Страница:
На коврике в коридоре, прислонившись спиной к стене, сидела Василиса. Она была страшно напугана и все время массировала шею руками. А недалеко от нее стоял во всей своей красе Вовка Лядов. Его держали за руки двое оперативников. Лицо моего бывшего сокурсника было искажено злостью. А при виде меня его бесцветные глаза вспыхнули нескрываемой ненавистью.
– Ник! – прошептал он побелевшими губами. – И все-таки ты проиграл, Ник.
Я абсолютно ничего не понимал. Я бросился к Василисе и первым делом помог ей добраться до дивана.
– Васька, что здесь происходит, милая?..
Она еле слышно прошептала охрипшим голосом:
– Он хотел меня задушить, Ник… Это так страшно, Ник… Так страшно…
Я резко поднялся с места и столкнулся лицом к лицу с Порфирием. Хотел было закричать, но из моей груди вырвался лишь хрип:
– Вы ее использовали!.. Опять ваши методы!.. Вы ее… Она чуть не погибла!.. Как вы смеете!..
– Не надо, Ник, – услышал я позади себя слабый шепот девушки. – Не надо… Все не так…
Но я ее не слушал. Я с кулаками бросился к Порфирию. Мою руку перехватил Вано.
– Не делай глупостей, Ник. Ты вначале должен во всем разобраться.
Я обхватил голову руками. У меня было так мало сил для разбирательства! Сделав над собой усилие, я повернулся к Лядову.
– Ты… Но при чем тут ты?..
– А при всем! Мне уже плевать на собственную жизнь. Но запомни: в любом случае, ты – проигравший! Красавчик Ник с альпачиновской улыбочкой. Талант и любимец Фортуны. – Лядов неожиданно захохотал. Громко, неестественно. И мне показалось, что он на сцене. Впрочем, он всегда помнил, что он артист. Но что плохой артист – не всегда. – Нет, Ник! Ты ошибся. – Он потрогал свои запястья, на которые вот-вот должны были надеть наручники. – Это я – талант! И это я – любимчик Фортуны! Ты бы никогда не додумался до столь гениального плана. И ты бы никогда не смог так сыграть убийцу, как это сделал я! Игра на сцене – это полная чушь по сравнению с игрой в жизни. Нет, только игра в жизни может до конца проявить талант. И поэтому я выиграл, Ник. Я всегда тебя ненавидел! И я сделал все, чтобы ты в жизни проиграл, Ник! И ты проиграл! Пусть моя жизнь уже закончена, но я сделал все, чтобы твоя тоже полетела к черту! Слышишь?! Ко всем чертям!
Я криво усмехнулся, глядя в бесцветные глаза Лядова. Он сильно постарел за последнее время. И похорошел тоже. В его бесцветных глазах светилась почти мудрость. И все же… Все же я до конца не мог поверить, что этот маленький человек способен на такое безумие. Нет, Лядов не настолько умен. И его рукой, похоже, водил кто-то другой. Более хитрый. И более сумасшедший.
– Была еще женщина, Лядов, – глухо выдавил я, не отводя от его веснушчатого лица своего пристального взгляда. – Я знаю, была!
Он вздрогнул, и мне показалось, что на какой-то миг растерялся. Но тут же сумел взять себя в руки, несмотря на чудовищность своего положения. Он приблизился к Васе и, глядя прямо ей в лицо, сказал:
– Ник, а почему, как ты думаешь, я хотел задушить эту девушку? Почему? Как ты наивен, Ник! Неужели ты до сих пор не понял, что любил убийцу?! Милая, славная девушка с редким русским именем – Василиса. Василюта, как ласково я ее называл. Или просто – Нюта. Сама наивность и непорочность! Но в глубине души – сумасшедшая! Скрывающая свое безумие за маской глубоких чувств и жизненных трагедий.
– Перестань, Лядов! Прекрати! Ты лжешь, Лядов!
Я бросился к девушке, встав между нею и этим наглым артистом. Девушка побледнела и, видимо, потеряла сознание. Я расценил это как нервный шок.
Порфирий поспешно вызвал «скорую». Я не находил себе места, не зная, чем помочь.
– Это все нервы, Ник, – мрачно сказал Порфирий. – Это пройдет. Но врач не помешает.
Я чувствовал, что сам начинаю сходить с ума. Опять Вася… Девушка, которую я любил, с которой хотел связать свое будущее. Мой мир рушился, земля уходила из-под ног…
– Ты сейчас же скажешь все! Ты скажешь, что лжешь! Слышишь, Лядов! – прохрипел я.
Он спокойно покачал головой.
– Нет, я не просто скажу, Ник. Я сделаю официальное заявление. И подпишу его сейчас же. Я не собираюсь один умирать! Эта девушка связана со мной не только преступной деятельностью. Наша связь гораздо глубже. Гораздо, Ник! И мы тебя просто в очередной раз одурачили. Просто водили за нос! Вы записываете? – обратился он к следователю Порфирию. – Прекрасно! Мне тебя искренне жаль, Ник! Единственная ценность в твоей жизни – это твоя жена, ты никогда не умел ценить прекрасное, Ник. Кстати, о черных пышных волосах… Представь стриженую Василису в парике. Добавь аккуратненькую родинку на правой щеке. Плюс контактные цветные линзы – вот вместо сереньких невинных глазок появятся черные глаза роковой женщины…
После его слов, как по заказу, Порфирий извлек из комода, стоявшего в углу Васиной комнаты, черный длинный парик.
Лядов громко расхохотался.
– А ты считал, что привидения существуют? Ты смешон, Ник! Ты поверил в призрака, как и несчастный швейцар! Но все гораздо проще, мой милый друг. Все гораздо проще! Я заявляю, что Василиса Воронова и была убийцей Стаса Борщевского, Анны Никитиной, швейцара Варфоломеева. Про Толмачевского ничего конкретного сказать не могу. Он и с Божьей помощью мог отправиться на тот свет. Да, Воронова организовала преступную деятельность «КОСА» вместе с Толмачевским. Именно они и придумали, как легче всего подтолкнуть к смерти несчастных клиентов. Тех, у кого были ценные вещи, которые они завещали в пользу основателей клуба. Стас познакомил меня с Вороновой, и они пытались меня использовать. В этом я признаюсь. Впрочем, косвенно они использовали и Анну: Воронова умело гримировалась под нее ради своей безопасности. Стас об этом ничего не знал. Но однажды… Он увидел, как Воронова вместе с Толмачевским беседовала с очередным смертником. Тогда он пытался разыскать меня, чтобы узнать все досконально. Найти меня он пытался в клубе, поскольку я раньше там бывал. Он становился опасным для нас, и Воронова убила его во время спектакля. Потом, использовав отца Стаса, который относился к ней с большой симпатией, она выскользнула на свободу и убила Анну, находившуюся в квартире по соседству, у Толмачевского. Я не знаю, каким образом она оказалась теперь на свободе, но опять же она застрелила швейцара, который мог ее опознать. Вот и вся незатейливая история, господа. Да, Ник, не забывай, что и ты ловко попался на ее удочку и боролся за нее до конца, чем и помогал этой роковой скромнице.
