвечает машинально, как врач). Аритмия, сдавливание, жжение в районе сердца. (Показывая на солнечное сплетение.) И боль здесь, как при грудной жабе. (Флисс хочет встать. Фрейд жестом его останавливает.) Ничего не надо делать, Вильгельм. (Он касается рукой лба.) Именно здесь что-то не в порядке. Уже несколько месяцев я пережи­ваю нервную депрессию. Ответь мне: ну разве я не чудовище?
   Флисс (терпеливо и отрешенно, словно разговаривая с сумасшедшим). Успокойся, Зигмунд, ты же знаешь, что нет.
   Фрейд. Тогда что же такое кроется в моей голове, если именно я обнаружил вселенское свинство? (Почти умоляю­щим тоном. Он придвигается к Флиссу и берет его за руку так, словно это должно вернуть ему мужество.) По­моги мне.
   Флисс (сухо). Я только этого и хочу, но ты мне говоришь, что с этим ничего нельзя поделать.
   На перроне появляются пассажиры. Флисс явно смущен тем, что находится с мужчиной, у которого вовсю разыгрались нервы. Тем более что на них начинают обращать внимание.
   Фрейд. Если бы ты мог… (Он замечает чопорность и рас­терянность Флисса и в отчаянии машет рукой. Отодвига­ясь и выпуская руку Флисса.) Ты прав: ничего поделать нельзя.
   За кадром шум приближающегося поезда.
   Флисс. Вот и твой поезд.
   Фрейд с трудом поднимается.
   Флисс берет чемодан и рюкзак Фрейда. Они подходят к краю платформы вместе с другими пассажирами.
   Фрейд (униженно). Прости меня, Вильгельм… Я… я пережи­ваю трудные времена. (С робкой надеждой.) Но я хоть при­вез что-то интересное для тебя?
   Флисс (он явно испытывает облегчение от того, что подошел поезд). Конечно! Еще бы! А если ты сообщишь мне даты, все будет прекрасно.
   Состав с грохотом вкатывается в вокзал. Останавливается.
   Фрейд с помощью Флисса поднимается в купе второго класса.
   Закрывает за собой дверь. Флисс стоит в ожидании.
   Фрейд в купе; он подходит к окну, опускает стекло и высовывается наружу. Он смотрит на Флисса с какой-то глубокой и разочарован­ной страстностью.
   Фрейд (вид у него по-прежнему мрачный, но он уже обрел свою обычную твердость). Когда же нашследующий «Конгресс»?
   Флисс. Думаю, не раньше, чем через полгода.
   Фрейд. Через полгода я или выиграю или проиграю. (Снова становясь суровым.) Завтра пойду к Сесили. Я стану копать глубже в том направлении, о котором мы говорили. Против меня будут все коллеги и весь город, но клянусь тебе, что я пойду до конца. Если же я проиграю… (Смеется.) Значит, следующего «Конгресса» не будет.
   Поезд тронулся.
   Фрейд (с подлинной тоской). До свидания, Вильгельм.
   Флисс (несколько мгновений идет по платформе рядом с вагоном). До свиданья, Зигмунд! Кланяйся Марте и поцелуй детей! (Поезд набирает ход. Флисс останавливается, кри­ча.) И не забывай записывать даты!
   Поезд пропал из виду. Флисс возвращается на свое место, садится. На том месте, где был Фрейд, сидит молодая женщина. Она смотрит на Флисса, который явно ей нравится. Флисс нагло ее разглядывает и улыбается ей.

(11)

   В поезде.
   Фрейд покидает коридор и возвращается в купе. В глубине трое весьма заурядных на вид мужчин молчаливо играют в карты на столике, прикрепленном между окнами. Это единственные пассажиры в купе. (Вагон для курящих; все курят.)
   Фрейд садится в углу, ближе к коридору. Сперва против хода поезда. Но у него кружится голова от мелькания в окнах деревьев и домов. Он поднимается и занимает место в противоположном углу. Откиды­вается на сиденье и, держа руку на подлокотнике, надвигает на глаза шляпу, пытаясь заснуть.
   Первый, очень короткий туннель. Фрейд, когда поезд выходит из туннеля, слегка ворочается, на мгновение открывает и снова закры­вает глаза. Игроки, сначала неподвижные, пользуются возвращением света; один из них открывает карту, забирает лежащие на столе и берет взятку.
