Страница:
Одним словом, у него обнаружили СПИД.
Кровь отхлынула от ее и без того бледного лица, ставшего в эти мгновения каким-то необычайно выразительным.
— И вы думаете, что я…
— Мы ничего не хотим думать, но уже сдали тест-пробы в лаборатории при иммунологическом центре профессора Монахова, — холодно сказал Влад. — И соответственно, рекомендуем это и тебе.
— И будь осторожна, — зачем-то добавил Илья, — не старайся красиво умирать, если…
Он не договорил, вероятно, подумав, что у него путаются мысли и заплетается язык. Что и говорить, необычное ощущение — чувствовать себя смертником.
— Уходите, — тихо сказала она. — Винни, закажи-ка мне текилу со льдом.
Тот с готовностью встрепенулся, упершись в братьев Свиридовых тяжелым и добротным, как набалдашник кувалды, взглядом, а потом и вовсе поднялся во весь свой немалый рост, развернув мощные плечи.
— Намек понят. Пошли, Илюха, — сказал Влад и смерил гоблина ответным — ровным и презрительным — взглядом. — Смотри у меня, не то уволю к чертям.
— А-а?
— Шлюха, — пробормотал Илья, неверной походкой топая вниз по лестнице. — Слушай, Вовка, ну и зачем мы вообще к ней ходили, кроме как для того, чтобы нажить аллергию на бритые затылки и перекормленных цыплят под вонючим соусом?
— Это уж надо у тебя спросить.
Они нашли Кропотина в достаточном подпитии.
На столике стояло несколько недопитых коктейлей, в одном из бокалов торчала соломинка, а в другом плавал окурок. Возле столика сидели две шалавовидных малолетки в обтягивающих джинсах и пошлых топиках и что-то щебетали развалившемуся на стуле Кропотину в оба уха.
— А это что еще за проститутки? — проговорил Влад, садясь за столик и очаровательно улыбаясь девушкам.
— Им надо на какой-нибудь ублюдской гоповской дискотеке тусоваться, а они в «Полишинель» приперлись, — хмуро пробормотал Илья. — Тоже мне, выеживаются, будки понтовые. Наверно, все бабки за входные билеты пробили, теперь и клеятся, чтобы, значит… Их бы Фокин натянул, шалав.., мало бы не показалось…
По всей видимости, те не услышали оскорбительных разглагольствований вновь прибывших, да и неудивительно, потому что уже пятнадцать минут как включилась музыка, и все беседы на расстоянии больше десяти сантиметров представлялись делом нереальным. Так что через несколько минут, выпив еще немного — а Кропотин, пропив большую часть денег, уже перешел на демократические коктейли «Отвертка» (водка с фруктовым соком) и «Кровавая Мэри» (водка с томатным соком), — все передислоцировались ближе к сцене, на которой под осточертевшую «Livin la vida loca» Рикки Мартина гибко и слаженно извивались почти обнаженные женские фигуры в скудных передничках из блестящих лент, ярко вспыхивающих в хаотических разноцветных лучах светового шоу…
— Катя.
— Зам-м-мечательно…
Пошатывающийся Илья ткнулся головой в раковину и пустил воду, а потом перевел взгляд на стоящую возле стены буквально в шаге от него девушку.
Одну из тех двух, которых подцепил Кропотин, а вернее, которые сами подцепили Кропотина.
После того, что было принято в течение вечера и уже минувшей части ночи, она показалась ему очень даже ничего. И не играло роли, что они находились в запертом женском туалете, в дверь которого уже ломились жаждущие облегчения и утешения посетительницы «Полишинеля».
Ничто уже не играло роли. Забыто все!
Из соседней кабинки раздавались звуки, которые легко можно было квалифицировать: такие часто насыщают саунд-трэк старой доброй немецкой или шведской порнухи.
В кабинке находилась вторая девушка и с ней… нет, не Влад. Тот никогда не опустится до таких тинейджеровских забав — все-таки солидный пост и тридцать два года. Хотя Влад всегда был человеком неожиданным.
Там Кропотин. Парень определенно делает успехи. После армии ему куда больше везет на девушек.
Илья вспомнил Леру и горько засмеялся. Везет.
Ничего себе везет, первая же особа женского пола — и та, по всей видимости, ВИЧ-инфицированная.
Если это так, а Дима еще и не предохранялся, все может кончиться трагически.
Катя подошла к нему, пошатываясь и виляя бедрами, вскинула руки на плечи и прямо-таки впилась губами в шею. Такая маленькая и такая развращенная, подумал было Илья, но выросший до критического звучания нестройный гул женских голосов отвлек его спутавшиеся мысли в другое русло.
— Что за суки там засели?
— Открывай, бля!
— Да что же мне.., охрану вызывать, что ли?
— В-в-в… Шалавввы!
Внезапно бабский вой смолк, и мощный удар потряс дверь до основания. Она отлетела, вывороченная вместе с петлями — настолько силен был этот удар, а в туалет ввалились два здоровенных молодца, в одном из которых Илья незамедлительно признал Винникова — он же Винни-Пух. Было непонятно, чем вызвано такое скорое появление братвы на горизонте больших и малых нужд. Уж наверняка не о судьбе страждущих гражданок они радели.
— Вот он, Дамир! — воскликнул Винни и указал пальцем на притиснутого к стене Илью. — Я же говорил, что эти козлы свалили в сортир с телками.
Дамир, плотный смуглый молодой человек в расстегнутой на три верхние пуговицы темно-синей джинсовой рубашке, из-под которой кучерявились завитки густых и вьющихся, словно каракуль, черных волос, неспешной кавалерийской походочкой приблизился к Илье и прижавшейся к его плечу девушке. Кавалерийской походку Дамира стоило назвать уже хотя бы потому, что обе его нижние конечности, с достоинством шаркающие по кафелю, были столь удручающе кривы, что так и хотелось крикнуть: «Конница Буденного!..» — и далее по тексту.
Впрочем, едва ли эти мысли могли прийти в голову если не испуганному, то изрядно обеспокоенному Илюхе, невольно поежившемуся под пристальным и невозмутимым взглядом маленьких черных глаз Дамира.
— Што, сука, девушэк любищ? — с недоброй блуждающей улыбкой, открывшей великолепные белые зубы, проговорил он. — «Антонелла».., звонищ? Это ты напрасно, дорогой, затеял. Особенно если патом спрашиваещ про Симонова. Зачем лэзещ не в свое дэло?
— Да я…
— А где второй? Умотал уже, щто ль?
