Страница:
Ибо Господь говорит: аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю (Ис. 1, 18). Хотя бы говорит, нечистота греховная так глубоко въелась в естество души, что стала бы в ней неподвижною подобно природному цвету вещей, – и тогда я могу изменить ее в противоположное качество. Довольно сделать одно мановение, и всякой грех исчезнет [3, 145—6].
50) (Чем не отговариваются ленивые ходить в церковь?) Иные выставляют жаркое время. Удушливая, говорят, ныне атмосфера, жара нестерпимая, не можешь выносить тесноты и давки среди народа, когда потом так и обдает, жар, духота. Стыдно мне за них, поверьте. Ибо это – женские отговорки. Но и им нельзя этим достаточно извиниться, хотя их тела нежнее и природа слабее. Стыдно бы обличать такие извороты, но нужда належит. Ибо если они, выставляя такие предлоги, не краснеют, тем более нам не следует стыдиться вести речь против этого. Что же скажем выставляющим это? Хочу напомнить им трех отроков в пламени пещном. Огонь отвсюду обдавал их, опалял очи, вливался в уста, захватывал дыхание, а они не переставали от лица всей твари петь Богу священную оную хвалебную песнь, но, стоя среди пламени будто гуляя по лугу, всеусердно воссылали свое общему всех Владыке благохваление. После сих трех отроков приведу им на память ров со львами и Даниила среди их: и не только это, но попрошу их вспомнить и о другом рве и пророке – о рве тинном, в котором по самую выю погружен был Иеремия. Поднявшись из этих рвов, хочу я этих отговаривающихся давкою и жарою, ввесть в узилище и показать им Павла и Силу, привязанных к бревну, покрытых рубцами и язвинами, всем телом раскрасневшихся по причине множества ран, и несмотря на то в полунощи поющих песнь Богу и совершающих священное оное всенощное бдение. Как же теперь не будет ни с чем не сообразно, что, тогда как те святые, находясь в пещи, в огне, во рве, среди зверей, в тине, в узилище, в ранах, при бесчисленных болях и страданиях, ничего такого не выставляют в извинение, но с пламенным усердием проводят время в молитвах и в пении священных песней, мы ни мало ни много, не терпя ничего подобного сказанному, из-за небольшого жара и пота, даем себе дерзость не радеть о своем спасении, и оставя священное собрание, блуждать вне, вмешиваясь в растлевающие сборища, ничего здравого не имеющие? [2, 174—5].
51) Скажи ему (не ходящему в церковь): не стыдно ли тебе и не должно ли тебе краснеть пред Иудеями, которые с такою точностию соблюдают свою субботу и еще с навечерия ее оставляют всякую работу? Они как только заметят в пятницу, что солнце подходит к закату, тотчас пресекают все сделки и торговлю прекращают. И если кто, купив у них что-либо пред вечером, вечером принесет им цену купленного, они не согласятся принять ее и взять в руки сребро. Что я говорю о цене купленного? Хоть бы сокровище приходилось получить, они скорее согласятся потерять такое приобретение, чем нарушить закон. Итак Иудеи с такою строгостию соблюдают свой закон, и притом безвременно и так, что это соблюдение никакой уже не доставляет им пользы, но более вредит; а ты, ставший выше тени закона, сподобившийся узреть самое Солнце правды, принадлежащий уже к Царствию Небесному, не хочешь показать такую же ревность к спасительному, какую они показывают к безвременному не на добро себе, но, бывая призываем сюда на малую часть дня, даже и этого не имеешь терпения употребить на слушание божественных словес? Какое можешь ты улучить прощение, скажи мне? Какое можешь представить себе оправдание, благословное и уважительное? Нет, нельзя, никак нельзя улучить какое-либо прощение тому, кто столько нерадив и беспечен, хотя бы он неисчетные выставлял житейские нужды. К тому же не знаешь разве, что если ты, пришедши сюда, поклонишься Богу и пробудешь здесь всю службу, то дела, которые у тебя на руках, потекут благоуспешнее? Житейские у тебя есть заботы. Но для того и спеши сюда, чтобы, Божие стяжав благоволение ради молитвенного здесь пребывания, выйти отсюда с благонадежием на успех, чтобы Бога возыметь споспешником себе в борьбе с затруднениями, чтоб в силу вспомоществования вышнею десницею сделаться необоримым для демонов. Если сподобишься здесь отеческих (иереев) молитв, если причастишься силы общей (братии) молитвы, если послушаешь Словес Божественных, если привлечешь Божию помощь, если, такими огражденный оружиями, выйдешь отсюда, то сам диавол даже воззреть на тебя не возможет, а не только люди злые, у которых только и заботы, как бы кого искусить и оклеветать. Если же прямо из дома пойдешь на торжище, то будучи лишен всех таких оружий, явишься открытым для всех против тебя покушений [3, 176—7].
52) (Второй брак позволителен.) Запрещается только блуд и прелюбодеяние. Их будем бегать, как имеющие жен, так и не имеющие. Не будем постыждать жизнь свою, не будем жить жизнию, достойною посмеяния, не будем вводить в душу свою злой совести. Как тебе будет придти в церковь после обращения с блудницами? Как прострешь ты к небу руки, которыми обнимал блудницу? Как подвигнешь на призывание имени Божия язык и уста, коими целовал блудницу? Какими очами смотреть будешь на честнейших из друзей твоих? Ибо хоть бы никто не знал о грехе твоем, ты сам прежде всех других вынужден будешь стыдить себя и заставлять краснеть, и паче всех телом своим гнушаться. Если б не было так, то чего ради ты бежишь в баню после такого греха? Не потому ли, что почитаешь себя нечистейшим паче всякой нечистоты? Какого другого искать тебе доказательства, сколь нечисто сделанное тобою? Или какого ожидать тебе решения от Бога, когда сам ты, падший в грех, такое имеешь мнение о случившемся? Что таковые нечистыми себя почитают, хвалю и одобряю; но что не в надлежащее место идут они для очищения, за это осуждаю и порицаю. Если б тут телесная только была скверна, то право чаял бы ты отмыться от этих нечистот водами бани; но, душу осквернив и сделав нечистою, такое ищи и очищение, которое ее скверну в силах отмыть. Какая же баня для омытия такого греха? Горячие источники слез, стенания из глубины сердца исторгающиеся, сокрушение непрестанное, молитвы прилежные, милостыни, – и милостыни щедрые, раскаяние в сделанном, обет не покушаться более на такие дела. Так отмывается грех, так очищается душевная скверна: так что, если этого не сделаем, то, хотя бы мы обошли все источники вод, и малой части этого греха не отребим. Конечно, лучше совсем не покушаться на этот срамный грех. Но если уже кто поскользнулся на него как-нибудь, пусть спешит наложить на рану принятую показанные врачевства, полагая прежде всего обет не падать более в то же осквернение. Коли, согрешив, раскаемся, а потом опять на то же покусимся, то никакой не будет пользы от пройденного очищения. Омывшийся и опять падающий в кал тинный – что разоряющий, что построил, и строющий опять, чтоб опять разорить воссозданное, – никакой не получает пользы, всуе трудится и тяготит себя [3, 224].