Я обхватил голову руками. Порфирий и Вано молчали.
– Ты мне сказал, Вано: «Будь мужественным». Я не хочу больше быть мужественным. Черт побери, не хочу!
Лядов криво усмехнулся.
– Позвольте, я подпишу свое заявление.
И, вытащив из нагрудного кармана своего безупречного пиджака ручку, он небрежно поставил размашистую подпись, словно давал очередной автограф.
За ним уже стояли двое крепких ребят с наручниками. Но, видимо, кошмары этой ночи еще не закончились. Все произошло стремительно быстро: небрежно забросив ручку в карман, он откуда-то вытащил маленькую бутылочку и в одно мгновение выпил ее содержимое.
Все бросились к Лядову, но было поздно. Яд подействовал мгновенно, и последние слова, которые он успел прошептать, были:
– Ты проиграл, Ник. Это все Вася. Ты проиграл…
Я не хотел видеть финал этого спектакля. Мне он порядком надоел. Ноги плохо слушались меня, и я, шатаясь, направился к выходу. У двери я, не выдержав, обернулся и встретился взглядом с Василисой. Она молча смотрела на меня, и ее взгляд ничего не говорил.
Уже слышались на улице сигналы «скорой помощи». Она, пожалуй, была нужнее мне, чем всей этой веселенькой компании. Но я безнадежно махнул рукой. Кто-то крепко сжал мой локоть – Вано. Я сумел освободиться от его цепкой хватки.
– Все напрасно, Вано. Весь мир – это ложь. И вообще – дрянь и грязь.
– Ты домой? – спросил меня мой товарищ.
– Домой? – Я удивленно на него посмотрел. Я даже успел забыть, что у меня действительно есть дом. И это слово неожиданно согрело меня. – Домой? Да, Вано. Я – домой. Ну, конечно, домой. Мне некуда больше идти. Некуда. И никуда я больше идти не хочу. Да и зачем? Если есть дом…
И я, кивнув на прощание, плотно прикрыл за собою дверь, так ни разу больше и не взглянув ни на мертвого Лядова, ни на умершую для меня Василису. Я хотел домой…
Мне казалось, за это время я постарел на целую жизнь. Я чувствовал тяжесть кругов под глазами. Чувствовал седину в темных волосах. Мне казалось, я даже стал ниже ростом. А может быть, я просто сгорбился от усталости. Я не хотел больше думать. Я устал от своих мыслей, которые в итоге загнали меня в тупик. Я устал от любви, которая оказалась преступной. Я устал от себя. От своей игры в лихого парня и страдающего мученика одновременно. И вновь понял, насколько я слаб. Я не хотел больше быть сильным. Природа или Бог изначально создали меня слабым человеком. Вечным мальчишкой. И я больше не хотел бороться с собой. Я хотел быть тем, кем был. Неудавшимся артистом. Неудачным влюбленным. Несостоявшимся героем. Моя сказка про счастье и вечную любовь, которую я сам придумал давным-давно, в далеком детстве, изрядно поистрепалась – я перестал в нее верить. И наконец окончательно повзрослел. А может быть, наоборот…
Я искренне обрадовался, когда моя жена Оксана открыла мне дверь, и бросился в ее объятия. Я уже не задавал себе вопроса, люблю ли ее. Я вновь был слабым мальчиком Ником, который нуждается в помощи, поддержке. Просто в близком человеке, любовь которого прошла все испытания и не угасла. Меня преданно любили. И я с благодарностью ответил на эту любовь.
– Оксанка, милая моя девочка! – Я нежно целовал ее волосы, лицо, все крепче прижимая к груди. – Милая моя Оксана, почему люди так глупы? Или это я глупее всех на свете? Оксана, скажи. Я гонялся за миражами, не замечая рядом настоящих людей. Я любил не тех и верил не тем. Почему, Оксана? Ну, почему? Ведь жизнь гораздо проще. И гораздо счастливее. Мне она все подарила, хотя я этого не заслуживал. И почему я отказывался от этих безвозмездных подарков? Ну, почему, Оксана?
Она улыбалась в ответ теплой улыбкой, она вновь была рядом. И мне вновь, как всегда, нужна была ее поддержка. Оксана, единственная, могла спасти меня от сумасшествия, которое я принимал за настоящую жизнь. Сегодня я не желал быть сумасшедшим. Я повзрослел. Я хотел только покоя. Я хотел ласковых прикосновений жены. Ее мягкого, успокаивающего голоса. Ее верности. И, наверно, ее любви.
– Что-то случилось, Ник… Не отвечай… Я знаю, что случилось… Господи, сколько у тебя седых волос. А сам – по-прежнему мальчишка. По-прежнему милый, славный мальчишка Ник. Ты ко мне вернулся… Вернулся!
Не знаю, был ли я так же счастлив в первые дни женитьбы. Так, как сегодня. Это парадокс, но жизнь пыталась возместить мое утраченное счастье. Заплатить за мои слезы и боль. И этот вечер, пожалуй, был самым замечательным из всех впустую растраченных вечеров.
Мой уютный дом. Маленький столик на кривых ножках, красиво сервированный ловкими руками моей жены. Настольная лампа, мягкий свет которой равномерно рассеивался по всей комнате, бросая на стену две тени. Они сидят настолько близко друг от друга, что, кажется, вот-вот сольются воедино. И ничто на свете их больше не разлучит. Две тени – это мы: я, славный, милый парень Ник, и моя любимая, преданная жена Оксана. Не умеющая лгать и притворяться. Не разменивающая свою жизнь на пустые фразы и бессмысленные поступки. Это снова мы. И это снова наш дом. И клянусь, что сделаю все, чтобы не нарушить больше покоя моего дома. И моей любимой жены.
– Прости меня, Оксана, – выдавил я, закончив свой грустный рассказ. – В последний раз – прости… Ты была, как всегда, права. Я судил о людях по первому впечатлению. И за это поплатился. Поплатился всем, чуть было не потеряв самое дорогое в жизни – тебя… Ты знаешь, Лядов, какой бы сволочью он ни оказался, впервые в жизни сказал правильные слова.
– Какие, Ник? – Она закрыла свои большие светлые глаза.
– Он сказал, что самым правильным поступком в моей бестолковой жизни была женитьба на тебе. И он прав, Оксанка. Он прав…
– Прав. Но не до конца. Потому что единственным верным поступком в моей правильной жизни был брак с тобой, Ник, – еле слышно ответила она.
