Щелоков Александр Александрович. Последний солдат Империи

   Генерал нервно усмехнулся.
   — Вот о чем ты подумал. Нет, Юра, не паникую. Ты знаешь — я солдат. Не смотри такими глазами. Да, у меня брюшко, у меня лампасы и собственная дача. Но я не из элитного рода. До этого кресла полз по-пластунски. Под выстрелами. Нутро у меня солдатское. И мне больно видеть, как армию убивают. Ее топчут. Ее забрасывают грязью, обсирают. Ты посмотри, что с соседями выделывает господин Бакатин. Представь себе, что такого же Мамая подберут для нашей конторы. Склизкого, угодливого. Он не потащит в американское посольство образцы новейшей подслушивающей аппаратуры, как Бакатин. Не знаю, подарили там ему жвачки или нет. Но наш может отдать агентурные списки. Меня это пугает…
   Генерал нисколько не лицемерил. Старый служака, вкусивший власти, он тем не менее был по-солдатски предан делу, которому присягнул и в наступившее смутное время болезненно переживал разрушение государственного могущества второй великой державы мира. Больше всего его пугала не собственная отставка, которая могла состояться в любой момент, а то, что созданная и отлаженная с таким трудом система военной разведки попадет в некомпетентные руки временщика вроде Бакатина, будет развалена, а сеть агентуры предана и провалена. Поэтому хотелось ему иметь рядом с собой людей, на которых можно положиться в черное время. К таким он относил и Лялина.
   Генерал достаточно хорошо знал и слабости и сильные стороны полковника, но считал, что достоинства все же перевешивают недостатки.
   — Вот, Юра, пока я здесь, надо будет сделать все, чтобы увести от провалов наших лучших помощников. Наших друзей. Если их продадут, а еще хуже — сдадут за жвачку, русской военной разведке пятно позора не удастся смыть вовек.
   — Я понимаю, — сказал задумчиво Лялин и крепко потер затылок. — Прекрасно понимаю.
   — Именно на это надеюсь. Найти помощника не трудно, однако мне нужен ты. Здесь без полного доверия не обойтись.
   — Спасибо, — сказал Лялин и кивнул, обозначив нечто вроде благодарственного поклона.
   — Может случиться все. Рухнет армия. Распадется страна. Тлен охватит общество. Но пройдет время, и Россия воспрянет. Она не может не воспрянуть. И тогда обстоятельства вновь потребуют объединения. Вспомнят об армии. К этому времени нам и надо сохранить кадры разведки.
   — Я думаю, обвал не может быть столь сокрушительным, как вы полагаете.
   — Блажен, кто верует. Однако, не забывай о Горбачеве.
   — А что он?
   — Он?! Это не просто человек. Это вирус. К сожалению, я в бактериологии ни бум-бум.
   Лялин раскатисто засмеялся.
   — Если вирус, то какой болезни?
   — Социального СПИДа, по меньшей мере.
   Генерал замолчал и строго поджал губы. Взял карандаш из подставки, постучал им по столу.
   — Хорошо. Когда я обязан приступить к делу?
   — Все зависит от того, когда утвердят твое назначение. До этого времени, извини, я не могу тебя допустить к обязанностям.
   — Я понимаю. А как долго придется ждать?
   — Ты хорошо знаешь порядки. Мы не можем выказывать своих пристрастий. Потому вносим в списки три-четыре фамилии, хотя сам понимаешь, контора делает ставку на одного. Остальные в список добавляются, так сказать, в порядке бюрократической формальности.
   У Лялина неприятно заскребло на душе. То, что издали казалось делом решенным, могло и не состояться в действительности.
   — Как часто бывают случаи, когда тот, кого вы намечаете, в инстанции не проходит?
   — Бывают, но редко. Мы научились делать икебану. Главный цветок обставляем сухими ветками. Только слепой не заметит, кого надо выбрать.
   — И все же?
   — Бывает, я тебе сказал. В случаях, когда мохнатая лапа туза сверху подсовывает своего ставленника. Против не попрешь. Туз и в Африке — туз. Так ведь?
   — Честно говоря, я расстроился.
   — Нет причин.
   — Если не секрет, кто в списке?
   — Естественно, секрет. Но тебе скажу. Из козырных только ты и Дымов. Остальные на место не тянут ни по каким статьям.
   — Жалко, если я перебегу дорогу Дымову. Он мужик стоящий.
   — Не переживай. Это место твое. Для Дымова найдется другое дело.
   — И все же я зря спросил. Теперь душу будет точить совесть.
   — Ладно, оставь университетскую щепетильность. Интересы дела важнее. У тебя ведь отпуск? Вот и погуляй.
   — У меня небольшой сувенир для Калерии Павловны.
   — Уволь, — генерал поднял ладонь, отгораживаясь. — С Калерией Павловной решай сам. Она дома, можешь звонить. Время у тебя есть.

