Страница:
Меня удивило, что, несмотря на не позднее время, на центральной улице мы не встретили почти никого из местных жителей. Лишь группа подростков с двумя мотоциклами да старуха с коровой.
– Здравствуйте, – буркнула себе под нос старуха, остановилась (остановилась и корова), и обе провожали нас долгими взглядами. Навстречу попались два грязных грузовика и пьяный, который не обратил на нашу подводу никакого внимания.
Потом Люба свернула в узкий проулок между двумя заборами, огораживающими коттеджи…
Нас ждали. Стоило нам оказаться в проулке, как из узкой калитки, должно быть, служившей черным входом для прислуги, вышел мужик в телогрейке, камуфляжных штанах и домашних тапочках, подошел к подводе и, не обращая никакого внимания ни на Любу, ни на Данилу, протянул мне для рукопожатия руку.
– Костоправ? – улыбнувшись, коротко спросил он. – С прибытием. Ты, – он посмотрел на часы, – прибываешь с точностью состава Лондон – Париж. К этому времени и ждали. Гоша Китаец я.
– Я ждал встретить тебя в Микуне, – заметил я.
– А получилось, что здесь. Пошли в дом. Банька там стоплена, стол накрыт. Братва хочет с тобой познакомиться.
– А… – Я услышал, как Люба громко чмокнула, и телега тут же загремела по неровной дороге.
– А они свое дело сделали. Тебя довезли, мусоров на хвост не нацепили. – Гоша решительно взял меня под локоть. – Пошли, пошли, брат. Заждались тебя.
В просторной гостиной в дорогих мягких креслах расположилось шесть человек, совершенно разных как по возрасту, так и по одежде. Они все, как один, держали бокалы с напитками и молча изучали меня пристальными взглядами. Я даже почувствовал себя неуютно. Так было разве что в питерских «Крестах», когда меня в первый раз ввели в хату.
– Здорово, братва. – Я сделал то же, что и тогда в Питере, – первым делом решил поздороваться. И, как и тогда, в Питере, мне ответил лишь один голос.
– И тебе здоровья, сынок.
Негромкий, мягкий, как у ведущего радиопередач для детей, голос принадлежал мужчине лет шестидесяти, одетому в мятый дешевый костюм и со старомодными очками в толстой оправе на мясистом носу. Если бы я встретил этого человека где-нибудь в магазине или в метро, то без труда определил бы его, как бухгалтера средней руки или участкового врача поликлиники. Но здесь были совершенно иные критерии оценки статуса присутствующих.
Гоша Китаец, плотно прикрыв дверь в комнату, тихо пробрался на свое место в кресле и тоже уставился на меня. Как будто не насмотрелся, пока мы разговаривали возле калитки и шли через двор.
А я вот стоял сейчас возле двери и ощущал себя полнейшим идиотом.
Хрен там! Я давно отвык от подобного!
Я не спеша пересек по мягкому большому ковру гостиную, нисколько не заботясь о том, что на ногах у меня грязные сапоги, и устроился на диване. Семь взглядов с интересом продолжали следить за мной.
– Я Костоправ, – спокойно представился я, закидывая ногу на ногу, – и если вы ждали кого-то другого, а я оказался здесь по ошибке, то только скажите. Извинюсь и уйду.
– Почему же другого, сынок? – поинтересовался «бухгалтер» в мятом костюме.
Я знал, кто он такой – Гоги Абхаз, вор в законе, смотрящий за Коми. Мне не раз описывали его внешность, его манеру вести беседу. Я слушал воровские байки об этом и на этапе в Ижму, и в самой зоне, и даже в Кослане. Казалось, что нет в Поморье ни единого человека, так или иначе связанного с криминалом, кто не слышал бы про Абхаза. И вот я сидел перед ним, а он улыбался мне недоброй улыбочкой: «Мол, что-то ты с ходу забыковал, пацан».
– Так с чего же ты взял, что ждали другого? Что ошиблись в тебе?
Я усмехнулся.
– Вас здесь сейчас семеро. И все семеро, как один, пялились на меня, словно на скомороха, который должен выкинуть какой-нибудь выдающийся номер.
– Вот ты и выкинул, – пропел Абхаз.
– Разве?
– Конечно. С ходу продемонстрировал, что ты и есть именно тот Костоправ, про которого мне сообщали… А ведь много чего про тебя сообщали… Хорошего, сьшок… А то, что измазал ковер да уселся без приглашения, так это ништяк, не менжуйся. Вымоют коврик. А ты пока иди, посмотри свою комнатку. Поживешь у меня денька три, пока что-нибудь придумаем… Гоша, займись.
Китаец вылез из кресла, приглашающе кивнул мне и повел меня на второй этаж коттеджа, где для меня были приготовлены апартаменты. Естественно, ни боковица в спасовском сикте, ни подвальная келья в Кослане, ни малометражка в Микуне не шли с ней ни в какое сравнение. Представьте себе этакий номер первого класса в приличной гостинице с блестящим санузлом, оборудованным маленьким джакузи. В спальне я обнаружил бар, заставленный всевозможными напитками, каких я не видел не то что на воле, но и вообще в жизни. На миниатюрном ломберном столике стояла ваза, полная фруктов. Постельное белье на широкой кровати так и дышало свежестью. Телевизор с плазменным экраном, установленный в узкой специальной нише, мог принимать – я был в этом уверен – не менее сорока каналов.
«Интересно, что это за дом? – задумался я. – Личная резиденция вора в законе? Хотя нет. Воры старой формации избегают столь откровенной роскоши и демонстративно стремятся жить куда аскетичнее. Тогда, может быть, это – нечто вроде воровской базы отдыха… и Дома советов? Вернее, сходняков…»
Я открыл шифоньер. Там меня дожидалась пара спортивных костюмов, куртка-«танкер», несколько комплектов нижнего белья – все в целлофановой магазинной упаковке. И, как ни странно, ни единого делового костюма. А, впрочем, почему странно? Зачем в этой глуши деловые костюмы? Чтобы привлекать внимание?
Я с удовольствием стянул с себя всю одежду и вывалил ее за дверь прямо в коридор, надеясь, что здесь не самообслуживание, и уж кто-нибудь из прислуги найдется. Хотя до сих пор никто на глаза мне не попадался, даже охрана. Но ведь в этом и есть ценность обслуживающего персонала: не только хорошо убирать или готовить, но и уметь быть незаметным.
Следующим, что я сделал, после того, как обследовал свою комнату, так это забрался под душ. И, как не спешил, не удержался и проторчал под ним не менее сорока минут, разумно решив: «Если меня и ждет внизу кто-либо, типа Абхаза, так ничего, подождет. Должен же я привести себя в порядок после столь длинной дороги и такого количества испытаний…»
Но Абхаз ждал меня не внизу. Стоило мне выбраться из ванной, как я обнаружил его у себя в спальне, сидящим в кресле и вертящим в руке амулет – тот, что я хранил на память о Комяке.