Одним движением он отшвырнул дрожащую малолетку, даже не удостоив ее взглядом, и подошел к Илье вплотную. Тот не успел даже глазом моргнуть, как кулак кавказца коротким неуловимым движением пришел в соприкосновение с его солнечным сплетением, и невыносимая боль пронизала, скрутила, спеленала младшего Свиридова. Сложившись вдвое и подломив колейи, он повалился на пол, задыхаясь и ловя воздух широко раскрытым ртом, и тут же второй удар — прямой в голову — отшвырнул его к окну, и Илья ударился лбом о холодный радиатор центрального отопления. Перед глазами замутилась и полыхнула тошнотворная кутерьма, Илья сполз по батарее лицом на пол и почувствовал разбитыми губами холодный кафель…
Вероятно, третий удар заставил бы его потерять сознание, но его почему-то не последовало. Ему почудились глухие звуки ударов, обрывистые хриплые ругательства, а потом чьи-то руки подняли его и рывком поставили на ноги.
Илья открыл глаза и увидел перед собой хмурое лицо Кропотина с разбитой левой бровью и распухшей нижней губой. Правая рука Димы лежала на плече Ильи, суставы были разбиты в кровь. В точно такую же кровь, как та, что тонким алым росчерком отметила левую щеку Кропотина, точно такую же, приторный солоноватый вкус которой Свиридов-младший чувствовал на собственных, разбитых при падении губах.
Но это была еще не вся кровь.
У самого входа с разбитой головой лежал Дамир.
Возле него валялось тяжелое мусорное ведро. Оно лежало на боку, содержимое высыпалось, и тонкая струйка крови из рассеченной головы кавказца подтекала под кучку мусора.
В углу, прямо противоположном тому, близ которого лежал Илья, копошился, пытаясь подняться, здоровенный парень. Он стоял на четвереньках и тупо, по-собачьи, крутил бритой головой, отчего на толстенной шее образовывались внушительные складки. В иной ситуации это выглядело бы забавно, но теперь с зависшего в двадцати сантиметрах от пола лица Винни — разумеется, это был он, — на белый кафель падали крупные капли крови, растекаясь бесформенными пятнами величиной с пятирублевую монету, а в расширенных глазах Ильи Свиридова эти алые пятнышки казались гибельным предзнаменованием еще худшего…
— Скорей уматываем отсюда! — подтолкнул его Кропотин. — Некогда глазеть. И вы — марш отсюда! — прикрикнул он на девчонок, которые намеревались приятно провести время, а вместо этого попали словно бы на съемки боевика «Кровавая мясорубка в сортире-III».
Они проскользнули мимо уже приходящего в себя Винни, мимо позабывших, зачем, собственно, явились сюда, посетительниц литеры "Ж", столпившихся перед вывороченной дверью, и бросились в зал, на ходу вытирая кровь — Кропотин носовым платком, а Илья подолом рубашки.
— Но как же так? — бормотал Илья.
Они нашли Свиридова за тем же столиком. Он мило беседовал с какой-то девушкой, с которой, очевидно, познакомился только что.
— Влад! — задыхаясь, Кропотин, хватая расслабившегося брата за рукав, который затрещал и едва не порвался. — Там эти…
— А? — буркнул тот. — Что?
В этот момент его взгляд упал на разукрашенное синяками и кровоподтеками распухшее лицо Ильи, и он недоуменно скривил губы.
— Что за черррт? — проговорил он.
— Гораздо хуже, — ответил уже несколько оклемавшийся и пришедший в себя Дмитрий, — не черт, а церетелиевская служба безопасности.., твои милые подчиненные. И настроены они отнюдь не доброжелательно.
— Разберемся, — коротко сказал Влад, вставая.
— А вон они, — выдохнул Илья. — Идут к нам.
И, по-моему, тебя они знают плохо. Или вообще не знают.
— Этого чурку я тоже не знаю, — отозвался Свиридов, глядя на Дамира. — Наверно, он из симоновских.
Виляя между столиками, Дамир и Винни угрожающе двигались по залу.
— Добрый вечер, — спокойно сказал Свиридов, перехватывая плечо Дамира и придерживая его на полном ходу.
Тот, свирепо глядя на Кропотина, попытался оттеснить Влада, но с таким же успехом он мог упираться в скалу.
— А ты что лэзешь? — рявкнул Дамир и сделал резкое движение, в то время как Винни взмахнул дынеобразным кулаком, и…
…вероятно, никто из них просто не успел понять, что произошло. Но только Дамир полетел в направлении танцплощадки и вбуравился бритой головой в ноги танцующих, а Винни что-то нечленораздельно булькнул — после короткого, без замаха, неуловимого тычка Влада перед глазами у него выросла звонко пульсирующая белая стена боли, — и неловко свалился под столик.
Подошедшая было с самыми решительными лицами охрана — коллеги Дамира и Винни — узнала Свиридова и вместо того, чтобы со скандалом выкинуть из клуба, приветствовала его почтительными кивками и улыбками.
— Пойдем отсюда, — сказал Свиридов, — вечер испорчен.
…Дамир медленно полз среди множества ног танцующих посетителей «Полишинеля», оставляя за собой кровавую полосу из разбитого носа и губ, и хрипел:
— Где эти с-суки?
— Пойдем, — повторил Влад оцепеневшим Илье и Диме Кропотину.
Но едва они успели дойти до машины, как из огромных дверей толстого тонированного стекла буквально вынесло, выметнуло потоком ярости черноволосого приземистого человека со звериным белозубым оскалом на окровавленном лице.
В руке у него был пистолет.
— Ох, бля! — простонал Илья, ныряя в машину, и в ту же секунду выстрел разбил верхний левый угол лобового стекла.
Больше Дамиру выстрелить не дали. Подбежали два охранника, мягко, но решительно отобрали у него пистолет и, приобняв за плечи, попытались увести в клуб, что-то быстро и сбивчиво говоря в оба уха одновременно. В этот момент подошел Свиридов.
— Ты, Робин Гуд недоделанный, — холодно проговорил он, — мало тебе того, что получил в клубе?
Хочешь, чтобы я тебе еще здесь добавил?
— Я тэбя… — завел свою злобную, но крайне однообразную пластинку тот, но потом, очевидно, осознав, что ему говорят его друзья, несколько поостыл и взглянул на Влада хоть и угрюмо, но скорее с опаской, чем с вызовом.
— Молодец, — отозвался Свиридов. — Ты замолчал вовремя. Присмотрите за ним, ребята, а то он еще неоперившийся, горрячий.., такие простые удары пропускает.
Вернувшись к машине, он нашел брата и Кропотина в тягостном молчании. Илья думал о том, что произошло: он никак не мог поверить, что его бывший одноклассник и старый друг Дима Кропотин сумел вырубить двух здоровенных громил из церетелиевской охраны.
