живым», либо предлагаете выдать меня властям, выкрасть, устранить. Все зависит от вас. Если со мной что-то случится, помните — я подстрахован. Мое горе вернется к вам бумерангом.
   — Хорошо, а если я откажу вам?
   Штирлиц пожал плечами:
   — Ваше дело, господин Баум. Но отказ поставит под удар всю вашу цепь. Я знаю ее... С самого севера. С Игуасу... И повинны в этом громадномпровале будете вы. Именно вы.
   — Почему именно я?
   — Потому что ваши коллеги были благоразумнее. Они понимают лучше, чем вы, что мы — в конечном-то счете — делаем одно и то же дело. Пример с Гансом — явное тому подтверждение. О других я умолчу, это асы Гелена, я дорожу их дружбой. Мы дружим с ними, господин Баум. Они верят нам.
   — В таком случае назовите имя хотя бы одного из наших асов.
   — Ну, этого-то я никогда не сделаю.
   — Значит, блефуете.
   — Это самоуспокоение на десять минут. Потом наступит пора мучительных раздумий и раскаяния. Вам известен мой ранг в СД?
   — Да.
   — Вы понимаете, что я унес с собой определенную информацию из рейха, и на вас в частности: «нелегальный резидент гитлеровского вермахта в Аргентине с тридцать девятого года по девятое мая сорок пятого»?
   — Да.
   — Вы понимаете, что я могу распорядиться этой информацией и к своей пользе, и к нашей общей?
   — Понимаю.
   — В таком случае: что интересует Гелена — только в связи со мной?
   — Передвижения.
   — Еще?
   — Контакты.
   — С кем?
   — Со всеми.
   — И ничего больше?
   Баум закряхтел; растерянность на его лице была очевидна: человек попал впросак, мучительно ищет выход из трудного положения.
   — Ну, давайте же, время...
   — Повторяю: контакты. Все контакты... Особенно — с аргентинцами... Точнее, с одним аргентинцем...
   — Имя! — Штирлиц прикрикнул, чувствуя, что теряет ритм и натиск.
   И Баум сдался:
   — Сенатор Оссорио... Бывший сенатор, так вернее...
   — Кто его должен ко мне подвести?
   — Не знаю. Но — подведут. Ждите. У него есть материалы, которыми интересуется Центр. Это связано с работой комиссии сената по расследованию антиаргентинской деятельности. Люди Перона не смогли их получить, документы исчезли. Вы, как считают в Мюнхене, ищете именно эти материалы...
   — Значит, после того, как я их получу, вы должны убрать меня?
   — Не знаю.
   — Кто возьмет билеты? — спросил Штирлиц.
   — Вы.
 
   Из соседнего городка Штирлиц заказал три телефонных разговора: один с ФБР (в Кордове он не зря спросил у Джона Эра номер коммутатора), второй с Краймером, а третий номер был вымышленным.
   Когда ответил низкий голос: «Федеральное бюро расследований, доброе утро, слушаю вас», — Штирлиц попросил соединить его с мистером Макферсоном (от Роумэна знал, что этот человек, руководитель подразделения по наблюдению за европейскими эмигрантами, умер семь месяцев назад); бас пророкотал, что мистер Макферсон больше не работает в управлении: «Очень сожалею, может быть, соединить с кем-то еще из его группы?» Штирлиц поблагодарил, сказав, что он перезвонит в другой раз. Краймеру он сказал, что необходима ссуда, пара тысяч долларов, все остальное он берет на себя; «и, пожалуйста, отправьте то, о чем я вас просил; время; теперь я готов к встрече»; третьего разговора не стал дожидаться, вышел из кабины и попросил Баума:
   — Выкупите у барышни в бюро заказов бланк с номерами, не надо, чтобы здесь оставались те номера, я напишу ей другие...
   И Баум сделал это; Штирлиц порвал бланк, бросил в урну и вышел из почты; на улице Баум схватился за живот: «Сейчас я вернусь, это на нервной почве». Идет подбирать обрывки бланка, понял Штирлиц, очень хорошо, пусть, как раз в это время я и отправлю письмо Роумэну...