– Ничего, что я так, без предупреждения? – обыденно спросил он, вперив взгляд в шрам у меня на животе.
– Ты здесь хозяин, – заметил я, доставая из шифоньера комплект белья.
– А ты здесь гость, – парировал Гоги. – То рванье, что ты бросил за дверь, подобрала Маруся. Это горничная. Ближе к ночи я вас познакомлю. Надеюсь, те тряпки тебе не нужны.
– Нет, – усмехнулся я.
– Я тоже так думаю. А если что потребуется, ты только скажи.
– Мне достаточно того, что здесь нашел.
– Ну и отлично. – Абхаз поднялся. – Пойду, не буду мешать. А ты, как соберешься, сразу спускайся вниз. С братвой познакомлю. Да и обсудить кое-что нам надо. Надеюсь, дорогу найдешь?
– Найду, – ответил я и полез в платяной шкаф выбирать спортивный костюм и домашние тапочки для официального ужина.
Мне опять задавали вопросы. Очень много вопросов. И самые разнообразные. Начиная с анкетных данных и того, как выглядит мой дом в Лисьем Носу, и заканчивая тем, как я добирался сюда.
И я был вынужден отвечать на них со всеми подробностями. С такими мельчайшими подробностями, что порой не мог сразу их вспомнить и надолго задумывался.
При этом все это протекало в режиме перекрестного допроса!
Но я понимал, что меня проверяют. И что теперь все гораздо серьезнее, нежели в камере «Крестов». И старался, как мог.
– А какая девичья фамилия была у твоей матери?
– А как зовут мать твоего брата?
– А как имя-отчество бывшей жены?
– Перечисли-ка, брат, человек десять из своей хаты в «Крестах».
– А какие шконки они занимали?
– Расскажи про этап. Какой наряд был в вашем Столыпине? Вологодский? А не припомнишь, кто там за старшего?
Про зону на Ижме вопросов оказалось значительно меньше, разве что вспомнили общих знакомых, но когда перешли к истории моего второго соскока, то здесь уж «комиссия» постаралась. Я угробил не менее трех часов на рассказ о всех своих злоключениях за время перехода через тайгу.
Но вот наконец добрались до Кослана, и интерес ко мне сразу иссяк. Всем семерым сразу же загорелось отделаться от меня, уже достаточно рассказавшего, и спокойно перетереть между собой важнейший вопрос: «А тот ли я человек, под какого канаю?»
– Коста, братан, замучили мы тебя, – наигранно вздохнул Абхаз. – Так сам пойми…
– Я все понимаю, – перебил я. – Теперь вы удаляетесь на совещание? А я должен где-нибудь поскучать?
– Зачем же скучать? Иди пощеми.
У меня действительно уже слипались глаза. Уже которые сутки мне приходилось отдыхать, как черт положит на душу. Вот только поди попробуй спокойно заснуть в тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти.
И все же выбора у меня не было. Я церемонно пожелал всем спокойной ночи и поплелся к себе, ожидая того, что самым худшим для меня исходом может оказаться то, что возьмут местные быки и придушат подушкой, если толковищу вдруг чем-то не понравятся мои ответы. Если Абхаз решит, что я его в чем-то напарил. А воры рисковать не привыкли…
Но все оказалось ништяк. Никто не стал поганить о меня подушки, и первое, что я почувствовал, пробудившись от крепкого, без сновидений, сна, так это яркий солнечный луч, пробивавшийся в спальню сквозь неплотно задвинутые шторы. Я лежал, еще не в состоянии окончательно выйти из сна, и внимательно наблюдал за тем, как этот луч медленно перемещается по стене, оклеенной зелеными обоями, к двери.
«Вот только он доберется до косяка, как буду вставать, – решил я. – Надо еще разок принять душ, сделать хотя бы символическую зарядку. А потом выбираться из комнаты и попытаться найти в этом огромном доме хоть одну живую душу».
Солнечный луч не успел достичь двери. Ему не хватило совсем чуть-чуть, какого-то сантиметра. Я задумался, и за это время он уже миновал косяк и теперь полз по филенке.
Я поднялся, напялил халат и, устроившись за столом, начал исследовать, насколько вкусно здесь варят кофе.
Всех присутствовавших в гостиной Абхаз представил еще вчера перед тем, как мне начали задавать вопросы. Но лишь по именам и погонялам, дабы я знал, как к кому обращаться. Теперь же он удостоил меня своего доверия настолько, что решил вдаться в подробности и объяснить, кто откуда прибыл на толковище и какая роль кому здесь отведена.
Леха Цепной и Саша Малина прикатили в Коми из Питера с подробнейшей информацией на меня, полученной как из «Крестов», так и, насколько я понял, от ссучившихся мусоров.
Леха был молодым улыбчивым пареньком чуть старше двадцати лет и имел облик типичнейшего студента, которым, впрочем, и являлся – учился на одном из многочисленных платных юрфаков, которые за последние годы расплодились в Санкт-Петербурге, как горькушки в августовском бору.
Саша Малина был прямой противоположностью своему земляку. Стопроцентный урка, какими их любят показывать российские кинематографисты, он первый раз предстал передо мной в рубашке с короткими рукавами. Обе руки от предплечий до кончиков пальцев оказались испещрены наколками, и то, что я сумел прочесть на них, сказало мне об очень многом. В воровском мире Малина занимал положение фраера, очень близкое к вору. Конечно, он не дотягивал по авторитету до смотрящего за крупным городом или доходным промышленным центром, но властью обладал немалой. С ним считались очень и очень многие, по понятиям он имел право смотреть за правилами и толковищами, и я, как ни пытался, никак не мог понять, какого дьявола его направили в эту дыру поглядеть на меня. С одной стороны, мне это льстило, с другой – вызывало определенные опасения. И какое из этих чувств перевешивало – неясно…
Итак, двое эмиссаров из Питера доставили на меня информацию и передали ее третьему человеку.
– Касьян – мой дознаватель, – с гордостью представил мне его Абхаз. – Чутье такое, что сам поражаюсь. Например, он уверяет, что не надо никакого детектора лжи, чтобы прочухать, парят тебе или нет. Достаточно посмотреть человеку в лицо, и все на нем будет написано. Какой бы он ни был ушлый, этот допрашиваемый, так, один черт, все прочитаешь. По зыркалам ли, по щекам… Или по рукам… Или еще по чему… Короче, есть не меньше пятнадцати способов въехать в тему, что тебе парят.