И неожиданно изо всех сил обняла меня. Почти до боли. И я ответил ей тем же. Не знаю, откуда в эту ночь появилось столько нежности, пылкости, теплоты. Скорее всего, они были вызваны моим отчаянием, желанием забыться. Я хотел в эту ночь любить Оксану. И я ее любил. Мне хотелось спрятаться у нее на груди от всех сложностей. От поражений. И я спрятался. Я хотел больше всего на свете – покоя. И я его нашел. И я понял в эту осеннюю ночь любви, что истинное счастье – это смирение. И я смирился. Смирился с тем, что моя профессия – это кино. Смирился с тем, что люблю Оксану, потому что мне ее послало само небо, застраховав от всех жизненных неурядиц. Я смирился, что Вася – преступница и поэтому я не имею права ее любить. И само слово «любовь» в эту осеннюю ночь приобрело для меня совсем другое значение.
Я понял, что настоящая любовь – это смирение, что судьба каждому из нас выбрасывает его раскладку карт и каждый должен следовать правилам этой игры. Лядов не прав. Я не проиграл. Я выиграл, потому что нашел силы смириться.
Возможно, в глубине души я понимал, что где-то играю в любовь, страсть, покой, но, если такова моя судьба, я согласен играть по ее правилам. Я не хотел больше ошибок, бессмысленных поисков неосуществимой мечты. Я не хотел больше боли от поражений. Я хотел просто жить. Жить нормально. Если я до конца буду следовать правилам игры, которые изначально мне предложила судьба, я обязательно выиграю. Ты повзрослел, Ник. Ты очень повзрослел…
Я проснулся от шума дождя, барабанящего по карнизам. От шума ветра, бьющегося в мое окно.
Оксана уже ушла на работу. И я даже обрадовался своему одиночеству. Мне необходимо было все переварить, взвесить, чтобы обрести силы для новой жизни. За сегодняшнюю ночь я понял, что у меня достаточно сил, но я ощущал потребность в одиночестве. Нет, мне не хотелось думать о Васе. Мне не хотелось звонить Порфирию, чтобы выяснить подробности. Меня это уже не интересовало. Жизнь, в которой я метался, строил иллюзии, пытался найти какую-то не существующую правду, – та жизнь уже проходила в стороне от меня и мне была не нужна. Мне нужен был покой. И чуть-чуть одиночества, чтобы больше не думать о прошлом, чтобы всегда думать о будущем. А будущее у меня обязательно будет. Я брошу пить. Вернусь к актерской карьере. А вечерами буду спешить домой. И меня всегда будет встречать мой самый преданный друг – моя жена Оксана. И я буду крепко-крепко прижимать ее к своей груди. И актерская игра в итоге обязательно перерастет в правду жизни. Так случится…
Мне не хотелось оставаться в пустой квартире, наблюдая за окном суетящийся в дожде и ветре город. И я вспомнил, как когда-то Оксана сказала: «Если тебе будет трудно, Ник, поезжай в тот маленький мир, где жил твой бедный дядя. Там ты найдешь истинное одиночество. И там ты придешь к правильному решению».
У меня сегодня был именно такой трудный день. И я решил уехать туда…
Добравшись на электричке до нужной станции, я не пожалел, что сюда поехал. Осенью маленькие города особенно хороши. И, если бы я был поэтом, тут же сочинил бы поэму об осени, ее печали, ее красоте и ее совершенстве. А еще бы я, наверно, сочинил песнь о любви к своей жене Оксане. Я пытался вернуть свою любовь. Точнее, я учился любить заново. И мне это удавалось.
Я шел по не асфальтированной узенькой улочке, вдыхая запах спелых яблок и парного молока. Моросил дождь, ноги утопали в скользкой грязи. Несмотря на это, мне было удивительно легко и спокойно. Я учился любить заново. Я учился жить заново.
Я вспоминал свою Оксану. Нашу первую встречу, когда я отворил дверь ее чистого, уютного кабинета. И она возникла передо мной. Словно из другого мира. Мира, где царят гармония и покой. Милое, открытое лицо, не знающее косметики. Ясные голубые глаза. Мягкая, обезоруживающая улыбка. Она стояла передо мной в белом халате, держа в тонких, изящных руках белую чашку с чаем, от которого исходил ароматный густой пар. Я влюбился с первого взгляда. И я сам, собственными руками, собственными фантазиями разрушил эту любовь.
И вот теперь пытался ее возродить. Вернуть покой белых стен, спокойный ясный взгляд, мягкую улыбку. Оксана вновь, как и раньше, спасла меня. От бездны отчаяния, от края пропасти, с которого я готов был броситься в любую минуту. Нет, сегодня я – другой Ник. И мне совсем не нужен клуб самоубийц. Сегодня я оценил жизнь, понял ее простоту и гармонию. Простота и гармония – это смирение. Это полное избавление от нереальной мечты, от бессмысленных поисков счастья. Мне ничего уже не нужно искать. Мое счастье рядом со мной, и я должен во что бы то ни стало его удержать.
Иногда все же помимо моей воли в памяти возникал образ девушки по имени Василиса. Маленькое личико. Лукавые серые глазки. Озорная улыбка. Редкая порода серебристой лисички. Но я гнал от себя эти воспоминания. Я не хотел думать, что она преступница. Я решил оставить ее для себя, как персонаж пьесы, которую сам сочинил и в которой играл с ней в паре. Я не хотел омрачать свое прошлое. Я вообще не хотел прошлого. Я решил жить настоящим…
Вот и дом, где жил мой дядя. Человек, которого я совсем не знал. Знал, что он был неудавшимся писателем и прослыл чудаком. Но сегодня мне нужен был его дом. Дом, в котором я раз и навсегда распрощаюсь с детскими мечтами. С прошлым. Дом, в котором я раз и навсегда распрощаюсь с одиночеством.
Последний раз я видел этот дом в день похорон дяди. Казалось, с того времени он еще больше почернел, сгорбился, постарел. Казалось, он тяжело пережил смерть своего хозяина. Я отворил калитку – она неприятно скрипнула. Я поднимался по разваленному крыльцу и думал, до чего же бедно жил мой дядя. И мне стало его искренне жаль. Я представлял седого одинокого человека, сидящего у окна и сочиняющего какие-то строки, которых никто не прочтет. Но раскаяние мое слишком запоздало.
Дождь усилился. Я насквозь промок. Мне не терпелось забраться с ногами на старенький диван и, глядя в окно на барабанящие капли дождя, думать. Думать…
Я удивился, заметив, что дверь не заперта. Неужели мы с Оксаной забыли ее запереть? Впрочем, мы покидали дом настолько расстроенными, что это вполне возможно. Я широко распахнул дверь дома – мне в лицо ударил запах заброшенной деревенской хаты. И в тот же миг я почувствовал, что не один. Переступив порог единственной комнаты, я понял, что предчувствия не обманули.
И я ее увидел. Я никогда не верил в привидения, а сейчас пришлось поверить. Передо мной была Анна. Черные волнистые волосы. Широкополая серая шляпа. Темно-синий мужской костюм в серую узкую полоску. Она сидела ко мне спиной. И даже не обернулась на мои шаги. Господи, что происходит?! Я же собственными глазами видел ее мертвой! Там, в шикарной квартире Толмачевского, она лежала на полу в этом же костюме. И в ее больших черных глазах застыло удивление, словно она знала убийцу, но не поверила, что он может ее убить.