Гарантированная свобода личности (сорок седьмой)

1
    «Л» 16. — Мистер Краймер, я пригласил вас для того, чтобы задать ряд вопросов, связанных с вашей поездкой в Аргентину.
    Краймер.— Во-первых, представьтесь, во-вторых, объясните, отчего я вызван в Центральную разведывательную группу, в-третьих, будет ли наше собеседование носить такой характер, что я должен пригласить сюда своего адвоката?
    «Л».— Меня зовут Джозеф О'Брайен, я консультирую ЦРГ по вопросам Латинской Америки, где в равной мере опасны как бывшие нацисты, так и коминтерновские представители, готовящие путчи против законно избранных правительств. Это ответ на ваш первый вопрос. Соединенные Штаты не могут не проявлять оправданного беспокойства о своих южных соседях, — так было, есть, так будет. Поэтому ЦРГ внимательно наблюдает за происходящими в том регионе процессами. Это ответ на ваш второй вопрос. Полагаю, что приглашение вашего адвоката нецелесообразно, ибо против вас не выдвигают никаких обвинений, а хотят поговорить как с патриотом этой страны...
    Краймер.— «Хотят»? В разговоре примет участие еще кто-нибудь?
    «Л».— Как человек, получивший филологическое образование да еще работающий в рекламе, то есть постоянно соприкасающийся со словом, вы очень тщательно следите за фразой. А я говорю с вами совершенно открыто, не придавая, видимо, отдельным словам должного значения... Приношу извинение... Говорить с вами буду я. Один.
    Краймер.— Это если я соглашусь разговаривать с вами один на один.
    «Л».— Да, конечно, это ваше право, мистер Краймер. Вы можете пригласить адвоката... А можете и вовсе отказаться от собеседования, это право вам гарантирует конституция этой страны.
    Краймер.— Все будет зависеть от того, как пойдет разговор... Я, знаете ли, читаю наши газеты, там печатают допросы, проводимые Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности...
    «Л».— Вы находите в них какие-то нарушения конституции?
    Краймер.— А вы — нет?
    «Л».— Бог с ней, с этой комиссией... Меня интересует другое... Во время поездки по Аргентине, финансировавшейся фирмой «Кук и сыновья», не приходилось ли вам встречаться с немцами или русскими? Случайно — в самолете, поезде, автобусе, отеле?
    Краймер.— С немцами и австрийцами встречался... Кстати, австрийцы вас тоже интересуют? Я им не верю, как и немцам... Один язык, похожая природа, и не имели партизанских соединений...
    «Л».— Да, австрийцы тоже меня интересуют, особенно те, которые были связаны с наци...
    Краймер.— Таких в Барилоче полно.
    «Л».— Барилоче? Что это? Город? Район?
    Краймер.— Неужели не знаете?! Одно из чудес света! Прекрасные лыжные катания — с июня по октябрь... Это на границе с Чили, там невероятно красиво... В Барилоче много австрийцев... И немцев тоже...
    «Л».— Фамилии не помните?
    Краймер.— Нет... Они для меня все «фрицы».
    «Л».— Странно, мы, американцы, называем немцев «Гансами»... Только русские называют их «фрицами».
    Краймер.— Так это я у русских и научился! Наши полки встретились на Эльбе... Первыми...
    «Л».— Хорошо отпраздновали встречу?
    Краймер.— О! Первый и последний раз в жизни я позволил себе пить три дня подряд...
    «Л».— С кем?
    Краймер.— С русскими, с кем же еще?!
    «Л».— Фамилии не помните?
    Краймер.— Все фамилии зафиксированы вашими службами, мистер О'Брайен. Как и наши — русскими. Я воевал начиная с Африки, с сорок второго года, не надо говорить со мной, как с мальчишкой. Если же вас интересуют фамилии немцев и австрийцев в Барилоче, отправьте туда ваших людей, деньги вам на это отпущены... Я бы, на вашем месте, отправил.