Насчет пятнадцати способов я вообще-то не верил, но в том, что есть люди, без труда определяющие лгуна, как бы не был он подготовлен, я был уверен. Сам в свое время встречался с подобными.
Кстати, вопросы Касьян задавал мне просто искусно. Четко, конкретно и всегда бил ими в самые незащищенные места. Казалось бы, нечего мне скрывать, но во время допроса я находился в постоянном напряжении, откровенно боялся, что вдруг случайно совру, меня поймают на слове… И все! Ко мне, как минимум, больше не будет доверия. К счастью, все обошлось.
– Нервишки, скажу я тебе, братан… – поставил мне диагноз на следующий день Касьян. – Мне бы такие. Ништяку тебя нервишки…
«Знал бы ты, какую тренировку они за последние годы прошли, – подумал я, сияя от комплимента. – Хотя, наверное, знаешь. Все-то вы знаете. Побольше, чем я…»
Еще два человека прибыли в Сыктывкар из Перми. Один из них – Тоша Тагильский. Второго называли просто по имени-отчеству – Евгений Валерьевич.
Тоша, пока я не разобрался в его роли, казался мне в этой компании самым пустым и никчемным человеком. «Возможно, он выполняет здесь роль чьего-то телохранителя», – вначале пришел к выводу я. Тогда действительно представлял собой типичного узколобого детину-бойца с гигантским ростом и огромными мускулами. И его явно смущала наша компания. За двое суток, что мы находились в гостях у Абхаза, он не проронил почти ни слова, если не брать в расчет тех нескольких корявых сумбурных фраз о бабах и равенстве (эти две темы он попытался связать воедино), когда его ради прикола попросили произнести какой-нибудь тост.
Впрочем, кое-какое дело – кстати, совсем не телохранителя – этот громила знал на пять с плюсом, но в этом я убедился чуть позже.
Роль Евгения Валерьевича Абхаз объяснил мне так:
– С этим человеком поедешь завтра до Перми. Там для тебя подготовлена ксива. Чистая, совершенно без палева. От одного мужика твоего возраста. Этим летом он сгинул – сам знаешь, как это бывает, – а все на него осталось. К тому же он бывший врач.
– Я что, похож на него?
– Будешь похож. Это уж наши проблемы.
– Пластическая хирургия? – догадался я. – Но это же…
– Хочешь сказать, что очень дорого? – улыбнулся Абхаз. – Пусть эти проблемы тебя не колышут. А то, что доктор будет кому-то трепать… Зачем ему это? Чтобы его потом замочили? А заодно жену и детей… Нет, Коста, этот мужик имеет с таких операций такие хрусты, что ничего не расскажет легавым даже под пытками… Заодно он уберет тебе этот дурацкий шрам. И наколки. Станешь другим человеком.
– Почему именно в Пермь? Я слышал про такого воровского спеца где-то в Питере.
– Хочешь спалиться? Так спалишься, – рассмеялся Абхаз. – В Питере тебя ждут, не дождутся… Ты почему-то не хочешь в Пермь? – насторожился смотрящий. – Объясни.
– Так нет… – смущенно замялся я. – Просто я знаю, насколько сложна черепно-лицевая хирургия. Такие операции возможны только в стационарах, на дорогостоящем оборудовании.
– Будет тебе и стационар, и оборудование, – хлопнул меня по плечу Абхаз. – За четыре года ты слишком отстал от жизни и даже не представляешь, скольким уже поменяли кости на морде. К тому же тот мужик, с которого тебе будут рисовать новый портрет, действительно очень похож на тебя. Доктор заверил, что не будет никаких проблем. Он сказал, что тебе повезло. Вот так.
Этим «Вот так» смотрящий давал мне понять, что все уже давно решено, и моего желания никто спрашивать не собирается – слишком уж много фишек и времени было вложено в то, чтобы меня выковырнуть из Ижмы и подготовить мне эту «перелицовку».
А впрочем, я совершенно не был против. Новая рожа, так новая рожа. Лишь бы дали возможность рассчитаться со своими должниками в Санкт-Петербурге. А с измененным внешним видом подобраться к ним будет даже проще.
Гораздо проще!
Гораздо интереснее!
Глава 4
– Здравствуйте, – буркнула себе под нос старуха, остановилась (остановилась и корова), и обе провожали нас долгими взглядами. Навстречу попались два грязных грузовика и пьяный, который не обратил на нашу подводу никакого внимания.
Потом Люба свернула в узкий проулок между двумя заборами, огораживающими коттеджи…
Нас ждали. Стоило нам оказаться в проулке, как из узкой калитки, должно быть, служившей черным входом для прислуги, вышел мужик в телогрейке, камуфляжных штанах и домашних тапочках, подошел к подводе и, не обращая никакого внимания ни на Любу, ни на Данилу, протянул мне для рукопожатия руку.
– Костоправ? – улыбнувшись, коротко спросил он. – С прибытием. Ты, – он посмотрел на часы, – прибываешь с точностью состава Лондон – Париж. К этому времени и ждали. Гоша Китаец я.
– Я ждал встретить тебя в Микуне, – заметил я.
– А получилось, что здесь. Пошли в дом. Банька там стоплена, стол накрыт. Братва хочет с тобой познакомиться.
– А… – Я услышал, как Люба громко чмокнула, и телега тут же загремела по неровной дороге.
– А они свое дело сделали. Тебя довезли, мусоров на хвост не нацепили. – Гоша решительно взял меня под локоть. – Пошли, пошли, брат. Заждались тебя.
* * *
В просторной гостиной в дорогих мягких креслах расположилось шесть человек, совершенно разных как по возрасту, так и по одежде. Они все, как один, держали бокалы с напитками и молча изучали меня пристальными взглядами. Я даже почувствовал себя неуютно. Так было разве что в питерских «Крестах», когда меня в первый раз ввели в хату.
– Здорово, братва. – Я сделал то же, что и тогда в Питере, – первым делом решил поздороваться. И, как и тогда, в Питере, мне ответил лишь один голос.
– И тебе здоровья, сынок.
Негромкий, мягкий, как у ведущего радиопередач для детей, голос принадлежал мужчине лет шестидесяти, одетому в мятый дешевый костюм и со старомодными очками в толстой оправе на мясистом носу. Если бы я встретил этого человека где-нибудь в магазине или в метро, то без труда определил бы его, как бухгалтера средней руки или участкового врача поликлиники. Но здесь были совершенно иные критерии оценки статуса присутствующих.
Гоша Китаец, плотно прикрыв дверь в комнату, тихо пробрался на свое место в кресле и тоже уставился на меня. Как будто не насмотрелся, пока мы разговаривали возле калитки и шли через двор.