***

   Из Главного управления Лялин вышел озабоченный и хмурый. Бросил взгляд на свою машину — синий «форд-таурус», пристроившийся на стоянке, и неторопливо двинулся к метро. По привычке огляделся. За ним никто не последовал.
   В подземном переходе метро Лялин подошел к таксофонам. Поискал в кошельке монетку. Снова осмотрелся. Снизу доносился глухой шум проходящих поездов. Мимо него спешили зачуханные, озабоченные москвичи. Две бабы, явно приезжие, на ручных колясках волокли огромные торбы. Спешили на барахолку. Ничего настораживающего. Да и почему здесь ему ждать опасности? Он же дома!
   Лялин набрал номер. Выждал, когда пройдут ровно три вызова. Повесил трубку. Опять набрал тот же номер. «Лопухов», — ударил в ухо ответ. Не произнося ни слова, Лялин повесил трубку. Чертыхнулся, как чертыхается каждый, кого за собственную монетку автомат соединяет не с тем, с кем бы хотелось. Махнул рукой, перешел к другому таксофону. Еще раз набрал номер.
   — Калерия Павловна? Здравствуйте, милая! Это Гаррик. Можно я к вам загляну на минутку?
   — Гаррик! — голос генеральши звенел радушием. — Ты нас не забыл? Мы ждем, приезжай.

***

   В небольшом кабинете высокого посольского дома, за глухой без окон стеной, под звездно-полосатым флагом Соединенных Штатов немолодой, коротко остриженный мужчина просматривал бумаги. Внезапно под правой рукой тихо пискнул зуммер внутреннего телефона.
   — Джеф? Мне нужно срочно к тебе зайти.
   — Денни? Давай, я жду.
   Нажав на клавишу, хозяин кабинета разблокировал запирающее устройство. И тут же на пороге появился Денни Гаррисон, лысеющий толстячок, домашний, уютный, ничем не похожий на кадрового офицера разведки с двадцатилетним стажем.
   — Что стряслось, Дэнни?
   — Вчера в Москву прибыл Дворянин. По нашим условиям он должен выйти на связь только через неделю.
   — И что?
   — Он только что звонил в «Русам» и потребовал немедленной связи.
   — Это тебя пугает?
   — Скорее озадачивает.
   — Насколько я знаю, Дворянин в своих действиях предельно осторожен. Если просит связь — это серьезно. Где он должен сделать первую закладку?
   — На первой точке. В сквере у Ржевского переулка и улицы Воровского.
   — Проверьте еще раз: если вызов сделан с точным соблюдением условий, надо выслать к тайнику человека.
   — Да, сэр.
   — И максимум осторожности, Дэнни.
   Толстячок улыбнулся.
   — Будем стараться, Джеф.