    «Л».— У вас есть подозрения против кого-нибудь?
    Краймер.— Я же вам говорил: не верю ни одному «фрицу».
    «Л».— Увы, должен согласиться с вами... Я ведь тоже во время войны был в Европе... Ненависть к немцам трудно вытравить, вы совершенно правы... Скажите, в той фирме, что вас принимала, были немцы?
    Краймер.— Да, был там один Ганс...
    «Л».— Это надо понимать — «фриц»? Немец?
    Краймер.— Нет, именно Ганс. Из Вены... Но нами занимался американец, Мэксим Брунн, прекрасный инструктор горнолыжного спорта.
    «Л».— Он вам ничего не рассказывал о тамошних немцах с нацистским прошлым?
    Краймер.— Нас с ним интересовали совершенно иные вопросы, Барилоче — поле для бизнеса.
    «Л».— Какого?
    Краймер.— Нашего, мистер О'Брайен, нашего с Брунном, проблема не имеет отношения к собеседованию, бизнес есть бизнес.
    «Л».— Да, да, конечно, это свято... Но мистер Брунн там живет, значит, он много знает... Возможно, поделился чем-то с земляком?
    Краймер.— Мы не земляки. Он из Нью-Йорка, а я южанин, из Нью-Орлеана...
    «Л».— Местные власти не мешают вашему и мистера Брунна бизнесу?
    Краймер.— Какой им смысл?! Они получают с нас хорошие деньги, тот дикий край заинтересован в валютных поступлениях...
    «Л».— Вы оставили мистеру Брунну какие-то поручения?
    Краймер.— Конечно. Когда начинаешь дело, партнер должен иметь право на свободу поступка.
    «Л».— А что за поручения мистера Брунна вы взялись выполнить здесь, в Штатах?
    Краймер.— Насколько я понимаю, Брунн — американец... А вас интересуют нацисты, немецкие нацисты.
    «Л».— Для нас. Центральной разведывательной группы, факт проживания американца в тех районах, где, по вашим словам, много немцев, возможно, с нацистским прошлым, представляет немаловажный интерес...
    Краймер.— Ну, в этом смысле вы, конечно, правы.
    «Л».— Лишь поэтому я и спрашиваю: какие поручения мистера Брунна вы взялись выполнить дома?
    Краймер.— Никаких. Конечно, надо кое-что вложить в рекламу, но это моя забота, а не его, напечатать проспекты, хотя, повторяю, это делаю я, он в этих вопросах некомпетентен, он замечательный инструктор, умеет вести себя с людьми, прекрасно катает, знает уникальные места в окрестностях... Славный парень, он понравится вашим людям. Можете им назвать меня, пусть передадут привет от компаньона, Брунн не откажется помочь.
    «Л».— Вы не представляете себе, мистер Краймер, как мне важно это ваше предложение... А что вы можете сказать о Гансе? Мистер Брунн как-то характеризовал его?
    Краймер.— По-моему, он относится к нему с юмором...
    «Л».— С доброжелательным юмором?
    Краймер.— Да, именно так. Но в горах отношения между людьми особые... Там важно, кто как катает со склонов. Мистер Брунн непревзойденный мастер... Этот Ганс сосунок в сравнении с мистером Брунном... И потом он племянник хозяина той фирмы, где служит Брунн...
    «Л».— Кто хозяин?
    Краймер.— Я с ним не встречался... Какой-то Вальтер... Отто Вальтер, австрийский социал-демократ, эмигрант... Брунн считает его порядочным человеком.
    «Л».— Брунн симпатизирует социал-демократам?
    Краймер.— Мистер О'Брайен, в Австрии можно симпатизировать или национал-социалистам, или социал-демократам. По-моему, американец обязан симпатизировать последним.
    «Л».— Вы отвечаете, как режете, мистер Краймер... Все, у меня больше вопросов нет... Большое спасибо за ваше предложение отправить в Барилоче нашего человека к мистеру Брунну с приветом от вас, это очень важно... Как, кстати, там со связью? Мистеру Брунну легко до вас дозваниваться?