А я вот стоял сейчас возле двери и ощущал себя полнейшим идиотом.
Хрен там! Я давно отвык от подобного!
Я не спеша пересек по мягкому большому ковру гостиную, нисколько не заботясь о том, что на ногах у меня грязные сапоги, и устроился на диване. Семь взглядов с интересом продолжали следить за мной.
– Я Костоправ, – спокойно представился я, закидывая ногу на ногу, – и если вы ждали кого-то другого, а я оказался здесь по ошибке, то только скажите. Извинюсь и уйду.
– Почему же другого, сынок? – поинтересовался «бухгалтер» в мятом костюме.
Я знал, кто он такой – Гоги Абхаз, вор в законе, смотрящий за Коми. Мне не раз описывали его внешность, его манеру вести беседу. Я слушал воровские байки об этом и на этапе в Ижму, и в самой зоне, и даже в Кослане. Казалось, что нет в Поморье ни единого человека, так или иначе связанного с криминалом, кто не слышал бы про Абхаза. И вот я сидел перед ним, а он улыбался мне недоброй улыбочкой: «Мол, что-то ты с ходу забыковал, пацан».
– Так с чего же ты взял, что ждали другого? Что ошиблись в тебе?
Я усмехнулся.
– Вас здесь сейчас семеро. И все семеро, как один, пялились на меня, словно на скомороха, который должен выкинуть какой-нибудь выдающийся номер.
– Вот ты и выкинул, – пропел Абхаз.
– Разве?
– Конечно. С ходу продемонстрировал, что ты и есть именно тот Костоправ, про которого мне сообщали… А ведь много чего про тебя сообщали… Хорошего, сьшок… А то, что измазал ковер да уселся без приглашения, так это ништяк, не менжуйся. Вымоют коврик. А ты пока иди, посмотри свою комнатку. Поживешь у меня денька три, пока что-нибудь придумаем… Гоша, займись.
Китаец вылез из кресла, приглашающе кивнул мне и повел меня на второй этаж коттеджа, где для меня были приготовлены апартаменты. Естественно, ни боковица в спасовском сикте, ни подвальная келья в Кослане, ни малометражка в Микуне не шли с ней ни в какое сравнение. Представьте себе этакий номер первого класса в приличной гостинице с блестящим санузлом, оборудованным маленьким джакузи. В спальне я обнаружил бар, заставленный всевозможными напитками, каких я не видел не то что на воле, но и вообще в жизни. На миниатюрном ломберном столике стояла ваза, полная фруктов. Постельное белье на широкой кровати так и дышало свежестью. Телевизор с плазменным экраном, установленный в узкой специальной нише, мог принимать – я был в этом уверен – не менее сорока каналов.
«Интересно, что это за дом? – задумался я. – Личная резиденция вора в законе? Хотя нет. Воры старой формации избегают столь откровенной роскоши и демонстративно стремятся жить куда аскетичнее. Тогда, может быть, это – нечто вроде воровской базы отдыха… и Дома советов? Вернее, сходняков…»
Я открыл шифоньер. Там меня дожидалась пара спортивных костюмов, куртка-«танкер», несколько комплектов нижнего белья – все в целлофановой магазинной упаковке. И, как ни странно, ни единого делового костюма. А, впрочем, почему странно? Зачем в этой глуши деловые костюмы? Чтобы привлекать внимание?
Я с удовольствием стянул с себя всю одежду и вывалил ее за дверь прямо в коридор, надеясь, что здесь не самообслуживание, и уж кто-нибудь из прислуги найдется. Хотя до сих пор никто на глаза мне не попадался, даже охрана. Но ведь в этом и есть ценность обслуживающего персонала: не только хорошо убирать или готовить, но и уметь быть незаметным.
Следующим, что я сделал, после того, как обследовал свою комнату, так это забрался под душ. И, как не спешил, не удержался и проторчал под ним не менее сорока минут, разумно решив: «Если меня и ждет внизу кто-либо, типа Абхаза, так ничего, подождет. Должен же я привести себя в порядок после столь длинной дороги и такого количества испытаний…»
Но Абхаз ждал меня не внизу. Стоило мне выбраться из ванной, как я обнаружил его у себя в спальне, сидящим в кресле и вертящим в руке амулет – тот, что я хранил на память о Комяке.
– Ничего, что я так, без предупреждения? – обыденно спросил он, вперив взгляд в шрам у меня на животе.
– Ты здесь хозяин, – заметил я, доставая из шифоньера комплект белья.
– А ты здесь гость, – парировал Гоги. – То рванье, что ты бросил за дверь, подобрала Маруся. Это горничная. Ближе к ночи я вас познакомлю. Надеюсь, те тряпки тебе не нужны.
– Нет, – усмехнулся я.
– Я тоже так думаю. А если что потребуется, ты только скажи.
– Мне достаточно того, что здесь нашел.
– Ну и отлично. – Абхаз поднялся. – Пойду, не буду мешать. А ты, как соберешься, сразу спускайся вниз. С братвой познакомлю. Да и обсудить кое-что нам надо. Надеюсь, дорогу найдешь?
– Найду, – ответил я и полез в платяной шкаф выбирать спортивный костюм и домашние тапочки для официального ужина.
* * *
Мне опять задавали вопросы. Очень много вопросов. И самые разнообразные. Начиная с анкетных данных и того, как выглядит мой дом в Лисьем Носу, и заканчивая тем, как я добирался сюда.
И я был вынужден отвечать на них со всеми подробностями. С такими мельчайшими подробностями, что порой не мог сразу их вспомнить и надолго задумывался.
При этом все это протекало в режиме перекрестного допроса!
Но я понимал, что меня проверяют. И что теперь все гораздо серьезнее, нежели в камере «Крестов». И старался, как мог.
– А какая девичья фамилия была у твоей матери?
– А как зовут мать твоего брата?
– А как имя-отчество бывшей жены?
– Перечисли-ка, брат, человек десять из своей хаты в «Крестах».
– А какие шконки они занимали?
– Расскажи про этап. Какой наряд был в вашем Столыпине? Вологодский? А не припомнишь, кто там за старшего?
Про зону на Ижме вопросов оказалось значительно меньше, разве что вспомнили общих знакомых, но когда перешли к истории моего второго соскока, то здесь уж «комиссия» постаралась. Я угробил не менее трех часов на рассказ о всех своих злоключениях за время перехода через тайгу.
Но вот наконец добрались до Кослана, и интерес ко мне сразу иссяк. Всем семерым сразу же загорелось отделаться от меня, уже достаточно рассказавшего, и спокойно перетереть между собой важнейший вопрос: «А тот ли я человек, под какого канаю?»