***

   К удивлению Лялина, на звонок дверь открыла не домработница, как бывало в прошлые годы, а сама хозяйка — дородная Калерия Павловна.
   — Гаррик! — воскликнула она и протянула навстречу пухлую, сладко пахнущую руку. — Мы так рады, так рады! Как ты возмужал! А мы все стареем. Боже, как летит время!
   — Калерия Павловна! О каком времени вы говорите? — поспешил успокоить хозяйку гость и приложил руку к губам. — Вы в самом прекрасном возрасте!
   Дверь одной из комнат открылась, и оттуда выпорхнула генеральская дочь — двадцатилетняя Леночка.
   — Гаррик! — она бросилась ему на шею и повисла, согнув ноги в коленях. — Я вас конфискую на весь день. Можно, мама?
   — Леночка, — голос Калерии Павловны прозвучал с фальшивой строгостью. — Нельзя так фамильярно. Ты крайне бесцеремонна. Юрий Михайлович только приехал. Куда ты собираешься его потащить?
   — В театр. У меня два билета в партер Ленкома. И нет порядочного мужчины, чтобы взять с собой. Ни одного.
   — В театр? Как вы смотрите на такое предложение, Гаррик? Вас это не утомит?
   Старушка явно не желает остаться с ним наедине, понял Лялин и с преувеличенной радостью воскликнул:
   — Что вы, милая Калерия Павловна! С корабля в театр — разве такое может утомить?
   Хозяйка довольно засветилась и добродушно благословила:
   — Не позже полуночи, Леночка. Чтоб нам с папой не волноваться.
   — Есть, госпожа генерал-полковница!
   Леночка вскинула руку ко лбу и шутовски отдала честь, смешно выворачивая ладошку наружу.
   — Вы с машиной, полковник?
   — Леночка, милая, в наш век и без колес? Обижаете!
   — Тогда идем. Чур, я за рулем.
   — Желанья вашего всегда покорный раб, из дней своих я вырву полстраницы, ведь вы же знаете, я слаб пред волей женщины, тем более девицы…
   — Боже, мамочка! Полковник говорит стихами. Я потрясена!
   Они спустились во двор. Лялин распахнул дверцу машины перед Леночкой. Она села за руль с явным удовольствием. Откинулась на спинку.
   — Так что мы поедем смотреть? — спросил Лялин, устраиваясь рядом с очаровательной водительницей. Леночка скривила губы и презрительно фыркнула.
   — Господи, такие прекрасные стихи и такая серость вопроса. Я, можно сказать, отбила его у мамули с правом на свободный полет, а мой рыцарь Айвенго готов сложить меч и провести пару часов в еврейской забегаловке, именуемой нынче театром. Неужели у вас нет предложений поинтересней?
   — Прошу прощения, — он взял ее руку и поднес к губам. — Но я здесь в некотором роде инопланетянин. Только что с того края земли, где живут антиподы.
   Леночка благожелательно улыбнулась.
   — Только это вас извиняет.
   — Благодарю, ваше высочество, — он произнес фразу по-английски, и Леночка с легкостью перешла на тот же язык:
   — Я приглашаю вас к нам на дачу. Там сейчас никого. Вы не трус, рыцарь Айвенго?
   — Я не трус, но как к этому отнесется мама? Вдруг она нагрянет туда же?
   — Полковник, держитесь смелее. Мама будет на другой даче. У нее теперь новый пихарь.
   — Что, что? — не понял Лялин.
   — Любовник, хахаль, или как там по-английски?
   — Ну, милая, вы себе позволяете, — движением, каким прихватывают непослушных детей, чтобы их наказать, он взял ее за руку, слегка сжал и притянул к себе. К его удивлению она не сопротивлялась, а прильнула к нему, левой свободной рукой охватила шею.
   — У, какой! — сказала она капризно. — Обожаю смелых.
   Она закинула голову, ища губами его губы.
   Лялин легким, но достаточно твердым движением отстранил ее.
   — Не жгите спичек, милая, там, где нет возможности разжечь костер.
   Леночка звонко рассмеялась.
   — Поехали!
   Машина тронулась.
   — Кстати, а где ваша верная Гертруда? — спросил Лялин. — Я ее почему-то не увидел.
   — Гертруда? — голос Леночки наполнился презрением. — Папа ее выгнал с треском. Он случайно узнал, что она стукач из КГБ…
   Леночка оказалась прекрасной водительницей. Она гнала машину ровно и уверенно. Лялин откинулся на спинку и чуть прикрыл глаза.
   Нет, генерал не мог не знать с самого начала, что его домработницу КГБ не оставит без внимания. Просто выгнать ее из дому в прошлые годы было сложнее, чем сейчас, когда КГБ пошатнулся и закачался.
   Он вспомнил их первую встречу.
   — Гертруда, — представила ее Калерия Павловна. — Наша экономка.
   И тут же пояснила:
   — Она не немка, Гаррик. Гертруда — это героиня труда. В духе времени, верно?
   — Очень приятно, — сказал Юрик и остановил внимательный взгляд на экономке.