    Краймер.— Легко, но дорого. Лучше телеграмма или письмо.
    «Л».— Власти Перона не лезут в переписку? Может быть, вам стоило придумать какой-то примитивный шифр? Перон, знаете ли, есть Перон.
    Краймер.— Нам нечего скрывать. Кроме добра себе, нашим клиентам и Аргентине мы ничего не делаем...
    «Л».— Еще раз большое спасибо, мистер Краймер, извините, что я отнял у вас время.
2
   Расшифровка беседы, проведенной с миссис Мэри Спидлэм осведомителем ФБР «Лиз»,
   откомандированной в распоряжение м-ра Макайра (Центральная разведывательная группа).
 
    «Лиз».— Боже, какой у тебя загар, подружка! Ты совершенно коричневая! Но не такая, как мы, валяющиеся летом на пляже. У тебя — совершенно особый...
    Мэри.— Так я же вернулась из Аргентины... Вечно забываю название этого места в горах... Такая красота, Лиз, такое блаженство!
    «Лиз».— В Аргентине? Ты сумасшедшая! Это же черт знает где?! Зачем тратить безумные деньги?! Или ты получила наследство?!
    Мэри.— Наследство мы, увы, не получали... Просто Чарльз делает буклеты для фирмы «Кук», ну, те и предложили полет в четверть цены, это дешевле, чем отправиться на Майами.
    «Лиз».— Не жалеешь, что съездила?
    Мэри.— О, нет, что ты! Это незабываемо!
    «Лиз».— Неужели встала на горные лыжи?
    Мэри.— И еще как!
    «Лиз».— Кто тебя учил? Какой-нибудь индеец в шляпе из перьев?
    Мэри.— Меня учил Мэксим, подружка, американец, как мы с тобой...
    «Лиз».— Ну-ка, ну-ка, погляди мне в глаза!
    Мэри.— Нет, действительно, он поразительный тренер... Бородатый, крепкий... Настоящий мужик...
    «Лиз».— Ну, и..?
    Мэри.— О чем ты?
    «Лиз».— Напиши ему записку, представь меня, я тоже полечу в Аргентину...
    Мэри.— Нет.
    «Лиз».— Ой, ты влюблена! Он пишет тебе письма, а ты отвечаешь ему стихами!
    Мэри.— Между прочим, я бы с радостью стала писать ему письма... Но он какого-то особого кроя... Очень сдержан... Я таких мужчин раньше не встречала...
    «Лиз».— Каких?
    Мэри.— Ну, таких... Я даже не знаю, как объяснить... Если раньше действительно были рыцари, а их не придумал Айвенго, то он настоящий рыцарь...
    «Лиз».— Рыцарей придумывал Вальтер Скотт, дорогая. Айвенго был шотландским разбойником... Ну, хорошо, а в чем же его рыцарство? Расскажи, страшно интересно!
    Мэри.— Не знаю... Это трудно передать...
    «Лиз».— Скажи честно, он волочился за тобой?
    Мэри.— Говоря честно, я волочилась за ним...
    «Лиз».— Ну и?
    Мэри.— Видишь, вернулась. Живая и здоровая... И начала вести на календаре отсчет, когда я поеду в это самое... как его... Барилоче, вспомнила! Я мечтаю туда вернуться... Мечтаю, как девчонка.
    «Лиз».— Он тебя ждет?
    Мэри.— Я замужем, подружка, ты забыла?
    «Лиз».— С каких пор это мешает чувству? Особенно, если оно такое чистое... По-моему, именно новое чувство укрепляет семью, дает импульс былому, возвращает тебя в юность, ты начинаешь по-иному оценивать мужа, видишь в нем что-то такое, чего раньше не замечала...
    Мэри.— Ну, знаешь, это слишком сложная теория, такое не для меня... Представлять себе другого, когда спишь с мужем? Слишком утомительно, разрушает нервную систему... Я смотрю на мир проще...
    «Лиз».— Это как?
    Мэри.— Не знаю... Проще, и все тут...