   Игрок. Пики раз, пики два, и все наше.
   В этот момент поезд снова ныряет в туннель. (Лампы в вагоне не зажигаются.)
   Один из игроков(онхотел пойти; яростно). Черт!
   Несколько мгновений полной темноты. Когда поезд выходит из туннеля, Фрейд уже проснулся. Он снимает свою тирольскую шляпу, берет из сетки чемодан, вынимает оттуда цилиндр, надевает его.
   За кадром голос одного из картежников. Отлично! Ну-с, ваш ход.
   Фрейд поворачивается к ним: трое мужчин приветливо улыбаются ему.
   Мы узнаем Мейнерта (таким, еще молодым и элегантным, мы его видели в первой сцене фильма), Брейера (таким, каким он выглядел в первой части) и Флисса. Все они – в цилиндрах.
   Фрейд садится рядом с Мейнертом и берет карты, которые ему протягивает Брейер.
   Мейнерт(неприятным тоном). Вы, конечно, играть не умеете?
   Брейер (снисходительно). Мы научим его игре, если он бу­дет слушаться. (Представляя Фрейда другим.) Мой сын.
   Фрейд встает и кланяется.
   Мейнерт (представляя Фрейда). Мой сын.
   Фрейд встает и кланяется.
   Флисс (подхватывая эту игру). Мой сын!
   Фрейд встает и кланяется.
   Голос Брейера за кадром. Ну вот, лед тронулся.
   Всех забавляет острота Брейера, и они повторяют ее, тыча во Фрейда негодующими перстами.
   Все (кроме Фрейда). Тронулся! Тронулся! Тронулся!
   В кадре Брейер, который сидит спокойно и держит (вместо карт, что были у него в руках раньше) открытую книгу.
   Брейер. Каждый обязан плутовать. (Говоря это, он выры­вает из книги страницы и бросает их на столик так, словно это карты. Обращаясь к Фрейду.) А вы притворяе­тесь, будто этого не знаете.
   Мейнерт. Вы полагаете, он научится?
   Флисс (так, будто говорит о ребенке). Конечно, научится (Фрейду.) Послушай, малыш, тебе лишь надо поступать, как я.
   Мейнерт. Нет, господин Флисс, как я!
   Брейер. Прошу прощения. Он должен поступать, как я.
   Флисс (смеясь, показывает на Фрейда). Он – нескромный малыш.
   Все (смеются). Да, малыш нескромный! Малыш – всезнайка! А нескромность – порок гнусный.
   До сих пор Фрейд выглядел пристыженным. Он мучился от стыда, как ребенок.
   Внезапно он ударяет кулаком по столу и громовым голосом кричит.
   Фрейд. В этой игре нужен мертвец.
   Трое мужчин смотрят на него: они перестали смеяться, у них удив­ленный и испуганный вид.
   Мейнерт (снежностью и печалью на лице склоняется к нему). Неужели, малыш мой, ты этого не знаешь? Ведь в эту игру играют с тремя мертвецами! Три мертвеца и один живой. Мертвецы – мы, а ты – сирота.
   Фрейд поворачивается к Флиссу. Того на месте не оказалось. Он оборачивается в сторону Мейнерта и Брейера: они тоже исчезли.
   Голос за кадром. Предъявите билеты! Он оборачивается на голос перед ним Якоб Фрейд – его отец.
   Якоб (указывая на пустые места). У них не было билетов, поэтому они и умерли.
   Фрейд (слабым, детским голосом). Я думал, они меня за­щитят.
   Фрейд смотрит на пустые места.
   Якоб (голос за кадром). Зря думал, дорогой мой! Забыл о контроле над собой? Это я, контролер, помогу тебе. Я тебе помогу! Я! Ваш билет.
   Фрейд оборачивается к контролеру – это уже не Якоб, а человек с худеньким личиком, с жидкими усиками, который трясет его за плечо.
   Фрейд (протягиват контролеру билет). Вот.
   Пока контролер пробивает билет, трое мужчин (они снова стали настоящими картежниками ) тоже протягивают свои билеты.
   Контролер (закончив свое дело). Доброй ночи, господа.