   Гертруда была женщина-богатырь, похожая на живой монумент: высокая, с бодрой массивной грудью, с плотным телом — попробуй ущипни, не сумеешь. В то же время природа не обделила ее простой красотой: во всю щеку румянец, сметанно-белая кожа, алые сочные губы, коса, уложенная кольцом в три витка на голове. И все же за кажущейся простотой экономки Юрик ощутил нечто настораживающее. Слишком уж острым был взгляд ее холодных внимательных глаз, слишком уж старалась она угодить хозяйке даже в ситуациях, когда мало-мальски уважающая себя домработница постаралась бы проявить характер. На такое чаще всего идут люди, чьи служебные успехи зависят от того, как они ладят с хозяевами. Догадаться, какое ведомство руководит «героиней труда», особого труда не составляло. А раз так, Юрик решил, что просто необходимо Гертруду обратать, поставить под седло.
   Однажды, когда Калерия Павловна отбыла на дачу, Юрик явился к Ковшовым. Дверь открыла Гертруда.
   — Хозяев дома нет, — холодно объявила она, стоя на самом пороге. Таким тоном в старинных пьесах служанки произносят фразу: «Барыня уехамши и не будет».
   — Нешто и входить не велено? — дурачась, в духе той же пьесы откликнулся Юрик. — Мы же завсегда и без барыни пообщаться можем.
   Гертруда поджала губы и отступила в глубину прихожей. Юрик вошел, толкнул дверь пяткой, чтобы она закрылась, тут же обхватил обеими руками Гертруду за талию, придвинул к себе.
   — И что дальше? — спросила она холодно.
   Он запрокинул ей голову и засосал полные губы глубоким поцелуем. Гертруда не сопротивлялась и лишь задышала чуть-чуть глубже обычного. Он освободил одну руку и, торопясь, стал расстегивать пуговицы ее легкого халатика. Затем скользнул ладонью за спину, с треском сорвал липучую пряжку бюстгалтера. Освобожденная от оков культуры, пышная грудь экономки рванулась на свободу.
   — Что-о даль-ше? — иронически спросила Гертруда. Мол, думаешь, я такая, которую легко одолеть? Попробуй.
   Он навалился, заставил ее сесть на диван. Борьба требовала сил, и экономка слегка запыхалась.
   — Что-о да-а-лыпе? — теперь в вопросе слышался открытый интерес. Деревенская мудрость подсказывала, что обычно мужик берется рубить дерево лишь в случаях, когда это ему под силу. Молоденький лейтенант явно замахнулся на то, с чем вряд ли справится… Это ее смешило и в то же время сильно возбуждало.
   — Не боишься? — спросила она, когда он положил ладони на ее пышную горячую грудь и тронул затвердевшие вдруг соски. — Ч-то-о-о дальше?
   Юрик усилил напор и повалил ее на лощеную кожу дивана. Тут же навалился на нее всем телом, грубо, медведисто.
   — Да-а-а-льше, — простонала она просяще и закатила глаза.
   Он понял: здоровая и ко всему темпераментная молодая баба истомилась от вынужденного целомудрия в генеральском доме и теперь, сорвавшись, отдалась чувству самозабвенно и яростно. Она клацала зубами, стараясь укусить его за ухо, закатывала глаза, билась в судорогах сладострастья, как рыба, выброшенная на берег, потом вдруг расслабилась, растеклась по дивану и блаженно застонала.
   Юрик сел. Достал сигарету. Закурил.
   — Интересно, как ты об этом напишешь в своем рапорте начальству?
   — Дурак! Ну, дурак! Кто тебе сказал о моем начальстве? — голос Гертруды снова оледенел, наполнился презрением.
   — Что ж, я совсем глупый? — спросил в свою очередь Юрик. — Как же наши славные органы безопасности оставят без опеки генерала военной разведки? Верно?
   — Молчи! — она зажала ему рот ладонью и притянула к себе. — Иди ко мне, дурачок! О тебе я писать не буду… Иди сюда, сладкий…
   — Вы что-то замолкли, мой господин, — вырвала Лялина из воспоминаний Леночка. — Мы уже приехали.
   Лялин встрепенулся. В открытое окно машины лился смолистый запах разогретых солнцем сосен. Дача Ковшова за годы отсутствия Лялина была перестроена и превратилась в шикарный коттедж, облицованный желтым кирпичом. Она светилась широкими окнами, поражала высокой остроконечной крышей, выложенной красной черепицей. Широкая дорожка, хорошо утрамбованная и посыпанная желтым песочком, вела к просторному гаражу, устроенному в подвале здания.
   — Дворец, — не скрывая удивления, сказал Лялин, оглядев владения шефа.
   — Это все мамуля, — объяснила Леночка. — Генерал у нас консерватор. Он до сих пор верит, будто в новый век можно войти с деревянной хибарой. Мама говорит, что ему надо учиться у Волкогонова, который своего не упускает ни при одной из властей.
   Простучав каблучками, Леночка взбежала на высокое крыльцо, открыла дверь.
   — Прошу! Вы гость, вам честь и место.
   Лялин переступил порог.
   — Рекомендую, сэр, сразу пройти в ванную, вы вспотели, — тоном, не терпящим возражений, распорядилась Леночка. — А я пока соберу на стол. Наденьте папин белый халат. Он только что постиран.
   Лялин прошел в ванную, разделся. Включил воду и с наслаждением встал под колкие струи. Он сумел намылиться только один раз, когда дверь отворилась и внутрь проскользнула Леночка. Трусы и бюстгальтер ей заменяли узкие белые, не покрытые загаром полоски тела. Все остальное отливало блеском старой бронзы.
   — А кто потрет спинку бедной девушке? — спросила она дурашливым голосом и шагнула под струю воды, оттесняя Лялина. — И почему это вдруг здесь кто-то поднял свою голову?..