Господи, неужели я схожу с ума? И неужели это возможно? Анна, красивая женщина с неправильными чертами лица, сводившая с ума не одного мужчину, сегодня пытается свести с ума меня. Я изо всей силы сдавил пульсирующие виски. И еле слышно прошептал:
– Анна…
Она услышала. И медленно повернула голову. Да, это, несомненно, она. Ее ни с кем нельзя спутать. И тем более с Васей. Ярко накрашенные пухлые губы. Чуть длинноватый нос. Ночные глаза. Аккуратненькая родинка на правой щеке. Я ее узнал. Это Анна. Но я же еще не сумасшедший! Я собственными глазами видел ее мертвой. Я еще не сошел с ума, черт побери, и этому должно быть объяснение!
– Анна…
Она засмеялась металлическим, неестественным смехом. И я вздрогнул. Я не умел бороться с привидениями. И тем более не хотел из-за них умирать, потому что они – мираж, фантазия, бред. Черт побери, я не верю в призраки! Черт побери, этому должно быть объяснение!
– Этого не может быть!..
И вновь этот пугающий металлический смех.
– Ты прав, Ник. Этого не может быть…
Расслабляющий, мягкий голос. Но привидения не разговаривают! Анна медленно снимает свою широкополую серую шляпу. И встряхивает густыми иссиня-черными волосами. Спокойно достает из внутреннего кармана пиджака револьвер. Целится прямо мне в грудь. Привидения не стреляют! Нет, Ник, опомнись. Протри свои глаза! Перед тобой не призрак – перед тобой живой человек. Он гораздо опаснее любого мифического персонажа и сейчас запросто может тебя убить.
– Ты так глуп, Ник! Ты был глупцом. Всегда…
– Да, наверно. Зато я никогда не был сволочью.
И вновь этот неестественный смех. И эта живая женщина передо мной. И в комнате темно от черных туч, нависших над городком. И этот властный голос. Чей он? Кого он мне напоминает?
– Ха-ха-ха! И ты этим гордишься? Вот поэтому ты здесь. И совсем скоро прозвучит один маленький выстрел – и ты уже там, Ник… Далеко, далеко… Бесшумный выстрел. И тебя нет, Ник. И твоя девушка в тюрьме. Ее тоже скоро не будет… Именно потому, что ты глупец. Хотя я согласна – не сволочь. Зажги свет, Ник! Сегодня так пасмурно. И к тому же – туман. Зажги свет!
Властный, низкий, до боли знакомый голос и металлический смех.
Я нажал на выключатель. Господи, какая красивая женщина передо мной! И как она похожа на Анну! Черные пышные волосы, чувственные алые губы, родинка на правой щеке.
– Ну, здравствуй, Ник! – громом среди ясного неба прозвучал голос моей жены. Но этого не может быть!
– Здравствуй, Оксана.
– Меня еще называют Нютой. С детства. Ксюша, Нюша, Нюта…
– На что ты рассчитываешь, Оксана? На что? Даже если не будет меня, даже если ты меня сейчас убьешь…
– Ник, не будь смешным, мой милый, Ник. Ты не знаешь, кто перед тобой. Перед тобой самая богатая женщина в мире. Понимаешь! Самая богатая! И все миллиарды Рокфеллеров – мусор по сравнению с моим богатством!
Глаза Оксаны возбужденно блестели. Она облизала пересохшие губы. Господи, передо мной моя жена Оксана. Белые стены. Цветы на подоконнике. Белые жалюзи. Белая чашка с ароматным чаем в руках. Наш простенький дом. Ничего лишнего. Неприятие богатства и лжи. Простота, логика и ум. Естественность, мягкость, скромность. Моя жена Оксана. Женщина, которую я никогда не любил, но которую всегда боготворил. Возносил ее духовные качества до небес. Какой ты действительно глупец, Ник. Нет, передо мной сейчас сидела совсем другая женщина. Так похожая на Анну. И так не похожая. Ярко накрашенные губы, ресницы. Парик из черных волнистых волос. Цветные линзы, придающие большим глазам иссиня-черный блеск. Какая она красавица, моя жена Оксана. Она уловила мой внимательно-восхищенный взгляд. И поняла его. И захохотала, обнажив белые-белые зубы, не знающие дурных привычек. Она никогда не была привержена пагубным страстям.
– Я красива, не правда ли, Ник? Даже Анна не шла ни в какое сравнение со мной. От меня сходили с ума мужчины. Много мужчин! Ты бы тоже влюбился в такую женщину, не правда ли, Ник? Влюбился? – Она с вызовом смотрела на меня. И ждала честного ответа.
И я честно ответил:
– В такую – да.
– Я это знала, Ник. И именно поэтому никогда не позволяла быть такой с тобой. Никогда! Потому что любовь бы тебя спасла, а мне нужна была твоя смерть. Смерть – и больше ничего. Я прекрасно вычислила твой характер. Я сделала все, чтобы ты пришел в клуб самоубийц. Все, Ник! Скромность, чистота, непорочность. Доброта и верность. И всегда – ощущение комфорта и покоя. Ты ненавидел покой. И я сделала все, чтобы его для тебя создать. Я привела твою жизнь в состояние абсолютной гармонии, от которой тебе не раз хотелось удавиться, разве не так? Я все сделала, чтобы ты потерял работу, чтобы начал пить. Я же прекрасно знала тебя, Ник! Душевный покой – гибель для тебя. И ты чуть не погиб. Все шло по плану! Все!
– И в нужное время, в нужном месте появился мой институтский товарищ Лядов? Да, Оксана?
Неожиданно она погрустнела, и маленькая морщинка перерезала переносицу.
– Вова, Володя… – Ее взгляд вновь стал жесток и холоден. – Я никогда не прощу вам его смерти. Никогда! Это единственный мужчина в моей жизни, который чего-то стоил! И, даже умирая, он все сделал, чтобы спасти меня, а тебя погубить! Он думал в последние минуты своей жизни исключительно обо мне. Я ему так благодарна! Он по-настоящему меня любил… По-настоящему…
– А я-то, дурак, жалел его. Оказывается, он был счастливым любовником, а не безответным влюбленным, так, Оксана? Ты ведь тоже его любила по-настоящему?
– По-настоящему я любила только одно, Ник.
– Деньги? – усмехнулся я.
– Деньги… – Она вновь о чем-то задумалась. – Деньги – это всего лишь жалкие бумажки, Ник. И моя жизнь всегда была гораздо выше мыслей о них. Гораздо…
– И тем не менее на сегодняшний день ты самая богатая женщина во Вселенной. Не похоже, чтобы это тебя огорчало. Тебя даже можно занести в Книгу рекордов Гиннесса.
– Мне плевать на деньги! Слышишь, Ник! Если бы я думала только о них, я бы давно уже купалась в Атлантическом океане. И загорала под кокосовыми пальмами! Но тебе этого не понять! Ты глупец, Ник!