53) Чего не можем мы исправить собственными своими усилиями, то довершить можем молитвами, – молитвами, разумею, непрестанными. Ибо молиться надобно непрестанно, и всем, и тому, кто в скорби, и тому, кто в радости, и тому, кто в бедах, и тому, кто в благополучии. Кто в радости и благополучии, тому надо молиться, чтоб такое состояние пребыло неподвижным и неизменным и никогда не пресекалось; а кто в скорби и бедах, – чтоб увидеть наконец благоприятное себе изменение своего положения и вкусить сладостного покоя от бед. Покойно тебе живется? Моли Бога, да пребудет нерушимым покой сей. Видишь, что поднимается гроза? Моли прилежно Бога пронести благополучно бурю и восстановить нарушенный покой. Услышан? Благодари за то, что услышан. Не услышан? Продолжай молиться, чтоб услышану быть. Бог нередко отсрочивает дарование по молитве не потому, чтоб гневался и отвращался, но для того, чтоб отдалением дарования долее удержать тебя при Себе, как делают и отцы чадолюбивые. Недостоин ты? Неотступностию моления сделаешь себя достойным. Приступила к Господу хананеянка и сильно взывала: помилуй мя, Господи, дщи моя зле беснуется (Мф. 15, 22). Кто она была? Чужая варварка, псу уподобленная. Но неотступностию моления сделалась достойною услышания, – и не только услышана, но и похвалена: о жено, велия вера твоя (ст. 28). В начале прошения Господь ничего ей не ответил; но когда она однажды, дважды и трижды приступала с молением, тогда лишь явил ей милость Свою: буди тебе, якоже хощеши, концом сим уверяя нас, что и вначале Он отлагал дарование, не имея намерения совсем отказать просящей, но желая показать терпение жены и нам дать урок в молитве терпеть (Кол. 4, 2). Нет ничего сильнее теплой и усердной молитвы [3, 319—20].
54) Когда молимся, тогда наипаче нападает на нас злобный к нам диавол. Видит он величайшую нам пользу от молитвы; почему всячески ухитряется сделать, чтоб мы воротились отсюда из церкви домой с пустыми руками. Знает он, добре знает, что если пришедшие в храм приступят к Богу с трезвенною молитвою, выскажут грехи свои и теплою сокрушатся о том душою, то отойдут отсюда, получив полное прощение: человеколюбив бо есть Бог. Почему предупреждает отвести их чем-либо от молитвы, чтоб они ничего и не получили. И это делает он, не насилуя, но мечтаниями приятными развлекая ум и чрез то наводя леность к молитве. Сами виноваты мы, что самоохотно отдаемся в его сети, сами себя потому лишаем благ молитвы, – и никакого не имеем в этом извинения. Усердная молитва есть свет ума и сердца, свет неугасаемый, непрестанный. Почему враг бесчисленные помыслы, как облака пыли, вливает в умы наши и даже такое, о чем мы никогда не думали, собирая, вливает в души наши во время молитвы. Как иногда порыв ветра, нападши на возжигаемый свет светильника, погашает его: так и диавол, увидев возжигаемыми в душе пламени молитвы, спешит навеять оттуда и отсюда бесчисленные заботливые помыслы и не прежде отстает от этого, как когда успеет погасить занявшийся свет. В таком случае будем поступать так, как поступают те, которые возжигают светильники. Те что делают? Заметив, что подступает сильное дуновение ветра, они загораживают пальцем отверстие светильника и таким образом не дают ветру доступа внутрь, потому что, ворвавшись внутрь, он тотчас погасит огонь. То же и в нас. Пока совне приражаются помыслы, мы можем еще противостоять им; когда же отворим двери сердца и примем внутрь врага, то не сможем уже нисколько противостоять им. Враг, погасив в нас всякую добрую память и помышление святое, делает из нас коптящий светильник: тогда в молитве лишь уста произносят слова пустые. Поэтому как те, возжигатели светильников, палец налагают на отверстие светильника, так и мы заградим дверь сердца трезвенным помыслом и тем пресечем злому духу вход туда, чтоб, вошедши, он не погасил там света молитвы [3, 358].
55) Молился Исаак об отъятии бесчадия Ревекки, жены своей, и услышал его Бог (Быт. 25, 21). Не подумай, что он, как только призвал Бога, так и услышан был. Нет, много времени прошло у него в молитве о том к Богу. Двадцать лет молился он об этом Богу. Сорок лет было ему, когда взял за себя Ревекку (ст. 20); а когда родились у него дети, было ему шестьдесят лет (ст. 26). Двадцать лет бесчадствовала Ревекка, и во все это время Исаак молился Богу. Итак, не стыдно ли нам, не следует ли нам закрывать лица свои, видя, как праведник двадцать лет терпит в молитве и не отступает, а мы после первой или второй молитвы часто соскучиваемся и дерзаем держать неудовольствие на неуслышание? И притом он великое имел к Богу дерзновение, и однако ж не роптал на отложение дарования, а терпеливо ожидал его; мы же бесчисленным множеством заваленные грехов, с лукавою живя совестью, не показав Господу никакого благоугождения, если, прежде чем изречем свое прошение, не бываем услышаны, теряем терпение, падаем духом и бросаем молитву. Оттого и отходим отсюда всегда с пустыми руками. Кто из нас двадцать лет молился Богу об одном чем-либо, или хоть двадцать каких-либо месяцев [3, 361—2]?