***

   Душным нью-йоркским утром полковник Дымов, по заграничному паспорту Сергей Васильевич Кононов, по должности представитель агентства «Аэрофлота», вышел из дому и привычно, словно проверяя погоду, огляделся. Сперва, чуть прищурившись, взглянул на небо, бросил взгляд на дверь — плотно ли притворил, и, конечно, успел обозреть панораму узкой улочки, чисто прибранной и умытой. Никаких деловых встреч в ближайшее время не предстояло, но рефлексы разведчика не выключались.
   Стронув с места легкую и послушную «тойоту», Дымов не заметил за собой привычного «хвоста», ставшего за последние годы обязательным его спутником. На миг даже родилось смутное беспокойство. Неужели хозяева каким-то образом просекли, что он, Дымов, сдал дела и в ближайшее время вернется на Родину? Но беспокойство жило всего минуту-две, потом уступило место обычным житейским заботам человека, покидающего насиженное место.
   Привычным маршрутом проехав к ближайшему супермаркету, Дымов припарковал машину у стояночного автомата, вошел в торговое царство. Проститутка, стоявшая у входа, тронула его плечом:
   — Ты так задержался, милый. Я уже столько жду…
   Дымов качнул головой:
   — Леди, не совращайте школьников. Это грешно.
   Леди, презрительно фыркнув, отвернулась.
   Сделав несколько покупок на первом этаже, в редком потоке ранних посетителей Дымов ступил на ленту эскалатора, ведущего на верхние этажи. Одну руку он положил на поручень, другую поднял к глазам, чтобы взглянуть на часы.
   Это были последние движения, которые в бурной быстротекущей жизни сделал разведчик полковник Дымов. Он так и не увидел, что часы высветили 10.40 — время, ставшее для него роковым.
   Сознание внезапно ушло, словно кто-то щелкнул выключателем и погасил цветной экран жизни. Заглохли музыка, пчелиный гул голосов.
   Дымов осел на ступеньку и ткнулся головой в гребенку движущейся ленты.
   Дико закричала женщина. Охранник в униформе универмага бросился на крик…