– Объясни же, Оксана. Может, я и глупец. Но не настолько, чтобы вообще не соображать.
– Ник! – прошептал он побелевшими губами. – И все-таки ты проиграл, Ник.
Я абсолютно ничего не понимал. Я бросился к Василисе и первым делом помог ей добраться до дивана.
– Васька, что здесь происходит, милая?..
Она еле слышно прошептала охрипшим голосом:
– Он хотел меня задушить, Ник… Это так страшно, Ник… Так страшно…
Я резко поднялся с места и столкнулся лицом к лицу с Порфирием. Хотел было закричать, но из моей груди вырвался лишь хрип:
– Вы ее использовали!.. Опять ваши методы!.. Вы ее… Она чуть не погибла!.. Как вы смеете!..
– Не надо, Ник, – услышал я позади себя слабый шепот девушки. – Не надо… Все не так…
Но я ее не слушал. Я с кулаками бросился к Порфирию. Мою руку перехватил Вано.
– Не делай глупостей, Ник. Ты вначале должен во всем разобраться.
Я обхватил голову руками. У меня было так мало сил для разбирательства! Сделав над собой усилие, я повернулся к Лядову.
– Ты… Но при чем тут ты?..
– А при всем! Мне уже плевать на собственную жизнь. Но запомни: в любом случае, ты – проигравший! Красавчик Ник с альпачиновской улыбочкой. Талант и любимец Фортуны. – Лядов неожиданно захохотал. Громко, неестественно. И мне показалось, что он на сцене. Впрочем, он всегда помнил, что он артист. Но что плохой артист – не всегда. – Нет, Ник! Ты ошибся. – Он потрогал свои запястья, на которые вот-вот должны были надеть наручники. – Это я – талант! И это я – любимчик Фортуны! Ты бы никогда не додумался до столь гениального плана. И ты бы никогда не смог так сыграть убийцу, как это сделал я! Игра на сцене – это полная чушь по сравнению с игрой в жизни. Нет, только игра в жизни может до конца проявить талант. И поэтому я выиграл, Ник. Я всегда тебя ненавидел! И я сделал все, чтобы ты в жизни проиграл, Ник! И ты проиграл! Пусть моя жизнь уже закончена, но я сделал все, чтобы твоя тоже полетела к черту! Слышишь?! Ко всем чертям!
Я криво усмехнулся, глядя в бесцветные глаза Лядова. Он сильно постарел за последнее время. И похорошел тоже. В его бесцветных глазах светилась почти мудрость. И все же… Все же я до конца не мог поверить, что этот маленький человек способен на такое безумие. Нет, Лядов не настолько умен. И его рукой, похоже, водил кто-то другой. Более хитрый. И более сумасшедший.
– Была еще женщина, Лядов, – глухо выдавил я, не отводя от его веснушчатого лица своего пристального взгляда. – Я знаю, была!
Он вздрогнул, и мне показалось, что на какой-то миг растерялся. Но тут же сумел взять себя в руки, несмотря на чудовищность своего положения. Он приблизился к Васе и, глядя прямо ей в лицо, сказал:
– Ник, а почему, как ты думаешь, я хотел задушить эту девушку? Почему? Как ты наивен, Ник! Неужели ты до сих пор не понял, что любил убийцу?! Милая, славная девушка с редким русским именем – Василиса. Василюта, как ласково я ее называл. Или просто – Нюта. Сама наивность и непорочность! Но в глубине души – сумасшедшая! Скрывающая свое безумие за маской глубоких чувств и жизненных трагедий.
– Перестань, Лядов! Прекрати! Ты лжешь, Лядов!
Я бросился к девушке, встав между нею и этим наглым артистом. Девушка побледнела и, видимо, потеряла сознание. Я расценил это как нервный шок.
Порфирий поспешно вызвал «скорую». Я не находил себе места, не зная, чем помочь.
– Это все нервы, Ник, – мрачно сказал Порфирий. – Это пройдет. Но врач не помешает.
Я чувствовал, что сам начинаю сходить с ума. Опять Вася… Девушка, которую я любил, с которой хотел связать свое будущее. Мой мир рушился, земля уходила из-под ног…
– Ты сейчас же скажешь все! Ты скажешь, что лжешь! Слышишь, Лядов! – прохрипел я.
Он спокойно покачал головой.
– Нет, я не просто скажу, Ник. Я сделаю официальное заявление. И подпишу его сейчас же. Я не собираюсь один умирать! Эта девушка связана со мной не только преступной деятельностью. Наша связь гораздо глубже. Гораздо, Ник! И мы тебя просто в очередной раз одурачили. Просто водили за нос! Вы записываете? – обратился он к следователю Порфирию. – Прекрасно! Мне тебя искренне жаль, Ник! Единственная ценность в твоей жизни – это твоя жена, ты никогда не умел ценить прекрасное, Ник. Кстати, о черных пышных волосах… Представь стриженую Василису в парике. Добавь аккуратненькую родинку на правой щеке. Плюс контактные цветные линзы – вот вместо сереньких невинных глазок появятся черные глаза роковой женщины…
После его слов, как по заказу, Порфирий извлек из комода, стоявшего в углу Васиной комнаты, черный длинный парик.
Лядов громко расхохотался.
– А ты считал, что привидения существуют? Ты смешон, Ник! Ты поверил в призрака, как и несчастный швейцар! Но все гораздо проще, мой милый друг. Все гораздо проще! Я заявляю, что Василиса Воронова и была убийцей Стаса Борщевского, Анны Никитиной, швейцара Варфоломеева. Про Толмачевского ничего конкретного сказать не могу. Он и с Божьей помощью мог отправиться на тот свет. Да, Воронова организовала преступную деятельность «КОСА» вместе с Толмачевским. Именно они и придумали, как легче всего подтолкнуть к смерти несчастных клиентов. Тех, у кого были ценные вещи, которые они завещали в пользу основателей клуба. Стас познакомил меня с Вороновой, и они пытались меня использовать. В этом я признаюсь. Впрочем, косвенно они использовали и Анну: Воронова умело гримировалась под нее ради своей безопасности. Стас об этом ничего не знал. Но однажды… Он увидел, как Воронова вместе с Толмачевским беседовала с очередным смертником. Тогда он пытался разыскать меня, чтобы узнать все досконально. Найти меня он пытался в клубе, поскольку я раньше там бывал. Он становился опасным для нас, и Воронова убила его во время спектакля. Потом, использовав отца Стаса, который относился к ней с большой симпатией, она выскользнула на свободу и убила Анну, находившуюся в квартире по соседству, у Толмачевского. Я не знаю, каким образом она оказалась теперь на свободе, но опять же она застрелила швейцара, который мог ее опознать. Вот и вся незатейливая история, господа. Да, Ник, не забывай, что и ты ловко попался на ее удочку и боролся за нее до конца, чем и помогал этой роковой скромнице.