56) Недовольно для спасения нашего молиться, если при том не будем молиться по тем законам, которые положил для сего Христос. Какие же Он положил законы? Молиться за врагов, хотя бы они много нас опечалили. И если не будем этого исполнять, то погибли мы, как видно из того, что было с фарисеем. Ибо если этот, не против врагов молясь, а только потщеславившись, такое понес наказание, то какое наказание ожидает тех, которые многие и долгие творят молитвы против врагов! Что делаешь ты, человек? Стоишь, испрашивая прощения грехов, или гневом наполняешь душу свою? Когда надлежит нам быть кротчайшими всех, потому что беседуем к Господу всемилостивому, молимся Ему о грехах своих, просим себе милости, человеколюбия и прощения; тогда ли прилично свирепствовать, предаваться зверству и горечью исполнять уста свои? И как, скажи мне, можем мы с тобою улучить спасение, вид держа просителей, а слова произнося гордостные и преогорчевая тем своего Владыку? Вошел ты, чтоб уврачевать собственные свои раны: это время умилостивления, время умоления и стенаний, а не гнева, – слез, а не раздражения, – сокрушения, а не негодования. Зачем возмущаешь порядок вещей? Зачем сам против себя воюешь? Зачем разоряешь собственное построение? Молящемуся прежде всего другого надлежит быть мирну душою, иметь ум, смиренно настроенный, и сердце сокрушенное; а против врагов вопиющий никак не может ничего такого исполнить, потому что он полон гнева и не способен иметь кроткие чувства [3, 366].
57) Когда увидишь, что породились какие-либо затруднения или в супружестве, или в положении прочих житейских вещей, призывай Бога на помощь. Это есть самый лучший способ разрешения встречающихся затруднений. Оружие молитвы есть самое сильное. Это я часто говорил, и ныне говорю, и не перестану говорить. Хоть ты – грешник, – смотри на мытаря, который не получил отказа, но столько грехов своих очистил. Хочешь ли знать, какова сила молитвы? Не сильно у Бога столько дружество, сколько молитва. И это не мое слово: не посмел бы я от своего ума произнесть такое положение. Послушай из Писаний, как дружба не сделала того, что сделала молитва. Кто от вас, говорит Господь, имать друга и идет к нему в полунощи, и речет ему: друже, даждь ми взаим три хлебы, понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему: и той извнутрь отвещав речет: не твори ми труды: уже двери затворени суть, и дети моя со мною на ложи суть: и не могу востав, дати тебе. Глаголю вам: аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочество его, востав даст ему елика требует (Лк. 11, 5—8). Видишь как, чего не сильна была сделать дружба, то сделала неотступность (моления)? Поелику проситель был друг, то, чтоб ты не подумал, что по этой причине имела успех просьба, Господь сказал: аще и не даст ему, зане друг ему есть, но за безочество его даст ему. Если и не сделает, говорит, этого дружба, но неотступность сделает то, для чего не сильна была дружба. Но где же было так на деле? На мытаре. Мытарь не был друг Богу, но сделался другом. Так и ты, хотя бы враг был, неотступностью сделаешься другом. Посмотри и на Сирофиникиссу, и послушай, что говорит ей Господь: несть добро отъяти хлеба чадом, и поврещи псом (Мф. 15, 26). Как же Он сделал это, если оно нехорошо? Неотступностью жена достигла сего блага, да уразумеешь, что чего мы недостойны, того достойными делаемся посредством неотступного моления [3, 370].
58) Не говори: грешен я, не имею дерзновения, не смею молиться. Тот и имеет дерзновение, кто думает, что не имеет дерзновения; как наоборот, кто думает, что имеет дерзновение, отнимает силу у дерзновения, как фарисей. Кто почитает себя отверженным и бездерзновенным, тот паче будет услышан, как мытарь. Смотри, сколько на это имеешь примеров, – Сирофиникиссу, мытаря, разбойника на кресте, друга в притче, три хлеба просившего и получившего их не по дружбе, а по неотступности прошения. Всякий из этих, если б сказал: грешен я, постыжден и потому не могу приступить с прошением, ничего бы и не получил. Но как каждый из них не на множество взирал грехов своих, но на богатство человеколюбия Божия, то воздерзновенствовал и восприял смелость, и будучи грешником, стал просить того, что выше его достоинства, и получил, чего желал. Воспоминая все сие, будем молиться непрестанно, с трезвением, дерзновением, с благими надеждами, со многим усердием. Будем молиться и за врагов и за друзей, и конечно получим все благопотребное. Человеколюбив бо есть Даятель, – и не столько мы желаем получать, сколько Он желает давать [3, 370—1].
59) Хотя и вне церкви находишься, взывай и говори: помилуй мя! не губами только шевеля, но из сердца вопия. Ибо Бог слышит и молча вопиющих к Нему. Не место требуется, но благонастроенное сердце. Иеремия во рве тинном был и Бога имел с собою; Даниил в яме со львами сидел, и Божиим покрываем был благоволением: три отрока, в пещь огненную вверженные, хвалебными песнями Бога преклонили на милость; разбойник распят был, но крест не помешал ему рай отверсть; Иов сидел на гноищи, и Бога милостивым к себе соделал; Иона во чреве китове был, и Бог услышал его. Хоть в бане будешь молись, хоть в пути, хоть на одре, – и где бы ты ни был, молись. Ты сам – храм Божий, не ищи другого места для молитвы: нужно только молитвенное настроение ума и сердца. Море было впереди, позади Египтяне, посреди Моисей. Для молитвы крайнее стеснение, и однако же молитва была пространнейшая. Позади гнались Египтяне, впереди стояло море, посреде – молитва. Моисей ничего не говорил, но Бог сказал ему: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)? Уста не говорили, но сердце вопияло. И ты, возлюбленный, всегда и везде так прибегай к Богу! Бог – не человек, чтоб идти к Нему в известное место. Он всегда и везде близ есть. Если желаешь о чем-либо просить человека, спрашиваешь, что он делает, занят чем или отдыхает. Идя к Богу, ничего такого разведывать не нужно. Где ни приступишь к Нему и ни призовешь Его, слышит. Скажи: помилуй мя, – и Бог уже близ есть. Еще глаголющу ти, говорит Он сам, реку: се Аз (Ис. 58, 9). О глас, преисполненный человеколюбия? Не ожидает и окончания молитвы: не успеешь кончить молитвы, как уже получишь дарование [3, 458—9].
60) Когда скажу кому: молись, проси Бога, умоляй Его, – отвечает иной: просил единожды, дважды, три, десять, двадцать раз, – и все не получаю просимого. Не отступай, брате, пока не получишь. Концом моления да будет получение просимого. Тогда перестань, когда получишь; или лучше и тогда не переставай, но все продолжай молиться. Пока не получишь, молись, чтоб получить; а когда получишь, молись благодаря, что получил [3, 458].