***

   «Около ударного вертолета на палубе авианосца выстроился экипаж. Быстрым шагом в сопровождении небольшой свиты к летчикам подошел командир авианосца контр-адмирал Старк.
   Старший пилот капитан Майкл Фримен вскинул руку к шлему и доложил:
   — Сэр, экипаж к полету готов!
   — Майкл, — сказал адмирал. — Только откровенно. Вы хорошо представляете свою задачу?
   — Да, сэр. Мне приказано разведать обстановку на Кулатане.
   — А почему я не послал туда группу морской разведки с катером?
   — Не представляю, сэр. Мне приказано, значит у вас был свой резон.
   Адмирал улыбнулся.
   — Я вам расскажу, в чем дело, Майкл. В сорок третьем на остров высадили отряд японских солдат. Война окончилась, а о них забыли. И эти япошки там продолжают сражаться. Они просто не знают, что войны больше нет.
   — Сколь велик отряд, сэр?
   — Это и предстоит разведать. Остров удобен для размещения радиотехнического поста флота. Он нам нужен. Но пока там сражающиеся японцы, мы не можем взяться за дело.
   — В таком случае, сэр, десант морской пехоты выполнит задачу лучше нас.
   — В сорок пятом, за несколько месяцев до конца войны, с крейсера «Айова» на Кулатан высадили десант. Их было тридцать семь. Ни следов их, ни трупов найти не удалось. Еще пятнадцать солдат, посланных выяснить судьбу товарищей, японцы открыто посекли пулеметами. Это позорная страница войны, Майкл, и о ней вспоминать не любят. Я вспомнил, чтобы вы знали — терять своих летчиков не хочу.
   — Я понял, сэр. Только один вопрос. Если потребуется, могу ли я использовать всю мощь оружия?
   — Можете делать все. Разрешаю. Главное — будьте осторожны и не подставляйтесь. Нам нельзя увеличивать список потерь флота на этом прыще.
   — Я понял, сэр.
   — Удачи, ребята!
   Две минуты спустя боевой вертолет, начиненный современным оружием и боезапасами, поднялся с палубы и взмыл в голубое небо.
   Адмирал проводил его взглядом до тех пор, пока винтокрыл не превратился в точку».