Я обхватил голову руками. Порфирий и Вано молчали.
– Ты мне сказал, Вано: «Будь мужественным». Я не хочу больше быть мужественным. Черт побери, не хочу!
Лядов криво усмехнулся.
– Позвольте, я подпишу свое заявление.
И, вытащив из нагрудного кармана своего безупречного пиджака ручку, он небрежно поставил размашистую подпись, словно давал очередной автограф.
За ним уже стояли двое крепких ребят с наручниками. Но, видимо, кошмары этой ночи еще не закончились. Все произошло стремительно быстро: небрежно забросив ручку в карман, он откуда-то вытащил маленькую бутылочку и в одно мгновение выпил ее содержимое.
Все бросились к Лядову, но было поздно. Яд подействовал мгновенно, и последние слова, которые он успел прошептать, были:
– Ты проиграл, Ник. Это все Вася. Ты проиграл…
Я не хотел видеть финал этого спектакля. Мне он порядком надоел. Ноги плохо слушались меня, и я, шатаясь, направился к выходу. У двери я, не выдержав, обернулся и встретился взглядом с Василисой. Она молча смотрела на меня, и ее взгляд ничего не говорил.
Уже слышались на улице сигналы «скорой помощи». Она, пожалуй, была нужнее мне, чем всей этой веселенькой компании. Но я безнадежно махнул рукой. Кто-то крепко сжал мой локоть – Вано. Я сумел освободиться от его цепкой хватки.
– Все напрасно, Вано. Весь мир – это ложь. И вообще – дрянь и грязь.
– Ты домой? – спросил меня мой товарищ.
– Домой? – Я удивленно на него посмотрел. Я даже успел забыть, что у меня действительно есть дом. И это слово неожиданно согрело меня. – Домой? Да, Вано. Я – домой. Ну, конечно, домой. Мне некуда больше идти. Некуда. И никуда я больше идти не хочу. Да и зачем? Если есть дом…
И я, кивнув на прощание, плотно прикрыл за собою дверь, так ни разу больше и не взглянув ни на мертвого Лядова, ни на умершую для меня Василису. Я хотел домой…
Мне казалось, за это время я постарел на целую жизнь. Я чувствовал тяжесть кругов под глазами. Чувствовал седину в темных волосах. Мне казалось, я даже стал ниже ростом. А может быть, я просто сгорбился от усталости. Я не хотел больше думать. Я устал от своих мыслей, которые в итоге загнали меня в тупик. Я устал от любви, которая оказалась преступной. Я устал от себя. От своей игры в лихого парня и страдающего мученика одновременно. И вновь понял, насколько я слаб. Я не хотел больше быть сильным. Природа или Бог изначально создали меня слабым человеком. Вечным мальчишкой. И я больше не хотел бороться с собой. Я хотел быть тем, кем был. Неудавшимся артистом. Неудачным влюбленным. Несостоявшимся героем. Моя сказка про счастье и вечную любовь, которую я сам придумал давным-давно, в далеком детстве, изрядно поистрепалась – я перестал в нее верить. И наконец окончательно повзрослел. А может быть, наоборот…
Я искренне обрадовался, когда моя жена Оксана открыла мне дверь, и бросился в ее объятия. Я уже не задавал себе вопроса, люблю ли ее. Я вновь был слабым мальчиком Ником, который нуждается в помощи, поддержке. Просто в близком человеке, любовь которого прошла все испытания и не угасла. Меня преданно любили. И я с благодарностью ответил на эту любовь.
– Оксанка, милая моя девочка! – Я нежно целовал ее волосы, лицо, все крепче прижимая к груди. – Милая моя Оксана, почему люди так глупы? Или это я глупее всех на свете? Оксана, скажи. Я гонялся за миражами, не замечая рядом настоящих людей. Я любил не тех и верил не тем. Почему, Оксана? Ну, почему? Ведь жизнь гораздо проще. И гораздо счастливее. Мне она все подарила, хотя я этого не заслуживал. И почему я отказывался от этих безвозмездных подарков? Ну, почему, Оксана?
Она улыбалась в ответ теплой улыбкой, она вновь была рядом. И мне вновь, как всегда, нужна была ее поддержка. Оксана, единственная, могла спасти меня от сумасшествия, которое я принимал за настоящую жизнь. Сегодня я не желал быть сумасшедшим. Я повзрослел. Я хотел только покоя. Я хотел ласковых прикосновений жены. Ее мягкого, успокаивающего голоса. Ее верности. И, наверно, ее любви.
– Что-то случилось, Ник… Не отвечай… Я знаю, что случилось… Господи, сколько у тебя седых волос. А сам – по-прежнему мальчишка. По-прежнему милый, славный мальчишка Ник. Ты ко мне вернулся… Вернулся!
Не знаю, был ли я так же счастлив в первые дни женитьбы. Так, как сегодня. Это парадокс, но жизнь пыталась возместить мое утраченное счастье. Заплатить за мои слезы и боль. И этот вечер, пожалуй, был самым замечательным из всех впустую растраченных вечеров.
Мой уютный дом. Маленький столик на кривых ножках, красиво сервированный ловкими руками моей жены. Настольная лампа, мягкий свет которой равномерно рассеивался по всей комнате, бросая на стену две тени. Они сидят настолько близко друг от друга, что, кажется, вот-вот сольются воедино. И ничто на свете их больше не разлучит. Две тени – это мы: я, славный, милый парень Ник, и моя любимая, преданная жена Оксана. Не умеющая лгать и притворяться. Не разменивающая свою жизнь на пустые фразы и бессмысленные поступки. Это снова мы. И это снова наш дом. И клянусь, что сделаю все, чтобы не нарушить больше покоя моего дома. И моей любимой жены.
– Прости меня, Оксана, – выдавил я, закончив свой грустный рассказ. – В последний раз – прости… Ты была, как всегда, права. Я судил о людях по первому впечатлению. И за это поплатился. Поплатился всем, чуть было не потеряв самое дорогое в жизни – тебя… Ты знаешь, Лядов, какой бы сволочью он ни оказался, впервые в жизни сказал правильные слова.
– Какие, Ник? – Она закрыла свои большие светлые глаза.
– Он сказал, что самым правильным поступком в моей бестолковой жизни была женитьба на тебе. И он прав, Оксанка. Он прав…
– Прав. Но не до конца. Потому что единственным верным поступком в моей правильной жизни был брак с тобой, Ник, – еле слышно ответила она.
И неожиданно изо всех сил обняла меня. Почти до боли. И я ответил ей тем же. Не знаю, откуда в эту ночь появилось столько нежности, пылкости, теплоты. Скорее всего, они были вызваны моим отчаянием, желанием забыться. Я хотел в эту ночь любить Оксану. И я ее любил. Мне хотелось спрятаться у нее на груди от всех сложностей. От поражений. И я спрятался. Я хотел больше всего на свете – покоя. И я его нашел. И я понял в эту осеннюю ночь любви, что истинное счастье – это смирение. И я смирился. Смирился с тем, что моя профессия – это кино. Смирился с тем, что люблю Оксану, потому что мне ее послало само небо, застраховав от всех жизненных неурядиц. Я смирился, что Вася – преступница и поэтому я не имею права ее любить. И само слово «любовь» в эту осеннюю ночь приобрело для меня совсем другое значение.