    «Лиз».— А у этого самого инструктора есть семья?
    Мэри.— По-моему, нет.
    «Лиз».— Но ты хоть адрес ему оставила?
    Мэри.— Он не просил...
    «Лиз».— Вообще ни о чем не просил?
    Мэри.— Ни о чем.
    «Лиз».— Он образован? Умеет рассказывать истории? Знает стихи?
    Мэри.— Он молчаливый. По-моему, за ним — история, но он никому ее не открывает...
    «Лиз».— Очень скрытный?
    Мэри.— Да нет же... Он ничего не играет, понимаешь? Он сам по себе: «я вот такой, а никакой не другой, таким меня и принимайте, не хотите — не надо!»
    «Лиз».— Ну, хорошо, ты хоть поняла, что он любит, что ненавидит?
    Мэри.— Он очень любит горы... А ненавидит? Не знаю... Он про это не говорил...
    «Лиз».— Он всю войну просидел в этих самых горах?
    Мэри.— Кажется, он воевал... Да, да, он воевал, очень ненавидит нацистов, вот что он ненавидит по-настоящему. Он сказал Чарльзу: «Вы не знаете, что такое рейх, и молите бога, что вам этого не довелось узнать»...
    «Лиз».— А почему он так грубо сказал? У него были основания?
    Мэри.— Разве в этих словах есть бестактность? Я бы почувствовала, ты не права...
    «Лиз».— А он и по-испански хорошо говорит?
    Мэри.— Как по-английски... У него есть друг, хозяин бара Манолетте, тот уехал в Аргентину после того, как в Испании победил Франко, они вместе поют под гитару такие замечательные песни! Настоящие фламенко!
    «Лиз».— А отчего Манолетте уехал из Испании? Он красный?
    Мэри.— Откуда я знаю?! Он милый. Какое мне дело, красный он или нет! Он готовит замечательную парижжю... Знаешь, что это?
    «Лиз».— Откуда мне...
    Мэри.— Это когда на углях жарят мясо — печень барашка, почки, мозги, даже яички, это у них главный деликатес... Объедение!
    «Лиз».— Наверняка у этого твоего тренера есть какая-нибудь аргентинка! Уверена в этом... Или индианка... Ты была у него дома?
    Мэри.— Как я могла?! Он никого к себе не приглашал, он очень весел на склоне, а в баре сидит и молчит...
    «Лиз».— И ты с ним...
    Мэри.— Твой вопрос бестактен...
    «Лиз».— А я бы на твоем месте сохранила память обо всем этом. И ничего в этом нет постыдного. Если мужчинам все можно, то почему нельзя нам?!
    Мэри.— Между прочим, ты бы ему наверняка не понравилась...
    «Лиз».— Сначала надо решить, понравится ли он мне... Наверное, он от вас вообще не отходил ни на шаг, что ты так к нему привязалась...
    Мэри.— Да мы его упрашивали быть с нами! Мы! Я же говорю: он живет сам по себе! Ему интересно с самим собой и с его горами...
    «Лиз».— А кто вас к нему привез?
    Мэри.— Никто нас к нему не привозил. Он сам предложил свои услуги, там это у них принято...
    «Лиз».— Наверняка он предложил услуги именно тебе!
    Мэри.— Ничего подобного, Краймеру. Он наш руководитель, он все и решал.
    «Лиз».— А откуда твой красавец знал, что Краймер руководитель?
    Мэри.— Какая разница? Почему это должно меня интересовать? Просто я теперь отмечаю календарь каждый день, и это для меня счастье.
3
   Г-ну Р. Макайру,
   ЦРГ.
 
   Уважаемый мистер Макайр!
   Во время командировки в Барилоче с группой туристов фирмы «Кук и сыновья» я познакомилась с интересующим ЦРГ Мэксимом Брунном.
   Произошло все в день прибытия, когда мы решали, где начать катания.
   М-р Брунн сам предложил нам свои услуги, и все мы согласились с его предложением, что вызвало неудовольствие у его конкурента м-ра Роберта (Локо), но большую радость хозяина фирмы австрийца Ганса.