– Коста, братан, замучили мы тебя, – наигранно вздохнул Абхаз. – Так сам пойми…
– Я все понимаю, – перебил я. – Теперь вы удаляетесь на совещание? А я должен где-нибудь поскучать?
– Зачем же скучать? Иди пощеми.
У меня действительно уже слипались глаза. Уже которые сутки мне приходилось отдыхать, как черт положит на душу. Вот только поди попробуй спокойно заснуть в тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти.
И все же выбора у меня не было. Я церемонно пожелал всем спокойной ночи и поплелся к себе, ожидая того, что самым худшим для меня исходом может оказаться то, что возьмут местные быки и придушат подушкой, если толковищу вдруг чем-то не понравятся мои ответы. Если Абхаз решит, что я его в чем-то напарил. А воры рисковать не привыкли…
Но все оказалось ништяк. Никто не стал поганить о меня подушки, и первое, что я почувствовал, пробудившись от крепкого, без сновидений, сна, так это яркий солнечный луч, пробивавшийся в спальню сквозь неплотно задвинутые шторы. Я лежал, еще не в состоянии окончательно выйти из сна, и внимательно наблюдал за тем, как этот луч медленно перемещается по стене, оклеенной зелеными обоями, к двери.
«Вот только он доберется до косяка, как буду вставать, – решил я. – Надо еще разок принять душ, сделать хотя бы символическую зарядку. А потом выбираться из комнаты и попытаться найти в этом огромном доме хоть одну живую душу».
Солнечный луч не успел достичь двери. Ему не хватило совсем чуть-чуть, какого-то сантиметра. Я задумался, и за это время он уже миновал косяк и теперь полз по филенке.
Я поднялся, напялил халат и, устроившись за столом, начал исследовать, насколько вкусно здесь варят кофе.
* * *
Всех присутствовавших в гостиной Абхаз представил еще вчера перед тем, как мне начали задавать вопросы. Но лишь по именам и погонялам, дабы я знал, как к кому обращаться. Теперь же он удостоил меня своего доверия настолько, что решил вдаться в подробности и объяснить, кто откуда прибыл на толковище и какая роль кому здесь отведена.
Леха Цепной и Саша Малина прикатили в Коми из Питера с подробнейшей информацией на меня, полученной как из «Крестов», так и, насколько я понял, от ссучившихся мусоров.
Леха был молодым улыбчивым пареньком чуть старше двадцати лет и имел облик типичнейшего студента, которым, впрочем, и являлся – учился на одном из многочисленных платных юрфаков, которые за последние годы расплодились в Санкт-Петербурге, как горькушки в августовском бору.
Саша Малина был прямой противоположностью своему земляку. Стопроцентный урка, какими их любят показывать российские кинематографисты, он первый раз предстал передо мной в рубашке с короткими рукавами. Обе руки от предплечий до кончиков пальцев оказались испещрены наколками, и то, что я сумел прочесть на них, сказало мне об очень многом. В воровском мире Малина занимал положение фраера, очень близкое к вору. Конечно, он не дотягивал по авторитету до смотрящего за крупным городом или доходным промышленным центром, но властью обладал немалой. С ним считались очень и очень многие, по понятиям он имел право смотреть за правилами и толковищами, и я, как ни пытался, никак не мог понять, какого дьявола его направили в эту дыру поглядеть на меня. С одной стороны, мне это льстило, с другой – вызывало определенные опасения. И какое из этих чувств перевешивало – неясно…
Итак, двое эмиссаров из Питера доставили на меня информацию и передали ее третьему человеку.
– Касьян – мой дознаватель, – с гордостью представил мне его Абхаз. – Чутье такое, что сам поражаюсь. Например, он уверяет, что не надо никакого детектора лжи, чтобы прочухать, парят тебе или нет. Достаточно посмотреть человеку в лицо, и все на нем будет написано. Какой бы он ни был ушлый, этот допрашиваемый, так, один черт, все прочитаешь. По зыркалам ли, по щекам… Или по рукам… Или еще по чему… Короче, есть не меньше пятнадцати способов въехать в тему, что тебе парят.
Насчет пятнадцати способов я вообще-то не верил, но в том, что есть люди, без труда определяющие лгуна, как бы не был он подготовлен, я был уверен. Сам в свое время встречался с подобными.
Кстати, вопросы Касьян задавал мне просто искусно. Четко, конкретно и всегда бил ими в самые незащищенные места. Казалось бы, нечего мне скрывать, но во время допроса я находился в постоянном напряжении, откровенно боялся, что вдруг случайно совру, меня поймают на слове… И все! Ко мне, как минимум, больше не будет доверия. К счастью, все обошлось.
– Нервишки, скажу я тебе, братан… – поставил мне диагноз на следующий день Касьян. – Мне бы такие. Ништяку тебя нервишки…
«Знал бы ты, какую тренировку они за последние годы прошли, – подумал я, сияя от комплимента. – Хотя, наверное, знаешь. Все-то вы знаете. Побольше, чем я…»
Еще два человека прибыли в Сыктывкар из Перми. Один из них – Тоша Тагильский. Второго называли просто по имени-отчеству – Евгений Валерьевич.
Тоша, пока я не разобрался в его роли, казался мне в этой компании самым пустым и никчемным человеком. «Возможно, он выполняет здесь роль чьего-то телохранителя», – вначале пришел к выводу я. Тогда действительно представлял собой типичного узколобого детину-бойца с гигантским ростом и огромными мускулами. И его явно смущала наша компания. За двое суток, что мы находились в гостях у Абхаза, он не проронил почти ни слова, если не брать в расчет тех нескольких корявых сумбурных фраз о бабах и равенстве (эти две темы он попытался связать воедино), когда его ради прикола попросили произнести какой-нибудь тост.
Впрочем, кое-какое дело – кстати, совсем не телохранителя – этот громила знал на пять с плюсом, но в этом я убедился чуть позже.
Роль Евгения Валерьевича Абхаз объяснил мне так:
– С этим человеком поедешь завтра до Перми. Там для тебя подготовлена ксива. Чистая, совершенно без палева. От одного мужика твоего возраста. Этим летом он сгинул – сам знаешь, как это бывает, – а все на него осталось. К тому же он бывший врач.
– Я что, похож на него?
– Будешь похож. Это уж наши проблемы.
– Пластическая хирургия? – догадался я. – Но это же…
– Хочешь сказать, что очень дорого? – улыбнулся Абхаз. – Пусть эти проблемы тебя не колышут. А то, что доктор будет кому-то трепать… Зачем ему это? Чтобы его потом замочили? А заодно жену и детей… Нет, Коста, этот мужик имеет с таких операций такие хрусты, что ничего не расскажет легавым даже под пытками… Заодно он уберет тебе этот дурацкий шрам. И наколки. Станешь другим человеком.