Я понял, что настоящая любовь – это смирение, что судьба каждому из нас выбрасывает его раскладку карт и каждый должен следовать правилам этой игры. Лядов не прав. Я не проиграл. Я выиграл, потому что нашел силы смириться.
Возможно, в глубине души я понимал, что где-то играю в любовь, страсть, покой, но, если такова моя судьба, я согласен играть по ее правилам. Я не хотел больше ошибок, бессмысленных поисков неосуществимой мечты. Я не хотел больше боли от поражений. Я хотел просто жить. Жить нормально. Если я до конца буду следовать правилам игры, которые изначально мне предложила судьба, я обязательно выиграю. Ты повзрослел, Ник. Ты очень повзрослел…
Я проснулся от шума дождя, барабанящего по карнизам. От шума ветра, бьющегося в мое окно.
Оксана уже ушла на работу. И я даже обрадовался своему одиночеству. Мне необходимо было все переварить, взвесить, чтобы обрести силы для новой жизни. За сегодняшнюю ночь я понял, что у меня достаточно сил, но я ощущал потребность в одиночестве. Нет, мне не хотелось думать о Васе. Мне не хотелось звонить Порфирию, чтобы выяснить подробности. Меня это уже не интересовало. Жизнь, в которой я метался, строил иллюзии, пытался найти какую-то не существующую правду, – та жизнь уже проходила в стороне от меня и мне была не нужна. Мне нужен был покой. И чуть-чуть одиночества, чтобы больше не думать о прошлом, чтобы всегда думать о будущем. А будущее у меня обязательно будет. Я брошу пить. Вернусь к актерской карьере. А вечерами буду спешить домой. И меня всегда будет встречать мой самый преданный друг – моя жена Оксана. И я буду крепко-крепко прижимать ее к своей груди. И актерская игра в итоге обязательно перерастет в правду жизни. Так случится…
Мне не хотелось оставаться в пустой квартире, наблюдая за окном суетящийся в дожде и ветре город. И я вспомнил, как когда-то Оксана сказала: «Если тебе будет трудно, Ник, поезжай в тот маленький мир, где жил твой бедный дядя. Там ты найдешь истинное одиночество. И там ты придешь к правильному решению».
У меня сегодня был именно такой трудный день. И я решил уехать туда…
Добравшись на электричке до нужной станции, я не пожалел, что сюда поехал. Осенью маленькие города особенно хороши. И, если бы я был поэтом, тут же сочинил бы поэму об осени, ее печали, ее красоте и ее совершенстве. А еще бы я, наверно, сочинил песнь о любви к своей жене Оксане. Я пытался вернуть свою любовь. Точнее, я учился любить заново. И мне это удавалось.
Я шел по не асфальтированной узенькой улочке, вдыхая запах спелых яблок и парного молока. Моросил дождь, ноги утопали в скользкой грязи. Несмотря на это, мне было удивительно легко и спокойно. Я учился любить заново. Я учился жить заново.
Я вспоминал свою Оксану. Нашу первую встречу, когда я отворил дверь ее чистого, уютного кабинета. И она возникла передо мной. Словно из другого мира. Мира, где царят гармония и покой. Милое, открытое лицо, не знающее косметики. Ясные голубые глаза. Мягкая, обезоруживающая улыбка. Она стояла передо мной в белом халате, держа в тонких, изящных руках белую чашку с чаем, от которого исходил ароматный густой пар. Я влюбился с первого взгляда. И я сам, собственными руками, собственными фантазиями разрушил эту любовь.
И вот теперь пытался ее возродить. Вернуть покой белых стен, спокойный ясный взгляд, мягкую улыбку. Оксана вновь, как и раньше, спасла меня. От бездны отчаяния, от края пропасти, с которого я готов был броситься в любую минуту. Нет, сегодня я – другой Ник. И мне совсем не нужен клуб самоубийц. Сегодня я оценил жизнь, понял ее простоту и гармонию. Простота и гармония – это смирение. Это полное избавление от нереальной мечты, от бессмысленных поисков счастья. Мне ничего уже не нужно искать. Мое счастье рядом со мной, и я должен во что бы то ни стало его удержать.
Иногда все же помимо моей воли в памяти возникал образ девушки по имени Василиса. Маленькое личико. Лукавые серые глазки. Озорная улыбка. Редкая порода серебристой лисички. Но я гнал от себя эти воспоминания. Я не хотел думать, что она преступница. Я решил оставить ее для себя, как персонаж пьесы, которую сам сочинил и в которой играл с ней в паре. Я не хотел омрачать свое прошлое. Я вообще не хотел прошлого. Я решил жить настоящим…
Вот и дом, где жил мой дядя. Человек, которого я совсем не знал. Знал, что он был неудавшимся писателем и прослыл чудаком. Но сегодня мне нужен был его дом. Дом, в котором я раз и навсегда распрощаюсь с детскими мечтами. С прошлым. Дом, в котором я раз и навсегда распрощаюсь с одиночеством.
Последний раз я видел этот дом в день похорон дяди. Казалось, с того времени он еще больше почернел, сгорбился, постарел. Казалось, он тяжело пережил смерть своего хозяина. Я отворил калитку – она неприятно скрипнула. Я поднимался по разваленному крыльцу и думал, до чего же бедно жил мой дядя. И мне стало его искренне жаль. Я представлял седого одинокого человека, сидящего у окна и сочиняющего какие-то строки, которых никто не прочтет. Но раскаяние мое слишком запоздало.
Дождь усилился. Я насквозь промок. Мне не терпелось забраться с ногами на старенький диван и, глядя в окно на барабанящие капли дождя, думать. Думать…
Я удивился, заметив, что дверь не заперта. Неужели мы с Оксаной забыли ее запереть? Впрочем, мы покидали дом настолько расстроенными, что это вполне возможно. Я широко распахнул дверь дома – мне в лицо ударил запах заброшенной деревенской хаты. И в тот же миг я почувствовал, что не один. Переступив порог единственной комнаты, я понял, что предчувствия не обманули.
И я ее увидел. Я никогда не верил в привидения, а сейчас пришлось поверить. Передо мной была Анна. Черные волнистые волосы. Широкополая серая шляпа. Темно-синий мужской костюм в серую узкую полоску. Она сидела ко мне спиной. И даже не обернулась на мои шаги. Господи, что происходит?! Я же собственными глазами видел ее мертвой! Там, в шикарной квартире Толмачевского, она лежала на полу в этом же костюме. И в ее больших черных глазах застыло удивление, словно она знала убийцу, но не поверила, что он может ее убить.