Лишь когда они выехали на пустынный ночной проспект Чернышевского, Илья решился наконец задать озадачивший его вопрос:
— Слушай, Диман, а как так вышло, что ты.., так вот с этими Дамиром и Винни?
— Чего ты на них вообще полез? — угрюмо спросил Влад, которому, очевидно, экзекуция собственных коллег по работе доставила мало удовольствия.
— А как не полезть? — пожал плечами Кропотин. — Этот Дамир на пару с Винни сломали дверь, так хотели нас видеть, а потом Дамир подошел к Илье, сказал что-то про Леру и Симонова. Ну а потом началась эта свистопляска. Меня они не заметили, потому как я сидел в кабинке с этой… Таней…
Сашей… Ксюшей… — Кропотин потер ладонью вспотевший лоб и договорил:
— В общем, забыл, черт с ней и ее блядским именем. Я взял ведро, в которое мусор кидают, выскочил, да и врезал этому Дамиру по башке. Подействовало.., он шагнул три шага на полусогнутых, а потом свалился возле самого выхода. А иначе я не знаю.., он на Илюху уже в третий раз замахивался.
— А Винников? — спросил Свиридов, пристально рассматривая Кропотина.
— А Винни совсем ошалел — то ли удивился, что я Дамира так удачно, то ли еще что… В общем, пошел он на меня как-то замедленно, ну, я и швырнул в него этим ведром, да так круто, что оно шарахнуло ему прямо в лоб и отлетело через его голову к двери, обратно к Дамиру. Винни упал, а я для верности ему еще разик. Сам не поверил, что все так удачно прошло.
— Ас чего они вообще на нас бросились, как бык-антикоммунист на красный флаг? — задумчиво проговорил Илья. — Не из-за Лерки же, в самом деле? Да еще Симонова сюда приплели.
Влад пригладил ладонью растрепавшиеся волосы, и в его памяти неожиданно для него самого отчетливо всплыла фраза, брошенная прошлым вечером покойным Пашей Симоновым; "Они все хотят моей смерти.., и Шалавыч, и даже Перевийченко.
Все. Они думают, что это я подослан…"
Глава 3КРОВЬ ДИМЫ КРОПОТИНА
В иммунологический центр профессора Монахова пошли на следующий день с утра. Встретились прямо у дверей серого трехэтажного здания, где располагалось это ставшее зловещим учреждение, и Свиридов решительно потянул облезлую бронзовую ручку массивной двери.
Они прошли длинным коридором и поднялись на второй этаж, где, собственно, и располагалась искомая лаборатория, в которой уже был результат — инфицированы они или нет.
Нет смысла долго описывать процедуру оглашения результатов. Достаточно сказать, что оказавшиеся чистыми и нетронутыми ВИЧ-инфекцией братья Свиридовы почти полчаса ждали, когда из кабинета выйдет приглашенный туда последним Кропотин.
Илья откровенно нервничал, а Владимир переругивался с кем-то на работе по мобильнику.
Наконец Кропотин показался — невозмутимо спокойный, сдержанный, хотя и с пепельно-серыми окаменевшими губами и сощуренными глазами, которые он упорно прятал, оцепенело уставив в пол застывший взгляд.
— Плохо, — коротко сказал он, отвечая на немой вопрос в глазах Влада и Ильи. — Сказали прийти на следующей неделе. Примет лично Монахов.
Илья выпалил головокружительное ругательство, а более сдержанный Владимир только покачал головой и хлопнул Диму по плечу:
— Не торопись, Диман. Бывают ошибки. А если даже это не ошибка, то…
— ..то это не ошибка, а самый настоящий СПИД, — спокойно прервал его Дима. — Ладно, пошли отсюда, тут больше нечего делать.
— Это все она, — пробормотал Илья, — она, эта сука… Она знала, что больна, и все равно молчала, и вот теперь.., какая падла! Я сейчас пойду к этой твари и…
— Ты это все о Лере? — перебил Кропотин. — Зря ты так. Я сам виноват. В конце концов, может, это и не она. Может, это самое.., меня заразили в армии, когда делали инъекции…
Он запнулся и, как-то странно посмотрев на друзей, почесал в затылке. Илья, всецело захваченный мыслью о Лере, не обратил внимания на эту странную срезку Димы, зато Влад даже остановился.
— Какие еще инъекции? — медленно спросил он.
— Откуда мне знать? — быстро ответил Кропотин. — Что положено, то и делали. Вот я и говорю, что не исключено… Может, Лера вовсе ни при чем.
Свиридов покосился на него, и проговорил довольно резко:
— А Паша Симонов, он что, тоже в армии?
Кропотин ничего не ответил, погрузившись в собственные мысли, наверняка не самые приятные.
Так же молча они вышли из корпуса и медленно побрели по асфальтовой дорожке, зачем-то посыпанной крупным речным леском.
У самых ворот клинического городка, в котором располагался монаховский иммунологический центр, Влад остановился.
— Никому ни слова, — негромко произнес он, — возможно, это ошибка. И еще.., персонально тебе, Илья. Не смей вообще приближаться к Лере. Тем более что-либо ей говорить. Вот так. Я сам займусь этим делом. Тем более что оно связано с убийством моего друга… Симонова.
Весь день Свиридов размышлял над тем, что происходило в последние дни. Как будто бы лично его ничто не касалось, но в то же самое время нельзя было сказать, что он совершенно в стороне от событий.
И этот Кропотин. Старый друг брата, никогда ранее не заподозренный в приличном умении драться. А вчера он вырубил не кого-нибудь, а парней из охраны Церетели. Где же он служил?
А Церетели припомнил-таки Владу вчерашнее происшествие в клубе «Полишинель».
— Справился с малэнькими, да? — хмуро сказал он. — Они тебя просто нэ узнали, а ты…
— Маленькие? — отозвался Влад. — Да они моего брата чуть не убили.
— Брата? — переспросил Церетели и похлопал крошечными глазками. — А, ну-ну, — как-то странно произнес он и больше о Дамире и Винни не заговаривал.
Нет ни малейшей необходимости говорить о том, как прошли эти несколько дней для Димы. Сказать, что он шарахался от людей и старался как можно меньше попадаться на глаза друзьям и даже матери, — значит ничего не сказать. Теперь он прекрасно понял, как чувствовали себя прокаженные, которым в средние века надевали на голову мешок с прорезями для глаз и вешали на шею колокольчик, чтобы люди обходили больного стороной.
И еще — он прекрасно помнил, как вздрогнула ладонь Ильи Свиридова, когда ее коснулась рука человека, который уже сам начал считать себя проклятым. Его, Дмитрия Кропотина, рука.