61) Многие входят в церковь, прочитывают тысячи стихов и выходят, но не помнят, что читали. Уста двигались, а слух не слыхал. Сам ты не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы Бог слышал твою молитву? Я преклонил, говоришь, колена; но ум твой блуждал вне. Тело твое было внутрь церкви, а мысль вне ее. Уста говорили молитву, а ум считал барыши, обдумывал сделки и обмен товаров, обозревал поля и прочие имения и вел беседы с друзьями. Злый диавол, зная, сколь полезна для нас молитва, наипаче нападает помыслами во время ее. Часто праздно лежим мы на одре и никаких не имеем помыслов. Но пришли помолиться, – и помыслы бесчисленны. Это враг хлопочет, чтоб мы отошли от молитвы ни с чем [3, 458].
62) Видишь, возлюбленне, что все в Божественном Писании написанное, не для другого чего предано памяти, как для пользы нашей и спасенья рода человеческого. Поучаяся в нем, всякой из нас находит и налагает на раны свои соответствующие врачевства. Для того всякому открыт доступ до него, и всякому желающему удобно найти требуемое для томящей его болезни врачевство, воспользоваться им и получить наискорейшее оздравление; только пусть не отвергает предлагаемого врачевства, а с охотною покорностию примет его. Ибо нет ни одной, из схватывающих человеческое естество болезней, – ни душевной, ни телесной, – для которой не нашлось бы здесь врачевства. И вот смотри! Входит кто сюда, печалию томимый и житейскими обстоятельствами теснимый и оттого одолеваемый малодушием; но вошедши сюда и тотчас услышав слова пророка: вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, – спасение лица моего и Бог мой (Пс. 41, 6, 4), – достаточное приемлет утешение и отходит отрясши всякое малодушие. Иной, крайнею бедностию томимый, скорбит и мучится, особенно видя, как к другим течет богатство, и они надымаются и с такою выступают пышностию. Но слышит он слова пророка: возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает (Пс. 54, 23). И еще: не бойся, егдаразбогатеет человек, или егда умножится слава дому его: яко егда умрети ему, не возмет вся (Пс. 48, 17, 18), – и воодушевляется терпеть благодушно долю свою. Иной опять скорбит, подвергшись наветам и клевете, и жизнь вменяет не в жизнь, нигде не находя человеческой помощи. Но и этот от того же пророка получает урок, – в подобных обстоятельствах не к человеческой прибегать обороне, но поступать, как он говорит о себе: оболгаху мя, аз же моляхся (Пс. 108, 4). Видишь, где ищет он содействия и помощи? Другие, говорит, сплетают козни, клеветы и наветы; я же прибегаю к стене необоримой, к якорю надежному, к пристани неволненной, – к молитве, которою все трудности делаются для меня легкими и удобоодолимыми. Иной еще, будучи отвергнут и презрен прежде ему помогавшими и оставлен друзьями, смущается и мятется помыслами. Но и он, если захочет прийти сюда, услышит потребные ему слова блаженного сего пророка: друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа: и нуждахуся ищущи душу мою, и ищущи злая мне глаголаху суетная, и льстивым (ковам) весь день поучахуся (Пс. 37, 12, 13). Видишь, как те до самой смерти сплетали наветы и непрестанную вели войну? Ибо весь день означает – всю жизнь. Что же делал он, когда те так наветовали на него и такие строили ему ковы? Аз же, говорит, яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих: и бых яко человек не слышай и не отверзаяй уст своих (ст. 14, 15). Видишь преизбыточество любомудрия, как он, противоположных держась путей, одерживал верх? Те ковы сплетали, а он и уши затыкал, чтоб даже не слышать о том. Те все время изощряли язык и поучались суетностям и козням, а он молчанием обезоруживал их манию (злые замыслы). Почему же он так поступал, и, когда строили против него ковы, он держал себя, будто глухой и немой, не имеющий ни слуха, ни языка? Послушай, что сам он говорит о причине такого любомудрия. Яко на Тя, Господи, уповах (ст. 16). Поелику, говорит, я на Тебя возложил все упование мое, то никакой уже у меня заботы нет о том, что те делают. Ибо единое Твое мановение довольно к тому, чтобы рассеять и сделать бесплодными все их наветы и ковы, и ничему из заготовленного ими не дать перейти в дело. Видите, как во всякой нужде, беде и скорби, можно здесь получить пригодное врачевание и отойти отсюда отрясши всякую житейскую печаль. Посему я и умоляю вас: почаще сюда приходить и тщательно внимать тому, что читается здесь, из Божественных Писаний, и не только здесь внимать Писаниям, но и дома брать в руки Священные Книги и усердно усвоять себе прочитываемое. Ибо великая отсюда произойдет польза [4, 261—2].
63) С постом надобно соединять молитву. А что воистину так должно, слушай, что говорит Христос: сей род ничимже изыдет, токмо молитвою и постом (Мф. 17, 20). И об апостолах пишется, что, по утверждении в вере душ учеников в Дервии, Листре и Ликаонии, они помолившеся с постом, предаша их Господеви (Деян. 14, 2, 3). Опять и апостол говорит: нелишайте себе друг друга, точно по согласию до времене, да пребываете в посте и молитве (1 Кор. 7, 5). Видишь, как пост имеет нужду в содействии с этой стороны? – И молятся тогда более трезвенно, так как ум тогда бывает быстродвижнее, не будучи тяготим злою ношею страстей [4, 279].
64) Молитва есть великое оружие, великое ограждение, великое сокровище, великое пристанище, безопасное убежище: только если трезвенно приступаем к Владыке и, отвсюду собрав ум свой, в таком настроении вход пред Него совершаем, никак не допуская врагу нашего спасения прокрасться к нам. Ибо он, зная, что в это время мы, исповедав грехи свои и показав Врачу раны свои, можем получить совершенное уврачевание, сильнее на нас нападает и всякие употребляет хитрости, чтоб отбить нас от молитвы и ввергнуть в нерадение и рассеянность. Почему будем трезвиться, умоляю вас, и, зная козни врага, в это наипаче время стараться отражать его, как бы видя его присущим и пред очами нашими стоящим, и, отрывая всякий помысл, возмущающий ум наш, всецело простираться горе, делая моление наше настоящею молитвою, чтоб не только язык произносил слова молитвы, но и ум сшествовал глаголемому. Если же язык будет произносить слова, а ум вне будет влаяться, то домашние пересматривая вещи, то торжищные воображая дела, то никакой не будет нам пользы, а паче осуждение. Св. Павел внушает нам молиться на всяко время духом (Еф. 6, 18), – не языком только, но и в самой душе, – духом. Духовны да будут наши моления, да трезвенствует при сем помысл и ум да простирается вместе с словами [4, 280].