– Почему именно в Пермь? Я слышал про такого воровского спеца где-то в Питере.
– Хочешь спалиться? Так спалишься, – рассмеялся Абхаз. – В Питере тебя ждут, не дождутся… Ты почему-то не хочешь в Пермь? – насторожился смотрящий. – Объясни.
– Так нет… – смущенно замялся я. – Просто я знаю, насколько сложна черепно-лицевая хирургия. Такие операции возможны только в стационарах, на дорогостоящем оборудовании.
– Будет тебе и стационар, и оборудование, – хлопнул меня по плечу Абхаз. – За четыре года ты слишком отстал от жизни и даже не представляешь, скольким уже поменяли кости на морде. К тому же тот мужик, с которого тебе будут рисовать новый портрет, действительно очень похож на тебя. Доктор заверил, что не будет никаких проблем. Он сказал, что тебе повезло. Вот так.
Этим «Вот так» смотрящий давал мне понять, что все уже давно решено, и моего желания никто спрашивать не собирается – слишком уж много фишек и времени было вложено в то, чтобы меня выковырнуть из Ижмы и подготовить мне эту «перелицовку».
А впрочем, я совершенно не был против. Новая рожа, так новая рожа. Лишь бы дали возможность рассчитаться со своими должниками в Санкт-Петербурге. А с измененным внешним видом подобраться к ним будет даже проще.
Гораздо проще!
Гораздо интереснее!
Глава 4
МИНЗДРАВ РСФСР: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»
Мы отправились в путь на старенькой, «лохматой» «Волге» рано утром, когда на улице стояла еще кромешная темень. А уже километров через пятнадцать, которые мы преодолели меньше чем за десять минут по узкой извилистой, хотя и асфальтированной дороге, я понял, почему в командировку из Перми вместе с Евгением Валерьевичем прибыл Тоша Тагильский. Узколобый детина был водилой от Бога.
– Бывший раллист, – не преминул похвастаться мне Евгений Валерьевич. – А тачка с форсированным движком. И подвеска специальная. Для мусоров эта старая рухлядь представляет ноль интереса. А в натуре она сделает любого серийного «мерина» [35]. И даже не запыхается.
Я очень надеялся, что для мусоров, если все же найдутся дураки, что нами заинтересуются, мы тоже представим ноль интереса. Евгений Валерьевич, который с потрепанным портфельчиком на коленях вальяжно развалился рядом с водителем, изображал из себя некоего агента по закупке пиломатериалов в Республике Коми. При этом все его полномочия были подтверждены целой кипой разнообразных документов, заверенных какой-то там пермской коммерческой фирмой.
– Фирма реальная? – поинтересовался я как бы между прочим.
– Естественно, – обернулся ко мне Евгений Валерьевич. – Туфты ноль. Кстати, очень солидная фирма. И мы с Тошей там числимся официально. А тебя везем принимать туда на работу.
– Я помню…
Я действительно выучил наизусть легенду о том, как я оказался в этой машине. Сманили меня, квалифицированного сортировщика леса, Кулика Михаила Михайловича, из таежной глуши в большой цивилизованный город. И вот я сижу на заднем сиденье «Волги» моих будущих сослуживцев, клюю носом, и еще раз прогоняю в голове свой вчерашний разговор с Сашей Малиной…
– Короче, слушай сюда, – сказал он, когда мы уединились с ним для беседы, – что братва в Питере думает. С Хопиным, псом смердячим, надо кончать. Главный паук, сети раскинул свои, так, что не подобраться. Это по-официальному. Теперича о другом – если мочить. Тоже хрен! Сидит у себя в замке, нос наружу оттуда не кажет даже по праздникам. Не выковырнуть пидера. Никак! – Малина стукнул кулаком по столу. – А крови он многим попортил… Короче так, Коста. Денег дадим. Народу, сколько захочешь, дадим. А ты приезжай и работай пса этого.
– Я даже не киллер. И как же я достану его, по-вашему, если спецы уже отказались?
– А ты, главное, его из гнезда достань. Он в курсах, что ты соскочил. И, думаю, ждет тебя в гости. И весь на изменах. А ты подъезжай и добавь ему их, братан. – Малина жестом продемонстрировал, как я, по его мнению, должен добавить измен Хопину. – Вытяни его на себя. Шантажни. Подключи братца, жену, мусоров, что в «Крестах» тебя раскрутить попытались… Короче, сделают тебе новую рожу, подрулишь в Питер, а там и решим, как действовать. Катит, братан?
– И куда же я денусь? – улыбнулся я. – Сам знаешь отлично, зачем из Ижмы валил. Так что ж, сиднем сидеть теперь буду?
– Ну вот и молоток. Мыслишь верно, братан. А пока заморачиваться со всеми головняками этими, питерскими, не будем. Я всегда жил так: всего добиваться надо, никуда не спеша. Маленькими шагами. Так вот, твой следующий шаг – новая рожа. И чистое пузо. И снимай все наколки. А дальше братва из Перми тебя к нам отправит. И начнем серьезно готовиться… к решающей, так сказать, атаке. Отобьют одну эти гады, пойдем, братишка, в другую. – Малина принялся закуривать сигарету, и я обратил внимание, какой сильный у него тремор верхних конечностей.
«Алкоголизм. Или неврастения, – поставил поверхностный диагноз я. – Немудрено от такой геморройной жизни, что ты ведешь…»
– Короче, слушай сюда… – Малина наконец прикурил. – Я долго говорить не умею. Так что, считай, все сказал. Делай рожу и подъезжай – примем по высшему. А на досуге, пока будешь валяться в больничке, подумай, что можно сделать. Вдруг что придумаешь… Пойду-ка я выпью.
Саша Малина вышел из комнаты, в которой я выслушивал его сухой монолог, а я чуть не расхохотался: «И за кого же он меня держит? За панацею от всех бед, связанных со сволочью Хопиным? За супермена? За группировку террористов Бен Ладена, которые вдруг в одночасье заявятся и подложат под неприступный замок добрый заряд гексогена? Дудки. Я простой смертный, который даже не умеет толком стрелять. Единственное мое преимущество перед всеми другими, кто жаждет смерти ублюдка, так это то, что он досадил мне куда больше, нежели остальным… Да какое там досадил?! Досадил – это мягко сказано!!! Настолько мягко…»
– Чего ты там бормочешь? – обернувшись, громко спросил Евгений Валерьевич.
Я вздрогнул от неожиданности и понял, что задремал. На улице уже полностью рассвело, а мы выехали на более оживленное шоссе. Тоша Тагильский в этот момент обгонял целую вереницу тяжелых грузовиков.
– Намного отъехали? – поинтересовался я.