Кропотина ждали. Когда он прошел в кабинет, где ему за несколько дней до того сообщили неутешительные результаты анализов его тест-проб на ВИЧ-инфекцию, негромко беседовавший с какой-то раскормленной теткой пожилой врач так и подскочил на месте, увидев Диму:
— Если не ошибаюсь, Кропотин?
— Да, это я.
— Пройдемте со мной. Одну минуту, Марь Сергевна, только сдам молодого человека Михаилу Иннокентьевичу и тотчас вернусь к вам.
Слово «сдам» Кропотину определенно не понравилось.
Почтенный эскулап провел Диму длиннейшим коридором, время от времени критически осматривая посетителя и что-то сдавленно бормоча под нос.
Непонятно отчего, но это вселило надежду, что произошла ошибка.., впрочем, о чем это он? Если бы он был чист, какой прок всем этим докторам водить его по кабинетам, делать анализы и смотреть на него с тем оскорбительным интересом, с которым путешественник Пржевальский, должно быть, смотрел на лошадь имени себя, любимого.
Профессор Монахов, оказавшийся высоким седым сухощавым мужчиной средних лет, сидел перед монитором компьютера и напряженно смотрел на экран в тот момент, когда вошли Кропотин и его сопровождающий. Диму удивило, что почтенный ученый работал с компьютером — в его сознании компьютер ассоциировался только с молодым поколением, а если и мог применяться в медицинской науке, то лишь за границей.
Российская медицина оставалась для Кропотина медициной градусников, грелок, капельниц, аспирина, амбаловидных санитаров для буйнопомешанных и слабительного для страдающих запором старушек.
— Я же просил вас, Василий Ипатьевич, не мешать мне, когда… — Внезапно Монахов прервал свою полную сдержанного раздражения тираду и обернулся. Увидев Кропотина, коротко спросил:
— Это тот самый?
— Да, Михал Иннокентьич, — почтительно ответил пожилой доктор.
— Прекрасно. Оставьте его здесь и можете идти, Василий Ипатьевич.
— Угу.., понял, Михал Иннокентьич, — ответил тот и вышел, едва ли не пятясь, синхронно при этом раскланиваясь.
После того как дверь за доктором, приведшим Диму в кабинет профессора, закрылась, цепкий взгляд Монахова переместился на нового пациента, все еще стоявшего в дверях, и кивнул ему на кушетку возле рабочего стола и компьютера.
— Садитесь, прошу вас, — проговорил профессор. — Вот сюда, пожалуйста. Кропотин Дмитрий Владимирович, правильно? — спокойным и доброжелательным тоном спросил Монахов.
— Да.
— Так вот, Дмитрий Владимирович, интересная получается штука. Василий Ипатьевич доводил до вашего сведения результаты ваших тест-проб на ВИЧ, но они показались ему настолько странными и необычными, скажем так, что он поспешил передать их мне. Не буду вдаваться в малоинтересные медицинские подробности, которые к тому же будут вам непонятны. Дело в том, что в вашей крови, несомненно, есть возбудитель заболевания, которое газетные борзописцы давно уже прозвали чумой двадцатого века. И мое дело — или скажем, в том числе мое дело, — чтобы эта чума не стала еще и чумой двадцать первого века. Но это так, лирическое отступление. Итак, Дмитрий Владимирович, в вашей крови, несомненно, есть вирус СПИДа. Но…
— Но… — невольно повторил Кропотин.
— Но, я бы сказал, состояние, вирулентность, арезистентный статус данного возбудителя представляет нечто новое в истории этого заболевания.., н-да, это нечто латентное, даже в некоторой степени апокрифическое. Я давно имею с ним дело, и я привык ко всем формам и проявлениям СПИДа, мои методы лечения получили европейскую известность, но, скажу вам честно, то, что я увидел у вас, поставило меня в тупик. И если вам не сложно.., я понимаю, с этической, да и с психологической точки зрения это не самый адекватный модус, но прошу понять меня правильно…
Профессор поднял глаза на озадаченное лицо Кропотина, на котором было написано, что понять Монахова правильно при задействовании подобного лексикона попросту невозможно.
Профессор снял очки, откашлялся и произнес:
— Одним словом, я прошу вас сдать тест-пробы повторно. И еще… — Михаил Иннокентьевич взял Кропотина за руку и, глядя прямо в глаза, четко выговорил:
— Вам не стоит отчаиваться, молодой человек. Не исключено, что результаты анализов будут вызывать куда больше поводов для оптимизма, нежели то, что мы имеем в настоящий момент. Еще раз повторяю, если при повторном исследовании подтвердится одна моя мысль, то.., иначе чем феноменом вас не назовешь. Вот вам талон на посещение послезавтра, двадцать восьмого июня, можете прийти в любое время с девяти до восемнадцати тридцати.
Хорошо?
Кропотин ничего не сказал, только быстро кивнул. Эта по одному слову профессора Монахова возродившаяся из пепла, как птица Феникс, надежда наполнила его теплом и какой-то по-детски светлой жаждой жизни. Такое ощущение испытывают при приеме кокаина, но в данный момент эмоции заменили собой дорогостоящий наркотик.
Эмоции, стоящие еще дороже.
В тот же день Кропотин на радостях устроился на работу (из «Аякса» ему по дружескому совету Свиридова пришлось уйти после происшествия в ночном клубе «Полишинель» во вневедомственную охрану с начальной ставкой в триста пятьдесят рублей, втрое меньше, чем он получал в «Аяксе») и вечером набрался в каком-то дешевом кафе так основательно, что наутро едва мог вспомнить, куда он, собственно, поступил на работу.
Надо ли говорить, что в кафе он был не один.
…Двадцать девятое число должно было стать решающим. Пожилой доктор, которого Монахов называл, кажется, Василием Ипатьевичем, при появлении Кропотина подскочил на месте еще бодрее, чем в предыдущее посещение Димы, и тут же повел его к профессору.
— Он сказал мне, как только вы придете, так сразу.., к нему. — Он перевел дыхание и добавил почти шепотом:
— Он говорил, что за его тридцатилетнюю карьеру такого еще не было.
Монахов в самом деле очень ждал Кропотина.
При его появлении он, забыв про свое профессорское достоинство, выскочил из-за стола и стремительными дробными шагами приблизился к Диме.
Положил руку ему на плечо и кивнул пожилому врачу:
— Благодарю, Василий Ипатьевич. Садитесь… гм… Дмитрий Владимире.., э-э-э… Дима. Я буду называть вас так, это ничего?
— Д-да.
— Вот и замечательно. Да вы садитесь, что вы стоя-то… — проговорил он, сам не выражая, впрочем, ни малейшего желания снова сесть на стул.
Кровь отхлынула от ее и без того бледного лица, ставшего в эти мгновения каким-то необычайно выразительным.