50) (Чем не отговариваются ленивые ходить в церковь?) Иные выставляют жаркое время. Удушливая, говорят, ныне атмосфера, жара нестерпимая, не можешь выносить тесноты и давки среди народа, когда потом так и обдает, жар, духота. Стыдно мне за них, поверьте. Ибо это – женские отговорки. Но и им нельзя этим достаточно извиниться, хотя их тела нежнее и природа слабее. Стыдно бы обличать такие извороты, но нужда належит. Ибо если они, выставляя такие предлоги, не краснеют, тем более нам не следует стыдиться вести речь против этого. Что же скажем выставляющим это? Хочу напомнить им трех отроков в пламени пещном. Огонь отвсюду обдавал их, опалял очи, вливался в уста, захватывал дыхание, а они не переставали от лица всей твари петь Богу священную оную хвалебную песнь, но, стоя среди пламени будто гуляя по лугу, всеусердно воссылали свое общему всех Владыке благохваление. После сих трех отроков приведу им на память ров со львами и Даниила среди их: и не только это, но попрошу их вспомнить и о другом рве и пророке – о рве тинном, в котором по самую выю погружен был Иеремия. Поднявшись из этих рвов, хочу я этих отговаривающихся давкою и жарою, ввесть в узилище и показать им Павла и Силу, привязанных к бревну, покрытых рубцами и язвинами, всем телом раскрасневшихся по причине множества ран, и несмотря на то в полунощи поющих песнь Богу и совершающих священное оное всенощное бдение. Как же теперь не будет ни с чем не сообразно, что, тогда как те святые, находясь в пещи, в огне, во рве, среди зверей, в тине, в узилище, в ранах, при бесчисленных болях и страданиях, ничего такого не выставляют в извинение, но с пламенным усердием проводят время в молитвах и в пении священных песней, мы ни мало ни много, не терпя ничего подобного сказанному, из-за небольшого жара и пота, даем себе дерзость не радеть о своем спасении, и оставя священное собрание, блуждать вне, вмешиваясь в растлевающие сборища, ничего здравого не имеющие? [2, 174—5].
51) Скажи ему (не ходящему в церковь): не стыдно ли тебе и не должно ли тебе краснеть пред Иудеями, которые с такою точностию соблюдают свою субботу и еще с навечерия ее оставляют всякую работу? Они как только заметят в пятницу, что солнце подходит к закату, тотчас пресекают все сделки и торговлю прекращают. И если кто, купив у них что-либо пред вечером, вечером принесет им цену купленного, они не согласятся принять ее и взять в руки сребро. Что я говорю о цене купленного? Хоть бы сокровище приходилось получить, они скорее согласятся потерять такое приобретение, чем нарушить закон. Итак Иудеи с такою строгостию соблюдают свой закон, и притом безвременно и так, что это соблюдение никакой уже не доставляет им пользы, но более вредит; а ты, ставший выше тени закона, сподобившийся узреть самое Солнце правды, принадлежащий уже к Царствию Небесному, не хочешь показать такую же ревность к спасительному, какую они показывают к безвременному не на добро себе, но, бывая призываем сюда на малую часть дня, даже и этого не имеешь терпения употребить на слушание божественных словес? Какое можешь ты улучить прощение, скажи мне? Какое можешь представить себе оправдание, благословное и уважительное? Нет, нельзя, никак нельзя улучить какое-либо прощение тому, кто столько нерадив и беспечен, хотя бы он неисчетные выставлял житейские нужды. К тому же не знаешь разве, что если ты, пришедши сюда, поклонишься Богу и пробудешь здесь всю службу, то дела, которые у тебя на руках, потекут благоуспешнее? Житейские у тебя есть заботы. Но для того и спеши сюда, чтобы, Божие стяжав благоволение ради молитвенного здесь пребывания, выйти отсюда с благонадежием на успех, чтобы Бога возыметь споспешником себе в борьбе с затруднениями, чтоб в силу вспомоществования вышнею десницею сделаться необоримым для демонов. Если сподобишься здесь отеческих (иереев) молитв, если причастишься силы общей (братии) молитвы, если послушаешь Словес Божественных, если привлечешь Божию помощь, если, такими огражденный оружиями, выйдешь отсюда, то сам диавол даже воззреть на тебя не возможет, а не только люди злые, у которых только и заботы, как бы кого искусить и оклеветать. Если же прямо из дома пойдешь на торжище, то будучи лишен всех таких оружий, явишься открытым для всех против тебя покушений [3, 176—7].
52) (Второй брак позволителен.) Запрещается только блуд и прелюбодеяние. Их будем бегать, как имеющие жен, так и не имеющие. Не будем постыждать жизнь свою, не будем жить жизнию, достойною посмеяния, не будем вводить в душу свою злой совести. Как тебе будет придти в церковь после обращения с блудницами? Как прострешь ты к небу руки, которыми обнимал блудницу? Как подвигнешь на призывание имени Божия язык и уста, коими целовал блудницу? Какими очами смотреть будешь на честнейших из друзей твоих? Ибо хоть бы никто не знал о грехе твоем, ты сам прежде всех других вынужден будешь стыдить себя и заставлять краснеть, и паче всех телом своим гнушаться. Если б не было так, то чего ради ты бежишь в баню после такого греха? Не потому ли, что почитаешь себя нечистейшим паче всякой нечистоты? Какого другого искать тебе доказательства, сколь нечисто сделанное тобою? Или какого ожидать тебе решения от Бога, когда сам ты, падший в грех, такое имеешь мнение о случившемся? Что таковые нечистыми себя почитают, хвалю и одобряю; но что не в надлежащее место идут они для очищения, за это осуждаю и порицаю. Если б тут телесная только была скверна, то право чаял бы ты отмыться от этих нечистот водами бани; но, душу осквернив и сделав нечистою, такое ищи и очищение, которое ее скверну в силах отмыть. Какая же баня для омытия такого греха? Горячие источники слез, стенания из глубины сердца исторгающиеся, сокрушение непрестанное, молитвы прилежные, милостыни, – и милостыни щедрые, раскаяние в сделанном, обет не покушаться более на такие дела. Так отмывается грех, так очищается душевная скверна: так что, если этого не сделаем, то, хотя бы мы обошли все источники вод, и малой части этого греха не отребим. Конечно, лучше совсем не покушаться на этот срамный грех. Но если уже кто поскользнулся на него как-нибудь, пусть спешит наложить на рану принятую показанные врачевства, полагая прежде всего обет не падать более в то же осквернение. Коли, согрешив, раскаемся, а потом опять на то же покусимся, то никакой не будет пользы от пройденного очищения. Омывшийся и опять падающий в кал тинный – что разоряющий, что построил, и строющий опять, чтоб опять разорить воссозданное, – никакой не получает пользы, всуе трудится и тяготит себя [3, 224].