– Километров двести, – пробурчал в ответ Тоша.
– А всего сколько?
– Около тыщи осталось. Не ссы, к вечеру будем.
«М-да, этот парень умеет водить машину», – еще раз подумал я и, покопавшись в карманах своей старой куртки, нашел бутерброд с сервелатом, которых нам наготовила в дорогу Маруся. А еще у меня была там забавная книжка с длинным названием «Все симпатичные девушки – змеи».
«Враки. Не все, – не согласился я, вспоминая Настасью. – Хотя… – А теперь мне вспомнилась Ангелина».
А потом я дожевал бутерброд и принялся искать в книжке то место, на котором остановился.
Тоша оказался не прав. Вместо вечера в Пермь мы приехали только к утру, и все проблемы нам, естественно, доставили мусора, у которых, непредвиденно для нас, вдруг объявили какой-то очередной месячник по борьбе за чистоту дорог от нарушителей. Мусора повылезали из всех своих нор с жезлами и радарами, и после уплаты трех штрафов за превышение скорости Евгений Валерьевич, скрепя сердце, распорядился соблюдать от греха подальше правила движения. И наша «лохматая» «Волга», за которой не угнался бы и «мерседес», пополза по шоссе со скоростью гужевой повозки в просвете между фурой и лесовозом.
Евгений Валерьевич негромко матерился сквозь зубы и курил одну за другой вонючие ароматизированные сигареты. Тоша Тагильский стоически молчал. Я же, дочитав книжку про девушек-змей и досконально изучив «Атлас автомобильных дорог России», умудрился свернуться калачиком на заднем сиденье и заснул. И снились мне при этом спасовский сикт, Настасья и красный огнетушитель, почему-то очень напоминающий внешне огромный вибратор…
– …Подъем! – Меня бесцеремонно хлопнули по плечу, и я мгновенно прореагировал:
– К дьяволу!
– Подъем, подъем! Миша, приехали.
Я узнал голос Евгения Валерьевича. Но почему меня называли Мишей?.. А, вспомнил… Я зевнул и принял сидячее положение.
– Ну ты и спать! Признавайся, чем занимался всю ночь? Небось с Марусей…
– Кака-а-ая Маруся… – еще раз зевнул я. – Поносило бы тебя по тайге столько, сколько меня! Знаешь, как в организме накапливается усталость?
– Знаю, – обернулся ко мне Евгений Валерьевич. – Я очень многое знаю, сынок. Возможно, побольше тебя.
Широкое шоссе тем временем перешло в скудно освещенный проспект с редкими машинами и еще более редкими проститутками на обочине. Справа проплыла длинная вывеска большого кафе «Незабвенная ночь». У кафе прямо на тротуаре выстроились в ряд несколько дорогих иномарок.
– Наконец-то я добрался до полноценной цивилизации, – похвастался я. – Сколько там времени?
– Полпятого. – Евгений Валерьевич обернулся ко мне. – Значит так, Миша. Сейчас мы прямиком едем в ту клинику, где тебя будут лечить…
– В такое-то время?
– Не перебивай, лучше слушай. Для Кулика Михаила Михайловича там со вчерашнего дня забронирована палата. Кстати, отдельная. И кстати, «люкс». Твой лечащий полностью в курсе. Завтра утром в первую очередь он посетит тебя. Впрочем, пациентов там у него не так уж и много. Клиника частная.
– А мусора? – забеспокоился я.
– Не менжуйся, мы знаем, что делаем. Не тебе объяснять, что мусоров можно купить, чтобы не лезли, куда их не просят. И – «ноу проблем». Ага?
Да, я это знал. Возможно, лучше любого простого смертного. В отличие от последних, ссученные мусора успели исковеркать всю мою жизнь.
«Волга» покрутилась по темным неуютным переулкам и выбралась на широкий проспект. Потом опять начались переулки. А потом – нечто, что я бы назвал промышленной окраиной города. Справа – серый облупившийся забор, на некоторых участках которого успели поработать местные любители граффити. Слева – пустырь, однообразие которого скрашивали несколько полуразвалившихся двухэтажных построек. В американских боевиках в подобных трущобах не живут даже бродяги, а мафиози оборудуют в них склады по хранению кокаина и частенько организуют свои локальные войны. Но в подобных местах уж никак не арендуют помещения для частных престижных клиник.
– Бывший раллист, – не преминул похвастаться мне Евгений Валерьевич. – А тачка с форсированным движком. И подвеска специальная. Для мусоров эта старая рухлядь представляет ноль интереса. А в натуре она сделает любого серийного «мерина» [35]. И даже не запыхается.
Я очень надеялся, что для мусоров, если все же найдутся дураки, что нами заинтересуются, мы тоже представим ноль интереса. Евгений Валерьевич, который с потрепанным портфельчиком на коленях вальяжно развалился рядом с водителем, изображал из себя некоего агента по закупке пиломатериалов в Республике Коми. При этом все его полномочия были подтверждены целой кипой разнообразных документов, заверенных какой-то там пермской коммерческой фирмой.
– Фирма реальная? – поинтересовался я как бы между прочим.
– Естественно, – обернулся ко мне Евгений Валерьевич. – Туфты ноль. Кстати, очень солидная фирма. И мы с Тошей там числимся официально. А тебя везем принимать туда на работу.
– Я помню…
Я действительно выучил наизусть легенду о том, как я оказался в этой машине. Сманили меня, квалифицированного сортировщика леса, Кулика Михаила Михайловича, из таежной глуши в большой цивилизованный город. И вот я сижу на заднем сиденье «Волги» моих будущих сослуживцев, клюю носом, и еще раз прогоняю в голове свой вчерашний разговор с Сашей Малиной…
– Короче, слушай сюда, – сказал он, когда мы уединились с ним для беседы, – что братва в Питере думает. С Хопиным, псом смердячим, надо кончать. Главный паук, сети раскинул свои, так, что не подобраться. Это по-официальному. Теперича о другом – если мочить. Тоже хрен! Сидит у себя в замке, нос наружу оттуда не кажет даже по праздникам. Не выковырнуть пидера. Никак! – Малина стукнул кулаком по столу. – А крови он многим попортил… Короче так, Коста. Денег дадим. Народу, сколько захочешь, дадим. А ты приезжай и работай пса этого.
– Я даже не киллер. И как же я достану его, по-вашему, если спецы уже отказались?
– А ты, главное, его из гнезда достань. Он в курсах, что ты соскочил. И, думаю, ждет тебя в гости. И весь на изменах. А ты подъезжай и добавь ему их, братан. – Малина жестом продемонстрировал, как я, по его мнению, должен добавить измен Хопину. – Вытяни его на себя. Шантажни. Подключи братца, жену, мусоров, что в «Крестах» тебя раскрутить попытались… Короче, сделают тебе новую рожу, подрулишь в Питер, а там и решим, как действовать. Катит, братан?