— И вы думаете, что я…
— Мы ничего не хотим думать, но уже сдали тест-пробы в лаборатории при иммунологическом центре профессора Монахова, — холодно сказал Влад. — И соответственно, рекомендуем это и тебе.
— И будь осторожна, — зачем-то добавил Илья, — не старайся красиво умирать, если…
Он не договорил, вероятно, подумав, что у него путаются мысли и заплетается язык. Что и говорить, необычное ощущение — чувствовать себя смертником.
— Уходите, — тихо сказала она. — Винни, закажи-ка мне текилу со льдом.
Тот с готовностью встрепенулся, упершись в братьев Свиридовых тяжелым и добротным, как набалдашник кувалды, взглядом, а потом и вовсе поднялся во весь свой немалый рост, развернув мощные плечи.
— Намек понят. Пошли, Илюха, — сказал Влад и смерил гоблина ответным — ровным и презрительным — взглядом. — Смотри у меня, не то уволю к чертям.
— А-а?
— Шлюха, — пробормотал Илья, неверной походкой топая вниз по лестнице. — Слушай, Вовка, ну и зачем мы вообще к ней ходили, кроме как для того, чтобы нажить аллергию на бритые затылки и перекормленных цыплят под вонючим соусом?
— Это уж надо у тебя спросить.
Они нашли Кропотина в достаточном подпитии.
На столике стояло несколько недопитых коктейлей, в одном из бокалов торчала соломинка, а в другом плавал окурок. Возле столика сидели две шалавовидных малолетки в обтягивающих джинсах и пошлых топиках и что-то щебетали развалившемуся на стуле Кропотину в оба уха.
— А это что еще за проститутки? — проговорил Влад, садясь за столик и очаровательно улыбаясь девушкам.
— Им надо на какой-нибудь ублюдской гоповской дискотеке тусоваться, а они в «Полишинель» приперлись, — хмуро пробормотал Илья. — Тоже мне, выеживаются, будки понтовые. Наверно, все бабки за входные билеты пробили, теперь и клеятся, чтобы, значит… Их бы Фокин натянул, шалав.., мало бы не показалось…
По всей видимости, те не услышали оскорбительных разглагольствований вновь прибывших, да и неудивительно, потому что уже пятнадцать минут как включилась музыка, и все беседы на расстоянии больше десяти сантиметров представлялись делом нереальным. Так что через несколько минут, выпив еще немного — а Кропотин, пропив большую часть денег, уже перешел на демократические коктейли «Отвертка» (водка с фруктовым соком) и «Кровавая Мэри» (водка с томатным соком), — все передислоцировались ближе к сцене, на которой под осточертевшую «Livin la vida loca» Рикки Мартина гибко и слаженно извивались почти обнаженные женские фигуры в скудных передничках из блестящих лент, ярко вспыхивающих в хаотических разноцветных лучах светового шоу…
* * *
— Ну что, подруга, как там тебя зовут, опять забыл?— Катя.
— Зам-м-мечательно…
Пошатывающийся Илья ткнулся головой в раковину и пустил воду, а потом перевел взгляд на стоящую возле стены буквально в шаге от него девушку.
Одну из тех двух, которых подцепил Кропотин, а вернее, которые сами подцепили Кропотина.
После того, что было принято в течение вечера и уже минувшей части ночи, она показалась ему очень даже ничего. И не играло роли, что они находились в запертом женском туалете, в дверь которого уже ломились жаждущие облегчения и утешения посетительницы «Полишинеля».
Ничто уже не играло роли. Забыто все!
Из соседней кабинки раздавались звуки, которые легко можно было квалифицировать: такие часто насыщают саунд-трэк старой доброй немецкой или шведской порнухи.
В кабинке находилась вторая девушка и с ней… нет, не Влад. Тот никогда не опустится до таких тинейджеровских забав — все-таки солидный пост и тридцать два года. Хотя Влад всегда был человеком неожиданным.
Там Кропотин. Парень определенно делает успехи. После армии ему куда больше везет на девушек.
Илья вспомнил Леру и горько засмеялся. Везет.
Ничего себе везет, первая же особа женского пола — и та, по всей видимости, ВИЧ-инфицированная.
Если это так, а Дима еще и не предохранялся, все может кончиться трагически.
Катя подошла к нему, пошатываясь и виляя бедрами, вскинула руки на плечи и прямо-таки впилась губами в шею. Такая маленькая и такая развращенная, подумал было Илья, но выросший до критического звучания нестройный гул женских голосов отвлек его спутавшиеся мысли в другое русло.
— Что за суки там засели?
— Открывай, бля!
— Да что же мне.., охрану вызывать, что ли?
— В-в-в… Шалавввы!
Внезапно бабский вой смолк, и мощный удар потряс дверь до основания. Она отлетела, вывороченная вместе с петлями — настолько силен был этот удар, а в туалет ввалились два здоровенных молодца, в одном из которых Илья незамедлительно признал Винникова — он же Винни-Пух. Было непонятно, чем вызвано такое скорое появление братвы на горизонте больших и малых нужд. Уж наверняка не о судьбе страждущих гражданок они радели.
— Вот он, Дамир! — воскликнул Винни и указал пальцем на притиснутого к стене Илью. — Я же говорил, что эти козлы свалили в сортир с телками.
Дамир, плотный смуглый молодой человек в расстегнутой на три верхние пуговицы темно-синей джинсовой рубашке, из-под которой кучерявились завитки густых и вьющихся, словно каракуль, черных волос, неспешной кавалерийской походочкой приблизился к Илье и прижавшейся к его плечу девушке. Кавалерийской походку Дамира стоило назвать уже хотя бы потому, что обе его нижние конечности, с достоинством шаркающие по кафелю, были столь удручающе кривы, что так и хотелось крикнуть: «Конница Буденного!..» — и далее по тексту.
Впрочем, едва ли эти мысли могли прийти в голову если не испуганному, то изрядно обеспокоенному Илюхе, невольно поежившемуся под пристальным и невозмутимым взглядом маленьких черных глаз Дамира.
— Што, сука, девушэк любищ? — с недоброй блуждающей улыбкой, открывшей великолепные белые зубы, проговорил он. — «Антонелла».., звонищ? Это ты напрасно, дорогой, затеял. Особенно если патом спрашиваещ про Симонова. Зачем лэзещ не в свое дэло?
— Да я…
— А где второй? Умотал уже, щто ль?