Господи, неужели я схожу с ума? И неужели это возможно? Анна, красивая женщина с неправильными чертами лица, сводившая с ума не одного мужчину, сегодня пытается свести с ума меня. Я изо всей силы сдавил пульсирующие виски. И еле слышно прошептал:
– Анна…
Она услышала. И медленно повернула голову. Да, это, несомненно, она. Ее ни с кем нельзя спутать. И тем более с Васей. Ярко накрашенные пухлые губы. Чуть длинноватый нос. Ночные глаза. Аккуратненькая родинка на правой щеке. Я ее узнал. Это Анна. Но я же еще не сумасшедший! Я собственными глазами видел ее мертвой. Я еще не сошел с ума, черт побери, и этому должно быть объяснение!
– Анна…
Она засмеялась металлическим, неестественным смехом. И я вздрогнул. Я не умел бороться с привидениями. И тем более не хотел из-за них умирать, потому что они – мираж, фантазия, бред. Черт побери, я не верю в призраки! Черт побери, этому должно быть объяснение!
– Этого не может быть!..
И вновь этот пугающий металлический смех.
– Ты прав, Ник. Этого не может быть…
Расслабляющий, мягкий голос. Но привидения не разговаривают! Анна медленно снимает свою широкополую серую шляпу. И встряхивает густыми иссиня-черными волосами. Спокойно достает из внутреннего кармана пиджака револьвер. Целится прямо мне в грудь. Привидения не стреляют! Нет, Ник, опомнись. Протри свои глаза! Перед тобой не призрак – перед тобой живой человек. Он гораздо опаснее любого мифического персонажа и сейчас запросто может тебя убить.
– Ты так глуп, Ник! Ты был глупцом. Всегда…
– Да, наверно. Зато я никогда не был сволочью.
И вновь этот неестественный смех. И эта живая женщина передо мной. И в комнате темно от черных туч, нависших над городком. И этот властный голос. Чей он? Кого он мне напоминает?
– Ха-ха-ха! И ты этим гордишься? Вот поэтому ты здесь. И совсем скоро прозвучит один маленький выстрел – и ты уже там, Ник… Далеко, далеко… Бесшумный выстрел. И тебя нет, Ник. И твоя девушка в тюрьме. Ее тоже скоро не будет… Именно потому, что ты глупец. Хотя я согласна – не сволочь. Зажги свет, Ник! Сегодня так пасмурно. И к тому же – туман. Зажги свет!
Властный, низкий, до боли знакомый голос и металлический смех.
Я нажал на выключатель. Господи, какая красивая женщина передо мной! И как она похожа на Анну! Черные пышные волосы, чувственные алые губы, родинка на правой щеке.
– Ну, здравствуй, Ник! – громом среди ясного неба прозвучал голос моей жены. Но этого не может быть!
– Здравствуй, Оксана.
– Меня еще называют Нютой. С детства. Ксюша, Нюша, Нюта…
– На что ты рассчитываешь, Оксана? На что? Даже если не будет меня, даже если ты меня сейчас убьешь…
– Ник, не будь смешным, мой милый, Ник. Ты не знаешь, кто перед тобой. Перед тобой самая богатая женщина в мире. Понимаешь! Самая богатая! И все миллиарды Рокфеллеров – мусор по сравнению с моим богатством!
Глаза Оксаны возбужденно блестели. Она облизала пересохшие губы. Господи, передо мной моя жена Оксана. Белые стены. Цветы на подоконнике. Белые жалюзи. Белая чашка с ароматным чаем в руках. Наш простенький дом. Ничего лишнего. Неприятие богатства и лжи. Простота, логика и ум. Естественность, мягкость, скромность. Моя жена Оксана. Женщина, которую я никогда не любил, но которую всегда боготворил. Возносил ее духовные качества до небес. Какой ты действительно глупец, Ник. Нет, передо мной сейчас сидела совсем другая женщина. Так похожая на Анну. И так не похожая. Ярко накрашенные губы, ресницы. Парик из черных волнистых волос. Цветные линзы, придающие большим глазам иссиня-черный блеск. Какая она красавица, моя жена Оксана. Она уловила мой внимательно-восхищенный взгляд. И поняла его. И захохотала, обнажив белые-белые зубы, не знающие дурных привычек. Она никогда не была привержена пагубным страстям.
– Я красива, не правда ли, Ник? Даже Анна не шла ни в какое сравнение со мной. От меня сходили с ума мужчины. Много мужчин! Ты бы тоже влюбился в такую женщину, не правда ли, Ник? Влюбился? – Она с вызовом смотрела на меня. И ждала честного ответа.
И я честно ответил:
– В такую – да.
– Я это знала, Ник. И именно поэтому никогда не позволяла быть такой с тобой. Никогда! Потому что любовь бы тебя спасла, а мне нужна была твоя смерть. Смерть – и больше ничего. Я прекрасно вычислила твой характер. Я сделала все, чтобы ты пришел в клуб самоубийц. Все, Ник! Скромность, чистота, непорочность. Доброта и верность. И всегда – ощущение комфорта и покоя. Ты ненавидел покой. И я сделала все, чтобы его для тебя создать. Я привела твою жизнь в состояние абсолютной гармонии, от которой тебе не раз хотелось удавиться, разве не так? Я все сделала, чтобы ты потерял работу, чтобы начал пить. Я же прекрасно знала тебя, Ник! Душевный покой – гибель для тебя. И ты чуть не погиб. Все шло по плану! Все!
– И в нужное время, в нужном месте появился мой институтский товарищ Лядов? Да, Оксана?
Неожиданно она погрустнела, и маленькая морщинка перерезала переносицу.
– Вова, Володя… – Ее взгляд вновь стал жесток и холоден. – Я никогда не прощу вам его смерти. Никогда! Это единственный мужчина в моей жизни, который чего-то стоил! И, даже умирая, он все сделал, чтобы спасти меня, а тебя погубить! Он думал в последние минуты своей жизни исключительно обо мне. Я ему так благодарна! Он по-настоящему меня любил… По-настоящему…
– А я-то, дурак, жалел его. Оказывается, он был счастливым любовником, а не безответным влюбленным, так, Оксана? Ты ведь тоже его любила по-настоящему?
– По-настоящему я любила только одно, Ник.
– Деньги? – усмехнулся я.
– Деньги… – Она вновь о чем-то задумалась. – Деньги – это всего лишь жалкие бумажки, Ник. И моя жизнь всегда была гораздо выше мыслей о них. Гораздо…
– И тем не менее на сегодняшний день ты самая богатая женщина во Вселенной. Не похоже, чтобы это тебя огорчало. Тебя даже можно занести в Книгу рекордов Гиннесса.
– Мне плевать на деньги! Слышишь, Ник! Если бы я думала только о них, я бы давно уже купалась в Атлантическом океане. И загорала под кокосовыми пальмами! Но тебе этого не понять! Ты глупец, Ник!
– Объясни же, Оксана. Может, я и глупец. Но не настолько, чтобы вообще не соображать.