   Наступила ночь, зажглись лампы. Фрейд, окончательно проснувшись, сидит, упершись локтями в колени и сжав голову руками, погрузив­шись в свои мысли.
   Голос Фрейда за кадром. Сон… Он ведь что-то значит. Это маленький невроз. Компромисс между желанием уснуть и… Чем еще? И другим глубоким желанием, которое жаждет волощения. Это желание тут же получает галлюцинаторное удовлетворение! Так плачущему ребенку дают погремушку. Чего же я хочу? (Перед ним, в двойном экспонировании, потому что речь идет просто о воспоминаниях, а не о самом сне, трое «отцов» (Мейнерт, Брейер и Флисс), иг­рающих в карты. Игры трех мертвецов с одним живым.) Освободиться от них? Идти вперед в одиночку?
   Они исчезают. На их месте появляется Якоб в форме контролера. Улыбается сыну.
   Фрейд. Мне не нужны учителя. Помочь мне должен мой истинный отец. Я действительно не желаю, чтобы кто-то стоял надо мной. Кроме человека, который произвел меня на свет.
   Лицо Якоба, которое отмечено грандиозным величием (в жизни это не так) и напоминает лик Моисея, исчезает с экрана.
   Фрейд (он по-прежнему мрачен, но глаза его посветле­ли). Надо истолковывать сны…

(12)

   На следующее утро; вокзал.
   Разъезжаются пассажиры. Фрейд с альпенштоком, рюкзаком и че­моданом садится в фиакр.
   Фрейд. 66, Торингассе.
   Лестничная клетка в доме 66 по Торингассе, перед дверью в кварти­ру родителей Фрейда.
   Фрейд звонит, ему открывает Марта. Она с изумлением смотрит на него. У Фрейда не менее удивленный вид.
   Марта. Зачем ты сюда пришел?
   Фрейд. Сегодня ночью в поезде меня замучила совесть. Я ведь так редко вижу отца. А ты почему здесь? Кто-нибудь заболел?
   Марта. Отец не совсем здоров.
   Фрейд (с раздражением, его терзают угрызения сове­сти). Почему не дали телеграммы?
   Марта (пожав плечами, устало). Зачем? (После короткой паузы.) Ты же знаешь, болезнь не столь серьезна.
   Открывается дверь в комнату. На пороге появляется мать.
   Фрейд. Мама!
   Мать все так же красива и сохраняет все свое благородство, хотя сильно постарела.
   Она смотрит на Фрейда с удивлением и радостью. Фрейд склоняется к руке, которую она протягивает, и осыпает ее поцелуями.
   Мать. Ты пришел! Пришел!
   Левой рукой мать нежно гладит Фрейда по волосам.. Она отходит в сторону, показывая на раскрытую дверь.
   Мать. Входи. (Он входит. Марта идет за ним, пригла­шенная дружеским жестом матери. Мать замыкает ше­ствие.) Ты узнал, что ему стало хуже?
   Фрейд. Нет. (Он подходит к матери; с несколько наи­гранной веселостью) Я сейчас в трудном положении. Мои исследования заводят меня… сам не знаю куда. В таких случа­ях сын должен приходить к отцу, разве нет? (Мать молчит. Фрейд смотрит на пустое кресло Якоба, в упор смотрит на мать, которая отворачивается. Настойчивым тоном.) Я должен видеть папу. Это вернет мне мужество.
   Мать (поворачивается к нему, глядя прямо в глаза. Без малейшего упрека в голосе). Ты давно не приходил пови­даться с ним.
   Фрейд (кивает в знак согласия; чувствуется, что ему тяжело). Очень давно.
   Мать (кладет ему руки на плечи). Ты его не узнаешь. (Она нежно улыбается, чтобы смягчить удар, который наносит сыну.) Болезнь сильно его подкосила.
   Фрейд (сдавленным голосом). Что с ним?
   Мать. Все и ничего. Возраст. (Отходит в сторону и пока­зывает на дверь в глубине комнаты) А теперь ступай к нему.
   Фрейд идет в глубь комнаты. Останавливается в нерешительности перед дверью. Потом все-таки очень осторожно открывает ее и заходит. Обе женщины молча, с горестным видом переглядываются. В комнате отца. В простенке между окнами просторная постель. На ночном столике – микстуры, градусник.