Одним движением он отшвырнул дрожащую малолетку, даже не удостоив ее взглядом, и подошел к Илье вплотную. Тот не успел даже глазом моргнуть, как кулак кавказца коротким неуловимым движением пришел в соприкосновение с его солнечным сплетением, и невыносимая боль пронизала, скрутила, спеленала младшего Свиридова. Сложившись вдвое и подломив колейи, он повалился на пол, задыхаясь и ловя воздух широко раскрытым ртом, и тут же второй удар — прямой в голову — отшвырнул его к окну, и Илья ударился лбом о холодный радиатор центрального отопления. Перед глазами замутилась и полыхнула тошнотворная кутерьма, Илья сполз по батарее лицом на пол и почувствовал разбитыми губами холодный кафель…
Вероятно, третий удар заставил бы его потерять сознание, но его почему-то не последовало. Ему почудились глухие звуки ударов, обрывистые хриплые ругательства, а потом чьи-то руки подняли его и рывком поставили на ноги.
Илья открыл глаза и увидел перед собой хмурое лицо Кропотина с разбитой левой бровью и распухшей нижней губой. Правая рука Димы лежала на плече Ильи, суставы были разбиты в кровь. В точно такую же кровь, как та, что тонким алым росчерком отметила левую щеку Кропотина, точно такую же, приторный солоноватый вкус которой Свиридов-младший чувствовал на собственных, разбитых при падении губах.
Но это была еще не вся кровь.
У самого входа с разбитой головой лежал Дамир.
Возле него валялось тяжелое мусорное ведро. Оно лежало на боку, содержимое высыпалось, и тонкая струйка крови из рассеченной головы кавказца подтекала под кучку мусора.
В углу, прямо противоположном тому, близ которого лежал Илья, копошился, пытаясь подняться, здоровенный парень. Он стоял на четвереньках и тупо, по-собачьи, крутил бритой головой, отчего на толстенной шее образовывались внушительные складки. В иной ситуации это выглядело бы забавно, но теперь с зависшего в двадцати сантиметрах от пола лица Винни — разумеется, это был он, — на белый кафель падали крупные капли крови, растекаясь бесформенными пятнами величиной с пятирублевую монету, а в расширенных глазах Ильи Свиридова эти алые пятнышки казались гибельным предзнаменованием еще худшего…
— Скорей уматываем отсюда! — подтолкнул его Кропотин. — Некогда глазеть. И вы — марш отсюда! — прикрикнул он на девчонок, которые намеревались приятно провести время, а вместо этого попали словно бы на съемки боевика «Кровавая мясорубка в сортире-III».
Они проскользнули мимо уже приходящего в себя Винни, мимо позабывших, зачем, собственно, явились сюда, посетительниц литеры "Ж", столпившихся перед вывороченной дверью, и бросились в зал, на ходу вытирая кровь — Кропотин носовым платком, а Илья подолом рубашки.
— Но как же так? — бормотал Илья.
Они нашли Свиридова за тем же столиком. Он мило беседовал с какой-то девушкой, с которой, очевидно, познакомился только что.
— Влад! — задыхаясь, Кропотин, хватая расслабившегося брата за рукав, который затрещал и едва не порвался. — Там эти…
— А? — буркнул тот. — Что?
В этот момент его взгляд упал на разукрашенное синяками и кровоподтеками распухшее лицо Ильи, и он недоуменно скривил губы.
— Что за черррт? — проговорил он.
— Гораздо хуже, — ответил уже несколько оклемавшийся и пришедший в себя Дмитрий, — не черт, а церетелиевская служба безопасности.., твои милые подчиненные. И настроены они отнюдь не доброжелательно.
— Разберемся, — коротко сказал Влад, вставая.
— А вон они, — выдохнул Илья. — Идут к нам.
И, по-моему, тебя они знают плохо. Или вообще не знают.
— Этого чурку я тоже не знаю, — отозвался Свиридов, глядя на Дамира. — Наверно, он из симоновских.
Виляя между столиками, Дамир и Винни угрожающе двигались по залу.
— Добрый вечер, — спокойно сказал Свиридов, перехватывая плечо Дамира и придерживая его на полном ходу.
Тот, свирепо глядя на Кропотина, попытался оттеснить Влада, но с таким же успехом он мог упираться в скалу.
— А ты что лэзешь? — рявкнул Дамир и сделал резкое движение, в то время как Винни взмахнул дынеобразным кулаком, и…
…вероятно, никто из них просто не успел понять, что произошло. Но только Дамир полетел в направлении танцплощадки и вбуравился бритой головой в ноги танцующих, а Винни что-то нечленораздельно булькнул — после короткого, без замаха, неуловимого тычка Влада перед глазами у него выросла звонко пульсирующая белая стена боли, — и неловко свалился под столик.
Подошедшая было с самыми решительными лицами охрана — коллеги Дамира и Винни — узнала Свиридова и вместо того, чтобы со скандалом выкинуть из клуба, приветствовала его почтительными кивками и улыбками.
— Пойдем отсюда, — сказал Свиридов, — вечер испорчен.
…Дамир медленно полз среди множества ног танцующих посетителей «Полишинеля», оставляя за собой кровавую полосу из разбитого носа и губ, и хрипел:
— Где эти с-суки?
— Пойдем, — повторил Влад оцепеневшим Илье и Диме Кропотину.
Но едва они успели дойти до машины, как из огромных дверей толстого тонированного стекла буквально вынесло, выметнуло потоком ярости черноволосого приземистого человека со звериным белозубым оскалом на окровавленном лице.
В руке у него был пистолет.
— Ох, бля! — простонал Илья, ныряя в машину, и в ту же секунду выстрел разбил верхний левый угол лобового стекла.
Больше Дамиру выстрелить не дали. Подбежали два охранника, мягко, но решительно отобрали у него пистолет и, приобняв за плечи, попытались увести в клуб, что-то быстро и сбивчиво говоря в оба уха одновременно. В этот момент подошел Свиридов.
— Ты, Робин Гуд недоделанный, — холодно проговорил он, — мало тебе того, что получил в клубе?
Хочешь, чтобы я тебе еще здесь добавил?
— Я тэбя… — завел свою злобную, но крайне однообразную пластинку тот, но потом, очевидно, осознав, что ему говорят его друзья, несколько поостыл и взглянул на Влада хоть и угрюмо, но скорее с опаской, чем с вызовом.
— Молодец, — отозвался Свиридов. — Ты замолчал вовремя. Присмотрите за ним, ребята, а то он еще неоперившийся, горрячий.., такие простые удары пропускает.
Вернувшись к машине, он нашел брата и Кропотина в тягостном молчании. Илья думал о том, что произошло: он никак не мог поверить, что его бывший одноклассник и старый друг Дима Кропотин сумел вырубить двух здоровенных громил из церетелиевской охраны.