53) Чего не можем мы исправить собственными своими усилиями, то довершить можем молитвами, – молитвами, разумею, непрестанными. Ибо молиться надобно непрестанно, и всем, и тому, кто в скорби, и тому, кто в радости, и тому, кто в бедах, и тому, кто в благополучии. Кто в радости и благополучии, тому надо молиться, чтоб такое состояние пребыло неподвижным и неизменным и никогда не пресекалось; а кто в скорби и бедах, – чтоб увидеть наконец благоприятное себе изменение своего положения и вкусить сладостного покоя от бед. Покойно тебе живется? Моли Бога, да пребудет нерушимым покой сей. Видишь, что поднимается гроза? Моли прилежно Бога пронести благополучно бурю и восстановить нарушенный покой. Услышан? Благодари за то, что услышан. Не услышан? Продолжай молиться, чтоб услышану быть. Бог нередко отсрочивает дарование по молитве не потому, чтоб гневался и отвращался, но для того, чтоб отдалением дарования долее удержать тебя при Себе, как делают и отцы чадолюбивые. Недостоин ты? Неотступностию моления сделаешь себя достойным. Приступила к Господу хананеянка и сильно взывала: помилуй мя, Господи, дщи моя зле беснуется (Мф. 15, 22). Кто она была? Чужая варварка, псу уподобленная. Но неотступностию моления сделалась достойною услышания, – и не только услышана, но и похвалена: о жено, велия вера твоя (ст. 28). В начале прошения Господь ничего ей не ответил; но когда она однажды, дважды и трижды приступала с молением, тогда лишь явил ей милость Свою: буди тебе, якоже хощеши, концом сим уверяя нас, что и вначале Он отлагал дарование, не имея намерения совсем отказать просящей, но желая показать терпение жены и нам дать урок в молитве терпеть (Кол. 4, 2). Нет ничего сильнее теплой и усердной молитвы [3, 319—20].
54) Когда молимся, тогда наипаче нападает на нас злобный к нам диавол. Видит он величайшую нам пользу от молитвы; почему всячески ухитряется сделать, чтоб мы воротились отсюда из церкви домой с пустыми руками. Знает он, добре знает, что если пришедшие в храм приступят к Богу с трезвенною молитвою, выскажут грехи свои и теплою сокрушатся о том душою, то отойдут отсюда, получив полное прощение: человеколюбив бо есть Бог. Почему предупреждает отвести их чем-либо от молитвы, чтоб они ничего и не получили. И это делает он, не насилуя, но мечтаниями приятными развлекая ум и чрез то наводя леность к молитве. Сами виноваты мы, что самоохотно отдаемся в его сети, сами себя потому лишаем благ молитвы, – и никакого не имеем в этом извинения. Усердная молитва есть свет ума и сердца, свет неугасаемый, непрестанный. Почему враг бесчисленные помыслы, как облака пыли, вливает в умы наши и даже такое, о чем мы никогда не думали, собирая, вливает в души наши во время молитвы. Как иногда порыв ветра, нападши на возжигаемый свет светильника, погашает его: так и диавол, увидев возжигаемыми в душе пламени молитвы, спешит навеять оттуда и отсюда бесчисленные заботливые помыслы и не прежде отстает от этого, как когда успеет погасить занявшийся свет. В таком случае будем поступать так, как поступают те, которые возжигают светильники. Те что делают? Заметив, что подступает сильное дуновение ветра, они загораживают пальцем отверстие светильника и таким образом не дают ветру доступа внутрь, потому что, ворвавшись внутрь, он тотчас погасит огонь. То же и в нас. Пока совне приражаются помыслы, мы можем еще противостоять им; когда же отворим двери сердца и примем внутрь врага, то не сможем уже нисколько противостоять им. Враг, погасив в нас всякую добрую память и помышление святое, делает из нас коптящий светильник: тогда в молитве лишь уста произносят слова пустые. Поэтому как те, возжигатели светильников, палец налагают на отверстие светильника, так и мы заградим дверь сердца трезвенным помыслом и тем пресечем злому духу вход туда, чтоб, вошедши, он не погасил там света молитвы [3, 358].
55) Молился Исаак об отъятии бесчадия Ревекки, жены своей, и услышал его Бог (Быт. 25, 21). Не подумай, что он, как только призвал Бога, так и услышан был. Нет, много времени прошло у него в молитве о том к Богу. Двадцать лет молился он об этом Богу. Сорок лет было ему, когда взял за себя Ревекку (ст. 20); а когда родились у него дети, было ему шестьдесят лет (ст. 26). Двадцать лет бесчадствовала Ревекка, и во все это время Исаак молился Богу. Итак, не стыдно ли нам, не следует ли нам закрывать лица свои, видя, как праведник двадцать лет терпит в молитве и не отступает, а мы после первой или второй молитвы часто соскучиваемся и дерзаем держать неудовольствие на неуслышание? И притом он великое имел к Богу дерзновение, и однако ж не роптал на отложение дарования, а терпеливо ожидал его; мы же бесчисленным множеством заваленные грехов, с лукавою живя совестью, не показав Господу никакого благоугождения, если, прежде чем изречем свое прошение, не бываем услышаны, теряем терпение, падаем духом и бросаем молитву. Оттого и отходим отсюда всегда с пустыми руками. Кто из нас двадцать лет молился Богу об одном чем-либо, или хоть двадцать каких-либо месяцев [3, 361—2]?