   М-р Брунн более всего контактировал с м-ром Краймером и миссис Мэри Спидлэм; думаю, что между ними возникла близость, — так нежны были их отношения. Это возможно тем более и потому, что м-р Чарльз Спидлэм выключается после приема алкоголя, что позволяет его жене быть свободной всю ночь.
   Я не заметила ничего, что могло бы хоть в какой-то мере скомпрометировать м-ра Брунна как лояльного американца.
   В библиотеке Барилоче я поинтересовалась его формуляром. Беглое изучение показало, что м-р Брунн не заказывает левую литературу или журналистику, изучает в основном историю немецкого заселения Латинской Америки (Аргентина, Чили, Парагвай, Бразилия и Никарагуа), проявлял повышенный интерес к делу о похищении в 1931 году сына великого американского летчика Чарльза Линдберга, выписывал по этому вопросу газеты из Буэнос-Айреса на английском, немецком и испанском языках. С вопросом о деле летчика Чарльза Линдберга он также обращался в местную газету, но по какой причине — выяснить не удалось, поскольку тур был весьма кратковременным.
   У меня наладились вполне добрые отношения с м-ром Брунном, и в случае, если Вы сочтете целесообразным, я готова отправиться в Барилоче для более тесной работы с этим джентльменом.
   Ни с какими просьбами к членам нашей группы м-р Брунн не обращался, к вопросам политического или военного характера интереса не проявлял, его беседы с м-ром Краймером носили деловой характер и касались возможности создания в Барилоче филиала их фирмы.
   О м-рах Брехте, П. Роумэне и Г. Спарке разговор ни с кем ни разу не поднимался. О работе Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности — тоже.
   ...В районе озера ведется активное строительство какого-то комплекса, но что это такое — никому не известно.
 
   Хэлен Эрроу.
 
   Резолюция Макайра: В архив. Командировка X. Эрроу в Барилоче нецелесообразна. Работу по «Брунну» ведут «Организация» и лично Верен.

Роумэн, Спарк (Лос-Анджелес, сорок седьмой)

   Спарк позвонил к нему ночью, в половине первого:
   — Я хочу, чтобы ты сейчас же, повторяю, сейчас же приехал к нам, Пол!
   Тот вскинулся с тахты, чувствуя, как сердце враз сделалось «заячьим хвостиком»:
   — Господи, что-нибудь с детьми?
   — Нет, нет, с мальчиками все в порядке... Ты же выполнил условия договора... Я прошу тебя немедленно к нам приехать, речь идет о другом...
   — А кто выручит мою шоферскую лицензию? — Роумэн хохотнул. — Я слегка поддал, Грегори. Я не хочу ездить пьяным, этого только и ждут пареньки, я чту законы страны проживания.
   — Вызови такси, я оплачу, останешься у нас, здесь и поговорим.
   — На подслухе у Макайра? — Роумэн снова хохотнул. — Ты хочешь порадовать начальника?
   — Не сходи с ума, Пол. У тебя здесь нет больших друзей, чем Элизабет и я. Не сходи с ума. Мне нужно тебя увидеть.
   — Ну так и приезжай в город. Пойдем в «Президент»... Там шлюхи съезжаются к полуночи, я покажу тебе самых роскошных потаскух... Там дорого, осведомители не пролезут, они же на бюджете, им нужно просить разрешения на траты, забыл, что ль? Там и поговорим, если тебе это так надо.
   — Хорошо. Я выезжаю. Встретимся в «Президенте»? Или заехать за тобой?
   — Нет, ко мне не надо, здесь все нашпиговано макайровскими штуками, я ж говорю, они записывают даже то, как я корчусь на унитазе после пьянки...
   — Думаю, у них сейчас есть работа поважнее, чем фиксировать твои стоны на унитазе. Я выезжаю.
   — Хорошо, я заказываю столик.