Лишь когда они выехали на пустынный ночной проспект Чернышевского, Илья решился наконец задать озадачивший его вопрос:
— Слушай, Диман, а как так вышло, что ты.., так вот с этими Дамиром и Винни?
— Чего ты на них вообще полез? — угрюмо спросил Влад, которому, очевидно, экзекуция собственных коллег по работе доставила мало удовольствия.
— А как не полезть? — пожал плечами Кропотин. — Этот Дамир на пару с Винни сломали дверь, так хотели нас видеть, а потом Дамир подошел к Илье, сказал что-то про Леру и Симонова. Ну а потом началась эта свистопляска. Меня они не заметили, потому как я сидел в кабинке с этой… Таней…
Сашей… Ксюшей… — Кропотин потер ладонью вспотевший лоб и договорил:
— В общем, забыл, черт с ней и ее блядским именем. Я взял ведро, в которое мусор кидают, выскочил, да и врезал этому Дамиру по башке. Подействовало.., он шагнул три шага на полусогнутых, а потом свалился возле самого выхода. А иначе я не знаю.., он на Илюху уже в третий раз замахивался.
— А Винников? — спросил Свиридов, пристально рассматривая Кропотина.
— А Винни совсем ошалел — то ли удивился, что я Дамира так удачно, то ли еще что… В общем, пошел он на меня как-то замедленно, ну, я и швырнул в него этим ведром, да так круто, что оно шарахнуло ему прямо в лоб и отлетело через его голову к двери, обратно к Дамиру. Винни упал, а я для верности ему еще разик. Сам не поверил, что все так удачно прошло.
— Ас чего они вообще на нас бросились, как бык-антикоммунист на красный флаг? — задумчиво проговорил Илья. — Не из-за Лерки же, в самом деле? Да еще Симонова сюда приплели.
Влад пригладил ладонью растрепавшиеся волосы, и в его памяти неожиданно для него самого отчетливо всплыла фраза, брошенная прошлым вечером покойным Пашей Симоновым; "Они все хотят моей смерти.., и Шалавыч, и даже Перевийченко.
Все. Они думают, что это я подослан…"
Глава 3КРОВЬ ДИМЫ КРОПОТИНА
В иммунологический центр профессора Монахова пошли на следующий день с утра. Встретились прямо у дверей серого трехэтажного здания, где располагалось это ставшее зловещим учреждение, и Свиридов решительно потянул облезлую бронзовую ручку массивной двери.
Они прошли длинным коридором и поднялись на второй этаж, где, собственно, и располагалась искомая лаборатория, в которой уже был результат — инфицированы они или нет.
Нет смысла долго описывать процедуру оглашения результатов. Достаточно сказать, что оказавшиеся чистыми и нетронутыми ВИЧ-инфекцией братья Свиридовы почти полчаса ждали, когда из кабинета выйдет приглашенный туда последним Кропотин.
Илья откровенно нервничал, а Владимир переругивался с кем-то на работе по мобильнику.
Наконец Кропотин показался — невозмутимо спокойный, сдержанный, хотя и с пепельно-серыми окаменевшими губами и сощуренными глазами, которые он упорно прятал, оцепенело уставив в пол застывший взгляд.
— Плохо, — коротко сказал он, отвечая на немой вопрос в глазах Влада и Ильи. — Сказали прийти на следующей неделе. Примет лично Монахов.
Илья выпалил головокружительное ругательство, а более сдержанный Владимир только покачал головой и хлопнул Диму по плечу:
— Не торопись, Диман. Бывают ошибки. А если даже это не ошибка, то…
— ..то это не ошибка, а самый настоящий СПИД, — спокойно прервал его Дима. — Ладно, пошли отсюда, тут больше нечего делать.
— Это все она, — пробормотал Илья, — она, эта сука… Она знала, что больна, и все равно молчала, и вот теперь.., какая падла! Я сейчас пойду к этой твари и…
— Ты это все о Лере? — перебил Кропотин. — Зря ты так. Я сам виноват. В конце концов, может, это и не она. Может, это самое.., меня заразили в армии, когда делали инъекции…
Он запнулся и, как-то странно посмотрев на друзей, почесал в затылке. Илья, всецело захваченный мыслью о Лере, не обратил внимания на эту странную срезку Димы, зато Влад даже остановился.
— Какие еще инъекции? — медленно спросил он.
— Откуда мне знать? — быстро ответил Кропотин. — Что положено, то и делали. Вот я и говорю, что не исключено… Может, Лера вовсе ни при чем.
Свиридов покосился на него, и проговорил довольно резко:
— А Паша Симонов, он что, тоже в армии?
Кропотин ничего не ответил, погрузившись в собственные мысли, наверняка не самые приятные.
Так же молча они вышли из корпуса и медленно побрели по асфальтовой дорожке, зачем-то посыпанной крупным речным леском.
У самых ворот клинического городка, в котором располагался монаховский иммунологический центр, Влад остановился.
— Никому ни слова, — негромко произнес он, — возможно, это ошибка. И еще.., персонально тебе, Илья. Не смей вообще приближаться к Лере. Тем более что-либо ей говорить. Вот так. Я сам займусь этим делом. Тем более что оно связано с убийством моего друга… Симонова.
Весь день Свиридов размышлял над тем, что происходило в последние дни. Как будто бы лично его ничто не касалось, но в то же самое время нельзя было сказать, что он совершенно в стороне от событий.
И этот Кропотин. Старый друг брата, никогда ранее не заподозренный в приличном умении драться. А вчера он вырубил не кого-нибудь, а парней из охраны Церетели. Где же он служил?
А Церетели припомнил-таки Владу вчерашнее происшествие в клубе «Полишинель».
— Справился с малэнькими, да? — хмуро сказал он. — Они тебя просто нэ узнали, а ты…
— Маленькие? — отозвался Влад. — Да они моего брата чуть не убили.
— Брата? — переспросил Церетели и похлопал крошечными глазками. — А, ну-ну, — как-то странно произнес он и больше о Дамире и Винни не заговаривал.
* * *
Через пять дней Кропотин снова отправился в иммунологический центр профессора Монахова. Его сопровождал Илья.Нет ни малейшей необходимости говорить о том, как прошли эти несколько дней для Димы. Сказать, что он шарахался от людей и старался как можно меньше попадаться на глаза друзьям и даже матери, — значит ничего не сказать. Теперь он прекрасно понял, как чувствовали себя прокаженные, которым в средние века надевали на голову мешок с прорезями для глаз и вешали на шею колокольчик, чтобы люди обходили больного стороной.
И еще — он прекрасно помнил, как вздрогнула ладонь Ильи Свиридова, когда ее коснулась рука человека, который уже сам начал считать себя проклятым. Его, Дмитрия Кропотина, рука.