   Якоб Фрейд сидит на постели, обложенный подушками. Он сохранил свою невероятную кротость. Но – это бросается в глаза – совсем ослаб; он ослабел умом, впал – из-за своей чрезмерной чувствитель­ности – в какую-то хнычущую слезливость.
   Он совсем растерянно, с глубокой нежностью смотрит на сына. Говорит дрожащим голосом.
   Якоб. Ты пришел! Пришел, сынок!
   Глаза его наполняются слезами. Фрейд все больше и больше теряет­ся. Чувствуется, что ему ужасно больно видеть плачущего отца. И на этот раз ему будет отказано в помощи, о которой он пришел просить.
   Теперь Фрейду хотелось бы как можно скорее уйти. Но он оказался в западне. Ласковый старческий голос безжалостно просит.
   Якоб. Побудь немножко со мной. Возьми стул. (Фрейд по­додвигает к постели стул и садится рядом с больным) Господин придворный советник!
   Фрейд. Я не советник, папа.
   Якоб. Нет, советник. Ты станешь им, Зигмунд. Завтра ста­нешь. Ведь ты уже сейчас как советник. Как мило, что ты зашел меня проведать. Меня, старого разорившегося торговца. А ты, придворный советник, такая важная персона. (Смеется) Большая шишка! Большая!
   Якоб снисходительно улыбается и протягивает ему свою бледную, влажную руку. Фрейд сжимает ее в ладонях. Он заставляет себя быть нежным. Но чувствуется, что он в панической растерянности. Он вздрагивает, слыша старого Якоба, который бормочет с сенильным удовольствием.
   Якоб. Ганнибал! Тебе было шесть лет, ты хотел отомстить за всех нас и говорил: «Я – Ганнибал…» Помнишь?
 
   Флэшбэк. Улица в Вене.
   Якобу сорок пять лет, в бороде ни единого седого волоса. На нем какой-то странный картуз. Одет он бедно, но опрятно. Он держит за руку мальчика лет шести-семи, который горделиво семенит рядом, изредка с восхищением глядя на отца.
   Голос Якоба за кадром. Когда мне нужно было нанести кому-нибудь визит, я брал тебя с собой. Всегда. Ты был гор­дый! Прямо маленький принц!
   Богато одетый толстяк богатырского сложения идет им навстречу. Он в пальто с меховым воротником и в меховой шляпе – «пирожке». Вдруг он обращает на них внимание и направляется к ним с весьма угрожающим видом. Ребенок ничего не замечает. Поравнявшись с Якобом и Зигмундом, толстяк останавливается.
   Толстяк. Вон с тротуара, жид! (Движением руки срывает картуз Якоба и швыряет его в сточную канаву.) Подними свой картуз и стой на дороге.
   Маленький мальчик в ярости хочет броситься на толстяка, но Якоб удерживает его; тогда ребенок хочет ударить его ногой, но незнако­мец уже вне досягаемости. Он уходит, даже не обернувшись. Якоб нагибается, не выпуская руку сына, и поднимает картуз.
   Якоб (надевая картуз). Иди!
   Маленький Зигмунд. Куда?
   Якоб. По дороге.
   Оба идут по дороге. Проезжает карета и обрызгивает их грязью. У маленького Фрейда угрюмый и упрямый вид (тот самый, который мы так часто видим в фильме).
   Голос Якоба за кадром. Ты был трудным ребенком.
 
   В семействе Фрейдов, 1862 год.
   Вечер после происшедшего приключения. Довольно бедное жилище. В уголке худенькие и болезненные девочки играют в куклы.
   Большая неуютная комната. Почти нет мебели. Мать освобождает стол. Кроткий и усталый Якоб, сидя в кресле, курит трубку.
   Маленький Зигмунд подходит к нему; в его вопрошающем взгляде изумление и отчаяние.
   Голос Якоба за кадром. Как же ты вечером злился на меня! Ты был такой злой!
 
   Снова в комнате старого Якоба.
   Фрейд смотрит на отца, и на его мрачном лице, несмотря на бороду и морщины, зритель вновь видит исполненное отчаяния изумление ребенка.
   Фрейд. Отец, прошу тебя… (Пауза. Фрейд отпускает руку отца. Старик хочет что-то сказать, но Фрейд, подняв па­лец, запрещает ему говорить.) Молчи. Тебе нельзя утом­ляться.