– И куда же я денусь? – улыбнулся я. – Сам знаешь отлично, зачем из Ижмы валил. Так что ж, сиднем сидеть теперь буду?
– Ну вот и молоток. Мыслишь верно, братан. А пока заморачиваться со всеми головняками этими, питерскими, не будем. Я всегда жил так: всего добиваться надо, никуда не спеша. Маленькими шагами. Так вот, твой следующий шаг – новая рожа. И чистое пузо. И снимай все наколки. А дальше братва из Перми тебя к нам отправит. И начнем серьезно готовиться… к решающей, так сказать, атаке. Отобьют одну эти гады, пойдем, братишка, в другую. – Малина принялся закуривать сигарету, и я обратил внимание, какой сильный у него тремор верхних конечностей.
«Алкоголизм. Или неврастения, – поставил поверхностный диагноз я. – Немудрено от такой геморройной жизни, что ты ведешь…»
– Короче, слушай сюда… – Малина наконец прикурил. – Я долго говорить не умею. Так что, считай, все сказал. Делай рожу и подъезжай – примем по высшему. А на досуге, пока будешь валяться в больничке, подумай, что можно сделать. Вдруг что придумаешь… Пойду-ка я выпью.
Саша Малина вышел из комнаты, в которой я выслушивал его сухой монолог, а я чуть не расхохотался: «И за кого же он меня держит? За панацею от всех бед, связанных со сволочью Хопиным? За супермена? За группировку террористов Бен Ладена, которые вдруг в одночасье заявятся и подложат под неприступный замок добрый заряд гексогена? Дудки. Я простой смертный, который даже не умеет толком стрелять. Единственное мое преимущество перед всеми другими, кто жаждет смерти ублюдка, так это то, что он досадил мне куда больше, нежели остальным… Да какое там досадил?! Досадил – это мягко сказано!!! Настолько мягко…»
– Чего ты там бормочешь? – обернувшись, громко спросил Евгений Валерьевич.
Я вздрогнул от неожиданности и понял, что задремал. На улице уже полностью рассвело, а мы выехали на более оживленное шоссе. Тоша Тагильский в этот момент обгонял целую вереницу тяжелых грузовиков.
– Намного отъехали? – поинтересовался я.
– Километров двести, – пробурчал в ответ Тоша.
– А всего сколько?
– Около тыщи осталось. Не ссы, к вечеру будем.
«М-да, этот парень умеет водить машину», – еще раз подумал я и, покопавшись в карманах своей старой куртки, нашел бутерброд с сервелатом, которых нам наготовила в дорогу Маруся. А еще у меня была там забавная книжка с длинным названием «Все симпатичные девушки – змеи».
«Враки. Не все, – не согласился я, вспоминая Настасью. – Хотя… – А теперь мне вспомнилась Ангелина».
А потом я дожевал бутерброд и принялся искать в книжке то место, на котором остановился.
* * *
Тоша оказался не прав. Вместо вечера в Пермь мы приехали только к утру, и все проблемы нам, естественно, доставили мусора, у которых, непредвиденно для нас, вдруг объявили какой-то очередной месячник по борьбе за чистоту дорог от нарушителей. Мусора повылезали из всех своих нор с жезлами и радарами, и после уплаты трех штрафов за превышение скорости Евгений Валерьевич, скрепя сердце, распорядился соблюдать от греха подальше правила движения. И наша «лохматая» «Волга», за которой не угнался бы и «мерседес», пополза по шоссе со скоростью гужевой повозки в просвете между фурой и лесовозом.
Евгений Валерьевич негромко матерился сквозь зубы и курил одну за другой вонючие ароматизированные сигареты. Тоша Тагильский стоически молчал. Я же, дочитав книжку про девушек-змей и досконально изучив «Атлас автомобильных дорог России», умудрился свернуться калачиком на заднем сиденье и заснул. И снились мне при этом спасовский сикт, Настасья и красный огнетушитель, почему-то очень напоминающий внешне огромный вибратор…
– …Подъем! – Меня бесцеремонно хлопнули по плечу, и я мгновенно прореагировал:
– К дьяволу!
– Подъем, подъем! Миша, приехали.
Я узнал голос Евгения Валерьевича. Но почему меня называли Мишей?.. А, вспомнил… Я зевнул и принял сидячее положение.
– Ну ты и спать! Признавайся, чем занимался всю ночь? Небось с Марусей…
– Кака-а-ая Маруся… – еще раз зевнул я. – Поносило бы тебя по тайге столько, сколько меня! Знаешь, как в организме накапливается усталость?
– Знаю, – обернулся ко мне Евгений Валерьевич. – Я очень многое знаю, сынок. Возможно, побольше тебя.
Широкое шоссе тем временем перешло в скудно освещенный проспект с редкими машинами и еще более редкими проститутками на обочине. Справа проплыла длинная вывеска большого кафе «Незабвенная ночь». У кафе прямо на тротуаре выстроились в ряд несколько дорогих иномарок.
– Наконец-то я добрался до полноценной цивилизации, – похвастался я. – Сколько там времени?
– Полпятого. – Евгений Валерьевич обернулся ко мне. – Значит так, Миша. Сейчас мы прямиком едем в ту клинику, где тебя будут лечить…
– В такое-то время?
– Не перебивай, лучше слушай. Для Кулика Михаила Михайловича там со вчерашнего дня забронирована палата. Кстати, отдельная. И кстати, «люкс». Твой лечащий полностью в курсе. Завтра утром в первую очередь он посетит тебя. Впрочем, пациентов там у него не так уж и много. Клиника частная.
– А мусора? – забеспокоился я.
– Не менжуйся, мы знаем, что делаем. Не тебе объяснять, что мусоров можно купить, чтобы не лезли, куда их не просят. И – «ноу проблем». Ага?
Да, я это знал. Возможно, лучше любого простого смертного. В отличие от последних, ссученные мусора успели исковеркать всю мою жизнь.
«Волга» покрутилась по темным неуютным переулкам и выбралась на широкий проспект. Потом опять начались переулки. А потом – нечто, что я бы назвал промышленной окраиной города. Справа – серый облупившийся забор, на некоторых участках которого успели поработать местные любители граффити. Слева – пустырь, однообразие которого скрашивали несколько полуразвалившихся двухэтажных построек. В американских боевиках в подобных трущобах не живут даже бродяги, а мафиози оборудуют в них склады по хранению кокаина и частенько организуют свои локальные войны. Но в подобных местах уж никак не арендуют помещения для частных престижных клиник.