Кропотина ждали. Когда он прошел в кабинет, где ему за несколько дней до того сообщили неутешительные результаты анализов его тест-проб на ВИЧ-инфекцию, негромко беседовавший с какой-то раскормленной теткой пожилой врач так и подскочил на месте, увидев Диму:
— Если не ошибаюсь, Кропотин?
— Да, это я.
— Пройдемте со мной. Одну минуту, Марь Сергевна, только сдам молодого человека Михаилу Иннокентьевичу и тотчас вернусь к вам.
Слово «сдам» Кропотину определенно не понравилось.
Почтенный эскулап провел Диму длиннейшим коридором, время от времени критически осматривая посетителя и что-то сдавленно бормоча под нос.
Непонятно отчего, но это вселило надежду, что произошла ошибка.., впрочем, о чем это он? Если бы он был чист, какой прок всем этим докторам водить его по кабинетам, делать анализы и смотреть на него с тем оскорбительным интересом, с которым путешественник Пржевальский, должно быть, смотрел на лошадь имени себя, любимого.
Профессор Монахов, оказавшийся высоким седым сухощавым мужчиной средних лет, сидел перед монитором компьютера и напряженно смотрел на экран в тот момент, когда вошли Кропотин и его сопровождающий. Диму удивило, что почтенный ученый работал с компьютером — в его сознании компьютер ассоциировался только с молодым поколением, а если и мог применяться в медицинской науке, то лишь за границей.
Российская медицина оставалась для Кропотина медициной градусников, грелок, капельниц, аспирина, амбаловидных санитаров для буйнопомешанных и слабительного для страдающих запором старушек.
— Я же просил вас, Василий Ипатьевич, не мешать мне, когда… — Внезапно Монахов прервал свою полную сдержанного раздражения тираду и обернулся. Увидев Кропотина, коротко спросил:
— Это тот самый?
— Да, Михал Иннокентьич, — почтительно ответил пожилой доктор.
— Прекрасно. Оставьте его здесь и можете идти, Василий Ипатьевич.
— Угу.., понял, Михал Иннокентьич, — ответил тот и вышел, едва ли не пятясь, синхронно при этом раскланиваясь.
После того как дверь за доктором, приведшим Диму в кабинет профессора, закрылась, цепкий взгляд Монахова переместился на нового пациента, все еще стоявшего в дверях, и кивнул ему на кушетку возле рабочего стола и компьютера.
— Садитесь, прошу вас, — проговорил профессор. — Вот сюда, пожалуйста. Кропотин Дмитрий Владимирович, правильно? — спокойным и доброжелательным тоном спросил Монахов.
— Да.
— Так вот, Дмитрий Владимирович, интересная получается штука. Василий Ипатьевич доводил до вашего сведения результаты ваших тест-проб на ВИЧ, но они показались ему настолько странными и необычными, скажем так, что он поспешил передать их мне. Не буду вдаваться в малоинтересные медицинские подробности, которые к тому же будут вам непонятны. Дело в том, что в вашей крови, несомненно, есть возбудитель заболевания, которое газетные борзописцы давно уже прозвали чумой двадцатого века. И мое дело — или скажем, в том числе мое дело, — чтобы эта чума не стала еще и чумой двадцать первого века. Но это так, лирическое отступление. Итак, Дмитрий Владимирович, в вашей крови, несомненно, есть вирус СПИДа. Но…
— Но… — невольно повторил Кропотин.
— Но, я бы сказал, состояние, вирулентность, арезистентный статус данного возбудителя представляет нечто новое в истории этого заболевания.., н-да, это нечто латентное, даже в некоторой степени апокрифическое. Я давно имею с ним дело, и я привык ко всем формам и проявлениям СПИДа, мои методы лечения получили европейскую известность, но, скажу вам честно, то, что я увидел у вас, поставило меня в тупик. И если вам не сложно.., я понимаю, с этической, да и с психологической точки зрения это не самый адекватный модус, но прошу понять меня правильно…
Профессор поднял глаза на озадаченное лицо Кропотина, на котором было написано, что понять Монахова правильно при задействовании подобного лексикона попросту невозможно.
Профессор снял очки, откашлялся и произнес:
— Одним словом, я прошу вас сдать тест-пробы повторно. И еще… — Михаил Иннокентьевич взял Кропотина за руку и, глядя прямо в глаза, четко выговорил:
— Вам не стоит отчаиваться, молодой человек. Не исключено, что результаты анализов будут вызывать куда больше поводов для оптимизма, нежели то, что мы имеем в настоящий момент. Еще раз повторяю, если при повторном исследовании подтвердится одна моя мысль, то.., иначе чем феноменом вас не назовешь. Вот вам талон на посещение послезавтра, двадцать восьмого июня, можете прийти в любое время с девяти до восемнадцати тридцати.
Хорошо?
Кропотин ничего не сказал, только быстро кивнул. Эта по одному слову профессора Монахова возродившаяся из пепла, как птица Феникс, надежда наполнила его теплом и какой-то по-детски светлой жаждой жизни. Такое ощущение испытывают при приеме кокаина, но в данный момент эмоции заменили собой дорогостоящий наркотик.
Эмоции, стоящие еще дороже.
В тот же день Кропотин на радостях устроился на работу (из «Аякса» ему по дружескому совету Свиридова пришлось уйти после происшествия в ночном клубе «Полишинель» во вневедомственную охрану с начальной ставкой в триста пятьдесят рублей, втрое меньше, чем он получал в «Аяксе») и вечером набрался в каком-то дешевом кафе так основательно, что наутро едва мог вспомнить, куда он, собственно, поступил на работу.
Надо ли говорить, что в кафе он был не один.
…Двадцать девятое число должно было стать решающим. Пожилой доктор, которого Монахов называл, кажется, Василием Ипатьевичем, при появлении Кропотина подскочил на месте еще бодрее, чем в предыдущее посещение Димы, и тут же повел его к профессору.
— Он сказал мне, как только вы придете, так сразу.., к нему. — Он перевел дыхание и добавил почти шепотом:
— Он говорил, что за его тридцатилетнюю карьеру такого еще не было.
Монахов в самом деле очень ждал Кропотина.
При его появлении он, забыв про свое профессорское достоинство, выскочил из-за стола и стремительными дробными шагами приблизился к Диме.
Положил руку ему на плечо и кивнул пожилому врачу:
— Благодарю, Василий Ипатьевич. Садитесь… гм… Дмитрий Владимире.., э-э-э… Дима. Я буду называть вас так, это ничего?
— Д-да.
— Вот и замечательно. Да вы садитесь, что вы стоя-то… — проговорил он, сам не выражая, впрочем, ни малейшего желания снова сесть на стул.