   Якоб. Брось, малыш! Ты забыл самое прекрасное! (На экране снова маленький Зигмунд и отец. Отойдя от отца, маль­чик подходит к стопке книг на столе.) Ты пошел за своими книгами. Ты всегда был лучшим учеником и получал в награду прекрасные книги. В одной из них рассказывалось о римской истории.
   Малыш подходит к столу, берет один из томов, усевшись на пол, раскрывает его и вырывает страницу. Это гравюра. Он возвращается к отцу, протягивая ему гравюру.
   Якоб (ошарашенно). Зачем она мне, маленький мой? (Он надевает очки, рассматривает гравюру. Читает подпись под ней: «Гамилькар заставляет своего сына Ганнибала отомстить за карфагенян». Якоб сдвигает очки на лоб и смотрит на малыша, который глядит с нетерпением и обидой.) Что это значит?
   Малыш. Ты Гамилькар, папа.
   Якоб (нежно улыбаясь). Да нет, я – не Гамилькар.
   Малыш (ласково, умоляюще). Нет, папа, ты – Гамилькар. Ты должен быть им.
   Якоб(какбы играя с ребенком). Хорошо, я – Гамилькар.
   Малыш. Заставь меня поклясться.
   Якоб (смеясь). Ну хорошо, клянись!
   Малыш (с исступленной пылкостью). Клянусь отомстить за моего отца, героя Гамилькара, и всех униженных евреев. Я буду лучшим из всех, одолею каждого и никогда не отступлю.
   Твердость тона, столь редкая у детей, заставляет Якоба вздрогнуть. Перестав улыбаться, он смотрит на малыша, понимая, что тот идет на конфликт ради того, чтобы не стыдиться собственного отца. Лицо его становится глубоко печальным, словно он с горькими сожалени­ями угадывает, что этот поступок будет довлеть над всей жизнью сына.
   Голос старого Якоба за кадром. С того мгновения ты стал совсем другим. (Пауза.) Но разве тогда я мог снова взойти на тротуар?
   После того как Зигмунд принес клятву, отец и сын молча смотрят друг на друга.
   Мы снова видим комнату. Старый Якоб с тревогой глядит на Фрейда. У него точно такое же выражение лица, что и в сцене 1862 года, когда он смотрит на маленького Зигмунда.
   Якоб. Тогда было время погромов. Они ждали лишь предло­га, чтобы поджечь весь квартал.
   Он слабо улыбается и шевелится в своей постели.
   Фрейд (ласково). Нет. Ты не мог. Надо было вести себя осмотрительно. (Еще ласковее.) Успокойся, папа. Успокойся. Ты не мог.
   Старик, моргая, улыбается.
   Якоб (смеясь и грозя Фрейду пальцем, словно тот еще ребенок). Мой маленький Ганнибал!
   Он закрывает глаза, но не спит. Рука его тянется к Фрейду. Тот резко откидывается назад и прячет свои руки.
   Якоб (детским голосом). Дай мне твою руку.
   Фрейд, ценой невероятного усилия, принуждает себя взять руку Якоба. Старик улыбается, не открывая глаз, и постепенно впадает в забытье.
   Мало-помалу лицо Фрейда вновь обретает свою суровую, почти злую твердость (таким его лицо мы видели в начале третьей части).
   Голос за кадром (отдаленный и чуть слышный голос антисемита). Жид, подними свой картуз.
   Голос Якоба за кадром. Я—не Гамилькар.
   Голос маленького Зигмунда за кадром. Я отомщу за всех евреев. Я не отступлю никогда. Никогда не сойду с тротуара.
   Он смотрит на уснувшего отца с презрением и, пользуясь забытьем больного, отдергивает руку.
   Пока он встает и поворачивается спиной к постели, голос маленького Фрейда за кадром повторяет – Никогда! Никогда! Никогда!
   Он уходит, бесшумно закрыв за собой дверь. Взгляд у него злой и безжалостный.
   Мать и Марта движутся ему навстречу, но взгляд Фрейда останав­ливает их.
   Мать (робко). Как ты его находишь?
   Фрейд (не отвечая, улыбается, целует мать в лоб и рав­нодушным тоном обращается к Марте). Ты не будешь столь любезна разобрать мой чемодан и рюкзак? Я иду к больной.