56) Недовольно для спасения нашего молиться, если при том не будем молиться по тем законам, которые положил для сего Христос. Какие же Он положил законы? Молиться за врагов, хотя бы они много нас опечалили. И если не будем этого исполнять, то погибли мы, как видно из того, что было с фарисеем. Ибо если этот, не против врагов молясь, а только потщеславившись, такое понес наказание, то какое наказание ожидает тех, которые многие и долгие творят молитвы против врагов! Что делаешь ты, человек? Стоишь, испрашивая прощения грехов, или гневом наполняешь душу свою? Когда надлежит нам быть кротчайшими всех, потому что беседуем к Господу всемилостивому, молимся Ему о грехах своих, просим себе милости, человеколюбия и прощения; тогда ли прилично свирепствовать, предаваться зверству и горечью исполнять уста свои? И как, скажи мне, можем мы с тобою улучить спасение, вид держа просителей, а слова произнося гордостные и преогорчевая тем своего Владыку? Вошел ты, чтоб уврачевать собственные свои раны: это время умилостивления, время умоления и стенаний, а не гнева, – слез, а не раздражения, – сокрушения, а не негодования. Зачем возмущаешь порядок вещей? Зачем сам против себя воюешь? Зачем разоряешь собственное построение? Молящемуся прежде всего другого надлежит быть мирну душою, иметь ум, смиренно настроенный, и сердце сокрушенное; а против врагов вопиющий никак не может ничего такого исполнить, потому что он полон гнева и не способен иметь кроткие чувства [3, 366].
57) Когда увидишь, что породились какие-либо затруднения или в супружестве, или в положении прочих житейских вещей, призывай Бога на помощь. Это есть самый лучший способ разрешения встречающихся затруднений. Оружие молитвы есть самое сильное. Это я часто говорил, и ныне говорю, и не перестану говорить. Хоть ты – грешник, – смотри на мытаря, который не получил отказа, но столько грехов своих очистил. Хочешь ли знать, какова сила молитвы? Не сильно у Бога столько дружество, сколько молитва. И это не мое слово: не посмел бы я от своего ума произнесть такое положение. Послушай из Писаний, как дружба не сделала того, что сделала молитва. Кто от вас, говорит Господь, имать друга и идет к нему в полунощи, и речет ему: друже, даждь ми взаим три хлебы, понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему: и той извнутрь отвещав речет: не твори ми труды: уже двери затворени суть, и дети моя со мною на ложи суть: и не могу востав, дати тебе. Глаголю вам: аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочество его, востав даст ему елика требует (Лк. 11, 5—8). Видишь как, чего не сильна была сделать дружба, то сделала неотступность (моления)? Поелику проситель был друг, то, чтоб ты не подумал, что по этой причине имела успех просьба, Господь сказал: аще и не даст ему, зане друг ему есть, но за безочество его даст ему. Если и не сделает, говорит, этого дружба, но неотступность сделает то, для чего не сильна была дружба. Но где же было так на деле? На мытаре. Мытарь не был друг Богу, но сделался другом. Так и ты, хотя бы враг был, неотступностью сделаешься другом. Посмотри и на Сирофиникиссу, и послушай, что говорит ей Господь: несть добро отъяти хлеба чадом, и поврещи псом (Мф. 15, 26). Как же Он сделал это, если оно нехорошо? Неотступностью жена достигла сего блага, да уразумеешь, что чего мы недостойны, того достойными делаемся посредством неотступного моления [3, 370].
58) Не говори: грешен я, не имею дерзновения, не смею молиться. Тот и имеет дерзновение, кто думает, что не имеет дерзновения; как наоборот, кто думает, что имеет дерзновение, отнимает силу у дерзновения, как фарисей. Кто почитает себя отверженным и бездерзновенным, тот паче будет услышан, как мытарь. Смотри, сколько на это имеешь примеров, – Сирофиникиссу, мытаря, разбойника на кресте, друга в притче, три хлеба просившего и получившего их не по дружбе, а по неотступности прошения. Всякий из этих, если б сказал: грешен я, постыжден и потому не могу приступить с прошением, ничего бы и не получил. Но как каждый из них не на множество взирал грехов своих, но на богатство человеколюбия Божия, то воздерзновенствовал и восприял смелость, и будучи грешником, стал просить того, что выше его достоинства, и получил, чего желал. Воспоминая все сие, будем молиться непрестанно, с трезвением, дерзновением, с благими надеждами, со многим усердием. Будем молиться и за врагов и за друзей, и конечно получим все благопотребное. Человеколюбив бо есть Даятель, – и не столько мы желаем получать, сколько Он желает давать [3, 370—1].
59) Хотя и вне церкви находишься, взывай и говори: помилуй мя! не губами только шевеля, но из сердца вопия. Ибо Бог слышит и молча вопиющих к Нему. Не место требуется, но благонастроенное сердце. Иеремия во рве тинном был и Бога имел с собою; Даниил в яме со львами сидел, и Божиим покрываем был благоволением: три отрока, в пещь огненную вверженные, хвалебными песнями Бога преклонили на милость; разбойник распят был, но крест не помешал ему рай отверсть; Иов сидел на гноищи, и Бога милостивым к себе соделал; Иона во чреве китове был, и Бог услышал его. Хоть в бане будешь молись, хоть в пути, хоть на одре, – и где бы ты ни был, молись. Ты сам – храм Божий, не ищи другого места для молитвы: нужно только молитвенное настроение ума и сердца. Море было впереди, позади Египтяне, посреди Моисей. Для молитвы крайнее стеснение, и однако же молитва была пространнейшая. Позади гнались Египтяне, впереди стояло море, посреде – молитва. Моисей ничего не говорил, но Бог сказал ему: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)? Уста не говорили, но сердце вопияло. И ты, возлюбленный, всегда и везде так прибегай к Богу! Бог – не человек, чтоб идти к Нему в известное место. Он всегда и везде близ есть. Если желаешь о чем-либо просить человека, спрашиваешь, что он делает, занят чем или отдыхает. Идя к Богу, ничего такого разведывать не нужно. Где ни приступишь к Нему и ни призовешь Его, слышит. Скажи: помилуй мя, – и Бог уже близ есть. Еще глаголющу ти, говорит Он сам, реку: се Аз (Ис. 58, 9). О глас, преисполненный человеколюбия? Не ожидает и окончания молитвы: не успеешь кончить молитвы, как уже получишь дарование [3, 458—9].
60) Когда скажу кому: молись, проси Бога, умоляй Его, – отвечает иной: просил единожды, дважды, три, десять, двадцать раз, – и все не получаю просимого. Не отступай, брате, пока не получишь. Концом моления да будет получение просимого. Тогда перестань, когда получишь; или лучше и тогда не переставай, но все продолжай молиться. Пока не получишь, молись, чтоб получить; а когда получишь, молись благодаря, что получил [3, 458].