   Роумэн положил трубку на рычаг осторожно, словно боялся ее сломать, потом резко поднялся, походил по квартире, которая после отъезда Кристы сделалась похожей на его мадридское обиталище в дни, когда не приходила убирать Мариан, такой кавардак: разбросанные по полу ботинки, висящие на спинках кресла рубашки, пыль на книжном столе, заваленном рукописями сценариев; истинно холостяцкое жилье; даже спать он теперь ложился — если возвращался домой — на тахте возле балконной, во всю стену, двери; на кровати, которую купила Криста, — книги; каждое воскресенье Роумэн отправлялся по книжным лавкам, скупал все, связанное с прошедшей войной, историей разведки, сексопатологией, помешательством, мафией и атомной бомбардировкой Хиросимы; книги по бизнесу складывал на полу, возле батарей отопления, особенно часто листал пособие для начинающих предпринимателей «Как стать миллионером»; потешаясь, делал выписки, прятал их в стол, пригодится на будущее; почему бы, действительно, не стать миллионером; тому, у кого баки на счету, не страшно и ФБР; воистину, танцует тот, кто заказывает музыку.
   Роумэн снял рубашку, надел полосатую куртку и джинсы, бриться не стал, набрал номер «Президента», попросил забронировать столик на имя мистера Спарка: «Платить буду я, Пол Роумэн, да, да, не Раумэн, а Роумэн, это кто-то работает под меня, гоните его прочь, ах это тот самый Раумэн из Техаса, который держит скот? Очень хорошо, передайте ему привет, скажите, мы с ним братья, пусть подкинет пару сотен тысяч, я восславлю его в фильме, сниму верхом на жирафе с копьем в левой руке и в шляпе, формой похожей на древнеегипетское изображение фаллоса».
   — Что это такое? — деловито поинтересовался метрдотель, принимавший заказ; Роумэн посмеялся: у этого ума хватит передать мое предложение мистеру Раумэну, будет очень смешно, наверняка намылит мне морду, они в Техасе прыткие.
   — Про фаллос вы ему не говорите, не надо, а про жирафа можете, я буду через полчаса, до свиданья.
   ...Роумэн вышел на улицу, с океана задувал ветер; нет ничего прекрасней такой погоды, подумал он, все идет, как надо, сейчас меня хорошо проморозит, я буду готов к разговору, мы должны провести этот разговор, от него зависит все или почти все, это точно.
   Город уснул, главная улица была пустынной, только в барах слышны голоса и костистыеудары бильярдных шаров; именно в барах по ночам собираются либо счастливые люди, либо самые несчастные, которые бегут самих себя.
   В шикарном «Президенте» было светло, как в операционной, и так же холодно; нет ничего отвратительнее огромных гостиниц, какой-то случной пункт, никакого уюта, сплошная показуха, отчего людей так тянет на показуху, будь мы все неладны?!
   Войдя в бар, Роумэн спросил, не пришел ли мистер Спарк; мэтр ответил, что еще не появлялся, однако техасский Роумэн гуляет: «Я ему сказал про вас, он очень потешался, хотите познакомиться?»
   Роумэн оказался крошечным человечком в ковбойской одежде; хлопнув Пола по плечу, предложил выпить «хайбол», спросил, откуда он родом: «Нет, увы, мы не братья, я бы мечтал найти брата, меня раздавило дело, будь оно неладно, нет свободной минуты...»
   — Так остановитесь, — посоветовал Пол. — Набрали десяток миллионов баков — и хватит! Наслаждайтесь жизнью! Видите, сколько здесь прекрасных шлюх? Каждая стоит тысячу в месяц, — это если высшего класса. Сто тысяч за десять лет вперед — гроши. Я бы на вашем месте нанял тройку, завидую шейхам, нет ничего надежнее многоженства, жизнь в радость, никаких обязательств, одни наслаждения...
   — Я смущаюсь называть вещи своими именами, — сказал коротышка Роумэн, — тем более, когда речь идет о женщинах.
   — Наймите себе «паблик рилэйшенз офиссер» 17... Возите его с собою, кивнете головой — «хочу вон ту девку», — он вам ее сразу же приволочет...