   Он сухо улыбается Марте и уходит.
   Мать (пожимая плечами). Ну вот! (Пауза.) Я спрашиваю себя, любит ли он своего отца.
   Марта (с горечью). А я спрашиваю, любит ли он хоть кого-нибудь, кроме вас, мама.

(13)

   Чуть позже, этим же утром.
   Улица в пригороде Вены. Налево – двухэтажные домики (здесь живут обыватели), пустырь, а в глубине, совсем далеко, заводские трубы. Справа шестиэтажное, довольно ветхое здание, на первом этаже которого никто не живет (окна здесь разбиты, сквозь распахнутые ставни видны пустые комнаты).
   За этим зданием – решетка, которая ограждает весьма большой, выглядящий заброшенным сад. (Тропинки заросли травой, кусты давно не подравнивали, деревья не подстригали.) В глубине сада уютный двухэтажный особнячок, построенный явно лучше других домишек: может быть, это бывший охотничий домик. Это переулок Принц Эйген. Фрейд в тирольской шляпе идет по правому тротуару и пытается опознать домик, о котором ему говорил Брейер. Едва он прошел здание и оказался перед решеткой, всякое сомнение его оставляет: именно здесь должна жить госпожа Кёртнер с дочерью. Он подходит к калитке и, прежде чем позвонить, снимает шляпу, выдергивает из нее перья, засовывает их в карман, потом снова надевает шляпу.
   Фрейд звонит. Долгая пауза.
   Наконец на пороге особнячка появляется старуха и нелюбезно кричит ему издали.
   Старуха. Что вам угодно?
   Фрейд. Я хочу видеть госпожу Кёртнер.
   Старуха. Ее нет дома.
   Фрейд. Тогда мадемуазель Кёртнер.
   Старуха. Она не принимает.
   Фрейд. Спросите у нее…
   Старуха захлопывает дверь. Фрейд, слегка ссутулившись, упрямо ждет.
   Через несколько минут он снова нажимает кнопку звонка Дверь особнячка не открывается. Фрейд дергает защелку ворот – она не поддается. Закрыта на ключ.
   Он стоит перед решеткой, ждет, не сходя с места, словно нищий, который рассчитывает, что его настойчивость заставит людей раско­шелиться.
   Вдоль здания в ярком солнечном свете (примерно десять часов утра) скользит высокая, одетая в черное женщина. Она бесшумно подхо­дит к Фрейду и трогает его за плечо.
   Госпожа Кёртнер. Что вам угодно? (Фрейд вздрагивает и оборачивается. Она с легким удивлением вглядывается в его лицо.) Я узнаю вас. (Пауза.) Вы – доктор…
   Фрейд(снимая шляпу). Зигмунд Фрейд.
   Он перекладывает шляпу в правую руку. Фрейд достает бумажник, вынимает свою визитку, которую протяги­вает госпоже Кёртнер.
   Госпожа Кёртнер (читая визитку). Я вижу. (Твердым голосом.) Зачем вы пришли сюда?
   Фрейд. Выздоровела ли ваша дочь?
   Госпожа Кёртнер (бесстрастным голосом). Нет.
   Фрейд (совершенно откровенно). Я хотел бы ее лечить.
   Госпожа Кёртнер (почти оскорбительным, тоном). Бес­полезно.
   Госпожа Кёртнер смотрит прямо в глаза Фрейду. Она постарела и ожесточилась с тех пор, как мы ее видели. В уголках губ у нее появилась какая-то злая и презрительная гримаса. Ее черный туалет, хотя и из дешевой ткани, хорошо пошит.
   Госпожа Кёртнер. Это врачи выдумали болезнь моей до­чери.
   Фрейд. Госпожа Кёртнер! Вам же прекрасно известно, что это не правда. Доктор Брейер…
   Госпожа Кёртнер. Моя дочь – несносное дитя, а доктор Брейер совершил непростительную ошибку, принимая ее все­рьез. Она считает себя мученицей, доктор, и единственное ее несчастье в том, что ее слишком избаловал отец. (Она роет­ся в сумочке, невежливо отталкивая Фрейда, вынимает связку ключей, вставляет один из них в замочную сква­жину и поворачивает. Открывает калитку.) Прощайте, доктор.