61) Многие входят в церковь, прочитывают тысячи стихов и выходят, но не помнят, что читали. Уста двигались, а слух не слыхал. Сам ты не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы Бог слышал твою молитву? Я преклонил, говоришь, колена; но ум твой блуждал вне. Тело твое было внутрь церкви, а мысль вне ее. Уста говорили молитву, а ум считал барыши, обдумывал сделки и обмен товаров, обозревал поля и прочие имения и вел беседы с друзьями. Злый диавол, зная, сколь полезна для нас молитва, наипаче нападает помыслами во время ее. Часто праздно лежим мы на одре и никаких не имеем помыслов. Но пришли помолиться, – и помыслы бесчисленны. Это враг хлопочет, чтоб мы отошли от молитвы ни с чем [3, 458].
62) Видишь, возлюбленне, что все в Божественном Писании написанное, не для другого чего предано памяти, как для пользы нашей и спасенья рода человеческого. Поучаяся в нем, всякой из нас находит и налагает на раны свои соответствующие врачевства. Для того всякому открыт доступ до него, и всякому желающему удобно найти требуемое для томящей его болезни врачевство, воспользоваться им и получить наискорейшее оздравление; только пусть не отвергает предлагаемого врачевства, а с охотною покорностию примет его. Ибо нет ни одной, из схватывающих человеческое естество болезней, – ни душевной, ни телесной, – для которой не нашлось бы здесь врачевства. И вот смотри! Входит кто сюда, печалию томимый и житейскими обстоятельствами теснимый и оттого одолеваемый малодушием; но вошедши сюда и тотчас услышав слова пророка: вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, – спасение лица моего и Бог мой (Пс. 41, 6, 4), – достаточное приемлет утешение и отходит отрясши всякое малодушие. Иной, крайнею бедностию томимый, скорбит и мучится, особенно видя, как к другим течет богатство, и они надымаются и с такою выступают пышностию. Но слышит он слова пророка: возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает (Пс. 54, 23). И еще: не бойся, егдаразбогатеет человек, или егда умножится слава дому его: яко егда умрети ему, не возмет вся (Пс. 48, 17, 18), – и воодушевляется терпеть благодушно долю свою. Иной опять скорбит, подвергшись наветам и клевете, и жизнь вменяет не в жизнь, нигде не находя человеческой помощи. Но и этот от того же пророка получает урок, – в подобных обстоятельствах не к человеческой прибегать обороне, но поступать, как он говорит о себе: оболгаху мя, аз же моляхся (Пс. 108, 4). Видишь, где ищет он содействия и помощи? Другие, говорит, сплетают козни, клеветы и наветы; я же прибегаю к стене необоримой, к якорю надежному, к пристани неволненной, – к молитве, которою все трудности делаются для меня легкими и удобоодолимыми. Иной еще, будучи отвергнут и презрен прежде ему помогавшими и оставлен друзьями, смущается и мятется помыслами. Но и он, если захочет прийти сюда, услышит потребные ему слова блаженного сего пророка: друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа: и нуждахуся ищущи душу мою, и ищущи злая мне глаголаху суетная, и льстивым (ковам) весь день поучахуся (Пс. 37, 12, 13). Видишь, как те до самой смерти сплетали наветы и непрестанную вели войну? Ибо весь день означает – всю жизнь. Что же делал он, когда те так наветовали на него и такие строили ему ковы? Аз же, говорит, яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих: и бых яко человек не слышай и не отверзаяй уст своих (ст. 14, 15). Видишь преизбыточество любомудрия, как он, противоположных держась путей, одерживал верх? Те ковы сплетали, а он и уши затыкал, чтоб даже не слышать о том. Те все время изощряли язык и поучались суетностям и козням, а он молчанием обезоруживал их манию (злые замыслы). Почему же он так поступал, и, когда строили против него ковы, он держал себя, будто глухой и немой, не имеющий ни слуха, ни языка? Послушай, что сам он говорит о причине такого любомудрия. Яко на Тя, Господи, уповах (ст. 16). Поелику, говорит, я на Тебя возложил все упование мое, то никакой уже у меня заботы нет о том, что те делают. Ибо единое Твое мановение довольно к тому, чтобы рассеять и сделать бесплодными все их наветы и ковы, и ничему из заготовленного ими не дать перейти в дело. Видите, как во всякой нужде, беде и скорби, можно здесь получить пригодное врачевание и отойти отсюда отрясши всякую житейскую печаль. Посему я и умоляю вас: почаще сюда приходить и тщательно внимать тому, что читается здесь, из Божественных Писаний, и не только здесь внимать Писаниям, но и дома брать в руки Священные Книги и усердно усвоять себе прочитываемое. Ибо великая отсюда произойдет польза [4, 261—2].
63) С постом надобно соединять молитву. А что воистину так должно, слушай, что говорит Христос: сей род ничимже изыдет, токмо молитвою и постом (Мф. 17, 20). И об апостолах пишется, что, по утверждении в вере душ учеников в Дервии, Листре и Ликаонии, они помолившеся с постом, предаша их Господеви (Деян. 14, 2, 3). Опять и апостол говорит: нелишайте себе друг друга, точно по согласию до времене, да пребываете в посте и молитве (1 Кор. 7, 5). Видишь, как пост имеет нужду в содействии с этой стороны? – И молятся тогда более трезвенно, так как ум тогда бывает быстродвижнее, не будучи тяготим злою ношею страстей [4, 279].
64) Молитва есть великое оружие, великое ограждение, великое сокровище, великое пристанище, безопасное убежище: только если трезвенно приступаем к Владыке и, отвсюду собрав ум свой, в таком настроении вход пред Него совершаем, никак не допуская врагу нашего спасения прокрасться к нам. Ибо он, зная, что в это время мы, исповедав грехи свои и показав Врачу раны свои, можем получить совершенное уврачевание, сильнее на нас нападает и всякие употребляет хитрости, чтоб отбить нас от молитвы и ввергнуть в нерадение и рассеянность. Почему будем трезвиться, умоляю вас, и, зная козни врага, в это наипаче время стараться отражать его, как бы видя его присущим и пред очами нашими стоящим, и, отрывая всякий помысл, возмущающий ум наш, всецело простираться горе, делая моление наше настоящею молитвою, чтоб не только язык произносил слова молитвы, но и ум сшествовал глаголемому. Если же язык будет произносить слова, а ум вне будет влаяться, то домашние пересматривая вещи, то торжищные воображая дела, то никакой не будет нам пользы, а паче осуждение. Св. Павел внушает нам молиться на всяко время духом (Еф. 6, 18), – не языком только, но и в самой душе, – духом. Духовны да будут наши моления, да трезвенствует при сем помысл и ум да простирается вместе с словами [4, 280].