***

   Начальник управления контрразведки генерал-полковник Сырцов сердился. Расхаживая короткими нервными шагами по кабинету, он выговаривал одному из ведущих аналитиков управления:
   — Мне на тебя, Русаков, только что жаловался генерал Лисин. Он недоволен тем, что ты его буквально взял за горло со своей бредовой идеей. Мне было бы проще всего не принимать тебя, но видишь, я поступил иначе. Ты здесь. Больше того, я готов тебя выслушать. Лисин считает, что ты приготовил бомбу и готов подсунуть ее под наше управление. В чем дело? Садись и докладывай.
   — Я думаю, товарищ генерал, Лисин вам уже доложил обо всем достаточно ясно.
   — Меня в данный момент мало интересует, что ты думаешь о докладе Лисина. Мне нужна твоя версия. Излагай. И короче.
   Генерал сел за стол, вынул из ящика сигареты, зажигалку.
   — Я слушаю.
   — В Нью-Йорке три недели назад убит резидент военной разведки полковник Дымов. Обстоятельства убийства крайне загадочные и тревожные. Убийца заколол Дымова ударом в спину. Острый тонкий стержень попал прямо в сердце. Удар нанесен профессионально. Кроме того, конструкция оружия такова, что преступник унес с собой его рукоятку. Лезвие осталось в теле. Его сперва даже и не заметили. Происшествие произошло в большом торговом центре, свидетелей не нашли. Вы сами понимаете — в подобных случаях обыватели не жаждут иметь дел с полицией. Особенно если им намекнуть, что лучше держаться в стороне.
   — Дымов шел на встречу?
   — Нет. У него был свободный день. И вообще полковник уже сдал дела и ждал вылета домой.
   — Почему вы считаете, что он не мог назначить встречу с кем-либо из своих информаторов?
   — Прежде всего потому, что о подобных встречах для страховки ставятся в известность коллеги. Во-вторых, Дымов уже передал дела новому резиденту. Все, кто входил в его сеть, предупреждены — вступать в контакт только с новым шефом.
   — Сделал ли Дымов покупки в универмаге? Или просто бродил там?
   — Он купил две катушки японской капроновой лески и чистые видеокассеты.
   — Почему Дымова отзывали?
   — Планировалось назначение на новую должность. С повышением.
   — Ясно, что дальше?
   — Дальше ни причин убийства, ни самого убийцы найти не удалось. В то же время я, анализируя поступившие за последнее время донесения и документы, пришел к выводу и не очень радостному.
   — Говори.
   — К убийству Дымова так или иначе может быть причастен полковник ГРУ Лялин. Юрий Михайлович.
   — Как это можно доказать?
   — Во-первых, и Лялин и Дымов были в одном списке на выдвижение. Оба предлагались на одну и ту же должность…
   — В списке, наверняка, были еще два-три человека. Так?
   — Так.
   — Выходит, список кандидатов на одну должность не доказательство.
   — Согласен. Но есть и во-вторых и в-третьих. После посещения Лялиным своего шефа генерала Ковшова из городского автомата от метро «Полежаевская» на телефон совместного русско-американского предприятия «Русам» прошли два странных звонка.
   — Что следует поднимать под словом «странный»? И почему это может быть связано с полковником?
   — У фирмы «Русам» есть три канала, которые никогда не работают. И вдруг один из них подключился к делу. Можно предположить, что канал резервировался для новичков. Совпадение то или нет, но звонок прошел именно в день, когда Лялин представился начальству.
   — С таким же успехом в тот день в город к своим друзьям или к своему начальству могли приехать Рабинович из Бердычева или Ковач из Ужгорода…
   — Согласен. Но есть нюанс. Час спустя после звонка, миссис Гаррисон, жена известного вам Денни Гаррисона, села в машину и проехала в центр. Она объявилась в палисаднике на углу улицы Воровского и Большого Ржевского переулка. На миг присела на металлическую ограду скверика, поправила подследник в туфле. Ограда из угольников, и она что-то изъяла из под одного из них. Тут же вернулась к машине на улице Палиашвили и укатила в посольство.
   — Ее поведение вполне ложится в схему с Рабиновичем и Ковачем. Что дало основание тебе связать ее приезд в сквер с Лялиным?
   — А вот.
   Русаков выложил на стол крупно отпечатанный снимок.
   — Сделано в момент, когда миссис Гаррисон появилась в Ржевском переулке. Вот у жилого дома рассматривает мемориальную доску мужчина…
   — И что?
   — Ничего. Просто его фамилия Лялин.
   Не очень убедительно, но примем на заметку. Хотя единственное совпадение — чаще всего только случай.
   — Второй звонок по той же схеме в «Русам» прошел двумя днями позже. Миссис Гаррисон на этот раз посетила улицу Петровку. Вошла в подъезд жилого дома, поправила колготки и вышла.
   — Что дало основание связать звонок с Лялиным?